Текст книги "Политическая биография Сталина. В 3-х томах. Том 1"

Автор книги: Николай Капченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 53 (всего у книги 75 страниц)

Что касается заявления Сталина, сделанного в письме полковнику Разину, то если обнажить подтекст данного заявления, то видно, что Сталин считал себя военным деятелем уже с периода Гражданской войны. Будучи искусным политическим стратегом, он, вероятно, полагал, что владение стратегией и тактикой политической борьбы априори дает ему неоспоримое право причислять себя к военным стратегам. Хотя, конечно, было бы наивностью полагать, будто Сталин не понимал, сколь существенно отличается политическая стратегия от стратегии военной. Между тем, все это не мешало ему зачастую проводить прямую аналогию между двумя в корне различными видами стратегии – политической и военной.

Что же касается замечания Сталина по поводу того, что Ленин не считал себя знатоком военного дела, то это видно хотя бы из процитированного выше выступления Ленина. Однако не быть знатоком военного дела – не значит не разбираться в нем. Ленин на протяжении всей Гражданской войны стоял у руля руководства, и ни одно сколько-нибудь важное решение, в том числе и по военно-стратегическим вопросам, а может быть, прежде всего именно по этим вопросам, не могло быть принято без его участия, а тем более вопреки его мнению. Так что проскальзывающая в ремарке Сталина недооценка Ленина и его роли в военных делах лежит целиком и полностью на совести Сталина. Он прекрасно понимал, что такой блестящий политический стратег и тактик, каким являлся Ленин, не мог не разбираться в чисто военных вопросах, особенно тогда, когда они носили принципиальный стратегический характер.

Завершая сюжет о политической подоплеке восхваления заслуг Сталина в период Гражданской войны в сугубо военной сфере, хочется оттенить еще одну мысль: Сталин сознательно поощрял все это, особенно после второй мировой войны, чтобы обозначить не просто пунктиром, а яркими мазками некую причинно-следственную связь между ним как организатором побед в Гражданской войне и той ролью, которую он сыграл как верховный главнокомандующий во время Великой отечественной войны. Лавры великого полководца, внесшего крупный вклад в военную науку, видимо, прельщали его в не меньшей степени, чем лавры политического стратега.

Отталкиваясь от моих критических замечаний и комментариев, читатель невольно может придти к выводу, что я стремлюсь принизить или, более того, вообще поставить под вопрос роль Сталина как военного деятеля (а он был таковым в силу сложившихся условий). Отнюдь нет! Речь идет лишь о мере, о разумных пропорциях в оценках этой его роли. Что он был достаточно крупным военным деятелем, в том числе и в годы Гражданской войны, не говоря уже о последующих этапах его жизни, в особенности в период второй мировой войны, – все это представляется бесспорным. Повторяю, речь идет исключительно о реалистичности оценок, о том, чтобы эти оценки не носили ни панегирического, ни заведомо заушательского характера. К сожалению, в литературе о Сталине как раз и наблюдается присутствие именно этих двух крайних подходов. Какой из них лучше? Оба одинаково несостоятельны и оба мало что могут дать для воспроизведения истинной картины.

Однако перейдем к непосредственному обзору его деятельности во время Гражданской войны. С самого начала оговорюсь, что я не рассматриваю сам факт его участия в тех или иных (пусть и порой значительных) эпизодах Гражданской войны как свидетельство того, что именно эпизоды с его участием непременно были решающими в ходе и исходе самой этой войны.

Царицынская эпопея

Первым «боевым крещением» Сталина на фронтах Гражданской войны стала его активная и даже можно утверждать решающая роль в обороне Царицына. Значимость царицынского участка фронта в тот период определялась многими факторами. Летом 1918 года в центральной России был организован левоэсеровский мятеж, который большевикам удалось подавить сравнительно быстро и легко. Уроки левоэсеровского мятежа прозвучали как грозное предостережение большевикам, они явились предвестником наступления периода открытого вооруженного противоборства советской власти и ее противников. Примерно в это же время на огромных пространствах Поволжья, Урала, Сибири и Дальнего Востока мы сталкиваемся с мятежом чехословацкого корпуса. Этот корпус в соответствии с достигнутым соглашением перебрасывался с юга России во Владивосток, для того чтобы потом принять участие в военных действиях на западном фронте против Германии и ее союзников. К тому времени белогвардейские части в различных районах России, особенно на юге и востоке, уже начали складываться в регулярные боеспособные части. Военная опасность нависла над новым режимом, и Гражданская война в своем полномасштабном виде из потенциальной возможности начала превращаться в факт реальной действительности. Страна, не успевшая к тому времени еще по-настоящему даже воспринять и осознать окончание войны с Германией, оказалась на пороге не менее жестоких испытаний, уготованных ей исторической судьбой.

Особо следует отметить резко ухудшившееся продовольственное положение широких слоев населения, в первую очередь Москвы, Петрограда и других промышленных центров. Жители крупных городов, да и не только крупных, очутились на грани голодной смерти. Вопрос о снабжении населения продовольствием превратился в вопрос о выживании Советской власти, о будущем нового строя.

Между тем запасы продовольствия на селе имелись, в первую голову на юге страны. Задача состояла в том, чтобы получить это продовольствие, доставить его нуждающимся промышленным центрам. Проблема была не из легких, поскольку добровольно отдавать излишки хлеба крестьяне не изъявляли абсолютно никакого желания[800]800
  Необходимо напомнить, что большевики, вводя продразверстку, не выступали здесь в роли пионеров. Еще царское правительство пыталось в начале 1917 года решить продовольственный вопрос путем продразверстки, предусматривавшей продажу владельцами хлеба по твердым ценам. Меры аналогичного характера предпринимало и Временное правительство. Однако из-за сопротивления помещиков и кулаков все эти попытки оказались неэффективными и не принесли желаемых результатов. (Подробнее см. Гражданская война и военная интервенция в СССР. Энциклопедия. С. 476).


[Закрыть]. И хотя формально Советской властью продразверстка была введена лишь в следующем, 1919 году, фактически она начала осуществляться гораздо раньше. Военная опасность, нависшая над новым режимом, тесно переплелась с угрозой голода. И нелегко сказать, какая из них была более зловещей. Взаимосвязь этих двух ключевых проблем выживания новой власти представлялась более чем очевидной. Они как бы слились в один сложный клубок трудноразрешимых проблем.

Именно в такой обстановке 29 мая 1918 г. Совнарком назначает Сталина общим руководителем продовольственного дела на юге России, облеченным чрезвычайными полномочиями. Объем этих полномочий определялся не только мандатом, врученным ему, но и тем фактом, что он являлся членом правительства, а главное – членом ЦК и его Бюро. Реальное положение в партийной верхушке предопределяло то, что его фактические полномочия далеко выходили за рамки формальных полномочий, которыми он был облечен в соответствии с мандатом, врученным ему как народному комиссару.

С отрядом из нескольких сот человек (по преимуществу из латышских стрелков) Сталин в начале июня прибыл в Царицын на специальном поезде. Буквально в считанные дни ознакомившись на месте с ситуацией, он телеграфирует Ленину: «1) Линия южнее Царицына еще не восстановлена. Гоню и ругаю всех, кого нужно, надеюсь, скоро восстановим. Можете быть уверены, что не пощадим никого, ни себя, ни других, а хлеб всё же дадим. Если бы наши военные «специалисты» (сапожники!) не спали и не бездельничали, линия не была бы прервана, и если линия будет восстановлена, то не благодаря военным, а вопреки им.

2) Южнее Царицына скопилось много хлеба на колёсах. Как только прочистится путь, мы двинем к вам хлеб маршрутными поездами.

3) Ваше сообщение принято[801]801
  В ночь на 7 июля 1918 г. Ленин сообщил по прямому проводу Сталину о мятеже, поднятом «левыми» эсерами в Москве. В записке Ленина говорилось: «Повсюду необходимо подавить беспощадно этих жалких и истеричных авантюристов, ставших орудием в руках контрреволюционеров... Итак, будьте беспощадны против левых эсеров и извещайте чаще». Примечательно, что впервые это сообщение Ленина Сталину было опубликовано в «Правде» 21 января 1936 г. – в период, когда начал принимать свои зловещие очертания так называемый «большой террор», развернутый в стране. Видимо, эта публикация, помимо всего прочего, преследовала цель показать, что и Ленин был непримиримо беспощаден к врагам Советской власти.


[Закрыть]. Всё будет сделано для предупреждения возможных неожиданностей. Будьте уверены, что у нас не дрогнет рука…»[802]802
  И.В. Сталин. Соч. Т. 4. С. 118.


[Закрыть].

Видимо, со стороны Сталина было даже ненужным в этой телеграмме лишний раз говорить о том, что у него рука не дрогнет. Собственно, в силу того, что он отличался исключительной твердостью, жесткостью и непреклонностью, Сталин и был послан в Царицын для решения продовольственной проблемы. Каких-либо сомнений насчет того, что он может остановиться перед принятием самых суровых мер, ни у Ленина, ни у других руководителей партии сомнений не существовало. Сталин уже прочно и навсегда зарекомендовал себя человеком твердой и весьма жесткой руки. Было хорошо известно в большевистской верхушке еще одно качество Сталина как руководителя – он смело принимал решения, брал на себя ответственность и не склонен был считаться ни с чьим положением и авторитетом. Он сам считал себя высшим авторитетом. А имея полновесный мандат особоуполномоченного, а главное опираясь на свое положение в партии и правительстве, он не замедлил прибегнуть к самым решительным и жестким мерам.

Необходимо подчеркнуть, что военная ситуация вокруг Царицына сложилась чрезвычайно напряженная. Белогвардейские части плотным кольцом окружили город, в котором царила обстановка неуверенности, доходящей до паники. Не имея специальных военных полномочий, Сталин решительно стал вторгаться в военные дела. Его положение в этом плане несколько усилилось, когда он после настоятельных обращений в центр был введен в состав Реввоенсовета, состоявшего из трех человек. Едва ли есть необходимость говорить о том, что он взял в свои руки все бразды правления и в военной сфере. О характере его действий лучше всего, конечно, могут говорить сами документы, вышедшие из-под руки Сталина. Приведем наиболее характерную в этом плане телеграмму, посланную им Ленину: «1) Если Троцкий будет, не задумываясь, раздавать направо и налево мандаты Трифонову (Донская область), Автономову (Кубанская область), Коппе (Ставрополь), членам французской миссии (заслужившим ареста) и т. д., то можно с уверенностью сказать, что через месяц у нас всё развалится на Северном Кавказе, и этот край окончательно потеряем. С Троцким происходит то же самое, что с Антоновым одно время. Вдолбите ему в голову, что без ведома местных людей назначений делать не следует, что иначе получается скандал для Советской власти…

3) Хлеба на юге много, но чтобы его взять, нужно иметь налаженный аппарат, не встречающий препятствий со стороны эшелонов, командармов и пр. Более того, необходимо, чтобы военные помогали продовольственникам. Вопрос продовольственный естественно переплетается с вопросом военным. Для пользы дела мне необходимы военные полномочия. Я уже писал об этом, но ответа не получил. Очень хорошо. В таком случае я буду сам, без формальностей свергать тех командармов и комиссаров, которые губят дело. Так мне подсказывают интересы дела, и, конечно, отсутствие бумажки от Троцкого меня не остановит.

И. Сталин

Царицын, 10 июля 1918 г.»[803]803
  И.В. Сталин. Соч. Т. 4. С. 120–121.


[Закрыть]

Как видим, именно на царицынском фронте Сталин вступил впервые (насколько это известно) в отрытую и жесткую конфронтацию с Троцким. Конфронтацию, которая с течением времени выльется в самое ожесточенное политическое противоборство, ставшее одной из важных вех в политической биографии Сталина. Как говорится, здесь нашла коса на камень, поскольку Троцкий едва ли уступал Сталину в жесткости и амбициозности, в стремлении продемонстрировать свою власть и свое верховное положение в армейской системе. Оставляя пока в стороне чисто политические и военные аспекты противостояния этих двух фигур, отмечу лишь одно: даже чисто психологически они были как бы обречены на неотвратимое столкновение друг с другом. Но именно царицынский эпизод обнажил со всей очевидностью политическую и психологическую несовместимость этих двух выдающихся лидеров тогдашней большевистской верхушки. Именно тогда были посеяны семена враждебности, которые стали давать год от года все более высокие урожаи.

Опираясь на Ворошилова и Минина, которые также входили в состав Реввоенсовета Южного фронта, Сталин отказался признать данные РВС Республики (во главе которого стоял его председатель Троцкий) полномочия бывшему генералу Сытину на командование войсками фронта. В борьбе с сепаратистскими и местническими тенденциями ряда партийных и военных работников, с элементами партизанщины, проявлявшимися в войсках, Сталин не стеснялся применять самые суровые меры, вплоть до жестких репрессий. В связи с раскрытием контрреволюционного заговора, связанного с белогвардейскими генералами и офицерами (Алексеев, Носович и др.) Сталин обрушил репрессии на военных специалистов. Печальную и весьма широкую известность получила история с баржей, на которой содержались арестованные по подозрению в контрреволюционном заговоре. Имеются непрямые свидетельства того, что якобы по приказу Сталина она была затоплена вместе со всеми находившимися там под стражей заключенными

Усугублялся и расширялся также конфликт с Троцким по чисто военной линии. Царицынские военные руководители по указанию Сталина в ряде случаев игнорировали прямые приказы главнокомандующего, которого поддерживал Реввоенсовет республики, т. е. Троцкий. Так, Ворошилов в статье, посвященной роли Сталина в организации Красной армии, опубликованной в связи с его 50-летием, приводит слова бывшего полковника царской армии Носовича, работавшего тогда в штабе Южного фронта и переметнувшегося вскоре к белым «Характерной особенностью этого разгона было отношение Сталина к руководящим телеграммам из центра. Когда Троцкий, обеспокоенный разрушением с таким трудом налаженного им управления округов, прислал телеграмму о необходимости оставить штаб и комиссариат на прежних условиях и дать им возможность работать, то Сталин сделал категорическую и многозначащую надпись на телеграмме:

«Не принимать во внимание»[804]804
  Сталин. Сборник статей к пятидесятилетию со дня рождения. М.–Л. 1929. С. 65.


[Закрыть].

Обстановка сложилась явно ненормальная, если не сказать критическая. И с той, и с другой стороны шли жалобы в Москву, в ЦК, который рассматривал этот вопрос на своем заседании 2 октября 1918 г. В протоколах заседания зафиксировано следующее:

«4. Конфликт в Революционном военном совете Южного фронта.

Принять предложение т. Свердлова: вызвать т. Сталина к прямому проводу и указать ему, что подчинение Реввоенсовету абсолютно необходимо. В случае несогласия Сталин может приехать в Москву и апеллировать к ЦК, который и может вынести окончательное решение»[805]805
  «Вопросы истории КПСС» 1989 г. № 6. С. 158.


[Закрыть].

Как видно из постановления, центр встал фактически на сторону Троцкого. В соответствии с решением ЦК Свердлов направил письмо в Военный совет Южного фронта, содержание которого было категорическим и недвусмысленным:

«Царицын, военсовет, Сталину, Минину, Ворошилову,

копия: комитет коммунистов Магидову.

Сегодня состоялось заседание Бюро ЦК, затем всего ЦК. Среди других вопросов обсуждался вопрос о подчинении всех партийных товарищей решениям, исходящим от центров. Не приходится доказывать необходимость безусловного подчинения. Положение о Реввоенсовете Республики было принято ВЦИК. Завтра сделаю распоряжение передать его телеграфно. Все решения Реввоенсовета обязательны для военсоветов фронтов. Без подчинения нет единой армии. Не приостанавливая исполнения решения, можно обжаловать его в высший орган – Совнарком или ВЦИК, в крайнем случае в ЦК. Убедительно предлагаем провести в жизнь решения Реввоенсовета. В случае, если считаете их вредными, неправильными, предлагаем приехать сюда, обсудить совместно, принять надлежащее решение. Никаких конфликтов не должно быть. Передаю по поручению ЦК»[806]806
  «Вопросы истории КПСС». 1989 г. № 6. С. 160.


[Закрыть].

Как видим, конфликт принял самые острые формы. Обе стороны настаивали на своей правоте и не изъявляли никакой готовности идти на какие-либо компромиссы. Но развязка вскоре наступила. Вот как она выглядит в описании самого Троцкого: «Жалобы главного и фронтового командования на Царицын поступали ежедневно. Нельзя добиться выполнения приказа, нельзя понять, что там делают, нельзя даже получить ответа на запрос. Ленин с тревогой следил за развитием этого конфликта. Он лучше меня знал Сталина и подозревал, очевидно, что упорство царицынцев объясняется закулисным режиссерством Сталина. Положение стало невозможным. Я решил в Царицыне навести порядок. После нового столкновения командования с Царицыном я настоял на отозвании Сталина. Это было сделано через посредство Свердлова, который сам отправился за Сталиным в экстренном поезде. Ленин хотел свести конфликт к минимуму и был, конечно, прав. Я же вообще не думал о Сталине. В 1917 году он промелькнул передо мною незаметной тенью. В огне борьбы я обычно просто забывал о его существовании. Я думал о царицынской армии. Мне нужен был надежный левый фланг Южного фронта. Я ехал в Царицын, чтоб добиться этого какой угодно ценою. Со Свердловым мы встретились в пути. Он осторожно спрашивал меня о моих намерениях, потом предложил мне поговорить со Сталиным, который, как оказалось, возвращался в его вагоне. – «Неужели вы хотите всех их выгнать? – подчеркнуто смиренным голосом спрашивал меня Сталин. – Они хорошие ребята». – «Эти хорошие ребята погубят революцию, которая не может ждать, доколе они выйдут из ребяческого возраста. Я хочу одного: включить Царицын в Советскую Россию»[807]807
  Лев Троцкий. Моя жизнь. С. 420–421.


[Закрыть].

Если верить Троцкому, то виной всему был Сталин, подталкивавший своих военных соратников к прямому неподчинению приказам Центра. Сам же Троцкий выглядит здесь чуть ли не в облике справедливого карающего меча, призванного исключительно к тому, чтобы восстановить порядок. О том, какими способами он мыслил себе восстановление этого порядка, можно судить по его же собственным словам: «Я поставил Ворошилову вопрос: как он относится к приказам фронта и главного командования? Он открыл мне свою душу: Царицын считает нужным выполнять только те приказы, которые он признает правильными. Это было слишком. Я заявил, что, если он не обяжется точно и безусловно выполнять приказы и оперативные задания, я его немедленно отправлю под конвоем в Москву для предания трибуналу»[808]808
  Там же. С. 421.


[Закрыть].

Можно, конечно, понять Троцкого, считавшего, что без выполнения приказов вышестоящего командования невозможно управлять армиями и фронтами, что в такой обстановке неизбежна анархия, чреватая губительными последствиями для судеб Советской республики. Но нужно понять и тех, кому отдавались эти приказы: по большей части малокомпетентные, не учитывавшие реальную обстановку, игнорировавшие мнения тех, кому надлежало выполнять эти приказы.

В сложившейся тогда сложной и напряженной обстановке, когда измены происходили на каждом шагу, когда многие служившие в Красной армии бывшие царские офицеры стремились всеми силами нанести ущерб ненавистной для них новой власти «вчерашнего быдла», в такой обстановке приказы сверху должны были согласовываться с местными работниками, знавшими ситуацию гораздо лучше. Конечно, имеется в виду период разработки этих приказов, а не то время, когда они уже были спущены вниз. А Троцкий и главное командование как раз и отличались тем, что зачастую вовсе не учитывали мнение местных работников, требуя от них лишь беспрекословного подчинения приказам.

Такова была реальность, и именно она лежала в основе частых конфликтов по военным вопросам, в которых во время своей работы в период Гражданской войны был замешан Сталин. Царицынский эпизод – лишь одно, может быть, наиболее яркое проявление такого рода конфликтов. Если на поверхности лежит в основном конфликт личностей, то подспудно, в глубине зримо проступают объективные причины военных конфликтов. Именно эти глубинные причины стали первоосновой возникновения так называемой военной оппозиции в партии, о чем пойдет речь несколько позднее.

Завершая этот небольшой рассказ о царицынской эпопее, хочу вновь процитировать Троцкого. Из того, что он пишет совершенно определенно явствует, что Ленин отнюдь не стоял безоговорочно на стороне Троцкого и не считал виновником конфликта одного Сталина. Итак, Троцкий свидетельствует: «Ленин слишком хорошо понимал, что мною руководят исключительно деловые соображения. В то же время он, естественно, был озабочен конфликтом и старался выровнять отношения…

Я ответил полной готовностью и Сталин был назначен членом Революционного Военного Совета Южного фронта. Увы, компромисс результатов не дал»[809]809
  Лев Троцкий. Моя жизнь. С. 422–423.


[Закрыть].

Какие же выводы следуют из всего приведенного выше? Прежде чем ответить на этот вопрос, видимо, следует дать обобщенную политико-психологическую оценку первопричины противостояния Сталина и Троцкого. Без учета таковой трудно понять и в должной мере уяснить фатально обреченный на ожесточенную борьбу характер отношений между этими двумя фигурами большевистского руководства. Конечно, элементы взаимной неприязни и личного соперничества накладывали свою печать на весь спектр их взаимоотношений. По своей натуре они являли собой как бы две противоположности. Сталин, не лишенный амбиций, держался достаточно скромно, порой даже демонстративно скромно. Он умел находить общий язык с местными работниками как в армии, так и на местах, прислушивался к их мнению. Троцкий же, хотя и пытался скрыть свои претензии на роль вождя Красной армии, на каждом шагу демонстрировал непомерное высокомерие, скорее мифический, чем действительный, полководческий «талант». Это было заметно даже невооруженным взглядом. Можно перечислить и многие другие параметры психологического плана, создававшие непреодолимую пропасть между этими двумя личностями. Однако базисом, на котором взросла их взаимная вражда, вылившаяся в смертельную схватку, все-таки были мотивы политико-стратегического порядка. А точнее – мировоззренческого плана. Сталин был взращен на российской почве, и в России он черпал свою силу и уверенность в успехе дела революции. Троцкий же, условно говоря, был западником: Запад для него был источником и надежд, и подражаний. Все остальное было уже производным.

Возвращаясь к вопросу о попытках Ленина как-то смягчить отношения между Сталиным и Троцким, следует констатировать следующее. Однозначно вырисовывается то, что Сталин отнюдь не придерживался линии жесткой и бескомпромиссной конфронтации с Троцким и не настаивал на ее продолжении, если таковая явно вредила общему делу. В непримиримости и жесткости скорее можно упрекнуть Троцкого, нежели Сталина. Во-вторых, невооруженным взглядом видны диктаторские замашки Троцкого, мнившего себя единственным и неоспоримым вождем Красной армии, за которым всегда остается последнее слово. И, в-третьих, Ленин не рассматривал Сталина в качестве политического деятеля, с которой нельзя было договориться, коль того требовали интересы дела. Более того, Ленин выражает свою глубокую заинтересованность в ликвидации конфронтации между двумя крупными партийными лидерами, в налаживании сотрудничества или, по крайней мере, деловой работы между ними. Видимо, в частности, эти соображения послужили причиной того, что буквально через день после возвращения из Царицына в Москву Сталин 8 октября 1918 г. был постановлением Совнаркома назначен членом Реввоенсовета Республики[810]810
  И.В. Сталин. Соч. Т. 4. С. 453.


[Закрыть].

Но существуют не только косвенные, но и прямые доказательства стремления Ленина как-то сгладить взаимную вражду между Троцким и Сталиным, добиться их хотя бы минимального сотрудничества в интересах общего дела. Причем надо подчеркнуть, что не кто иной, как Сталин проявлял ясно выраженное желание достичь рабочего компромисса с Троцким. Сохранилась следующая телеграмма Ленина, адресованная Троцкому в октябре 1918 г. В ней Ленин писал: «Сегодня приехал Сталин, привез известия о трех крупных победах наших войск под Царицыном… Сталин очень хотел бы работать на Южном фронте; выражает большое опасение, что люди, мало знающие этот фронт, наделают ошибок, примеры чему он приводит многочисленные. Сталин надеется, что ему на работе удастся убедить в правильности его взгляда, и не ставит ультиматума об удалении Сытина и Мехоношина, соглашаясь работать вместе с ними в Ревсовете Южного фронта, выражая также желание быть членом Высвоенсовета Республики.

Сообщая Вам, Лев Давыдович, обо всех этих заявлениях Сталина, я прошу Вас обдумать их и ответить, во-первых, согласны ли Вы объясниться лично со Сталиным, для чего он согласен приехать, а во-вторых, считаете ли Вы возможным, на известных конкретных условиях, устранить прежние трения и наладить совместную работу, чего так желает Сталин.

Что же меня касается, то я полагаю, что необходимо приложить все усилия для налаживания совместной работы со Сталиным»[811]811
  Ленинский сборник. Т. XXVII. С. 106.


[Закрыть].

Насколько можно судить по имеющимся источникам, Троцкий не откликнулся на это настойчивое пожелание Ленина. По крайней мере, тогда такая встреча не состоялась и враждебные отношения между этими двумя главными антагонистами в большевистской верхушке оказались как бы замороженными. Но на самом деле и под внешней оболочкой холодности не просто тлели очаги взаимной враждебности, но вызревала почва для настоящего пожара.

Завершить раздел, связанный с деятельностью Сталина в Царицыне, можно, на мой взгляд, таким общим выводом. Официальная пропаганда в период власти Сталина стремилась представить Царицынский фронт и события, развертывавшиеся там, чуть ли не в качестве оси, вокруг которой вращались все важнейшие события Гражданской войны в тот период. Это представление, конечно, имело целью возвеличить Сталина и превознести его роль в спасении завоеваний новой власти. На самом деле это не соответствовало действительности. Царицын не был средоточием борьбы против белых армий. Однако сражения, развертывавшиеся вокруг него, также не были малозначимыми или второстепенными. В беседе с корреспондентом «Правды» в октябре 1918 г. Сталин следующими словами обрисовал стратегическую важность Царицына и событий, развертывавшихся вокруг обороны этого города: «Пунктом наибольшего обстрела со стороны противника является Царицын. Оно и понятно, ибо взятие Царицына и перерыв сообщения с югом обеспечило бы достижение всех задач противников: оно соединило бы донских контрреволюционеров с казачьими верхами астраханского и уральского войск, создав единый фронт контрреволюции от Дона до чехословаков; оно закрепило бы за контрреволюционерами, внутренними и внешними, юг и Каспий; оно оставило бы в беспомощном состоянии советские войска Северного Кавказа…

Этим, главным образом, и объясняется то упорство, с каким стараются белогвардейцы юга взять Царицын»[812]812
  И.В. Сталин. Соч. Т. 4. С. 149.


[Закрыть].

Думается, что такая оценка стратегической важности Царицына соответствовала истине. Однако она же не дает оснований преуменьшать стратегическую важность и других фронтов и участков борьбы против вооруженных армий противников нового режима. Именно с учетом такого взвешенного подхода, когда односторонне не преувеличивается место Царицына в системе военной обороны Советской власти и, вместе с тем, не принижается роль и значение других фронтов и участков, на которых развертывалось военное противоборство, – только на такой основе можно дать объективную, близкую к истине оценку царицынского этапа в деятельности Сталина в период Гражданской войны. Естественно, что по этой причине необходимо отклонить как односторонние и явно предвзятые попытки критиков Сталина, начиная с Троцкого и кончая современными, принизить роль и значение Сталина в обороне Царицына, вообще умалить стратегическую значимость данного участка Гражданской войны.

Как бы в дополнение к сказанному, следует обратить внимание еще на одно обстоятельство, связанное с освещением роли Сталина в обороне Царицына. Данный эпизод его жизни в 30-е годы послужил своеобразной отправной точкой для появления в советской художественной литературе целого ряда художественных произведений, призванных восславить Сталина как великого стратега и полководца. В первом ряду таких произведений были повесть А. Толстого «Хлеб» (1937 г.) и роман Вс. Иванова «Пархоменко» (1938 г.). В них без всякой меры, безудержно превозносился Сталин, что положило начало и целому сюжетному пласту в советской литературе – художественной сталиниане. Одной печатной пропаганды было явно недостаточно, поэтому «мастера слова» (а скорее, славословия) стали осваивать новое поле приложения своих холуйских талантов. Причем повесть А. Толстого всячески превозносилась, поскольку она «содержит вообще лучшее в советской литературе художественное воплощение образа товарища Сталина и по своей идейной глубине, и по широте исторической перспективы, и по мастерству портретных зарисовок»[813]813
  Г.С. Черёмин. Образ И.В. Сталина в советской художественной литературе. М. 1950. С. 10.


[Закрыть].

Я не берусь давать какую-либо оценку литературных достоинств или недостатков повести А. Толстого, как и других творений подобного ряда. Что же касается политической и идеологической направленности данных произведений, то здесь все обстоит более чем просто: они служили инструментом, с помощью которого лепился образ вождя – гениального и в то же время простого и чуткого, обладавшего несокрушимой волей, которой Советская власть во многом обязана своей победе.

Пермь, Петроград, Южный, Западный и Юго-Западный фронты

Остановимся на военной деятельности Сталина на других фронтах Гражданской войны. Критики Сталина в значительной мере правы, когда речь идет об оценке его достаточно скромного вклада в разгром Колчака и вообще о его участии в делах Восточного фронта. На протяжении второй половины 1918 года вплоть до начала осени 1919 года Восточный фронт был решающим фронтом, где определялись судьбы Советской власти. Здесь участие Сталина было более чем скромным. Но чтобы как-то восполнить недостаток реальных дел с его стороны, апологеты Сталина сконцентрировали свои усилия на раздувании значения инспекционной поездки комиссии в составе Сталина и Дзержинского в Пермь в январе 1919 года.

Положение на одном из центральных участков Восточного фронта сложилось критическое, если не сказать катастрофическое. В конце 1918 г. 3-я армия вынуждена была сдать Пермь. Полуокруженная армия находилась в состоянии полной деморализации. После длительных боев 3-я, а также 2-я армии фактически были недееспособны: они не имели необходимых резервов, тылы расстроены, обеспечение боеприпасами и продовольствием характеризовалось плачевным состоянием. Дисциплина упала, наблюдались случаи массового дезертирства и даже перехода отдельных частей на сторону противника. В итоге армии оказались неспособными устоять против натиска превосходящих сил противника. Создалась угроза ряду городов, в том числе и Вятке, взятие которой могло стать сигналом для повсеместного отступления частей Красной армии. В целом ситуация на фронте грозила из плачевной перерасти в катастрофическую.

В создавшихся условиях ЦК и Ленин сочли необходимым отправить на Восточный фронт специальную комиссию с задачей разобраться с создавшимся положением и на месте принять необходимые меры по его исправлению, а также внести свои предложения, которые центр должен был рассмотреть, чтобы предотвратить подобные ситуации на других участках фронта. 1 января 1919 г. Свердлов направляет Уральскому областному комитету РКП (б) письмо с изложением постановления ЦК партии о назначении партийно-следственной комиссии ЦК партии и Совета обороны в составе Сталина и Дзержинского и «для подробного расследования причин сдачи Перми, последних поражений на Уральском фронте, равно для выяснения всех обстоятельств, сопровождавших указанные явления». Комиссии поручалось принять необходимые меры к скорейшему восстановлению партийной и советской работы в районе действий 3-й и 2-й армий[814]814
  «Вопросы истории КПСС». 1989 г. № 6. С. 171.


[Закрыть].