Текст книги "Основной конкурс (5 конкурс)"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

Здравый смысл

– Да, он сперва сел на диван, а потом закричал во всё горло: «Как ты посмела связаться с этим драным гуманитарием!..»

– Лида, ты снова перепутала. Гуманитарии – это вы с ним, а я – рационалист.

– Ой... Ну ты ведь понял... Стою и дрожу, а он: «Не дочь ты мне больше, уходи к своему...»

– Лида, я устал слушать эту историю. Ты повторяешь её раз восьмой, наверное, И каждый раз ошибаешься в том же месте, и каждый раз всё слово в слово. Уши вянут, давай поговорим о другом.

– Ну милый, извини... Меня до сих пор трясёт... Фух... Не говорила тебе раньше. Знаешь, что он потом сказал? Что у рационалистов нет души.

– Что??? Тьфу, какой бред! Вообще, не доказано, что душа у кого-то есть или что её у кого-то нет. Смешно! Откуда он сделал вывод, а?

– Не знаю. Вообще, это не он придумал, про вас что только не услышишь в западной Москве.

– А что, например?

– Например, что вы без нас не проживёте, а мы можем и без вас, но просто жалеем.

– Пхаха!.. Это почему мы без вас не можем?

– Потому что гуманитарии создают то, ради чего стоит жить: стихи, песни, книги. А бытовое само собой сделается.

– Ахаха, вот это да! Интересно, а водопровод кто построил, а электричество кто провёл? Или гуманитарии настолько одухотворены, что не пользуются презренными достижениями прогресса? Или нет! Наверное, они считают, что вода сама к ним приходит, а свет сам загорается при виде гуманитарской... шеи.

– Почему шеи?

– Не знаю, подвернулось слово... Так вот... А кто бы вас лечил?

– Саша, у нас есть доктора...

– Да какие у вас там доктора! Шарлатаны какие—то. Тут наука нужна и логика, а у вас какая логика? Чувствами нельзя человека вылечить.

– Саша, ты ошибаешься...

– Нет, Лида, это вы без нас не можете, и мы вас жалеем. Даже в футбол обыгрываем не сильно. Терпим и надеемся, что научитесь здравому смыслу...

– Тьфу, лучше бы я не говорила...

– Ох, Лида... Ну не отворачивайся, прости, занесло. Это же не тебе, это тем, кто сочиняет...

– Всё равно, мне противно. Ты говоришь, как они! Отойди!

– Прости, пожалуйста, Лида, не плачь... Лида, ну...

***

– Саша, расскажи мне про свою работу. Ты целыми днями сидишь, а я ничего не знаю.

– Да что рассказывать. Сейчас вот работаем над совместимостью протоколов... Хочешь расскажу, что это? Вкратце, конечно.

– Ну, наверное.

– Протоколы описывают, как будут передаваться данные между разными устройствами. Вот, например, компьютер и плеер. Ты передаёшь какую-нибудь песню...

– Здорово, понятно, больше не надо! Лучше расскажи что-нибудь про своих друзей или коллег.

– Что рассказать... Ну, есть Фил. Он у нас начальник, но хороший парень.

– У него большая голова?

– Хм, нет, а с чего ты взяла?

– Отлично звучит: «Фил – большая голова».

– Бред какой-то.

– Забавно же. Нет, ты продолжай. Кто ещё? Помню, Эндрю звонил. Эндрю – руки, как у краба.

– С тобой всё в порядке?

– Ну это тоже шутка...

– Странные у тебя шутки. Мне неприятно слышать их про друзей.

– Да я по-доброму же, не хочу никого обижать! Просто ассоциации. В голову приходят слова, а я их говорю. Давай если не с друзьями, то просто с вещами. Назови какую-нибудь вещь.

– Лида, ты меня пугаешь.

– Лида, окей. Лида играет в пинг-понг. У неё наряд из апельсиновых корочек, на голове шапка-пулёмёт, а в желудке – сковорода. Она ездит на сломаном велосипеде в Анадырь и в четверг. Она косит траву на лужайке у Бозона Хиггса и ест унылые помидоры. Удивляет вся гигроскопичность этой ситуации.

– Ты знаешь, что такое бозон Хиггса?

– Хм, думала, это не «что», а «кто» – человек какой-то. Бозон Хиггс.

– Да уж...

– Что, я не права? Только не смейся, дорогой, расскажи лучше! Я хочу образовываться!

– Бозон Хиггса – это такая элементарная частица. У неё название «бозон», а названа она в честь Хиггса. Ты ведь знаешь другие частицы: электрон, протон?

– Знаю, знаю. А кто такой Хиггс?

– Ну, учёный какой-то был, наверное. Всех не упомнишь.

– Понятно всё с тобой.

– Что это со мной понятно?

– Ладно, ничего особенного. А история тебе как?

– Эм... Честно говоря, прослушал. Только на бозоне включил внимание. Повторишь? И, кстати, откуда ты про него узнала?

– Не помню. Может, на рекламном щите мелькнул... Гигроскопичность точно оттуда. Вообще, у вас забавная реклама, много смешных слов. А такую историю я сейчас не повторю, жди. И ответь на звонок уже, совсем заработался.

***

– Саш, какой сегодня день?

– Вторник.

– А знаешь, почему он так называется?

– Очевидно, потому что он второй в неделе.

– Неееет! Во вторник изобрели фтор.

– Что??? Ты знаешь, как «фтор» пишется? И... И ты понимаешь, чем «изобрести» отличается от «открыть»?

– Фу, ну ладно-ладно... Это же шутка.

– Извини, Лида, но это не шутка, а ерунда. Ни разу не смешно.

– Хорошо, постараюсь так больше не шутить при тебе.

– Ты так сказала, будто я какой-то чопорный.

– Хе, ну есть немного.

– Ну всё, я теперь виноват. Ладно, можешь шутить и при мне, так и быть. Ты же не кто-то, а Лида.

– Саша...

– Да?

– Знаешь, я всё-таки люблю отца и скучаю по нему.

***

– Слушай, Саша. Если у нас будет ребёнок, как мы его назовём?

– Как хочешь, только не паровозом. Слышал, один парень...

– Ааа, ты тоже видел этого человека?

– Да все видели, наверное. Правда, я удивлён, что у вас – гуманитариев – его показывали.

– А что тут странного? Это же рацик.

– Что?

– Ой, ну рационалист.

– Да я не о том... Он ведь художник, гуманитарий. Его картины показывали даже.

– Нет-нет, он программист. Так и сказали. А потом показали его за компьютером, он что-то писал с серьёзным лицом, как у тебя...

– Ох, ты смеёшься? Может, он в чатике общался на серьёзные темы?

– Не думаю. А картины любой может рисовать пальцем на телефоне, ты ведь знаешь.

– У него красивые картины были.

– Ты разбираешься в живописи? Давай, расскажи, чем отличается импрессионизм от экспрессионизма? Съел?

– Не знаю, чем отличается, но профессиональную картину от непрофессиональной отличу.

– Ага, отличишь, конечно. Кстати, картины могли подсунуть ваши журналисты. И вообще, отчего гуманитарию называть сына – Паровоз? Понимаю, Букварь. А тут совсем не годится.

– А программисту зачем? Понимаю, если бы Процессор, а тут совсем не годится.

– Ладно тебе. Представляю: «Букварь, ты не забыл букварь?»

– Или: «Процессор, что ты так медленно считаешь?»

– Ужас. Вообще, кто-то наврал: либо наши, либо ваши.

– А может и те и другие.

– А может быть, что и те и другие сказали правду?

– Хм. Для этого тот человек должен быть гуманитарием, рационалистом, программистом и художником одновременно. Это вряд ли возможно. Кстати, слово «рацик» будто из детского сада, не произноси его при мне, пожалуйста.

– Окей.

***

– Лида, вот замечательная задачка. Слушаешь?

– Да, милый.

– Докажи, что все котятки у нас холодильнике жёлтого цвета.

– Ужас какой. Милый, у нас в холодильнике нет котяток.

– Подумай.

– Ты меня за кого принимаешь, дорогой?

– Всё в порядке, это не шутка. Доказывай, жду через пять минут.

– Саша, через пять минут котятки в холодильнике не появятся. Эта фраза неверна.

– Нет же, Лида, верна, включай воображение! Или давай я тебе объясню по-научному. Что значит, все котятки жёлтого цвета?

– То и значит, разве можно по-другому сказать?

– Да, можно. Давай идти от противного.

– Да, давай пойдём. Хотя против котяток я ничего не имею.

– Погоди, так вот... Если не все котятки жёлтого цвета, то есть какой-то котёнок не жёлтого цвета, так? Синий или зелёный, например. Понятно?

– Вроде как да.

– Но разве он есть? Его же нет. Значит, все котятки жёлтые.

– Стой... Ты меня пугаешь... Тут что-то не так. Их же нет!

– Вот, Лида, в этом вся суть. Котяток в холодильнике нет, и слово «все» означает пустоту.

– Котятки и пустота. Мило.

– Слушай, это же интересно. Все котятки из пустого множества могут быть любыми: синими, жёлтыми, белыми. Но если мы спросим: «Есть ли хотя бы один котёнок жёлтого цвета?», ответ будет: «Нет». Это парадоксально, но это логично. Думаю, в этом и есть свобода математики, свобода логики.

– Как-то непонятно. Если у нас ничего нет...

– То у нас есть пустое множество чего-то. В нём ноль предметов. И если мы говорим: «Все предметы в этом множестве жёлтые», это означает: «Ноль предметов из этого множества – жёлтые». И это правда.

– Да, похоже я поняла. И правда забавно, хотя поначалу странно и сложно.

– Ну, ты ведь гуманитарий...

– Фу, Саша, не говори в таком тоне!

– Хех!.. Ну ладно, извини.

***

– Саша, знаешь, отчего коты боятся пылесосов?

– Отчего?

– Оттого, что раньше на Земле жили существа, похожие на пылесосы, и они воевали с котами. Коты проиграли и скрылись в подземельях (отсюда их отличное зрение в темноте), а потом пылесосов убило метеоритом, и коты вышли наверх. Сейчас же при звуке пылесоса в них просыпается генетическая память.

– Ерунда, Лида. Каким образом коты могли проиграть?

***

– Саш, у тебя проблемы какие-то? Ты целый вечер хмурый. На работе что-то случилось?

– Да, Лида, неприятность одна...

– Расскажи, пожалуйста.

– Да ладно, Лида...

– Нет уж, расскажи!

– Хорошо. Помнишь, ты решала задачку про котят? Так вот, я дал похожую своим знакомым по работе. И они сказали, что это – бред.

– Наверное, их смутили котята.

– Нет же, я заменил котят на мониторы.

– Тогда, может, они хотели именно котят?

– Лида, ирония тут ни к чему. Это логика, а они говорят, что это бред. Они – рационалисты! Что они вообще думают?

– Зачем им думать обо всём, у них есть работа, где им не нужно решать задачи про котяток.

– Но они же рационалисты! Им нужно думать логично, а они используют какой-то...

– Здравый смысл. Это обычный здравый смысл, Саш. То, что мне не нужно – бред.

– Если и так, то здравый смысл – бред. Кому он нужен, если есть логика?

– Скорей наоборот, логика никому не нужна, потому что она сложная. А здравый смысл простой. Он нужен всем, с ним легко. Вот у нас, гуманитариев, о чём пишут стихи и песни? О любви. Нельзя сочинять про что-нибудь другое, про бедных людей или войну – никто не будет слушать. А любовь всем нужна. Хотя, какая там любовь... Ещё надо сочинять стихи так, чтобы каждая строчка была понятна. Если у читателя сомнения, стих никому не нужен, его не примут. Вот так, это обычно, нечему удивляться.

– Может, у вас обычно, но...

– И у вас тоже.

– ...ведь мы стремимся к истине, хотим, чтобы разум был чист от мыслей, которые противоречат логике. Но в ответ на суждение, которое лежит в её основе, говорят: «Это бред». Как так? Кто вообще эти люди?

– Эх, они обычные люди.

– Может, я стал параноиком, но после сегодняшнего между мной и приятелями... или знакомыми... будто возникла пропасть. Теперь я не вижу в глазах людей желания искать что-то новое, восторгаться красотой математики. Все забыли, кто мы такие, ради чего существуем. Всем здорово оттого, что технологии дали нам триста шестьдесят шесть способов развлечься, и мы можем чередовать их каждый день. Вот что я вижу. И это не только у нас на работе, а вообще!

– Мм, милый, не принимай это так близко. Просто работай. Не обращай внимания на других, в крайнем случае, у тебя есть я. Да ведь?

– Да, Лида, конечно. Но мне скверно. И, похоже, я где-то подхватил простуду...

– Саш, ой, у тебя горло болит? Температура? Подожди, я сейчас...

***

– А потом он закричал во всё горло: «Как ты посмела...»

– Лида, один из моих преподавателей ненавидел теорию вероятностей.

– Хм. К чему это?

– Представь, по ней может случиться событие, вероятность которого равна нулю. А это, наверное, нехорошо. Получается, нулевая вероятность ни о чём не говорит.

– Не поняла. Как может случиться событие с нулевой вероятностью?

– Вот я смотрю в потолок. Моё зрение направлено в какую-то одну точку, я выбрал её произвольно. А всего точек – бесконечность. Один делить на бесконечность – это ноль, и вероятность, что я смотрю в свою точку – нулевая.

– А почему на потолке бесконечность точек?

– Потому что точка очень мала, у неё нет длины и ширины. А у потолка – есть. Нужна бесконечность точек, чтобы заполнить потолок.

– Ладно, а к чему всё это?

– Лида, шанс остаться на работе больше вероятности того, что я смотрю в ту точку, в которую смотрю. Это радует.

– Что? Дорогой, что это значит? Тебя могут уволить?

– Уже уволили.

– За что?

– За то, что я высказался Филу, как тебе вчера. Он ответил, что я не смогу работать в команде с таким настроением и посоветовал мне забыть эту «чушь». Представь, он сказал «чушь»! Ну я ему слегка нагрубил... Эх, зачем...

– Милый, и что теперь?

– Теперь придётся надеяться, что я всё-таки останусь. Может, Фил позвонит и скажет, что поспешил... Верить, когда вероятность больше нуля, очень просто. Хотя, не знаю, что лучше... Как работать дальше, если смешные котята из форумной задачки перевернули весь мир? Уже не существует ни рационалистов, ни гуманитариев – есть только люди, живущие здравым смыслом. Он всем нравится, он скрывает всех от парадоксов, от неизвестного и непонятного. Если логика допускает событие даже с нулевой вероятностью, то здравый смысл призывает всех расслабиться и не верить в то, во что можно не верить. Так людям проще, так людям приятней... Лида, как это противно! Хочется выйти на улицу и закричать: «Просыпайтесь, мир интересней, чем вы думаете!», но это же... Фух...

– Дорогой, телефон! Фил!

– Ох! Алло... Лидию? Лида, это... тебя...

– Боже, кто?

– Твой отец.

–

Из «Записок о великих и малых»

Раздел третий, список восьмой. О силе незаметных

В год Белой Собаки три безводных сезона последовательно сменялись в пустыне Ханын: сухая осень, бесснежная зима и жаркая весна. Чилан, единственное озеро на тысячи ли вокруг, пересохло полностью. Перелётным птицам негде было остановиться и передохнуть: замертво падали они с неба. Дождь из птичьих тел шёл несколько недель, Ханын была вся усеяна мёртвыми тушками. Кому сие пошло на пользу, так это кулямам, норным грызунам. Благодаря обилию дармовой пищи они в тот год расплодились десятикратно. Когда пришло лето, голод погнал полчища грызунов на запах дыма. На перевале Табагай стоял город жунов. Кулямы затопили город своими телами, заставив людей в панике бежать оттуда. Многие были покусаны – начался мор. Когда жуны с перевала Табагай рассеялись по всей стране – кто к родственникам, кто поближе к столице, они всюду распространили ядовитую слюну кулямов – на одежде, на ранах, на колесах кибиток. Царь жунов Горогой находился по осени в походе. Ему сильно досаждали северные кочевники, которых он, наконец, собрался покорить. Стотысячное войско заперло варваров в ущелье Кам; Горогой уже праздновал победу, когда ему донесли, что в стране мор. Вымирают целые города. Государство в опасности. Донесли не только ему одному – в войске началось брожение, варвары же воспрянули. Победоносная кампания превратилась в избиение жунов. Горогой попал в плен к хакану кочевников и пять лет служил тому подставкой перед лошадью. Однажды Горогою, в очередной раз принявшему привычный четвероногий вид, попался на глаза кулям. С диким воплем вскочил он, опрокинув хакана, и принялся топтать ненавистного ему зверька. Подоспевшие слуги, подумав о неповиновении, до смерти забили нагайками владыку жунов. Такую роль в человечьей судьбе могут сыграть мёртвые птицы и грызуны…

***

Лан Гошон отложил кисть и прислушался. За окном раздавались пронзительные крики: «Дорогу государю! Великий хаан покидает ставку!» Гошон знал, куда отправился правитель – поклониться духам предков на горе Гоян. Что ж, это тоже нужно занести в официальную «Хронику деяний Бугоран-диюка, солнечного императора Лашура». Многое уже успел совершить великий, как солнце, хаан. Завоевать двадцать три княжества Северной Тун, прорыть канал через Вегейские степи, построить новую столицу – в сотню раз краше и больше прежней. И всюду Лан Гошон сопровождал своего повелителя как преданный советник и летописец. Даже злейшие враги – цари Чинга и Кумени – признавали: Бугоран-диюк – из тех, кому благоволит Небо и кем гордятся предки. И потомки будут гордиться – уж об этом постарается кисть Лан Гошона.

Ну да ладно. Пока государь на горе Гоян, у Гошона есть пара часов, чтобы поработать над своим любимым детищем – «Записками о великих и малых». Эта рукопись в триста свитков (а будет ещё больше!) призвана прославить уже самого Лан Гошона. В ней он решил собрать все сведения о великих мира сего – царях, полководцах, святых, разбойниках – с седой древности до наших дней. И не просто изложить, а – и в этом была главная задумка! – противопоставить им деяния малых и незаметных, дабы видна стала относительность любых замыслов и поступков, свершений и трагедий. И последние станут первыми, как сказано в одном старом писании. Хорошая идея, ещё никем не развернутая. Лан Гошон вновь обмакнул кисть в чернильницу.

***

Раздел пятый, список второй. О хитростях малых

Общеизвестно, что ичиуты – самый хитроумный народ. Живя в небольшой долине в горах Пхумо, они издревле подвергались нападениям могущественных соседей, но никогда никому не подчинялись. Причиной тому невероятная изобретательность даже самого последнего из ичиутских крестьян. Так, в год Черной Лисы в их владения вступила армия Думаня, коворейского владыки. Ичиуты отступили без боя, но распустили слух, будто со дня на день ожидают подхода мезомейских войск – лютых врагов Ковореи. И точно – их лагерь в горах каждую ночь увеличивался на сотни огней, пока все предгорье не заполыхало кострами. Уверенный, что мезомейцы-таки пришли на выручку ичиутам, Думань спешно отступил. Однако хитрые горцы всего лишь жгли пустые костры. В другой раз их главный город был осажден войском гимаров. Эти искусные лучники не давали ичиутам и носа высунуть за стену, не говоря уже о полноценных вылазках. Казалось, дни ичиутов сочтены – скоро им нечего будет есть. И тут некий крестьянин придумал следующее. Ичиуты сделали из соломы фигуры воинов в человечий рост и тёмными ночами спускали их на веревке со стен, имитируя вылазку. Меткие гимары превращали эти куклы в ежей из стрел, ичиуты же, как ни в чем не бывало, поднимали их обратно и таким образом пополняли свой стрелковый запас. Когда же гимарам надоело дарить стрелы врагу, ичиуты совершили настоящую вылазку и перебили множество осаждавших. Те вынуждены были отступить. О хитростях ичиутов можно говорить ещё много.

***

Уже два месяца лил, не переставая, холодный дождь. Войско Бугоран-диюка тяжело продвигалось по непролазной грязи на восток, к отрогам Чоулеза. Это были земли Кумени, прежде вассального государства, которое лет сорок назад, с приходом к власти визиря Пуцу, быстро возвысилось до большой державы. Но вот умный и смелый Пуцу отошёл к праотцам – разве может представиться более удобный случай, чтобы восстановить статус кво? К сожалению, так думал не только великий, как солнце, лашурский хаан. С юга нагрянули «овощееды» Праттака – презренный народ, питающийся древесными плодами, словно макаки какие. Да и император Чинга проявлял повышенную заинтересованность в вопросе куменского престолонаследия, намереваясь посадить на оный любимого сына. Противостояние четырёх армий затягивалось. Все медлили, ожидали ошибки соперников, темнили настолько, что порой обманывали самих себя. Бугоран-диюк собирал уже третий Совет за неделю.

Лан Гошон сидел во втором ряду. Перед его почтительно склонённой головой маячила косичка Тубарея, старого и туповатого генерала, который постоянно сопел, потел, украдкой утирался шелковым платком и то и дело бессвязными выкриками прерывал говорящих. «Ну да!.. Ещё чего!.. Чушь!.. Ха-ха!» Своё слово «Наступать!» он уже давно сказал, прозвучало оно неубедительно, как только могут быть неубедительны пафосные слова после двух месяцев тяжелой кампании. Прочие сановники высказывались уклончиво; мол, и отступать, конечно, нельзя, и продолжать поход становится всё труднее. Отдохнуть бы полгодика на тёплых квартирах.

– А что скажет нам сиятельный Лан Гошон, мудрость которого, настоянная на книгах, как чай на травах, видит много дальше обычного мнения? – разнёсся по шатру зычный голос хаана. Гошон тряхнул головой и поднялся. Он был как никогда уверен в себе. Прочитанная накануне «Книга правителя страны Зод», редкая настолько, что о ней в стране Зод даже не слышали, мягко перекатывалась в его голове отточенными афоризмами и поучительными историями. Воздав должное предыдущим ораторам, летописец тут же напомнил, что осторожность на войне сродни поведению крыс в амбаре: пока одни всё нюхают в тревоге воздух, другие уже давно набивают брюхо. От сравнения с крысами Бугоран-диюк поморщился; заметив это, Гошон поспешил уподобить хаана великим полководцам древности, которые долго запрягали, зато быстро ехали. Настало время, убеждал Гошон, совершить хитроумнейший маневр, о котором он прочёл в древних свитках. Пусть псы грызутся за кости Кумени; мы же совершим неожиданный бросок на север и ударим по столице Чинга. Их армия, завязшая в сражениях с куменцами и праттакцами, не успеет вернуться; заняв Уфань, мы не только ослабим чингцев, но и отвлечём их от куменского вопроса; решить его затем будет значительно проще.

– Но как же наши солдаты?! – удивленно воскликнул Оромэй, министр по снабжению. – Они истощены, изголодали, такого перехода не выдержат!

– Ерунда! – Гошон триумфально обернулся на голос. – Посулите им тройное жалование, а в случае неповиновения казнь каждого седьмого – и откуда только силы появятся.

– Так делал великий завоеватель Римаск, – пояснил он, обращаясь уже к хаану. Тот смотрел на Гошона заинтересованно. «Всё, подумал летописец, место первого советника обеспечено! Не забыть потребовать себе Мечиску – милейшее именьице! А может, и на дочке Бугорана жениться?» Тут он кинул на государя столь дерзкий взгляд, какого себе не позволял даже по отношению к книжным торговцам с площади Тепунк; на его счастье хаан, всецело погружённый в предложенный проект, не заметил этого взгляда. На следующий день смелый план Гошона был принят.

***

Раздел двенадцатый, список первый. О порядке вещей

Все силачи мира не смогут протащить быка за хвост, ибо это противно порядку вещей. Но даже маленький мальчик, взяв быка за уздечку, мирно проведёт его хоть через всю страну, так как будет следовать порядку вещей. Поэтому мы не купаемся в огне, не жжём воду, не едим камни, не строим дома из яблок. Порядок вещей – основа подзвёздного мира.

***

Поход Бугоран-диюка на столицу Чинга стал наиболее бесславной страницей деятельности этого в общем-то достойного правителя. Поначалу двинулись бойко; кстати закончился и проклятый дождь. Но затем неудачи посыпались одна за другой: дикие газры отбили половину и без того тощего обоза, от плохой воды люди стали желтеть и просиживать в кустах дольше, чем собственно идти, ошиблись в расчетах и вышли не к броду Илуш, от которого до Уфани рукой подать, а много южнее – эта оплошность позволила уфаньцам подготовиться к обороне, а армия Чинга успела вернуться домой. В результате лашурцы оказались зажатыми с двух сторон. Катастрофа ждать не замедлила. В отчаянной битве Бугоран-диюк был полностью разгромлен, подписал унизительную и разорительную капитуляцию и в диком гневе возвратился домой – зализывать раны. Одну из них звали, как можно легко догадаться, Лан Гошон.

Все как один, даже недруги (эти первее всего) советовали ему бежать. Но побег в неизвестность страшил сильнее домашней кары. Поэтому Гошон заперся в своей библиотеке и, трясясь от ужаса, перебирал свитки. Это чуть успокаивало. Он попытался было составить речь в свою защиту, подобрал с десяток крепких аргументов, настоянных, как чай на травах, на примерах из старины; но не смог вымолвить ни слова, когда предстал перед сверкающими очами хаана. Все, Гошон в том числе, ждали смертной казни. Но Бугоран не был бы правителем, если бы плохо разбирался в людях. Снести голову книжному червю? Невелика заслуга. Настоящим наказанием будет заставить червя самому потерять голову; пускай корчится в дорожной пыли тот, кто ещё недавно наслаждался пылью книжной. Лишить Лан Гошона всех привилегий и имущества, особливо книг и свитков, выгнать на улицу и следить, чтобы никто в стране не давал ему никакой работы, связанной с чтением, письмом, обучением, советами и прочими умственными вещами. Пусть пашет землю, вяжет лапти, продаёт пончики – да мало ли на земле трудных, но достойных занятий! Таков был великодушный указ Бугоран-диюка, пятнадцатого императора Лашура. Таково отныне проклятие Лан Гошона – хуже смерти, горше презрения, отвратительней опалы. Забвение имя ему.

***

Раздел семнадцатый, список шестой. О выживании никчемных

Если ты на что-то годен, то можешь, стремясь к успеху, потерпеть неудачу. Если ты ни на что не годен, откуда взяться неудаче? Над кривым Бяо смеялись в деревне все: и вид у него был дурной и тщедушный, и из рук всё валилось, и двух слов связать не мог. А как нагрянула война, ушли и не вернулись все мужчины деревни. Лишь кривой Бяо по-прежнему бегал по улицам и пел свои глупые песенки. Если человек не знает, в чём ценность жизни, он не потеряет жизнь ни при каких обстоятельствах.

***

Нищий старик медленно брёл по дороге. Солнце яростно поливало одинокую фигуру жаром, словно негодуя, что нет других свидетелей его могущества и великолепия. Окружающая местность была суха и пустынна; только на горизонте белевшие горы обещали нескорую прохладу. Похоже на страну Фэйлап, медленно подумал старик. Где-то здесь, как уверял Жилон Географ, водятся Жёлтые звери – у них тело лошади, вместо ног змеи, а голова птичья. Если выпить их слюны, будешь жить тысячу лет. Но старик не хочет жить тысячу лет; он хочет скоро умереть. Память – всё, что осталось от многоучёного Лан Гошона. Ни имени, ни книг, ни друзей – только память, да и та слабеет день ото дня. Всё бы забыл старик, но главного не забыть: того, как несправедливо обошёлся с ним проклятый хаан и как сладка будет ему месть: на этом свете или на том. Только как может отомстить ничтожный попрошайка великому правителю, уже давно оправившемуся от поражения под Уфанью и победоносно воевавшему на равнинах Эзгиль? Никак, а всё ж хитроумный план есть – лишь бы на этот раз сработал.

Ох и побросала злая судьба Лан Гошона по городам и весям! Он ел суп для бедняков в Чуруе, поденствовал в Марже, страдал от лихорадки в Коворее. Его били в Огоме, травили огромными псами в Рузе, сажали в тюрьму в Кае. Вшей он уже давно по-философски не замечал, чувства голода тоже; с собаками и людьми было сложнее. Первые, все как один, считали своим долгом вцепиться в его штанины, приводя их и без того рваный вид в совсем уж предосудительное состояние; вторые – слава богам, не все! – или лениво замахивались на просящего подаяние старика, либо с браным криком прогоняли его – то ли знали о проклятии Лан Гошона, то ли по всегдашнему бессердечию своему. Гошону было утешительнее думать, что по бессердечию. Несколько лет продолжалась его трагическая одиссея, в которой он познал жизнь сильно не такой, какой она описывалась в книгах; а познав, намеревался уже наконец тихо скончаться, как однажды, на ночевке в хлеву у постоялого двора, одна сумасшедшая мысль заставила его взвиться в воздух и издать яростный крик, переполошивший ослов. Ну конечно! Как же он не вспомнил раньше!

Эту книгу он купил в год Железного Дракона у странного торговца. Был тот крив, а хорошо видел, хил, а таскал много, слаб умом, а настоящую цену знал. Впрочем, Гошон и не торговался. В ту пору хаан ещё платил золотом за каждую страницу «Хроники», чего ж мелочиться. Торговец шепнул, что в книге содержатся редкие рецепты, редкие заклинания, а ещё важнее – редкие сведения о нужных местах и людях, что в тех местах проживают. Заинтересованный, в тот же вечер Гошон книгу прочёл. Было там действительно немало любопытного, немало и сомнительного, но верхом и того и другого было сообщение о горе Читань, где в пещере живёт тысячелетний шаман. Водит он знакомство с духами Семи Вод и Восьми Огней, может отвести человека в иной мир и вернуть обратно, знает, как превращаться в бесплотного призрака-гура и нежить-макци. И за услуги свои не берет ни лана; только не перед каждым является; лишь перед тем, с кого и взять-то нечего. И живёт тот шаман за страной Фэйлап, за горами Щюз.

***

Раздел двадцать третий, список десятый. О победах проигравших

Даже смерть может послужить делу, даже поражение может принести победу. В царстве Сога пришёл к власти Батод – человек подозрительный и жестокий. Он отправил в трудный поход всеобщего любимца, молодого генерала Хая, а когда тот возвращался домой с победой, не придумал ничего лучшего, как объявить его вне закона и казнить всю его семью. Добродетельный Хай не стал воевать со своим же народом; он заперся в комнатке трактира с намерением принять яд. Но его успел разыскать Юпан, тайный посланник царства Фирс – давнего врага Сога. Юпан спросил Хая, хочет ли тот отомстить за свою честь и свою семью. Больше жизни, вскричал Хай, но не знаю, как это сделать. Я знаю, сказал Юпан. С детства я учился убивать с трёх шагов; чтобы подойти к Батоду на такое расстояние, мне нужно показать ему нечто очень ценное. Что же это? – спросил генерал. Вашу голову! – ответил посланник. Хай всё понял. Покорнейше прошу принять мою голову, сказал он, встал на колени и одним взмахом меча лишил себя жизни. После этого Юпан завернул голову Хая в скатерть и повёз в Сога. Там его пропустили к Батоду. Пока тот жадно рассматривал голову своего врага, Юпан обнажил клинок и проткнул тирана. В суматохе ему удалось скрыться. Прибежавшая охрана нашла возле трупа Батода голову и окровавленный меч генерала Хая.

***

– Можешь не говорить, что привело тебя ко мне, ученый Лан Гошон. – Шаман, благообразный старичок с белыми бровями по грудь, усмехнулся. – Это знает даже собака, что порвала тебе штаны вон там, чуть ниже пояса. Но не бесстыдство просвечивает в дыре, нет, там сверкает жажда мести. Мести столь ярой, что поневоле удивляешься, откуда она в теле и разуме книжного человека?

– Давно нет книжника Лан Гошона, ценителя старинных историй и мудрёных хроник, – устало ответил пришедший. – Есть бродяга и пария, у которого несправедливо отняли всё. Теперь я хочу всё вернуть. Ты мне поможешь?

– Нельзя дважды сжечь одни и те же дрова, нельзя зажить той жизнью, которую уже прожил, – покачал головой шаман. – Даже смерть Бугоран-диюка не утолит твоё мщение, не вернёт тебе прежнюю жизнь.

– Это верно! – загорелись глаза Гошона. – А ты сделай меня гуром, призраком, что бродит в ночи. Стану я вечным проклятием царского дома Лашура, сведу с ума Бугорана и его потомков!