Текст книги "Политическая биография Сталина. В 3-х томах. Том 1"

Автор книги: Николай Капченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 75 страниц)

Время созыва заседаний Учредительного собрания неоднократно переносилось, поскольку новая власть в лице Советов во главе с большевиками нуждалась во времени, чтобы определить свое отношение к Учредительному собранию. Просто так, без всяких мотивов и обоснований, оно не могло отмахнуться от Учредительного собрания. В еще меньшей мере оно было готово признать его в качестве высшей верховной власти страны. Это было бы равносильно добровольному уходу с исторической сцены. К тому времени Вторым всероссийским съездом советов уже были приняты основополагающие декреты о мире, власти и земле.

Поэтому большевики в качестве главного тактического средства борьбы против Учредительного собрания избрали такой путь: Учредительное собрание должно одобрить принятые ранее декреты и признать Советы в качестве органов власти, отражающих интересы трудящихся масс. Надо сказать, что слишком серьезных разногласий в большевистской верхушке по отношению к Учредительному собранию не наблюдалось, что и понятно, поскольку речь шла о фактическом пребывании большевиков у власти и аннулировании итогов Октябрьской революции. Сталин находился в числе тех, кто последовательно стоял за разгон Учредительного собрания, хотя неделями раньше он публиковал статьи и материалы, в которых всячески превозносилась роль этого собрания в определении будущего России. Впрочем, такие политические сальто Сталина проделывал не раз, равно как и другие лидеры большевиков. Это можно назвать политической беспринципностью или политической гибкостью. Все зависит от того, с каких позиций подходить к данному вопросу: с точки зрения моральных критериев или политической целесообразности.

В конечном счете судьба Учредительного собрания еще до его открытия была предрешена. Большевистская фракция внесла предложение признать принятые советской властью декреты. В этой связи довольно любопытным было выступление меньшевика И. Церетели, который вскрыл явное противоречие в позиции большевиков, которые, с одной стороны, отрицали Учредительное собрание как высшую государственную власть, а, с другой стороны, апеллировали к нему, требуя признания советских декретов. Приведу соответствующий фрагмент из стенограммы заседания: «Позвольте мне сказать, что не только с моей точки зрения и не только с точки зрения огромного большинства народов России, избравших это Учредительное собрание как полновластный орган, но и с точки зрения тех партий, которые гордо заявляют об отсутствий необходимости отчитываться перед Учредительным собранием, это Учредительное собрание является органом верховной народной воли, ибо если это не так… (Голос слева: нет, не так…), то чем объяснить ваше предложение Учредительному собранию санкционировать то, что здесь было предложено? (Рукоплескания в центре и справа. Голос слева: но санкционировать, а не бороться.)

Председатель. Прошу покорнейше молчать. Прошу успокоиться.»[640]640
  Учредительное собрание. Россия 1918. Стенограмма и другие документы. С. 98.


[Закрыть].

Однако никакие дискуссии уже не могли что-либо изменить: дамоклов меч, нависший над Учредительным собранием России, опустился, и оно перестало существовать. Разве что оставив о себе воспоминания участников и куцую стенограмму заседаний.

Кстати, именно в этой стенограмме зафиксирован ставший знаменитым эпизод, когда матрос Железняк, начальник караула, потребовал прекратить заседания. Вот как это отражено в стенограмме: «Гражданин матрос (т. е. Железняк). Я получил инструкцию, чтобы довести до вашего сведения, чтобы все присутствующие покинули зал заседания, потому что караул устал. (Голоса: «Нам не нужно караула».)

Председатель. Какую инструкцию? От кого?

Гражданин матрос. Я являюсь начальником охраны Таврического дворца, имею инструкцию от комиссара.

Председатель. Все члены Учредительного собрания очень устали, но никакая усталость не может прервать оглашения того земельного закона, которого ждет Россия. (Страшный шум. Крики: «Довольно, довольно!») Учредительное собрание может разойтись лишь в том случае, если будет употреблена сила! (Шум. Голоса: «Долой Чернова!»)

Гражданин матрос... (Не слышно.) Я прошу покинуть зал заседания»[641]641
  Там же. С. 158–159.


[Закрыть]

Подводя краткий итог этой внешне трагикомической[642]642
  В высшей степени любопытна оценка роспуска собрания, принадлежащая перу Керенского: «Открытие Учредительного Собрания обернулось трагическим фарсом. Ничто из того, что там происходило, не дает возможности назвать его последним памятным бастионом защиты свободы» (А.Ф. Керенский. Россия на историческом повороте. Мемуары. М. 1993. С. 33.).


[Закрыть], но на самом деле драматической истории с Учредительным собранием, можно заключить, что этот эпизод поставил своеобразную точку в попытках направить Россию по пути либерально-демократического развития западного толка. Насколько такой крутой поворот событий соответствовал глубоким национально-государственным интересам России и ее будущему, покажет лишь время. Надо особо подчеркнуть, что лейтмотивом большевистской позиции было следующее положение, сформулированное в декрете ВЦИК о роспуске Учредительного собрания: «старый буржуазный парламентаризм пережил себя, что он совершенно несовместим с задачами осуществления социализма, что не общенациональные, а только классовые учреждения (каковы Советы) в состоянии победить сопротивление имущих классов и заложить основы социалистического общества.»[643]643
  Учредительное собрание. Россия 1918. Стенограмма и другие документы. С. 67.


[Закрыть].

Краткий обзор отношения Сталина к предпарламенту и Учредительному собранию в наше время представляет собой сугубо исторический интерес, тем более что с победой в Октябре и предпарламент, и Учредительное собрание бесславно канули в стремительно текущую реку истории. Несомненно, более серьезный и более актуальный интерес вызывает вопрос о том, как участие Сталина в этих, с позволения сказать, парламентских битвах (а он в качестве члена ВЦИК и даже президиума ВЦИК, депутата Учредительного собрания в силу своего положения неоднократно вступал в переговоры и другие контакты с деятелями парламентских органов власти, и, соответственно, приобрел соответствующий опыт в этих делах), – как парламентская деятельность Сталина в целом повлияла на формирование его отношения к парламентам как органам представительной государственной власти вообще.

Говорить, что на этот счет нет каких-либо вполне достоверных и однозначных фактов и свидетельств, нет оснований. Такие свидетельства, зачастую более чем красноречивые, имеются в сочинениях Сталина. Достаточно сослаться на его выступление на 3-м Всероссийском съезде Советов, чтобы уяснить его истинное, а не показное, чисто официальное отношение к парламентаризму. Более того, в этом выступлении содержится и типично сталинское понимание выборов и соотношения между выборными органами и подлинной властью. Полемизируя с Мартовым на этом съезде, Сталин сделал следующее довольно остроумное и весьма многозначительное заявление: «Да, буржуазный парламентаризм мы похоронили, напрасно Мартовы тащат нас к мартовскому периоду революции. (Смех, аплодисменты.) Нам, представителям рабочих, нужно, чтобы народ был не только голосующим, но и правящим. Властвуют не те, кто выбирают и голосуют, а те, кто правят. (Бурные аплодисменты).»[644]644
  И.В. Сталин. Соч. Т. 4. С. 36–37.


[Закрыть].

Эта мысль Сталина, в сущности, выражает его понимание демократии, дает ясное представление, какую ценность в его глазах имели представительные органы власти и сами выборы как непосредственный инструмент осуществления народовластия. Оговорка, что речь идет о буржуазном парламентаризме, в данном случае не меняет существа дела. В дальнейшей политической деятельности Сталина мы еще не раз столкнемся с, мягко выражаясь, скептическим отношением к институту выборов и к тому, как этот институт соотносится с реальными рычагами осуществления власти. Поэтому мне особенно хочется акцентировать внимание на приведенном выше высказывании Сталина как на одном из краеугольных камней в его концепции политической власти и управления.

В дополнение и подтверждение данного своего утверждения приведу высказывание Сталина на рассматриваемую тему, относящееся уже к 20-м годам, когда он уже обрел достаточный опыт участия в управлении государством и мог выносить суждения, подкрепленные практикой жизни. Так, в речи на совещании работников Рабоче-крестьянской инспекции, наркомом которой он являлся, Сталин недвусмысленно сформулировал свое кредо относительно истинных источников власти в государстве: «…страной управляют на деле не те, которые выбирают своих делегатов в парламенты при буржуазном порядке или на съезды Советов при советских порядках. Нет. Страной управляют фактически те, которые овладели на деле исполнительными аппаратами государства, которые руководят этими аппаратами»[645]645
  И.В. Сталин. Соч. Т. 4. С. 366.


[Закрыть].

Как видим, здесь уже не проводится принципиальное различие между буржуазными и советскими органами выборной власти (разумеется, не вообще, а именно применительно к трактовке данного вопроса). Речь идет о законченной формуле, и смысл ее выражен предельно четко и недвусмысленно: управляют не те, кого выбирают специально для этого, а те, кто имеет в своих руках рычаги исполнительной власти. Уже здесь явственно проглядывает идея верховенства и всевластия аппарата, ставшая в последующем альфой и омегой политической системы, созданной Сталиным.

Подводя краткий итог, можно сделать следующий весьма красноречивый и имеющий, бесспорно, принципиальное значение вывод: по-видимому на всю оставшуюся свою политическую жизнь Сталин вынес, если не снисходительное презрение к парламентской деятельности, то, по меньшей мере, серьезную ее недооценку. Не в парламентах он видел главный инструмент и орудие политической деятельности и особенно борьбы за завоевание и упрочение власти. Можно смело предположить, что парламентская борьба ассоциировалась в его сознании с чередой беспринципных сделок и закулисных комбинаций, зачастую вредивших реальной политической борьбе. Распространенный в среде марксистов, и большевиков в особенности, термин «парламентский кретинизм» в своей естественной эволюции обрел откровенно презрительный оттенок. Если первоначально под ним разумелась переоценка методов парламентской деятельности в ущерб революционной работе среди масс, то в дальнейшем он стал аналогом чуть ли не политической патологии, своего рода политической раковой опухолью, способной привести партию и даже целый класс к банкротству в борьбе за власть. Ярлык парламентского кретинизма навсегда остался в системе сталинских мировоззренческих взглядов как синоним политической импотенции и даже классового предательства.

Конечно, это всего лишь авторские умозаключения, основанные скорее на доводах логики, нежели на объективных фактах. Однако подобные умозаключения представляются мне не столь уж беспочвенными и маловероятными. Можно без всяких натяжек сказать, что опыт парламентской борьбы в России в период между двумя революциями сослужил Сталину отнюдь не позитивную роль. И в этом мы сможем не раз убедиться, рассматривая многие последующие эпизоды его политической биографии.

Курсом вооруженного восстания. Но вернемся к описанию событий, непосредственно связанных с подготовкой вооруженного восстания и участием Сталина в этих поистине судьбоносных эпизодах российской истории новейшего времени. Хочу сразу же очертить основные параметры изложения материала, относящегося к данной проблеме. Дело в том, что существует обширнейшая литература как чисто научного, так и популярного, в основном беллетристического толка, не говоря уже о мемуарной, посвященной рассматриваемой тематике. На протяжении многих и многих лет, как до утверждения Сталина у власти, так и в период так называемого культа личности, и в особенности, в эпоху развенчания Сталина, начиная с середины 50-х годов, вплоть до наших дней, появляется множество публикаций, в которых под тем или иным углом зрения, с той или иной долей объективности, рассматривается и подвергается анализу, причем весьма скрупулезно, деятельность Сталина в период непосредственной подготовки и проведения Октябрьской революции.

Вне пределов моих возможностей рисовать детальную картину происходивших событий и давать оценки тем или иным публикациям, посвященным данному эпизоду в политической карьере Сталина. При этом я отдаю себе отчет, что этот период занимает одно из самых важных мест во всей его политической биографии. Однако в рамках задуманной мною книги должны соблюдаться необходимые пропорции, как раз и ставящие известные пределы при рассмотрении тех или иных эпизодов. Кроме того, я льщу себя надеждой, что общий абрис исторической обстановки тех дней мною обрисован более или менее в такой мере, чтобы получить общее и внятное представление об основных проблемах тех дней и главных политических силах, сцепившихся в непримиримом противоборстве. Поэтому я остановлюсь лишь на некоторых из эпизодов, относящихся к рассматриваемому периоду, которые позволяют вынести достаточно объективное представление об этой полосе политической карьеры Сталина.

Отталкиваясь от предыдущего изложения событий, можно сказать, что начиная с конца августа – начала сентября в большевистском руководстве все более настойчиво утверждается линия на восстание как средство свержения Временного правительства и установления власти трудящихся. При этом нельзя сказать, что споры по вопросу о характере и перспективах надвигавшейся революции, которые со времени возвращения Ленина из эмиграции, раздирали партийные верхи, отошли на второй план или же нивелировались. Напротив, чем глубже становился общенациональный кризис, чем слабее становилась старая власть и чем благоприятнее маячили перспективы революционного взрыва, тем более ожесточенной становилась борьба в большевистском ЦК по всем этим вопросам.

Наиболее радикальную позицию занимал В.И. Ленин, как главный генератор всех большевистских идей. Некоторые его коллеги по партии склонны были считать своего лидера, выражаясь современной лексикой, политическим экстремистом. Однако подобные упреки и непонимание со стороны ближайших сподвижников его не останавливали. Вождь большевистской партии считал, что в порядок дня всем ходом развития событий в России поставлен вопрос о социалистической революции, и большевики совершат величайшее преступление перед трудящимися массами и историей, если не воспользуются представившейся уникальной возможностью. С точки зрения Ленина, вопрос стоял лишь о тщательной подготовке выступления, правильном выборе времени этого выступления и отношении к восстанию как к искусству.

В рамках Центрального Комитета неоднократно обсуждались ленинские письма и записки, а также пожелания и советы, которые он передавал через посредство связных лиц, одним из которых выступал Сталин. Наглядное представление дает, например, протокол заседания ЦК партии от 15 (28) сентября 1917 г. Центральным пунктом порядка дня стоит вопрос о письме Ленина, в котором он прямо ставит вопрос о том, что большевики должны взять власть. Его письмо так и начинается: «Получив большинство в обоих столичных Советах рабочих и солдатских депутатов, большевики могут и должны взять государственную власть в свои руки.

Могут, ибо активное большинство революционных элементов народа обеих столиц достаточно, чтобы увлечь массы, победить сопротивление противника, разбить его, завоевать власть и удержать ее. Ибо, предлагая тотчас демократический мир, отдавая тотчас землю крестьянам, восстанавливая демократические учреждения и свободы, помятые и разбитые Керенским, большевики составят такое правительство, какого никто не свергнет.

Большинство народа за нас.»[646]646
  Протоколы Центрального Комитета РСРП(б). С. 56.


[Закрыть].

Как же реагирует ЦК на письмо своего вождя? Вот что зафиксировано в протоколе:

«Тов. Сталин предлагает разослать письма в наиболее важные организации и предложить обсудить их. Решено перенести на ближайшее заседание ЦК.

Ставится на голосование вопрос, кто за то, чтобы был сохранен только один экземпляр писем. За – 6, против – 4, воздержалось – 6.

Тов. Каменевым вносится предложение принять следующую резолюцию:

ЦК, обсудив письма Ленина, отвергает заключающиеся в них практические предложения, призывает все организации следовать только указаниям ЦК и вновь подтверждает, что ЦК находит в текущий момент совершенно недопустимым какие-либо выступления на улицу». Резолюция Каменева отвергается, а о рассылке письма Ленина в партийные организации, каких-либо указаний в протоколах не содержится[647]647
  Там же. С. 55.


[Закрыть].

Из приведенных выше лаконичных строк явствует одно: ЦК более чем настороженно относится к предложениям Ленина. Сталин, вне зависимости от того, поддерживал ли он в глубине души позицию Ленина, выступает за то, чтобы с ленинской платформой были ознакомлены партийные организации. Объективно говоря, такая постановка вопроса Сталиным больше говорит за то, что он склонялся к ленинской точке зрения.

Через короткое время состоялось заседание ЦК, на котором обсуждается вопрос о созыве в ближайшее время съезда партии и в связи с этим намечается состав комиссии по выработке проекта программы партии. В состав комиссии входят Ленин, Бухарин, Троцкий, Каменев, Сокольников, Коллонтай[648]648
  Протоколы Центрального комитета РСРП(б). С. 76.


[Закрыть]. Отсутствие Сталина в составе комиссии, хотя он и считался признанным специалистом в области национальных проблем, игравших в тот период одну из ключевых ролей в развитии политической ситуации, выглядит, по меньшей мере, странным. Спекулировать по поводу именно такого состава комиссии, конечно, можно, однако такие спекуляции вряд ли являются плодотворными. Возможно, сосредоточенность Сталина, как и Свердлова, на повседневной практической работе послужила причиной невключения его в состав комиссии. Но это всего лишь предположение, причем, надо признать, довольно неубедительное.

В дальнейшем, на Седьмом экстренном съезде РКП(б), вопрос о составе комиссии по составлению проекта программы партии всплыл вновь. На этот раз его обсуждение протекало в ином русле, которое несколько проясняет ситуацию с отсутствием Сталина в программной комиссии в октябре 1917 г. Итак, стенограмма седьмого съезда гласит: «Соловьев. Я предлагаю в комиссию следующих товарищей: Ленина, Бухарина, Троцкого, Зиновьева, Сокольникова, Сталина и Смирнова. Эти товарищи работали по вопросу о пересмотре программы. (Выделено мною – Н.К.). Было бы целесообразно комиссию в числе 7 лиц утвердить.

Урицкий. Мне, по крайней мере, неизвестны программные статьи ни Сталина, ни Зиновьева, но Радека хорошо известны. Поэтому предлагал бы включить Радека вместо Сталина.

Председатель. Сталин писал по национальному вопросу, кто читал, – знает. Дело не в этом. Раз поступили возражения, буду голосовать поименно»[649]649
  Седьмой экстренный съезд. Стенографический отчет. М. 1962. С. 162.


[Закрыть].

В результате голосования Сталин вошел в состав комиссии по составлению проекта программы партии. Как можно судить из приведенного материала, Сталин, даже не будучи формально включенным в состав комиссии в октябре 1917 года, фактически участвовал в работе по подготовке проекта программы партии. Так что данный эпизод носил скорее всего случайный характер, и на его основе нельзя делать вывод о том, что престиж Сталина как одного из крупнейших политических, организаторских и теоретических работников был в тот период под вопросом. На этом, кстати сказать, некоторые биографы Сталина строят всякого рода спекулятивные домыслы преимущественно тенденциозного порядка.

Однако возвратимся к историческим событиям октября месяца. Биографическая хроника деятельности Сталина за две-три недели до Октябрьского выступления, помещенная в качестве приложения к собранию его сочинений, выглядит довольно лаконичной. Если судить по ней, то его политическая деятельность в этот отрезок времени не несла на себе черты бурной активности. Оппоненты Сталина, начиная с Троцкого и кончая многими современными авторами, как раз и акцентируют внимание на данном обстоятельстве, считая его убедительным доказательством скорее пассивного, нежели деятельного участия Сталина в решающие недели октябрьских потрясений. Внешне их аргументы выглядят более или менее убедительно, однако их слабость состоит в том, что они отражают по существу чисто внешнюю, так сказать, демонстрационную сторону деятельности Сталина в этот период. Но объективность заставляет признать, что каких-либо иных свидетельств также не имеется в распоряжении биографов Сталина.

Но все-таки не будем слишком пристрастными, чтобы опираясь только на одно это обстоятельство, выносить безапелляционный вердикт, что Сталин оказался человеком, оставшимся вне революции, как об этом пишет Р. Слассер. Обратимся к фактам, имеющим документальное подтверждение.

10 (23) октября состоялось заседание ЦК большевиков, имевшее поистине историческое значение. В числе 12 участников этого заседания был и Сталин. На нем Ленин выступил с сообщением о текущем моменте, в котором обосновал необходимость подготовки к захвату власти, выделив при этом техническую сторону дела: «Большинство теперь за нами. Политически дело совершенно созрело для перехода власти… Политическая обстановка таким образом готова. Надо говорить о технической стороне. В этом все дело. Между тем мы, вслед за оборонцами, склонны систематическую подготовку восстания считать чем-то вроде политического греха.

Ждать до Учредительного собрания, которое явно будет не с нами, бессмысленно, ибо это значит усложнять нашу задачу»[650]650
  Протоколы Центрального Комитета РСРП(б). С.85.


[Закрыть].

Судя по протокольной записи, какой-либо оживленной дискуссии по этому вопросу не было. 10 голосами против 2 (Зиновьев и Каменев) была принята резолюция, весь пафос которой состоял в констатации следующего: вооруженное восстание неизбежно и вполне назрело и что «ЦК предлагает всем организациям партии руководиться этим и с этой точки зрения обсуждать и разрешать все практические вопросы (съезда Советов Северной области, вывода войск из Питера, выступления москвичей и минчан и т. д.)»[651]651
  Там же. С. 86.


[Закрыть].

Зиновьев и Каменев выступили со своим особым заявлением. В нем пространно и высокопарно они аргументировали свои возражения против курса на восстание, квалифицируя его в качестве губительного. Однако в целом можно считать, что курс на вооруженное восстание получил абсолютную поддержку большинства присутствовавших членов ЦК. Дело подготовки вооруженного выступления, таким образом, было переведено из плоскости теоретических споров на практические рельсы.

Реальным подтверждением этого можно считать учреждение на данном заседании Политического бюро «для политического руководства в ближайшее время…». Предложение о создании такого органа в рамках ЦК было внесено Дзержинским и в него вошло 7 человек: Ленин, Зиновьев, Каменев, Троцкий, Сталин, Сокольников и Бубнов[652]652
  Там же.


[Закрыть].

В исторической литературе существуют различные точки зрения по вопросу о самом факте создания Политбюро, его функциях в то время и вообще истории его существования. С легкой руки Троцкого некоторые историки считают, что данное решение носило чуть ли не случайный характер, архивных данных о каких-либо заседаниях этого органа не существует и что это первое в истории большевистской партии Политбюро имело эфемерный и эпизодический характер, поскольку с его функционированием не связано каких-либо значительных политических и организационных действий. Не вдаваясь в существо спора, разрешить который сугубо умозрительными или гипотетическими предположениями и доводами невозможно, ограничимся одним бесспорным выводом: именно тогда было впервые создано в партии большевиков Политбюро. По мнению И. Дойчера, был, таким образом, создан институт, призванный, по всей вероятности, высоко возвыситься над государством, партией и революцией[653]653
  Isaac Deutscher. Stalin. p. 70.


[Закрыть].

Вне зависимости от того, как в дальнейшем развивались события, связанные с созданием первого в истории большевистской партии Политбюро, какова был подлинная роль его первого состава, неоспоримым историческим фактом является то, что в дальнейшем именно Политбюро стало средоточием всей полноты власти в государстве и партии сначала при Ленине, а потом и при Сталине. При Сталине, правда, это средоточие власти функционировало до тех пор, пока он не взял всю полноту власти в свои руки и фактически подмял под себя Политбюро. Но пока это произойдет, пройдет бесконечная череда событий и потрясений едва ли не тектонического масштаба. Но обо все этом речь пойдет в соответствующих главах книги.

После заседания ЦК 10 (23) октября следующим, не менее важным этапом, стало заседание ЦК партии большевиков, состоявшееся 16 (29) октября. Теперь уже состав участников был гораздо более широким, поскольку в нем помимо членов ЦК участвовали представители Петроградского комитета, Военной организации партии (т. н. «Военка») и т. д. С обоснованием своей прежней позиции выступил Ленин, который заключает категорическим и бескомпромиссным выводом: «Из политического анализа классовой борьбы и в России и в Европе вытекает необходимость самой решительной, самой активной политики, которая может быть только вооруженным восстанием»[654]654
  Протоколы Центрального Комитета РСРП(б). С. 94.


[Закрыть].

На этот раз обсуждение вопроса прошло в бурной дискуссии, большинство участников которой, в целом поддерживая курс на восстание, высказывали конкретные предложения по срокам выступления, его организации и другим техническим вопросам. В протоколах на этот раз отражено существо выступлений участников заседания. Сталин, в частности, высказал следующие соображения: «День восстания должен быть целесообразен. Только так надо понимать резолюцию… То, что предлагают Каменев и Зиновьев, это объективно приводит к возможности контрреволюции сорганизоваться; мы без конца будем отступать и проиграем всю революцию. Почему бы нам не предоставить себе возможности выбора дня и условий, чтобы не давать возможности сорганизоваться контрреволюции. Переходит к анализу международных отношений и доказывает, что теперь больше веры должно быть. Тут 2 линии: одна линия держит курс на победу революции и опирается на Европу, вторая не верит в революцию и рассчитывает быть только оппозицией. Петроградский Совет уже встал на путь восстания, отказав санкционировать вывод войск. Флот уже восстал, поскольку пошел против Керенского.»[655]655
  Протоколы Центрального Комитета РСРП(б). С. 100.


[Закрыть].

Особенностью тактики большевиков в эти критические дни была явная неопределенность относительно конкретного срока восстания: Ленин настаивал на том, чтобы восстание произошло до открытия Второго Всероссийского съезда Советов, намеченного на 25 октября. Другие полагали, что не следует форсировать события и не провоцировать власти, способные в качестве контрмеры пойти на запрет Съезда Советов. В позиции Ленина был заложен глубокий стратегический и тактический смысл: открывшийся Съезд Советов должен поставить Временное правительство перед свершившимся фактом и объявить себя верховным органом революционной власти. В тогдашней обстановке общей растерянности и неуверенности, в обстановке, когда правительство фактически не располагало верными ему достаточно мощными военными силами, чтобы в зародыше подавить вооруженное восстание, подобная ленинская стратегия была единственно верной стратегией, ведущей к победе.

Однако и на этот раз линия на вооруженное восстание натолкнулось на еще более решительное сопротивление со стороны Зиновьева и Каменева. Резолюция в пользу вооруженного выступления была принята 19 голосами за, 2 — против, 4 – воздержались[656]656
  Там же. С. 104.


[Закрыть]. Не получив поддержки в руководстве своей партии, Каменев и Зиновьев выступили в непартийной печати со своими аргументами против предполагавшегося выступления. Таким образом, по всем канонам политической этики – особенно суровой и жесткой в большевистской среде – они совершили акт политического предательства по отношению к своей партии. Положение усугублялось еще и тем, что органы буржуазной печати в эти недели и дни были полны сообщениями о готовившимся большевиками мятеже против законной власти Временного правительства. Ситуация обострилась до крайности.

Ленин обратился с письмом не в ЦК, а к членам партии большевиков. В нем он писал: «Я бы считал позором для себя, если бы из-за прежней близости к этим бывшим товарищам я стал колебаться в осуждении их. Я говорю прямо, что товарищами их обоих больше не считаю и всеми силами и перед ЦК и перед съездом буду бороться за исключение обоих из партии»[657]657
  Там же. С. 109.


[Закрыть].

На заседании произошла настоящая баталия. Одни решительно осуждали заявления Каменева и Зиновьева, но считали, что собрание членов ЦК неправомочно исключать их из числа членов партии и ЦК. Предложенную самим Каменевым отставку с поста члена ЦК принимают и вместе с тем обязывают обоих «штрейкбрехеров» не выступать ни с какими заявлениями против решений ЦК и намеченной им линии работы.

Довольно странную позицию занял в этом вопросе Сталин. Казалось бы, весь его радикализм и принятие курса на вооруженное восстание с логической закономерностью предопределяли его отрицательное отношение к позиции двух оппозиционеров. По всей логике вещей он должен был поддержать Ленина. На деле же получилось совсем иное. Вначале обсуждения он заявил, что «предложение тов. Ленина должно быть разрешено на пленуме, и предлагает в данный момент не решать.

Тов. Милютин присоединяется к мнению тов. Сталина, но доказывает, что вообще ничего особенного не произошло»[658]658
  Протоколы Центрального Комитета РСРП(б). С. 108.


[Закрыть].

В ходе развертывания дискуссии он уже занимает более четкую, явно антиленинскую позицию. Вот его аргументация, как она изложена в протоколах: «Тов. Сталин считает, что К[аменев] и 3[иновьев] подчинятся решениям ЦК, доказывает, что все наше положение противоречиво; считает, что исключение из партии не рецепт, нужно сохранить единство партии; предлагает обязать этих двух тт. подчиниться, но оставить их в ЦК.»[659]659
  Там же. С. 107.


[Закрыть].

Едва ли есть смысл и необходимость комментировать позицию Сталина. Здесь он выступает в явно несвойственной ему функции примирителя, сторонника мягких мер убеждения, а не жестких репрессивных акций против нарушителей партийной дисциплины. Пытаясь понять и объяснить столь странную метаморфозу политической эквилибристики Сталина в тот период, можно исходить из различных предположений и догадок. Попытаемся досказать недосказанное Сталиным. Мне думается, что за такой осторожной и чрезвычайно примирительной позицией Сталина скрывалась его собственная внутренняя неуверенность в окончательном исходе вооруженного восстания. Разумеется, он об этом не говорил открыто. Более того, тщательно скрывал, подчеркивая свою веру в конечный успех. Однако червь сомнения и неуверенности где-то глубоко сидел в его душе, и именно это стало причиной столь примирительной позиции Сталина к нарушителям партийной дисциплины, яснее выражаясь, к штрейкбрехерам, пытавшимся сорвать революционное выступление.

Усматривать же в этом акте проявление политического либерализма – значит не понимать всей сущности, фундаментальных основ, природы политической психологии и политического мировоззрения Сталина. В пользу такого предположения говорила не только вся его предшествующая деятельность как подпольщика-революционера. Об этом же со всей очевидностью свидетельствует вся его дальнейшая политическая карьера, вся история возвышения на политическом Олимпе Советского государства. Орбита политической деятельности Сталина никогда или почти никогда не проходила в поле притяжения таких сил, как либерализм и снисходительное отношение к политическим противникам. Что, разумеется, не равносильно утверждению, будто компромисс и гибкое тактическое лавирование не составляли солидную часть его политического арсенала. Даже поверхностное знакомство с характером политических принципов Сталина неопровержимо говорит в пользу именно такого объяснения его поступка в те октябрьские дни.