Текст книги "Опасная любовь"
Автор книги: Николай Новиков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)
– Она уже не моя, Арик, – вздохнул Андрей. – Она ушла к своему парню, о котором все это время думала, к Сергею.
– Извини, Андрей. Но ты знаешь, что она ушла к нему?
– Да.
– А я знаю, куда и с кем улетела Ирка. И, пожалуйста, не будем уточнять детали. Я просто не в силах сейчас думать об этом. Ты-то должен понять меня.
– Так значит, она тебя бросила, Арик? С кем-то улетела?
– Ты становишься занудой, Андрей. Если еще раз скажешь что-то об Ирке, я брошу трубку.
– Видишь ли в чем дело, Арик, мне сказали, что ее…
– Андрей!
– Хорошо, не буду. Мы тут с Наташей несколько вечеров звонили, никак не могли застать тебя.
– И с Сергеем, что ли?
– Да нет, это длинная история. Кстати, Сергея вчера вечером арестовали по обвинению в убийстве его бывшей жены.
Аристарх устало прикрыл глаза. Господи, еще и это! Хотя он и не знал Сергея, но Ирина рассказывала о нем, о том, какая идеальная пара – Наташа и Сергей, и как весь мир ополчился на их любовь. Еще и это…
– Я один, – сказал Аристарх. – Может, заскочишь, посидим, поговорим? У меня вчера убили друга, замечательного парня, талантливого актера…
– Что творится… – пробормотал Андрей.
– Приходи, – сказал Аристарх. – Похоже, нам есть о чем поговорить. Можешь, давай прямо сейчас.
– Нет, я на службе. – Андрей задумался. – Не возражаешь, если вечером перезвоню тебе?
– Конечно, звони, – сказал Аристарх и снова тоскливо усмехнулся. Будет ли он жив вечером? Кто может сказать об этом наверняка? Боря знал телефон странного человека Олега, познакомил Аристарха с ним – и его убили. Теперь Аристарх знает об Олеге значительно больше Бори…
Аристарх положил трубку.
Вот – телефон. Гениальное изобретение человечества. Сидишь дома, ждешь, когда к тебе заявятся убийцы, и можешь с кем-то поговорить. С Шурой, с Андреем, например. Или просто позвонить по любому номеру, если ответит молодая женщина, можно сказать, что у нее красивый голос, и просто поболтать ни о чем… Напоследок. Почему бы и нет? Рассказать о том, что с ним происходит в последние дни. Об этом бы с Иркой поговорить… Как же не хватает ее, Ирки!
Телефон снова зазвонил. Аристарх усмехнулся. Предзнаменование, что ли? Все хотят пообщаться с Аристархом Тарановым перед тем, как он уйдет из жизни?
– Арик, – услышал он в трубке знакомый жесткий голос. – Это я. Есть новости для тебя.
– Олег! – закричал Аристарх. – Ты где? Ты почему так долго не звонил? Что все это означает?!
– Все было нормально, Арик…
Нормально! Снова это дурацкое слово!
– Что нормально? Ты же подставил меня! Того мужика в парке убили, но это не я! Почему ты не позвонил мне и не сказал, что хочешь просто подставить меня?
– Я не хотел тебя подставить. Если бы ты сделал то, что должен был сделать, я бы тебе позвонил и сказал о наших дальнейших планах. Но ты не смог. Я просто подстраховал тебя.
– Подстраховал, а подумают, что это – я!
– Кто подумает? Из-за твоего малодушия не у тебя, а у меня возникли серьезные проблемы. Меня обложили со всех сторон. Времени для разговора нет. Поэтому успокойся и слушай внимательно. Как я и предполагал, твой любезный Степан Петрович срочно вернулся в Москву. Ты помнишь дачу, где мы были, в Лобне?
– Помню… – растерянно пробормотал Аристарх.
– Он привезет твою жену туда сегодня в двадцать один тридцать. А потом, как я знаю, они уедут на другую дачу. Если хочешь увидеть жену, поговорить, у тебя есть не больше получаса.
– Это что, его дача? Я ничего не понимаю, Олег!
– Это дача моего приятеля, сотрудника фирмы Степана Петровича. Я тебе говорил об этом.
– А почему же он…
– Да потому что не на свою же дачу везти чужую жену?! Собственная супруга может объявиться и все испортить. Запомни, двадцать один тридцать – двадцать два ноль-ноль – твое время. Они будут скорее всего в спальне на втором этаже. Сегодня, к сожалению, я ничем не могу быть тебе полезен. Запомни – меня зовут Олег Ратковский. Не исключено, что я не доживу до вечера. Но предупредить тебя я обязан. Ты можешь справиться с Мишей и со Степаном Петровичем и вернуть свою Ирину.
– Могу…
– И вот еще что, Арик. Как бы ни оборачивались события, ты не должен обращаться в милицию. Ни в коем случае. Говорю с полной уверенностью: тебя никто, Кроме Степана Петровича и Миши, не знает. Запомни, что бы ни случилось – не обращаться в милицию. Я позвоню тебе сегодня в полночь. Если не смогу, позвонит мой человек и скажет, что делать. Ты понял, Арик?
– Понял, – сказал Аристарх, пытаясь понять.
– Буду рад, если ты окажешься настоящим мужчиной и сделаешь то, что должен сделать. Все, отбой.
Аристарх с раздражением смотрел на телефонную трубку, словно она была виновата в том, что он не успел спросить, почему погиб Боря Котляров. Не успел…
Значит, Ирка уже в Москве. Ирка – в Москве?! В двадцать один тридцать она будет на той самой даче. Он вырвет ее оттуда чего бы это ни стоило!
45
Олег Ратковский ввалился в прихожую, поставил на пол доверху набитые продуктами сумки, тщательно запер дверь на два мощных, так называемых «полицейских» замка.
Предосторожность никогда не мешает, хотя он долго колесил по Москве на своем «жигуленке», пока не убедился – «хвоста» нет. Но и здесь, в новом микрорайоне в Крылатском, он предусмотрительно оставил машину далеко от дома, где снял квартиру. Предосторожность никогда не мешает…
Дом был новым, заселять его начали месяца два назад, некоторые квартиры еще ждали своих хозяев. Как это ни странно, но и в конце 1992-го – начале 1993-го в Москве строили жилые дома и люди получали бесплатные квартиры в престижных районах города. Судя по обилию иномарок и черных «волг» у подъездов, это были отнюдь не очередники районов. А зачастую и вовсе такие, которые не страдали от отсутствия комфортабельного жилья. Вот же, сдал человек трехкомнатную квартиру на три месяца вместе с мебелью, получил три тысячи долларов и довольно потирает руки: при средней зарплате в пятьдесят долларов он прекрасно устроился. Спасибо товарищу мэру и родным советским начальникам. Такая перестройка кому же не понравится!
И хорошо, что дом новый – жильцы не знают, кто у них соседи, и, похоже, знать не хотят. Как раз то, что нужно.
Ратковский заглянул в большую комнату – все нормально. Телевизор, видак, музыкальный центр он привез сюда раньше. Кассеты и лазерные диски тоже. Босс не будет скучать. Хотя сам Ратковский уверен, что прятаться, ложиться, как говорят урки, «на дно» им вряд ли придется. Ни у милиции, ни у боевиков Радика ничего против них нет. И быть не может.
Конечно, всякие осложнения, временные трудности вполне вероятны. И тогда нужно просто на время заморозить программу дальнейших действий. А чтобы прятаться в секретной квартире – нет. Это лишнее.
Но, если босс приказал, квартира готова к заселению. Знают о ней только два человека – он и Нигилист. Было время, Петр Яковлевич внушал опасения своими далеко идущими планами, но теперь ясно – он блестяще продумал ход операции, на сто процентов обезопасил и себя, и его, Ратковского. Даже если возникнет угроза разоблачения, что в принципе исключено, всегда можно сдать Валета, понятное дело, в таком состоянии, чтоб сказать ни чего не мог. Винтовка, из которой убили Радика, уже лежит в его комнате, и пальчики на ней – хозяина комнаты. Есть еще артист, который сам ничего не понимает.
Так что зря босс переполошился. Хотя… Предосторожность никогда не мешает.
Ратковский вернулся в прихожую, подхватил тяжелые сумки, отнес их на кухню. Пожалуй, на сегодня все. Тут продуктов недели на две хватит, да только вряд ли они понадобятся.
Насвистывая мелодию знаменитой песенки «Все хорошо, прекрасная маркиза…», Ратковский открыл огромный трехкамерный холодильник.
Последнее, чему он удивился в своей жизни, – была волна оранжевого пламени, вырывающегося из холодильника.
Умирая, человек не знает, что же случилось на самом деле: громадная комета врезалась в Землю и уничтожила цивилизацию, на город упала атомная бомба и сровняла его с землей, потолок обрушился и проломил голову, или просто остановилось сердце…
Олег Ратковский тоже не задумывался над этими вопросами. Разорванный на куски, он умер мгновенно.
В небольшой комнате вдоль зеленой стены переминались с ноги на ногу восемь человек, все в джинсовых костюмах.
Сергей мрачно смотрел себе под ноги. Все происходящее казалось ему нереальным, кошмарным сном, наваждением! Впервые оказавшись в роли обвиняемого, он был поражен жестокостью увиденного и услышанного. Его слова ничего не значили, его доводы никого не убеждали, никому не нужны были – от него ждали только одного: признания в том, чего он не совершал! Потому что были факты, которые любому нормальному человеку показались бы несерьезными но, руководствуясь ими, его, Сергея Мезенцева, попросту втоптали в грязь и теперь обращались как с отвратительной, грязной тварью. Здравый смысл в действиях этих людей напрочь отсутствовал, не говоря уже о сочувствии к нему, случайно оказавшемуся в поле зрения следствия, по сути, тоже пострадавшему! Похоже, никто не хотел шевелить мозгами, распутывая убийство Ларисы.
Люди, которые допрашивали его – издерганные, злобные, не очень умные мужики, – ничем не напоминали мудрых, благородных сыщиков из детективных романов. Да ведь Иванушку-дурачка он тоже ни разу не встречал… Жизнь есть сон. И страшным бывает пробуждение.
Устроили опознание – зачем? Он и сам не отрицает, что был там, что они с Ларисой ругались, и это видела и слышала какая-то женщина с собачкой. Ну и что?
– Всем смотреть в потолок, – приказал капитан Савельев. Бросил на Сергея злобный взгляд и заорал. – В потолок, я сказал!
Теперь он мог приказывать Сергею Мезенцеву, мог орать на него, бить, унижать – потому что считал его убийцей, так ему было проще.
Сергей послушно поднял глаза к серому, в грязных разводах, потолку. Он обязан был повиноваться воле другого человека…
– Елена Лукьяновна, зайдите, – скомандовал Савельев.
В комнату, в сопровождении сержанта, вошла женщина в коричневом пальто. Сергей не удивился, если бы на руках у нее был пуделек, так и запомнил ее – дамой с собачкой.
– Посмотрите внимательно, Елена Лукьяновна, нет ли среди этих мужчин человека, которого вы видели вчера незадолго до убийства Ларисы Козловой.
– Да почему же нету? Есть, вот он, – Елена Лукьяновна ткнула пальцем в Сергея.
– Вы не спешите, хорошенько подумайте, вспомните.
– Тут и думать нечего, я его сразу узнала.
– Подтверждаете, что это он?
– Ну конечно, у него было такое лицо, что я сразу подумала: этот и убить может. Так оно и вышло.
– Спасибо, Елена Лукьяновна. Пожалуйста, пройдите с сержантом Латыниным в соседнюю комнату, он оформит ваши показания. – Савельев повернулся к джинсовой шеренге. – Все свободны. Спасибо за помощь. А с тобой, Мезенцев, мы еще поговорим.
Когда комната опустела, Сергей молча сел на стул перед столом следователя.
– Ну что, Мезенцев, будем колоться или по-прежнему вешать лапшу на уши? Ты же не дурак, Мезенцев, знаешь, наверное, что чистосердечное признание…
– Зачем вы устроили этот спектакль? – тихо спросил Сергей.
– Спектакль? Это не спектакль, Мезенцев, это официальное опознание преступника свидетелем.
– Зачем?
– А ты не понял? Не слышал, что сказала Елена Лукьяновна?
– Но я ведь и не отрицал этого! Да, я был там, она действительно видела меня, видела как раз в тот момент, когда мы ругались с Ларисой, вернее, она пыталась удержать меня, а я оттолкнул ее. Но после этого я повернулся и ушел, она была жива-здорова, когда я уходил.
– А потом с неба упал ножичек – и прямо в сердце молодой, красивой женщине? Ты в этом пытаешься меня убедить?
– Вы тоже вроде не дурак, капитан. Понимаете, что я – самый простой вариант решения вопроса. Что, лень заниматься поисками настоящего преступника?
– А ты сам подумай, Мезенцев, на кой хрен мне искать то, что уже найдено? Это ведь ты убил свою жену. Допускаю, что не собирался этого делать, случайно вышло, в состоянии, так сказать, аффекта, но – убил. А теперь, чтобы запутать следствие, пытаешься обвинить нас в некомпетентности, в том, что не желаем искать настоящего убийцу. Но ведь это – чушь собачья, и ты прекрасно понимаешь это. Думаешь, твоя мать, большая демократическая начальница, поднимет в газетах шум, и дело замнут? И не надейся, перед законом все равны.
– Но я не убивал!
– А я говорю – убивал. И свидетели подтверждают. И мотивировка предельно ясна.
– У вас нет никаких доказательств! Где нож, которым совершено убийство? Где мои отпечатки на нем?
– Об этом ты нам еще расскажешь. Куда выбросил нож, зачем вообще носил его в кармане. Надеюсь, мы найдем его, и отпечатки там будут – твои. Ну что, сам расскажешь, или по-другому будем давать показания?
– Давай, капитан, попробуй по-другому, – с ненавистью сказал Сергей. – А я посмотрю, что у тебя получится.
– Значит, не хочешь колоться?
– А ты докажи, что я виновен.
– Сучонок! Убил женщину и думаешь уйти от ответственности? Мать большая шишка, тронуть тебя нельзя? Да, не стану скрывать, в такой ситуации я не могу действовать, как требуют обстоятельства. Не могу, хай подымется, мне это ни к чему. Погано мы перестроились, до сих пор щенки, которые жизни ни хрена не знают, делают, что хотят, и думают, им это дозволено! Да я бы таких, как ты, – своими руками душил бы! Гаденышей! Но ты не думай, что я стану бить тебя или пытать электрическим током. У меня и другие возможности есть. Через пару-тройку дней ты сам попросишься ко мне, чтобы все рассказать. Понял?!
– Я уже все рассказал.
– Не все, Мезенцев, далеко не все. – Савельев нервозно перелистал бумаги в папке с делом об убийстве Ларисы Козловой. Потом резко захлопнул папку, злобно посмотрел на Сергея. – Но можешь не сомневаться, скоро, очень скоро я узнаю все. Но и ты запомни, что снисхождения не будет. – Он грохнул кулаком по столу и заорал: – Увести арестованного!
Шагая по мрачным, грязным коридорам с руками за спиной, Сергей думал о Наташе. Как близко было его счастье, совсем рядом, да только мало, опять до обидного мало. Как будто кто-то всемогущий жестоко дразнит его: покажет и отнимет. За что такие муки? И ей тоже… Любимая, родная девчонка, хрупкая, беззащитная, неужели ты снова останешься одна в этом страшном городе?
Он стиснул зубы, пытаясь сдержать слезы. Не себя, а ее было мучительно жалко…
46
Услышав по телефону короткое «да», Петр Яковлевич Нигилист сдержанно кивнул, соглашаясь со сказанным, и положил трубку. Минут пять он сидел, не двигаясь, молча разглядывая свои короткие, толстые пальцы, поросшие с тыльной стороны густыми рыжими волосами.
Воздух сгустился в служебном кабинете коммерческого директора концерна «Сингапур».
«Да» означало то, что Олег Ратковский умер. Человек, который почти три года неизменно был рядом с Нигилистом, который оказался не только умелым и опытным телохранителем, но и преданным другом, ушел из жизни.
Петр Яковлевич машинально ослабил узел галстука, подошел к бару, за зеркальной дверцей которого стояла початая бутылка водки, наполнил прозрачной жидкостью рюмку и поднял ее до уровня глаз, повернувшись к окну. То ли рассматривал водку на свет, то ли прислушивался к биению собственного сердца.
– Прости, Олег, – прошептал он и горестно вздохнул. – Ты был хорошим человеком, но слишком много знал. Так много, что мог бы управлять мной, как моим автомобилем. Нельзя было допустить даже вероятности этого. Нигилистом никто и никогда не управлял. Поэтому так получилось. Надеюсь, ты и там, – он бросил короткий взгляд на низкое, серое небо над Москвой, – будешь отличным телохранителем.
Залпом опорожнив рюмку, Нигилист аккуратно поставил ее в бар, достал из холодильника открытую банку с черной икрой, закусил, орудуя чайной ложкой, и бросил пустую банку в корзинку для бумаг. Потом промокнул губы белоснежным носовым платком, еще раз взглянул на мрачное московское небо, словно хотел убедиться, что душа Олега Ратковского действительно там, и вышел из кабинета.
Степан Петрович Шеваров был у себя, просматривал, сдвинув очки на нос, лежащие на столе бумаги.
– Не помешал, Степан Петрович? – спросил Нигилист, входя в кабинет генерального директора концерна.
– Раз пришел, значит, по делу. Раз по делу, так сказать, значит, не помешал, – пробурчал Шеваров. – Садись, Петя, чего стоишь? Уральцев не дожидается приглашения, плюхнется на стул и все, а ты больно деликатный стал.
– Всегда таким был, Степан Петрович, если вы помните, – сказал Нигилист, присаживаясь на стул.
– Ты зачем пришел? – сердито посмотрел Шеваров. – Намекать, что я уже ни хрена не помню? Перестань, Петя, у меня и так настроение хреновое с утра.
– У меня тоже, Степан Петрович, – вздохнул Нигилист. – Тревожусь за Олега Ратковского.
– Какие проблемы с ним? – глаза Шеварова вмиг стали холодными, жесткими.
– У меня с ним – никаких. Олег собрался жениться, квартиру себе снял где-то в Крылатском. Сегодня днем отпросился, надо кое-какие вещи перевезти, подкупить, ну, вы понимаете, как это бывает, когда холостяк надумает вдруг жениться… Я отпустил его, обещал вернуться к трем, а уже половина пятого.
– Не вернулся?
– До сих пор нет. На него это не похоже.
– Так что ты хочешь – жениться надумал! – взгляд Шеварова снова стал прежним, генеральный даже понимающе хохотнул. – Небось, накупил простыней да подушек, теперь с невестой проверяют, годятся или нет.
– На Олега это не похоже, – повторил Нигилист, помолчал и спросил: – А ваш Миша как себя чувствует? Оклемался?
– Да вроде, а там хрен его знает. Какой-то задумчивый стал. Да пока мы с ним живем на даче, нормально.
– Что это вы на даче в такую погоду? – сделал вид, будто удивился Нигилист. – По-моему, еще рано.
– Так это по-твоему, – пробурчал Шеваров. – Эх, Петя, только тебе и можно сказать, ты про все мои дела знаешь. Вернулся из Кемерова и понял, что теперь, так сказать, даже смотреть не могу на свою Ингу. Не то, понимаешь, не то… Вот я поселился пока на даче, за городом весна уже вовсю чувствуется.
– Каприз, Степан Петрович, – не раздумывая сказал Нигилист. – Это вам кажется так, после артистки.
– Какого черта кажется! Тут, понимаешь, дела с убийством Радика, похоронами надо заниматься, следователи досаждают, да ты и сам все знаешь, а она бродит по квартире, как тень, понимаешь, ни хрена ей дела ни до чего нет. Мымра!
– Ну, это уж вы слишком, – серьезно сказал Нигилист. – Инга красивая женщина, всего-то ей тридцать восемь. Не сомневаюсь, на улице мужики вовсю таращутся на нее.
– Мужики пускай себе таращутся, на то они и мужики. А мне никакого интереса нет. Только и забот у бабы, что мазаться своими кремами, мазями, делать всякие маски, прическу менять каждую неделю. Холодно с нею, Петя, надоело.
– Все же я надеюсь, что вы не пойдете по моему пути, Степан Петрович. Не станете разводиться, – выразил надежду Нигилист.
– Да я вот как раз и думаю об этом. Хорошо, что ты зашел, психолог, потолкуем. Я тут пообщался с артисточкой, Ирочкой, и ты знаешь, сколько в ней непосредственности, огня, понимаешь, страсти и в то же время – нежности! А как она удивлялась всяким пустячкам, которые я дарил ей! Ну прямо так и хочется дарить еще и еще, сам себе стал удивляться, как будто помолодел лет на двадцать.
– Вы это серьезно?
– А ты как думал?
– Ну так найдите себе новую артисточку, их теперь, способных удивляться подаркам, – видимо-невидимо. И все. А семью разрушать не советую. Все же Инга уже десять лет с вами, надежный, проверенный товарищ.
– Годы не те, Петя. Осталось не так уж много, так зачем я буду хитрить, прятаться, выслушивать истерики Инги? Имею право пожить в свое удовольствие совершенно законным, так сказать, способом. Ну? Найду себе такую… вроде твоей Наташки, ох и красивая девка, ну прямо душа радуется, как вспомню ее.
– Хлебнете горя с молодыми, современными, – мрачно заметил Нигилист.
– Не так страшен черт, как его малюют, – махнул рукой Шеваров. – Деньги все не потрачу, сил еще хватит, годика два-три порадуюсь жизни, а там, глядишь, – Шеваров опустил голову, посмотрел на ширинку своих брюк, – ему и на покой пора. С полным, так сказать, сознанием выполненного долга.
– Я бы не советовал… – начал Нигилист, но Шеваров перебил его, властно махнув рукой.
– Вот и не советуй. Что помрачнел, Петя? Не хочешь, чтобы я за Наташкой приударил, да?
– У нее муж есть, и любовник, к которому она недавно ушла. Я не ревную, не обижаюсь, просто там есть кому приударять.
– Вот и замечательно. Посмотрим, кто, так сказать, на что способен. Они ж небось голодранцы, ни хрена толком не умеют. А я ей царскую жизнь могу устроить. Что, не нравится? Сам виноват, упустил такую девку, теперь ищи себе другую.
– Попробуйте, – пожал плечами Нигилист, поднимаясь со стула. – Думаю, такую женщину, как Инга, найти будет трудно.
– А мы лучше найдем! – усмехнулся Шеваров. – Такую, чтобы – огонь, понимаешь! А иначе – на хрена же зарабатывали наши капиталы? А тебе не нравится, вижу, вижу. Да ты не переживай, про Наташку это я просто так сказал. Ну, не ее, так другую, такую же найду себе. Но обязательно – такую же!
– Я же сказал вам, из-за чего, вернее, из-за кого волнуюсь. Пойду посмотрю, может, Олег уже вернулся. – Нигилист направился к двери, но на полпути остановился, сказал: – Это подмосковный весенний воздух так действует на вас, Степан Петрович.
– Понимаешь! – погрозил ему пальцем Шеваров. – Больше не спрашивай, зачем на даче живу. Да, Петя! Возьми кого-нибудь из службы безопасности, пока Олега нет.
– Спасибо, Степан Петрович. Я все же дождусь Ратковского.
Вернувшись в свой кабинет, Нигилист открыл зеркальную дверцу бара, выпил еще одну рюмку водки и лишь после этого сел за стол. Сжал пальцы в кулак и принялся постукивать по ребру столешницы, закусив губу. Старый, грязный осел! Теперь и ему Наташа понадобилась. И он скоро получит то, к чему стремится. Сегодня. Никто не может оскорблять Нигилиста!
Петр Яковлевич взял телефонную трубку, быстро набрал номер кинокомпании «Барс».
– Але, Гена? Все остается в силе. Как договорились. Жди меня в половине десятого.
– Почему так поздно, Петр Яковлевич? – удивился Барсуков. – Я тут подумал, может, лучше завтра утром?
– Пятнадцать тысяч твои, – жестко сказал Нигилист. – Но, если они тебе не нужны, мы можем вообще не встречаться.
– Да нет, Петр Яковлевич, я просто подумал…
– Понимаю. С такими деньгами поздно вечером на улицу лучше не ходить. Но, если будешь держать язык за зубами, никто не узнает, сколько у тебя денег. А насчет того, что поздно… Ты знаешь об убийстве руководителя нашего филиала господина Назимова?
– Слышал.
– А я знаю не только об этом, но еще и многом другом. Поэтому считаю нужным поступать так, чтобы никто не пострадал. И ты в том числе. В половине десятого я привезу деньги. Не исключено, что минут за пятнадцать до моего приезда наши люди проверят твой офис. В нем никого не должно быть.
– Но своего охранника я могу оставить?
– Разумеется. Пятнадцать тысяч – твои. От меня. Что касается спонсорских денег концерна на съемку нового фильма, они будут в ближайшие дни, как только разберемся с проблемами. Вопросы есть, Гена?
– Все ясно, Петр Яковлевич! – повеселел Барсуков. Похоже, он уже прикидывал, как можно с пользой для себя потратить пятнадцать тысяч долларов. Ведь прежде Нигилист обещал эти деньги как дополнительные субсидии на съемку фильма, а сегодня вдруг сказал, что это – ему лично! Видимо, не хочет, чтобы Шеваров узнал, что его встреча с Ириной Тарановой подстроена им. Не хочет, поэтому и платит. Правильный бизнесмен. Гена Барсуков умеет ценить правильное понимание жизни! – Значит, в половине десятого я жду вас. В офисе будут только я и охранник.
– Решили. Отбой, – холодно сказал Нигилист.
47
Керосин выбрался из машины, двинулся вслед за Валетом по узкой тропинке меж кустов.
– Слышь, Валет, не нравится мне эта лабуда, – сказал он. – В прошлом году мы уже были в этой квартире, хотели бабки забрать и ни хрена не получилось. Хорошо, хоть ушли спокойно.
– Заткнись, – не оборачиваясь, сказал Валет.
– А чего затыкаться? Та же квартира, тот же хмырь, и дело такое же, только не бабки нужно искать, а кассету. Уверен, что он отдаст ее? Где мы ее будем искать, кассету можно так запрятать, хрена с два найдешь. Да и времени не так уж много, девятый час уже, а в половине десятого мы должны быть…
– Ты заткнешься или нет? – Валет остановился, злобно посмотрел на Керосина. – Мы не будем искать кассету, не было такого уговора с боссом. И не будем пугать хмыря, который живет в этой квартире, я давно хотел ему морду набить. За прошлый год остался должок.
– Я тоже.
– Ну вот. Не отдаст кассету, «вырубим», возьмем ключи, ты присмотришь за ним, я сбегаю, заберу все кассеты, какие там у него лежат. Пусть босс сам разбирается, есть среди них, которая нужна ему, или нету.
– Ну, это другое дело, – согласно кивнул Керосин. – А то не хотелось облажаться, как в прошлом году.
– В прошлом году мы работали на придурка, а теперь – на серьезного, делового человека. Поэтому никаких приказов, вроде «не бить, только попугать», нету. Как надо, так и поговорим с ним. Или вообще не станем разговаривать.
– Темно тут, бога душу мать! – пробормотал Керосин, стукнувшись лбом о ветку дерева. – Слушай, Валет, а Шпиндель-то, сука, небось вовсю трахает артистку!
– Я сказал, чтобы не трогал ее до нашего возвращения. А то еще выскочит раньше времени.
– Ну да, так он и послушался тебя! Да как она выскочит? Баба совсем квелая стала, и наручниками к трубе пристегнута. – Керосин похотливо ухмыльнулся, задумчиво сказал: – Он ее сейчас раком поставил, и наяривает, и наяривает. Хорошо устроился, козел, мы тут дело делаем, а он бабу оприходует.
– Тебе что, Керосин, баб в Москве мало? – мрачно посмотрел на него Валет. – Пойди на Тверскую, сними себе на час или на ночь какую хочешь, или в бордель закатись. Какого хрена стонешь… страдалец?
– В борделе не могу, Валет, – признался Керосин. – Был как-то раз – и не смог. Ты прикинь: там ковры, диваны, она вроде как заперла дверь, а все равно такое ощущение, только разденешься, кто-нибудь возьмет и припрется. А ты голый. Или дырки у них там в стенке, смотрят, когда ты начнешь кайф ловить с бабой. Ну, в общем, не тот расклад. Одно дело, когда в таких вот кустах поставишь ее как надо и все по-быстрому сбацаешь, и совсем другое, когда тебе в чужой хате, где полно народу, охранники всякие, нужно распрягаться… Мне лучше в моей комнатушке, там уж я знаю, что никто не войдет, никто подглядывать не станет.
– Ну и води в свою комнатушку.
– И вожу. Но артистку же не приведешь. Те бабы совсем другие, а эта… – Керосин облизнул толстые губы. – Козел Шпиндель, вернусь, он и близко к ней не подвалит до утра. Он же дебил, ни хрена не соображает! Я ее от трубы отцеплю, руки за спину, наручниками – щелк! Чтоб не царапалась. И побалдею…
– Ты сам дебил, Керосин! – зашипел Валет. – О деле думай, идиот, а не о бабах! – Он достал миниатюрный диктофон, проверил запись, качнул головой. – Пошли звонить хмырю.
– Думаешь, клюнет? – засомневался Керосин.
– Куца денется!
– Слушай, Валет, – вспомнил вдруг Керосин. – А кому это ты письмо послал?
– Дедушке. На деревню. – Валет остановился, так посмотрел, что Керосин, который был выше его на голову, шагнул назад.
Они подошли к телефонной будке, сиротливо притулившейся к торцу серого пятиэтажного дома.
Андрей лег на диван, развернул свежий номер «Комсомолки», прочитал пару коротеньких заметок и задумался. День был совершенно бездарный. Позвонил Аристарху, выяснил, что все у него в порядке, и вообще такое ощущение, что Аристарху вовсе не до него. Ну и ладно, бывает. Позвонил по телефону, который оставила Наташа, поговорил с нею. Надеялся хоть немного успокоить, мол, никакого похищения Ирины не было, у них, видимо, возник ли семейные проблемы. Не успокоил, только сам расстроился. Похоже, и Наташе не было никакого дела до Аристарха, его, Андрея, и вообще до всего мира. Сережа в тюрьме, несмотря на все действия родителей, с ним не удалось даже встретиться, он, бедненький, там страдает, и она страдает, места себе не находит, ждет не дождется завтрашнего дня, обещали разрешить свидание с ним. Только об этом и думает. Пожелал ей удачи, а сам, положив трубку, подумал: ну и зачем звонил? Давно ясно, ты – лишний, совсем не нужен ей, чего пристаешь со своими услугами?
Глупо, глупо…
Час назад решил еще раз позвонить Арику, тот ведь сам попросил: звони вечером, встретимся, поговорим. Если у него такие же проблемы, как и у Андрея, почему бы не встретиться? Но Арик опять затараторил, что срочно позвали на репетицию, готовится к спектаклю и сейчас убегает, встретиться нет никакой возможности. Тут уж было не ощущение, а полная уверенность, что не вовремя позвонил. Надо же, какие все занятые!
Совершенно бездарный, никчемный день был сегодня!
Зазвонил телефон, и это было удивительно. Неужели кому-то он, Андрей Логинов, все-таки понадобился? Вот не ожидал.
– Да? – сказал Андрей. – Я слушаю.
– Андрюша, Андрюша… Андрюша, пожалуйста, я тебя очень прошу… – с изумлением услышал он голос Ирины. А мгновение спустя в трубке послышался другой, тоже знакомый, жесткий голос. – Ты все понял, да? Она с нами, хочет увидеть тебя. Хочет с тобой поговорить. Мы не возражаем. Слушай внимательно: через три минуты я жду тебя в сквере за домом. Бегом – успеешь. Если кому-то вякнешь об этом – ни ее, ни нас не увидишь. Что с ней сделаем, можешь сам догадаться. Запомни: три минуты. Время пошло. – И – короткие гудки.
А мужской голос он узнал! Тот подонок, который в прошлом году пытался ограбить его, Валет. Выходит, Ирину и вправду похитили? Выходит… Господи, да нет же времени думать об этом! Нужно бежать, бежать, помочь Ирине. Он сказал – время пошло!
Андрей помчался на кухню, они же бандиты, нужно взять с собой хоть что-то похожее на оружие. Нож? Нет, он все равно не сможет зарезать человека. Молоток! В крайнем случае, можно будет отмахнуться, ну а если попадет по голове… Пусть сами на себя обижаются.
Куртка, туфли, молоток во внутренний карман, не помещается, но если придерживать рукой – не потеряется. И – бегом, бегом, они дали три минуты, время пошло!
Он обогнул дом и помчался по узкой тропинке меж густых кустов.
– Стой! – услышал вдруг жесткий голос.
Прямо перед ним стоял невысокий смуглый парень в короткой кожаной куртке. Тот самый, главарь банды, которая ворвалась в его квартиру в прошлом году! Ненависть захлестнула душу Андрея. Мигом вспомнилось, как они связали его и Наташу, как издевались, как один из них бил его и пытался изнасиловать Наташу. Не обороняться, а нападать нужно было, бить их, подонков, бить смертным боем! Они же слов не понимают…
