Текст книги "Опасная любовь"
Автор книги: Николай Новиков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)
– Я не об этом хочу сказать, Радик Иванович. Речь идет о рекламе. Чтобы кинозвезда подчеркнула, что предпочитает носить вещи какой-то определенной фирмы, нужно огромные деньги заплатить. А мы делаем фотомонтаж и даже разрешения не спрашиваем. Если те, кого мы нарядим в нашу одежду, узнают об этом, могут в суд подать и вообще – скандал получится.
– Ну, не так уж это и страшно, – пожал плечами Игорь Сергеевич. – В теперешней неразберихе до суда вряд ли дело дойдет. Скорее всего, кинозвездам приятно будет, что в Москве их знают и любят, а нам – выгодно. Я согласен с Натальей Николаевной.
– Я тоже, – заявил Радик. – Слушай, Любовь Борисовна, если эту Шарону сфотографируют в трусах, она что, скажет: не надо эти трусы, я хочу другие рекламировать, да?
– Она ничего не скажет, просто запретит использовать свое изображение и компенсацию за моральный ущерб потребует.
– Кабельные халтурщики фильмы гонят днем и ночью – ни копейки не дают кинозвездам и кинофирмам, везде кассеты продают – никто ничего не платит Америке. Почему, если красиво оформлен магазин, мы должны платить? – удивился Радик. – А человек зашел – ему приятно смотреть. Мужик думает: слушай, хочу тоже костюм, как у Бельмондо, рубаху – как у Арнольда. Женщина подумает: хочу белье, как у Настасьи Кински, муж смотрел по видику, глаз оторвать не мог. Я надену такое – на меня будет смотреть! Правильно Наташа придумала. А если скандал будет – хорошо, пусть будет. Нам же лучше.
– Я тебе еще о рекламе говорила, – сказала Наташа. – Нужно, чтобы люди заинтересовались, решили хотя бы заглянуть к нам, а уж мы убедим их сделать покупки.
– Будет реклама. Приглашай в кабинет, поговорим конкретно про товар. Все остальное у тебя – замечательно, Наташа.
Любовь Борисовна пожала плечами, мол, я предупредила, будут неприятности – пеняйте на себя.
Рабочий день приближался к концу. Ушли строители, выполнив остававшуюся половину работы в три раза быстрее, чем первую, уехал Радик, вполне довольный директорством Наташи. Отправились по домам Любовь Борисовна и Игорь Сергеевич. Уже несколько раз заглядывал в кабинет водитель Павел Иванович, однако Наташа все никак не могла встать из-за стола. Вроде и дела все закончены, а ехать домой не хочется. Андрей обиделся, молчит, не разговаривает, холодно, неуютно дома…
В приоткрытую дверь заглянул охранник Валера.
– Наталья Николаевна, там какой-то мужик вас спрашивает. Я ему сказал, что рабочий день закончился, а он говорит, что хочет видеть вас. Пропустить?
– Пропусти, – устало сказала Наташа.
Она не успела подумать, кто бы это мог быть, как в кабинет стремительно вошел… Сергей! Вошел и остановился, как будто все силы потратил на то, чтобы добраться сюда. Все тот же джинсовый костюм был на нем, те же волнистые каштановые волосы, только теперь в них проблескивала седина и в движениях не было прежней легкости, непринужденности. Он сделал еще один шаг, неуверенный, к ее столу, улыбнулся – тоже неуверенно.
– Не прогоняй, Наташа…
Наташа посмотрела на него усталыми, красивыми глазами, покачала головой.
– Ты же знаешь, я не могу тебя прогнать.
– Я просто хотел тебя увидеть, совершенно безумное, невыносимое желание. Увидеть тебя, услышать…
– Я тоже этого хотела, Сережа, – грустно улыбнулась Наташа. – Я страшно перепугалась, когда бросила трубку. Подумала, а вдруг ты никогда больше не позвонишь, снова потеряешься в этом огромном городе…
Сергей перевел дух, придвинул кресло ближе к Наташе, сел.
– Какая ты красивая, Наташка. Такая же, как и была, невероятно красивая… Это что, твой кабинет?
– Ну, не только мой, тут еще и заместитель, и товаровед, это их кресла и тот, другой стол… Ты тоже совсем не изменился, Сережа. Как будто вчера мы с тобой расстались, так глупо все получилось…
Сергей потянулся, погладил ее руку, лежащую на колене, потом склонил голову, нежно коснулся губами сухой, смуглой ладони.
– А еще сильнее хотелось тебя поцеловать, Наташа, – сказал он шепотом.
– И мне тоже, – как в забытьи откликнулась Наташа. Но тут же спохватилась, отдернула ладонь. – Ох, нет, Сережа, нет, нет, у меня есть муж, я не могу.
– Чертовщина какая-то, – пробормотал Сергей, опуская голову. – Ну почему между нами все время кто-то стоит? Почему, Наташа? Твой муж, моя жена, какие-то деньги, проблемы? Ведь ясно же, что мы любим друг друга, мы созданы для того, чтобы жить вместе. А – не можем. Это несправедливо, это неправильно!
– Неправильно, если обманываешь человека, который делает тебе добро, если предаешь его, причиняешь зло, – сказала Наташа, думая об Андрее. – А то, что с нами происходит, наверно, судьба.
– Ты любишь меня, Наташка? С тех пор как мы расстались, не было дня, когда бы я не вспоминал о тебе. Ты снилась мне, такая красивая, такая… Знаешь, просыпаться не хотелось. А если мы расставались во сне, я плакал. Правда. Проснусь – подушка мокрая от слез. Но меня же убедили, что ты уехала, нет тебя здесь, в Москве. А где этот Гирей и где тебя там искать – я понятия не имел… Так и жил одними воспоминаниями.
– Да, я люблю тебя, Сережа. Я тоже все время думала о тебе, плакала не только во сне, но и наяву. Я люблю тебя, очень-очень люблю. Не хотела говорить об этом, но – сил больше нет скрывать, бояться, а вдруг ты воспользуешься моей слабостью и снова обманешь? Да, люблю… Тебя, только тебя.
– Тогда почему же…
– Не знаю.
– А я догадываюсь. Хочешь, скажу? Про меня – считай, что это шутка, про тебя – истинная правда. Мы оба красивые люди, Наташа, может быть, самая идеальная пара в мире, мы созданы друг для друга, но есть другие, которые хотят заполучить меня, тебя, у них деньги, большие возможности, они тащат нас в разные стороны, растаскивают, а мы к тому же сомневаемся, любим ли по-настоящему или это лишь игра? Когда мы будем верить, что не можем жить друг без друга, никто нас не разлучит. Наверное, так. А ты что думаешь?
– Наверное, так, – эхом повторила Наташа. Она поднялась из-за стола. – Пора ехать домой… Ты проводишь меня, Сережа?
– Конечно, – тихо сказал он, тоже поднимаясь.
Наташа сделала шаг вперед и оказалась прямо перед Сергеем. Она хотела сказать, чтобы он посторонился, пропустил ее, но вместо этого, неожиданно для себя, крепко обняла его, прижалась к нему всем своим дрожащим телом, простонала:
– Поцелуй меня… родной, любимый… Сереженька, я так устала без тебя…
19
– Ты что пьешь, Стас? Виски, коньяк или по-прежнему предпочитаешь водку? – Нигилист кивнул на журнальный столик, заставленный бутылками и банками с закуской.
Милицейский генерал поудобнее устроился в глубоком, мягком кресле, вытянул длинные ноги и посмотрел на хозяина насмешливыми серыми глазами.
– Я, Петя, остался верен старым комсомольским привычкам. Пусть эта новая шушера глушит виски, а мне налей водочки. Водяры, как говорят мои клиенты. Мне даже нравится теперь это настоящее русское слово: водяра! А?
– Слово русское, – согласился Нигилист, наполняя рюмки. – А водка шведская.
– Да, шведы мы, да, азиаты мы, – задумчиво сказал генерал, принимая рюмку и разглядывая прозрачную жидкость на свет, словно хотел визуально убедиться, что шведская водка лучше. – И это грустно, Петя. Ну, за что пьем?
– За добрый вечер, за встречу, – сказал Нигилист, протягивая свою рюмку.
– Хитер, черт, – усмехнулся генерал, чокнулся, выпил залпом, потянулся за маринованным огурчиком. – Хорошо пошла, умеют шведы… Как говорят мои клиенты: махнул стаканяру, классно пошла, гляжу, а моя Манька, сука, к Ваське жмется, думает, я косой, ни хрена не ботаю. Ну, я взял топор и обоих… Такой вот у нас народ бесшабашный.
– Это не народ, Стас, – сказал Нигилист. Он выпил половину рюмки, достал вилкой из стеклянной банки кусочек селедки, аккуратно положил в рот, вытер губы салфеткой. – Это пьянь и рвань, таких нужно каленым железом выжигать, что скоро и будет, я не сомневаюсь.
– Суровый ты мужик, Петя, всегда был суровым. Всех не выжжешь, потому что никто не знает, какая блажь взбредет ему в голову завтра. Сегодня – тихий, скромный бухгалтер, а завтра махнул стаканяру, и… Не угадаешь. А я смотрю, ты скромненько живешь, уровень чувствуется, но, как говорят у нас, излишеств не наблюдается. Что, туговато бизнес идет? Я вот одного никак не пойму, ты же у нас в аппарате был одним из самых перспективных, большие верха тебе прочили, оставалось научиться улыбаться – и все. А перемены разглядеть не сумел, не воспользовался случаем.
– Я их давно видел, еще когда Горбачев сельским хозяйством занимался.
– Почему же не поддержал гениального щенка с проектом комсомольской перестройки всей экономики?
– Потому, что он дурак.
– Дурак-дурак, а в правительстве теперь большими делами ведает. И те, кто ему помог, в таких кабинетах заседают, какие нам с тобой в ЦК и не снились. Просто тогда не было таких.
– Тебя, например, генералом сделал, – серьезно сказал Нигилист. – Ты доволен, Стас? Он в правительстве заседает, а ты, московский милицейский генерал, охраняешь его покой.
– Хорошая должность, – пожал плечами генерал, – и форма мне нравится. Когда надоест или проблемы возникнут – не пропаду. Обойма, она и есть обойма, из нее трудно выпасть случайно, только если сам очень захочешь или зарвешься дальше некуда. Все мы так живем. Давай-ка еще махнем по рюмашке, молодцы шведы, не иначе, у нас научились водку делать. – Он наполнил свою рюмку, долил в рюмку Нигилиста.
Петр Яковлевич снова отпил глоток, закусил селедкой, спокойно разглядывая гостя. Станислав Посувайло, как и он, заведовал некогда сектором в ЦК ВЛКСМ, звезд с неба не хватал, но когда началась перестройка, быстренько стал ярым демократом, беспощадным борцом с тоталитарным режимом. Его усилия не остались незамеченными, теперь вот – генерал.
– Ну и зачем ты меня пригласил, Петя? – поинтересовался генерал, хрустя огурчиком. – Угостить «Абсолютом»? Сколько тебя знаю, ты никогда ничего не делал просто так. Меня уж любопытство разбирает.
– Тоже любопытство разобрало, решил узнать: легко ли быть милицейским генералом? Вернее, легко ли стать? – совершенно серьезно сказал Нигилист.
– Как два пальца… – усмехнулся Посувайло. – Генералами у нас теперь становятся все, кому не лень. Говорят, вон в Грузии чуть ли не каждый десятый – полковник или генерал, а у нас то же самое. Ну, я – майор запаса был, шагнул, так сказать, через две ступеньки, что при нынешней политической ситуации в общем-то нормально. А вот когда шпана с улицы, бывшие осведомители становятся генералами, это, брат, хреново. – Он вздохнул, помолчал и добавил: – Про Юру Чурбанова кричали, мол, звания хватал незаслуженно, так он же зятем генсека был! А теперь шушера всякая в генералы лезет. Кошмар!
– Почему же? – Нигилист склонил набок голову, пожал плечами. – Нормально. Новые пришли, тоже хотят поскорее до красивых мундиров добраться. Вон у Наполеона даже маршалы были – вроде теперешней шпаны с улицы. Старых вытеснили…
– Да ладно тебе, вытеснили! – перебил его Посувайло. – Вытеснишь их, как же! Только идиот может поверить, что люди, которые держали в руках все нити управления страной, дернешь – нефть за кордон потечет, дернешь – танки поедут, самолеты полетят, что они сидят себе на дачах и ждут, когда пенсию принесут! Ты же сам с таким работаешь, вот и скажи мне: вытеснили товарища Шеварова или нет? А вместе с ним и товарища Нигилиста? Да ни хрена. Гэкачеписты и те, посидели в тюрьме, а потом вернулись и опять миллионерами стали. В том-то и прелесть нашей демократии, что и новым, и старым хорошо.
– Помнишь, что сказал по этому поводу товарищ О’Генри? – невозмутимо спросил Нигилист. – Боливар двоих не выдержит.
– Так это смотря какой Боливар, – усмехнулся генерал, по новой наполняя рюмки. Поднял свою, кивнул, мол, будем здоровы, залпом осушил, бросил в рот кусок осетрины и уставился на хозяина. – Ну давай, Петя, не томи. Говори, чего звал.
– Помощь нужна, Стас. Заплачу хорошо.
– Ну, ты мне про оплату не говори, – махнул рукой Посувайло. – Я все-таки человек государственный, взяток не беру. Но помочь по старой дружбе могу, если, конечно, это в моей компетенции.
– Чечены не дают, казанские не дают, люберы не дают, и все прочие – сколько их в Москве? – тоже не дают… – Нигилист должен был улыбнуться, давая понять, что шутит, но не улыбнулся, лишь посмотрел чуть мягче, чем обычно. – За что же ты терпишь их, Стас?
– Короче. – Генерал, наоборот, жестко прищурил глаза. – Ты, Петр Яковлевич, утверждаешь, что я беру взятки, и сам предлагаешь мне деньги, так?
– Помощи у тебя прошу, Стас, и готов отблагодарить за нее, как полагается. А ты целку из себя строишь. И вообще, ведешь себя не по-товарищески. – Он остановил свой взгляд на черном колпачке авторучки, торчавшем из нагрудного кармана генеральского мундира. Потом нехотя встал, подошел к Посувайло и, наклонившись к колпачку, отчетливо произнес: – Я, Петр Нигилист, предлагаю взятку генералу Посувайло, а он, честнейший генерал демократической России, отказывается, да еще и смотрит на меня, как на врага народа. Господа хозяева демократической милиции и всех ее генералов, объявите Стасу Посувайло благодарность и выдайте ему премию в размере двадцати процентов от должностного оклада. За неслыханную принципиальность.
– Кончай ломать комедию, Петя, – генерал усмехнулся. – Что ты хочешь сказать этим?
– Что благодарность тебе не объявят и премию не дадут, – невозмутимо сказал Нигилист. – Знаешь, почему? Твой диктофончик ни черта не записал. Не веришь – посмотри.
– На «пушку» берешь?
– Я вполне серьезно. Конечно, нехорошо для приватной беседы брать с собой шпионский диктофон, но я тебя понимаю, служба. И не обижаюсь, да ты не стесняйся, проверь, что получилось.
Генерал еще раз усмехнулся, полез во внутренний карман, достал миниатюрный диктофон, включил его, перемотал пленку назад, снова включил – тишина. Поднял голову, вопросительно посмотрел на Нигилиста. Тот вытащил из кармана пиджака плоскую коробочку, размером поменьше ладони, протянул генералу.
– Черт возьми! – воскликнул генерал. Он еще раз понажимал чуть заметные кнопочки, даже к уху прислонил аппаратик, надеясь что-то услышать. Не услышал, засмеялся, качая головой. – Я ведь знал, что Нигилист – собеседник опасный, хотел перехитрить тебя, Петя. Но ты оказался хитрее. Надо же – молчит! Ты бы знал, сколько раз эта штучка выручала меня! – Он осторожно взял в руки коробочку Нигилиста, повертел ее, рассматривая. – Хорошая игрушка. Знаю, что есть такие, но сам еще не обзавелся.
– Я бы подарил тебе, Стас, но тогда в твоих руках будет и диктофон, и антизаписывающее устройство, а разговор у нас серьезный. Но, если хочешь, можем поменяться.
– Давай, – без раздумий согласился генерал. – Только объясни, как ею пользоваться. – Он протянул Нигилисту диктофон с микрофоном в виде авторучки.
– Очень просто. Нажмешь кнопку, видишь – красный кружок загорелся – вот и все. А выключать – другая кнопка, рядом. – Нигилист сунул диктофон во внутренний карман пиджака, «авторучку» же пристроил в наружный, дождался, когда Посувайло разберется с устройством подарка и сказал: – Дело несложное, Стас. Мне нужно рассчитаться с одним подлецом, который испортил всю мою семейную жизнь. Однажды я ошибся, стал его должником. Пострадали его люди. Я предлагал деньги, большие деньги, он потребовал мою жену. На один вечер. Никто не помог, вот-вот должна была состояться очень выгодная сделка, и этот подонок мог сорвать ее… – Нигилист подошел к окну, отодвинул штору и минуты две молча рассматривал вечерний город.
– Вот и пришел бы ко мне тогда, – сказал генерал. Плеснул себе водки, выпил, вытер ладонью рот. – Что-нибудь придумали бы вдвоем.
– Нет, Стас, тогда я действительно ошибся. И согласен был заплатить, большие деньги предлагал, огромные. Но он понимал, что я на крючке. Уперся, сука: жену давай. Ничего другого не оставалось. – Нигилист вытащил носовой платок, вытер вспотевший лоб. – И я согласился…
– Ну и нравы у вас, капиталистов, покачал головой генерал. – И ты до сих пор не застрелил его?
– Нравы демократические, Стас. Моя жена поняла, в чем дело, и ушла от меня. Единственная женщина, которую я любил и люблю.
– Кошмар! Ну так что ты хочешь, Петя? Чтобы я застрелил подлеца или отряд омоновцев послал в твое распоряжение? Конечно, сочувствую, но ты понимаешь, я генерал на службе, подчиняюсь начальству и Уставу.
– Пять тысяч долларов твои, Стас, – жестко сказал Нигилист. – Делать ничего не нужно. Я все сделаю сам. Вернее, сделают люди, которые и понятия не имеют о Нигилисте и Посувайло. Тебе нужно только одно: найти настоящего убийцу и наказать его. А если я сам найду его и прикончу, – разрешение на пистолет у меня есть, – закрыть дело.
– Ничего не понимаю, – пожал плечами генерал. – Искать преступников – моя прямая обязанность. За что же деньги?
– За то, чтобы не искал большего. Может быть, иногда скажешь мне, как продвигается следствие. Может быть, однажды лично приедешь в нужное место с надежными людьми, которым доверяшь, и сам накроешь преступников, вместе с неопровержимыми уликами. Я скажу, когда и куда. Все.
– А ты не боишься, что, если произойдет убийство человека, о котором ты говоришь, я приеду и возьму тебя тепленьким?
– Мое алиби подтвердят человек сорок. Но это мелочи. Ты ведь сам только что сказал, что перехитрить Нигилиста трудно. А если я очень серьезно примусь за дело – невозможно. И потом, Стас, помимо денег, я Ведь тоже когда-нибудь могу понадобиться тебе. Нас не так-то много осталось в Москве, я имею в виду тех, к кому за помощью можно обратиться, когда припечет.
– На таких условиях – нет проблем. А как… – Генерал замялся, пощелкал пальцами в воздухе.
– Деньги? Половину сейчас, остальное, когда все кончится.
– Лады. Но все же я опасаюсь, что ты какую-нибудь свинью мне подложишь, Петя.
– Зачем? Кроме того, что я сказал, – ничего! Клянусь.
– И действительно, зачем? – повеселел генерал. – За это надо непременно выпить!
Валет вошел в комнату, повинуясь кивку хозяина, сел в кресло, закинул ногу за ногу.
– Выпить хочешь? – предложил Нигилист.
Валет равнодушно скользнул взглядом по бутылкам на журнальном столике, отрицательно покачал головой.
– Я за рулем.
– А что с глазами? Конъюнктивит?
– Бандитская пуля, – мрачно ухмыльнулся Валет.
– Пальнул из газового пистолета в комнате?
– Так я ж не один бандит в Москве, Петр Яковлевич. Их тут столько теперь, хоть перепись проводи. И бандиток тоже. Это мелочи, вы не обращайте внимания. Вчера было похуже, но вроде отпускает понемногу. Бытовая ссора, последствий никаких.
– Ты не бандит, Валет. Ты хороший специалист, надежный исполнитель. И мой нештатный сотрудник. Пока все нормально, деньгами доволен?
– Вполне.
– Потом будет еще лучше. У тебя вообще какие планы на будущее?
– Нормальные, – пожал плечами Валет. – Поднакопить бабок и свалить куда-нибудь из этой паршивой страны. Говорят, на Кипре дома дешевле, чем в Москве квартиры. Вот туда и хочу махнуть. Море, бабы голые, пальмы – класс! Кое-что у меня уже есть, ну, еще годик-другой, и можно будет сваливать.
– За годик-другой много воды утечет, – сказал Нигилист. – Я предлагаю тебе заработать нужную сумму за пару недель, может, и меньше. Работа серьезная, опасная, ты с нею знаком. Как я плачу – тоже знаешь. На этот раз будет побольше. Тысяч семь, за каждого. Три сейчас, остальные, когда закроем операцию.
– А сколько их всего будет? – Валет нервно облизнул пересохшие губы.
– Четыре, пять… Посмотрим, как будут развиваться события. У тебя есть люди, которым ты мог бы доверять?
Валет вспомнил о своих верных помощниках – Шпинделе и Керосине. Они до сих пор надеются на него.
– Есть, но… Петр Яковлевич, в Москве менты – профессионалы, и потом – свои службы безопасности у крутых мафиози есть. На втором-третьем деле засекут, точно.
– Не засекут, – уверенно сказал Нигилист. – Во-первых, методы будут разными, во-вторых, не всех нужно убирать, а в-третьих, ты со своей командой иногда будешь только на подстраховке. Скажем, кто-то должен убрать кого-то. Ты следишь за этим. У исполнителя что-то не получилось. Ты должен довести дело до конца. Но в это время по улице проезжает бронетраспортер, случайно стреляет, и тот, кто должен был уйти, – уходит в мир иной. Ты поворачиваешься и тихонько уезжаешь оттуда. Оплата – как за полностью выполненную работу.
– Вы что, переворот хотите совершить? – насторожился Валет.
– Бронетраспортера испугался? – спросил Нигилист. – Не волнуйся, это я так, для примера. Запомни раз и навсегда – я в политических играх не участвую. Никакой политики, никаких деятелей. И, разумеется, никому ни слова обо мне, вообще о том, что мы знаем друг друга.
– Это понятно, Петр Яковлевич.
– Не очень ты все понимаешь, Валет. Я свое слово держу, деньги, которые обещал, плачу, так?
– Так.
– Но если ты хоть раз попытаешься меня обмануть, сыграть против меня – можешь не сомневаться, «вышка» тебе обеспечена. Мы играем в очень серьезные игры, поэтому ты должен полностью доверять мне. Будет это – будет у тебя все, я гарантирую. Ну? Твое слово. Можешь отказаться, и – этого разговора никогда не было.
– Я согласен, Петр Яковлевич. Я верю вам, – спокойно сказал Валет. – Если все будет так, как вы сказали. Разные методы, разная работа, и все это быстро, чтобы менты раскрутиться не успели.
– Подумай, Валет, – предупредил Нигилист. – Один из моих врагов – человек опасный. Но – нечистоплотный. За информацию может пообещать горы золотые, но вряд ли выполнит свое обещание. А то, что ты не жилец, если заложишь меня, – и дураку понятно. Так что выйти из дела невозможно.
– Согласен, – повторил Валет.
– Значит, договорились, – удовлетворенно сказал Нигилист. – Больше ты не приезжаешь ко мне. Послезавтра с шести до семи вечера будешь ждать меня на Ленинском проспекте. У старой «Электроники», там есть подземный переход. Увидишь мою машину, проголосуешь. Там и поговорим о деле, решим, где встретимся в следующий раз. Деньги, аванс, как и обещал, – сейчас.
– Прямо шпионские страсти, – ухмыльнулся Валет.
И мысленно поблагодарил судьбу за то, что не позволила ему согласиться на условия Ларисы. Ведь было такое желание – уж больно смачная баба, а какие радости обещала! Но осторожность взяла верх. Правильно, правильно сделал, Валет! Вылезать против этого босса – все равно что с финкой на танк идти. Ну а Лариса порадует его, вот закончится эта заварушка, будут у него бабки и билет на самолет, он придумает, как заставить ее заплатить за вчерашний выстрел из газового пистолета!
Нигилист долго сидел в кресле, не двигаясь и закрыв глаза. Еще и еще раз просчитывал комбинацию, выискивая в ней слабые звенья. Потом достал из кармана диктофон, перемотал пленку, включил. «А как… – раздался голос генерала, и послышались характерные щелчки. – Деньги? Половина сейчас, остальное, когда все закончится. – Лады…»
Нигилист кивнул, соглашаясь со сказанным, придвинул телефонный аппарат, неторопливо набрал номер.
– Але, Стас? – сказал он. – Как доехал? Волнуюсь, ты без водителя и выпил крепко.
– Нормально доехал, Петя! – послышался в трубке заплетающийся голос, видимо, генерал, вполне удовлетворенный видом сотенных купюр с портретом президента Франклина, решил еще и дома отметить удачную сделку. – Пусть бы только попробовали меня остановить! Да я этого гаишника в Сибирь отправлю, на каторгу! – рявкнул генерал и захохотал, довольный собой.
– Я рад, что все у тебя хорошо, – бесстрастно сказал Нигилист. – И вот еще что, извини, забыл тебе сразу сказать. О противозаписывающем устройстве. Когда горит красный кружок – это значит, кто-то тебя записывает. Потом нужно еще раз нажать ту же кнопку, загорится зеленый – это и есть подавление сигнала.
– Что ты сказал? – прорычал трезвеющим голосом генерал. – Значит… Значит… Ну ты и скотина, Нигилист! Ты и сейчас меня записываешь?! Черт, где же эти кнопки…
– Ладно, Стас, ты пока разбирайся с техникой и не бери дурного в голову. Я свое слово держу, ты знаешь. Скоро позвоню, пока. – И Нигилист положил трубку.
20
Опустив голову, Наташа торопливо миновала мрачную арку с грязными потеками на стенах, быстрым шагом пересекла небольшой дворик и шмыгнула в подъезд. Вот уже третий раз она приходит сюда и никак не может избавиться от ощущения, что все, кто видит ее входящей в подъезд, тычут пальцем и укоризненно качают головами, нехорошо, мол, поступаешь, некрасиво.
Она и сама это знала, но… ничего не могла с собой поделать. Долго, невыносимо долго пыталась убедить себя, что Сергей стал чужим человеком, у него своя жизнь, нужно забыть его, забыть все, что между ними было, – и не смогла этого сделать. А теперь, когда он снова ворвался в ее жизнь, красивый, любящий, ласковый, такой смешной, такой любимый, она думала только об одном: скорее бы встретиться с ним, побыть наедине хотя бы один час в сутки, ужасно короткий и невыносимо прекрасный час.
Наташа взбежала по лестнице, остановилась у двери, обитой черным дерматином, перевела дыхание и нажала кнопку звонка. Тотчас же дверь распахнулась, и Наташа, едва шагнув в прихожую, попала в жаркие объятия Сергея. Он жадно целовал ее губы, щеки, глаза, лоб, ее густые, черные волосы, пахнущие сиренью; он готов был опуститься на колени и целовать ее ноги в сапогах-ботфортах, и сами ботфорты, скрывающие смуглую, умопомрачительную красоту длинных, стройных ног.
– Сережа… подожди, ой, ну подожди, сумасшедший… – с улыбкой сказала Наташа. – Дай мне хоть отдышаться, я по лестнице бегом бежала.
– Ни за что! – покачал головой Сергей, на мгновенье отстраняясь и глядя на нее влюбленными глазами. – Хочешь мудрый совет, Наташка? В следующий раз ты по лестнице бегом иди или шагом беги, и все будет в порядке.
– Всегда ты придираешься к словам, – капризно сказала Наташа, сбрасывая дубленку. – Вот все время! Знаешь, когда ты был женат на своей жене, мне ужасно не хватало твоих придирок. Скажу какую-нибудь глупость – и никто даже и не думает поправлять. Как я все это вытерпела – не знаю.
– Но ты же тогда была замужем за своим мужем, – передразнил ее Сергей. – Он что, не мог корректировать твою речь?
– Он все время корректировал свой валютный счет где-то за границей, а меня – зачем? Это же ничего не меняло.
– Наверное, он попросту не знал русского языка, нужно было подсунуть ему учебник или толковый словарь, выгода очевидная – и ты была бы довольна, и он стал бы грамотнее.
– Холодно на улице, – вздрогнула Наташа. – Замерзла, пока шла от метро.
– Пошли, пошли скорее в мою комнату, – сказал Сергей, обнимая ее за плечи. – Я уже сварил кофе, сейчас буду отогревать мою Наташку. Ты хочешь кофе?
Наташа склонила голову ему на грудь, блаженно прикрыла глаза и улыбнулась.
– Хочу, – прошептала. – Все, что у тебя есть, – хочу…
– Еще есть сушки, пирожные-колечки, бутерброды с ветчиной, – дурашливо стал перечислять Сергей, загибая пальцы.
Наташа расстегнула две верхние пуговицы на его рубашке, ласково провела пальцами по груди.
– Жадина… Самое главное прячешь от меня…
Сергей крепко сжал ее хрупкие плечи, уткнулся губами в черные локоны.
– Так не бывает… – дрогнувшим голосом сказал он.
Наташа отстранилась, заглянула в его глаза, показалось – в них блеснули слезы.
– Ты чего, Сережа?.. – встревоженно спросила она.
– До сих пор не верю, что мы вместе, что так может быть – девчонка, которая меня с ума сводит, так любит меня, такая… Это же… сказка.
Он опустился на колени, прижался лицом к ее ногам с такой страстью, словно тепло их было живительной энергией, без которой не мог он существовать, словно времени для этого было отпущено совсем мало.
– Сережа, Сережа… – прошептала Наташа, тоже опускаясь на колени.
Она порывисто поцеловала его, обжигая судорожным, горячим дыханием, и он ответил ей долгим, яростным поцелуем. Оглушенные, ослепленные внезапно нахлынувшей страстью, они, обнявшись, повалились на ковер в прихожей. Не хватало терпения раздеться, лишь замельтешили руки, сбрасывая, стаскивая то, что мешало, казалось, единственной и главной цели в жизни обоих – соединиться. И он осторожно входил в нее, как гость, изумленный красотой чертогов, а она выгибалась навстречу, принимая его, как хозяина.
Потом Наташа лежала без движения, запрокинув голову и смежив длинные ресницы, хриплое, прерывистое дыхание сотрясало грудь, пересохшие губы жадно глотали воздух. Она чувствовала, что Сергей, приподнявшись на локте, смотрит на ее обнаженные ноги, но сладостная истома наполняла тело, делала его ватным, лень было поднять руку и хотя бы одернуть задравшуюся юбку. Наташа лишь сдвинула коленки – пусть смотрит, ведь это единственный мужской взгляд, который не вызывал поспешного желания прикрыться, напротив – приятно было чувствовать его.
– Ты меня с ума сводишь, – прошептал Сергей, нежно целуя ее ноги от бедер до коленок. – Ты колдунья, Наташа…
– Нет, – улыбнулась она, не поднимая ресниц. – Я просто очень-очень люблю тебя. Никогда и ни с кем ничего такого у меня не было, только с тобой, Сережа.
– То, что я знал, это было как будто нашел в темноте камешек, гладкий, приятный на ощупь – и все. То, что сейчас, – как будто на свету разжал ладонь и увидел, что в руке бриллиант, он сверкает так, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди от счастья, потому что бриллиант этот дороже всего, что есть в мире.
– Больно красиво ты все говоришь, – опять улыбнулась Наташа. – Я и не поняла, что же у тебя бриллиант?
– То, чем мы с тобой сейчас занимались. А свет – твои глаза, твой голос, вся ты.
– Значит, раньше для тебя это было камешком в темноте?
– А для тебя?
– Ох, не спрашивай. И вспоминать не хочу. – Наташа подняла наконец руку, одернула юбку, села, поправляя волосы. – Ты и вправду сумасшедший, набросился, как медведь… – сказала, лукаво поглядывая на Сергея.
– Ты бы закричала, позвала на помощь, – посоветовал он.
– Я и кричала, не слышал, что ли? Только почему-то никто не пришел… – Она с нежностью провела кончиками пальцев по его щекам, легонько поцеловала в губы. – Сереженька, мне нужно в ванную. Ты позволишь?
– Ни за что, – привычно сказал Сергей, и Наташа улыбнулась, услышав это. – Но если ты разрешишь мне помочь тебе, тогда я не стану возражать, и даже денег за пользование моей любимой ванной не потребую.
– А вот – ни за что! – Наташа показала ему язык и, вскочив на ноги, помчалась в ванную.
Но Сергей был начеку и настиг беглянку, когда она пыталась захлопнуть за собой дверь. Он раздевал ее с такой нежностью, будто перед ним стояла статуя из тончайшего фарфора, и целовал каждый участок ее смуглого тела, вызволяемый из шелкового плена. А потом Наташа стояла под горячими, упругими струями душа, а Сергей легонько касался губкой ее смуглых грудей.
