Текст книги "Король мечей"

Автор книги: Ник Стоун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 30 страниц)

11

Кармин направлялся в прибрежный район, где в одном из баров работала потенциальная Карта Червовой масти. В этом баре обычно собирались члены расположенного поблизости кантри-клуба. В основном пожилые. Они заходили сюда после гольфа. Кармин не понимал эту игру. По его мнению, это не спорт, а престижное занятие, которому предаются белые, достигнув определенного возраста и уровня дохода. Ударят клюшкой по мячику и неспешно идут прогулочным шагом к месту, где он приземлился, чтобы ударить снова. Спрашивается, какой во всем этом толк?

Кармин выехал на темную улицу. Фонари здесь все были разбиты, а брошенные за негодностью дома стояли с заколоченными окнами. На месте снесенных виднелись груды камней, окруженные проволочными заборами. Над проезжей частью покачивались захудалые пальмы, как пьяные, с ободранными, исписанными граффити стволами и вялыми, грязными листьями. Он свернул на другую улицу. Здесь вообще все здания сровняли с землей. Малейший ветерок поднимал тучи пыли. Это напомнило ему фотографию Хиросимы после бомбардировки. Строительные компании сносили дома, но грязь за собой не убирали.

Неожиданно его подрезал автомобиль. Кармин резко затормозил и ударился лбом в ветровое стекло. Забыл пристегнуться.

– Вот паразит!

Он нажал на клаксон. Автомобиль впереди двигался как ни в чем не бывало.

– Ты по-прежнему ездишь как идиот, – произнес сзади знакомый голос.

Кармин развернулся и увидел на заднем сиденье человека, почти полностью скрытого мраком.

– Соломон! – Садясь в машину после обряда, он ничего не заметил. И по дороге тоже. – Ты… ты… давно тут?

– Все время. Не оглядывайся, давай двигай.

Кармин прибавил скорость.

– И пристегнись! – приказал Соломон громким шепотом, отчетливо и напряженно.

Кармин пристегнулся. Он чувствовал на себе взгляд босса. Посмотрел в зеркальце заднего обзора, но там не только глаз, даже лица не было видно.

– Смотри на дорогу. Внимательно.

– Куда ехать?

– Куда ехал, туда и поезжай.

– Я по работе. Может, удастся заполучить Карту Червей.

– Черви? Это хорошо. – Соломон едва слышно хмыкнул. – Нам нужно больше высококлассных и поменьше отребья.

– Я делаю все возможное, – пробормотал Кармин.

– Что значит – все возможное?

– Ну, в том, что я делаю, Соломон, – ответил Кармин подрагивающим голосом. У него пересохло во рту. Он надеялся, что босс не знает об их с Сэмом побочном бизнесе. Они были так осторожны.

– Как поживает мама?

– Хорошо.

Кармин опять посмотрел в зеркальце заднего обзора. Там виднелся лишь силуэт. При свете они не встречались, наверное, лет пять-шесть. Соломон появлялся всегда только так, скрытый темнотой, когда Кармин меньше всего ожидал. И подобное случалось не часто. Кармин слышал, что он изменил внешность, волосы у него теперь длинные и прямые. Можно пройти мимо на улице и не узнать его. Якобы использует двойников с таким же голосом. Кармин даже не был уверен, что и сейчас беседует с настоящим Соломоном.

– Передавай ей привет.

– Спасибо, передам.

– Теперь сверни налево.

Кармин повернул на Десятую улицу, проехал метров сто.

– Останови у «крайслера».

Кармин остановил машину позади черного автомобиля. Улица была пуста.

– Я слышал о копе, который избил тебя. Мы этим занимаемся.

– Да ничего особенного не случилось, – произнес Кармин, глядя в зеркальце заднего вида. Серебристый рассеянный свет от уличного фонаря упал на губы Соломона, и Кармин понял, что все разговоры, будто он осветлил кожу, вранье. Похоже, сам Соломон и пустил слух. Дезинформация – его конек.

– Нет, случилось, – усмехнулся Соломон.

Он облизнул нижнюю губу, и перед Кармином предстало ошеломляющее зрелище. Увидеть такое Соломон позволял не каждому, и на счастливцев это производило глубочайшее впечатление. Люди болтали о нем многое. О его глазах, как они светятся по-особому, как видят насквозь, но редко кому доводилось увидеть язык Соломона Букмана. Раздвоенный, разрезанный посередине, с заостренными концами, слегка загнутыми книзу, как два розовых когтя. Это ему сделала Эва Десамур. Кармин при этом присутствовал, когда она разрезала язык Соломона на доске для разделки мяса. Тот даже не поморщился.

– Кармин, тебе сейчас надо быть особенно осторожным.

– Ты тоже береги себя, Соломон.

Соломон бесшумно открыл дверцу и выскользнул из машины. Направился к «крайслеру». Темнота поглотила его.

12

Макс сунул в рот сигарету, четвертую за утро. Джо строго на него взглянул:

– Слушай, давай договоримся: с сегодняшнего дня в машине не курить.

Было начало девятого. Они ехали на работу в новом автомобиле Джо, шоколадно-коричневом «линкольне» семьдесят девятого года с восьмицилиндровым двигателем, хромированными колесными дисками, замечательными бежевыми сиденьями, деревянными аппликациями и двумя хвойными освежителями воздуха, подвешенными у зеркала заднего вида. Он выиграл машину неделю назад на аукционе «В помощь семьям погибших и инвалидов». Там продавали вещи, конфискованные у преступников, которых посадили на сроки свыше двадцати лет. По заведенной с момента открытия аукциона традиции символические сто долларов обязательно отчислялись семье двадцатичетырехлетнего Дэвида Сесила Бирдена, первого копа в Майами-Бич, застреленного угонщиками автомобилей 20 марта 1928 года. Автомобиль прошел всего сто шестьдесят миль. Им совсем недолго попользовался среднего уровня наркокурьер, который недавно начал отсидку срока в семьдесят восемь лет в тюрьме Северной Каролины.

– Дым впитывается в обивку и остается, – объяснил Джо. – Это снижает продажную цену.

Он стояли в «хвосте» пробки, возникшей из-за аварии. Грузовик с цементом столкнулся с трейлером. Грузовик пострадал сильнее.

– Я открою окно, – произнес Макс.

– Не надо, Мингус. Ты едешь в моей машине, так что будь добр, уважай мои правила. No fumar en auto. [15]15
  В автомобиле не курить (исп.).


[Закрыть]

Иногда Джо вставлял в разговор испанские слова и фразы. Он выучил их с помощью магнитофонного курса, которым занимался уже полгода. Ходил слух, будто в верхах приняли решение быстрее продвигать по службе копов, говорящих по-испански, и Джо надумал заблаговременно подготовиться. Испанский сейчас действительно очень нужен. Задержишь латиноса – их в Майами полно, – а он делает вид, что не понимает по-английски. Вот и выкручивайся. Макс последовал примеру друга, купил самоучитель издательства «Берлин», но до сих пор не удосужился распаковать. Злился. «Какого черта я должен изучать иностранный язык, чтобы общаться с людьми в своей стране? А основы я и так подхвачу, тоже мне премудрость! Не труднее уличного сленга».

– Но выхлопные газы плюс общее загрязнение атмосферы плюс еще сверху гадят птицы – все это обесценит твой автомобиль скорее, чем мои дурацкие сигареты. – Макс сердито убрал курево обратно в пачку.

Уходя из дома, он проглотил горсть пептобисмола, чтобы унять жжение в желудке, но внутри по-прежнему что-то тлело. Доктор объяснил, что язвы у него нет, только гастрит, развившийся от стрессов на работе, выпивки, неумеренного потребления кофе, а также нерегулярного и неправильного питания. Сейчас Максу очень хотелось выпить. И закурить.

– Ты еще скажи, что это вредно для моего здоровья.

– Это действительно так, – кивнул Джо.

– Но ты сам куришь сигары.

– Больше не курю.

– Бросил?

– Ага, – улыбнулся Джо.

– Неудивительно, что ты сделал мне замечание.

Джо рассмеялся.

– Тебе тоже надо об этом подумать, Макс. Серьезно.

– Да я думаю об этом, – уныло пробурчал Макс.

Так оно и было. После первой сигареты желание курить пропадало. Все последующие – от пятнадцати до тридцати – выкуривались машинально, по привычке. Считалось, что это приглушает стрессы, помогает думать, но на самом деле это было курение ради курения. Зависимость от пагубной привычки. Все это так, однако без самой первой сигареты обойтись невозможно. У него радостей в жизни раз-два и обчелся.

Погода давала надежду, что сегодня будет очередной прекрасный весенний день. Ярко-голубое, прозрачное небо, солнце теплое, но ненавязчивое, а сквозь строй окаймляющих улицу пальм пробивался приятный ветерок. С января по май в Майами стояла чудесная погода. Тепло, но не жарко, влажность низкая, проливные дожди длились несколько часов, а не дней, как летом.

Они продвигались очень медленно. Машины впереди ползли еле-еле, бампер к бамперу. Водители гудели клаксонами, высовывались из окон, ругались, кричали, вопили. Хорошо еще, что не начали стрелять друг в друга, как случилось в Лос-Анджелесе. Но такое тоже вероятно.

– Рене звонила? – спросил Джо.

– Что, полный разрыв?

– Да, похоже, – кивнул Макс. – Полный разрыв. А как ты? В смысле личной жизни.

– Получше, чем у тебя.

Джо был крупный мужчина – два с лишним метра роста и свыше ста двадцати килограммов веса, причем только кости и мускулы. Стоя неподвижно, он был похож на монумент. Сиденье в автомобиле у него было отодвинуто назад до отказа, а руль в его руках выглядел тонкой тесемочкой. Кисти у Джо массивные и плотные, как бейсбольные перчатки.

В отличие от Макса он редко давал волю кулакам. Ему это было не нужно. Один его вид внушал такой страх, что никому не приходило в голову связываться. Макс несколько раз был свидетелем, как Джо выходил из себя. Достаточно одного-двух ударов, чтобы переломать негодяю кости, как спички. Не в полную силу, конечно, удары. Потому что ударом в полную силу Джо мог запросто убить. Со своими, на досуге, он походил на доброго мультяшного медведя, а на службе надевал серьезную маску и выглядел как игрок перед ответственным матчем.

– Ты с кем-то познакомился? – поинтересовался Макс.

– Да, – ответил Джо.

– Поэтому бросил курить?

– С каждой новой любовью начинаешь новую жизнь.

– Похоже, она времени с тобой не теряла. У нее есть имя?

– Лина.

За десять лет знакомства у него было два серьезных романа, оба длились примерно по три года. В период патрульной службы он встречался с Ла-Саванной Харрис, радиодиспетчером, голос которой был много приятнее, чем внешность. Отношения закончились в семьдесят третьем, когда они с Максом стали детективами. Потом Джо увлекся Марисоль, медсестрой из Доминиканской Республики. Даже помолвились и назначили день свадьбы, но неожиданно выяснилось, что у нее уже есть муж и двое детей, которым она посылает деньги. Об этом провале Джо предпочитал не вспоминать. Только в самом начале сказал, что в жизни случается всякое и нет причин, чтобы ее не продолжать. В общем, ничего нового. Люди так обычно говорят, когда им плохо, а они не хотят подавать виду. Но Макс знал, что его другу по-настоящему больно. Это читалось во взгляде, унылом и безучастном, отсутствии энтузиазма и склонности к цинизму. До краха с Марисоль Джо верил, будто люди в своей основе хорошие, и если ты им поможешь, они будут тебе благодарны. Теперь он был ближе ко взглядам Макса, считавшего, что, предлагая кому-нибудь руку помощи, сначала лучше сделай прививку от бешенства, поскольку могут укусить. И обязанности копа Джо стал выполнять лучше. В период встреч с Марисоль он никогда первым не врывался во взломанную дверь и к окну подозрительного автомобиля тоже всегда приближался вторым. А потом наплевал на все. Первым врывался, последним уходил. Все колебания остались в прошлом. Сейчас, наблюдая друга в его прежней счастливой ипостаси, видя, что его опять потянуло к семейному очагу, Макс обеспокоился. В последние три года они являлись образцовой командой, супергероями. Раскрыли немало серьезных преступлений, отправили за решетку нескольких очень крупных гангстеров, к которым долгое время никто не мог подобраться, обеспечили девяносто семь процентов обвинительных приговоров – самый высокий показатель во Флориде. Получили много поощрений. Их обоих в перспективе ждало повышение. Конечно, в этом имелась и отрицательная сторона. Когда работаешь просто хорошо, это смотрится замечательно, но если однажды ты сработал превосходно, лучше многих, то, начав опять трудиться просто хорошо, будешь уже смотреться не очень.

– И кто она?

– Учительница начальных классов.

– Когда вы познакомились?

– Два месяца назад.

– Два месяца… И ты все время молчал?

– Проверял ее на прочность. – Джо улыбнулся. – А теперь вот уверен.

– Рад за тебя, Джо. Ты это заслужил. Где вы познакомились?

– Ты не поверишь, Макс…

– Почему не поверю?

– Мы познакомились в церкви.

– В церкви? С каких это пор ты – Джозеф Джордж Листон – ходишь в церковь?

– Уже два месяца.

– Невероятно.

Обычно копы на богослужения не ходят, но когда Максу нужно было основательно подумать, он заходил в ближайшую церковь, чаще всего малолюдную. Привычка выработалась случайно, в первый год работы детективом. Однажды в жаркий день он стал искать какое-нибудь прохладное затененное место, где можно проанализировать дело серийного насильника, который под видом ремонтного рабочего проникал в дома женщин. Самым подходящим местом оказалась плимутская конгрегационистская церковь. Сидя в полумраке на жесткой скамье, вдыхая запахи ладана и дыма свечей, Макс за десять минут нашел ключ к раскрытию преступления. Просто вспомнил показания одного свидетеля, знавшего, какого цвета шторы в спальне потерпевшей, хотя ни разу в ее доме не был. Необходимо было спокойно рассортировать информацию. С тех пор, как только возникала острая необходимость подумать, Макс направлялся в церковь.

А Джо всегда ждал его на улице. Он не верил в Бога и не желал заходить в церковь. Его отец был проповедником и беспробудным пьяницей. Постоянно бил мать, братьев и сестер. Счастье, что он их оставил. Ушел из дома накануне Рождества и не вернулся. В принципе Джо не возражал, чтобы Макс иногда заходил в церковь, если это помогает раскрывать преступления. Он надеялся, что друг ничем не докучает Иисусу и ни о чем Его не просит.

– Я так и знал, что ты не поверишь.

– Ты прав, я не верю. Так что давай выкладывай, где вы познакомились?

– Я же объяснил.

– Перестань крутить мне мозги, Джо.

– Я не кручу тебе мозги.

– Ты ходишь в церковь уже два месяца и ничего не сказал? Скрыл, что снова стал христианином. А надо бы это как-нибудь отметить. Например, встать на крышу автомобиля, своего нового, и крикнуть «осанна» и «аллилуйя».

– Я не стал снова, Мингус. С меня хватит одного раза. – Джо усмехнулся и нажал на газ. Движение теперь пошло быстрее, хотя машины по-прежнему прижимались друг к другу. – Помнишь, моя мама сломала ногу? Так вот, однажды она попросила меня отвезти ее в церковь. Я отвез в среду, там по вечерам проходит служба. Посидел, подождал. Народу много, места все заняты. Знаешь, что меня поразило?

– Даже не догадываюсь.

– Никогда в жизни я не видел в одном месте такого скопления симпатичных молодых женщин. На следующий день я явился туда один, присмотреться внимательнее.

– Перестань шутить, Джо!

– Я серьезно. Понимаешь, Мингус, оказывается, в церквах можно встретить замечательных девушек.

– В церквах? То есть это была не одна церковь?

– Конечно. Особенно мне понравились баптистские. Там легко установить визуальный контакт, поболтать, даже подержаться за ручку. И обстановка неформальная. Проповедники играют на гитарах, будто сидят у костра на природе с парой кружечек пива. Хуже всего в католических. Там все строго. Рядом с каждой хорошенькой девушкой обязательно мама.

– Ты спятил, Джо! – Макс был потрясен. Он тоже заходил в церковь не для того, чтобы молиться, но выбирать там себе женщину… Для этого есть клубы и бары. – В церковь ходят общаться с Богом, а не искать возможности потрахаться.

– Чепуха! Бог не возражает. Во всяком случае, молнией Он меня не поразил.

– Пока… – предупредил Макс.

– Тебе бы тоже не помешало попробовать.

– К черту!

– Но ведь ты белый коп, и я знаю, тебе сейчас труднее стало общаться с сестренками [16]16
  Молодые афроамериканки (сленг).


[Закрыть]из-за Макдаффи [17]17
  Афроамериканец, убитый в 1979 г. полицейскими округа Майами-Джейд, что вызвало мощные расовые беспорядки.


[Закрыть]и беспорядков. А в церкви ты познакомишься с хорошенькой сестренкой, христианкой, которая не станет комплексовать из-за цвета твоей кожи.

– У меня и так все нормально, – произнес Макс, хотя Джо был в чем-то прав.

После случая с Макдаффи люди начали замыкаться, каждый в своей общине. Максу действительно стало труднее завести знакомство с понравившейся чернокожей женщиной. Если прежде в ее взгляде мелькал интерес, смешанный со смущением, то теперь он видел там страх, неприязнь, а иногда и вовсе враждебность. И это до того, как Макс признавался, что он коп. Так бывало не всегда, но много чаще, чем год назад.

Случай с Макдаффи разделил по расовому признаку даже копов: чернокожие в одном углу, белые, латиносы и азиаты – в другом. Хотя в Майами, где смешались все расы и национальности, сделать это было не так легко. Латиносы-мулаты безуспешно пытались занять среднее положение, прежде чем перейти туда, где собралось большинство. На отношения Макса и Джо это никак не повлияло. Их дружба давно перешла границы расовых различий. Надо признать, что Макс заслужил уважение чернокожих копов, отказавшись дать деньги на адвокатов полицейских, которые убили Макдаффи, и не пожал им руки, случайно столкнувшись однажды вечером в баре. Он обозвал их трусливыми убийцами и заявил, что жалеет, что они не сгнили в тюрьме. Джо пришлось увести его, прежде чем начался мордобой.

– Значит, у тебя и так все нормально? – В голосе Джо прозвучал сарказм.

– Да, просто прекрасно, – ответил Макс.

– Неужели?

– Отвали.

Джо рассмеялся. Макс поддержал его.

– Понимаешь, Джо, я долго с девушкой не встречаюсь. Завожу отношения, а потом складывается так, что я трахаю либо ее лучшую подругу, либо сестру, либо кузину. В общем, пока не хочу себя связывать и заводить семью. Цвет кожи и религия не имеют к этому никакого отношения.

– Но ты хотя бы иногда встречаешься с белыми девушками?

– Нет. Первая девушка, которую я поцеловал, была чернокожей. Ее звали Жасмин. Знаешь, правильно говорят: «Попробуешь чернокожую – больше никого не захочешь».

– Но если у тебя никогда не было белой, откуда ты знаешь разницу?

– А я не желаю знать разницу, Джо. Люблю чернокожих и коричневых женщин. Люблю, и все. Вот одни ребята западают на блондинок, другие на брюнеток, а я на чернокожих.

– Но тебе надо думать о карьере. Если ты намерен подняться выше капитана годам к сорока, то необходимо наметить план. Приспособиться. Понимаешь, в полиции чем выше поднимаешься, тем больше расистов. Ты в полицейском управлении восходящая звезда, коп с перспективой, пример для любого новичка с мозгами. И при этом каждый год приводишь на полицейский бал чернокожую девушку. Кстати, некоторым черным копам это не нравится, они считают, что ты крадешь у них женщин, а белым ребятам не по душе, потому что они засранцы расисты. В общем, если встретишь чернокожую девушку, с которой захочешь связать судьбу, – а это рано или поздно случится, – придется выбирать: она или карьера.

– Так что мне делать? Жениться на арийке, капитане болельщиков, чтобы это помогло карьере? Это же расизм наоборот.

– Не обязательно это должна быть белая девушка. Можно взять и латиноамериканку.

– У меня такие бывали.

– Мингус, но это были темнокожие латиноамериканки.

– Джо, я коп, полицейский, а не политик. И никогда им не стану. Пусть они развлекаются с педиками. А я буду встречаться с теми, кто нравится мне. Ты видел жену шефа? Она выглядит как ископаемое. Неудивительно, что у старика всегда несчастный вид. Еще бы, каждое утро просыпаться рядом со страшилой! Если ты предлагаешь мне жениться на такой, чтобы продвинуться по службе, то я лучше уйду в телохранители.

– Но, Мингус, здесь повсюду полно симпатичных белых девушек! – возразил Джо.

Макс посмотрел в окно. Теперь машины двигались в сторону центра не останавливаясь. Стекла зданий отражали солнечный свет и небо, как осколки разбитого зеркала.

– Я вот что скажу тебе, Джо. Как насчет того, чтобы ты выставил свою кандидатуру на пост, например, мэра? Тебя выберут, и ты сделаешь меня шефом полиции.

– Здорово. – Джо вздохнул и покачал головой.

– Твоя девушка Лина знает, что на самом деле ты не фанат Иисуса?

– Мы о религии не говорили.

– То есть данной темы ты избегаешь?

– Придурок! – воскликнул Джо, и оба рассмеялись.

Автомобиль остановился на красный рядом с башней Свободы, одним из старейших и величественных зданий в Майами. Высотой шестьдесят восемь с половиной метров, в стиле средиземноморской архитектуры эпохи Возрождения, башня была очень похожа на колокольню Хиральда в испанской Севилье. Стены исписаны граффити, большинство окон выбиты. На видном месте красовалась огромная красная с белым доска с надписью «Продается». Скорее мольба, а не предложение.

– Город превращается в дерьмо, – прокомментировал Макс, – становится хуже и хуже. Не знаю, насколько все должно стать плохим, чтобы начать улучшаться.

«Почему Макс воротит нос?» – размышлял Джо. Порой его выводило из себя, когда Макс глумился над возможностями, которые ему предлагали на тарелочке. Подходи и бери. Чертовы белые, они не понимают, как им все легко дается. Наверное, привыкли и не замечают. Ведь надо просто войти в двери, которые всегда открыты, даже не зная, что почти для всех остальных они закрыты.

У Макса было все. Он считался самым способным копом в полицейском управлении. Никто не мог с ним сравниться. И у него имелся надежный покровитель. Элдон Бернс, его босс и наставник. Бернс – самый влиятельный коп во Флориде, его все уважают. Ходил слух, что он даже знаком с Рейганом. Именно Бернс уговорил Макса поступить на службу в полицию. И продолжал опекать его, хотя вмешиваться не пришлось, ведь Макс всегда делал все так, будто занимался этим сто лет. И делал хорошо. Пока Бернс в силе, Макс станет подниматься по службе. Когда босс надумает уходить, Макс, наверное, станет майором. Остальное зависит от него. Может, поднимется до самых верхов. Хотя сейчас Макс считал, что это ему не нужно.

Будь Джо на месте Макса, он бы принял условия игры. Пожертвовал кое-чем, постарался вовсю. Нельзя достичь чего-либо в жизни, не потеряв хотя бы частицу себя. Так устроен мир. Хитрость состоит в том, чтобы знать наверняка, что получишь желаемое за то, что потерял. Макс пока об этом ничего не знал. О том, что наступает момент, когда обстоятельства вынуждают тебя отрезать от себя какие-то куски и двигаться дальше. Вероятно, ему никогда и не придется это делать. А Джо, чтобы находиться там, где он сейчас, сжег за собой все мосты. Потерял связь с четырьмя братьями, став копом. И почти все друзья детства отвернулись, когда он сообщил, что служит в полиции. Они обзывали его дворовым негром и Дядей Томом. А что потом с ними со всеми стало?.. Два брата погибли. Один во Вьетнаме, другой от передозировки наркотика. Третий сидит в тюрьме за те же наркотики, четвертый живет на пособие. Те из его бывших друзей, кто не попал за решетку, тоже либо торгуют наркотиками, либо подсели на них, либо занимаются сутенерством или бомжуют, шляются пьяные. Из гетто очень трудно вырваться. Эта гравитация самая сильная. Чтобы освободиться, надо быть очень твердым и решительным. Большинство не могут. Чаще всего они довольны своим положением и не способны осознать, сколь губительна клоака.

Джо в разговорах с Максом этого почти не касался. Упоминал о том, что потерял связь с большинством родственников, но без подробностей.

Макс являлся его самым близким другом. Дело в том, что в полиции на Юге белые копы и даже латиносы едва ли не все расисты. А он нет. Макс никогда не обижал и не порочил чернокожих. Видимо, потому, что у него в детстве большинство друзей были чернокожие, дети коллег отца, джазового музыканта. Джо считал, что тяга Макса к чернокожим женщинам частично объяснялась тем, что его мать ненавидела их с тех пор, как муж бросил ее, встретив в гастрольной поездке смазливую сестренку. Джо понимал, что изменить старым привычкам тяжело, но был преисполнен решимости уговорить друга внять здравому смыслу. Чтобы Макс не пренебрегал возможностью подняться как можно выше по служебной лестнице. Джо не входил в число доверенных лиц Бернса, как Макс и иные перспективные ребята. Поэтому он полагался на Макса, надеясь, что сумеет двигаться у него в фарватере. Ведь Джо стал детективом лишь потому, что Макс отказался работать с другим напарником и опять же с его помощью попал в УГРО. Он знал, что ему самому так быстро никак не продвинуться, и на данный момент это его устраивало. Самое главное, что он двигался вверх, а не вниз, и именно туда, куда надо. Тем более что сейчас Джо встретил девушку, на которой собирался жениться. Они уже договорились съехаться.

Несмотря на пробку, у них до начала смены оставалось еще двадцать минут, которые можно было провести с пользой. Обычно они рассчитывали время так, чтобы иметь в запасе минут сорок. Заходили в гриль-бар «Сандино», его держал семидесятилетний кубинец Кристобаль, сидевший у своего заведения в складном кресле с открытия до закрытия. В бежевом или оливково-зеленом летнем костюме, панаме, сверкающих черных кожаных туфлях, рядом трость из красного дерева с золотым набалдашником. Кристобаль курил сигары и болтал с прохожими. Макс думал, что это просто чудачество старика, но вскоре оказалось, что таким способом Кристобаль завлекал посетителей. Он заговаривал с людьми, те откликались, завязывалась беседа, знакомство, и рано или поздно люди обязательно заходили к нему и становились завсегдатаями. Он знал их всех по именам. Гриль-баром управляли два его сына-близнеца, их невозможно было различить. Одного звали Бенни, другого Томми. Они готовили и обслуживали. Но никогда не догадаешься, кто обслуживает, а кто готовит.

Макс и Джо бывали в «Сандино» очень часто. Завтракали перед сменой или заходили поужинать, но сегодня они успевали лишь выпить чашку черного кофе и съесть кубинский сандвич.

В гриль-баре было прохладно и темновато. Полированные деревянные столы, покрытый лаком пол. На стенах кубинский флаг и карта, черно-белые фотографии в рамках с видами Кубы до Фиделя. Кристобаль играл в молодости на барабанах. Там были фотографии, где он в белом смокинге и черном галстуке-бабочке играл с разными составами – трио, квинтетами, секстетами, биг-бэндами. Снимки с улыбающимся Кристобалем в окружении красивых молодых женщин, пожимающим руку священникам, военным, Фрэнку Синатре. Кристобаль рассказывал замечательную историю, как рано утром в сорок седьмом году Синатра появился в ночном клубе в Гаване, где играли Кристобаль и два его брата. Синатра взошел на подмостки и спел с ними несколько песен – «Рядом с тобой», «Еще по одной, еще по маленькой» и «Эти глупые мелочи». Кристобаль был там единственным, кто говорил по-английски, и они познакомились, а потом поддерживали связь. Синатра всегда посещал «Сандино», когда бывал в Майами, обычно после закрытия.

Макс и Джо сидели у окна, ждали сандвичи, которые приготовит Бенни или Томми. Макс с облегчением задымил сигаретой, сделал первую затяжку, задержав на несколько секунд дым в легких, а затем медленно выпустил через ноздри и чуть позднее через рот. Глотнул кубинского кофе и посмотрел на Джо, ожидая увидеть в его глазах неодобрение. Но тот смотрел телевизор, висевший на стене за спиной Макса.

– Ты только посмотри! – Джо хлопнул его по руке. – Дин Уэйчек.

Макс развернулся и увидел на экране лицо Дина Уэйчека – худое, очкастое, в оспинах. В следующем кадре возник репортер, стоящий у входа в мотель «Лунный аллигатор». Сзади виднелись два полицейских джипа и машина «скорой помощи». Репортер сообщил, что в Уэйчека выстрелили семь раз.

– Ну и что? – пробормотал Макс.

– Семь раз, надо же! Более подходящую цель найти было бы трудно. Уверен, убийцу будут искать без особого рвения.

Он испытующе посмотрел на Макса.

– Что? – поинтересовался тот.

– Чего это ты притих?

Неожиданно на улице завыли полицейские сирены. Джо встал и выглянул за дверь.

– Что-то случилось в суде. – Он имел в виду здание суда округа Майами-Дейд, находившееся в двух кварталах отсюда, напротив полицейского управления.

Они быстро направились к автомобилю, достали из багажника пуленепробиваемые жилеты.

– Там идет процесс над Мойесом, – произнес Макс. – Сегодня, кажется, должны были заслушать Педро де Карвахо?

– Да, – кивнул Джо.

– Что же стряслось?