Текст книги "Опасная любовь"
Автор книги: Николай Новиков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)
Пришлось немало потрудиться над своей внешностью, достав с антресолей заветный чемоданчик с реквизитом, накопленным за долгие года. Пока он занимался этим перед зеркалом в ванной, Олег ждал его в комнате, и потом, увидев перед собой опустившегося старикашку, округлил глаза, не веря, что перед ним Аристарх.
– Высший класс! – восхищенно сказал он. – Самый высший. Ты настоящий профессионал, Арик.
Он был профессионалом театра. Но сейчас брел по пустынной дорожке парка, держа в левой руке бутылку с пивом, а правой стискивая в кармане плаща пистолет с глушителем. Тяжелая игрушка, на рукоятке – деревянные щечки, на левой – глубокая царапина. Аристарх час, наверное, стрелял из него в подземном тире на даче приятеля Олега. Хорошо бьет.
Аристарх снова посмотрел на часы. Через минуту-другую в поле зрения появится мужик, правая рука паскудного Степана Петровича. Все просчитано до секунд. Сначала – выстрел в пса, потом – в хозяина. И бегом к шоссе, там троллейбусная и автобусная остановки. Старик в замызганном плаще едет в сторону нового жилого массива, а потом симпатичный, но ничем не выделяющийся молодой человек в короткой куртке едет в обратном направлении к метро. Куртка – под плащом. Сам плащ, как и весь грим, будет лежать в сумке. И бутылка из-под пива, с отпечатками пальцев – тоже будет в сумке. Никаких следов не должно остаться.
Сердце бешено колотилось в груди.
А настроение менялось с каждым шагом, как будто не один, а два Аристарха в одном теле брели по узкой дорожке безлюдного парка в этот дождливый вечер.
Шаг – и в памяти взрывались кошмарные видения: Ирка на далеком острове с толстым, обрюзгшим, похотливым мужиком, который лапает ее, раздевает, сам раздевается, а ей, наверное, хочется плеваться от омерзения, да нельзя, и она глупо улыбается… Жалкая, беззащитная, глупая Ирка… Прав Олег, их нужно стрелять!
Еще один шаг. Но он должен выстрелить в человека. Лишить его жизни, а это – страшный грех. Пусть это бандит, плохой человек, ему лично он ничего плохого не сделал. Если оскорбил Олега, надругался над его женой – пусть бы сам Олег и разбирался с ним. Он-то, Аристарх, при чем здесь? Как же он согласился на такое – выстрелить в человека, с которым до этого ни разу не встречался?
Еще один шаг. Олег все продумал, все объяснил. Этот выстрел – не только в того, кто бежит по дорожке навстречу, но и в подлого Степана Петровича. Который после этого вряд ли вспомнит об Ирке, вряд ли станет ее преследовать, у него серьезные проблемы возникнут. Вот тогда и наступит его черед. Да, этого вечернего бегуна Аристарх не знает, но только так, выстрелив сейчас, сможет защитить себя и Ирку в будущем, в скором будущем, когда она вернется в Москву. Только так доберется до самого Степана Петровича.
Еще один шаг… Живой, здоровый мужчина бежит по дорожке, думает о том, как после пробежки вернется домой, может быть, уложит спать детей, поцелует жену, ляжет с ней в постель… Догадывается ли он, что никогда уже не сделает этого? Потому что навстречу идет Аристарх, сжимая в кармане рукоятку пистолета… Как страшно думать об этом! Это не театр, не театр!
Он неожиданно возник из-за поворота метрах в семи. Бежал неторопливо, тяжело дыша. В метре впереди ленивыми прыжками мчался огромный черный пес. Аристарх выдернул из кармана пистолет. Пес остановился, упершись передними лапами в землю. Почувствовал опасность. Вероятно, в следующее мгновение он бы прыгнул вперед, но Аристарх нажал на спусковой крючок. Раз, другой, третий. Три негромких шлепка, и пес ткнулся мордой в землю, задергался в предсмертных судорогах.
Аристарх поднял пистолет выше, сделал шаг вперед, оставив в стороне издыхающего пса.
– Стоять, – приказал он. – Одно движение – и тебе конец.
Это было нарушением всех инструкций. Стрелять нужно было сразу, пять, шесть выстрелов в грудь, и, если на мужике пуленепробиваемый жилет, контрольный выстрел – в голову. Аристарх должен был уже сделать это и бежать по парку к шоссе, к автобусной остановке.
Радик замер, чуть наклонившись вперед, как будто всеми силами стремился к врагу, уничтожить, смешать с землей за гибель любимого пса, но невидимые путы не пускали. Дико вращая зрачками, он уставился на черный пистолет в руке Аристарха. Радик слишком хорошо знал, что это такое, сам не раз бывал в роли своего теперешнего палача. Только в фильмах, самых глупых, супермены бросаются в сторону, или на противника, в немыслимых прыжках выбивают пистолет и одерживают очередную победу. На самом деле так не бывает. Малейшее неосторожное движение, даже мысль о нем – и палец, уже нажимающий на спусковой крючок, дернется, не оставляя ни единого шанса выжить.
– Что ты хочешь, старик? Деньги? Я дам тебе много денег, сколько хочешь, столько и дам. В два… в три раза больше, чем обещали тебе люди, которые послали. В десять раз больше! Клянусь, ты получишь их, даже спрашивать ни о чем не буду. Сейчас расписку дам, привяжи меня…
– Нет, – изменив голос, сказал Аристарх. – Я должен убить тебя. И за это не возьму ни копейки. Но я не могу это сделать. Поэтому слушай меня внимательно. Я выстрелю мимо, а ты упадешь на землю и будешь лежать до тех пор, пока я не уйду.
– Кто тебя послал? – хрипло спросил Радик, чувствуя неуверенность убийцы. – Скажи, я тебе дам…
– Еще одно слово, и я стреляю в тебя, – резко сказал Аристарх. – Повторяю, и это последнее мое условие. Я выстрелю в сторону. Ты мгновенно падаешь на землю. И не вздумай поднять голову. Не упадешь, второй выстрел будет в тебя. И третий, и четвертый. Десять минут лежи, не двигаясь, если хочешь жить. Я не шучу. Отлично понимаю, с кем имею дело. – Он качнул дулом пистолета и выстрелил в сторону.
Радик мешком плюхнулся на дорожку, уткнувшись носом в сырую прошлогоднюю листву. Аристарх, не спуская с него глаз, попятился в сторону шоссе. Вспомнил, что в левой руке – пивная бутылка, вылил остатки жидкости на землю, сунул бутылку в сумку. Теперь уже метров десять отделяло его от трупа собаки и чудом оставшегося в живых бандита. Аристарх повернулся и со всех ног ринулся к шоссе.
Радик поднял голову, заскрипел зубами. Ишак вонючий, даже выстрелить не смог! Зачем тогда взялся за это дело? Абрека убил… Теперь думает, уйдет? Не понимает – он труп! Десять минут? Через десять минут он будет валяться в кювете с простреленной башкой! Радик приподнялся на локтях, готовясь вскочить на ноги.
Валет беззвучно матерился, наблюдая за происходящим в бинокль ночного видения. В другой руке он сжимал пистолет с глушителем. Что за хренотень там творилась? Он ничего не понимал. Собака убита. Потом упал хозяин. Исполнитель, которого должен был подстраховать Валет, помчался в сторону. А «убитый» поднял вдруг голову, посмотрел ему вслед и, кажется, вознамерился догнать своего обидчика. Валет замер, прицеливаясь, готов был уже выстрелить, но здоровяк снова ткнулся носом в землю и больше не пытался поднять голову.
Что все это значит? Киллер лопухнулся, промазал с трех метров? Непохоже, собаку он уложил без проблем. Подстреленный в агонии поднял голову, прежде чем отбросить копыта? Да хрен его знает! Лежит, не шевелится.
Держа пистолет наготове, Валет осторожно приблизился к Радику. Тот не подавал признаков жизни. Валет включил миниатюрный фонарик, желтое пятно размером с кулак заплясало на голове лежащего. Вот это дела! На голове с левой стороны чернела вмятина, темное пятно крови расплывалось на земле…
Валет подошел ближе, толкнул ногой тело. С такими ранами голову не поднимают! Это же – мгновенная смерть! Но почему? Он ведь был жив после того, как киллер ушел! Кто?!
Ужас обуял душу Валета. Почудилось, и его голова сейчас на прицеле, в любое мгновение невидимый палец нажмет на спусковой крючок, и он, Валет, ляжет рядом… Он попятился, судорожно озираясь, потом со всех ног ринулся к пустынной аллее, где в машине ждал его Керосин, ставший на время Буфетом.
Керосин стоял возле машины, облокотившись на крышу. Услышав треск сучьев под ногами Валета, он с ловкостью, непостижимой для его габаритов, прыгнул за руль, предусмотрительно распахнул другую дверцу.
– Гони! – крикнул Валет, влетая в машину. – Гони, кому говорят… твою мать!
Машина стремительно рванулась с места.
– Облом? – с тревогой спросил Керосин.
– Нормально, – задыхаясь, кивнул Валет. – Дело сделано. Теперь главное – рвать когти! Ты можешь быстрее ехать? Задержался я там, вот-вот телохранитель побежит за хозяином, а потом всех боевиков на ноги поднимет. У них же радиотелефоны.
– Мы уже далеко уехали. Сейчас вырвемся из парка, а там пару поворотов и мы на шоссе. Пусть поднимает боевиков, не будут же они все машины проверять. А пока менты прикатят, мы уже далеко отсюда будем. Ну, молодец, Валет. Класс! – Он достал из бардачка бутылку кристалловской «Московской», протянул Валету. – На-ка, хлебни, успокойся и ни о чем не думай.
– Меньше болтай, дави на газ! – злобно прошипел Валет, дрожащими пальцами скручивая пробку.
– Я же сказал, ни о чем не думай. Теперь моя работа.
Валет жадно хлебал из горлышка водку и даже не чувствовал ее вкуса. Животный, обжигающий душу страх как будто выключил все другие чувства. Водка струилась по подбородку, капала на куртку и джинсы – он не замечал этого.
И лишь когда они подъехали к центру, Валет немного успокоился и понял, что его так напугало. Он же отлично видел в бинокль, как киллер выстрелил в грудь мужику. Не выше! А потом сдернул оттуда. Или плохо стрелял, или вообще не хотел убивать, они еще о чем-то говорили перед этим, но мужик после выстрела был жив. Кто-то третий уложил его!
Сколько же их было в этом парке? Ну, Петр Яковлевич, организовал облаву, это пострашнее бронетранспортеров на улице! И ведь не иначе крутого чувака убрали. И он, Валет, знает заказчика. Теперь его могут убрать. Запросто. Или, еще хуже, выдать боевикам убитого. При таком солидном размахе он же просто пешка, которая слишком много знает.
Значит, Петр Яковлевич, Валет должен подстраховать себя. Обязан это сделать, если он не лопух. Договаривались доверять друг другу, но в таких делах доверия нет. Речь идет о жизни. Он сделает это. И, если почувствует, что Петр Яковлевич решил избавиться от свидетеля, скажет, что так поступать опасно. И это действительно будет опасно для Петра Яковлевича.
Нигилист беспокойно бродил по комнате, время от времени прикладываясь к высокому фужеру с ледяной водкой. Сегодня в ней не было апельсинового сока. На журнальном столике рядом с телефоном стояла пепельница, полная окурков. Там же лежала черная пластиковая коробочка размером с конфетную.
Услышав телефонный звонок, Нигилист торопливо сел в кресло, закурил новую сигарету и, глубоко вздохнув, снял трубку. Номер не определился, значит, звонили из автомата. Они.
– Я слушаю вас, – недовольным голосом сказал он.
– Петр Яковлевич, вы дома? – раздался в трубке отчетливый хриплый голос с едва заметным акцентом.
– Нет, я в бане. С кем имею честь разговаривать?
– Это неважно. Петр Яковлевич, мы вас уважаем, но обстоятельства вынуждают нас отнять у вас пару минут. Пожалуйста, не бросайте трубку, дело очень серьезное.
– Пару минут, не более, – категорично сказал Нигилист. – У меня тоже серьезные дела, я бы хотел управиться с ними сегодня.
– Спасибо, Петр Яковлевич. Скажите, а ваш телохранитель, Олег Ратковский, сейчас дома?
– Да.
– Пожалуйста, дайте ему трубку.
Нигилист беззвучно усмехнулся и громко крикнул в пустоту комнаты, одновременно нажимая кнопку на черной коробке:
– Олег! Возьми трубку! – и нажал еще одну кнопку на коробке.
– Да, – раздался в трубке голос Ратковского.
– Мы говорим с господином Олегом Ратковским?
– Да. Что вам нужно?
– Ничего, спасибо, господин Ратковский. Але, Петр Яковлевич, вы слушаете?
– Может, вы объясните наконец, что все это значит? – раздраженно сказал Нигилист, нажимая еще одну кнопку на черной коробке.
– Конечно, Петр Яковлевич. Случилась трагедия. Только что был убит ваш коллега и наш друг Радик Назимов. Мы бы хотели знать, кто это сделал.
– Сволочи! – не сдержался Нигилист. – Зачем, кому он мешал? А вы подумали, что это сделал я или мой телохранитель? Понимаю, все знали, что мы с Назимовым были, мягко выражаясь, не друзьями. Я сейчас же подключу свою службу безопасности. Этих подлецов нужно немедленно найти.
– Найдем. Но ведь вы действительно были противником Радика, Петр Яковлевич. А в последние дни отношения между вами усложнились.
– Вы не владеете информацией, дорогой, – жестко сказал Нигилист. – Да, у нас были сложности. О причинах вы можете и без меня узнать. Но именно в последние дни отношение мое к Назимову изменилось. И это вы можете узнать, если спросите тех, кто близко знал его.
– Мы знаем, что он был зол на вас.
– Да, и если бы убили меня, виновник был бы ясен. А вот я не только не злился на него, напротив, сочувствовал.
– Пожалуйста, объясните подробнее. Это последняя просьба.
– Я случайно узнал, что между Назимовым и моей бывшей женой ничего не было. Ни-че-го. Даже больше, она его заставила на коленях уползать из квартиры. Между тем сам Назимов всех уверял, что он все сделал, как и подобает мужчине. И я так думал, бывшая жена ничего не сказала мне, из-за этого мы развелись. Но теперь, когда я дал понять ему, что все знаю и больше не таю на него обиды, он сам обиделся на меня. Испугался, что всем расскажу о его позоре. Это вы можете проверить своими силами.
– Проверим. Спасибо, Петр Яковлевич, извините за беспокойство.
Нигилист набрал домашний номер начальника службы безопасности, коротко сказал, не здороваясь:
– Игорь Васильевич, у нас ЧП. Только что мне позвонили и сообщили о том, что убит господин Назимов.
– Черт возьми!..
– Сейчас не время для эмоций. Срочно выезжайте в офис, усильте охрану. Одного человека – в мой подъезд. Немедленно свяжитесь со Степаном Петровичем в Кемерове, сообщите о случившемся. Мое мнение – ему следует немедленно вылетать в Москву. Самым первым самолетом. Назимов хоть и был нашим сотрудником, но имеет связи с другой мощной группировкой своих земляков. Не исключено, что они захотят свалить это убийство на нас. Позвоните Уральцеву. Будет расследование, возможно – проверка всей финансовой деятельности. Пусть подготовится.
– Понял, Петр Яковлевич. Я знаю ребят Назимова, сейчас позвоню им, выясню настроение. Ну и… все остальное, конечно. Надо же такому случиться, мать их за ногу! Только-только собрался лечь спать!..
– Если потребуется наша помощь, выделите людей. И обо всем немедленно докладывать мне.
Нигилист положил трубку и замер, еще раз просчитывая в уме сложную, рискованную комбинацию. Пока все получалось именно так, как он задумал. И реакция на событие была именно такой, какую он предвидел. И горилла, которая в прошлом году нагло требовала отдать ей Наташу, уничтожена! Так и должно быть, никто не может безнаказанно оскорбить Петра Яковлевича Нигилиста, никто! Сигарета обожгла толстые, поросшие рыжими волосами пальцы. Нигилист вздрогнул, яростно раздавил окурок в пепельнице, допил свой фужер и вскочил на ноги. Все, все будет, как он задумал, все! Петр Яковлевич истерически захохотал, кривляясь и подпрыгивая в жутком танце сумасшествия, а потом вдруг почувствовал острейшее возбуждение и упал на диван. Эротические конвульсии сотрясали короткое туловище, дрожащие пальцы тискали мягкий велюр в яростном желании достигнуть удовлетворения.
Когда Олег Ратковский неслышно вошел в комнату, Нигилист принимал душ.
– Петр Яковлевич, все нормально? – подойдя к двери ванной, негромко спросил Ратковский.
– Лучше не бывает, – ответил Нигилист. – Извини, я тут смываю прошлую грязь, подожди, пожалуйста.
Через минуту, облачившись в длинный махровый халат, он вошел в комнату, на ходу вытирая голову полотенцем.
– Спасибо, Олег. Ты честно заработал свой гонорар. Я уже знаю, что все получилось, как мы задумали.
– Они звонили?
– Похоже, сразу после того, как нашли его. Удивились, что я дома захотели поговорить с моим телохранителем…
– Ну и?..
– Поговорили. – Нигилист показал на черную коробочку рядом с телефоном. – Услышали твой сердитый вопрос: что хотите, и снова переключились на меня. Расскажи, как было дело. Что наш артист? Он выполнил свой долг?
– Нет, пришлось мне подстраховывать его. Артист что-то сказал ему, уложил на землю и убежал. Вряд ли ему удалось бы уйти, если б не я.
– А Валет?
– Ситуация была сложной, я думаю, он просто не знал, что делать. А когда решился, все уже было сделано. Нельзя было надеяться на Валета, если б он чуть промедлил, дал возможность Радику вскочить на ноги и броситься за артистом, что вполне могло случиться, потом было бы очень сложно. Еле удержался, чтобы не засадить пулю и ему в лоб, – усмехнулся Ратковский.
– Рано еще, ты же сам понимаешь. Придет время, подумаем, казнить или миловать.
– Вы не боитесь, что он предаст нас?
– Нет, не боюсь. Он не дурак и прекрасно понимает, что после этого жить ему останется в лучшем случае – сутки. Его единственная надежда – я, а единственный способ выжить – держать язык за зубами.
– А как быть с артистом?
– Налей себе водки, выпей, – сказал Нигилист, присаживаясь на диван, где пятнадцать минут назад он, закрыв глаза и представляя Наташу, утолял свою страсть. – Я догадывался, что артиста в последний момент подведут нервы, они все такие, на сцене – гром и молния, а в реальной сложной ситуации – хлипкий дождичек. Значит, расклад полностью в нашу пользу?
– Полностью, – сказал Ратковский. Он тяжело опустился в кресло, наполнил фужер до краев, залпом выпил, поморщился, закурил сигарету. – Погода дрянная, но следы все же останутся и с одной стороны дорожки, и с другой. А пуля прилетела с третьей. А собака убита не из того оружия, что хозяин. Не завидую я следователям.
– Ты с артистом виделся?
– Да. Он уже снова стал симпатичным молодым человеком и стоял на остановке, ждал автобуса, чтобы ехать к метро. Я представился, как человек Олега, пригласил его в машину, подвез. Он был подавлен, говорил, что подвел Олега, не смог выстрелить. Я успокоил его, взял пистолет, пытался дать деньги, но он наотрез отказался. Считает, что если бы выстрелил, то сделал бы это не за деньги, а, так сказать, за идею. Ну а если не смог, так и говорить не о чем.
– Ничего… – усмехнулся Нигилист. – Найдем тему для разговора, от которой он вряд ли откажется.
39
Наташа и Андрей обедали на кухне. Наташа успела сварить борщ, пожарить антрекоты и картошку, сделать салат из яиц с печенью трески. Андрей, увидев накрытый стол, помрачнел. Если б даже она совсем не умела готовить, он бы отдал все за одну лишь возможность видеть ее здесь каждый день. Но она была еще и прекрасной хозяйкой…
– У меня точно такое же чувство, как в прошлом году, – сказал Андрей. – Когда я случайно заработал два миллиона и боялся, что вот-вот придут какие-то бандиты и отнимут их у меня. Но пришла ты в качестве представительницы древнейшей профессии из фирмы с поэтическим названием «Ландыш». И перевернула всю мою жизнь.
– Это был мой первый выход на работу, испытательный, и он оказался последним, – сказала Наташа. – Благодаря тебе, Андрей. Мне теперь даже представить себе страшно, что могло случиться, если б я попала к кому-нибудь другому.
– То же самое, – заверил ее Андрей. – Другой бы забыл обо всем на свете, тут же предложил тебе руку, сердце и все свое состояние. Перед тобой никто не может устоять. Но сейчас у меня такое чувство, какое было до твоего прихода. Что вот-вот ворвутся бандиты, или не бандиты, и не ворвутся, а чинно-благородно позвонят в дверь, но ограбят меня – точно.
– Потому что в прошлом году они все-таки пришли?
– И не смогли отнять деньги благодаря тебе, Наташа. А теперь моя самая большая драгоценность – это ты… – Андрей грустно улыбнулся и опустил голову.
Сегодня у него был творческий день, подразумевающий, что редактор сидит дома и правит рукопись очередного коммерческого романа, или работает в библиотеке, проверяя цитаты, сноски и даты. Ничем подобным Андрей не собирался заниматься, он просто сидел на кухне, смотрел на Наташу и никак не мог примириться с мыслью, что скоро опять потеряет ее.
– А я все думаю, если не Сергей, то кто же мог сказать Радику о кассете? Ирка вообще к телефону весь вечер не подходит… – задумчиво сказала Наташа.
– Они лежали в постели, когда ты звонила, репетировали… Везет же некоторым, живут, как люди, – невесело пошутил Андрей.
– Не надо, Андрюша, – тихо сказала Наташа. – Я и так неловко себя чувствую, прямо хоть поднимайся да уходи…
– Извини, я не хотел огорчать тебя. Что поделаешь, если нет сил забыть тебя, привыкнуть жить без тебя… Хорошо, не буду. Знаешь, Наташа, иногда я вспоминаю прожитые годы и вижу, что многое мне так и не довелось испытать. Например, групповой секс, чтобы много было красивых, юных, голых девушек, и я был молодой и беззаботный, и чтобы мог делать с любой из них все, что хочется, или сразу с двумя, тремя… Это называется оргией.
– Какие твои годы, Андрюша, – удивляясь столь необычным рассуждениям, сказала Наташа. – Еще все можно исправить. Вот я уйду, и устроишь здесь оргию.
– Да я вообще-то не о том. Просто, когда я был молодым и совсем не беззаботным, все было как-то натужно, сложно: любовь, ревность, муки всякие, глупые размолвки, обиды. А потом наоборот, все слишком просто: приходила женщина, изображала страсть и уходила. Одна, другая, третья… сотая – чем больше, тем скучнее было в постели. И вот появилась ты. Это и была моя оргия, о которой можно вспоминать до конца жизни.
– Андрюша! Что ты говоришь?
– Пожалуйста, не обижайся, я не в прямом смысле. Просто хотел образно выразиться, объяснить: ты – это самое яркое и самое сладостное событие в моей жизни. Но все так быстро кончилось, что я не успел насладиться, даже не успел понять, что это было. Лишь позже, когда ты ушла, понял: вот это и есть самое-самое, но уже кончилось. Грустно, правда?
И словно подтверждая его слова, мелодический звонок на двери сыграл печальную мелодию.
– Уже пришли, – покачал головой Андрей. – Надо же, как скоро!
– Ты думаешь, за мной? – спросила Наташа. – Если это Сергей, не впускай его, скажи, что меня нет дома.
Андрей кивнул и пошел к двери. Даже после налета грабителей в прошлом году он открывал дверь, не спрашивая, кто пришел. Но сейчас спросил. Потому что на кухне сидела Наташа и смотрела на него встревоженным взглядом.
– Это я, Павел Иванович, – раздался голос персонального водителя директора Наташи. Теперь уже, как знал Андрей, бывшего водителя бывшего директора.
– Добрый день, Павел Иванович, – осторожно сказал Андрей. – Что вас привело в эти края?
– Вы меня извините, конечно, Андрей, мне нужна Наташа. Я уже ездил на новую квартиру, но там сказали, что она теперь опять живет у вас.
– А зачем вам Наташа?
– Да не мне, начальство ее хочет видеть. Срочно. Так она есть или нету? А то придется искать по всему городу. Приказали во что бы то ни стало привезти ее, у них там экстренное совещание скоро начнется.
Наташа вышла в прихожую, утвердительно кивнула Андрею. Тот открыл дверь, посторонился, пропуская в квартиру Павла Ивановича, который, впрочем, не собирался входить.
– Наташа! Ну слава Богу, нашел тебя. Поехали в офис, Степан Петрович прилетел из командировки, срочное совещание собирает, хочет, чтобы и ты была.
– Зачем? – Наташа пожала плечами. – Радик отстранил меня от должности до своего особого распоряжения. Но теперь, если он и распорядится, я все равно не вернусь. Так что передайте, Павел Иванович, своему начальству, пусть совещается без меня.
– Погоди, Наташа, – нахмурился Андрей. – Уж не хотят ли они обвинить тебя в какой-нибудь растрате или еще в чем?
– Да нет, – замахал руками Павел Иванович. – А вы не знаете, что случилось? Самый настоящий ужас! Даже по телевизору говорят об этом. Вчера вечером убили Радика Ивановича.
– Не может быть! – вырвалось у Наташи.
– Убили, – горестно вздохнул Павел Иванович. – Застрелили в парке, он там бегал. И его, и собаку тоже. Черт-те что в Москве стало твориться, прямо жуть. Теперь Степан Петрович собирает срочное совещание.
– Да-а, – протянул Андрей. – «Земля была обильна, порядка ж нет, как нет…» Или, на современный манер: богатые тоже плачут не только в Мексике, но и у нас.
– Господи… бедный Радик… – прошептала Наташа, чувствуя искреннюю жалость к этому странному человеку. Теперь казалось, что в глубине души он был все-таки хорошим человеком, добрым, смешным, неуклюжим, но жизнь заставила его стать плохим – жестоким, страшным. И с Наташей во время их совместной работы он был настоящим Радиком, даже во время последнего разговора она не боялась его и потом втайне надеялась, что он позлится, позлится и снова пригласит ее работать директором в магазине на Сретенке, а она поупрямится для виду и согласится… Теперь его лишили жизни, лишили того, что делало его жестоким и страшным. Теперь он стал наконец самим собой… Но как печально думать об этом…
– Поехали, Наташа, – умоляюще посмотрел на нее Павел Иванович. – Мне сказано – без тебя не приезжать.
– Меня что, допрашивать будут? – спросила Наташа, возвращаясь к действительности.
– Может, они думают, что это ты его убила? – не на шутку встревожился Андрей. – Тогда поедем вместе, я подтвержу, что ты вчера весь вечер была здесь и никуда не выходила. Кстати, и Сергей твой звонил где-то около десяти, разговаривал с тобой.
– Я не знаю, – развел руками Павел Иванович. – Но, кажись, нет. Степан Петрович сказал: разыщи и привези мне Наташу, а потом поправился – Наталью Николаевну, сказал. Если б допрашивать или чего-то не так, он бы не стал поправляться, я так думаю.
– Хорошо, – сказала Наташа. – Я поеду и сама скажу им, чтобы оставили меня в покое.
– Я с тобой, – решительно заявил Андрей.
Это был не тот кабинет, в котором она разговаривала с Радиком о тонкостях современной российской экономики. Более просторный, с богатой мебелью, с белыми пузырчатыми шторами на окнах. За длинным полированным столом вполне могли разместиться человек двадцать, но сидели только двое: Нигилист и сухой старичок с темным морщинистым лицом, которого Наташа прежде не видела. За другим столом, приставленным к торцу первого, сидел Степан Петрович Шеваров. У него было усталое лицом с темными мешками под глазами. И не только у него. Заметно было, что все трое не спали эту ночь.
– Здравствуйте, – несмело сказала Наташа, останавливаясь у дальнего от Шеварова конца длинного стола.
Мгновение назад, идя по коридору, она была настроена решительно, готовилась дать отпор, если ее станут в чем-то обвинять или подозревать, но сейчас, войдя в кабинет, оробела.
– А вот и наша Наташа, – улыбнулся Шеваров. – Гений, так сказать, торгового дела. Садись, дорогая, поговорим. Да ты садись, не стесняйся, тут все свои. Нигилиста и меня ты знаешь, а это наш финансовый директор Аркадий Семенович Уральцев.
Старичок с морщинистым лицом приподнялся, чинно склонил голову, будто Наташа могла сомневаться, что речь идет о нем.
Наташа заколебалась, не зная, куда сесть. Рядом с Нигилистом не хотелось, а если напротив, он станет пялиться, уже несколько раз взглянул на нее своими водянистыми, близко посаженными глазами. Присела напротив, повернулась к Шеварову.
– Ты знаешь, какое горе у нас случилось, – бодрым голосом сказал Степан Петрович. – Мы потеряли твоего начальника, Радика Ивановича Назимова.
– Мне очень жаль, – тихо сказала Наташа, с напряжением ожидая, что будет дальше. Зачем они ее вообще пригласили?
– Всем нам жаль. Замечательный был работник, руководитель, такие кадры подобрал… Одна ты чего стоишь. Я тут посмотрел последнюю сводку по твоему магазину – чудеса, да и только. Жаль, жаль… Но что поделаешь, он ушел, а нам жить, решать свои проблемы.
«Чудеса, да и только» могло означать что угодно. И успех, и намек на попытку провернуть какую-то аферу. На всякий случай Наташа сказала:
– Вы, наверное, знаете, что Радик отстранил меня от работы. Я вообще хотела сегодня или завтра прийти и забрать свою трудовую книжку.
– Это нам известно, – кивнул Шеваров. – Знаем о ваших сложных отношениях, о причинах, так сказать, размолвки.
– Причина как раз и не в наших отношениях, а в других людях. Наши, чисто рабочие отношения были очень хорошими, – решительно сказала Наташа, понемногу осваиваясь в компании руководителей большого бизнеса. – Я не обиделась на Радика за то, что отстранил меня от работы.
Нигилист внимательно посмотрел на нее, но ничего не сказал. Аркадий Семенович тоже молчал.
– И об этом знаем, – вздохнул Шеваров. – Да что мы все вокруг да около. Ты, наверное, сидишь и думаешь, чего они от меня хотят, ведь так, а? Признавайся.
– Так…
– Мы все, руководство концерна «Сингапур», довольны твоей работой. Так сказать, молодец. И нам кажется, что ты снова должна работать у нас. Толковых и честных людей в торговле найти не так-то просто. Если толковый, значит, проходимец, а если честный, значит, бестолковый. Поэтому разбрасываться такими кадрами не следует.
– Вы хотите сказать… – подняла глаза Наташа.
– То, что я хочу сказать, еще никто, кроме меня, не знает. Я прошу тебя вернуться к нам… на место Радика Ивановича. Уверен, смогла один магазин поднять, сможешь руководить и сразу всеми.
– Я против, – резко сказал Нигилист. – Мы вели разговор о том, чтобы Наташа вернулась в магазин на прежнюю должность. Там она действительно проявила себя с лучшей стороны. Но работать на месте господина Назимова она вряд ли сможет.
– Видите ли, Степан Петрович, – прошамкал Аркадий Семенович, – мне тоже кажется, что рановато. Через годик-другой можно будет попробовать доверить ей руководство фирмой «Сингапур +». А пока, я думаю, следует просить Наталью Николаевну вернуться в магазин на Сретенке.
– Кроме того, – сказал Нигилист, – в силу определенных личных обстоятельств я не вижу возможности работать непосредственной с Наташей. Вы понимаете, о чем я.
– Спасибо, господа-товарищи, – стукнул ладонью по столу Шеваров. – Но решения здесь принимаю я. Демократический централизм у нас отменили вместе с партией. Так что, Наташа? Не обращай внимания, сработаешься с нашими ворчунами.
– Нет, – решительно сказала Наташа. – Спасибо вам, конечно, да только мне совсем не хочется здесь работать.
– Это еще что такое? – насупился Шеваров. – Тебе каждый день такие предложения делают?
– Нет, не делают. Просто не хочу, и все. Вы же понимаете, что если человек не хочет, пользы от него, как от козла молока. Ну и зачем вам такое?
– Степан Петрович, – прошамкал Уральцев. – Мы можем найти компромисс, чтобы все стороны остались довольны. Я предлагаю такое решение: просим Наталью Николаевну вернуться в магазин, а вопрос о ее назначении на должность руководителя фирмы «Сингапур +» откладываем на год. Можно даже записать, что через год она будет руководителем «Сингапура +», если магазин будет работать так же успешно, как и сейчас.
