Текст книги "Политическая биография Сталина. В 3-х томах. Том 1"

Автор книги: Николай Капченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 61 (всего у книги 75 страниц)

Как можно прокомментировать этот пассаж? Он выглядит, хотя и довольно пикантным, но весьма напоминает политическую фальшивку. Нет буквально никаких оснований и поводов считать, что вскоре после введения НЭПа, большевики, столкнувшись с первыми серьезными последствиями реализации этой политики на практике, впали в состояние паники. Не для того они брали власть в октябре 1917 года и вели более трех лет самую жестокую из всех войн – Гражданскую войну – чтобы уже при столкновении с первыми трудностями впасть в состояние политической прострации и искать партию, способную взять из их рук бразды управления страной.

Скорее всего, приведенный выше «факт» – плод иллюзий или фантазий меньшевиков, обитавших за границей, которые никак не могли смириться со своим фактическим уходом с политической арены России. К тому же, уж если бы большевики и помышляли об укреплении своих позиций в первый период НЭПа, то для налаживания контактов с меньшевиками или другими политическими силами в России, выбрали бы не Сталина, а кого-либо другого. Более склонного к компромиссам, не отличавшегося стойким политическим ригоризмом, свойственным как раз именно Сталину.

Другое соображение состоит в том, что в тогдашней России не существовало никакой реальной политической партии, способной хотя бы потенциально противостоять большевикам в качестве организованной силы. Характерно в этом отношении мнение одного из лидеров движения «сменовеховцев» (либерально настроенных интеллигентов, живших за границей и издававших там журнал «Смена вех», в котором они выступали за поиски путей компромисса с Советской властью и налаживания с нею политического диалога) Ю. Ключникова: «…Никакой другой России, кроме революционной, сейчас нет и быть не может. С этой Россией им (т. е. Западу – Н.К.) необходимо установить modus vivendi. Поскольку они сумеют к ней приспособиться, постольку и она приспособится к ним»[949]949
  «Смена вех». Париж. 1921 г. № 1. С. 10.


[Закрыть].

Объективные факты однозначно говорили в пользу успехов в проведении новой экономической политики. Но это не значит, что все проходило гладко, без сучка и задоринки. Напротив, трудности были колоссальные буквально во всех сферах как экономики, так и социальной жизни страны. Сказывались они и на политической атмосфере в обществе в целом, и в партии в особенности. В самой партии было немало тех, кто вступил в нее из карьеристских соображений, пытаясь извлечь материальные и иные выгоды из самого факта принадлежности к правящей партии. Впрочем, это явление – не исключение, а скорее общее правило для всех партий, обладающих монополией на власть.

В соответствии с курсом X съезда РКП(б) с 15 августа до конца 1921 года проводилась самая грандиозная чистка партии. Ее называли генеральной чисткой партийных рядов. ЦК партии обратился со специальным письмом ко всем партийным организациям. В нем обосновывалась необходимость чистки, определялись основные критерии, согласно которым она должна была осуществляться, и выдвигалась задача добиться решительного преодоления мелкобуржуазной стихии, захлестнувшей партию. «Дело очистки нашей партии есть самое ответственное дело, какое только нам приходилось выполнять за последнее время. От состава наших партийных организаций зависит состав советских учреждений, зависит успех нашей борьбы с бюрократизмом, зависит дело налаживания хозяйства, зависит все…» – подчеркивалось в письме.

«Необходимо объявить борьбу карьеризму, бездушному формализму, пытающемуся угнездиться в наших собственных рядах. Надо добиться того, чтобы между членами партии были отношения близкие, тесные, надо добиться того, чтобы наша партия состояла исключительно из подлинных коммунистов, для которых движущим мотивом является только благо партии и благо пролетарской революции»[950]950
  Одиннадцатый съезд РКП(б). Стенографический отчет. М. 1961. С. 742.


[Закрыть].

Следует подчеркнуть, что чистка была проведена весьма сурово, о чем говорят сами ее результаты. В итоге чистки из партии было исключено и убыло 159 355 человек, или 24,1 процента состава (в том числе 3,1 процента приходилось на тех, кто покинул РКП(б), не дожидаясь проверки). Были разоблачены и изгнаны из партии явно враждебные элементы, проникшие в ее ряды с контрреволюционными целями; они составили 3,7 процента исключенных. 8,7 процента были исключены за злоупотребление своим положением; 3,9 процента – за исполнение религиозных обрядов. Остальная часть исключенных – это люди, состоявшие в РКП(б), но не принимавшие никакого участия в партийной жизни[951]951
  Одиннадцатый съезд РКП(б). Стенографический отчет. С. 743–747.


[Закрыть].

Хотя формально и фактически всем этим делом руководила Центральная Контрольная Комиссия, есть веские основания полагать, что общий контроль и общее руководство осуществлялось Сталиным как членом Политбюро и Оргбюро, как главным партийным специалистом по организационным делам. Парадоксальным эпизодом, имевшим место во время чистки, явилось исключение из партии собственной жены Сталина Н.С. Аллилуевой по причине ее неучастия в жизни партийной ячейки. Надежда Сергеевна Аллилуева (1901–1932 гг., член партии с 1918 г.) в то время работала в аппарате Совнаркома, проходила чистку 10 декабря 1921 г. на заседании комиссии по проверке и очистке партии Замоскворецкого района. В выписке из протокола этого заседания говорится: «Слушали: 7. О Аллилуевой Н.С. Постановили: Исключить как балласт, совершенно не интересующийся партийной жизнью. Как советский работник может исполнять всякую работу». 12 декабря 1921 г. Н.С. Аллилуева подала в Московскую губернскую комиссию по проверке и очистке партии следующее заявление: «Проверочной комиссией Замоскворецкого района постановлено считать меня исключенной как балласт и как не интересующуюся партийной работой.

Считая постановление комиссии слишком резким, прошу губернскую комиссию пересмотреть это решение и перевести меня в кандидаты, ввиду моего серьезного желания подготовить себя для партийной работы, которой я не вела до сих пор исключительно только потому, что считала себя неподготовленной. Прошу комиссию принять во внимание то, что мне 20 лет и я не имела еще возможности получить партийную подготовку и опыт. В настоящее время я прохожу партийную школу и надеюсь, что в дальнейшем буду более пригодным членом партии, чем была до сих пор, а поэтому прошу перевести меня в кандидаты для опыта»[952]952
  «Известия ЦК КПСС.» 1991 г. № 8. С. 150.


[Закрыть].

14 декабря 1921 г. губернская комиссия по проверке и очистке партии, рассмотрев заявление Н.С. Аллилуевой, постановила перевести ее на 1 год в кандидаты на испытание.

Надо заметить, что на руках у жены Сталина в это время грудной ребенок (сын Василий), в силу чего она, по понятным причинам, не могла принимать активного участия в партийной жизни. Однако эти уважительные обстоятельства не были приняты во внимание. Насколько известно, лично Сталин не принимал никакого участия в улаживании данного конфликтного происшествия. Пришлось вмешаться самому Ленину, который через своего секретаря Л.А. Фотиеву продиктовал письмо лицам, руководившим проведением чистки. В письме он давал высокую оценку качествам Аллилуевой (она длительное время работала в его секретариате) и ссылался на активное участие в подпольной работе ее отца, на квартире которого в 1917 году он какое-то время скрывался. Письмо Ленина, судя по всему, произвело какое-то (из документов не ясно, какое именно) воздействие на членов комиссии по чистке. 4 января 1922 г. подкомиссия по рассмотрению обжалований при Центральной комиссии РКП(б) по пересмотру, проверке и очистке партии рассмотрела дело Н.С. Аллилуевой и решила «ввиду ее молодости и партнеподготовленности подтвердить постановление Губпровкомиссии о переводе в кандидаты на 1 год»[953]953
  «Известия ЦК КПСС.» 1991 г. № 8. С. 150


[Закрыть]. Полноправным членом партии с восстановлением партийного стажа она стала лишь по прошествии двух-трех лет.

Этот эпизод в реальном виде передает атмосферу проведения генеральной чистки партии. Примечательно, что и жена такого влиятельного человека в партии, каким был Сталин, не оказалась защищенной от претензий, предъявленных ей.

Но возвратимся к существу проблем. Новая экономическая политика уже начала давать свои первые плоды. Необходимо было подвести первые итоги и сделать на основе анализа положения дел соответствующие политические выводы. Эта задача выпала на долю XI съезда партии, проходившего в марте – апреле 1922 года. Кстати, это был последний партийный съезд, в работах которого участвовал В.И. Ленин.

Основополагающие оценки первых итогов новой экономической политики были, как и положено, изложены в докладах и выступлениях В.И. Ленина. Не вдаваясь в излишние детали, хочу оттенить два момента, обращающие на себя внимание.

С одной стороны, Ленин от имени партии говорил: «Главным вопросом является, конечно, новая экономическая политика. Весь отчетный год прошел под знаком новой экономической политики. Если какое-нибудь крупное, серьезное и неотъемлемое завоевание мы за этот год сделали (это еще не так для меня несомненно), то только в том, чтобы научиться чему-нибудь из начала этой новой экономической политики. Если хотя бы даже немногому мы научились, то, действительно, мы за этот год в области новой экономической политики научились чрезвычайно многому»[954]954
  В.И. Ленин. ПСС. Т. 45. С. 73.


[Закрыть]. Классовый смысл новой экономической политики Ленин и большевики в целом усматривали в установлении смычки рабочего класса и крестьянства. Они прекрасно понимали, что терпение крестьян уже фактически было исчерпано и чтобы восстановить хотя бы относительный кредит доверия, необходимо было практическими экономическими мерами доказать крестьянской массе, что Советская власть не на словах, а на деле готова пойти им навстречу. Он прямо подчеркивал, что здесь – главный наш урок за весь прошедший год применения новой экономической политики и главное наше, так сказать, политическое правило на год наступающий. Крестьянин нам кредит оказывает и, конечно, после пережитого не может не оказывать. Крестьянин в своей массе живет, соглашаясь: «ну, если вы не умеете, мы подождем, может быть, вы и научитесь». Но этот кредит не может быть неисчерпаемым[955]955
  См. Там же. С. 77.


[Закрыть].

Из всего смысла ленинской постановки вопроса и логики его аргументов вытекало, что НЭП – это не тактическая, а стратегическая линия всей политики Советской власти, рассчитанная на исторически длительный период. ««Всерьез и надолго» – это действительно надо твердо зарубить себе на носу и запомнить хорошенько… Мы учитываем классовое соотношение и смотрим на то, как должен действовать пролетариат, чтобы вести крестьянство, вопреки всему, в направлении коммунизма»[956]956
  В.И. Ленин. ПСС. Т. 45. С. 229–230.


[Закрыть].

Казалось бы все акценты расставлены и почвы для дальнейших дискуссий о будущих перспективах НЭПа вообще не должно было быть.

С другой стороны, обращает на себя внимание и иное обстоятельство – то, что Ленин именно в этот период стал усиленно подчеркивать мысль о том, что отступление закончилось. Если не вырывать его мысль из исторического контекста, в котором она высказывалась, то невольно складывалось впечатление, что с определенными мерами новой экономической политики надо кончать. Он говорил на XI съезде буквально следующее: «Мы год отступали. Мы должны теперь сказать от имени партии: достаточно! Та цель, которая отступлением преследовалась, достигнута. Этот период кончается или кончился. Теперь цель выдвигается другая – перегруппировка сил. Мы пришли в новое место, отступление в общем и целом мы все-таки произвели в сравнительном порядке»[957]957
  Там же. С. 87.


[Закрыть].

Не вдаваясь в исторические детали, хочется подчеркнуть одну мысль: в такой постановке вопроса – с одной стороны, НЭП – «всерьез и надолго»; с другой стороны, отступление закончилось – коренится серьезное внутреннее противоречие. В конце концов, или НЭП – долгосрочная и долговременная стратегическая, а не тактическая политика Советской власти, или же это – система, сотканная из политических маневров, к которым прибегают в зависимости от конкретных обстоятельств.

Ленинской диалектике вообще нередко было свойственно не просто внутреннее противоречие, но порой и несовместимость составляющих ее частей. Так и случилось с ленинским толкованием новой экономической политики. Это толкование каждый раз уточнялось и дополнялось какими-то новыми положениями и нюансами (что вполне допустимо и вообще свойственно любому серьезному политическому курсу). Но зачастую все эти новации приходили в противоречие друг с другом, одно как бы отрицало другое. Не случайно, что после смерти Ленина в ходе внутрипартийной борьбы, когда Сталин шаг за шагом упрочивал свои позиции на большевистском Олимпе, одной из самых спорных проблем стала проблема ленинской интерпретации НЭПа. Именно вокруг нее скрещивались шпаги партийных лидеров и партийных публицистов.

Причем надо особо оговорить, что споры по поводу НЭПа не носили какого-то абстрактно-теоретического характера: без всяких натяжек можно сказать: они в буквальном смысле слова касались судеб России, перспектив ее дальнейшего развития. Это был спор не о теории, а о жизни и смерти государства. И, как мне кажется, с сожалением приходится констатировать, что сами ленинские положения о новой экономической политике не отличались железной последовательностью, четкостью и той определенностью, которая не допускает двусмысленных толкований. А таковые были: ими пестрят многие последние выступления лидера партии. То он говорит: ««Новая экономическая политика»! Странное название. Эта политика названа новой экономической политикой потому, что она поворачивает назад. Мы сейчас отступаем, как бы отступаем назад, но мы это делаем, чтобы сначала отступить, а потом разбежаться и сильнее прыгнуть вперед. Только под одним этим условием мы отступили назад в проведении нашей новой экономической политики. Где и как мы должны теперь перестроиться, приспособиться, переорганизоваться, чтобы после отступления начать упорнейшее наступление вперед, мы еще не знаем»[958]958
  В.И. Ленин. ПСС. Т. 45. С. 302.


[Закрыть]. Кстати, эту мысль Ленин высказал в своем последнем публичном выступлении на пленуме Моссовета 20 ноября 1922 г.

Отмечая некоторую двусмысленность и противоречивость толкования новой экономической политики самим Лениным, нужно в целом подчеркнуть, что в конечном счете именно на эту политику он возлагал свои основные надежды, говоря «поэтому нэп продолжает быть главным, очередным, все исчерпывающим лозунгом сегодняшнего дня…. Из России нэповской будет Россия социалистическая»[959]959
  Там же. С. 308–309.


[Закрыть].

Я посчитал возможным уделить данному вопросу столько внимания, поскольку именно сложность обстановки в этот период, разноречивые толкования характерам целей НЭПа, а также отсутствие единства в высшем эшелоне партийного руководства фактически были тем мощным импульсом, который поставил в повестку дня вопрос о введении в партии поста Генерального секретаря. Помимо этого, были, разумеется, и некоторые другие причины. На них мы вкратце остановимся.

Хотя Троцкий после окончания Гражданской войны и поражения во время дискуссии о профсоюзах оказался если не на заднем плане политической сцены, то все-таки вышел из всех этих перипетий с сильно подмоченной репутацией и несколько поблекшим авторитетом. Однако в целом его политический вес и позиции были достаточно сильны, чтобы можно было сбрасывать их со счета. К тому же, вокруг него сплотилась тесная, хотя и не весьма многочисленная, но зато весьма политически активная группа сторонников. «Небольшевистское прошлое» Троцкого в некоторой степени уравновешивалось его заслугами в Гражданской войне. Ко всему прочему, он был необычайно плодовит в литературном плане и его статьи и брошюры выходили массовыми тиражами, причем он не стеснялся выступать по самым различным вопросам, видимо, пожираемый завистью к энциклопедистам прошлых эпох. Так что на весах политической Фемиды он с полным основанием считался фигурой значительной.

Ленин в своих политических расчетах, несомненно, учитывал роль и авторитет Троцкого. Хотя, как мы убедимся в дальнейшем, рассматривал его скорее как своего политического союзника в борьбе за сохранение известного баланса сил в правящей верхушке, нежели чем в качестве своего политического преемника. Их разделяло слишком многое, чтобы Ленин решился сделать ставку на Троцкого. В широком смысле они были не столько политические единомышленники, сколько политические соперники. И предметом их соперничества была не только сама по себе власть, но и политико-стратегическое видение перспектив и путей будущего развития страны и партии. Последнее обстоятельство обязательно должно приниматься во внимание при рассмотрении вопроса о ходе дальнейшей борьбы за то, кому было суждено стать преемником Ленина.

Зиновьева и Каменева Ленин знал слишком хорошо, чтобы всерьез рассматривать их в качестве реальных кандидатов на его место лидера партии. В политическом отношении они оба не отличались твердостью и последовательностью. То же самое можно сказать и об их индивидуальных личных качествах, необходимых для того, чтобы быть лидером.

Я позволю себе затронуть еще один момент, хотя кое-кому он и может показаться довольно шокирующим. В составе Политбюро ко времени XI съезда партии из пяти полноправных членов трое были лицами еврейской национальности – Троцкий, Зиновьев и Каменев. Сам Ленин был русским, Сталин – грузином. С точки зрения чисто национальных критериев выбор был чрезвычайно узок. В послереволюционной России были достаточно развиты антисемитские настроения, хотя этот факт большевики и пытались скрывать. Но полностью их игнорировать было просто невозможно, имея в виду цель общенационального сплочения на платформе большевистской партии. Как говорится, интернационализм интернационализмом, а персональная национальность лидера – вещь отнюдь не второстепенная. Уже в силу этого обстоятельства ни один из трех перечисленных членов Политбюро реально не мог претендовать на роль общепризнанного вождя государства, где большинство населения составляли русские. В крайнем случае по признаку национальности гораздо больше подходил грузин Сталин, к тому времени фактически обрусевший и от своей истинной национальности, кроме отдельных привычек, не сохранивший почти ничего, кроме своего самобытного акцента, когда он говорил по-русски.

Впрочем, я несколько забежал вперед, поскольку личные качества и особенности политической физиономии важнейших претендентов на ленинское наследство более детально будут рассмотрены в следующей главе.

Здесь же мне хотелось упомянуть еще одно обстоятельство, подтолкнувшее Ленина к выбору Сталина на пост Генерального секретаря. Руководство Секретариата, избранное на предыдущем съезде, в котором первую скрипку играл Молотов, оказалось явно не на высоте. У членов Секретариата не было должного политического авторитета и необходимых организаторских данных для выполнения возложенных на них обязанностей. Сохранились многочисленные критические филиппики Ленина в адрес Секретариата и его ответственного секретаря Молотова. В них он, без особой деликатности, подвергал работу данного органа серьезной, часто просто уничижительной критике. В узких партийных кругах ходил даже слушок, что за глаза Ленин называл Молотова «железной жопой партии». Какой смысл он вкладывал в это понятие, догадаться нетрудно. По меньшей мере, эта характеристика не говорила в пользу последнего.

Во время борьбы против культа личности и разоблачения так называемой антипартийной группы Молотова – Маленкова – Кагановича ярый приспешник тогдашнего лидера партии Н.С. Хрущева главный редактор газеты «Правда» П.А. Сатюков на XXII съезде партии (1961 г.) в целях дискредитации Молотова вытащил на свет божий даже одно письмо Ленина, адресованное Молотову в годы его секретарства в ЦК РКП(б). Вот что писал вождь руководителю Секретариата ЦК партии: «Написав анкету или листок последней переписи членов РКП, – начинает Ленин, – я пришел к твердому убеждению, что дело статистики в ЦК (а, вероятно, и все учетно-распределительное дело) поставлено никуда не годно.

Либо статистикой у Вас заведует дурак, либо где-то в этих «отделах» (ежели так называются сии учреждения при ЦК) на важных постах сидят дураки и педанты, а присмотреть Вам, очевидно, некогда.

1. Надо прогнать заведующего Статистическим отделом.

2. Надо перетряхнуть этот и учетно-распределительный отделы основательно.

Иначе мы сами («борясь с бюрократизмом»…) плодим под носом у себя позорнейший бюрократизм и глупейший.

Власть у ЦеКа громадная. Возможности – гигантские. Распределяем 200–400 тысяч партработников, а через [них] тысячи и тысячи беспартийных»[960]960
  XXII съезд Коммунистической партии Советского Союза. Стенографический отчет. М. 1962. Т. 2. С. 351.


[Закрыть].

Нет смысла комментировать это письмо. Во всяком случае оно недвусмысленно выражает отрицательное отношение Ленина к постановке работы Секретариата под руководством Молотова. Логично предположить, что аналогичные или еще более резкие жалобы на работу Секретариата приходили и от других партийных работников, в особенности с мест. Так что становилась все более необходимой и неизбежной скорейшая замена всего состава Секретариата, и прежде всего его руководителя.

А кандидатура на этот пост уже была, как говорится, вполне готова. Причем единственная кандидатура, а не одна из многих других.

На XI съезде партии Сталин был избран в Президиум. Какого-либо доклада он не делал, не выступал он и в прениях. Словом, вел себя так, как будто его даже и не было на съезде. Его имя несколько раз упоминалось выступающими, однажды – в критическом плане, но его тотчас под свою защиту взял лично сам Ленин. Но несмотря на эту показную скромность и отсутствие внешней активности, именно в итоге данного съезда в политической карьере Сталина и произошел коренной перелом. Этот перелом и предопределили всю его дальнейшую политическую биографию. XI съезд стал для Сталина тем же, чем и Рубикон для Юлия Цезаря. Этим Рубиконом явилось избрание его на первом после окончания съезда пленуме Генеральным секретарем ЦК РКП(б). Произошло это 3 апреля 1922 г.

Событие это прошло как бы незамеченным. И кто знает, как бы сложилась дальнейшая политическая судьба Сталина (а во многом и пути и перепутья развития нашей страны), если бы в газете «Правда» от 4 апреля 1922 г. не было помещено лаконичное сообщение, способное затеряться среди многих других материалов. Но это сообщение со временем стало точкой отсчета наступления (тогда еще никому неведомого) нового этапа в советской истории. Сообщение состояло всего из одного предложения: «Избранный XI съездом РКП Центральный комитет утвердил секретариат ЦК РКП в составе: т. Сталина (генеральный секретарь), т. Молотова и т. Куйбышева»[961]961
  «Правда» 4 апреля 1922 г.


[Закрыть].

В тот период внимание привлекло прежде всего расширение состава высшей партийной верхушки. Прежде всего надо сказать об изменениях в составе высших структур ЦК. Состав Политбюро был пополнен двумя новыми членами и выглядел теперь так: члены: Г.Е. Зиновьев, Л.Б. Каменев, В.И. Ленин, А.И. Рыков, И.В. Сталин, М.П. Томский, Л.Д. Троцкий; кандидаты в члены: Н.И. Бухарин, М.И. Калинин, В.М. Молотов. Подвергся корректировке и состав Оргбюро, куда уже неизменно входил Сталин как бы на правах постоянного члена. О составе Секретариата речь уже шла выше.[962]962
  «Известия ЦК КПСС» 1990 г. № 7. С. 71–72.


[Закрыть]

Расширение состава Политбюро и другие изменения в составе высших партийных структур явно свидетельствовали о стремлении как-то сбалансировать соотношение сил и создать предпосылки для предотвращения конфликтов в самой руководящей верхушке. Одновременно это свидетельствовало и о попытках создать хотя бы первоначальные звенья более устойчивого руководства с акцентом на принцип коллегиальности.

Обстоятельства избрания Сталина Генеральным секретарем, и прежде всего, кто предложил его кандидатуру на этот пост, какую позицию по этому вопросу занимал лично Ленин, несмотря на все опубликованные версии, выглядят до сих пор не вполне ясными по ряду моментов. На этом стоит специально остановиться. Хотя по прошествии стольких лет и по скудности достоверных документальных данных, как мне представляется, вынести вполне объективное и исторически достоверное заключение на этот счет не так-то просто. Однако можно попытаться несколько прояснить этот вопрос и высказать свои соображения, опирающиеся не столько на документальную базу, сколько на логику и здравый смысл.

Официальная сталинская историография утверждала, что Сталин на этот пост был избран по предложению В.И. Ленина. Оппоненты Сталина из оппозиции, в частности Зиновьев и Каменев, даже во время самых ожесточенных схваток как-то не акцентировали на этой проблеме внимания, что само по себе не может не вызывать некоторого недоумения. То ли они действительно играли роль главных инициаторов продвижения Сталина на пост генсека, а потому по соображениям чисто престижного характера не хотели акцентировать внимание на этом. (В том, что, собственно, благодаря прежде всего их стараниям он стал Генеральным секретарем, что, смотря на это задним числом, отнюдь не свидетельствовало в их пользу, ибо демонстрировало, мягко выражаясь, их политическую близорукость). То ли они действительно не имели к назначению Сталина непосредственного отношения и оно произошло в самом деле по инициативе Ленина. И тогда им, как говорится, нечего было сказать что-либо по существу. Это – всего лишь предположения, но они имеют право на существование.

Более четко и определенно высказывался по данному вопросу Троцкий. В своей книге «Моя жизнь», вышедшей в свет в начале 30-х годов, он безапелляционно утверждает: «На пост Генерального секретаря Сталин был выбран против воли Ленина, который мирился с этим, пока сам возглавлял партию»[963]963
  Лев Троцкий. Моя жизнь. С. 457.


[Закрыть]. В своих работах и статьях о Сталине, относящихся к более позднему периоду, он также не раз возвращался к этой жгучей теме, развивая и конкретизируя причины и мотивы, в силу которых Ленин якобы был вынужден смириться с давлением, оказываемым на него в пользу выбора кандидатуры Сталина. Троцкий, в частности, писал: «Без инициативы Зиновьева Сталин едва ли стал бы генеральным секретарем. Зиновьев хотел использовать эпизодическую дискуссию о профессиональных союзах зимой 1920–1921 г. для дальнейшей борьбы против меня. Сталин казался ему, и не без основания, наиболее подходящим человеком для закулисной работы…

Когда на 11-м съезде (март 1921)[964]964
  Троцкий здесь допускает ошибку, поскольку XI съезд состоялся не в марте 1921 г., а в марте – апреле 1922 г.


[Закрыть] Зиновьев и его ближайшие друзья проводили кандидатуру Сталина в генеральные секретари, с задней мыслью использовать его враждебное отношение ко мне, Ленин в тесном кругу возражая против назначения Сталина генеральным секретарем, произнес свою знаменитую фразу. «Не советую, этот повар будет готовить только острые блюда». Какие пророческие слова!

Победила, однако, на съезде руководимая Зиновьевым петроградская делегация. Победа далась ей тем легче, что Ленин не принял боя. Он не довел сопротивление кандидатуре Сталина до конца только потому, что пост секретаря имел в тогдашних условиях совершенно подчиненное значение. Своему предупреждению сам он не хотел придавать преувеличенного значения: пока оставалось у власти старое Политбюро, генеральный секретарь мог быть только подчиненной фигурой»[965]965
  Лев Троцкий. Сталин. Т. 2. С. 188–189.


[Закрыть].

Таким образом, главный противник Сталина рисует довольно странную картину всего происходившего, приводя доводы, порой поражающие свое противоречивостью. Главное возражение мое заключается в том, что Ленин, будучи в высшей степени искусным и проницательным политиком, едва ли мог поддаться на давление со стороны Зиновьева или кого-либо другого в решении вопроса о назначении человека, который не устраивал его на посту Генерального секретаря партии. Следует принимать во внимание, что Ленин в это время уже серьезно болел и, естественно, придавал первостепенную важность назначениям на высокие партийные посты. Он, несомненно, учитывал (по крайней мере, не исключал возможности) перспективу обострения личного соперничества среди своих ближайших сподвижников. Не Троцкий, Зиновьев или Каменев были теми фигурами в руководстве, чей голос имел решающий вес при персональных назначениях вообще, а тем более такой фигуры, как Генеральный секретарь. Такой фигурой до того, как болезнь сломила его окончательно, был именно Ленин.

Если трудно было оказать серьезное влияние на Ленина в решении кадровых вопросов, когда он с ними не был согласен, то, думается, вообще несерьезно говорить о том, что назначение на пост генсека могло было произойти против его воли. Это явная передержка и серьезное искажение действительных обстоятельств назначения Сталина. Те, кто отстаивает подобную версию, явно не в ладах ни с фактами, ни самим духом той эпохи.

Серьезные возражения вызывает и усиленное подчеркивание некоторыми авторами того, что, мол, пост генсека рассматривался в тот период чуть ли не как технический, исключительно подчиненный. Об этом уже речь шла выше. В дополнение к сказанному по этому поводу можно заметить: поборники такой точки зрения явно перегибают палку и впадают в упрощенчество. Конечно, при учреждении этого поста прежде всего ставилась цель поднять его престиж и значение в системе партийного механизма. Он, разумеется, не был решающим постом в партии, каким он стал впоследствии при Сталине. Но отнюдь и не являлся второстепенным даже в тот момент, когда он учреждался. Да и вообще, если следовать логике Троцкого, что пост генсека имел явно подчиненное значение, то тогда не совсем понятен и трудно объясним весь тот сыр-бор, разгоревшийся вокруг назначения на него Сталина. К чему тогда были все эти закулисные маневры и ходы, если речь шла всего лишь об очередном подчиненном посте в партийном аппарате? Концы здесь друг с другом как-то не вяжутся. Сама акцентировка Троцким и другими оппонентами будущего вождя на проблеме выбора Сталина на пост Генерального секретаря свидетельствует со всей определенностью – этот пост с самого его введения отнюдь не рассматривался в качестве малозначащего, а тем более технического.

В опровержение тезиса о том, что Секретариат и, соответственно, Генеральный секретарь, выполняли чуть ли не технические функции, приведу следующее свидетельство бывшего секретаря Сталина Б. Бажанова, бежавшего за границу в конце 20-х годов и опубликовавшего книгу воспоминаний, в которой львиное место уделено лично Сталину и механизму функционирования Политбюро и других органов ЦК. Воспоминания Бажанова во многом вызывают серьезные сомнения, но тем не менее немало фактов, приводимых им, могут рассматриваться если не как полностью достоверные, но все же представляющие немалый исторический интерес. Сам Бажанов вплотную соприкасался с работой Политбюро, Оргбюро и Секретариата, поэтому некоторые его наблюдения заслуживают доверия и внимания. Вот его свидетельства относительно того, как на практике разграничивались функции этих всемогущих органов ЦК, в частности о работе Секретариата: