Текст книги "Политическая биография Сталина. В 3-х томах. Том 1"

Автор книги: Николай Капченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 75 страниц)

Вторым новым моментом в его жизни, бесспорно, стало вольное или невольное осознание того, какое место он занимает в сословной иерархии тогдашнего общества. Речь, разумеется, идет не о том, что он начал серьезно сознавать свое неравное, по сравнению с другими, положение в училище, где он являлся своего рода белой вороной в виду своего низкого происхождения и беспросветной бедности родителей. Его одноклассники, как правило, были из состоятельных семей. В раннем детстве такого рода «открытия» воспринимаются особенно болезненно и переживаются глубоко. Мы не располагаем какими-либо свидетельствами на этот счет, но бесспорно одно – юный Сосо, конечно, испытывал на себе соответствующее отношение со стороны других, и это не могло не влиять на него. Иными словами, можно сказать, что это были первые ступени того процесса, который, выражаясь современным языком, можно определить как процесс своей классовой, общественной самоидентификации.

На это обстоятельство с полным на то основанием указал и Л. Троцкий в своей биографии Сталина: «Не менее грубо давала себя знать социальная градация и в школе, где дети священников, мелких дворян и чиновников не раз обнаруживали перед Иосифом, что он им не чета. Как видно из рассказа Гогохия, сын сапожника рано и остро почувствовал унизительность социального неравенства: «Он не любил ходить к людям, живущим зажиточно. Несмотря на то, что я бывал у него по нескольку раз в день, он подымался ко мне очень редко, потому что дядя мой жил, по тем временам богато» Таковы первые источники пока еще инстинктивного социального протеста, который в атмосфере политического брожения страны должен был позже превратить семинариста в революционера», – заключает Троцкий[129]129
  Лев Троцкий. Сталин. Т. 1. С. 29.


[Закрыть].

Если следовать заранее заданной схеме, то легко можно вывести дальнейшее вступление Сталина на революционный путь, то, что он стал профессиональным революционером именно из простого факта его низкого происхождения, из того, что он чуть ли не с пеленок осознал себя борцом против несправедливости и социального неравенства. Такой подход несостоятелен по своему существу, ибо он в сущности объясняет лишь вещи, лежащие на поверхности, страдает примитивизмом. Социальное происхождение не предопределяет пути и перепутья великих исторических личностей. Эта истина настолько банальна, что нет нужды ее как-то аргументировать, тем более что я уже ранее касался этого вопроса.

И в приложении к Сталину она так же справедлива, как и во многих других случаях. Хотя бесспорно, что его происхождение во многом повлияло на весь дальнейший ход его жизни. Горийский период его юности, видимо, во многом схож с жизнью таких же как и он грузинских ребят. Очевидно, основываясь на рассказах своего отца, С. Аллилуева пишет, что он «был обыкновенным деревенским мальчишкой, дрался, пакостил: однажды бросил кирпич сверху через дымоход в очаг, напугал и обжег людей. В школе больше всего любил арифметику, потом математику. Немного рисовал. Греческий помнил и в старости. Должно быть амбиция, стремление достигнуть чего-то, стать хоть в чем-нибудь выше других, досталась сыну от матери. Может быть, именно поэтому он и был в числе сильных учеников в церковной горийской школе. В Тифлисской семинарии он уже не был в числе лучших и бросил ее, не окончив. Церковное образование было единственным систематическим образованием, полученным моим отцом.

Я убеждена, что церковная школа, где он провел в общем более десяти лет имела огромное значение для характера отца на всю его жизнь, усилив и укрепив врожденные качества»[130]130
  Светлана Аллилуева. Только один год. С. 313.


[Закрыть].

Я привел данное высказывание дочери Сталина для того, чтобы подчеркнуть одну существенную мысль: какое влияние на формирование его характера и личности вообще оказали годы учебы в Горийском духовном училище. Вообще говоря, значение данного, сугубо начального этапа в жизни молодого Иосифа определить можно лишь умозрительно, по аналогии с тем, какое вообще воздействие на становление личности имеют начальные периоды его формирования как человека. Думается, что здесь не следует чрезмерно преувеличивать, равно как и недооценивать глубину и степень воздействия первых лет приобщения к знаниям. Эти годы несомненно накладывают свою печать на дальнейшую эволюцию личности любого человека. Но, разумеется, они не предопределяют направление и характер самого дальнейшего развития, так сказать, будущие контуры личности в целом. В этом контексте мне представляется, что по существу большинство биографов Сталина впадают в крайность, непомерно преувеличивая значение отдельных эпизодов его ранней юности, делая на их основе далеко идущие выводы о его характере и патологических наклонностях. Процесс формирования личности – непрерывный процесс, и даже в зрелые годы он продолжается, никогда в сущности не останавливаясь.

Однако скудность информации о юности Сталина, а главное – определенная изначальная заданность в его оценке – как бы предопределяют соответствующие подходы биографов, превращают их в заложников заранее сформулированных выводов. Я считаю такой стиль и метод неправильными, не позволяющими объективно изложить и интерпретировать даже те скупые факты, на которые в той или иной степени можно положиться как на достоверные.

Поэтому с учетом данной поправки необходимо подходить к оценке известных нам фактов из истории его юности. По общим отзывам его соучеников, он отличался большим старанием в учебе, проявлял живой интерес к чтению и с самым непосредственным сопереживанием воспринимал прочитанное. На это счет имеется немало свидетельств, в частности, широко комментируется его интерес к произведениям грузинской литературы. Он читает поэмы и рассказы И. Чавчавадзе, А. Церетели, Р. Эристави. Самое сильное впечатление на него произвел роман «Отцеубийца» А. Казбеги. Главный герой романа по имени Коба – смелый, сильный духом, немногословный борец с несправедливостью – стал впоследствии партийным псевдонимом Сталина. По словам упоминавшегося выше И. Иремашвили, «идеалом и предметом мечтаний Сосо являлся Коба… Коба стал для Сосо богом, смыслом его жизни. Он хотел бы стать вторым Кобой, борцом и героем, знаменитым, как этот последний. В нем Коба должен был воскреснуть. С этого момента Сосо начал именовать себя Кобой и настаивать на том, чтобы мы именовали его только так. Лицо Сосо сияло от гордости и радости, когда мы звали его Кобой»[131]131
  Iremaschwili J. Stalin und die Tragodie Georgiens. S. 18.


[Закрыть].

Главным и основным его занятием в свободное от уроков время было чтение книг. В училище имелась неплохая библиотека, но подбор книг вскоре перестал удовлетворять Сосо. Он жаловался товарищам, что не может найти хороших, интересных книг. Ученик старшего класса Ладо (Владимир) Кецховели рассказал ему о частной библиотеке Арсена Каланадзе.

Каландадзе имел в Гори типографию, книжный магазин и библиотеку, в доме у него собиралась местная интеллигенция. Пристрастившийся к чтению Сосо Джугашвили к концу своего пребывания в училище перечитал почти все книги, имевшиеся у Каланадзе[132]132
  Детство и юность вождя. С. 52.


[Закрыть].

По мере того как молодой Сосо овладевал русским языком, у него появлялся интерес и к русской литературе, к которой он постепенно приобщался. Как свидетельствуют источники, уже в эти годы Сосо познакомился с такими классиками русской литературы, как Пушкин, Лермонтов, Некрасов и др. «Мы восторженно любили Пушкина и Лермонтова, – вспоминал один из соклассников Сталина. – С особым удовольствием читали произведения, посвященные Кавказу: «Мцыри» Лермонтова, «Кавказский пленник», «Обвал», «Кавказ» Пушкина…»[133]133
  Цит. по Евгений Громов. Сталин: власть и искусство. С. 17.


[Закрыть] Несомненно, что Сосо любил стихи. И сам начал их сочинять, когда еще учился в Горийском училище. По словам его однокашника Г. Елисабедашвили, он «писал экспромтом и товарищам часто отвечал стихами». Писали стихи и его приятели, они друг друга поощряли к своего рода соревнованию[134]134
  Там же.


[Закрыть].

Зачитывался Сосо и приключенческими романами М. Рида, Ж. Верна и Ф. Купера, о чем сам рассказывал позднее советскому авиаконструктору А. Яковлеву. Впрочем, увлечение произведениями этих писателей было в то время повсеместным[135]135
  А.С. Яковлев. Цель жизни. Записки авиаконструктора. М. 2000. С. 403.


[Закрыть].

По свидетельствам его соучеников по училищу, Сосо научился отлично рисовать, хотя в те годы в училище рисованию не обучали. Принимал он активное участие и в общественных начинаниях молодежи – концертах, любительских спектаклях и т. п.[136]136
  Детство и юность вождя. С. 53, 57.


[Закрыть]

Более подробно с начальным процессом формирования, так сказать, истоков эстетических вкусов и пристрастий молодого Сталина знакомит книга Е. Громова, из которой взяты некоторые из приведенных выше свидетельств. При всей своей заданности, она отличается среди книг, посвященных Сталину и его отношению к литературе и искусству, относительной объективностью и стремлением раскрыть действительную картину формирования художественных вкусов и пристрастий Сталина.

В целом, как бы подводя итог горийскому периоду в жизни Сталина, можно с достаточной уверенностью утверждать следующее. Именно тогда он сделал первые шаги на долгом и трудном пути познания жизни, впервые соприкоснулся с ее реальными проблемами, столкнулся с живыми фактами социального неравенства, на собственном опыте ощутил то, с чем сопряжено его положение на низших ступенях тогдашней иерархической лестницы. Думается, что впечатления и ощущения, которые он вынес из всего этого, в немалой степени повлияли на его мировосприятие, каким бы наивно-детским оно ни было в его годы. Это было, условно говоря, первое знакомство с реальностями классового мира, который впоследствии он вознамерился переделать.

Другим непосредственным результатом, очевидно, стало то, что он начал понимать и осознавать значение знаний в жизни человека, необходимость овладения этими знаниями, поскольку они расширяли жизненные горизонты, открывали новые перспективы. Именно в этот период он соприкоснулся с таким поистине бесценным духовным сокровищем, которое представляла из себя русская литература. Зародившаяся в его сознании любовь к русской литературе стала одним из важнейших источников его дальнейшего духовного развития. Кстати сказать, любовь к русской литературе он сохранил на всю жизнь.

В известном смысле горийский период в жизни молодого Иосифа стал той первой ступенькой, которая в дальнейшем привела его в лагерь бунтовщиков, а затем и сознательных ниспровергателей существовавшего общественного строя – в лагерь революционеров.

В этом контексте несомненный интерес представляет, как мне кажется, и вопрос об отношении юного Сталина к религии. Ведь по своему существу религиозная идеология в царской России, не говоря уже о церкви, были призваны не расшатывать устои государственной власти, а, наоборот, способствовать всемерному укреплению этой власти, прививать верующим чувство незыблемости сложившихся на протяжении веков порядков. Православие играло роль государственной идеологии и являлось одним из главных элементов, цементирующих целостность Российской империи.

Конечно, в сознании молодого бунтовщика, в которого со временем превратился Сосо, роль религии и церкви не могли восприниматься в такой обнаженной социальнонравственной ипостаси. Более того, к уяснению великой потенциальной роли религии в общественной жизни он пришел уже в период своей зрелости как государственного деятеля, облеченного колоссальной ответственностью. Именно этот аспект мировоззренческих представлений Сталина будет затронут в дальнейшем, когда мы будем касаться его государственной деятельности. Здесь же хотелось высказать некоторые соображения, касающиеся религиозности молодого Сталина в самом обыденном смысле. Проще говоря, речь идет о том, отразилось ли религиозное воспитание и образование на выборе его жизненного пути как революционера.

Прежде всего необходимо оттенить одну простую мысль: религия сама по себе никогда не была в силу своей природы враждебна идее революции как выражению практических шагов по ликвидации несправедливости в жизни. Более того, религиозная среда часто давала миру великих революционеров-бунтарей. Дала она немало и мыслителей, оказавших большое влияние на формирование всякого рода революционных воззрений. В этом смысле нельзя искусственно возводить какую-то глухую стену между бунтарским духом, идеями установления справедливого общественного строя и религиозными взглядами и воспитанием. Поэтому мне кажется, что в своей основе религиозное воспитание, которое молодой Сосо получал в духовном училище и в семинарии, не играло роль серьезного препятствия на пути становления его как революционной личности. В некотором смысле даже наоборот: идеи добра и справедливости, заложенные в основу многих христианских, да и иных религиозных вероучений, диктовали необходимость критической оценки а «скорее переоценки» реальностей, с которыми сталкивались верующие.

В период, когда Сталин был у власти, довольно настойчиво внедрялась точка зрения, согласно которой юный Сталин чуть ли не с первых лет обучения в Горийском духовном училище проявлял явно непочтительное отношение к религии и к вере в бога вообще. Приведем в качестве образчика воспоминание одного из сотоварищей Иосифа по училищу:

«Если память мне не изменяет, беседа, о которой я хочу рассказать, имела место, когда Иосифу и мне было по 13 лет.

Во время летних каникул, возвратившись в Гори из родного села Бершусти, я навестил Иосифа, и мы вышли гулять на улицу. Прошли мост через Куру, перешли за полотно железной дороги и расположились на зеленой лужайке.

Молодые, еще не искушенные в жизни, мы любили беседовать на отвлеченные темы. Я заговорил о боге. Иосиф слушал меня и после минутного молчания ответил:

– Знаешь, нас обманывают, бога не существует.

Эти слова удивили меня. Ни от кого еще не слышал таких слов.

– Сосо, что ты говоришь?!

– Я дам тебе прочесть книгу, из которой ты увидишь, что мир и вся жизнь устроены по-иному, и разговоры о боге – пустая болтовня, – сказал Иосиф.

– Какая это книга? – заинтересовался я.

– Дарвин. Обязательно прочти, – наставительно ответил Иосиф».[137]137
  Детство и юность вождя. С. 50.


[Закрыть]

Из подобного рода свидетельств можно заключить, что юный Сталин был чуть ли не убежденным атеистом. Однако такая картина кажется мне не соответствующей подлинной реальности. Из многих воспоминаний товарищей юного Сосо вырисовывается иная картина. Тот же самый Г. Глурджидзе, свидетельство которого приведено выше, в 1939 году говорил, что Сосо был «очень верующим», «всегда присутствовал на богослужениях» и был заводилой церковного хора, что «он не только сам соблюдал религиозные обряды, но и напоминал нам об их значении»[138]138
  А. Челидзе. Неопубликованные материалы из биографии товарища Сталина. Журнал «Антирелигиозник». 1939 г. № 12.


[Закрыть].

4. Тифлисская семинария

Прежде чем непосредственно перейти к семинарскому периоду жизни Сталина, роли, которую он сыграл в формировании его политических взглядов и убеждений, а в конечном счете в определении его дальнейшего жизненного пути, следует хотя бы в самом общем виде осветить вопрос о содержании семинарского образования, объеме и уровне знаний, получаемых семинаристами, об основных особенностях, которыми характеризовалась система этого довольно распространенного в то время вида образования в России. Духовные семинарии представляли собой средне-духовные учебные заведения. Они сыграли важную роль в интеллектуальном и нравственном развитии страны, в процесс приобщения народа к знаниям, в становлении самой системы среднего образования. Значительна роль семинарий и в такой сфере, как возникновение и развитие революционного движения, возникновение и рост бунтарских настроений в молодежной среде. Духовное образование, прежде всего среднее, было относительно доступным, что имело существенное, даже первостепенное значение для малосостоятельных сословий России. Что касается образовательного уровня семинаристов по окончании полного семинарского курса, то он в целом соответствовал гимназическому уровню. Если образовательный уровень «среднего» гимназиста и «среднего» семинариста был примерно одинаков, то по общему развитию семинаристы не только не уступали гимназистам, но и превосходили их. Выпускник семинарии после проверочного испытания мог поступить на любой факультет университета[139]139
  См. «Вопросы истории». 1996 г. № 11–12. С. 107, 111.


[Закрыть].

Содержательный элемент образования в семинарии состоял из преподавания богословских дисциплин и общеобразовательных, примерно тех же самых, что и в обычных гимназиях. Приоритет, естественно, отдавался богословским предметам. В основу общего образования было положено изучение классических языков и математики, причем за первые четыре года обучения (а в семинарии был шестилетний курс) учащиеся проходили гимназический курс (с добавлением некоторых богословских дисциплин), а два последних года посвящались преимущественно освоению богословских дисциплин.

Большую часть семинаристов составляли те, кто содержался на полном казенном обеспечении – так называемые казеннокоштные. Административно-преподавательская система семинарии имела следующую иерархию: во главе семинарии стоял ректор, затем шли инспектор, помощник инспектора, преподаватели обязательных предметов, надзиратели и прочие должностные лица (духовенство, экономы и т. п.).

Особо следует сказать о повседневной жизни воспитанников семинарии. Она проходила под строгим надзором: запрещалось самовольно отлучаться из семинарии, участвовать в публичных чествованиях общественных деятелей, посещать театры, собирать сходки, читать «неблагонадежную» литературу, а под ней на практике подразумевались почти все периодические издания. Интерес к такого рода литературе увеличивался хотя бы в силу самого факта запрета (по пресловутой формуле – запретный плод сладок). Характерно в этом смысле признание главы Синода (высшего церковного органа России) К.П. Победоносцева: «Нередко случалось, – констатировал Победоносцев в 1890 г., – что то же развращающее чтение, которое запретным своим свойством привлекало воспитанников, составляло в то же время любимую духовную пищу… у самих начальников и преподавателей»[140]140
  Цит. по «Вопросы истории» 1997 г. № 11. С. 132.


[Закрыть].

Репрессивные меры администрации семинарий, такие как прекращение или сокращение выписки периодики, всякого рода запреты приводили к тому, что учащиеся заводили тайную библиотеку, начинали издавать рукописный журнал; несмотря на преследования, такие «кружки самообразования» возрождались каждые несколько лет. Их руководителей (по признанию администрации, самых способных и прилежных семинаристов) исключали из учебных заведений, высылали на родину, отдавали под надзор полиции[141]141
  «Вопросы истории» 1997 г. № 11. С. 132.


[Закрыть].

Политика религиозных властей вела и к иным тяжелым последствиям: принудительная церковность, насаждаемая в духовной школе посредством обязательного посещения богослужений, участия в церковном пении и чтении, давала, как правило, обратный эффект. «Нельзя молиться по приказу, из-под палки, в продолжение четырех часов, – писал преподаватель семинарии. – Воспитанник стоит и проклинает все. Я никогда нигде не слышал более страшных проклятий, чем за семинарской службой». Озлобление учащихся обращалось не только против учебных начальников и церкви, но и против всего государственного порядка в целом, о чем говорили непрерывные волнения в семинариях. Глава Синода отмечал в 1890 г., что почти во всех делах о политических заговорах было зафиксировано участие семинаристов[142]142
  Там же.


[Закрыть].

Существовавшая система довольно суровых наказаний за нарушение внутреннего распорядка семинарской жизни (а она включала в себя такие меры, как внушение, выговор, водворение на несколько дней в карцер и, наконец, исключение из семинарии с правом обратного поступления в семинарию или без такового) не только не могла устранить недовольство семинаристов, но, напротив, часто вела к усилению их недовольства, рождала еще более энергичный протест. С известной долей упрощения можно утверждать, что духовные семинарии в Российской империи играли двоякую роль: кузницы духовных пастырей и кузницы кадров для революционной деятельности. Достаточно сказать, что выходцами их духовных семинарий были такие масштабные фигуры русской национальной и революционной мысли, как Н.Г. Чернышевский, Н.А. Добролюбов, под мощным воздействием идей которых формировались взгляды многих будущих революционеров.

Обрисованная в самых общих чертах картина семинарского образования в России и обстановка, царившая в семинариях, в той или иной степени свойственны были всей семинарской системе, в том числе и Тифлисской православной духовной семинарии. Разумеется, в каждой из них были свои особенности, порожденные местными условиями, была своя история, свои герои и свой собственный мартиролог.

Тифлисская семинария по примечательному стечению обстоятельств была основана в 1755 году, когда был открыт и Московский университет[143]143
  БСЭ. Издание третье. Т.7. С. 375. Правда, в литературе встречаются и другие даты основания Тифлисской семинарии, в частности, 1817 год.


[Закрыть]. В каком-то смысле семинария для Грузии сыграла ту же роль, что и Московский университет для России.

Здесь нет необходимости подробно рассматривать историю этой семинарии. Но на одном весьма важном для формирования жизненного пути молодого Сталина обстоятельстве, связанном с Тифлисской семинарией, стоит остановиться особо. Речь идет о том бунтарском духе, который царил в семинарии в годы, предшествовавшие его поступлению туда и в период обучения в ней. Вне всякого сомнения, этот факт не мог не сыграть и сыграл важную роль, если не в выборе конечной жизненной цели молодого Иосифа, то уж во всяком случае в общем направлении его дальнейшего развития.

В Тифлисской семинарии еще до поступления туда Иосифа произошел поистине драматический случай, всколыхнувший всю Грузию и получивший довольно широкий отзвук даже в России. Исключительно жесткий внутренний режим, постоянная слежка за семинаристами, бесцеремонные обыски их жилых помещений и личных вещей в поисках так называемой подрывной литературы периодически приводили ко всякого рода конфликтам. Эпизодически среди семинаристов возникало недовольство, принимавшее различные формы протеста. Ответы на такие протесты были довольно стандартные – всякого рода наказания, ужесточение режима и т. п. меры. Так было, в частности, в 1873 году, когда, согласно донесению жандармского полковника своему начальству, некоторые учащиеся были замечены за чтением «недозволенной» литературы (Дарвина, Бокля, Милля, Чернышевского), а трое из учителей вели преподавание своих предметов «в либеральном духе», за что были уволены со службы и переданы в жандармерию[144]144
  Isaac Deutscher. Stalin. p. 33.


[Закрыть].

В 1885 году при очередном обыске была обнаружена «недозволенная» литература. За этим, естественно, последовали суровые дисциплинарные санкции, в частности, ряд семинаристов, среди которых числились наиболее способные ученики, был исключен из учебного заведения. В их числе оказался и Иосиф Лагиашвили – сын священника из Горийского уезда, который потом тщетно добивался своего восстановления. В ряду этих событий был и такой драматический эпизод: один из семинаристов – Сильвестр Джибладзе (с именем которого в дальнейшем оказалось связанным вступление молодого Сталина на революционный путь) дал пощечину ректору семинарии протоирею Чудецкому, вызвав этим поступком бурное одобрение своих товарищей. За это он был исключен из семинарии, осужден на три года штрафной военной службы.

Позднее, в июне 1886 года доведенный до отчаяния, Лагиашвили убил ректора семинарии протоиерея Чудецкого, который отличался особым мракобесием, неприкрытой ненавистью к Грузии и ее культуре. Событие это всколыхнуло весь Тифлис. Семинария была на несколько месяцев закрыта. Начальник Тифлисского жандармского управления доносил по службе, что тифлисская семинария находится в весьма неблагоприятном положении по сравнению с другими семинариями в России, а ее учащиеся часто выказывают антирелигиозный настрой мыслей и враждебность к России. «Экзарх Грузии Питирим, ставленник Святейшего синода, с кафедральной трибуны проклял весь грузинский народ. Достойный ответ Питириму дал видный общественный прогрессивный деятель Грузии Дмитрий Кипиани. Выступление Д. Кипиани было воспринято как оскорбление Святейшего синода и самого самодержца. Петербург требовал предания суду «дерзкого» защитника грузинского народа. Д. Кипиани был осужден на трехлетнюю ссылку в Астрахань. Накануне окончания срока ссылки этот бесстрашный человек, защищавший честь своего народа, был зверски убит…»[145]145
  А.В. Маскулия. Миха Цхакая. М. 1968. С. 11.


[Закрыть]

Недовольство учеников семинарии было порождено многими причинами. Прежде всего режимом, который царил в ней, непрерывной слежкой, издевательствами, которым подвергались учащиеся. К этому присовокуплялись и более серьезные мотивы, связанные с растущим недовольством в связи с ущемлением чувства национального достоинства, бесцеремонным процессом русификации не только самого преподавания, но и по существу всех основных сфер духовной жизни Грузии. Постепенно намечались и вызревали элементы и социального протеста как отражения общего для тогдашней Грузии компонента общественного развития. Можно сказать, что общественная атмосфера, царившая в Грузии в тот период, формировалась под непосредственным воздействием таких факторов, как национальный вопрос, или иначе говоря, рост национального самосознания; социальный вопрос и связанные с ним проблемы; комплекс проблем национально-культурного порядка; критика царизма с позиций либерального демократизма. Вообще все эти процессы развивались на самобытной почве Грузии, и вместе с тем они какой-то незримой нитью постепенно связывались с общими тенденциями развития общественной жизни Российской империи в целом. На всех этих аспектах мы остановимся позднее, рассматривая процесс приобщения молодого Сталина к идеям революционной борьбы против царизма. Сейчас же хочется подчеркнуть тот момент, что все указанные выше факторы в определяющей степени отразились на выборе жизненного пути молодого Иосифа Джугашвили.

Следует отметить, что буквально за несколько месяцев до его поступления в семинарию – в декабре 1893 года – там состоялась довольно мощная забастовка учащихся, о которой жандармский генерал Янковский информировал свое начальство в Петербурге. По его информации, учащиеся требовали увольнения некоторых преподавателей и введения преподавания грузинской литературы. Экзарх Грузии провел целый день в семинарии, стремясь убедить учеников отказаться от забастовки. Его усилия не принесли результата. Тогда ректор семинарии обратился за помощью к полиции. Семинария была закрыта, а ученики отправлены по домам. Общественность Тифлиса была возбуждена и расценивала такие акции как проявление несправедливости. Учащиеся, перед тем как покинуть семинарию, давали клятву солидарности друг с другом.

Суровые репрессии не заставили себя ждать; 87 учеников были исключены из семинарии, в их числе Ладо Кецховели (в дальнейшем один из тех, кто оказал на молодого Иосифа огромное влияние в плане вступления его на революционный путь), М. Цхакая – видный в дальнейшем деятель партии большевиков и один из близких соратников В.И. Ленина[146]146
  См. Isaac Deutscher. Stalin. p. 34–35.


[Закрыть]. 23 из них даже было запрещено проживание в Тифлисе.

Один из западных биографов Сталина И. Дойчер пишет: «Когда пятнадцатилетний Джугашвили появился в семинарии, эхо последней забастовки было еще очень свежим. Учащиеся наверняка должны были обсуждать это событие и комментировать исключение 87 своих товарищей, и новичок мог только симпатизировать требованию, чтобы его родная литература преподавалась в семинарии. Таким образом, с самого начала он был заражен политическим брожением»[147]147
  Isaac Deutscher. Stalin. p. 35.


[Закрыть]. Есть все основания согласиться с такой оценкой, поскольку она верно отражает обстановку, в которой юный Джугашвили начал этот свой, можно сказать, определяющий этап жизненного пути.

В официальной биографической хронике, которая помещалась в каждом томе сочинений Сталина, издававшихся при его жизни, сообщается, что 2 сентября 1894 года он поступает в первый класс Тифлисской духовной семинарии. Для поступления в семинарию ему необходимо было сдать приемные экзамены, которые он, по свидетельству современников, сдал блестяще. Факт поступления в семинарию отражен и в «Духовном Вестнике грузинского экзархата» от 1 января 1895 года, где сообщалось, что в числе других 18 ребят Иосиф Джугашвили был зачислен в первый класс в качестве полупансионера, т. е. не на полный казенный счет[148]148
  Детство и юность вождя. С. 64.


[Закрыть]. Его матери, очевидно, пришлось доплачивать какую-то сумму денег за его пребывание в семинарии. Впоследствии вопрос об оплате учебы в семинарии всплыл в качестве одной из версий при рассмотрении причин исключения Сталина из духовной семинарии.

Документальные свидетельства, в том числе и официальные архивные документы, которыми располагают биографы Сталина, дают вполне определенное представление о том, как молодой Иосиф учился в семинарии. В первые два года он занимался прилежно и был одним из лучших учеников своего класса, хотя не самым лучшим, как это было в период его обучения в Горийском духовном училище. При наличии незаурядных природных данных, блестящей памяти и целеустремленности, отличавшими его, тот факт, что он не стал первым в своем классе, объясняется, видимо, иными причинами. Скорее всего главную роль сыграл здесь, выражаясь современным языком, некоторый пересмотр обычной шкалы жизненных ценностей. Другими словами, овладение семинарской программой, освоение преподававшихся предметов перестало для него быть главной целью на данном отрезке жизненного пути. Как свидетельствовали его соученики, Иосиф перестал уделять внимание урокам, учился на тройки – лишь бы сдать экзамены. Он не терял времени и энергии на усвоение легенд из священного писания и уже с первого класса начал интересоваться светской литературой, общественно-экономическими вопросами. Из предметов, преподававшихся в семинарии, молодой Сталин особенно любил гражданскую историю и логику, по которым у него неизменно были отличные отметки. По остальным предметам он готовился в конце года, к экзаменам[149]149
  Там же. С. 68.


[Закрыть]. Его соученики отмечали, что Сосо увлекался исторической литературой, в первую голову историей великой французской революции, революции 1848 года, парижской коммуны, историей России. Автор книги о молодом Сталине Э. Смит, в свою очередь, пишет, что Иосиф-семинарист изучает произведения Гюго и Бальзака, Дарвина и Теккерея, Фейербаха и Спинозы, хотя, видимо, и не в таком объеме, как утверждают советские источники о его семинарской жизни[150]150
  Е. Smith. The young Stalin. p. 56. Эти данные Смит взял из советских официальных источников.


[Закрыть].

В целом складывается такая картина: особого прилежания к занятиям в семинарии Иосиф не проявлял, рамки семинарской программы его не удовлетворяли, он всячески стремился выйти за ее жесткие пределы. Определенная апатия к учебе была своеобразным выражением более глубокого общего недовольства, зревшего в душе Иосифа-семинариста.

Учеба в семинарии стала для него важным этапом в овладении русским языком, открывавшим широкие горизонты познания мира. И хотя некоторые апологетически настроенные в отношении Сталина биографы делают особый акцент на том, что он в это время уже чуть ли не в совершенстве овладел русским языком, такое утверждение, на мой взгляд, едва ли соответствует действительности.