Текст книги "Разыскания истины"

Автор книги: Николай Мальбранш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 55 страниц)

почти вся кровь спускается в нижние части тела, в мозгу не хватает жизненных духов, и все остальное тело становится слабым и дрожащим.

Чтобы подробно разъяснить и доказать только что сказанное нами, пришлось бы необходимо дать общее понятие о физике, и в частности о человеческом теле. Но обе эти науки еще слишком несовершенны, чтобы иметь ту точность, которую я бы желал;

помимо того, если бы я еще больше распространился об этом предмете, я уклонился бы скоро от своей задачи; ибо здесь мне достаточно дать общую и первоначальную идею о страстях, лишь бы эта идея не была ложной.

Это потрясение мозга и движение крови и жизненных духов составляют четвертую сторону каждой нашей страсти, и они вызывают пятую, которая есть движение души.

В ту минуту, когда жизненные духи устремляются от мозга в остальное тело, чтобы произвести в нем движения, способные поддерживать страсть, душа устремляется ко благу, которое она созерцает, и тем сильнее, чем с большею силою выходят жизненные духи из мозга, потому что одно и то же потрясение мозга волнует и душу, и жизненных духов.

Движение души ко благу тем больше, чем нагляднее вид блага;

и движение жизненных духов, выходящих из мозга, чтобы разлиться в остальном теле, тем сильнее, чем сильнее потрясение мозговых фибр, причиненное воздействием предмета или воображением.

Итак, это самое потрясение мозга делает созерцание блага более ощутимым, а потому и волнение души при страстях необходимо усиливается в той же самой пропорции, как движение жизненных духов.

Эти эмоции души не различаются от тех эмоций, которые непосредственно следуют из интеллектуального созерцания блага и о которых мы уже говорили; они только сильнее и живее по причине связи души и тела, а также потому, что то созерцание, которое вызывает их, есть созерцание чувственное.

В-шестых, в страстях мы видим чувство страсти: чувство любви, отвращения, желания, радости, грусти. Это чувство не отличается от того, о котором мы уже говорили; оно лишь живее, потому что тело принимает в нем большее участие. Но оно всегда сопровождается известным чувством сладости, которое делает все наши

406

страсти приятными; и эта последняя сторона имеет место в каждой нашей страсти, как мы это уже сказали.

Причина этого последнего чувства следующая. При виде объекта страсти или при каком-нибудь новом обстоятельстве, часть жизненных духов устремляется от головы ко внешним частям тела, чтобы привести его в положение, требуемое страстью; другие же жизненные духи быстро опускаются в сердце, легкие и внутренности, чтобы извлечь из них необходимое подкрепление, как мы это уже достаточно разъяснили. Всегда же, когда тело находится в том состоянии, в каком должно быть, душа получает от того большое удовлетворение; а когда тело находится в состоянии, противоположном тому, которое нужно для его блага и поддержания, душа сильно страдает от того. Вот почему, когда мы следуем движениям своих страстей и не останавливаем течения жизненных духов, причиняемого в нашем теле видом объекта страсти и приводящего его в то состояние, в каком оно должно быть по отношению к этому предмету, – тогда душа в силу законов природы получает чувство сладости и внутреннего удовлетворения по причине того, что тело находится в том состоянии, в каком должно быть. Обратно, когда душа, следуя предписаниям разума, останавливает это течение жизненных духов и противостоит этим страстям, она страдает соразмерно злу, которое могло случиться от того с телом.

Ибо подобно тому как размышление души о самой себе необходимо сопровождается радостью или грустью духовною, а затем радостью или грустью чувств, когда, выполняя свой долг и подчиняясь повелениям Божиим, она сознает, что находится в том состоянии, в каком должна быть, или же когда, предаваясь своим страстям, она испытывает угрызения совести, которые говорят ей, что настроение ее дурно, – так и течение жизненных духов, возбужденное благом | телесным, сопровождается чувственною радостью или грустью, а ;| затем радостью или грустью духовною, сообразно тому, поскольку | воля благоприятствует или удерживает это течение жизненных духов,:.

Но между интеллектуальной радостью, сопровождающей ясное;

познание доброго состояния души, и чувственным удовольствием,;

сопровождающим смутное чувство хорошего состояния тела, есть та I заметная разница, что интеллектуальная радость прочна, чужда;

угрызений совести, а также неизменна, как истина, вызывающая ее; ;

чувственная же радость почти всегда сопровождается грустью духовною или угрызением совести, она тревожна и так же непостоянна, | как страсть или волнение крови, которое ее вызывает. Наконец,' первая почти всегда сопровождается очень сильною радостью чувств, когда она бывает следствием познания великого блага, которым I обладает душа; а вторая почти никогда не сопровождается какою– | либо радостью духовною, хотя бы была следствием большого бла-*| гополучия для тела, но противного благу души. I

Впрочем, верно, что без благодати Иисуса Христа сладость,,] испытываемая душою, когда она предается своим страстям, приятнее;]

407

той сладости, которую она испытывает, следуя предписаниям рассудка. И эта-то сладость и есть корень всего того беззакония, которое воспоследовало из первородного греха, и она всех нас сделала бы рабами наших страстей, если бы Сын Божий не избавил нас от рабства страстям силою высшей радости своей благодати. Ибо то, что я только что говорил про преимущество духовной радости перед радостью чувств, верно лишь для христиан; оно было бы безусловно ложно в устах Сенеки, даже Эпикура, и наконец всех философов, которые, по-видимому, были самыми рассудительными;

ибо иго Иисуса Христа сладко лишь для тех, кто принадлежит Иисусу Христу, и бремя Его кажется нам легким лишь тогда, когда благодать Его несет его вместе с нами.

ГЛАВА IV

О том, что удовольствия и движения страстей вводят нас в заблуждение относительно блага, и им должно противиться непрестанно. Каким способом бороться с распутством.

Все, что мы указали выше в страстях вообще, несвободно; оно происходит в нас помимо нас, и лишь одно утверждение нашей воли безусловно зависит от нас. Вид блага по природе сопровождается движением любви, чувством любви, потрясением мозга и движением жизненных духов, новою эмоциею души, усиливающею первое движение любви, новым чувством души, усиливающим первое чувство любви и, наконец, чувством сладости, вознаграждающим душу за то, что тело находится в том состоянии, в каком оно должно быть. Все это происходит в душе и в теле по природе и механически, я хочу сказать, что душа не принимает в этом участия, и одно наше согласие, действительно, исходит от нас. Этим-то согласием и должно управлять, его должно сохранять свободным, несмотря на все усилия страстей. Одному только Богу должно подчинять свою свободу; должно повиноваться только голосу Творца природы, внутренней очевидности, тайным укорам своего разума. Должно давать свое согласие лишь тогда, когда мы ясно видим, что нежелание дать утверждение, было бы злоупотреблением своею свободою; вот то главное правило, которое должно соблюдать, чтобы избежать заблуждения и греха.

Один только Бог показывает нам с очевидностью, что мы должны подчиниться тому, чего Он желает от нас; следовательно, должно быть рабом лишь Его одного. Нет очевидности в прелестях и приманках, в угрозах и страхах, вызываемых в нас страстями; все это одни смутные и темные чувства, и им не следует повиноваться. Должно ждать, чтобы более чистый свет просветил нас, чтобы этот ложный свет страстей исчез и заговорил бы Господь. Должно

408

углубиться в самих себя и в себе искать Того, Кто никогда не оставляет и всегда просвещает нас. Он говорит тихо, но голос Его внятен; Он светит мало, но свет Его чист. Нет, голос Его и внятен, и силен; свет Его столь же ярок и ослепителен, сколь чист; но наши страсти всегда отвлекают нас от нас самих; своим громким голосом и своею тьмою они мешают нам внимать Его голосу и просвещаться Его светом. Он говорит даже тем, кто не вопрошает Его; даже те, кто наиболее увлечен страстями, слышат некоторые Его слова; но это – слова сильные, грозные и ужасные, «острее всякого меча обоюдоострого: они проникают до разделения души и духа, суставов и мозгов и судят помышления и намерения сердечные»; «ибо все обнажено и открыто перед очами Его», и Он не может видеть беззаконий грешников, не делая им внутренне тяжелых укоров.' Итак, должно углубиться в самих себя и приблизиться к Нему. Должно вопрошать Его, внимать и повиноваться Ему; ибо, если мы всегда будем внимать Ему, мы никогда не обманемся; если мы всегда будем повиноваться Ему, мы никогда не будем порабощены непостоянством страстей и заслуженными бедствиями греха.

Не следует воображать, подобно известным вольнодумцам, которых гордыня страстей привела в состояние скотское и которые, в долгом презрении закона Божия, по-видимому, не знают под конец иного закона, кроме закона своих постыдных страстей, – не следует, говорю я, воображать, подобно этим людям, плоти и крови, что следовать побуждениям своих страстей и повиноваться тайным желаниям своего сердца – значит следовать Богу и повиноваться голосу Творца природы. Это самое последнее ослепление; это, по словам апостола Павла, временное наказание за идолослужение и нечестие, т. е. наказание за величайшие грехи.2 В самом деле, это наказание тем сильнее, что вместо того, чтобы умерять гнев Божий, как это делают все остальные кары в этом мире, оно постоянно только раздражает и усиливает Его гнев вплоть до того ужасного дня, когда Его справедливый гнев разразится над грешниками.

Однако их рассуждения не чужды вероятности; они кажутся весьма согласными со здравым смыслом, им благоприятствуют страсти, и вся философия Зенона, несомненно, бессильна ниспровергнуть их. Следует любить благо, говорят они; удовольствие есть признак, связанный природою с благом, и по этому именно признаку, который не может быть ложным, так как он происходит от Бога, мы различаем благо от зла. Должно избегать зла, как говорят они опять; страдание есть признак, который природа связала со злом, и именно по этому признаку, который не может быть ложным, так как он исходит от Бога, мы различаем зло от блага. Мы испытываем удовольствие, когда предаемся своим страстям; нам тягостно и мы страдаем, когда противимся им. Следова-

1 Поел. к Евр., 4.

2 Поел. к Римл., 1.

409

тельно. Творец природы хочет, чтобы мы предавались своим страстям и никогда не противились им, потому что удовольствие и страдание, которые Он заставляет нас чувствовать в этих случаях, служат верными показаниями Его воли относительно нас. Итак, следовать желаниям своего сердца – значит следовать Богу; повиноваться тому инстинкту природы, который побуждает нас удовлетворять свои чувства и страсти, – значит повиноваться Его голосу. Вот как рассуждают они и как утверждаются в своих нечестивых мнениях. Вот как стараются они избежать тайных укоров своего разума, и Бог позволяет им, в наказание за их преступление, ослепляться этим ложным светом. Ложный свет ослепляет их вместо того, чтобы просвещать, но ослепляет таким ослеплением, которого они не чувствуют и от которого даже не желают исцелиться. Бог предает их превратному уму, предает похотям сердец, их постыдным страстям, делам, недостойным человека, – как говорит Писание, – чтобы, погрязнув в своих пороках, они навеки были обречены Его гневу.

Но нужно разъяснить то затруднение, которое они выставляют. Не будучи в состоянии разрешить его, школа Зенона разрубила узел, прибегнув к отрицанию того, что удовольствие есть благо, а страдание есть зло. Но такая уловка слишком вольна для философов, и я не думаю, чтобы она заставила изменить свое мнение тех, кто по опыту знает, что сильное страдание есть большое бедствие. Так что Зенон и вся языческая философия не могли разрешить затруднения, выставленного эпикурейцами, и следует прибегнуть к другой философии, более основательной и просвещенной.

Верно, что удовольствие хорошо, а страдание дурно, что удовольствие и страдание Творец природы связал с пользованием известными, вещами, и это заставляет нас решать, что вещи хороши или дурны; верно, что мы должны пользоваться хорошими и избегать дурных вещей и следовать почти всегда побуждениям своих страстей. Все это верно, но это относится к телу. Чтобы поддержать свое тело и пользоваться долгою жизнью, жизнью животною, должно почти всегда руководиться своими страстями и своими желаниями. Чувства и страсти нам даны лишь ради блага тела. Чувственное удовольствие есть признак, который природа связала с пользованием известными вещами для того, чтобы, не трудясь, рассматривать их рассудком, чтобы мы пользовались ими для поддержания тела, а не для того, чтобы мы любили их. Итак, мы должны любить лишь то, что несомненно познаем рассудком как наше благо.

Мы разумны, и Бог, который есть наше благо, хочет от нас не слепой любви, любви инстинкта, любви так сказать вынужденной, но любви сознательной, просвещенной, любви, которая подчиняла бы Ему наш разум и наше сердце. Он побуждает нас любить Его, открывая нам через просвещение, сопровождающее высшую радость Его благодати, что Он есть наше благо; но Он влечет нас ко благу телесному только инстинктом и смутным чувством удовольствия,

410

потому что благо телесное не заслуживает ни прилежания нашего духа, ни прилежания нашего разума.

Далее, наше тело не есть мы сами; оно принадлежит нам, но, говоря безусловно, мы могли бы существовать без него. Следовательно, благо нашего тела не есть наше благо. Тела могут быть благом только для тел. Мы можем пользоваться ими для нашего тела, но мы не должны привязываться к ним. Наша душа также имеет свое благо, именно то единственное благо, которое выше ее, которое одно поддерживает ее и одно вызывает в ней чувства удовольствия или страдания. Ибо ведь все объекты наших чувств сами по себе не способны заставить нас ощущать их, и лишь один Бог дает нам знать, что они находятся налицо, ощущениями, которые дает нам о них. Вот чего не понимали языческие философы.

Мы можем и должны любить то, что способно возбудить в нас чувство удовольствия, я признаю это. Но в силу того же основания мы должны любить только Бога, потому что только Бог может действовать в нашей душе, а чувственные предметы самое большее могут привести в движение наши органы чувств. Но не все ли равно, скажете вы, откуда приходят эти приятные чувства! я хочу наслаждаться ими. Неблагодарные! узнайте руку, преисполняющую вас благ. Вы требуете от справедливого Бога наград несправедливых; вы хотите, чтобы Он награждал вас за преступления, которые вы совершаете против Него, и в то самое время, когда совершаете их. Вы пользуетесь Его неизменною волею, составляющею естественный порядок и закон, чтобы вырвать у Него милости, которых вы не заслуживаете, ибо вы вызываете с преступною хитростью в вашем теле движения, принуждающие Его заставлять вас наслаждаться всякими удовольствиями. Но смерть обратит в тлен ваше тело, и Бог, которого вы заставляли служить вашим нечестивым желаниям, заставит вас служить Его праведному гневу, и насмеется над Вами в свою очередь.

Правда, довольно прискорбно, что обладание телесным благом сопровождается удовольствием, а обладание благом духовным часто связано со скорбью и страданием. Можно думать, что это большая неправильность; раз удовольствие есть признак блага, а страдание – признак зла, то мы должны были бы чувствовать бесконечно больше сладости в любви к Богу, чем в пользовании чувственными вещами, потому что Бог есть истинное или, вернее, единственное благо духа. Оно, конечно, и станет так когда-нибудь, и есть вероятность, что так оно было до грехопадения. По крайней мере, несомненно, что до грехопадения человек не испытывал страдания при выполнении своего долга.

Но Бог удалился от нас после падения первого человека. Он не составляет больше нашего блага по природе и бывает им лишь по благодати; ибо мы не чувствуем более от природы сладости в любви к Нему, Он не только не побуждает нас любить Его, Он удаляет нас от Себя. Если мы идем за Ним, Он отталкивает нас; если мы

411

бежим за Ним, Он поражает нас. Если мы упорствуем, следуя за Ним, Он продолжает отталкивать нас, Он заставляет нас испытывать очень живые и ощутительные страдания. Когда же, устав идти за Ним тяжелым и трудным путем добродетели, не будучи поддерживаемы наслаждением благом, не будучи укрепляемы какою-нибудь пищею, мы начинаем услаждаться чувственными благами, – тогда Он привязывает нас к ним удовольствием и, по-видимому, стремится вознаградить нас за то, что мы отвернулись от Него, чтобы устремиться за этими ложными благами. Словом, после грехопадения Бог, по-видимому, не хочет, чтобы мы любили Его, думали о Нем и считали Его нашим единственным и исключительным благом. Лишь благодаря сладости благодати нашего ходатая Иисуса Христа чувствуем мы, что Бог есть наше благо; ибо удовольствие есть видимый признак блага, и потому мы чувствуем, что Бог есть наше благо, так как благодатью Иисуса Христа мы любим Бога с удовольствием.

Таким образом, душа, не познавая своего блага ни ясным созерцанием, ни чувством, без благодати Иисуса Христа принимает благо тела за свое собственное; она любит его и привязывается к нему еще теснее своею волею, чем была привязана первым установлением природы. Ибо благо телесное, дающее одно себя чувствовать, теперь, неизбежно действует на человека с большею силою. Мозг сильнее поражается им, а следовательно, душа чувствует и воображает его живее. Жизненные духи волнуются им с большею силою, а следовательно, воля любить его с ббльшею горячностью и удовольствием.

До грехопадения душа могла изгладить из мозга слишком живой образ телесного блага и заставить исчезнуть чувственное удовольствие, сопровождающее этот образ. Так как тело было подчинено духу, то душа могла в одно мгновение остановить потрясение мозговых фибр и эмоцию жизненных духов во имя долга. Но после грехопадения это более не в ее власти. Следы, оставляемые воображением и движением жизненных духов, не зависят более от нее, вследствие этого удовольствие, связанное порядком природы с этими следами и этими движениями, необходимо становится единственным властелином сердца. Человек не может противостоять долго своими собственными силами этому удовольствию; одна лишь благодать может победить его всецело; один разум этого не может, потому что один лишь Бог как творец благодати может, так сказать, победить Себя как творца природы, или, вернее, может умилостивить Себя как мстителя за непослушание Адама.

Стоики, которые имели только смутное представление о беззаконии первородного греха, не могли ответить эпикурейцам. Их блаженство было одна фантазия; ибо нет блаженства без удовольствия, а они не могли находить удовольствия в делах прочной добродетели. Правда, они чувствовали некоторую радость, следуя правилам своей мнимой добродетели, потому что радость есть естественное следствие сознания нашей души, что она находится в наилучшем состоянии, в каком может быть. Эта духовная радость

412

могла поддерживать их мужество на некоторое время, но она не была достаточно сильна, чтобы противостоять страданию и победить удовольствие. Тайная гордость, а не радость, внушала им твердость;

когда же они не были на виду у других, они теряли всю свою мудрость и всю свою силу, как те театральные короли, которые в одно мгновение утрачивают все свое величие.

Не то с христианами, следующими точно заповедям Евангелия. Их радость прочна, потому что они весьма достоверно знают, что находятся в наилучшем состоянии, в каком могут быть. Их радость велика, потому что благо, которым наслаждаются они, благодаря вере и надежде, бесконечно. Ибо надежда на великое благо всегда сопровождается большою радостью, и эта радость тем живее, чем сильнее надежда, потому что сильная надежда, заставляя представлять благо как присутствующее, неизбежно вызывает радость и даже чувственное удовольствие, всегда сопровождающее присутствие блага. Их радость не тревожна, потому что она основывается на обетованиях Бога, запечатлена кровью Сына Божия, подкрепляется внутренним миром и неизречимою сладостью любви, которою Дух Святой наполняет сердце их. Ничто не может отдалить их от их истинного блага, когда они вкушают его и наслаждаются им в силу высшей радости благодати. Удовольствия телесных благ не так велики, как удовольствия, которые они чувствуют в любви к Богу. Они любят презрение и страдание, они подвергают себя бесчестию, но удовольствие, которое они находят в страданиях или, вернее, удовольствие, которое они находят в Боге, когда презирают все остальное, чтобы соединиться с Ним, столь сильно, что оно увлекает их, заставляет их говорить на новых языках и радоваться даже, подобно апостолам, претерпеваемым бедствиям и поношениям. «Апостолы же пошли из синедриона, – говорит Писание, – радуясь, что за имя Господа Иисуса удостоились принять бесчестие».' Таково настроение духа у настоящих христиан, когда они понесли последние поношения ради защиты истины.

Иисус Христос пришел, чтобы восстановить порядок, нарушенный грехом, а порядок требовал, чтобы величайшие блага сопровождались бы прочнейшими удовольствиями, вот почему очевидно, что все должно совершаться так, как мы сейчас сказали. Но, помимо рассудка, мы имеем еще опыт; и опыт говорит: как только кто-нибудь примет решение презреть все ради Бога, он обыкновенно испытывает удовольствие или внутреннюю радость, которая заставляет его так же живо чувствовать, что Бог есть его благо, как ясно он познавал это.

Истинные христиане убеждают нас постоянно, что радость, которую они находят в любви и служении только Богу, невыразима, и справедливо верить им касательно того, что происходит в них самих. Нечестивые, напротив, постоянно находятся в смертельной

) Деяния Апост., 5, 41.

413

тревоге; те же, кто принадлежит и Богу, и миру, разделяют и радость праведников, и тревогу нечестивых. Они жалуются на свои бедствия, и справедливость также требует верить, что их жалобы небезосновательны. Бог поражает людей в глубине их сердца, когда они любят что-нибудь, кроме Него, и это поражение и составляет действительное бедствие. Он преисполняет их дух чрезвычайной радостью, когда они привязываются исключительно к Нему, и эта-то радость и составляет прочное блаженство. Изобилие богатств и высокие почести вне нас, они не могут исцелить нас, когда Бог поражает нас. Бедность и унижение также вне нас, и они не могут заставить нас страдать, когда Господь охраняет нас.

Из сказанного нами ясно, что объект наших страстей не есть наше благо; что следовать побуждениям их мы должны только ради поддержания нашей жизни; что чувственное удовольствие по отношению к нашему благу есть то же, что наши ощущения по отношению к истине; как наши чувства обманывают нас относительно истины, так наши страсти обманывают нас относительно нашего блага; что мы должны искать высшей радости благодати, потому что она влечет нас с очевидностью к любви, к истинному благу; она не сопровождается тайными укорами разума, как слепой инстинкт и смутное удовольствие страстей; она всегда сопровождается тайною радостью, сообразною состоянию, в котором мы находимся; и, наконец, так как лишь Бог может действовать в духе человеческом, то человек не может найти блаженства вне Бога; или мы должны допустить, что Бог вознаграждает неповиновение и повелевает любить более то, что наименее заслуживает любви.

ГЛАВА V

О том, что совершенство духа состоит в его связи с Богом через познание истины и любовь к добродетели; и обратно, несовершенство его происходит лишь от зависимости его от тела, по причине расстройства его чувств и страстей.

Самого небольшого рассуждения достаточно, чтобы познать, что благо духа необходимо есть нечто духовное. Тела стоят гораздо ниже духа; они не могут действовать на него своими собственными силами; они не могут даже непосредственно соединяться с ним, – словом, они сами по себе не умопостигаемы, следовательно, они не могут быть его благом. Вещи духовные, обратно, умопостигаемы по своей природе; они могут соединяться с духом; следовательно, они могут быть его благом, предполагая, что они превосходят его; чтобы вещь могла быть благом для духа, недостаточно, чтобы она была духовна, как он; необходимо еще, чтобы она превосходила его, могла действовать на него, просвещать и вознаграждать его; иначе она не

414

может его сделать ни совершеннее, ни счастливее; а следовательно, не может быть его благом. Из всех умопостигаемых или духовных вещей один только Бог превосходит, таким образом, дух; отсюда следует, что лишь один Бог есть и может быть нашим истинным благом. Итак, мы можем стать совершеннее и счастливее только при обладании Богом.

Все убеждены, что познание истины и любовь к добродетели делают дух совершеннее и что ослепление разума и извращение сердца делают дух менее совершенным. Познание же истины и любовь к добродетели не могут быть ничем иным, как общением духа с Богом и своего рода обладанием Богом; а ослепление разума и извращение сердца также не могут быть ничем иным, как удалением духа от Бога и связью этого духа с чем-нибудь, что стоит ниже его, т. е. с телом, потому что только эта связь может сделать его несовершенным и несчастным. Итак, познавать истину или познавать вещи согласно истине – значит познавать Бога; а любить добродетель или любить вещи, поскольку они заслуживают любви, или любить их согласно правилам добродетели – значит любить Бога.

Дух как бы находится между Богом и телами, добром и злом, между тем, что просвещает и что ослепляет, что его направляет и его развращает, что может сделать совершенным и счастливым и что может сделать несовершенным и несчастливым. Когда он открывает какую-нибудь истину или видит вещи так, как они суть сами в себе, он видит их в идеях Божиих, т. е. ясным и отчетливым созерцанием того, что есть в Боге и что представляет их; ибо, как я уже сказал, дух человеческий не заключает в самом себе совершенств или идей всех существ, которые он может видеть: он не есть универсальное бытие. Следовательно, он не видит в самом себе вещей, которые различаются от него. Отнюдь не путем обсуждения поучается и просвещается он, ибо он не есть сам для себя свое совершенство и свой свет; чтобы просветиться, он нуждается в бесконечном свете вечной истины. Итак, когда дух познает истину, он имеет общение с Богом, он познает Бога и некоторым образом обладает Им.

Но не только можно сказать, что дух, который познает истину, познает некоторым образом Бога, заключающего ее; можно даже сказать, что он отчасти познает вещи так, как Бог познает их. В самом деле, этот дух познает их действительные отношения, и Бог познает их также; этот дух познает их через созерцание совершенств Божиих, представляющих их, – и Бог познает их таким же образом; ибо Бог не чувствует, Бог не воображает. Бог видит в Себе Самом, в умопостигаемом мире, который Он содержит, мир материальный и чувственный, созданный Им. То же относится и к духу, познающему истину; он не ощущает ее, не воображает ее. Ощущения и образы воображения представляют духу лишь ложные отношения;

и кто открывает истину, тот может видеть ее лишь в умопостигаемом

415

мире, с которым он связан и в котором сам Бог созерцает ее; ибо этот чувственный и материальный мир не умопостигаем сам по себе. Итак, дух видит в свете Божием, как и сам Бог, все вещи, которые он видит ясно, хотя он видит их только весьма несовершенным образом, который в этом отношении сильно отличается от способа созерцания, присущего Богу. Итак, когда дух видит истину, он не только связан с Богом, он обладает Богом, он видит Бога некоторым образом, он видит также в известном смысле истину так, как Бог видит ее.

Точно так же, когда мы любим согласно правилам добродетели, мы любим Бога; ибо когда мы любим согласно этим правилам, тогда влечение любви, которое Бог непрестанно вызывает в нашем сердце, чтобы обратить нас к Нему, не отвлекается от Него свободною волею и не изменяется в себялюбие. И лишь тогда дух свободно следует влечению, сообщаемому ему Богом. Бог же никогда не дает ему влечения, которое не стремилось бы к Нему, потому что Он действует только ради Себя, и очевидно, что любить согласно правилам добродетели – значит любить Бога.

Но не только это значит любить Бога, это значить также любить, как любит Бог. Бог любит исключительно Себя, Он любит Свои творения только потому, что они имеют отношение к Его совершенствам, и любит их соразмерно тому, поскольку они имеют к ним отношение; наконец, любовь, какою Бог любит Себя и вещи, созданные Им, одна и та же любовь. Любить согласно правилам добродетели значит любить исключительно Бога, значит любить Бога во всем, значит любить вещи, поскольку они участвуют в благости и совершенствах Божиих, потому что это значит любить их, поскольку они заслуживают любви; наконец, это значит любить'влечением той самой любви, которою Бог любит Себя, ибо любовь, которою Он любит Себя и все вещи по отношению к Себе, одушевляет нас, когда мы любим так, как должны любить. Следовательно, мы любим тогда так, когда любит Бог.

Итак, очевидно, что познание истины и правильная любовь к добродетели составляют все наше совершенство; потому что это обычные следствия нашего общения с Богом, и благодаря им мы обладаем даже Богом, поскольку мы способны к тому в этой жизни. Ослепление разума и извращение сердца, обратно, составляют все наше несовершенство; и они опять-таки суть следствия связи нашего духа с нашим телом: как я это уже доказал во многих местах, показывая, что, когда мы следуем впечатлениям наших чувств, нашего воображения и страстей, мы никогда не познаем истины и не любим истинного блага.

Это очевидно. Однако люди, все страстно желающие совершенства своего существа, мало заботятся об усилении своего общения с Богом и непрестанно трудятся над укреплением и расширением той связи, которую имеют с чувственными вещами. Невозможно достаточно объяснить причины такого странного извращения.

416

Обладание благом естественно должно произвести два действия в том, кто обладает им; оно должно сделать его совершеннее и в то же время счастливее; но это бывает не всегда. Невозможно, я признаю это, чтобы дух, действительно обладая каким-нибудь благом, не был бы действительно совершеннее; но возможно, что действительно обладая каким-нибудь благом, он не будет действительно счастливее. Люди, которые лучше всех познали истину и более любят блага, достойнейшие любви, действительно бывают всегда совершеннее тех, кто ослеплен и развращен, но не всегда они действительно счастливее. То же относится ко злу; оно должно делать и несовершеннее, и несчастнее одновременно; но хотя оно всегда делает людей несовершенными, не всегда оно делает их также несчастнее, или оно не всегда делает их несчастными соразмерно тому, насколько делает несовершенными. Добродетель часто тяжела и горька; а порок сладок и приятен; главным образом вера и надежда делают хороших людей действительно счастливее, тогда как дурные в настоящее время уже пользуются удовольствиями и наслаждениями. Этого не должно быть, но оно так. Грех причинил это расстройство, как я это сказал в предыдущей главе; и это-то расстройство и есть главная причина не только всех беззаконий нашего сердца, но также ослепления и невежества нашего разума.