Текст книги "Политическая биография Сталина. В 3-х томах. Том 1"

Автор книги: Николай Капченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 75 страниц)

Логика подобного рода умозаключений весьма своеобразна. Можно подумать, что выпускники гимназии после ее окончания не имели каких-либо проблем «во всех областях фундаментальных знаний». (В целом, как отмечалось выше, общий учебный уровень духовных семинарий соответствовал общему уровню гимназий. История русской науки знает примеры того, как выпускники духовных семинарий становились видными учеными и даже государственными деятелями в старой России). К слову сказать, и выпускники университетов тоже отнюдь не были застрахованы от того, чтобы не иметь проблем «во всех областях фундаментальных знаний.»

Думается, что такие пассажи, как приведенный выше, не должны оставаться вне поля критического внимания. Дело в том, что на основе поверхностных и чисто формальных моментов, касающихся Сталина и особенно его образования, авторы определенного толка безапелляционно делают далеко идущие выводы. Можно подумать, что выпускники средних учебных заведений в старой России должны были быть чуть ли не энциклопедистами. К тому же, получение формального образования не означает конец нескончаемого по своей сути процесса приобретения знаний. Для многих, в том числе и для молодого Сталина, самостоятельная работа над собой, расширение своего интеллектуального кругозора всегда оставалась повседневной работой. Именно благодаря непрерывному процессу самообразования Сталин приобрел обширные познания в самых различных областях, что позднее поражало многих специалистов, соприкасавшихся с ним. Это зафиксировано во многих мемуарах, причем важно подчеркнуть один существенный момент: исключительно широкую и основательную осведомленность Сталина во многих областях знаний отмечают и люди, не испытывавшие к нему симпатий. Так что безапелляционно говорить об ограниченности знаний Сталина в научных областях, думается, нет оснований. По крайней мере, этих знаний ему вполне хватало, чтобы осуществлять руководство такой огромной страной.

Но вернемся к его семинарским годам и попытаемся хотя бы в самой общей форме очертить эволюцию его интеллектуального развития, постепенное его превращение из бунтаря, которого возмущали семинарские порядки, в сознательного революционера, в борца против царского самодержавия. Очевидно, что главным двигателем этой эволюции было приобщение молодого Сталина к революционной литературе, прежде всего марксистской. Именно эта литература, подкрепленная его пока еще небольшим, но уже вполне определенным жизненным опытом, предопределили формирование молодого Сталина в революционера, и не просто в революционера, но и в социалиста. Социалисты в тот период были наиболее радикальным крылом революционного движения.

В официальной биографической хронике Сталина отмечается, что в 1896–1898 годах он изучает «Капитал» К. Маркса, «Манифест коммунистической партии» и другие работы К. Маркса и Ф. Энгельса, знакомится с ранними произведениями В.И. Ленина. «Капитал» К. Маркса считался в то время, да и в дальнейшем на протяжении многих десятков лет, своего рода Библией марксизма, и каждый сторонник этого учения считал первоочередным долгом изучить главное произведение научного марксизма. Конечно, молодой Сталин не был исключением в этом ряду революционеров. Однако имеются весьма веские основания сомневаться в том, что этот труд мог быть серьезно освоен им на базе тех знаний, которыми он располагал. Вообще мне представляется, что изучение «Капитала» для многих поколений революционеров носило скорее характер некоего чуть ли не ритуального приобщения к марксизму, нежели являло собой необходимый элемент теоретической подготовки и практического обоснования их революционных взглядов. Сам этот труд является весьма специфическим научным исследованием, для действительно серьезного понимания которого требуется, по крайней мере, неплохое экономическое образование. Так что, на мой взгляд, изучение главного Марксова труда молодым Сталиным, едва ли могло знаменовать собой революционный переворот в его сознании.

Любопытные и представляющие несомненный интерес по данному вопросу воспоминания оставил сам Сталин. Правда, они воспроизводятся со слов пользовавшегося его благосклонностью известного советского кинорежиссера К. Чиаурели. Но, видимо, этот рассказ отражает действительную картину, поскольку подтверждается и другими воспоминаниями. Вот его содержание:

«В Тифлисе проживал небезызвестный букинист. Я учился в семинарии. У нас существовал марксистский кружок. Букинист одновременно издавал дешевые брошюры народнического толка, им лично написанные. Первый экземпляр первого тома Марксова «Капитала» был каким-то образом получен им. Учтя «спрос» на «Капитал», он решил давать книгу на прокат. Плата была высокая. Наш кружок буквально по гривеннику собрал деньги. Нам тяжело было выкроить из своего скромного бюджета такую сумму. Мы были возмущены «просветительной» политикой этого народника.

Получив заветный том, мы просрочили возврат на три дня. Букинист потребовал дополнительную плату за просрочку. Мы заплатили. Но каково было его возмущение и досада, когда он увидел, что «Капитал» экспроприирован!

Мы раскрыли перед ним второй рукописный том «Капитала». За короткий срок мы переписали «Капитал» до последней строчки»[170]170
  Встречи с товарищем Сталиным. М. 1939. С.156–157.


[Закрыть].

Разумеется, нет смысла вдаваться в рассмотрение вопроса о том, какую роль сыграл главный Марксов труд в формировании мировоззрения молодого революционера[171]171
  По поводу первоначального знакомства молодого Джугашвили с «Капиталом» даже в тщательно отработанной подборке материалов о его детстве и юности встречаются противоречия и разночтения. Так, в одном месте издания утверждается, что одной из первых книг, прочитанных им в 1894 году, был «Капитал». А буквально через страницу в том же издании говорится, что этот труд молодой Джугашвили и его товарищи изучали в конце 90-х годов. (См. «Детство и юность вождя». С. 69, 71.).


[Закрыть]. Можно предположить, что ценность этого труда для тех, кто вставал на революционную стезю, состояла прежде всего в том, что он своей теорией прибавочной стоимости как бы теоретически обосновывал сам по себе бесспорный факт эксплуатации в капиталистическом обществе. Иными словами, идеи и аргументация «Капитала» не имели, так сказать, прямого революционного выхода, и в этом смысле не им обязан молодой Иосиф выбору своего жизненного кредо.

Иное дело, конечно, «Манифест коммунистической партии», четкость главных идей которого и блестящий стиль изложения, не могли не произвести самого сильного впечатления на молодого революционера. Русский перевод «Манифеста» к тому времени был известен уже давно, а в период обучения Иосифа в семинарии батумский кружок впервые начал переводить его на грузинский язык, печатать на гектографе и распространять среди революционно настроенной молодежи. Тогда же отдельные выдержки из первой главы «Манифеста» публиковались в легальной газете «Квали» под видом заметок публициста из-за границы[172]172
  История Коммунистической партии Советского Союза. М. 1965. Т. 1. С.251.


[Закрыть].

В семинарии молодой Сталин был не только участником, но и организатором одного из кружков, поставившим своей целью изучение социалистических идей с тем, чтобы его участники смогли овладеть основами этого нового для них учения. Об этом свидетельствуют соученики Иосифа по семинарии, которые поделились своими воспоминаниями в период всевластия Сталина. Но об этом пишет и его товарищ И. Иремашвили в книге, опубликованной в Германии в 1932 году, о чем уже шла речь выше. Добавим к этому данные, содержащиеся в известной книге Л. Берия «К вопросу об истории большевистских организаций Закавказья»[173]173
  Книга эта представляет собой доклад на собрании тбилисского партактива 21–22 июля 1935 г. В историографии она оценивается в качестве коллективного труда, авторство которого присвоил Л. Берия. По общему признанию, этот доклад, опубликованный не только в грузинской печати, но и в газете «Правда», а также многократно выходивший отдельными изданиями вплоть до ареста Берия, стал важным этапом в кампании по раздуванию культа личности Сталина, особенно по возвеличиванию его роли в развитии революционного движения в Закавказье. Оставляя за скобками идеологическую тенденциозность этой книги, заданность важнейших выводов и оценок, сделанных в ней, думается, что фактологическая ее основа в значительной мере может быть использована в освещении данного этапа деятельности Сталина, поскольку она базируется на архивных материалах, к которым имели доступ составители доклада. Разумеется, надо иметь в виду, что сам отбор архивных документов также был подчинен изначально заданной цели. С этими оговорками, тем не менее, ее можно использовать в качестве вспомогательного материала при рассмотрении закавказского периода деятельности Сталина.


[Закрыть]. В ней сообщается: «Товарищ Сталин в 1896–1897 гг. в Тифлисской духовной семинарии руководил двумя революционно-марксистскими кружками учащихся семинаристов.

В первый революционно-марксистский кружок, так называемый «старший», входили семинаристы Тифлисской духовной семинарии Давиташвили (Давидов) Миша, Долидзе Арчил (Ростом), Паркадзе Гуца, Глурджидзе Григорий, Натрошвили Симон, Размадзе Гиго, Ахметелов Ладо, Иремашвили Иосиф.

Во второй кружок, так называемый «младший», входили Елиабедашвили Георгий, Сванидзе Александр[174]174
  Брат будущей первой жены Сталина – Екатерины Сванидзе. Расстрелян советскими органами безопасности как немецкий шпион в 1941 г.


[Закрыть], Гургенидзе Дмитрий, Сулиашвили Датико, Бердзенишвили Васо, Кецховели Вано, Ониашвили Д. и др.»[175]175
  Берия Л.П. К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье. М. 1948. С. 23.


[Закрыть]

В том, что молодой Иосиф принимал самое активное участие в организации и работе подпольных кружков, сомнений нет. Можно лишь спорить о том, какова была их направленность. Видимо, в целом они были ориентированы на знакомство с революционной литературой преимущественно социалистической ориентации. Во время совместных встреч участники кружков обменивались мнениями о прочитанных книгах, делились своим пониманием тех или иных теоретических проблем, методах решения волновавших тогдашнее грузинское общество вопросов. Словом, делали то, что с точки зрения начальства семинарии может быть обозначено одним словом – недозволенные занятия. Трудно судить, какой практический результат давали такие кружки в смысле подготовки к конкретным акциям революционного характера. Но, видимо, они и не ставили себе такой задачи. Главный результат работы таких кружков заключался в том, что они серьезно способствовали становлению их участников как личностей, расширению их кругозора, выработке определенных взглядов и настроений. Конечно, не все участники подпольных кружков встали в дальнейшем на путь революционной борьбы, и это вполне объяснимо. Но все же часть из них через такие кружки приобщилась к оппозиционной, а затем и революционной работе. В таком контексте их можно рассматривать как определенную революционную школу начального уровня.

Приведем воспоминания одного из участников кружка, которым руководил молодой Иосиф: «По предложению Иосифа была снята комната за пять рублей в месяц под Давидовской горой. Там мы нелегально собирались один, иногда два раза в неделю, в послеобеденные часы, – до переклички. Иосиф жил в пансионе, и денег у него не было, мы же получали от родителей посылки и деньги на мелкие расходы. Из этих средств платили за комнату.

Члены кружка были отобраны самим Сталиным по надежности и конспираторским способностям каждого.

Среди семинаристов были доносчики, которые сообщали инспектору Абашидзе о настроениях и занятиях учеников и, в особенности, Иосифа.

В кружке Иосиф читал нам произведения Игнатия Ниношвили, разъяснял теорию Дарвина о происхождении человека, а к концу года мы перешли к чтению политической экономии и отрывков из книг Маркса и Энгельса.

Мы следили также за сообщениями и дискуссиями на страницах газеты «Квали» Задавали Иосифу вопросы, и он разъяснял нам все просто, ясно, четко. Сталин не ограничивался устной пропагандой идей Маркса – Энгельса. Он создал и редактировал рукописный ученический журнал на грузинском языке, в котором освещал все спорные вопросы, обсуждавшиеся в кружке и на страницах «Квали»

Наш семинарский журнал представлял собою тетрадь страниц в тридцать. Журнал выходил два раза в месяц и передавался из рук в руки.»[176]176
  Детство и юность вождя. С. 73.


[Закрыть]

Наряду с формированием политических воззрений важное значение участие в работе таких подпольных кружков имело и в чисто психологическом плане, в выработке и утверждении определенных черт характера. Для Иосифа Джугашвили период учебы в семинарии стал периодом, когда в своих главных чертах сложились основные, доминирующие качества его личности, приведшие впоследствии к его утверждению в качестве активного и видного деятеля революционного движения. Здесь имеются в виду прежде всего такие свойства его характера, как целеустремленность, умение последовательно идти к достижению своих целей, невзирая на все препятствия и трудности. Твердость и решительность, большая сила воли. Несомненно также и то, что в эти годы в его характере получили развитие такие черты, как скрытность, склонность к конспирации, недоверчивость, осторожность, умение скрывать свои подлинные мысли и чувства, а также такое свойство, как пренебрежение ко всяким, по его мнению «излишним», не нужным для революционера качествам – сентиментальности, чуткости, душевности и открытости. Эти черты характера находили свое проявление и в более ранние годы, однако именно годы учебы в семинарии привели к тому, что из определенных задатков характера сформировались уже вполне устойчивые черты личности, фундаментальные свойства характера.

К этому следует добавить и такую важную для политического деятеля особенность личности, как желание и способность быть лидером, вести за собой других, уметь реализовать свою волю, если хотите, то навязать ее другим. Эти качества молодого Иосифа, по признанию как его почитателей, так и критиков, стали рано и отчетливо проявляться в его поведении, особенно в годы учебы в семинарии, хотя некоторые признаки таких свойств характера замечались и в Горийском училище. Так, Р. Такер в своей книге о Сталине пишет: «У молодого Джугашвили начали проявляться скрытность и угрюмая отчужденность, характерные для него в более поздние годы. Приобрел он известность и тем, что легко обижался даже на шутки. Серго Орджоникидзе, соратник по революционной работе в Грузии, вспоминал, что Сосо имел «обидчивый характер» еще в юности и что друзья по Тифлисской семинарии удивлялись по поводу этой, по их мнению, совершенно негрузинской черты характера Джугашвили. «Коба не понимает шуток, – с грустью говорили они. – Странный грузин – не понимает шуток. Отвечает кулаками на самые невинные замечания»[177]177
  Роберт Такер. Сталин. Т. 1. С. 87. (Цитата, приведенная, кстати, неточно, в подтверждение мысли автора, нуждается в комментарии. Она взята из книги И. Дубинского-Мухадзе «Орджоникидзе» и широко используется многими биографами Сталина в качестве документального доказательства того, что он якобы был лишен чувства юмора и, как говорится, глухо не понимал шуток. Между тем приписываемые Орджоникидзе слова являются не каким-либо достоверным источником, а являются всего-навсего размышлениями самого Дубинского-Мухадзе на тему о том, что думал Орджоникидзе о Сталине. Словом, это свидетельство – не более чем плод авторского воображения, вполне допустимого в художественном произведении, но отнюдь не в историческом очерке (см. книгу И. Дубинский-Мухадзе. «Орджоникидзе». М. 1963. С. 167). Тем более что позднейшие свидетельства многих людей, близко соприкасавшихся со Сталиным, говорят об обратном: он обладал достаточно хорошо развитым чувством юмора, любил шутки и сам охотно шутил).


[Закрыть]

Этот же американский автор, ссылаясь на воспоминания И. Иремашвили, отмечает, что у молодого Джугашвили явственно проявилось стремление утвердить себя в качестве вожака: «Самонадеянное «чувство победителя» не покинуло его. Начав вместе с Иремашвили карьеру бунтовщика в кружке молодых социалистов, он нисколько не сомневался в своем праве принадлежать к руководству движением. Члены кружка самообразования избрали лидером семинариста-старшеклассника Девдариани, который составил для новичков шестилетнюю программу чтения, имевшую целью к моменту окончания семинарии сделать из них образованных социал-демократов. Но прошло совсем немного времени, как Джугашвили организовал несколько кружков и стал сам вести в них занятия. И вновь, теперь уже в семинарский период, проявилось стремление к личной власти, то есть то самое качество, которое отличало Джугашвили и в более поздние годы. То же самое можно было сказать о его нетерпимом отношении к иным мнениям. По словам Иремашвили, во время дискуссий среди молодых социалистов в семинарии Сосо имел привычку упорно настаивать на собственной правоте и безжалостно критиковать другие взгляды.»[178]178
  Роберт Такер. Сталин. Т. 1. С. 87.


[Закрыть].

Можно соглашаться или не соглашаться с такими оценками некоторых отнюдь не привлекательных черт характера Сталина, которые замечали в нем в период учебы в семинарии. Возможно, здесь мы имеем дело с тенденциозностью, стремлением как бы перебросить незримый мост между Сосо Джугашвили – семинаристом с присущими ему якобы чертами мрачной угрюмости, злобности и нетерпимости, лишенным всякого подобия романтизма – и беспощадным диктатором Сталиным, который, мол, не только унаследовал, но и развил в себе свойственные ему с детства отрицательные черты характера до демонических масштабов. Эта связь, по мнению тех, кто ее активно «проталкивает», должна с чисто психологической точки зрения объяснить многое в поведении Сталина. Проще говоря, рисуется облик личности с изначально заложенными в нем пороками, которые, будучи реализованными в масштабах всей страны, явились одной из первопричин людских бед и трагедий беспримерного размаха.

Я, конечно, не склонен идеализировать личность Сталина, в том числе и в молодости. Очевидно, были у него как положительные, так и отрицательные черты характера, наклонности и привычки. Однако неверна в своей основе попытка, причем явно несостоятельная, выпячивать лишь отрицательные свойства его натуры. Попытка конструировать далеко идущие концепции на фундаменте якобы каких-то органических пороков его личности, причем чуть ли не с пеленок, выглядит, по меньшей мере, не очень убедительной, поверхностной. Мол, в дальнейшем, они лишь получили свое логически закономерное развитие и превратились в гипертрофированные черты дьявола во плоти.

Объективная оценка личности вообще, а тем более личности столь крупного исторического масштаба, не должна строиться на таких сомнительных посылках. Ведь даже многие факты, приведенные нами, опрокидывают такое предвзятое представление о нем. Разве одни его стихи, пронизанные чувством патриотизма и справедливости, не говорят достаточно убедительно о духе романтизма, стремлении к равенству людей, к доброте? Думается, что они говорят о его личности гораздо больше и гораздо правдивее, чем однобоко подобранные высказывания. К тому же, суровая, наполненная лишениями жизнь, условия обитания сами по себе не располагали к безоглядному веселью и безудержному оптимизму. В его характере уже в юности и молодости бросается в глаза чрезвычайная сдержанность, холодный скептицизм, откровенная неприязнь к чисто внешней стороне дела. Вообще, в характере любого человека, как принято считать, недостатки являются продолжением его достоинств. И только в своей неразрывной взаимосвязи они позволяют получить более или менее адекватное представление о личности человека в целом. Коротко говоря, Сталин в молодости не был ни ангелом, ни потенциальным дьяволом. Он был просто человеком с присущим ему набором черт характера, притом не простого, сложного и весьма противоречивого, но отнюдь не примитивного.

Формирование его личности – и это совершенно бесспорно – протекало под мощным воздействием атмосферы, царившей в семинарии, а еще ранее духовного училища. Причем это воздействие было многообразным. С одной стороны, именно оттуда он вынес многое из того, что стало составлять стержень его натуры – дух бунтарства, дух непримиримости к социальной несправедливости, стремление сделать все, чтобы изменить такой порядок вещей. С другой стороны, с этих лет он унаследовал определенные каноны, стиль, форму и манеру выражения своих мыслей и в некоторой степени даже лексику. Что же касается его религиозных воззрений, а точнее говоря – веры в Бога, то учеба в семинарии во всяком случае не способствовала укреплению в нем такой веры. Вот что об этом пишет С. Аллилуева: «Религиозного чувства у него никогда не было. Бесконечные молитвы, насильственное духовное обучение могло вызвать у молодого человека, ни на минуту не верившего в дух, в Бога, только обратный результат: крайний скептицизм ко всему «небесному», «возвышенному». Результатом стал, наоборот, крайний материализм, цинический реализм «земного», «трезвого», практического и «сниженного» взгляда на жизнь»[179]179
  Аллилуева Светлана. Только один год. С. 313.


[Закрыть].

Для правильного понимания и оценки Сталина как политического деятеля – и не только того периода, когда он стал руководителем партии и страны, но и более раннего периода – чрезвычайно важное значение имеет его отношение к национальному вопросу. Эта проблема будет достаточно подробно рассмотрена в дальнейшем. Сейчас же мне представляется уместным остановиться на том, был ли он, и если да, то в какой степени, подвержен в молодости воздействию грузинского национализма, имевшего в то время определенное распространение в Грузии. В более широком разрезе вопрос можно сформулировать так: какую роль играл национальный фактор в становлении его убеждений, в формировании его политических взглядов. Применительно к годам учебы в семинарии суть сводится к ответу на вопрос: было ли его вступление на позиции революционной борьбы предопределено националистическими соображениями, чувством попранного национального достоинства, осознанием себя в качестве личности, подвергающейся дискриминации из-за своей национальной принадлежности. Совершенно очевидно, что без прояснения данного вопроса трудно дать объективную оценку многих сторон деятельности Сталина как в период его вступления на революционный путь, так и в дальнейшем, когда он выступал неоспоримым лидером такой многонациональной страны, каким был Советский Союз. До некоторой степени вопрос можно поставить в такой плоскости: вырос ли из молодого грузинского националиста революционер или же, наоборот, приобщение к революционной деятельности, переход в марксистскую «веру», с ее бесспорным приматом интернационализма, привели к тому, что он окончательно утратил определенные националистические взгляды и представления, которые, по всей вероятности, были присущи ему в ранней молодости?

Первоосновой его мироощущения, конечно, в ранние и в семинарские годы являлось осознание своей принадлежности к грузинской нации, к грузинскому народу. Однако в силу того, что Гори и Тифлис, где ему приходилось «постигать» азы национального вопроса, имели чрезвычайно пестрое и смешанное население, где грузины даже не составляли большинства, где примерно на равных условиях жили представители других национальностей, национальный фактор не играл столь важную роль, которую кое-кто пытается приписать. Скорее верно другое – а именно то, что элементы интернационализма как первооснова его формирующегося мировоззрения постепенно обретали доминирующую роль. Антирусские и антироссийские настроения имели известное распространение в кругах интеллигенции, но не тех социальных слоев, к которым принадлежал и молодой Иосиф. Напротив, знакомство с русской литературой могло только содействовать вызреванию в его сознании чувства уважения к русскому народу. Это, разумеется, не означает, что он был индифферентен к фактам притеснения грузинской национальной культуры, пренебрежения к грузинскому языку со стороны некоторых семинарских преподавателей, наконец, к самому процессу форсированной русификации, совпавшему с годами его учебы в семинарии. Приводившиеся выше факты подтверждают правомерность такой оценки.

Вместе с тем логично напрашивается и другой весьма примечательный вывод: молодой Иосиф довольно быстро и довольно рано «перерос» узкие одежды грузинского национализма. Да и нет сколько-нибудь убедительных и достоверных свидетельств того, что он когда-либо им серьезно был заражен. Ведь патриотические стихи – отнюдь не признак национализма любой окраски. Сама среда его жизни и круг общения с людьми различных национальностей были своеобразной профилактической прививкой против узколобого национализма. Более того, на примерах реальной жизни молодой Джугашвили постигал довольно простую логику, подсказывавшую, что люди скорее разнятся по своему имущественному положению, нежели по национальности. Первое всецело доминировало над вторым, и не заметить этого юноша не мог, как не мог не сделать соответствующих выводов для себя.

Можно, пожалуй, в чем-то согласиться с немецким автором биографии Сталина Г. Хильгером. Он пишет: «…Иосиф Джугашвили выступил против существующего строя, руководствуясь не грузинскими национальными идеалами, а диалектическим материализмом Маркса и его учением о классовой борьбе. Для трезвого рассудка Сталина и его объективной оценки исторических условий характерным было то, что он, прекрасно осознавая свою принадлежность к грузинской национальности, уже юношей примирился с порабощением родины Российской империей. Он видел в этом необходимое и неизбежное зло, которое с точки зрения исторической перспективы представлялось ему все же более приемлемым, чем возможное подчинение Грузии Турции или Персии. Учитывая это, следует рассматривать и то обстоятельство, что в будущем Сталин, особенно в последний период жизни, все больше превращался в патриота русского образца.»[180]180
  Раух Г., Хильгер Г. Ленин. Сталин. Ростов-на-Дону. 1998. С. 169.


[Закрыть]

Немецкий автор, на наш взгляд, верно подметил, что первоосновой, фундаментом революционных устремлений Иосифа Джугашвили была его приверженность социалистическим идеям, марксистскому учению, Что же касается второго тезиса, согласно которому молодой Сталин «порабощение родины Российской империей» рассматривал в качестве неизбежного, но приемлемого в тех исторических условиях зла, то он выглядит умозрительным и бездоказательным. Дело вовсе не в выборе между двух зол, а в том, что национальное освобождение молодой Сталин, как и многие последовательные социалисты, связывал с более глубоким и более важным процессом – социальным освобождением.

Заслуживает внимания еще один аспект проблемы, прямо примыкающий к рассматриваемой нами теме. Речь идет о чуть ли не врожденном чувстве антисемитизма, который якобы был присущ Сталину с самого юного возраста. В дальнейшем мы специально и обстоятельно рассмотрим проблематику, связанную с так называемым антисемитизмом Сталина, поскольку без этого не будет достаточно полной и объективной его политической биографии. Это тем более важно и актуально в современных условиях, когда просионистски настроенные авторы всячески раздувают эту тему, спекулируют на ней, используя при этом, мягко выражаясь, нечистоплотные приемы и методы «научного» исследования. Сейчас же коснемся так называемого антисемитизма молодого Сталина.

Амбициозный автор биографии Сталина Э. Радзинский безапелляционно утверждает: «И еще одно жестокое чувство было заложено в нем с детства», имея в виду антисемитизм[181]181
  Радзинский Эдвард. Сталин. С. 31.


[Закрыть]. Каких-либо заслуживающих доверия свидетельств или собственных аргументов он не приводит. «Аргументом» ему служат рассуждения о том, что, мол, «евреи-сапожники прекрасно тачали грузинские сапоги на любой вкус. И за то, что они были состоятельными, зато, что в совершенстве знали свое ремесло, их ненавидел пьяный неудачник Бесо (так в тексте – Н.К.). С раннего детства отец преподает Сосо начатки злобы к этому народу»[182]182
  Там же.
  Н. Хрущев в своих мемуарах повествует о том, что якобы Сталин рассказывал в узком кругу своих соратников, что его отец, смочив свой палец вином, давал сосать его сыну, когда он был еще в колыбели.


[Закрыть]. Косвенным подтверждением такого рода выводов, по Радзинскому, могут служить свидетельства стодвенадцатилетней Ханы Мошиашвили, подруги Кеке (матери Сталина – Н.К.), грузинской еврейки, переехавшей в 1972 году в Израиль из Грузии.

Как говорится, весьма убедительный исторический источник!

С ним может соперничать разве что пресловутое агентство ОБС (в послевоенном Советском Союзе было много анекдотов со ссылками на агентство ОБС – Одна баба сказала). В подтверждение антисемитизма юного Сосо Радзинский ссылается также на эпизод, когда Сосо со своими друзьями впустили в синагогу свинью, за что были осуждены православным священником в его проповеди перед прихожанами.

С позволения сказать, такие аргументы можно приводить в качестве какого-то курьеза, а не в доказательство чуть ли высосанного из рук отца антисемитизма. Однако авторов определенного пошиба ничуть не смущает вся искусственность и даже смехотворность таких «аргументов». Во имя доказательства заранее запрограммированного тезиса они не гнушаются даже анекдотическими и полуанекдотическими аргументами. Однако за подобными аргументами скрывается иная материя, неизменно присутствующая во всех изысканиях сионистов. Они один из источников антисемитизма неизменно усматривают в том, что представители других народов якобы испытывают чувство зависти к евреям, неизменно оказывающимся более способными, более умелыми и т. д. Не будем вести дискуссию по данному весьма спорному тезису. В приложении к рассматриваемому нами аспекту проблемы подобные аргументы выглядят крайне несостоятельными. Говорить о чувстве антисемитизма, чуть ли не как о врожденном качестве характера и мировоззрения молодого Сталина, по меньшей мере смехотворно. Такие сложные явления, к каким бесспорно относится и антисемитизм, имеют под собой куда более сложную основу. Высосанная из пальца зависть Виссариона Джугашвили к умелым и процветающим сапожникам-евреям – не более чем мелкотравчатая профанация серьезной и доказательной аргументации. К тому же, имеются бесспорные свидетельства того, что отец Сталина был хорошим сапожником. Как вспоминал один из тех, кто хорошо знал семью Джугашвили и на чьи свидетельства о предках Сталина опираются практически все биографы Сталина, после смерти своего отца «Бесо Джугашвили поселился в Тифлисе и стал работать на кожевенном заводе Адельханова. Здесь он выдвинулся как прекрасный работник и получил звание мастера»[183]183
  Детство и юность вождя. С. 24.


[Закрыть]. Именно это позволило ему предпринять попытку открыть собственную сапожную мастерскую.

Несколько иной, но также целенаправленный по своему характеру смысл носит, например, такое утверждение, принадлежащее другому автору: «Семинаристы были лишены возможности тесно общаться с евреями или католиками, что могло бы расширить кругозор молодого Джугашвили и научить его терпимости к людям иной социальной или культурной среды»[184]184
  Гордиенко А.Н. Иосиф Сталин. С. 8. Здесь, видимо, будет уместным заметить, что Гордиенко просто позаимствовал эту мысль у американского автора А. Улама, «забыв» указать на первоисточник данного довольно сомнительного вывода. Правда, американский биограф Сталина ставит свое умозаключение на более солидную базу, подчеркивая, что более широкий круг знакомств молодого Иосифа способствовал бы тому, что он формировал бы свое мировоззрение не только на основе политико-философских взглядов, но и на фундаменте личного гуманного опыта. См. A. Ulam. Stalin. p. 25.


[Закрыть]. Видите ли, отсутствие общения с евреями и католиками было одной из причин узкого кругозора молодого Сталина! Почему взяты в данном случае евреи и католики? Почему такой избирательный принцип? Достаточно поставить этот вопрос, чтобы получить подразумеваемый заранее ответ.

Следует, кстати, заметить, что в Закавказье при ее чрезвычайной национальной пестроте межнациональное общение сызмальства являлось делом само собой разумеющимся. И в этом смысле оно объективно играло роль серьезного фактора формирования интернационального сознания, служило естественной преградой на пути развития националистических предрассудков. Думается, что именно такая среда как раз и оказывала на юного Сосо свое решающее влияние.

Словом, приведенные выше примеры служат лишь иллюстрацией новейших стиля и методов «объективного» исследования жизни и деятельности Сталина от его рождения и до смерти. Если же говорить серьезно, то нет никаких оснований приписывать молодому Иосифу какие-то антисемитские чувства и настроения. В период его учебы эта проблема едва ли занимала его. Да и вообще смешна и примитивна, хотя и далеко не безобидна, манера ставить вопрос об отношении к евреям в качестве своеобразного оселка, на котором проверяются качества того или иного политического и государственного деятеля. В конечном счете у молодого Сталина было много действительно насущных проблем, решению которых он посвящал свои усилия. Высосанная из пальца проблема врожденного антисемитизма молодого Сталина – всего лишь изобретение его биографов вполне определенного пошиба. А это такая публика, которой дела до серьезных аргументов нет, коль они задались целью доказать свое.

Оставляя пока данный сюжет в стороне, хочется подчеркнуть, что молодой Сталин жил и воспитывался отнюдь не в атмосфере какой-то национальной нетерпимости и отчужденности. Скорее наоборот. Есть свидетельства, что Сталин понимал и мог изъясняться на армянском, азербайджанском и осетинском языках[185]185
  Б.С. Илизаров. Тайная жизнь Сталина. С. 144.


[Закрыть]. Реальные условия тогдашней Грузии могли способствовать и действительно способствовали выработке интернационального сознания, а не узколобого национализма и ненависти к другим народам. Исходя из этого, на первый взгляд, довольно произвольного предположения, можно сделать следующий вывод: если Сталин в ранней молодости и был некоторое время подвержен влиянию грузинского национализма, в чем-то разделял распространенные в узких кругах грузинской интеллигенции настроения недовольства тем фактом, что Грузия входила в состав России и была несамостоятельной, то сравнительно быстро он преодолел, вернее сказать, «перерос» эту действительно «детскую болезнь». По мере того, как он все больше переходил на позиции социализма и знакомился с учением марксизма, он все более основательно связывал решение национального вопроса, в том числе и вопроса о Грузии, с более общим и кардинальным решением всего комплекса социально-политических проблем, стоявших перед российским обществом в целом. Можно предположить, что это был первый и наиболее существенный его шаг в осознании некоей универсальной ценности марксистского учения. Разумеется, нельзя утверждать, что именно так, именно в таких понятиях он сознавал реальную взаимосвязь национальных и социальных проблем. Но вся его дальнейшая работа в сфере разрешения национального вопроса как раз и дает основания предположить, что именно таким был его путь постижения сложной диалектики национального вопроса.