Текст книги "Политическая биография Сталина. В 3-х томах. Том 1"

Автор книги: Николай Капченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 71 (всего у книги 75 страниц)

5. Период междуцарствия: «тройка» Зиновьев – Каменев – Сталин

Политические процессы, происходившие в начале 20-х годов, трудно понять и правильно оценить без их тесной увязки с общественными процессами и настроениями, господствовавшими тогда в обществе в целом и в ее различных классах и прослойках. Само общество было расколото, сила и мощь поверженных эксплуататорских классов играли отнюдь не второстепенную роль в развитии жизни страны. Поэтому классовый подход, чувство классовой разобщенности и довольно развитой классовой ненависти имели широкое поле распространения. Победа в Гражданской войне, конечно, снизила накал этих общественных страстей и настроений, но не устранила их совсем. В политических программах и в государственных правовых актах открыто провозглашалось, что Советское государство по своей природе направлено на подавление сопротивления эксплуататорских классов, а в самой конституции закреплялось лишение или ограничение представителей этих классов определенных политических прав.

Было бы наивным рассчитывать на существование в тот период некоей социальной гармонии в обществе. Вполне справедливо замечание советского историка Ю.А. Полякова: «Жестокости Гражданской войны, беспощадный террор, развязанный контрреволюцией, и беспощадное подавление белого террора террором красным оставили неизгладимый след в людских душах, еще больше обострив классовое сознание. Бесчисленные жертвы, понесенные в войне против белогвардейцев и интервентов (население страны с 1917 по 1923 г. сократилось на 13 млн. человек), по справедливости были отнесены на счет классового врага – виновника, зачинщика войны.

Голод, лишения, память о которых была так жива и сильна, также были следствием действий тех, кто устами капиталиста Рябушинского еще в 1917 г. грозил задушить пролетариат рукой голода»[1106]1106
  «Вопросы истории КПСС». 1989. № 10. С. 30.


[Закрыть].

Было бы неправильно также не принимать во внимание господствовавшего в тот период политического настроя в самой партийной массе. Суровая дисциплина, унаследованная со времен подполья, отнюдь не мешала откровенному выражению своего мнения, своих взглядов. К тому же, превалирующим был дух товарищества, революционной спайки и сознание общей сопричастности к делу строительства самого справедливого в мире общества. Но особенно явственным было чувство обостренного классового самосознания, которое лишь усиливалось по мере того, как в результате проведения новой экономической политики появились достаточно большие группы новых хозяев.

Одновременно в партии и стране создавался и с каждым днем укреплял свои позиции слой чиновников и администраторов. К тому же, к правящей партии неизбежно примазывались карьеристы, число которых росло по мере того, как росла сама партия и расширялись масштабы государственного строительства. Рост влияния партийного аппарата в немалой степени отражал все эти явления. С другой стороны, без наличия соответствующего эффективного аппарата невозможно было рассчитывать на решение постоянно возраставших задач государственного, экономического и культурного строительства. Таким образом, создавались объективные условия для постепенного формирования того, что впоследствии получило емкое название – номенклатура.

Нельзя оставить вне поля внимания и такой важный фактор, как чрезвычайно низкий культурный и образовательный уровень населения. Партия в этом отношении отражала общее положение в стране, хотя уровень образования и культуры среди членов партии был, несомненно, выше, чем по стране в целом.

Можно перечислять и многие другие черты и особенности положения начала 20-х годов, существенно влиявшие прямо или опосредованно на ход политических процессов в партии. Все это не могло не сказываться в той или иной форме и на борьбе в самой партийной верхушке. Но поскольку в мою задачу не входит конкретный анализ исторической обстановки того времени, перейду к непосредственной теме нашего изложения.

Итак, Ленин был парализован не только физически, но и политически. Если и раньше, когда он твердо держал бразды правления партии в своих руках, в рядах его ближайших соратников наблюдалось явное и скрытое соперничество, а порой и борьба с открытым забралом, то при нынешнем его состоянии ситуация кардинальным образом изменилась. Эти изменения проявились в том, что сама борьба за политическое наследство приобрела оттенки чуть не смертельной схватки и, во-вторых, сложилась принципиально новая расстановка сил в самом руководстве. Хотя Политбюро и оставалось высшим фактическим органом власти, в нем самом произошли серьезные передвижки.

Самым явным и значительным событием в партийном руководстве стало формирование «тройки» в лице Зиновьева, Каменева и Сталина. Точное время образования этого триумвирата определить сложно, поскольку политические альянсы такого рода (когда вождь еще жив и функционирует как руководитель партии), складываются не путем какого-то четко сформулированного и зафиксированного соглашения или договора. Возникновение этого триумвирата большинство историков относит к периоду, последовавшему за обострением болезни Ленина в мае 1922 года. Из-за того, что Ленин фактически отошел от повседневного руководства партией, Зиновьев, Каменев и Сталин, тесно сотрудничая друг с другом, начали в предварительном порядке обсуждать и как бы заранее предрешать все важнейшие партийные и государственные дела. Естественно, что они делали это не на официальных заседаниях Политбюро, а за его спиной. На самих же заседаниях, выступая с общих позиций, они добивались принятия решений в духе согласованных ими заранее договоренностей.

Формально они не нарушали партийные нормы, но фактически сколотили в рамках Политбюро узкую группку, которая в чем-то, если не по форме, то по существу, подменяла собой Политбюро. Ясно, если бы Ленин был здоров, то такой бы группы, этого триумвирата, не возникло бы. При нем господствовали иные порядки и само образование подобной группы могло бы быть истолковано как политический деликт. По мере ухудшения состояния Ленина триумвират укреплял свою сплоченность и расширял масштабы своих действий. Технический секретарь Политбюро и личный секретарь Сталина Б. Бажанов в своих воспоминаниях утверждает: «С января 1923 года тройка начинает осуществлять власть. Первые два месяца, еще опасаясь блока Троцкого с умирающим Лениным, но после мартовского удара Ленина больше не было, и тройка могла начать подготовку борьбы за удаление Троцкого. Но до лета тройка старалась только укрепить свои позиции»[1107]1107
  Борис Бажанов. Воспоминания бывшего секретаря Сталина. С. 41.


[Закрыть].

Ленин, хотя и отошедший от дел, не мог не видеть серьезных изменений в расстановке сил в высшем руководстве. Предположительно в октябре 1922 года после кратковременного возвращения вождя к работе Каменев, видимо, от лица триумвирата «провентилировал» у Ленина намерение выкинуть Троцкого из состава ЦК. Реакция вождя была в высшей степени неблагоприятной для образовавшегося «ядра» ЦК, как предпочитали официально именовать себя члены «тройки». «Выкидывать за борт Троцкого – ведь на это вы намекаете. Иначе нельзя толковать – верх нелепости. Если вы не считаете меня оглупевшим до безнадежности, то как вы можете это думать!!! Мальчики кровавые в глазах…»[1108]1108
  «Коммунист» 1991 г. № 5. С. 36.


[Закрыть].

Столь эмоциональная реакция Ленина явно свидетельствовала о том, что он всерьез обеспокоен ситуаций, сложившейся в высшем руководстве партии. Прямым свидетельством этого является место из письма Н. Крупской в адрес Г. Зиновьева, где она прямо пишет, что Ленина больше всего «заботил не Троцкий, а национальный вопрос и нравы, водворившиеся в наших верхах». Отметая ссылки на Ленина, к которым прибегали сторонники «тройки», она с глубоким чувством, почти с отчаянием замечает: «Лично мне эти ссылки приносили невыносимую муку. Я думала: да стоит ли ему выздоравливать, когда самые близкие товарищи по работе так относятся к нему, так мало считаются с его мнением, так искажают его?»[1109]1109
  РКП(б). Внутрипартийная борьба в двадцатые годы. Документы и материалы. М. 2004. С. 272–273.


[Закрыть].

Картина нарисована прямо-таки красочная, причем без всякого сгущения красок. Думается, что она лишь в некоторой степени передает атмосферу, сложившуюся в рассматриваемый период. Остальное можно восполнить простым воображением. Но в этом едва ли есть нужда. Триумвират шаг за шагом брал в свои руки бразды верховного правления.

Возникает законный вопрос: почему сложился именно такой персональный состав «тройки» и на какой политической или иной базе ее вообще удалось сформировать?

Сам ее состав не явился случайностью: каждый из ее членов имел свои честолюбивые замыслы и политические устремления. За каждым из них стояли определенные силы сторонников. Если давать самые общие оценки, то наиболее амбициозным и наименее дальновидным из них был Зиновьев. Ему кружили голову занимаемые им посты – председатель Исполкома Коминтерна (он мнил себя «вождем мирового пролетариата») и председатель Петроградского совета (фактический руководитель одной из самых влиятельных партийных организаций партии). К тому же, он причислял себя к самым близким соратникам Ленина, с которым провел многие годы в эмиграции. Каменев имел за собой руководство Московским советом и пользовался влиянием в московской организации. Кроме того, был заместителем председателя Совнаркома. Очень часто председательствовал на заседаниях Политбюро. Отличался умом, способностью хорошо формулировать решения и постановления. Особыми личными амбициями не отличался, имел склонность к сибаритству, на что в верхах партии смотрели снисходительно. Тесно дружил с Зиновьевым, и не по совсем понятным причинам признавал его лидерство.

Третьей фигурой триумвирата стал Сталин. Он, как явствует из оценок Ленина, принадлежал к числу выдающихся вождей партии. К этому времени, будучи генсеком, сосредоточил в своих руках и многие рычаги реальной власти. Но самое главное – недалекий Зиновьев и слишком дальнозоркий Каменев оказались полностью неспособными распознать и верно оценить его политический потенциал и реальные способности, наличие у него собственной политической философии и стратегии развития страны. Каменев, хорошо знавший Сталина многие годы, и Зиновьев, знавший Сталина гораздо меньше и хуже, – оба оказались близорукими политиками, если вообще их можно причислить к серьезным политикам. Они считали Сталина, видимо, не без внушения Троцкого, заурядным середнячком, абсолютно не способным к самостоятельному руководству. Тем более к выработке и проведению самостоятельной, рассчитанной на перспективу, политической линии и основанной на ней стратегии.

Словом, это был, на первый взгляд, довольно странный альянс, даже своего рода мезальянс (так, видимо, считали Зиновьев и Каменев).

Был ли это союз, основанный на каких-то ясных и конкретных политических принципах и целях? Конечно, нет! Слишком разные это были в политическом отношении люди, чтобы их могли объединить общие принципы и политические цели. Фактором объединения этих трех фигур явилась, если говорить обобщенно, общая неприязнь к Троцкому. В нем они видели своего главного политического соперника, основного претендента на место Ленина, на его политическое наследие. Именно это стало базой для складывания триумвирата и его существования на протяжении нескольких лет.

Так называемая «тройка» сформировалась, как отмечалось выше, в 1922 году. Позднее она пополнилась Н.И. Бухариным и А.И. Рыковым («пятерка»), а затем – М.П. Томским и В.В. Куйбышевым («семерка»). Невольно напрашивается пушкинская «Пиковая дама» с ее тремя картами – тройка, семерка, туз. В приложении к истории борьбы за власть внутри большевистского руководства эта триада – тройка, семерка, туз – претерпела коренные изменения: в конечном итоге из всех этих комбинаций реальной оказался только туз – им стал Сталин. Так что пушкинские строки невольно навевают ассоциации с историей борьбы Сталина за власть.

Двенадцатый съезд партии, открытие которого откладывалось в связи с надеждами на выздоровление Ленина, явился важным рубежом в борьбе за власть и политическое наследие умиравшего вождя. XII съезд РКП(б) состоялся в Москве 17–25 апреля 1923 г. Троцкий и его сторонники во время дискуссии 1923 года отмечали, что сам созыв съезда проходил отнюдь не в соответствии с демократическими «способами и приемами». Имелся в виду тот факт, что накануне съезда на многих губернских партконференциях делегаты на съезд избирались безальтернативно, по рекомендации секретарей губкомов, которые, в свою очередь, с лета 1922 года избирались по рекомендациям ЦК, т. е. фактически назначались Секретариатом[1110]1110
  «Известия ЦК КПСС». 1990 г. № 5. С. 174.


[Закрыть].

Внешне съезд проходил под знаком укрепления единства и сплочения партии на базе ленинизма, но за кулисами как подготовки съезда, так и на нем самом, шла непримиримая и ожесточенная борьба. Возник прежде всего вопрос о том, кто будет выступать с основным политическим докладом. Этот момент имел не только политическое, но и в некотором отношении символическое значение. Тот, кто делал основной доклад (а прежде это была привилегия Ленина) в глазах широкой партийной массы, да и всего населения страны, мог рассматриваться уже в качестве потенциального преемника Ленина. Естественно, что вокруг этого вопроса разгорелась нешуточная борьба, довольно красочно описанная Троцким.

На обострение противостояния между Зиновьевым и Троцким (Сталин внешне как будто стоял в стороне) указывает один из наиболее компетентных историков Э. Карр в своей работе, специально посвященной именно этому периоду «междуцарствия». Карр писал: «Отход Ленина от руководства сразу же выдвинул на первый план потенциальное соперничество между Троцким и Зиновьевым – двумя наиболее очевидными кандидатами в борьбе за политическое наследство Ленина – и изолировал Троцкого в Политбюро, где его сильные позиции объяснялись частично благодаря его собственным способностям, а частично также благодаря протекции и поддержке со стороны Ленина. Личная враждебность между Троцким и Зиновьевым находила свое выражение и в политической сфере. Троцкий занял критическую позицию по отношению к некоторым последствиям НЭПа и выступал теперь в роли ярого защитника плановости и в поддержку развития промышленности»[1111]1111
  Carr Edward Hallett. The Interregnum 1923–1924. L. 1954. p. 270.


[Закрыть].

Но я не буду вдаваться во все подробности этой схватки под копром. Констатируем лишь, что в итоге с политическим докладом выступил на съезде Зиновьев, неуемное тщеславие которого в результате лишь еще более распалилось. С двумя докладами – «Организационный отчет Центрального Комитета РКП(б)» и «Доклад о национальных моментах в партийном и государственном строительстве» – выступил Сталин. Троцкий сделал доклад о промышленности.

Не стану рассматривать детали работы съезда. Остановлюсь лишь на тех ее аспектах, которые имеют прямое отношение к Сталину, а также тех моментах, которые в дальнейшем он использовал в политической борьбе против двух других членов триумвирата. Так, Зиновьев выдвинул пресловутый тезис о диктатуре партии. Он, в частности, утверждал: «Мы должны сейчас добиться того, чтобы и на нынешнем новом этапе революции руководящая роль партии или диктатура партии была закреплена. У нас есть товарищи, которые говорят: «диктатура партии – это делают, но об этом не говорят». Почему не говорят? Это стыдливое отношение неправильно. Даже партии II Интернационала призывали в своих программах к завоеванию власти социал-демократической партией. Чем это отличается от диктатуры партии? Ничем. Почему мы должны стыдиться сказать то, что есть, и чего нельзя спрятать? Диктатура рабочего класса имеет своей предпосылкой руководящую роль его авангарда, т. е. диктатуру лучшей его части, его партии. Это нужно иметь мужество смело сказать и защитить, особенно теперь, когда беспартийные рабочие это видят совершенно ясно»[1112]1112
  Двенадцатый съезд РКП(б). Стенографический отчет. С.47.


[Закрыть].

Спорное с точки зрения ортодоксального марксизма-ленинизма положение нашло свое закрепление и в резолюции съезда, где было зафиксировано, что «диктатура рабочего класса не может быть обеспечена иначе, как в форме диктатуры его передового авангарда, т. е. Компартии»[1113]1113
  Там же. С. 671.


[Закрыть]. В дальнейшем Сталин избрал эту формулу мишенью атак против Зиновьева, умалчивая при этом, что и сам голосовал за ее принятие.

По докладам, в особенности по докладам Сталина, на съезде развернулась оживленная дискуссия. Я приведу лишь некоторые, на мой взгляд, наиболее характерные критические замечания, прозвучавшие из уст делегатов, преимущественно оппозиционно настроенных. В корень вопроса осмелился заглянуть старый большевик Л.Б. Красин, бывший когда-то главным организатором боевой работы партии в подполье. Он, естественно, не называя имен, прямо заявил: «Но когда мне говорят, что какая бы то ни было тройка или пятерка заменит т. Ленина и что мы «все оставляем по-старому», то я говорю: нет, товарищи, по-старому мы оставить не можем, и старого этого не будет до того момента, пока Владимир Ильич снова не возьмет в свои руки руль государственного корабля»[1114]1114
  Там же. С. 126.


[Закрыть].

Представитель оппозиции Ю.Х. Лутовинов обрушился с резкой критикой на существующий внутрипартийный режим, заметив, что Политбюро является непогрешимым папой. «Партия сейчас находится в чрезвычайно тяжелых условиях, – констатировал он. – Единство, товарищи, необходимо, как никогда. Но какими мерами нужно достичь этого единства? Путем репрессий, зажимания ртов желающим высказаться по тому или иному вопросу, вносящим те или иные конкретные предложения? Факты такие существуют. Поскольку такие факты существуют, постольку с ними, если нет возможности бороться на местах и в центре, по крайней мере, необходимо бороться на самом съезде»[1115]1115
  Там же. С. 116.


[Закрыть].

Непосредственно в адрес Сталина, как ответственного за организационную работу, прозвучало и заявление В. Косиора: «Основной вопрос, по-моему мнению, заключается в том, что руководящая группа Центрального Комитета в своей организационной политике в значительной степени проводит групповую политику, – политику, которая, по-моему мнению, сплошь и рядом не совпадает с интересами партии. Эта, товарищи, политика в первую голову проявляется в той организационной форме, в которой у нас происходят подбор и использование ответственных работников для советской и партийной работы»[1116]1116
  Двенадцатый съезд РКП(б). Стенографический отчет. С. 102.


[Закрыть].

Но было бы наивно полагать, что членам триумвирата приходилось лишь выслушивать в свой адрес одни критические замечания и всяческую хулу. Состав съезда был таков, что они вполне могли рассчитывать на поддержку подавляющего большинства делегатов. Тем более что их подбор, как можно предположить, проходил не без активнейшего участия Сталина как руководителя Секретариата. В защиту «вождей» выступил, в частности, М.Н. Рютин – в начале 30-х годов перешедший в активную оппозицию к Сталину и написавший знаменитую антисталинскую рютинскую платформу.

Отвечая на критику В. Косиора, М. Рютин решительно поддержал новых вождей, подводя под свои утверждения некую теоретическую базу. Он заявил: «Тов. Косиор остановился на том, что ЦК не ведет общей линии, а ведет групповую политику. Что это такое? Если в ЦК имеется определенная руководящая группа товарищей, то мы знаем, что это не страшно. Это нормально. Мы в достаточной степени за 5 лет научились. Мы знаем не только взаимоотношения между партией и рабочим классом, но и те отношения, которые должны существовать между партией и ее вождями. Партия не может быть без вождей. Партия, которая не имеет хороших вождей, распадается. Партия, которая дискредитирует своих вождей, неизбежно ослабляется, дезорганизуется.

Партиями всегда руководят вожди. Сейчас, когда общепризнанный наш вождь болен, когда он, – будем надеяться, временно, – не может работать, – сейчас, товарищи, эта руководящая группа ЦК бесспорно должна остаться. Бесспорно для наших врагов было бы лучшим достижением разбить эту руководящую группу. Мы знаем, что именно этим наши враги внесли бы разброд в нашу партию, именно этим облегчили бы дальнейшие задачи, которые ставят перед собой меньшевики и эсеры»[1117]1117
  Там же. С. 181.


[Закрыть].

Как видим, в этот период во весь рост стоял вопрос о вождях партии. Тогда же, по существу впервые, а не после смерти Сталина всплыл и вопрос о культе личности вождей. Один из видных сторонников Троцкого Е.А. Преображенский несколько позднее на московской партийной конференции в январе 1924 г. ясно провозгласил свое кредо: «Да, мы против культа вождей, но мы и против того, чтобы вместо культа одного вождя, практиковался культ других вождей, только масштабом поменьше»[1118]1118
  Цит. по Лев Троцкий. Моя жизнь. С. 475.


[Закрыть].

Приведенные примеры хотя бы в некоторой степени рисуют картину того, с чем сталкивалась «тройка» в период междуцарствия. В материалах съезда даже промелькнула в виде опровержения реплика Н. Осинского, дающая некоторое представление о настроениях и слухах, циркулировавших, если не на самом съезде, то вокруг него. Вот что сказал Н. Осинский: «Тов. Зиновьев, который усиленно старается привязать ко мне анонимную платформу, подобно тому, как озорные мальчишки привязывают жестянку к хвосту кошки, – т. Зиновьев старается привязать меня и к неумному предложению об устранении из Центрального Комитета Зиновьева, Каменева, Сталина»[1119]1119
  Двенадцатый съезд РКП(б). Стенографический отчет. С. 133.


[Закрыть].

Неудивительно, что на самом съезде «тройка», хотя и выступала в роли руководящего ядра партии (ядра, которое, кстати, никто не избирал и не назначал), всячески стремилась демонстрировать свою сплоченность и взаимную поддержку. Она хотела, чтобы делегаты съезда негласно признали их коллективным политическим преемником Ленина. Отсюда и эта показная взаимная солидарность. Так, когда один из делегатов подверг персональной критике Зиновьева, Сталин с несвойственным ему пылом энергично выступил в его защиту.

Он заявил буквально следующее: «Я не могу, товарищи, пройти мимо той выходки Осинского, которую он допустил в отношении Зиновьева. Он похвалил тов. Сталина, похвалил Каменева и лягнул Зиновьева, решив, что пока достаточно отстранить одного, а потом дойдёт очередь и до других. Он взял курс на разложение того ядра, которое, создалось внутри ЦК за годы работы, с тем, чтобы постепенно, шаг за шагом, разложить всё. Если Осинский серьёзно думает преследовать такую цель, если он серьёзно думает предпринять такие атаки против того или иного члена ядра нашего ЦК, я должен его предупредить, что он наткнётся на стену, о которую, я боюсь, он расшибёт себе голову»[1120]1120
  И.В. Сталин. Соч. Т. 5. С. 227.


[Закрыть].

Не составляет особого труда увидеть, чем руководствовался Сталин, беря под свою защиту Зиновьева, которого он в глубине души не только не уважал, но и презирал за все его качества. В не последнюю очередь за его ни на чем не основывающуюся амбициозность, пустословие и политическую никчемность. В то время Зиновьев был нужен ему как политический союзник, мнивший, что он играет первую скрипку в оркестре из трех исполнителей. Сталин смотрел далеко вперед: он учитывал не только свои текущие цели, во имя которых и использовал триумвират, но и более далекие перспективы, открывавшиеся перед ним по завершении текущей схватки за власть. К тому же, над ним, как и над всей «тройкой», маячила тень Троцкого – основного противника и соперника Сталина в борьбе за ленинское политическое наследие. Не сбрасывал он со счета и то обстоятельство, что существовали ленинские письма, главной мишенью которых он оставался. Он допускал вероятность того, что рано или поздно, так или иначе эти письма станут известны, если не всей партии, то ее руководящим звеньям. Кроме того, он вообще в политической борьбе со своими противниками и соперниками отличался крайней выдержкой и осторожностью. Тщательно приберегал свои козыри, чтобы использовать их в самый нужный момент. В целом именно этими мотивами и определялось его поведение на съезде.

Сталин всячески подчеркивал в своих докладах необходимость укрепления единства партии и предотвращения возможного раскола. Подчеркивал он и другие азбучные истины политической философии большевизма. Но вместе с тем, заглядывая в будущее и исходя не просто из возможности, а из неизбежности в дальнейшем еще более острой политической борьбы как за саму власть, так и за выбор стратегического курса развития страны, он счел полезным сделать и прозрачный намек. Суть этого намека состояла в том, что обстановка в самом руководстве не столь уж блестящая и что не исключены всякого рода столкновения и противоречия. Он как бы авансом обосновывал будущие витки внутрипартийных баталий.

Вот как он выразил эту свою мысль в докладе на съезде: «Нам нужны независимые люди, свободные от личных влияний, от тех навыков и традиций борьбы внутри ЦК, которые у нас сложились и которые иногда создают внутри ЦК тревогу. Вы помните статью тов. Ленина. Там говорится о том, что мы имеем перспективу раскола. Так как по этому месту статьи тов. Ленина могло показаться организациям, что у нас уже назревает раскол, то члены ЦК единогласно решили рассеять могущие возникнуть сомнения и сказали, что никакого раскола в ЦК нет, что вполне соответствует действительности. Но ЦК также сказал, что перспектива раскола не исключена. И это совершенно правильно. В ходе работы внутри ЦК за последние 6 лет сложились (не могли не сложиться) некоторые навыки и некоторые традиции внутрицекистской борьбы, создающие иногда атмосферу не совсем хорошую»[1121]1121
  И.В. Сталин. Соч. Т. 5. С. 226.


[Закрыть].

Как говорится, имеющий уши, да услышит, имеющий очи, да увидит! Таков вообще был его стиль политической борьбы, в которой он показал себя не просто мастером, но и первоклассным гроссмейстером.

Не будет преувеличением сказать, что для Сталина центральным вопросом на съезде был национальный вопрос. Это объяснялось не только тем, что в силу развития объективной обстановки он был поставлен на повестку как самая злободневная и актуальная проблема дня. Помимо этого, над Сталиным довлели и ленинские обвинения в великодержавности, в проведении политики, ущемляющей интересы национальных республик. Поскольку ленинское письмо об автономизации было известно делегатам, ему нужно было проявить в этом вопросе особую осмотрительность и осторожность.

Как же повел себя в этой обстановке Сталин?

Во-первых, он постарался показать, что докладчиком по национальному вопросу он и вовсе не хотел быть. На секции по национальному вопросу съезда он произнес такую тираду: «Теперь дальше, перейду к вопросу, который я не могу обойти. Тут говорили, что я мастер по национальным вопросам. Товарищи, я должен сказать, что никогда я на это звание не претендовал. Я дважды отказывался от доклада по национальному вопросу, и оба раза мне единогласно приказывали делать доклад. Я не скажу, что я несведущ в этих делах, кое-какие знания я имею в этом вопросе, но мне это надоело хуже горькой редьки. Почему это обязательно Сталин должен делать доклад? Где это написано? Почему он должен отдуваться за грехи, которые творятся на местах? Это нигде не написано. Однако мне приказали – и в качестве подневольного человека я на съезде выступил как докладчик…»[1122]1122
  «Известия ЦК КПСС». 1991 г. № 4. С. 169–170.


[Закрыть].

Внимательно вчитавшись в текст, чувствуешь, что здесь уже как бы возводится линия самообороны: если я допустил столь серьезные ошибки в национальном вопросе, то какой резон был назначать меня в качестве докладчика по этому пункту повестки дня? Во-вторых, Сталин четко и уверенно обозначил свою позицию и тем, что фактически возложил ответственность за неувязки в национальном вопросе на местных руководителей. В его понимании на национал-уклонистов. Иными словами, его позиция была достаточно гибкой, но вместе с тем, он не выказывал желания отказаться от своих принципиальных взглядов по ряду коренных вопросов национальной политики.

Более того, на заседании секции он сделал, если не прямой выпад против Ленина в связи с национальным вопросом, то по крайней мере публично упрекнул Ленина в забывчивости. Принимая во внимание обстановку того времени, когда вокруг больного Ленина начал усиленно раздуваться культ его личности, то это замечание Сталина нельзя расценить иначе как проявление твердости и самостоятельности. Самостоятельности, а не безоговорочной покорности. Вот соответствующее место из его выступления:

«Третий вопрос касается тов. Раковского. Тов. Раковский не прав, говоря, что такого-то числа от НКИД пришло заявление о том, чтобы автономизировать республики. У тов. Раковского неясность по национальному вопросу. Вы полагаете, что если НКИД в республиках будут упразднены, а на этом настаивает тов. Ленин, чтобы они были слиты. (ГОЛОС: Объединены.) …Извините, никакого Союза у нас не будет, если у каждой республики будет свой Наркоминдел. Тов. Ленин забыл, он много забывал в последнее время, (выделено мною – Н.К.). Он забыл, что вместе с ним мы принимали основы Союза. (ГОЛОС: Он не был на пленуме.) Тов. Ленин забыл резолюцию, принятую на октябрьском пленуме о создании Союза, где говорится о слиянии 5-ти комиссариатов, объединении пути и оставлении нетронутыми 6-ти комиссариатов. Это тов. Ленин принял и утвердил. Затем это внесли в ЦК, который тоже это утвердил. Я готов представить любой документ»[1123]1123
  «Известия ЦК КПСС». 1991 г. № 4. С. 171.


[Закрыть].

Обратив внимание читателя на все эти нюансы в поведении Сталина и в его выступлениях, следует, однако, подчеркнуть самое важное – на съезде он, следуя указаниям, содержавшимся в письме Ленина по национальному вопросу, проявил себя решительным борцом против великодержавного шовинизма. Ни в одном другом докладе и выступлении Сталина не содержалось столько осуждающих слов по адресу великодержавного (т. е. великорусского) шовинизма, как на этом съезде. Понять и объяснить это можно. На мой взгляд, он, если делал это не по своей доброй воле, а из политической необходимости, то поступить иначе не мог. У него не было просто иного выхода, когда делегатам стало известно ленинское письмо по национальному вопросу. С другой стороны, выступая таким образом, он как бы снимал с себя ленинские обвинения в свой адрес, делал их предметом прошлого, а не проблемой сегодняшнего дня. Тем самым он укреплял свои политические позиции и в своеобразной, именно практической, форме дезавуировал обвинения в его адрес. Прежде всего данными соображениями я объясняю тот пыл, с которым Сталин обрушился на великодержавный шовинизм.

Однако осуждая великорусский шовинизм, подчеркивая его опасность в условиях введения новой экономической политики, Сталин старался как-то сбалансировать эту критику подчеркиванием реальной опасности и местного национализма. Это видно из следующего пассажа его доклада на съезде: «…в связи с нэпом во внутренней нашей жизни нарождается новая сила – великорусский шовинизм, гнездящийся в наших учреждениях, проникающий не только в советские, но и в партийные учреждения, бродящий по всем углам нашей федерации и ведущий к тому, что если мы этой новой силе не дадим решительного отпора, если мы ее не подсечём в корне, – а нэповские условия её взращивают, – мы рискуем оказаться перед картиной разрыва между пролетариатом бывшей державной нации и крестьянами ранее угнетённых наций, что будет означать подрыв диктатуры пролетариата.