Текст книги "Опасная любовь"

Автор книги: Николай Новиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

– Ой, щекотно, – сказала Наташа.

– Тогда пойдем ниже, – прошептал Сергей, и она чувствовала, как напрягается его тело, и ахала, запрокидывая голову, потому что ниже ее касалась уже не губка, а его губы.

Все, что было дальше, не мог объяснить разум, но его и не тревожило тело, высвобожденное любовью из оков цивилизации, – оно само вытворяло, что хотело. Наташа и Сергей снова стали слепыми и глухими, их с головой накрыла бурная волна желания… доставить удовольствие друг другу, сделать так, чтобы любимый человек испытал наивысшее наслаждение. Когда оба стремятся к этому, оба и получают это.

– Знали бы мои подчиненные, чем я занимаюсь в обеденный перерыв! – сказала Наташа.

Она была в просторном тренировочном костюме Сергея, гладила свою юбку в его комнате. Сергей приготовил кофе, сделал бутерброды, и теперь все это ждало Наташу на письменном столе.

– Кстати, а как твоя торговля? – спросил он. – Я видел по телевизору рекламу, по-моему, ты придумала удачный ход с наряжанием американских кинозвезд в одежду из твоего магазина.

– Ой, сколько мороки было с этим, ты себе представить не можешь. То слайды не те нашли, то ракурсы не такие, то совместить не могут, халтурщики невероятные. Но получилось и вправду хорошо. – Наташа закончила гладить, взяла в руки юбку, посмотрела на Сергея. – Без толку просить тебя отвернуться, да, Сережа?

– А зачем?

– Потому что к этому нельзя привыкать, я где-то читала. Если бы женщины ходили с обнаженным бюстом, никто бы на это и внимания не обращал. Понятно?

– Разве можно к тебе привыкнуть, Наташка? Я, как в компьютер, загоняю в память каждое мгновение из тех, что были у нас. И храню. И вспоминаю, когда тебя нет рядом. Хочешь, расскажу, чем мы занимались в нашу первую ночь?

– Я и сама это отлично знаю. – Наташа сбросила тренировочный костюм, надела юбку, блузку, кофту, посмотрела на Сергея. – Ну как? Нормально?

– Отлично. Давай, Наташа, перекуси немного. Зря ты не хочешь, чтобы я разогрел тебе суп, сварил сосиски.

– Времени уже нет, пора возвращаться. Знаешь, сколько народу у нас бывает? И все со своими запросами. Я велела девчонкам, нашим продавцам, вести учет всех пожеланий покупателей, на основе этого будем корректировать наши заказы складу, и вообще, направлять наших оптовиков на путь истинный. А то, дай им волю, они напокупают китайского барахла!

– Наташка! – воскликнул Сергей. – Да ты стала настоящей акулой капитализма!

– Никакая я не акула, просто хочу, чтобы у меня был хороший магазин, чтобы люди, если купили у нас вещь, то радовались бы и говорили другим: этим торговцам доверять можно. Вот и все.

– Правильно, ты не акула, ты моя золотая рыбка. А вот подруга у тебя была, Ириной, кажется, ее зовут, она что, до сих пор назло тебе пытается стать актрисой?

– Почему назло мне?

– Ну, актриса – это все-таки не директор, – улыбнулся Сергей.

– Издеваешься над бедной девушкой? Нахал ты, Сережа.

– А кто у нас бедная девушка? Ирина?

– Как был врединой, так и остался. Не понимаю, за что я тебя люблю? У Ирки все нормально, учится в Щепкинском, вышла замуж за хорошего парня, он тоже актер. Аристархом зовут.

– Ну да? – удивился Сергей. – Что, правда – Аристарх? Надо же! Он случайно не древний грек?

– Он случайно отличный парень и талантливый актер. А теперь я буду спрашивать. Быстренько мне скажи, тебя отпускают с работы? Или ты без спроса убегаешь?

– Отпрашиваюсь. Прихожу к начальнику и говорю что-то вроде: у меня бабушка заболела, нужно срочно принести лекарства. Ну, к бабушкам у нас всеобщее уважение, конечно, отпускают.

– Третий день подряд бабушка заболевает? – засмеялась Наташа. – Или ты и про дедушек рассказываешь?

– Нет, вчера я сказал, что меня зачислили в отряд космонавтов, нужно срочно пройти медкомиссию.

– Ну ты и выдумщик, Сережка!

– А ты – невероятно красивая, Наташа. Я смотрю и просто выть хочется, когда подумаю, что скоро уйдешь и нужно будет снова ждать, считать часы до нашей встречи. И уже нет сил сопротивляться невыносимому желанию снова наброситься на тебя…

– Нет, Сережа, нет. Давай попьем кофе, бутерброды у тебя очень вкусные получаются, можешь мне парочку с собой дать?

– Конечно, Наташа. Знаешь, какая идея у меня появилась?

– А кофе ты не хочешь?

– Когда вижу тебя, я лишь одного хочу… Давай запасемся едой и не будем выходить из этой комнаты целый месяц. Может, потом я смогу, по крайней мере, спокойно смотреть на тебя. Сейчас я просто рассудок теряю, когда вижу мою Наташку. Я люблю тебя!

– А потом ты успокоишься и вообще не станешь смотреть на меня?

– Разве такое возможно? Ни за что! Просто, может быть, я не стану приставать к тебе в гостях, в магазине, в музее, на улице, в прихожей… смогу потерпеть до постели. Ты и вправду колдунья, Наташа. Господи, если б ты знала, как мне страшно, что кто-то может снова отнять тебя у меня!

– И я боюсь, Сережа…

– Прошу тебя, умоляю – переезжай ко мне, давай будем жить вместе. Я уже подал заявление на развод, Лариса пытается возражать, но у нее ни черта не получится, я займу денег, найду адвокатов, если нужно будет, сделаю все, чтобы поскорее стать свободным, и в тот же день мы станем мужем и женой, я уже знаю, как это можно сделать быстро.

– И я знаю… – прошептала Наташа.

– Ну зачем нам прятаться, убегать с работы, встречаться тайком, Наташа? А мне потом зубами скрипеть, как представлю, что ты возвращаешься к другому мужчине… Зачем?

– Может, лучше вначале стать мужем и женой? – неуверенно предположила Наташа. Отпила глоток кофе, помолчала, опустив голову, а потом добавила: – Андрей очень хороший человек, не могу себе представить, как скажу, что бросаю его…

– А я, Наташа?

– А ты мой любимый…

– И ты – моя любимая. Так что же нам мешает быть вместе? Хороший человек – это ведь не Монтекки и Капулетти! Возьми свои вещи и перезжай ко мне. Тогда и Лариса не станет противиться. Я уже говорил с родителями, они не возражают. Наташа! Ну пожалуйста, послушай меня.

– Я тебе завтра позвоню в редакцию, хорошо? – грустно сказала Наташа и поднялась. Посмотрела в его глаза, тяжело вздохнула, прошептала: – Пора мне, Сережа…

Наташа сидела в кресле и с преувеличенным вниманием смотрела на экран телевизора, откуда упитанный, похожий на молочного поросенка деятель в отлично сшитом костюме призывал обнищавших сограждан сказать на предстоящем референдуме «да» и «нет» в той последовательности, которая ему казалась наиболее верной. Андрей устроился на диване: рядом магнитофон, из которого звучат грустные песни.

– Ты чего все время молчишь, Андрюша? – не выдержала Наташа. – Обижаешься на меня, да?

– Нет, Наташа, почему я должен обижаться на тебя? Я сижу и слушаю Таню Буланову. Это именно то, что мне сейчас нужно.

– А, так это Таня Буланова, – кивнула Наташа. – Мне Ирка говорила, что она какая-то очень уж грустная певица.

– О вкусах не спорят, – пожал плечами Андрей. – Я понимаю, что женщинам эти песни могут и не нравиться. Они для мужчин. Как бальзам на душу, как уверенность, что в этом подлом и продажном мире есть женщина, которая может именно по-женски страдать без любимого, прощать ему всякие прегрешения, любить даже тогда, когда простить невозможно. Ты же не скажешь мне: «Не плачь, еще одна осталась ночь у нас с тобой…»

– Не скажу, – Наташа опустила голову.

– Я это знаю, поэтому слушаю Таню, а не тебя, Наташа. Тебя я вижу, люблю, но слова, которые мне очень хотелось бы услышать, говорит Таня. Если она говорит их, значит, такое возможно, просто мне не повезло… Так уж получилось. Но я хоть послушаю, как может вести себя любящая женщина, какие слова она скажет мужчине.

– А у нас в магазине сегодня опять было полно народу, – сказала Наташа. – Костюмы, в которые мы нарядили Шварценеггера и Бельмондо, за два дня расхватали, приличная была партия, теперь я еще заказала. Представляешь, даже на складе уже нет, они не рассчитывали, что их можно так быстро продать, цена-то немалая.

– Правда, иногда слова у Таниных песен не всегда грамотные, – невесело усмехнулся Андрей.

– Тебе совсем не интересно слушать про мою работу?

– …Иногда так и хочется сказать: Таня, «тебя везде я отыщу, где б не был ты» – неправильно. Нужно «где б ни был ты». А потом «я испишу тебе стихами все листы» – какие листы? Обоев, кровельного железа, газетные? А еще есть такие слова «я украду тебя от всех» – это же просто не по-русски.

– Андрюша, я завтра ухожу от тебя, – сказала Наташа.

– Но это чисто профессиональное, редакторское, – голос Андрея дрогнул. – А вообще-то ей не нужны мои подсказки, она прекрасно знает, что нужно делать, и делает, спасибо ей за это…

– Я ухожу завтра! – крикнула Наташа и заплакала.

Андрей внимательно посмотрел на нее, тоскливо улыбнулся.

– Я знал, что скоро это случится. Просто рядом со мной была моя любимая, наверное, последняя любимая женщина…

– Пожалуйста, не надо! – сквозь слезы сказала Наташа. – Не надо, я знаю, что ты хороший, умный, добрый, заботливый, ты столько сделал для меня, но я… я люблю другого.

– Поэтому я слушаю Таню Буланову. Она любит всех отвергнутых мужчин и утешает их. Что же ты плачешь, Наташа? Боишься, что в эту последнюю нашу ночь я попытаюсь насладиться твоей близостью на всю оставшуюся жизнь?

– Нет, Андрюша, я знаю, ты этого не сделаешь. Ты не станешь причинять мне боль.

– А если я свихнусь от отчаяния и буду насиловать тебя всю ночь?

– Тогда мне будет легче уйти от тебя.

– Прости, Наташа, я, кажется, глупость сморозил. Конечно, я не смогу сделать тебе больно. Кто бы обо мне подумал…

– Я думаю, Андрей, думаешь, так просто это сделать? Даже сказать, что ухожу от тебя, – как будто ударить хорошего человека. Но что же мне делать, скажи, что?

– Уходить, – с трудом разжимая губы, произнес Андрей. – Завтра? Ну что ж… по крайней мере, завтра все будет ясно. Чудесная птичка, случайно залетевшая в мою каморку, улетает к хозяину. Так и должно быть… – он тоскливо усмехнулся. – Я вроде того мужика из «Кавказской пленницы», которому случайно попала в руки дармовая кружка пива. Помнишь? Не успел он глаза к небу поднять, поблагодарить за подарок, а пиво уже отняли.

– Ты прекрасный человек, Андрей, – сквозь слезы говорила Наташа. – Ты найдешь себе другую красивую женщину, и все будет хорошо, а я буду вспоминать о тебе, хочешь, звонить буду?

– А вот еще одно сравнение, – Андрей разговаривал сам с собой, не слушая Наташу. – Ты – золотая корона, украшенная драгоценными камнями. Тот парень, к которому ты уходишь, должен быть королем, иначе он горько пожалеет о том, что присвоил тебя.

– Андрей! Ну пожалуйста, не надо всех этих сравнений.

– Вот, к примеру, я. Имел дырявую шапку, ходил спокойно по улицам, никого не боялся. А попала в руки золотая корона – из дому выйти страшно, и дома сидеть страшно, только и думаешь: куда б ее спрятать, как уберечь? Потому что богатые соседи спят и видят, как бы отнять золотую корону. И отнимут, хорошо, если не убьют нечаянного обладателя. Но и у них отнимет ее кто-то более сильный. Будут вырывать из рук, ронять в грязь, прятать в зловонных чуланах и сейфах, пока не попадет она к законному владельцу – королю. Вот так-то, Наташа.

Холодный южный ветер врывался в комнату сквозь щели балконной двери. Будто на балконе стоял мощный вентилятор. Волны ледяного воздуха плавали над полом, поднимаясь все выше и выше, затапливая комнату. И два человека в ней, мужчина и женщина, которые могли бы своей страстью айсберг растопить, не пытались даже пальцем пошевелить, чтобы согреть комнату.

Наташа достала одеяло, забралась в кресло с ногами, укуталась, превратившись из бабочки в бесформенную куколку. Она задержала взгляд на экране телевизора: там уже другой деятель предлагал свои варианты «да» и «нет». «Чтоб вы провалились!» – с тоской подумала она. Посмотрела на Андрея – он меланхолически щелкал клавишами магнитофона.

– Андрей…

– Что, Наташа?

– А почему мы не можем расстаться по-хорошему?

– С чего ты взяла, что мы расстаемся по-плохому? Разве мы скандалим, кричим, оскорбляем друг друга?

– Но ты сердишься на меня, переживаешь, хоть и молчишь, я же вижу. – Наташа снова всхлипнула, тщетно пытаясь сдержать слезы. – Мы не можем по-прежнему быть друзьями?

– По-прежнему? Наташа, мы и не были друзьями. Это называется немного иначе. Рядом со мной была любимая женщина. Друг она или нет, меня совсем не волновало. Любимая, и – рядом, со мной, вот что было важно. К этому люди стремились испокон веков. А когда любимая и – рядом с другим, это уже трагедия, изломанные судьбы, преступления, войны в конце концов. Вспомни хотя бы Троянскую.

– Все равно я буду с благодарностью вспоминать тебя, Андрюша, – дрожащим голосом сказала Наташа.

– Спасибо, – усмехнулся Андрей. И, как бы между прочим, добавил: – Если у тебя возникнут какие-то трудности, если счастливчик все-таки окажется не королем, приходи сюда в любое время дня и ночи, ключ оставь у себя. Навсегда, на неделю, на час, чтобы спрятаться или обсушиться после дождя, отдохнуть или успокоиться – приходи. Это и твой дом тоже.

Опустив голову, он включил магнитофон.

Не плачь, всего одна осталась ночь у нас с тобой,

Всего один раз прошепчу тебе: ты мой…

Всего один последний раз твои глаза

В мои посмотрят, и слеза

Вдруг упадет…

– пела Таня Буланова.

Крупная слеза катилась по небритой щеке Андрея, Наташа плакала, спрятав лицо в ладонях.

21

Весь день душу Аристарха терзали угрызения совести. На репетиции он был рассеянным, невнимательным, пропускал мимо ушей язвительные реплики Эйнштейна, чем здорово разозлил режиссера, который и без того был недоволен работой Аристарха в последние дни, даже премьеру отложил из-за этого. «Какая, к чертям собачьим, премьера, если спектакль сырой! – кричал он раз по десять на дню. – Я не желаю осрамиться перед солидной публикой! Такие люди приглашены, а что я вижу? Пшик!»

И вечером, в другом спектакле, Аристарх играл отвратительно. Сам понимал это, но ничего не мог поделать с собой. Мысли все время возвращались ко вчерашнему вечеру, когда у них с Иркой случилась небывалая ссора. И ведь так хорошо, так славно они жили несколько дней, а потом – на тебе! Ирка снова пришла домой поздно, от нее пахло спиртным, но это еще полбеды. В руке она держала большой пластиковый пакет с фирменным рисунком магазина «Сингапур +» на Сретенке.

– Степан Петрович в Наташкином магазине купил, – объявила она, радостно улыбаясь. – Ты видел рекламу по телевизору? Говорят, Наташка сотворила классный магазин, нужно будет как-нибудь заглянуть к ней. Заработай денег, Арик.

– Опять Степан Петрович? – разозлился Аристарх. – Я же просил тебя отшить этого толстопузого старика!

– Я и отшила, – засмеялась Ирка. – А он опять пришился, смотри, какой подарок мне преподнес. – Она бросила пакет на диван и с восторгом посмотрела на Аристарха. – Посмотри, Арик, разверни и посмотри, что там.

– И не подумаю!

– Тогда я сама тебе покажу. – Ирка достала из пакета ослепительно-белый костюм, разложила на диване красивый пиджак, короткую юбку. – В Наташкином магазине огромная фотография Шарон Стоун именно в этом костюме, представляешь? Ну а твоя Ирка вроде бы не хуже Стоун, только такого костюма у нее не было. Теперь есть. Хочешь, я надену его, Арик?

Даже в кабинете у Барсукова Аристарх не чувствовал такой ярости, как вчера, когда смотрел на подарок Степана Петровича.

– Или ты завтра вернешь костюм, или я уничтожу его! – заорал он.

– Почему я должна возвращать то, что мне подарили и что мне очень нравится? – возмутилась Ирка. – Можешь не надеяться.

– Ну, если так, тогда смотри, что будет дальше! – Аристарх сграбастал костюм и ринулся на кухню.

Ирка с криком побежала за ним, пытаясь отнять подарок, но Аристарх отшвырнул ее в сторону. Влетев на кухню, он схватил большой нож и принялся кромсать костюм на мелкие полоски. Ирка стояла за его спиной и скулила, глядя на это варварство.

Потом Аристарх засунул белые лоскуты в мусорное ведро и не поленился сбегать к мусоропроводу. А когда вернулся, Ирка лежала на диване, укрывшись одеялом с головой, и даже не повернулась, когда он позвал ее. Пришлось поставить на кухне раскладушку и спать на ней. Да разве он спал? Ужасная была ночь!

Подходя к дому, Аристарх твердо решил любыми средствами загладить свой вчерашний поступок. Просить прощения, обещать купить десять таких костюмов, каяться в несдержанности – он был готов на все. Невыносимо было видеть холодное, отчужденное лицо любимой женщины, брезгливо сжатые губы, чувствовать ненавидящий взгляд. Сорвался он вчера, ну что ж, бывает, она должна понять.

У подъезда он вдруг остановился, будто стукнулся лбом в стеклянную стену, скрипнул зубами и застонал. Прямо перед глазами нахально красовался черный «мерседес». Выходит, у него в квартире гости!

Забыв о прежних своих намерениях, Аристарх сжал кулаки и рванулся к лифту. Он не стал звонить, торопливо открыл дверь своим ключом. В прихожей навстречу ему тотчас же поднялся с пылесоса-пуфика огромный Миша. Взгляд его не предвещал ничего хорошего. Дверь в комнату была плотно прикрыта, оттуда слышалась громкая музыка и звонкий Иркин смех.

– А ну пусти! – процедил сквозь зубы Аристарх, намереваясь пройти в комнату.

– Ты не умеешь себя вести, – уверенно сказал Миша. – Посиди пока на кухне.

Аристарх не сразу сообразил, что происходит. В его квартире какой-то мужик уединился с его женой, а другой, телохранитель, советует ему, хозяину, мужу, посидеть на кухне?!

Эта минутная растерянность и подвела его Аристарх не успел среагировать на сильный удар Миши в солнечное сплетение. А когда он согнулся чуть ли не пополам, следующий профессиональный удар ребром ладони по шее свалил его на пол и выключил сознание.

Очнулся Аристарх на кухне. Он сидел на стуле, прислонившись спиной к стене. Болела шея, тошнота подкатывала к горлу, радужные круги плавали перед глазами. Напротив, заслоняя спиной выход из кухни, сидел Миша.

– Очухался, артист? Не надо было лезть на рожон. Я же тебе по-хорошему сказал: иди на кухню и не рыпайся.

– Ублюдок! – с ненавистью сказал Аристарх. – Ты хоть понимаешь, что творишь? Ворвался в чужую квартиру, напал на хозяина – за это придется отвечать.

– Никто никуда не врывался. Человек приехал поговорить с твоей женой насчет съемок в новом фильме, они спокойно беседовали, но тут ворвался ты и стал кричать, оскорблять, угрожал прикончить всех. Пришлось успокоить.

– Что ты мелешь, недоумок?!

– То, что трое свидетелей подтвердят в ментовке, если ты туда сунешься. А еще расскажут, как ты новый костюм, в котором жена сниматься должна, уничтожил по пьяной глупости. И теперь пьяный и глупый. Понял?

Лишь сейчас Аристарх почувствовал во рту горький привкус водки. И понял, что попал в ловушку Вот оно как получилось, каким боком повернулось нехитрое вроде бы желание заиметь спонсора, любящего искусство! И что же теперь делать, что, что?! Ждать, когда это кончится? Притвориться, будто его мало волнует все происходящее в его квартире? На это способен разве что дебил… Почему он должен притворяться, хитрить в своей собственной квартире, черт побери?! Да потому, что могут запросто убить и доказать потом, что пьяный дурак бросился с ножом на добропорядочных гостей, приглашенных женой. Кто его знает, какую роль на самом деле играет здесь Ирка? Может, и вправду ничего не соображает, а может, и наоборот… Скажем, понадобилась Степану Петровичу женщина с квартирой, и она не возражает против такого расклада. Кто тут лишний? Аристарх!

– Сволочь! – все же не выдержал Аристарх, с ненавистью глядя на Мишу.

– Ну вот что, – со значением ухмыльнулся телохранитель. – Я уже сказал: по официальной версии тебя пришлось успокоить. Я думал, это уже случилось, а ты все хочешь доказать, что нет. Заткнись, или я буду продолжать твое успокоение, понял, нет? Еще раз вякнешь – начну. До утра не оклемаешься, артист.

Аристарх устало прикрыл глаза – тошно было смотреть на эту образину. Два чувства боролись в нем. Но от мысли: в его квартире какие-то подонки вытворяют, что хотят, как разлитый бензин от искры, вспыхивало пламя ненависти, и хотелось вскочить, орать, бить, бить, бить, пока не уничтожит их или… пока его не уничтожат. Второе казалось намного вероятнее, ибо Миша с него глаз не спускал. То холодный рассудок диктовал: ситуация серьезная, ты же снимался в фильме, знаешь психологию таких людей, знаешь, на что они способны, нужно потерпеть, выяснить, что они хотят, а потом уж действовать. И снова ненависть, и снова трезвый анализ…

Прошло полчаса, а может, и больше, когда наконец в прихожей послышался довольный басок Степана Петровича и веселый голос Ирки. Миша поднялся, направился в прихожую. Аристарх яростно тряхнул головой, словно так можно было избавиться от кошмарного видения, и двинулся следом за Мишей.

– Ой, Арик, ты уже дома? А я и не заметила, когда ты пришел, – весело сказала Ирка. – А посмотри, какой костюм мне подарил сегодня Степан Петрович. – Она закружилась, подняв руки.

Аристарху показалось, что в глазах ее мелькнуло злорадство. А костюм и вправду был хорош – роскошный кожаный костюм, мечта чуть ли не каждой женщины в этой стране.

– Я же просил тебя не приближаться к этому ублюдку, – сказал Аристарх, чувствуя, как волна ненависти снова захватывает его. – Я же предупреждал тебя, что добром это не кончится! Шлюха! Все, можешь считать, что нашей семьи больше нет. Ты довольна? Есть у тебя кожаный костюм и этот вонючий козел – больше ничего!

Миша бросил взгляд на босса, тот понимающе улыбнулся и отрицательно покачал головой.

– Арик, как тебе не стыдно! – испуганным голосом пробормотала Ирка, похоже, она не думала, что он может сказать ей такое. – Степан Петрович просто хотел сделать мне приятное и тебе тоже…

– Он, похоже, выпил, – с сочувствием сказал Степан Петрович. – Аристарх, ну зачем вы так переживаете из-за какого-то пустяка? Костюм вчера разрезали, это ведь самый настоящий вандализм, дикость, так сказать.

– У моей жены будут только те костюмы, которые я ей подарю! – крикнул Аристарх. – Что вам обоим нужно здесь? Чего вы лезете в мою квартиру? Сволочи!

– А вот ругаться не следует, это не украшает интеллигента, – покачал головой Степан Петрович, взглядом приказывая Мише не двигаться. – Давайте рассудим здраво, Аристарх. Какая разница, кто подарил вашей жене, прекрасной Ирочке, костюм? Вы? Отлично! Я, еще какой-то почитатель, который может себе позволить такой подарок? Прекрасно! У Ирочки должно быть много костюмов, для современной женщины, актрисы, так сказать, это естественно!

– Дома старушке своей будешь рассказывать! – сквозь зубы процедил Аристарх, с ненавистью глядя на внешне безобидного, респектабельного господина. – Пошел вон отсюда и не забудь костюм с собой прихватить!

Он хотел разозлить, вывести его из себя, пусть покажет Ирке свою настоящую бандитскую морду! Но Степан Петрович лишь с сожалением покачал головой.

– Ты прямо какой-то совсем дикий стал, Аристарх, – сказала Ирина, испуганно глядя то на Степана Петровича, то на мужа. – Ведь Степан Петрович по-доброму с тобой разговаривает, а ты рычишь, ругаешься. И не стыдно говорить такие слова?

– Культуры у него, похоже, маловато, – с сожалением сказал Ирине толстый гость и повернулся к Аристарху. – Я не к вам приходил, дорогой мой, и не вам выгонять меня. Если Ирочка скажет, я никогда не переступлю порог этого дома. Но если она пригласит меня еще раз, будьте уверены, я приду.

– Попробуй только сунься! – Аристарх шагнул к нему, но между ними тотчас же встал Миша с угрожающим видом. Образине очень хотелось пустить в ход кулаки, но хозяин не позволял. – Я найду способ спустить тебя по лестнице!

– Аристарх! – закричала Ирина.

– А я найду способ научить вас разговаривать вежливо, – жестко сказал Степан Петрович. – И запомните, Аристарх: не вздумайте обижать Ирочку. Оскорбление женщин я не прощаю. Ну, всего доброго, моя дорогая. – Он галантно поцеловал Ирине ручку и пошел из квартиры, прикрываемый со спины Мишей.

– Ну? – спросил Аристарх, когда дверь захлопнулась и загудел лифт, унося незваных гостей вниз. – Ты хоть соображаешь, что делаешь?

– А ты? Ты совсем невменяемым стал, Арик! Ну что, что я делаю? Сижу, разговариваю с пожилым человеком, который подарок мне принес, что же здесь страшного?

– Подарки тебе глаза застят! – заорал Аристарх. – Ты сидишь в комнате, а меня этот ублюдок с квадратной рожей туда не пускает! Меня, твоего мужа! Это как понимать надо?! Какие секретные дела там происходят? Ты трахаешься с ним?! Тут у нас, может, публичный дом уже?!

– Да ты что, Арик?! Не смей говорить мне такое!

– Тогда объясни, почему твои гости ведут себя в моей квартире, как оккупанты? Почему я должен у себя дома слушать приказы какого-то дебила?!

– Я не знала об этом. Наверное, ты рвался оскорблять меня и Степана Петровича, вот он и удержал тебя. А так – мог бы спокойно войти, поговорить с нами.

– Не мог! Пока соображал, что происходит в моей квартире, он меня «вырубил», а потом водки влил, когда я отключился. И объяснил, что в случае чего ты подтвердишь в милиции, что я хотел вас убить!

– Чушь какая-то, Арик.

– Ты просто шлюха! – с ненавистью выкрикнул Аристарх. – Променяла меня, любовь нашу, семью – на паршивый костюм!

– Да что ты все время кричишь, оскорбляешь меня? Будешь так вести себя – и вправду уйду, вот так! Меня, между прочим, на Канарские острова приглашают, а я, дура, отказалась. Будешь орать – и соглашусь!

– Скатертью дорога! – сквозь зубы процедил Аристарх. – Мне тоже есть к кому уйти! – Он сорвал с вешалки плащ, схватил кепку и выбежал из квартиры.

– Ты куда?! – испуганно закричала Ирина.

С минуту она стояла у двери, растерянно глядя себе под ноги, а потом вспомнила, как он сказал, что Миша не пустил его в комнату. Что же получилось, она сидела в комнате со Степаном Петровичем, а мужа туда не пустили?.. Действительно, почему его не пустили?

– Арик, вернись! – закричала Ирина, выбегая на лестничную площадку.

Восторг и изумление светились в глазах Шуры Ланкиной, когда она открыла дверь и увидела Аристарха.

– Ари-ик! – протянула она. – Прямо как снег на голову. Хоть бы позвонил, неприступный испанский гранд.

На ней был ярко-красный махровый халат поверх малинового пеньюара.

– Ты же сказала, что будешь ждать меня, вот я и решил не звонить, – пробормотал Аристарх, искоса разглядывая богатый холл.

– Так и есть, – обольстительно улыбнулась Шура. – Ну входи же, входи, чего ты встал у порога?

– Спасибо, – сказал Аристарх. – Слушай, Шура, у тебя водка есть?

– Есть, налью непременно. Что с тобой происходит, Арик? Ты какой-то встревоженный, взъерошенный и весь день был таким. Неприятности дома? Твоя прекрасная жена загуляла?

– Есть неприятности, – буркнул Аристарх. – Но давай не будем сейчас вспоминать о них.

– Давай, – согласилась Шура.

Она провела его в спальню, где стояла огромная белая кровать, а на тумбочке переливался яркими красками экран небольшого «Панасоника», похоже, Шура лежала в кровати и смотрела какой-то фильм.

– Тебе водки с апельсиновым соком, с лимоном или просто со льдом? – спросила она, доставая из бара у стены бутылку «Смирновской».

– Просто без ничего, – мрачно сказал Аристарх, – и побольше.

Он выпил граммов сто пятьдесят, закусил конфетой с ликером, вздохнул, расправил плечи.

– Вот теперь полегче, – сказал.

Шура с любопытством наблюдала за ним, ожидая, что же будет дальше. Но Аристарх замолчал, предоставляя инициативу хозяйке.

– Я тоже выпью, – решительно сказала Шура, наполняя свой фужер. – Но только с апельсиновым соком. И не одна, а с тобой, мой прекрасный испанский гранд. Давай свою посуду.

Аристарх выпил еще, хотел поставить фужер на полку, но вдруг увидел прямо перед собой ждущие глаза Шуры. Он наклонился, коснулся губами ее губ. Шура привстала на цыпочки, обхватила его шею, жадно прижалась к его губам. Аристарх машинально обнял ее, раздумывая, куда бы поставить фужер.

– Я так рада, что ты наконец-то заглянул ко мне, – прошептала Шура, с восторгом глядя в глаза Аристарху. – Когда очень долго ждешь, уже никакой надежды не остается и вдруг все сбывается – это кажется фантастикой.

Воспользовавшись тем, что Шура разжала объятия, Аристарх подошел к белой тумбочке с тяжелыми бронзовыми ручками на ящичках, поставил свой фужер.

– Чувствую, что-то не то, – сказал он с глупой улыбкой. – А оказывается, мне этот стакан мешает. – Он помолчал, внимательно разглядывая фужер на тумбочке, будто надеялся прочесть на нем инструкцию, что делать дальше. – Так значит, говоришь, фантастика? Может быть, может быть… Для кого-то фантастика, а для кого-то трагедия, вот и получается фантастическая трагедия. Раньше была оптимистической, а теперь фантст… фант… Надо же, какое слово, сразу и не выговоришь.

– Ты ведь сам сказал, о неприятностях не будем говорить, – напомнила Шура.

– Нет, не будем.

– Я понимаю, Арик, ты пришел потому, что поссорился с женой, – сказала Шура. – Хочешь, чтобы я утешала тебя?

– Не хочу.

– А ванну принять хочешь?

– Понимаю, – кивнул Аристарх. – Тебе нравятся чистые мужчины.

– В ванне можно не только мыться, – улыбнулась Шура. – Я пойду с тобой, и мы придумаем что-нибудь интересное. Ну, Арик, перестань делать вид, будто ты совсем пьяный!

– А мыться там все-таки можно?

– Ну… если тебе очень уж надо…

Шура так смешно надула губки, что Аристарх улыбнулся, обнял ее, погладил по голове.

– Извини, Шурик, я и вправду, кажется, много выпил. Это не для меня много, а для такого кошмарного дня, понимаешь? Я приму душ и скоро вернусь, а ты ляжешь в постель и будешь меня ждать. Хорошо?

Велико было искушение напустить в голубую ванну горячей воды и полежать в ней без движения минут сорок. Но в голове шумело, язык заплетался, и Аристарх понимал – уснет. А это и для жизни опасно, и для хозяйки неприятно, она ведь ждет. Он включил холодный душ и, стоя под ледяными струями, принялся усиленно массировать себе виски.

Зачем он приехал к Шуре? Проще было бы отправиться к Борису Котлярову, он живет один. Переночевать у него, а утром… Не зря же говорят: утро вечера мудренее, что-нибудь придумал бы.

А Ирка сейчас… Аристарх до боли закусил губу, замотал головой. Такого оскорбления он себе и представить не мог. Наверное, поэтому, не раздумывая, поехал к Шуре – только так можно было отомстить Ирке за все, что случилось по ее вине. Или – по ее глупости. Или – потому, что мир вокруг свихнулся, и талантливый актер Аристарх Таранов, которому прочили большое будущее, влачит теперь жалкое существование, костюм жене купить не может, не говоря уже о большем. Неважно. Любимая женщина, близкий друг, оказалась предательницей. И это намного страшнее, чем предательство мужчины.