Текст книги "Политическая биография Сталина. В 3-х томах. Том 1"

Автор книги: Николай Капченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 75 страниц)

Но мне не видится данное обстоятельство каким-то из ряда вон выходящим. Отец Сталина умер, когда сыну, по словам его матери, было всего 11 лет[78]78
  Там же. С. 27.


[Закрыть]. По свидетельству С. Аллилуевой, отец Сталина погиб в пьяной драке – кто-то ударил его ножом[79]79
  Светлана Аллилуева. Двадцать писем к другу. М. 1990. С. 121.


[Закрыть]. Р. Конквест в своей биографии Сталина также касается этого вопроса. Он отмечает, что имеются различные даты его смерти, в частности, одна из них относится к 1909 году. Виссарион Джугашвили якобы был убит в пьяной драке в Тифлисе[80]80
  Robert Conqest. Stalin. p. 12.


[Закрыть].

Профессор истории Массачусетского университета Р. Макнил, автор ряда солидных изданий по советской истории, в том числе и биографии Сталина, ссылаясь на сведения, полученные им от грузинского профессора И. Табагуа из института истории АН Грузии, который, мол, имел доступ к архивным материалам, придерживается точки зрения, что отец Сталина умер в 1909 году[81]81
  Robert H. McNeat. Stalin. Man and Ruler. p. 336.


[Закрыть]. Дополнительно можно также сослаться на такое обстоятельство: в ряде документов, содержащих сведения о Сталине из архивов царской охранки, которые хранятся в специальном фонде Гуверовского института (США), также имеются ссылки на то, что отец Сталина был жив в 1909 году: «Виссарион Иванович ведет жизнь бродяги» (Документ датирован 19 августа 1909 г.)[82]82
  Цит. по Edward Ellis Smith. The young Stalin. p. 9.


[Закрыть].

Выше мы уже ссылались на вполне достоверные сведения относительно смерти отца Сталина, приведенные в книге А. Островского. Здесь же невольно хочется подчеркнуть другое: разные авторы совершенно по-разному излагают дату и обстоятельства его смерти, в том числе и дочь Сталина С. Аллилуева. Все это дает основание еще раз отметить зыбкость и противоречивость свидетельств, на которых базируются некоторые выводы, касающиеся как детства самого Иосифа, так и жизни его родителей. По крайней мере, к этим свидетельствам необходимо относиться критически и не брать легко на веру то, что кажется наиболее приемлемым для подтверждения выводов, к которым порой стремятся подвести читателя некоторые биографы Сталина.

Ранняя, как считалось прежде, смерть отца, естественно, объясняет то, что в его жизни отец не мог уже в силу этого факта занимать такое же место, как мать, не говоря уже о других причинах, таких, как склонность отца к пьянству, на почве чего между ним и отцом возникали конфликты, что не могло не влиять на отношение сына к отцу. Вообще говоря, биографы Сталина единодушны в признании того, что его отец бил сына. Для такого вывода имеются довольно убедительные свидетельства, и в их достоверности нет причин сомневаться. Вместе с тем (на это обстоятельство справедливо указал Р. Конквест), подобное отношение к своим детям в крестьянской и полукрестьянской среде не было таким уникальным явлением. Во всем мире мы встречали и до сих пор порой встречаем такого рода явления. В прошлом же веке к подобным вещам относились не так, как мы воспринимаем их сейчас[83]83
  Robert Conqest. Stalin. p. 10.


[Закрыть].

Другим возможным источником отчуждения могло явиться то, что Виссарион Джугашвили хотел, чтобы его сын пошел по его стопам и стал сапожником. Мать Сталина Екатерина Джугашвили в 1930 году, отвечая на вопросы журналистов, говорила: «Сосо всегда был хорошим мальчиком… Мне никогда не приходилось наказывать его. Он усердно учился, всегда читал или беседовал, пытаясь понять всякую вещь… Сосо был моим единственным сыном. Конечно, я дорожила им… Его отец Виссарион хотел сделать из Сосо хорошего сапожника… Я не хотела, чтобы он был сапожником. Я хотела одного, чтоб он стал священником»[84]84
  Цит. по Лев Троцкий. Сталин. T. l. С. 27.


[Закрыть].

Даже приведенные выше обстоятельства вполне могут объяснить довольно сдержанное, если не сказать большего, отношение Сталина к своему отцу. И нет ничего удивительного в том, что в период своего могущества Сталин старался не привлекать внимания к персоне своего отца, что, естественно, отражалось и на всей официальной историографии.

И, наконец, стоит затронуть еще один момент, связанный с его отцом. Речь идет о том, что якобы Сталин, вопреки фактам, пытался представить дело так, что его отец был рабочим, а не ремесленником. В тот период, когда он утверждался у власти, вопросы социального происхождения играли, скажем так, не последнюю роль в борьбе за завоевание популярности среди партийных масс. Особый акцент на данном обстоятельстве делал Троцкий, который в своей книге о Сталине скрупулезно прослеживает все нюансы того, как преподносился вопрос о социальном происхождении Сталина. Он пишет, что в ранних биографических справках о Сталине неизменно говорилось о нем как о сыне крестьянина из деревни Диди-Лило. Сам Сталин впервые в 1926 году назвал себя сыном рабочего. «Умышленная неясность в этом пункте, – заключает Троцкий, – продиктована несомненно стремлением не ослаблять впечатление от «пролетарской» родословной Сталина»[85]85
  Там же. С. 24.


[Закрыть].

В данном случае серьезно оспорить утверждение Троцкого трудно, хотя вызывает, по меньшей мере, недоумение та настойчивость, с которой он неоднократно затрагивает этот вопрос в биографии Сталина, равно как и в ряде других своих публикаций, посвященных Сталину. Стоило ему самому вспомнить о своем социальном происхождении, чтобы деликатно не касаться этого, в общем-то, по реальным понятиям, второстепенного вопроса.

Справедливости ради, надо отметить, что в ранних публикациях биографических справок, посвященных Сталину, вопрос о социальном положении его отца освещался не столь однозначно, как пытается доказать Троцкий. Так, в специально изданном в связи с 10-й годовщиной Октябрьской революции томе «Деятели Союза Советских Социалистических Республики Октябрьской революции», в котором были помещены автобиографии и биографии наиболее видных и активных деятелей революции, в статье о Сталине говорится следующее «Сталин (Джугашвили) Иосиф Виссарионович, род. в 1879 г. в гор. Гори Тифлисской губ. По национальности грузин, сын сапожника, рабочего обувной фабрики Адельханова в Тифлисе, по прописке – крестьянина Тифлисской губ. и уезда, села Диди-Лило»[86]86
  Деятели Союза Советских Социалистических Республик и Октябрьской революции. Автобиографии и биография. Репринтное издание. М. 1989. часть III. С. 107.


[Закрыть].

Как видим, здесь проводится определенное различие между реальным социальным положением отца Сталина, который работал на фабрике и уже в силу этого факта не мог быть отнесен к сословию крестьян, и его официальным социальным статусом, зафиксированным в соответствии с тогдашними правилами по прописке.

Американский автор Б. Вольф, который был лично знаком со Сталиным и другими видными деятелями российского революционного движения и Советской власти, и своей книге «Трое, которые сделали революцию», впервые вышедшей в 1948 г., писал, что разночтение в вопросе о «социальном происхождении» Сталина объясняется тем что в период обострения борьбы за власть после смерти Ленина социальное «происхождение» считали чуть ли не главным фактором, обусловливающим социальную психологию и даже предрасположенность к «уклонам». Именно это обстоятельство, по его мнению, и стало причиной того, что Сталин, который в начале 20-х годов писал в анкетах о своем крестьянском происхождении, позднее стал «сыном фабричного рабочего». Позднее обе эти версии были объединены. «В действительности, – пишет Б. Вольф, – обе они правильны. Виссарион был потомственным крестьянином, но, подобно многим представителям своего класса, он принадлежал к категории крестьян-ремесленников. На протяжении поколений его семья занималась сапожным ремеслом… В последние годы своей жизни старший Джугашвили нанялся на кожевенную фабрику Адельханова, став таким образом «пролетарием», но не прекратил числиться в официальных записях о социальном положении в качестве крестьянина»[87]87
  Bertram D. Wolf. Three who made a revolution. N.Y. 1964. p.411.


[Закрыть].

Сам предмет чуть ли не искусственной дискуссии о социальном положении Виссариона Джугашвили мне представляется малозначительным, ибо, безотносительно к тому, кем мы будем считать его – рабочим или ремесленником, а то и крестьянином, – общая картина не меняется. Совершенно очевидно, что он находился на одной из низших ступеней социальной лестницы общества того времени. И говорить о каком-то четко осознанном и ясно выраженном классовом сознании Виссариона Джугашвили, тем более не приходится, учитывая реальную ситуацию, уровень его образования и т. д.

Бесспорно другое: социальное происхождение самого Сталина в значительной, если не в решающей степени, предопределило его дальнейший путь, как бы очертило магистральные вехи его жизненного движения, создало предпосылки формирования его характера и отношения к окружающей действительности. Социальная среда явилась тем фундаментом, на базе которого постепенно выработалось его критическое отношение к основополагающим устоям российского общества того времени. И в этом, а не в чем-то ином, можно усматривать определенное значение вопроса о социальном статусе его родителей.

Коснулся данного сюжета в своих воспоминаниях и Н.С. Хрущев. Он рассказывал: «Об отце его не знаю, как сейчас в биографии Сталина написано. Но в ранние годы моей деятельности ходил слух, что отец его – вовсе не рабочий. Тогда придирались, кто какого происхождения. Если обнаруживалось нерабочее происхождение, то считали человеком второго сорта. И это было понятно. Самый революционный и самый стойкий – рабочий класс. Он выносил всю тяжесть борьбы на своих плечах и поэтому к другим классам и прослойкам общества, не пролетарским, имел придирчивое, не настороженное, а именно придирчивое отношение. К таковым относились с большим недоверием.

Итак, говорили, что у Сталина отец был не просто сапожник, а имел сапожную мастерскую, в которой работало 10 или больше человек. По тому времени это считалось предприятием. Если бы это был кто-либо другой, а не Сталин, то его бы на партчистках мурыжили бы так, что кости трещали[88]88
  О том, что вопросы социального происхождения играли немалую роль в тогдашней политической жизни, свидетельствуют некоторые любопытные анекдоты того времени, взятые из дневника одного из профсоюзных деятелей тех лет Б. Кобзева.
  «Поступило от Энгельса заявление в ЦКК о том, что он отказывается от своих убеждений, изложенных в Коммунистическом Манифесте о невозможности построения социализма в одной стране (в связи с докладом Сталина на 15 съезде). Кроме того, Ленин подал такое же заявление о том, что он отказывается от всех своих статей и докладов по национальному вопросу в связи с признанием Сталина – единственным теоретиком по национальному вопросу.
  Заключение ЦКК о бывшем фабриканте Ф. Энгельсе. Принимая во внимание, что 80 лет достаточный период для того, чтобы подать такое заявление – считать это фракционным маневром и оставить заявление без внимания.
  Что касается бывшего дворянина Ленина, то, принимая во внимание некоторые его заслуги перед пролетарской революцией, ограничиться тем, что поставить этому Ленину на вид за его колебания в национальном вопросе.» («Исторический архив», 1997. № 1. С. 135.)


[Закрыть]. А тут находились объяснения обтекаемого характера. И все-таки люди об этом говорили. Я этот факт здесь просто припоминаю. Он не служит поводом для каких-нибудь особенных выводов, ибо не имеет никакого значения. Я просто рассказываю, как тогда относились к такого рода вопросам»[89]89
  Н.С. Хрущев. Время. Люди. Власть. Воспоминания. Т. 2. С. 118.


[Закрыть].

Тот факт, что Виссарион Джугашвили в какое-то довольно короткое время имел собственную сапожную мастерскую в г. Гори, не представляло особой тайны, как полагает Хрущев. И сам факт был предметом не только «разговоров», но и вполне официально был зафиксирован в воспоминаниях о Сталине, опубликованных в печати. Об этом же, не называя своего отца по имени, писал и сам Сталин в цитировавшейся выше работе «Анархизм или социализм». По воспоминаниям А.М. Цихитатришвили, когда предприниматель по фамилии Баграмов открыл в Гори сапожную мастерскую, он выписал из Тифлиса лучших мастеров, в том числе и Бесо Джугашвили. Бесо скоро стал известным мастером. Большое количество заказов дало ему смелость открыть собственную мастерскую[90]90
  Детство и юность вождя. С. 25.


[Закрыть].

Но свидетельство Хрущева примечательно тем, что оно, по существу, как бы иллюстрирует мысль Б. Вольфа о чисто «прикладном» значении вопроса о социальном происхождении Сталина в период ожесточенной схватки за место лидера партии после смерти Ленина. Именно в этом, и только в этом историческом контексте, данный вопрос и представлял определенный интерес. Что же касается его значения при рассмотрении исторической роли Сталина, путей формирования его убеждений и характера, то, на мой взгляд, это не имеет принципиального значения. Будь его отец рабочим, в тогдашних конкретных условиях России, и Грузии в особенности, это едва ли что меняло в своих главных параметрах: рабочие, т. е. вчерашние крестьяне, не столь уж коренным образом отличались от крестьян. Примитивный взгляд о доминирующем значении социального происхождения на формирование крупных деятелей исторического масштаба во многих случаях решительно опровергается фактами. Сама же история российского революционного движения дает тому массу доказательств. Дворянское происхождение Ленина отнюдь не стало помехой тому, чтобы он стал революционером. Вообще жизненный путь человека, особенно если он оставляет заметный след в истории, нельзя прямолинейно связывать с его социальным происхождением, ибо оно – лишь одна из составляющих в сложном и многообразном комплексе взаимодействующих факторов, в конечном счете предопределяющих общую картину его жизни.

В целом, подводя некоторый итог рассмотрению вопроса о родителях Сталина, можно с полным основанием сказать, что они бесспорно оказали на него, как и любые родители, определенное влияние. Как явствует из свидетельств современников, а также людей, близких к нему (жена Н.С. Аллилуева, дочь Светлана), он особенно был привязан к матери, испытывая по отношению к ней глубокие чувства.

Светлана Аллилуева писала в своей первой книге «Двадцать писем к другу»: «Еще любил он и уважал свою мать. Он говорил, что она была умной женщиной. Он имел ввиду ее душевные качества, а не образование, – она едва умела нацарапать свое имя. Он рассказывал иногда, как она колотила его, когда он был маленьким, как колотила и его отца, любившего выпить. Характер у нее был, очевидно, строгий и решительный, и это восхищало отца. Она рано овдовела и стала еще суровее. У нее было много детей, но все умерли в раннем детстве, – только отец мой выжил. Она была очень набожна и мечтала о том, чтобы ее сын стал священником. Она осталась религиозной до последних своих дней и, когда отец навестил ее, незадолго до ее смерти, сказала ему: «А жаль, что ты таки не стал священником»… Он повторял эти ее слова с восхищением; ему нравилось ее пренебрежение к тому, чего он достиг – к земной славе, к суете…»[91]91
  Светлана Аллилуева. Двадцать писем к другу. М. 1990. С. 121.


[Закрыть]

Именно мать передала ему некоторые черты своего характера – твердость, чувство собственного достоинства, жизненную стойкость. Опубликованные некоторое время назад письма Сталина и его жены к матери – Е.Г. Джугашвили – позволяют в определенной степени судить об отношении самого Сталина к своей матери. Однако такого рода эпистолярные свидетельства не всегда могут в должной мере отражать подлинную картину их взаимных отношений. Сталин в этих письмах предстает довольно черствым, до удивления лаконичным человеком. Постоянные ссылки на занятость мало что могут объяснить. Писем самой матери нет, хотя косвенно мы можем судить о том, что она постоянно помнила о сыне, беспокоилась о его здоровье. В этом контексте примечательно одно свидетельство, принадлежащее В. Швейцер, жене известного революционера С. Спандаряна, которая вместе с мужем находилась в туруханской ссылке и многократно встречалась там со Сталиным. Вот соответствующее место из ее воспоминаний:

«В холодной, снежной Туруханке каждое письмо, особенно личное, приобретало необычайное значение; оно придавало какой-то особый колорит жизни не только того, кто получал его, но и всей колонии ссыльных. Как-то раз Сталин получил письмо от своей матери из солнечного Кавказа. «Роза души моей!» писала она. Старушка обожала своего единственного сына. Нежно любил Сталин свою мать. Ласковые слова проникли и в нашу холодную комнатушку, запахло цветами… Стало радостно на душе. Сталин засиял от радости и раскатисто засмеялся, повторяя: «Роза души моей!». «Только у нас в Грузии могут так образно выражать свою ласку», – сказал он.

В юношеском возрасте Сталин писал стихи, и когда он их читал, мать от умиления плакала. «Простая женщина моя мать, но с поэтической натурой», рассказывал нам про нее Сталин».[92]92
  В. Швейцер. Сталин в Туруханской ссылке. М. 1943. С. 42.


[Закрыть]

Вообще о взаимоотношениях Сталина с матерью известно немногое. Поэтому приведенный выше эпизод примечателен и в том отношении, что он хотя бы косвенно свидетельствует о том, что между сыном и матерью поддерживалась более или менее регулярная переписка даже во время пребывания Сталина в ссылке. Естественно, рассчитывать, что такого рода переписка каким-то образом сохранилась, учитывая реальные обстоятельства, не приходится. В данном случае нас интересует прежде всего характер их взаимоотношений, особенно в свете распространенных утверждений о якобы черствости и бездушии, которые, мол, проявлял Сталин ко всем без исключения, включая и свою мать.

На первый взгляд может показаться, что такие детали имеют лишь косвенное касательство к политической биографии Сталина. Однако это далеко не так. Выше я уже специально останавливался на вопросе, который условно назовем «генетической предрасположенностью» к действиям жестокого, порой преступного характера, базируясь на которой многие биографы Сталина строят свои далеко идущие политические и даже своего рода философские выводы, касающиеся Сталина. Здесь же хотелось подчеркнуть одно: Сталин испытывал к своей матери вполне обычные сыновние чувства, присущие каждому нормальному человеку. И эти чувства он сохранил на протяжении всей своей жизни, чему имеется достаточно надежные подтверждения, принадлежащие его дочери, которая часто дает своему отцу весьма нелестные характеристики.

Что же касается самой Екатерины Георгиевны Джугашвили, то она горячо любила своего единственного сына. К тому же, и это следует подчеркнуть особо, она, по всей видимости, не испытывала чувства ликования в связи с тем, что ее сын стал во главе страны, как царь, а не пошел по другому пути – пути служения богу.

Такое заключение правомерно сделать на основании той скупой информации, которая имеется в распоряжении биографов Сталина. Последний раз он встретился с матерью в октябре 1935 года. Екатерину Джугашвили предупредили о приезде к ней сына всего за час до появления Сталина, который решил вернуться в Москву после проведенного в Гаграх отпуска через Тифлис.

Сталин приехал с охраной. Екатерина Георгиевна знала, что ее сын теперь очень большой «начальник» в Москве, но плохо представляла его реальную власть и влияние. Поэтому она спросила:

– Иосиф, кто же ты теперь будешь?

– Секретарь Центральною Комитета ВКП(б), – ответил Сталин.

Но мать Сталина, которую окружавшие люди звали «Кеке», плохо понимала, что такое «Секретарь ЦК». Сталин поэтому пояснял:

– Вы, мама, помните нашего царя?

– А как же, помню.

– Ну, вот, я вроде бы царь.[93]93
  Цит. по «Независимая газета», 13 августа 1992 г.


[Закрыть]

Дочь Сталина так писала о Е.Г. Джугашвили: «У бабушки были свои принципы, – принципы религиозного человека, прожившего строгую, тяжелую, честную и достойную жизнь. Ее твердость, упрямство, ее строгость к себе, ее пуританская мораль, ее суровый мужественный характер, – все это перешло к отцу»[94]94
  Светлана Аллилуева. Двадцать писем к другу. М. 1990. С. 154.


[Закрыть].

Практически все имеющиеся источники единодушно отмечают, что мать Сталина вела исключительно скромный, поистине пуританский, образ жизни. Она не согласилась жить вместе с сыном в Москве, хотя сам Сталин и его жена настаивали на этом. Побывав в гостях у сына в начале 20-х годов, она возвратилась в Тифлис, где и прожила всю оставшуюся жизнь. В начале 30-х годов ее здоровье начало ухудшаться[95]95
  Иосиф Сталин в объятиях семьи. С. 15.


[Закрыть]. В конце мая 1937 года она заболела воспалением легких и уже не смогла больше оправиться от болезни. Вскоре в газетах Грузии было опубликовано сообщение о том, что «4 июня в 23 часа 5 минут у себя на квартире после тяжелой болезни (воспаление легких) при явлениях паралича сердца скончалась мать товарища Сталина Екатерина Георгиевна Джугашвили». Три дня продолжалась траурная церемония прощания с покойной. 8 июня состоялись похороны. Вот их описание, взятое из брошюры Р. Медведева: «8 июня в 4 часа дня состоялась краткая гражданская панихида по умершей и опять без каких-либо религиозных обрядов. В 5 часов 15 минут Л. Берия, Г. Мгалоблишвили, Ф. Махарадзе, В. Бакрадзе, Г. Мусабеков и С. Гоглидзе (тогдашние руководящие деятели Грузии – Н.К.) подняли гроб и вынесли его из Дома Красной Армии. Как писала газета «Заря Востока», «траурная процессия медленно движется по улицам и направляется к Давидовой горе. Многочисленная толпа трудящихся Тбилиси следует за гробом. По высоким нагорным улицам города под звуки траурного марша процессия приближается к зданию Мтацминского музея писателей, недалеко от которого вырыта свежая могила. Минуты последнего молчания». С короткими речами выступили представители грузинского правительства, а также руководств Азербайджана и Армении, народный артист СССР Акакий Хорава, представители трудовых коллективов города.

В 6 часов 50 минут вечера гроб с телом Екатерины Джугашвили опустился в могилу.

Так недалеко от могил И. Чавчавадзе и А. Грибоедова нашла свой вечный покой мать Сталина, простая крестьянка, швея и прачка, которая мечтала, чтобы ее сын стал священником…»[96]96
  Рой Медведев. Семья тирана. Н. Новгород. 1993. С. 24.


[Закрыть]

В литературе о Сталине многие особый акцент делают на том факте, что он не поехал на похороны своей матери в июне 1937 г. Он послал лишь собственноручную записку на русском и грузинском языках для надписи на ленте к венку: «Дорогой и любимой матери от сына Иосифа Джугашвили (от Сталина)»[97]97
  Иосиф Сталин в объятиях семьи. С. 20.


[Закрыть]. По грузинским, да и иным обычаям, такое его поведение не может не вызывать удивления, если не сказать большего. Однако из данного факта отнюдь не следует безапелляционный вывод, будто он не испытывал к своей матери теплых чувств. Трудно судить о причинах, по которым он не принял участия в похоронах матери. Об этом можно только гадать.

Мне кажется, что существует довольно логичное объяснение того факта, что Сталин не принял участия в похоронах своей матери. Это объяснение надо искать в реальной обстановке тех дней, когда проходили подготовка и сами похороны. Именно в эти дни в Москве развертывались исключительно драматические события, связанные с подготовкой и проведением процесса против Тухачевского и других видных военачальников Красной армии. У меня нет никаких объективных доказательств, но именно данное обстоятельство, по-моему, стало действительной причиной отсутствия Сталина на похоронах. Как видно из имеющихся документальных данных, Сталин в этот период принимал активное участие в подготовке и проведении самого процесса, был его главным режиссером. Так, в журнале посетителей кремлевского кабинета И.В. Сталина зафиксировано, что именно в эти дни – 5, 7 и 8 июня – он принимал своих ближайших соратников, среди которых неизменно фигурировал и нарком внутренних дел Н.И. Ежов. Более чем очевидно, что разговоры велись по вопросам проведения следствия и проведения процесса над военными[98]98
  «Исторический архив». 1995 г. № 4. С. 55.


[Закрыть]. Видимо, ситуация казалась ему настолько серьезной и даже чреватой любыми неожиданностями, что он не рискнул покинуть Москву даже на несколько дней. Его личное присутствие в Москве представлялось ему абсолютно необходимым, чтобы в полной мере держать развитие событий под своим личным контролем. Впоследствии появилась версия, согласно которой Тухачевский вместе с другими противниками Сталина из армии и органов безопасности (в частности, управления охраны правительства) готовили военный переворот. Планировалось устранить как самого Сталина, так и его ближайших соратников. В дальнейшем, в соответствующих главах, я более детально остановлюсь на этом сюжете. Здесь же мне хотелось лишь найти более или менее логичное объяснение причин отсутствия сына на похоронах своей матери.

И хотя данное предположение является всего лишь предположением, думается, что оно близко к истине. Других более или менее правдоподобных объяснений я не нахожу. Обычаи и кавказский менталитет, конечно, диктовали Сталину, чтобы он проводил свою мать в последний путь. Тем более, что он отдавал себе отчет в том, что его отсутствие на похоронах нанесет ему серьезный моральный ущерб в глазах многих и предоставит дополнительные аргументы в руки его критиков, особенно в Грузии. Эти соображения нельзя считать малозначимыми, а он, как мы увидим из истории его жизни, придавал серьезное значение фактам и гораздо менее важным. Так что остается предположить, что сугубо политические соображения, связанные с тогдашней ситуацией в Москве, и явились причиной его отсутствия на похоронах матери.

Но очевидно и другое: какие бы мотивы ни лежали в основе его поступка, с чисто человеческой точки зрения, с позиций моральных принципов, такую линию поведения оправдать невозможно. Понять, найти объяснение – можно. Но оправдать нельзя.

В дальнейшем этот эпизод в жизни Сталина послужил для его критиков одним из аргументов, с помощью которого они делали далеко идущие выводы общего плана. Речь идет о том, что, отталкиваясь от него, приводя этот аргумент в качестве одного из многих других подобного рода, они доказывали, что Сталин был черствым и бездушным человеком, которому оказались чужды даже такие святые чувства, как сыновняя любовь и уважение к собственной матери. И если он так относился к матери, то нечего удивляться его безжалостному и порой садистскому отношению к другим людям – такова прямолинейная логика его критиков. С ней, конечно, трудно спорить. Но и считать ее достаточно убедительной и бесспорной тоже нельзя. За такого рода аргументацией явственно проглядывают сугубо политические цели – дискредитация Сталина по всем параметрам, «по всем азимутам», в том числе и в чисто семейном, в чисто человеческом плане.

Из опубликованных писем Сталина матери видно, что он постоянно и внимательно следит за ее здоровьем, дает ей довольно «бодрые» советы: «Знаю, что тебе нездоровится… Не следует бояться болезни, крепись, все проходит»[99]99
  Иосиф Сталин в объятиях семьи. С. 18.


[Закрыть]. В марте 1937 года, за несколько месяцев до ее кончины, Сталин пишет матери: «Передают, что ты здорова и бодра. Правда это? Если это правда, то я бесконечно рад этому. Наш род, видимо, крепкий род»[100]100
  Там же. С. 18–19.


[Закрыть]. А буквально за несколько недель до ее смерти он посылает ей лекарства и, видимо, зная, что она не так уж часто пользовалась ими, советует: «Лекарства сперва покажи врачу, а потом прими их, потому что дозировку лекарства должен определять врач. Живи тысячу лет, мама – моя!»[101]101
  Там же. С. 19.


[Закрыть] Через несколько недель ее не стало.

Вообще в письмах Сталина матери почти не встречаются какие-либо жалобы и сетования. Лишь однажды он признался: «После кончины Нади, конечно, тяжела моя личная жизнь. Но, ничего, мужественный человек должен остаться всегда мужественным». «Я свою долю выдержу»[102]102
  Там же. С. 17.


[Закрыть].

Конечно, его письма не отличаются особой эмоциональностью, в них нет всякого рода сыновних признаний и выражений чувств. Они сухи и даже черствы. Но, видимо, отношения сына и матери носили не внешний, а глубоко внутренний характер и не нуждались в каких-либо словесных излияниях. И вообще сами эти письма свидетельствуют о том, что Сталин даже в сугубо личных вопросах был человеком чрезвычайно сдержанным, если не сказать суровым.

Это, однако, не дает каких-либо серьезных оснований делать вывод о том, что он был плохим сыном. И тем более на базе такого рода спекуляций нельзя строить всякого рода умозаключения о его нравственных, морально-этических и, разумеется, политических принципах.

В этом контексте представляются справедливыми и проливающими свет на истинное отношение Сталина к своей матери рассуждения, высказанные дочерью Сталина Светланой. Она писала в своей книге «Только один год»: «Область чисто человеческих чувств и взаимоотношений была для него всегда крайне ограничена. Он целиком принадлежал политическим эмоциям и интересам, они пронизывали его натуру насквозь, оставляя слишком мало места для всего остального, чем живет человек. Все теплое, любящее, что он мог знать и помнить с детства, персонифицировалось для него в его матери, которую он по-своему любил и уважал всю жизнь. Но он был так далек от нее, духовно и физически; он не умел и не знал, как сделать эти чувства реальными для неё, и они попросту не доходили до нее, теряясь в далеких расстояниях. Когда-то она на своих плечах вывела его на дорогу, дав все возможное в тех условиях, собирая гроши на его обучение. Она стирала для других – иных навыков и знаний у нее не было. Я не думаю, чтобы когда-нибудь позже он в какой-то степени воздал должное ее усилиям и заботам о нем…. Все, к кому он был когда-либо сердечно привязан и испытывал теплые чувства, были связаны в его сознании с матерью»[103]103
  Светлана Аллилуева. Только один год. С. 317-318.


[Закрыть].

В дальнейшем еще не раз представится возможность коснуться довольно существенного при исследовании биографии Сталина, как и любой другой крупной исторической фигуры, вопроса о том, как в нем сочетались сугубо личные начала и интересы и общественно-политические мотивы, какова диалектика соотношения этих факторов. В данном же случае пока следует ограничиться таким общим выводом: сугубо личная мотивация явно играла подчиненную роль. Правда, данный вывод требует более основательной аргументации, чем только ссылки на свидетельства его дочери. В дальнейшем мы попытаемся на примере конкретных случаев более детально обосновать правомерность такого заключения.

Я намеренно затронул вопрос о родителях Сталина и его отношении к ним, чтобы специально подчеркнуть одну простую мысль: некоторые биографы Сталина, на мой взгляд, делают неоправданно большой и произвольный акцент на этой довольно туманной и мало документированной странице его жизни. Патологические, по их мнению, черты его поведения, нашедшие свое выражение и в его политике, и во всей его деятельности, органически связывают то со склонностью его отца к вину, то с его «низким» происхождением, то с якобы присущей Сталину неприязнью к собственной матери и т. п. Все это – в лучшем случае только домыслы. В худшем – клевета. Я не склонен преуменьшать или вовсе отрицать роль и значение различного рода наследственных факторов в формировании личности, в их воздействии на характер, особенности психики того или иного деятеля. Однако в данном случае, как мне кажется, должна быть мера. Хотя очевидно и то, что никто не может точно и объективно определить эту меру, когда речь идет о политических деятелях такого масштаба и такого формата, как Сталин. Во всяком случае, семейная среда, в которой он родился и начал свой жизненный путь, имела существенно важное значение и оказала на него изначально исключительно важное влияние. Но по мере того, как шло время и как изменялись условия и обстоятельства его интеллектуального и нравственного формирования, степень воздействия этих присущих каждому человеку факторов становилась все меньше. Поэтому придавать им какое-то изначально фатальное значение, предопределившее его жизненную философию и политическую психологию, совершенно неверно.