Текст книги "Разыскания истины"

Автор книги: Николай Мальбранш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 52 (всего у книги 55 страниц)

ибо они видят, что эти движения подобны движениям, происходящим;'! в нашем теле. Ибо животные рождаются, питаются, укрепляются,; || подобно нашему телу; они пьют, едят, спят, подобно нам, потому | что по телу мы совершенно подобны животным, и все различие»! между нами и ими состоит в том, что у нас есть душа, а у них ее'"

555

нет. Душа же, которую мы имеем, вовсе не образует нашего тела, не переваривает нашей пищи, не дает движения и теплоты нашей крови. Она чувствует, она желает, она рассуждает; она оживляет тело в том смысле, что имеет чувства и страсти, относящиеся к нему. Но это отнюдь не значит, чтобы она разливалась по нашим членам и сообщала им чувство и жизнь, ибо наше тело не может воспринять ничего из того, что принадлежит нашему духу. Итак, ясно, что причина, почему люди не умеют решить большинства вопросов, лежит в том, что они не различают и даже не хотят различать те различные вещи, которые обозначаются одним словом.

Иногда, впрочем, люди хотят различать вещи, но часто они делают это так плохо, что предлагаемые ими отличительные признаки не только не устраняют двусмысленности терминов, но делают их еще темнее. Например, когда задают вопросы, подобные следующим: живет ли тело, как оно живет, каким именно образом разумная душа оживляет его; живут ли жизненные духи, кровь и другие соки; одушевлены ли зубы, волосы, ногти и т. д.; когда делают различие между словами «жить» и «быть одушевленным», противопоставляя понятию «жить», понятие «быть одушевленным» душою разумною, или душою животною, или душою растительною. Но это разграничение только запутывает содержание вопроса, ибо эти слова сами по себе нуждаются в объяснении, а два последних:

душа растительная, дуща животная, – пожалуй, даже необъяснимы и непостижимы в том смысле, как они принимаются обыкновенно.

Если же со словом «жизнь» желательно связать некоторую ясную и отчетливую идею, то можно сказать, что жизнь души есть познание истины и любовь ко благу или, вернее, что ее мышление составляет ее жизнь; жизнь же тела заключается в циркуляции крови и в правильном распределении соков, или, вернее, жизнь тела есть движение его частиц, содействующее поддержанию его. Тогда идеи, связываемые со словом «жизнь», станут ясны, и нам станет вполне очевидным: 1) что душа не может сообщить своей жизни телу, ибо она не может его заставить мыслить; 2) она не может дать ему той жизни, чрез которую оно питается, растет и т. д., ибо она не знает даже, что нужно сделать, чтобы переварить пищу; 3) она не может его заставить чувствовать, потому что материи не свойственно чувство и т. д. Словом, можно решить без труда все остальные вопросы, возникающие по этому предмету, лишь бы термины, выражающие их, вызывали ясные идеи; и их невозможно решить, если идеи терминов, выражающих их, темны и сбивчивы.

Однако иногда нет безусловной необходимости иметь такие идеи, которые в совершенстве представляли бы вещи, отношения которых мы рассматриваем; часто бывает достаточно иметь о них познание неполное или первоначальное; ибо часто в нашу задачу не входит узнать с точностью отношение вещей. Я объясню это ниже.

Существуют двоякого рода истины или отношения: есть отношения, известные с точностью, и отношения, которые познаны не

556

вполне. Так, с точностью известно отношение между данным квадратом и данным треугольником, но не вполне известно отношение между Парижем и Орлеаном; известно, что данный квадрат равен треугольнику или что он вдвое, втрое больше и т. д.; но известно лишь, что Париж больше Орлеана, и мы не знаем в точности насколько.

Я продолжаю. В несовершенных познаниях допустимо множество степеней, и даже все эти познания несовершенны лишь по сравнению с более совершенными познаниями. Например, известно, и это знание совершенное, что Париж больше Королевской площади; и это знание не совершенно лишь по сравнению с точным знанием, которое нам говорит наверное, насколько Париж больше Королевской площади, находящейся в нем.

Итак, существуют разнородные вопросы: 1) есть вопросы, в которых ищется полное познание всех точных отношений между двумя или несколькими вещами;

2) есть вопросы, в которых ищется полное познание некоторого точного отношения между двумя или несколькими вещами;

3) есть вопросы, в которых ищется полное познание некоторого отношения, довольно близкого к точному отношению, существующему между двумя или несколькими вещами;

4) есть вопросы, в которых мы стараемся найти только довольно смутное и неопределенное отношение.

Во-первых, очевидно, что для того, чтобы решить вопросы первого рода и в совершенстве узнать все точные отношения величины и качества, существующие между двумя или несколькими вещами, наши идеи о них должны быть отчетливы и представлять их в совершенстве, и мы должны сравнивать эти вещи всевозможнейшими способами. Так, например, возможно решить все вопросы, имеющие целью открыть точные отношения, существующие между 2 и 8, потому что 2 и 8 известны в точности, и их можно сравнивать одно с другим всеми способами, необходимыми для того, чтобы узнать их точные отношения величины или качества. Можно узнать, что 8 составляет учетверенное 2, что 8 и 2 – числа четные, что 8 и 2 не суть квадратные числа.

Во-вторых, ясно, что для решения вопросов второго рода и для точного познания некоторого отношения величины или качества между двумя или несколькими вещами, необходимо и достаточно вполне отчетливо познать те их стороны, по которым мы должны их сравнивать, чтобы открыть искомое отношение. Например, чтобы решить некоторые вопросы, имеющие задачею своею найти некоторые точные отношения между 4 и 16, каковые числа суть числа четные и квадратные, достаточно знать с точностью, что 4 и 16 без j остатка делятся на два и что оба они суть произведения числа,;

помноженного само на себя; и нам бесполезно рассматривать их;

истинную величину. Ибо, очевидно, для того, чтобы узнать точные:! отношения качества между вещами, достаточно иметь вполне отчет-|

557

ливую идею об их качестве, не мысля об их величине; а для того, чтобы узнать их точные отношения величины, достаточно с точностью знать их величину, не рассматривая их действительного качества.

В-третьих, ясно, что для решения вопросов третьего рода и для познания некоторого отношения, приближающегося к точному отношению между двумя или несколькими вещами, достаточно знать приблизительно те их стороны, по которым их нужно сравнивать для нахождения приблизительного искомого отношения, будь то отношение величины или отношение качества. Например, я могу знать с очевидностью, что ViT больше 2, потому что я могу знать приблизительно истинную величину ^Г&; но я не могу узнать, на сколько ^ больше 2, потому что я не могу знать с точностью истинную величину ^.

И наконец, очевидно, что для решения вопросов четвертого рода и для нахождения смутных и неопределенных отношений, достаточно знать вещи лишь соразмерно тому, насколько это нужно для такого сравнения их, по которому мы открываем искомые отношения. Итак, не всегда необходимо при решении всяких вопросов иметь вполне отчетливые идеи понятий, входящих в них, т. е. знать в совершенстве вещи, обозначаемые этими понятиями. Но необходимо знать их тем точнее, чем точнее и многочисленнее отношения, которые мы стараемся открыть. Ибо, как мы уже видели, в вопросах неполных достаточно иметь неполные идеи о рассматриваемых вещах, и мы решим эти вопросы вполне, т. е. соответственно содержанию их. И можно даже решить довольно хорошо вопрос, хотя бы мы и не имели никакой отчетливой идеи о понятиях, входящих в него. Ибо если спрашивается, например, свойственно ли огню растворять соль, сушить грязь, обращать в пар свинец и тысячи тому подобных вещей, то мы вполне понимаем эти вопросы и можем весьма хорошо решить их, хотя бы мы не имели никакой отчетливой идеи об огне, соли, грязи и т. п. Ибо люди, задающие эти вопросы, желают лишь знать, был ли у нас какой-нибудь чувственный опыт, подтверждающий, что огонь производит эти явления; а потому, основываясь на познаниях, полученных через свои чувства, мы им отвечаем вполне удовлетворяющим их образом.

ГЛАВА VIII

Применение других правил к вопросам частным.

Есть двоякого рода вопросы: простые и' сложные. Решение первых зависит исключительно от внимания разума к ясным идеям понятий, входящих в них. Вторые же могут быть решены только посредством сравнения с третьего идеею или с несколькими другими

558

идеями; в них неизвестные отношения, заключенные в понятиях вопроса, не могут быть найдены путем непосредственного сравнения идей этих понятий, ибо эти идеи несоединимы или несравнимы. Так что мы нуждаемся в одной или нескольких посредствующих идеях, чтобы делать необходимые для нахождения этих отношений сравнения, и мы должны с точностью наблюдать, чтобы эти посредствующие идеи были ясны и отчетливы соответственно точности и многочисленности отношений, которые мы стараемся открыть.

Это правило является лишь следствием первого правила, и оно имеет одинаковую с ним важность. Ибо для точного познания отношений сравниваемых вещей необходимо, чтобы идеи их были ясны и отчетливы, а следовательно, необходимо также хорошо знать посредствующие идеи, благодаря которым мы думаем сделать сравнения; нужно отчетливо знать отношения нашего мерила к каждой из измеряемых вещей – тогда только мы откроем отношения их. Вот примеры.

Опустим в воду небольшой и очень легкий сосуд с куском магнита и оставим его свободно плавать; затем к южному полюсу этого магнита поднесем тот же полюс другого магнита, который мы держим в руке, и мы тотчас увидим, что первый магнит отдаляется, словно его толкает сильным ветром. И мы хотим знать причину этого явления.

Ясно, чтобы найти причину движения этого магнита, недостаточно еще знать отношение его к другому магниту; ибо, если бы мы и знали все их отношения в совершенстве, мы не могли бы понять, как эти два тела могут толкать друг друга, не соприкасаясь.

Следовательно, надо рассмотреть, какие вещи мы отчетливо познаем как обладающие свойством, согласно порядку природы, двигать некоторое тело; ибо речь идет о том, чтобы открыть естественную причину движения магнита, каковая, разумеется, есть некоторое тело. Итак, не нужно вовсе прибегать к какому-то качеству, какой-то форме или какой-то сущности, о способности которой двигать тело мы не имеем отчетливого знания, ни даже к какому-то разуму, ибо нам неизвестно с достоверностью, есть ли разум обыкновенная причина естественных движений тел, ни даже, может ли он вообще производить движение.

Мы знаем с очевидностью, что когда тела сталкиваются, то они приводят в движение друг друга; таков закон природы, следовательно, движение магнита надо попытаться объяснить посредством некоторого тела, которое с ним сталкивается. Возможно, правда, что его движет не тело, а нечто иное; но если у нас нет отчетливой идеи об этой вещи, то не следует и прибегать к ней, как к средству, пригодному для нахождения искомого, или для объяснения его другим людям; выдать за причину явления нечто, чего никто ясно не постигает, не значит объяснить явление. Итак, незачем задаваться вопросом, есть ли какая-нибудь иная естественная причина движения тел, помимо их взаимной встречи, или ее нет; следует скорее

559

предположить, что таковой нет, а затем рассмотреть со вниманием, какое тело может встретить и привести в движение наш магнит.

Прежде всего мы увидим, что приводит его в движение не тот магнит, который мы держим в руках, потому что он не прикасается к магниту, который движется. Однако первый движется лишь при приближении того магнита, который мы держим в руках, и не движется сам по себе, отсюда мы должны заключить, что хотя его не движет магнит, который мы держим, но причиною его движения должны быть какие-то небольшие тела, которые исходят из магнита и которые вновь толкаются к нему другим магнитом.

Для открытия этих небольших тел недостаточно открыть глаза и приблизиться к магниту, ибо тогда чувства навязали бы свое суждение рассудку, и, основываясь на том, что мы не видим ничего исходящего из магнита, мы решили бы, пожалуй, что из него ничего и не исходит; возможно, что мы не вспомнили бы, что мы не видим ни ветра, даже самого сильного, ни многих других тел, производящих изумительные явления. Нужно твердо держаться указанного приема, вполне ясного и понятного, и рассмотреть тщательно все действия магнита с целью открыть, каким образом он может постоянно отбрасывать от себя эти небольшие тела, не уменьшаясь. Опыты, которые мы сделаем, покажут, что эти маленькие тела, выходящие с одной стороны, немедленно входят с другой. Эти опыты помогут нам объяснить все затруднения, которые могут подать повод к возражениям против предлагаемого способа решения вопроса. Однако следует заметить, что мы не должны бросать этого способа, хотя бы и не могли ответить на какие-нибудь возражения, опирающиеся на невежество людей относительно многих вещей.

Если мы желаем рассмотреть не столько то, отчего происходит, что магниты отталкиваются, когда бывают обращены друг к другу одинаковыми полюсами, сколько то, отчего происходит, что они приближаются и соединяются друг с другом, когда поднести южный полюс одного к северному полюсу другого, – то этот вопрос представится более трудным и одним способом решить его нельзя. Нам уже недостаточно знать точно отношения, существующие между полюсами обоих этих магнитов, и мы не можем прибегнуть к причине, принятой в предыдущем вопросе; ибо он, по-видимому, скорее препятствует явлению, причину которого мы ищем. Не следует также прибегать ни к каким вещам, которые мы не познаем ясно как естественные и обыкновенные причины материальных движений, ни также к смутной и неопределенной идее о скрытом качестве в магните, вследствие которого будто магниты притягивают друг друга; ибо разум не может постичь с ясностью, как может одно тело притягивать другое.

Непроницаемость тел указывает ясно на то, что движение может сообщаться посредством толчка; опыт же подтверждает, без малейшей неясности, что действительно движение сообщается таким путем. Но нет никакого основания и нет никакого опыта, которые ясно доказывали бы движение притяжения; ибо, когда мы открываем

560

истинную и достоверную причину опытов, которые, по-видимому, всего лучше подтверждали движение притяжения, мы находим с очевидностью, что то, что, по-видимому, совершалось через притяжение, на самом деле происходило вследствие толчка. Итак, не следует останавливаться на какой-либо иной передаче движения, кроме толчка; ибо этот способ верен и неоспорим, другие же, которые можно допустить, отличаются, по крайней мере, неясностью. Если бы даже и удалось доказать, что в чисто материальных вещах есть другие начала движения, помимо встречи тел, то и тогда мы не могли бы с достаточным основанием отбросить это начало;

на нем следует останавливаться даже предпочтительно перед всяким другим, потому что этот принцип самый ясный и самый очевидный и кажется столь неоспоримым, что можно утверждать, что он был принят всеми народами во все времена.

Опыт показывает, что магнит, который свободно плавает на воде (рис. 5), приближается к тому, который мы держим в руке, если обратить к нему известную сторону; следовательно, мы должны заключить, что что-то его толкает ко второму магниту. Но толкает плавающий магнит не тот магнит, который мы держим в руке, потому что плавающий магнит приближается к тому, который мы держим; в то же время, однако, он не двигается, если мы не поднесем к нему того магнита, который держим в руках, отсюда ясно, что для объяснения этого вопроса нужно прибегнуть, по крайней мере, к двум причинам, если желательно решать его, следуя принятому принципу передачи движений.

Магнит с приближается к С, следовательно, его толкает воздух или жидкая и невидимая материя, окружающая его, потому что нет никакого иного тела, которое могло бы толкать его, – вот первая

Рис. 5.

561

причина. Магнит с приближается лишь в присутствии магнита С;

следовательно, магнит С необходимо заставляет воздух толкать магнит с – вот вторая причина. Очевидно, что эти обе причины безусловно необходимы. Затруднение теперь заключается в том, как соединить их; это можно сделать двумя способами: или начав с чего-нибудь, что нам известно в воздухе, окружающем магнит с, или же начав с чего-нибудь, что нам известно в магните С.

Если нам известно, что частицы воздуха и частицы всех жидких тел находятся в постоянном движении, то для нас не подлежит сомнению, что они непрестанно ударяются о магнит с, который они окружают; и, ударяясь о него одинаково со всех сторон, они толкают его одинаково как в ту, так и в другую сторону, если только и с той и с другой стороны находится одинаковое количество воздуха. Таково положение вещей, и из него мы легко заключаем, что магнит с препятствует воздуху, о котором идет речь, распределяться равномерно как у а, так и у Ь. Но последнее возможно только в том случае, если магнит будет отбрасывать какие-нибудь другие тела в пространство между Сие; итак, из магнитов должны исходить небольшие тела и занимать это пространство. Это подтверждается также опытом, когда мы разбрасываем вокруг магнита железные опилки;' ибо по опилкам мы видим наглядно течение этих невидимых маленьких тел. Итак, эти небольшие тела вытесняют воздух, который находится около а, и потому магнит с не встречает с этой стороны такого же сильного толчка, как с другой; а следовательно, он должен приблизиться к магниту С, потому что всякое тело должно двигаться в ту сторону, откуда его меньше толкают.

Маленькие тела находятся в более сильном движении, чем воздух, ибо они должны вытеснить его из пространства между магнитами, поэтому, если бы магнит с не имел на полюсе а некоторые поры, которые могут поглощать небольшие тела, исходящие из полюса В другого магнита, но слишком малы для того, чтобы поглощать частицы воздуха, хотя и тонкие, но крупные, эти тельца стали бы толкать магнит с и удалять его от С. Из того, что магнит с приближается или удаляется от С, смотря по тому, который из его полюсов обращен к С, мы должны необходимо заключить, что небольшие тела, исходящие из магнита С, проходят свободно и не толкая магнит с через конец а и толкают его со стороны Ь. То, что я говорю об одном из этих магнитов, приложимо всецело и к другому.

Ясно, что мы всегда научаемся чему-нибудь посредством подобного рассуждения, основанного на ясных идеях и неоспоримых принципах. Ибо, благодаря ему, мы открыли, что воздух, окружающий магнит с, вытесняется из пространства между магнитами телами, непрестанно исходящими из их полюсов и встречающими, с одной стороны, свободный себе доступ, а с другой – преграды. Если бы

' См.: Принципы философии Декарта. Ч. IV.

Зй Разыскания истины

562

мы пожелали узнать приблизительную величину и фигуру пор магнита, через которые проходят эти небольшие тела, нам пришлось бы произвести еще другие опыты; но это завело бы нас не туда, куда мы желаем, и мы легко можем запутаться. По поводу этих вопросов можно справиться в «Принципах философии» г-на Декарта не для того, чтобы слепо следовать мнениям этого ученого философа, но чтобы приучиться к его методу философствования. Мне же нужно лишь ответить на возражение, которое возникает прежде всего, – отчего эти маленькие тела не могут войти в те поры, из которых они вышли; это явление может быть вызвано, помимо величины и определенной фигуры пор, еще и тем, что тонкие веточки, образующие поры, в иных случаях поддаются и пропускают маленькие тела, проходящие через них, в других – они могут расширяться и закрывать им доступ. Уже постоянного течения тонкой материи от одного полюса к другому по порам магнита достаточно, чтобы воспрепятствовать этой материи входить через те поры, из которых она вышла; ибо некоторая часть этой материи не может преодолеть подобного течения и открыть себе доступ ни в те поры, из которых она вышла, ни в поры одноименного полюса, в которых происходит обратное течение. Стало быть, нам вовсе не должно удивляться различию магнитных полюсов; ибо это различие может быть объяснено многими способами, и вся трудность заключается в отыскании истинного способа.

Мы пришли бы к тому же самому результату, если бы пробовали решить вопрос, рассматриваемый нами, начав с маленьких тел, которые, как предполагается, выходят из магнита С. Мы открыли бы также, что воздух состоит из множества частиц, находящихся в постоянном движении; ибо без этого магниту с было бы невозможно приблизиться к магниту С. Я не останавливаюсь на объяснении этого, так как оно не представляет затруднений.

Но вот вопрос более сложный, чем предшествовавшие, для решения которого придется воспользоваться несколькими правилами. Спрашивается, какая может быть естественная и механическая причина движения наших членов.

Идея естественной причины ясна и отчетлива, если понимать ее так, как я объяснил ее в предшествовавшем вопросе; но термин «движение наших членов» двусмыслен и сбивчив, ибо существует несколько родов подобного движения: есть движения произвольные, естественные и конвульсивные. В теле человеческом существуют также различные члены. Итак, согласно первому правилу, я должен спросить, причину какого из этих движений желательно узнать. Если вопрос остается неопределенным, то я могу поступить по своему выбору, и я рассматриваю этот вопрос следующим образом.

Я рассматриваю со вниманием свойства этих движений; я открываю прежде всего, что движения произвольные совершаются обыкновенно быстрее конвульсивных, а отсюда я заключаю, что причина их может быть различна. Итак, я могу и я должен, следовательно,

563

рассматривать вопрос по частям, ибо он, по-видимому, подлежит долгому обсуждению.

Я офаничиваюсь сначала рассмотрением только произвольного движения; а так как мы имеем несколько членов, производящих эти движения, то я выберу руку. Итак, я принимаю во внимание, что рука состоит из нескольких мускулов, которые совершают почти все известное действие, когда мы, например, поднимаем какое-нибудь тело с земли или двигаем это тело как-нибудь иначе. Однако я останавливаюсь только на одном мускуле, предположив, что другие устроены приблизительно таким же образом. Его устройство я изучаю по какой-нибудь книге по анатомии или лучше наглядным образом, рассматривая его фибры и сухожилия: я прошу какого-нибудь знающего анатома сделать мне диссекцию их и задаю этому анатому все вопросы, которые в моем разуме впоследствии могут способствовать отысканию того, что я ищу.

Итак, рассматривая все вещи со вниманием, я не могу сомневаться в том, что причина движения моей руки зависит от сокращения составляющих ее мускулов. Если, не желая запутывать вопроса, я предположу, согласно общепринятому мнению, что это сокращение производится посредством жизненных духов, наполняющих полость мускулов и сближающих таким путем концы их, то весь вопрос касательно произвольного движения сведется к тому. чтобы узнать, как может то небольшое количество жизненных духов, которое содержится в руке, наполнить вдруг мускулы ее по повелению воли, и притом с силою, достаточною для поднятия тяжести в пуд и более.

Когда мы с некоторым прилежанием размышляем об этом, то по большей части первое объяснение, которое представляется воображению, есть быстрое и сильное разрежение, подобно взрыву пушечного пороха или вскипанию известных жидкостей, содержащих в обилии щелочные соли, когда их смешивают с жидкостями жесткими или содержащими кислые соли. Небольшое количество пороха может, воспламеняясь, взорвать не только тяжесть в сто фунтов, но целую башню и даже гору. Землетрясения, разрушающие города и потрясающие целые области, также производятся газами, воспламеняющимися под землею, приблизительно как порох. Итак, допуская в руке некоторую причину брожения и расширения жизненных духов, мы можем сказать, что эта причина есть начало той силы, благодаря которой люди совершают столь быстрые и столь сильные движения.

Однако мы не должны доверять этим объяснениям, которые подсказывают разуму одни чувства и о которых мы не имеем ясного и очевидного познания, а потому мы не должны легко прибегать к вышеприведенному объяснению, ибо причину силы и быстроты наших движений недостаточно объяснить одним сравнением. Это объяснение неясное, и, сверх того, оно неполное, ибо мы должны здесь объяснить движение произвольное, а брожение непроизвольно.

36«

564

Кровь чрезвычайно волнуется во время лихорадок, и невозможно остановить тогда волнение ее. Жизненные духи воспламеняются и волнуются в мозгу, и их волнение не прекращается по нашему желанию. Согласно вышеприведенному объяснению, когда человек различным образом движет рукой, то для этого нужен миллион больших и малых, быстрых и медленных брожений, которые начинаются и, что еще труднее объяснить при упомянутом предположении, которые прекращаются в тот момент, когда человек того захочет. Эти брожения не должны в таком случае расходовать всего материала, и этот материал должен всегда быть готовым к воспламенению. Если человек прошел десять лье, то сколько тысяч раз надо было наполниться и опустеть мускулам, участвующим в ходьбе? сколько понадобилось бы жизненных духов, если при каждом шаге брожение рассеивает и ослабляет их? Следовательно, этот довод не может вполне объяснить тех движений нашего тела, которые всецело зависят от нашей воли.

Очевидно, что настоящий вопрос заключается в следующей проблеме механики: требуется посредством пневматических машин найти средство для преодоления известной силы, например в пуд, посредт ством другой как угодно малой силы, например силы в унцию;

причем приложение этой небольшой силы к действию зависело бы от воли. А эта проблема легко разрешима, и доказательство ее ясно.

Эту проблему можно решить, взяв сосуд, имеющий два отверстия» из которых одно должно быть несколько больше чем в 1600 раз другого; в эти отверстия вставляются трубы двух равных раздувальных мехов, и к раздувальному меху большего отверстия прилагается в 1600 раз большая сила, чем к другому меху, и тогда сила в:

1600 раз меньшая преодолеет силу большую. Доказательство этого ясно из механики, потому что силы не вполне пропорциональна отверстиям, а отношение меньшей силы к маленькому отверстию больше, чем отношение большей силы к большому отверстию. ;

Однако нашу проблему можно решить посредством другой м» шины, лучше изображающей действие мускулов, чем вышепривег денная. Наполним воздушный шар наполовину воздухом и положим,;

на него камень в 5 или 6 пудов или, положив его на стол»Ц накроем дощечкой, а на эту дощечку положим большой камень;;

или посадим человека довольно большого веса; пусть человек этОТ-э придерживается даже за что-нибудь, если хочет противодействовать! надуванию шара. Если теперь кто-нибудь только подует в этот! шар, шар поднимет и тяжесть, давящую на него, и человека»-! сидящего на нем, лишь бы в канале, по которому воздух проходите в шар, был клапан, препятствующий воздуху выходить, когд»1 приходится перевести дыхание. Причина этого явления та, что'! отверстие шара так мало – или предполагается таким малым —'-I по отношению ко всей вместимости шара, выдерживающего тя-| жесть камня, что и весьма небольшая сила может этим способов | преодолеть силу большую.

565

Мы видим также, что одним дуновением можно из духового ружья отбросить далеко свинцовую пулю, ибо сила дуновения не рассеивается и непрестанно возобновляется; а следовательно, для нас становится очевидным, что если существует необходимое соотношение между отверстием и вместимостью шара, то одно дуновение может легко преодолеть большие силы.

Итак, если предположить, что все мускулы или каждый фибр, составляющий их, имеют, подобно этому шару, полость, способную вмещать жизненные духи; что относительная величина пор, через которые проходят жизненные духи, пожалуй еще меньше, чем та же величина шейки мочевого пузыря или отверстия шара; что жизненные духи удерживаются или толкаются в нервах приблизительно так же, как задерживается дуновение в духовых ружьях; что жизненные духи находятся в более сильном движении, чем воздух в легких, и толкаются в мускулы с большею силою, чем мы дуем в шар, – приняв все это в соображение, мы поймем, что движение жизненных духов, разливающихся в мускулах, может преодолеть силу самых больших тяжестей, которые мы носим. Если мы не можем носить тяжестей еще больших, то подобный недостаток силы зависит не столько от недостатка жизненных духов, сколько от фибр и кожи, составляющих мускулы: они порвались бы, если бы мы сделали слишком большое усилие. Кроме того, принимая во внимание, что в силу законов связи души и тела движения жизненных духов – поскольку речь идет о направлении их – зависят от воли людей, мы заключаем, что движения рук должны быть произвольны.

Правда, мы двигаем рукою с такою быстротою, что нам представляется сначала невероятным, чтобы разлитие жизненных духов в мускулах, составляющих руку, могло быть для того достаточно быстрым. Но мы должны заметить, что жизненные духи находятся в чрезвычайно сильном движении, они всегда готовы перейти из одного мускула в другой, а для того, чтобы расширить мускул, требуется немного жизненных духов, как в том случае, когда мы просто хотим двигать рукою, так и в том, когда мы поднимаем с земли какую-нибудь легкую вещь; ибо, когда нам приходится поднимать что-нибудь тяжелое, мы не можем сделать этого с достаточною быстротою. Когда ноша тяжела, приходится сильно расширить и натянуть мускулы; а чтобы их настолько расширить, требуется большое количество жизненных духов, какового не имеется в соседних или противодействующих мускулах. Итак, требуется время для того, чтобы эти жизненные духи притекли издали и чтобы их набралось в количестве, достаточном для преодоления тяжести. Вот почему люди, нагруженные ношами, не могут бежать; и люди, поднимающие с земли что-нибудь тяжелое, не .могут сделать этого с такою же быстротою, как люди, поднимающие соломинку.

Затем, мы должны обратить внимание на то, что люди с разгоряченной или хмельной головой бывают гораздо быстрее других; что животные, у которых жизненные духи находятся в более

566

сильном движении, как например птицы, двигаются с большею быстротою, чем животные хладнокровные, как например лягушки;

что есть даже такие животные, как например хамелеон, черепаха и некоторые насекомые, жизненные духи у которых так слабо движутся, что их мускулы наполняются не быстрее маленького шара, который мы начали бы надувать. Если обратить внимание на все это, то, пожалуй, мы можем считать, что данное нами объяснение допустимо.