Текст книги "Провокации против России"

Автор книги: Николай Червов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 37 страниц)

13 сентября 1941 г., где-то часа в три-четыре утра, меня вызвал к себе в кабинет начальник штаба фронта генерал-майор Тупиков Василий Иванович – умнейший человек, уважаемый всеми офицерами управления. Тот самый В. И. Тупиков, который накануне войны был советским военным атташе в Германии и много раз докладывал в Разведывательное управление Генерального штаба о военных приготовлениях и подготовке к войне Германии против Советского Союза, о возможном нападении Гитлера на нашу страну в 20-х числах июня 1941 г. Его информацию начальник

157

Разведуправления Ф. И. Голиков докладывал Сталину, Тимошенко и Жукову. Василий Иванович однажды вспоминал о том, как он получил выволочку от Ф. И. Голикова за излишнюю самоуверенность. Таким же самоуверенным (в хорошем смысле слова) и решительным остался он в моей памяти и на должности начальника штаба Юго-Западного фронта.

В тяжелейшие сентябрьские дни боев я его никогда не видел растерянным. Он всегда был спокойным, отлично знал обстановку на фронте, положение всех армий и соседей, предлагал Кирпоносу оригинальные решения. К сожалению, его предложения не всегда принимались командованием.

Прибыв к нему в кабинет, я обратил внимание, что он быстро подписал какой-то документ и стал внимательно рассматривать лежащую на столе карту. Затем встал из-за стола, подошел ко мне, молча поздоровался за руку и твердо произнес:

– Или сейчас, или никогда! Вам, Иван Семенович, обстановка на фронте известна. Прошу вас прочитать этот документ. Садитесь за стол и читайте его внимательно.

Взяв в руки документ, я сразу увидел: «Москва. Товарищу Сталину. Срочно. Особой важности.

Копия: Б. Шапошникову».

Далее кратко излагалась тяжелейшая обстановка, в которой оказался Юго-Западный фронт, возможные действия немцев в ближайшие два-три дня. Делался вывод, что если войска не будут отведены на левый берег Днепра, то катастрофа ЮЗФ неизбежна, ничто и никто не может ее предотвратить.

В конце документа Тупиков просил Сталина разрешить фронту оставить Киев, и сегодня же, то есть 13 сентября, начать отвод войск за Днепр, на его левый берег. Завтра будет поздно. Телеграмма заканчивалась фразой: «Начало понятной Вам катастрофы – дело пары дней».

Подпись:

158

Тупиков. 13.09.41 г.

Прочитав документ, я поднял голову и посмотрел на начальника штаба. Он ходил по кабинету, руки за спину, в глубоком раздумье. Затем, остановившись, спросил:

– Согласен ли ты, товарищ Глебов, с моим письмом? Или есть сомненья?

Не колеблясь, я ответил:

– Согласен. Нужна подпись командующего.

– Командующий отказался подписать. Если вы, Иван Семенович, согласны с содержанием документа, то я прошу вас: забирайте его, идите в аппаратную и срочно, немедленно передайте в Москву, Сталину. Проследите за отправкой документа. Я с другим экземпляром иду к командующему и члену Военного совета.

Отправляясь в аппаратную с документом, я понимал всю ответственность происходящего: и сложившуюся критическую обстановку на юго-западном направлении, и, как оказалось, разногласия в руководстве фронта в ее оценке, а значит, и в характере наших дальнейших действий. Лично я поддерживал в этих вопросах генерала Туликова. Телеграмма была отправлена в Москву незамедлительно.

Примерно через пару часов к аппарату «Бодо» Сталин вызвал М. П. Кирпоноеа, М, А. Бурмистенко и В. И. Туликова. Присутствовал и я, Глебов И. С.

У аппарата Сталин. Согласен ли товарищ Кирпонос с содержанием телеграммы Туликова, его выводами и предложением?

Бурмистенко. У аппарата член Военного совета, здравствуйте товарищ Сталин. Командующий и я не согласны с паническими настроениями Туликова. Мы не разделяем его необъективной оценки обстановки и готовы удерживать Киев любой ценой.

В аппаратной наступила тишина. Все смотрели на медленно тянувшуюся ленту.

Сталин. Я требую ответа у Кирпоноса, командующего. Кто командует фронтом – Кирпонос или Бурмистенко? Почему за командующего отвечает член Военно-

159

го совета, он что, больше всех знает? У Кирпоноса разве нет своего мнения? Что у вас случилось после нашего разговора с вами 11 сентября*? Отвечайте.

Кирпонос. Фронтом командую я, товарищ Сталин. С оценкой обстановки и предложением Туликова не согласен. Разделяю мнение Бурмистенко. Примем все меры, чтобы Киев удержать. Соображения на этот счет немедленно направляю в Генштаб. Верьте нам, товарищ Сталин. Я вам докладывал и повторяю вновь – все, что имеется в нашем распоряжении, будет использовано для обороны Киева. Вашу задачу выполним – Киев врагу не сдадим.

(В это время Тупиков побледнел, но сдержал себя.)

Сталин. Почему Тупиков паникует, попросите его к аппарату. Вы, товарищ Тупиков, по-прежнему настаиваете на своих выводах или изменили свое мнение? Отвечайте честно, без паники.

Тупиков. Товарищ Сталин, обстановка после 11 сентября еще более ухудшилась. Я по-прежнему настаиваю на своем предложении. Отвод войск на указанный рубеж, то есть на восточный берег Днепра, требуется начать сегодня, 13 сентября. Завтра будет поздно. План отвода войск и дальнейших действий разработан и будет направлен в Генштаб. Прошу вас, товарищ Сталин, разрешить отход войск сегодня. У меня все.

Сталин. Ждите ответа…

Ответ из Москвы был угнетающим. Рано утром 14 сентября пришла телеграмма от начальника Генштаба Б. Шапошникова. В ней говорилось: «Генерал-майор Тупиков номером 15514 представил в Генштаб паническое донесение. Обстановка, наоборот, требует

* Вечером 11 сентября Кирпонос в разговоре со Сталиным предложил отвести войска фронта на тыловой рубеж по р. Псел. Сталин заявил: «…немедленный отвод войск на неподготовленный рубеж является опасным… Перестать, наконец, заниматься исканием рубежей для отступления, а искать пути для сопротивления… Киева не оставлять».

160

сохранения исключительного хладнокровия и выдержки командиров всех степеней. Необходимо, не поддаваясь панике, принять все меры к тому, чтобы удержать занимаемое положение и особенно прочно удерживать фланги. Надо заставить Кузнецова и Потапова* прекратить отход. Надо внушить всему составу фронта необходимость упорно драться, не оглядываясь назад. Необходимо неуклонно выполнить указания т. Сталина, данные вам 11.IX. Б.Шапошников. 14.IX.1941 г. 5 ч. 00 м.».

Между тем обстановка все более становилась критической. Телеграмма Шапошникова не оставляла надежд. Прочитав ее, В. И. Тупиков, глядя на карту, задумчиво сказал:

– Не пойму, никак не возьму в толк, почему упорствует Ставка. Неужели там не видят, что здесь творится, неужели в Генштабе не понимают всего трагизма ситуации вокруг нашего фронта? Ведь мы фактически находимся в мышеловке. Судьба войск фронта исчисляется не сутками, а часами.

Прошу вас, Иван Семенович, срочно свяжитесь с маршалом Тимошенко и передайте ему содержание нашего разговора со Сталиным. Передайте Баграмяну, чтобы он не позднее 16 сентября был в штабе фронта с любым письменным решением маршала Тимошенко. Доведите до командующих армий их задачи по плану отвода войск за Днепр, исполнение – по приказу командующего фронтом М. П. Кирпоноса. Проверьте лично работу средств связи и всю систему управления. Все, исполняйте. Начальника разведки – прошу ко мне!

Вечером 16 сентября в штаб фронта вернулся И. X. Баграмян из штаба юго-западного направления и привез устный приказ маршала Тимошенко: «Юго-Западному фронту разрешается оставить Киевский укрепрайон

* Генерал-лейтенант В. И. Кузнецов – командующий 21-й армией, генерал-майор М. И. Потапов – командующий 5-й армией.

161

и незамедлительно начать отвод войск на тыловой оборонительный рубеж».

После бурных разговоров Кирпоноса, Бурмистенко, Туликова и других генералов управления командующий твердо сказал: «Без письменного приказа маршала Тимошенко или Москвы я ничего не могу предпринять. Разговор со Сталиным вы все помните и знаете. Вопрос слишком серьезный. Ждем ответа из Москвы. Устное решение Тимошенко срочно передать в Генштаб и запросить, что делать? Все. На этом закончим.

В ночь на 18 сентября пришел ответ из Москвы. Начальник Генерального штаба сообщил: «Сталин разрешает оставить Киев и переправить войска фронта на левый берег Днепра».

Все армии к этому времени знали свои задачи и порядок отхода. Управление фронта (военный совет и штаб фронта) двинулось в путь отдельной колонной в ночь на 18 сентября. В колонне находились командующий войсками фронта генерал-полковник М. П. Кирпонос, члены военного совета М. А. Бурмистенко, Е. П. Рыков, начальник штаба генерал-майор В. И. Тупиков, штаб и командующий 5-й армией генерал-майор М. И. Потапов, многие другие генералы и офицеры. Шли всю ночь. Шум моторов самолетов, рокот танков, грохот взрывов, трескотня зенитных орудий сопровождали нас, но нападений противника на колонну не было. Видимо, нас пока не обнаружили. Утром 19 сентября добрались до села Городищи, расположенного при слиянии рек Удай и Многа. Сделали остановку, двигаться дальше днем было опасно. К тому же появились одиночные вражеские самолеты, особенно надоедала опасная «рама». Похоже, что нас обнаружили. Значит, жди бомбежки, а может, и того хуже.

Подсчитали людей и все, что было в колонне. Оказалось не густо: около трех тысяч человек, шесть бронемашин полка охраны, восемь зенитных пулеметов и, к сожалению, всего одна радиостанция, которая при первой же бомбежке была разбита. Мы остались без связи

162

и с армиями, и со штабом главкома. Это очень беспокоило и тревожило. Генерал Тупиков доложил обстановку. Опасность была очевидной: авиация все чаще начала бомбить колонну, противник нас обнаружил и обступает со всех сторон. Связи нет. Надо решать: в каком направлении и как прорываться из кольца окружения?

М. П. Кирпонос спросил: «Что будем делать?» Тупиков и Потапов предлагали осуществить прорыв у Чернух, кто-то настаивал идти на Лохвицу. Командующий приказал Баграмяну возглавить роту НКВД и двигаться на Сенчу. Одна разведывательная группа получила задачу вести разведку в направлении Лохвипы. Баграмян отправился со своим отрядом немедленно. Встретился я с ним дня через два-три уже после трагедии в Шумейково.

С наступлением темноты наша колонна двинулась в общем направлении на Лохвицу. Ночью двигались в основном без происшествий. Рассвет 20 сентября. Остановились на дневку (до вечера) в роще Шумейково (в 12 км от Лохвицы). В колонне осталось около тысячи человек, в основном офицеры. Роща Шумейково – шириной 100-150 м, в длину до 1,5 км. Рощу рассекал овраг, на дне которого был родник.

Утром 20 сентября разведчики доложили, что все дороги вокруг Шумейково заняты немцами. Наш отряд обнаружили фашисты-мотоциклисты, пехота на машинах, несколько танков – и окружили рощу. Мы без команды заняли оборону по опушке рощи. Тупиков приказал мне организовать охрану военного совета фронта.

Первый огневой удар обрушился по всей роще – стреляли из орудий, минометов, танков, стрекотали пулеметы. Огонь продолжался минут сорок. Затем показались танки, ведя огонь на ходу из пушек и пулеметов, за ними шли автоматчики. С нашей стороны был открыт ответный огонь. Два танка немцев прорвались вплотную к опушке рощи, но были подбиты и загорелись, остальные отошли назад вместе с автоматчиками.

163

Вторую атаку немецкой пехоты с танками также отразили огнем из пулеметов, автоматов и орудий. А дальше пошли атаки одна за другой, которые отражались контратаками врукопашную. В одной из таких контратак, в которой участвовали почти все генералы и офицеры, был ранен в левую ногу командующий Кирпонос. Вместе с его адъютантом майором Гненным и двумя другими товарищами, фамилии которых не помню, мы на руках перенесли командующего в овраг, к роднику.

20 сентября. Немцы открыли по роще минометный огонь. Одна из мин разорвалась возле командующего, он был ранен в грудь и в голову. Кирпонос обхватил обеими руками свою голову, покрытую каской, и без стона приник к земле. Через 1-2 минуты он скончался. Все это было на моих глазах, – почти шепотом произнес Иван Семенович.

Майор Гненный со слезами на глазах снял с кителя Золотую Звезду Героя Советского Союза, ордена, забрал из карманов документы, срезал погоны, петлицы и другие знаки различия. После этого труп Кирпоноса мы спрятали в кустах, замаскировав его ветвями и листьями. Доложили о проделанной работе Бурмистенко.

Член военного совета М. А. Бурмистенко, посмотрев на часы, сказал: «Через сорок-пятьдесят минут стемнеет, мы будем спасены. Соберем группу и пойдем на прорыв, пробьемся к своим». Но замысел не удался. Когда я и майор Гненный пришли в условленное место, Бурмистенко там не оказалось. Перед этим он участвовал в отражении еще одной контратаки и, видимо, погиб. Труп его мы не нашли, так как Михаил Алексеевич был одет в военную форму без знаков различия, да и искать было опасно. В руки гитлеровцев попали тяжело раненный дивизионный комиссар Евгений Павлович Рыков и – в бессознательном состоянии – командующий 5-й армией генерал Михаил Иванович Потапов.

164

Ночь 21 сентября. Немцы полностью окружили рощу и простреливали ее насквозь. Тупиков собрал к себе группу офицеров и бойцов, всех оставшихся в живых.

– Идем на прорыв без шума, – сказал Василий Иванович. – Следуйте за мной тихо.

Внезапно, без выстрела мы бросились за генералом на врага. Немцы этого не ожидали, временно растерялись. А когда пришли в себя, многие командиры и бойцы группы вырвались из плотного кольца фрицев и пробили себе дорогу. Среди счастливчиков оказался и я. В рубашке родился.

Но генерала Василия Ивановича Туликова среди нас в живых не оказалось – погиб он в перестрелке у хутора Овдиевка, в 2 километрах от рощи Шумейково. Останки его, как потом стало известно, обнаружили и опознали путем экспертизы лишь в 1943 г. Причина запоздалого розыска останков Туликова состояла в том, что его могила находилась в поле, которое дважды запахивалось и засевалось.

Ныне над братской могилой в Шумейкове стоит памятник – величественная фигура советского солдата-фронтовика в атаке на врага, в распахнутой шинели и с винтовкой в поднятой руке. Рядом с ним на бетонной площадке стоит уцелевший в бою броневик. А в овраге у родника – мемориальная доска из бордового мрамора с надписью: «На этом месте 20 сентября 1941 г. погиб командующий Юго-Западным фронтом генерал-полковник Кирпонос М. П.»

18– 19 декабря 1943 г. останки генералов Кирпоноса и Туликова были перезахоронены в Киеве. Сейчас они покоятся в парке Вечной Славы возле могилы Неизвестного солдата, над которой пылает Вечный огонь.

Так закончилась трагедия генерала Кирпоноса Михаила Петровича.

– Не уберегли мы его, не спасли, – задумчиво сказал Глебов. – Да в том кромешном аду в урочище Шумейково уберечься было невозможно. Только чудо могло спасти. Но чудес не бывает.

165

Завершил свой рассказ Иван Семенович, как бы обращаясь к самому себе:

– Не могу понять лишь одного маневра командующего – почему колонна управления из Городищи двинулась на Лохвицы, а не на Сенчу вслед за отрядом Баграмяна? Почему эти наши два отряда были разобщены и не смогли соединиться? Может быть, прорыв на Сенчу оказался для нас удачным, ведь отряд Баграмяна вышел же к своим частям. Видно, не судьба.

Слушая рассказ И. С. Глебова, я чувствовал, что он имеет желание еще о чем-то поведать, высказаться до конца. Боясь, чтобы он не раздумал, я попросил у него разрешения задать несколько вопросов.

– Ну-ну, давай спрашивай, если тебя заинтересовало, – сказал генерал-полковник И. С. Глебов.

– Иван Семенович, почему главные силы фронта Кирпоноса оказались в окружении восточнее Клева? Ведь это же целый фронт в составе четырех армий (5, 37, 21, 26), в чем причины неудач? Не сумели оценить обстановку или еще что-то?

– Причин много, очень много. Их надо еще изучать. Я часто думаю об этой трагедии, она мне снится. Сейчас известно, что Жуков предупреждал Сталина о необходимости отвода войск на левый берег Днепра, об оставлении Киева еще 29 июля – трагедии бы не было. Но, видимо, все было намного сложнее в то время.

– Были просчеты Сталина в трагедии Кирпоноса?

– Просчеты Сталина, конечно, были… Но что двигало мыслями и действиями Верховного? Жуков не убедил Сталина, а где были главкомы юго-западного направления Буденный, Тимошенко, Генеральный штаб? Видимо, они также не сумели настоять на своем. Хотя мне известно, что Буденный обращался в Ставку с предложением, кажется, 10 или 11 сентября о немедленном выводе войск из Киевского выступа, но оно не получило поддержки. Почему?

Сейчас я думаю, что со стороны Сталина было не просто упрямство. Над ним, очевидно, довлели какие-

166

то другие факторы. Полагаю, что нельзя сбрасывать со счетов международную обстановку. В частности, говорят, была его заангажированность перед Рузвельтом (через Г. Гопкинса) о том, что Киев Гитлеру не отдадим, а также довольно частые заверения главкомов и членов военных советов направления и фронта в том, что Киев будет удержан любой ценой. И наконец, в-третьих, была недооценка танковой группы Гудериана и 2-й полевой армии немцев, которые после Смоленского сражения 8 августа нанесли удар из района Смоленска на юг во фланг и тыл войскам Юго-Западного фронта, что во многом способствовало их разгрому.

Об обстановке того времени я могу сегодня однозначно сказать лишь то, что знаю, а именно – Сталин тоже в числе первых сам увидел опасность, угрожающую Киеву. Мои утверждения основаны на фактах. Верховный еще 4 августа лично дал указание Кирпоносу в спешном порядке создать прочную оборону по Днепру севернее и южнее Киева, согласовать действия с Южным фронтом, особенно обеспечить от танковых ударов немцев свои фланги. Все было сделано и немцы не смогли форсировать Днепр в полосе нашего фронта. Тогда они ударили во фланг и тыл Южному фронту, стремясь обойти Киев с севера и юга. Ставка разгадала замысел немцев и 19 августа потребовала от Кирпоноса удерживать Киевский укрепрайон, быть готовым к отражению удара с юга. Но предотвратить удар противника с юга, из района Кременчуга фронту не удалось.

Таким образом, угрожающая обстановка фронту сложилась уже в начале августа, когда на уме у немцев была в первую очередь не Москва, а Киев, когда Гудериан нанес глубокий охватывающий удар с севера, а 1-я танковая группа Клейста навстречу ему с юга из района Кременчуга. Была задумана крупная охватывающая операция. Ставка не могла не видеть и не оценить истинные намерения Гитлера. Однако…

167

Надо прямо сказать, что упорное удержание рубежа Днепр в районе Киева и самого Киева в той обстановке сентября 1941 г. было необоснованным: противник глубоко охватил фланги Юго-Западного фронта, а в тыл ему ударила танковая группа Гудериана.

Попытка Брянского фронта Еременко нанести удар по Гудериану во фланг и предотвратить его выход в тыл нашему фронту успеха не имела. А ведь Еременко заверял Сталина: «Дайте мне, товарищ Сталин, Брянский фронт, и я Гудериану зубы вставлю, покажу кузькину мать, научу, как надо воевать в механизированных войсках». Неумно было наговорено. Хвастливо. Надежды Ставки на Еременко, что он окажет помощь Юго-Западному фронту, были преувеличены.

В этой тяжелейшей для фронта обстановке, думается мне, был один возможный выход, который настойчиво предлагал В. И. Тупиков, – это немедленный отвод войск ЮЗФ из Киевского выступа на левый берег Днепра. Но его не послушали, назвали паникером.

Конечно, потерять Киев было больно и тяжело. Но война есть война. Когда катастрофа неизбежна, надо суметь своевременно определить ее и вывести войска из-под удара противника, чтобы избежать еще более крупных, тяжеловосполнимых потерь.

Возвращаясь к теме «виновных», я бы рядом со Сталиным поставил Буденного и Тимошенко – ведь они поочередно стояли во главе главкомата, а также Хрущева, который, будучи членом военного совета в начале фронта, а затем направления, громче всех требовал не сдавать Киев до последнего солдата. Не совсем понятна, кстати, позиция главкома направления Тимошенко в связи с его устным распоряжением (через Баграмяна) об отводе войск на левый берег Днепра.

Почему Тимошенко не подписал письменный приказ? Не захотел брать на себя ответственность, пусть Кирпонос отвечает. Хотя, мне думается, даже устный приказ Тимошенко 16 сентября об оставлении Киева и отводе войск на рубеж реки Псел был уже запоздалым.

168

Прав был Тупиков, когда говорил: «или сегодня, 13 сентября, или никогда!».

Неудачными и неэффективными были действия Брянского фронта. Надежды Ставки на войска А. Еременко не оправдались. Танковая группа Гудериана уже 15 сентября соединилась в районе Лохвицы с частями 1-й танковой армии Клейста, замкнув кольцо окружения Юго-Западного фронта.

– А как оценить действия гитлеровцев, когда они остановили наступление на Москву и повернули крупные силы для удара в тыл Юго-Западному фронту? Что это было: высший пилотаж военного искусства, умение воевать так, как хочу, как считаю необходимым, или расчет на то, что вермахт успеет сначала разгромить ЮЗФ, а затем сосредоточить все силы на центральном направлении и до зимы захватить Москву?

– Серьезный вопрос. Немецкие генералы Браухич, Гальдер и другие обвиняют Гитлера в том, что он допустил роковую ошибку, повернув танки Гудериана и 2-ю полевую армию на юг против ЮЗФ, мол, надо было продолжать наступление на Москву. Но упрямец Гитлер поступил по-своему и проиграл кампанию 1941 года.

На самом деле все обстояло иначе. Сопротивление советских войск нарушило весь блицкриг. Триумфального марша на Москву не получилось. Надо было вносить серьезные изменения в первоначальные планы и расчеты.

Овладев Смоленском*, Гитлер был на распутье: куда наступать дальше? На Москву? Или повернуть значительную часть сил с московского направления на юг и добиться решающих успехов в районе Киева?

Гитлер избрал второй путь – захватить Киев, Донецкий бассейн, основные сельскохозяйственные районы Украины, снять угрозу со стороны группировки войск

* Гитлеровцы ворвались в Смоленск 16 июля 1941 г., но 16-я и 20-я армии, окруженные в северной части города, сопротивлялись еще десять дней.

169

ЮЗФ. Но эта уже была стратегия поневоле. Хитроумный маневр не привел к победе в 1941 г. Однако и первый путь – наступление всеми силами на Москву – также мог привести к еще больше неприятностям. Почему? Потому, что в этом случае стратегические резервы Ставки, которые в сентябре были брошены против Гудериана и для того, чтобы закрыть «дыру» после поражения ЮЗФ, использовались бы в декабре при контрнаступлении для мощных ударов во фланг и тыл группы армий «Центр», наступающей на Москву. Гитлера охватил страх за судьбу своих армий под Москвой и всей военной кампании на Востоке. После Смоленского сражения он напоминал мне «волка на псарне» из басни И. Крылова, который готов был даже «вступить в переговоры».

Война шла не так, как хотел Гитлер. Не он диктовал свою волю, а его действия совершались поневоле и вели Гитлера в могилу

– Почему комфронта М. Кирпонос не поддержал предложение начштаба В. Тупикова, изложенное в телеграмме Сталину?

– Причина в том, что Кирпонос 11 сентября уже просил Сталина и Шапошникова об отводе войск фронта за Днепр. Ему не разрешили. Главком юго-западного направления Буденный сделал то же самое – его заменили маршалом Тимошенко. Поэтому Кирпонос не решился дважды испытывать свою судьбу.

Кстати, снятие Буденного с должности в самый критический момент обстановки ЮЗФ вряд ли было целесообразным, так как замена главкомов в подобной ситуации отрицательно повлияла на управление войсками.

– Ваш фронт имел, наверное, полумиллионное войско. В состоянии ли было это войско организованно вести бои в окружении? Что довлело – выход из окружения или стремление сражаться до конца в окружении?

– Вопрос хороший, ответ на него сложный. Конечно, боязнь «котлов» имела место. Соотношение сил мы

170

тогда вряд ли правильно определяли, казалось, что немцев намного больше на всех направлениях*.

Но если сказать самокритично, то командование и штаб фронта не сумели организовать и грамотно руководить боевыми действиями войск в окружении.

Было потеряно управление войсками – эта самая главная беда. Окруженные войска немцы расчленили, разрезали на отдельные части. Да и выход из окружения проходил неорганизованно: отдельными группами, отрядами, кто как мог. Плохо вели разведку. Взаимодействие почти отсутствовало. Дрались геройски, но неграмотно. Опыта было мало. Учились на крови. Кроме того, отступая до Днепра, мы так и не смогли оправиться от просчетов и ошибок, допущенных нами при оперативном расположении войск на границе. Здесь, пожалуй, кроятся причины неудач и недостатков командования и штаба фронта.

– Генерал Михаил Петрович Кирпонос – молодой командующий войсками фронта. Может быть?…

– Молодой, да ранний. Это был опытный, боевой генерал. Героя Советского Союза получил за финскую войну, командуя 70-й дивизией, которая воевала лучше всех. Она зимой 1940 г. по неокрепшему льду и под огнем противника прорвалась в тыл Выборгского УРа. Был командиром корпуса, командующим войсками ЛенВО, а с января 1941г. стал командующим войсками Киевского Особого военного округа после Г К. Жукова. Нет, грешить не могу: Кирпонос был хорошим, умным командующим.

Под стать командующему был начальник штаба фронта Михаил Иванович Тупиков. Окончил Военную академию имени М. В. Фрунзе. Возглавлял штаб Харьковского военного округа в 1939 г. Накануне войны – военный атташе в Германии. Немецкие войска, их тактические и оперативные взгляды знал досконально,

* Соотношение сил в июле было в пользу противника – по людям 2:1, артиллерии 2,1:1, минометам 1,75:1, танкам 1,1:1, авиации 2,8:1.

171

а многих гитлеровских генералов и офицеров характеризовал по памяти. За месяц совместной фронтовой работы он покорил меня глубокими военными знаниями, широкой эрудицией, своим решительным характером. Говорил кратко, четко, ясно. Быстро схватывал обстановку, оценивал ее и твердо отстаивал свое мнение. Привлекало в нем открытое, очень выразительное лицо, внимательные и пытливые темные глаза.

– Вы, Иван Семенович, довоенный выпускник Академии Генерального штаба, с черным бархатным воротничком на кителе. Какое содержание вкладывалось тогда в содержание начального периода войны?

– Кратко не ответишь на этот вопрос. Я был принят на первый курс в 1937 г. Осенью этого года нам стали впервые в академии читать лекции по стратегии. Однако вскоре, по решению Генштаба, из-за неготовности материалов этой дисциплины курс стратегии был полностью исключен из обучения и восстановлен лишь в 1940 г.

Все стратегические вопросы мы изучали по кафедре оперативного искусства. Основные взгляды по стратегии были изложены в трудах М. Н. Тухачевского, В. К. Триандафилова, Е. А. Шиловского, Г.С. Иссерсона. В их трудах по-разному оценивался характер событий начального периода будущей войны. Но все они подчеркивали одну особенность, а именно: что начальный период войны будет весьма кратким по времени от объявления войны до начала крупных операций с участием главных сил обеих сторон.

В содержание начального периода войны включались следующие события:

– объявление войны и проведение мобилизации армии и флота;

– приграничные сражения по прикрытию отмобилизования и сосредоточения войск;

– стратегическое сосредоточение войск к границе;

– развертывание главных сил согласно плану войны и занятие ими исходного положения для ведения первых операций.

172

Все это было повторением франко-прусской и Первой мировой войн и не отвечало современным требованиям. Уже в 30-х гг. армии вторжения готовились в мирное время, что позволяло агрессору начать войну по новому «сценарию» – без объявления нанести внезапный удар всей мощью вооруженных сил на земле, в воздухе и на море.

Знали мы это? Безусловно. В ряде учебных трудов были внесены существенные поправки в содержание начального периода войны. Например, в работе Г. С. Иссерсона «Новые формы борьбы» (1940 г.) излагались правильные выводы на этот счет на основе опыта германо-польской войны. То же самое нашло отражение на военно-стратегической игре в Наркомате обороны в декабре 40-го. Однако на практике неоправданно все проигнорировали и изготовились к сражению по «рецепту» Первой мировой войны. В этом – главная наша ошибка в начале войны, хотя о ней мы почему-то умалчиваем.

– Правда ли, что генерал Потапов остался жив? Разные слухи о нем ходят…

– Правда, жив курилка! Командующий 5-й армией генерал-майор Михаил Иванович Потапов тогда был самый молодой из генералов (ему было 39 лет), занимая такой высокий пост. Но он уже прошел войну на Халхин-Голе командиром танковой бригады. Был энергичный, смелый, грамотный. Успешно окончил Бронетанковую военную академию.

В плен попал тяжелораненым, в бессознательном состоянии. Сейчас достоверно известно, что в плену с ним разговаривал сам Гитлер, обещал ему многие блага, если он согласится служить на верность фюреру. Потапов отказался, назвал Гитлера псиной поганой и сказал, что его, фюрера, после победы Красной Армии будут возить по Москве в железной клетке и показывать народу, как дикобраза. Михаил Иванович сам выпрашивал себе смерть.

Гитлер приказал отправить Потапова в концлагерь

173

и проследить, чтобы он остался жив до конца войны и был провезен в железной клетке по Красной площади во время парада гитлеровских войск в Москве.

Освободили Потапова из концлагеря союзники. Доложили Сталину, который, неизвестно какими путями, знал о стойком поведении советского генерала в плену и о его разговоре с Гитлером. Земля слухом полнится. В общем, Сталину все было известно.

После освобождения Потапова из плена Сталин прислал за ним специальный самолет и в знак его мужества подарок: новенькую военную форму с погонами генерал-лейтенанта.

Я разговаривал с Михаилом Ивановичем, когда он был первым заместителем командующего войсками Одесского военного округа. Это настоящий генерал Советской Армии, сохранивший верность присяге в гитлеровском аду.

– Трагедия Кирпоноса и жертвы фронта были напрасными, ухудшили положение на советско-германском фронте или в чем-то были и положительные моменты?

– В целом, по-моему мнению, исход военных действий нашего фронта на Украине и соседнего Южного фронта в Молдавии за два с половиной месяца был неудачным. Мы потеряли всю Правобережную и значительную часть Левобережной Украины. Гитлеровцы к концу сентября вышли к Донбассу и к Крыму. Мы понесли огромные потери в живой силе и боевой технике*.

Но были и плюсы. Положительным обстоятельством был тот факт, что советское руководство выиграло больше месяца драгоценного времени для использования успешного проведения оперативного развертывания войск перед битвой за Москву. Кстати, немецкое вер-