Текст книги "Основной конкурс (5 конкурс)"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)

Сказуемое для фантазии

***

Огромные искрящиеся снежные хлопья, похожие на стайки призраков, тихо опускались на землю. Иногда прилипшие к одежде они путешествовали вместе с человеком и становились невольными участниками чужих судеб.

Одна ранняя снежинка, назовем ее Предпраздник, лежала на головном уборе снеговика и мечтала о теплом местечке. Она к удивлению не любила холод, а к еще большему удивлению умела отличать свои мысли от мыслей вьюги и метели, где таких как она пруд пруди.

Предпраздник, будучи в плохом настроении, лежала на холодном оцинкованном ведре. Она не любила металл за отсутствие характера: в холод от него несло морозом, а в жару обжигающим огнем.

Предпраздник представляла себя искоркой в чарующем танце пламени. Только эта мысль ее и согревала.

Резкий порыв ветра сорвал Предпраздник с насиженного места и бросил сквозь людские массы на попечительство воздушного потока. В конце пути она надеялась встретиться с огнем.

А тем временем снежинки ласково падали, словно перья ангела.

***

По узкой улице, петляя между Дедами Морозами и Снегурочками, рядом шли двое. Один старался заглядывать во все встречные красные мешки, и другой был вынужден постоянно держать того в поле зрения. У одного красная вязаная шапка с ушами, у другого желтая с помпоном. Одному ровно столько, чтобы верить в летающие ковры и волшебные палочки, а другому намного больше, хотя тот тоже верил, но никогда не говорил об этом вслух.

– Ну чего ты опять врешь? – возмутился Ваня.

Старик широко улыбнулся.

– А вот чистая правда!

Дед и внук пересекли добрую половину пути от детского сада до дома, когда яркие огни, украшавшие магазинчики, ударились в дрожь. Стуча копытами, по улице прогромыхала повозка лошадей, груженная кучкой краснощеких и бородатых клонов Деда Мороза.

Ваня бросил взгляд на окно продуктового магазина, который уныло смотрел на мир пустыми полками. Подул несильный ветер, принесший запах хвои и смолы.

Для ребенка наступила торжественная тишина, как момент перед укусом сочного бабушкиного пирога с многочасовым ожиданием у горячей духовки. Ваня чувствовал что-то приходящее, что обязательно ему понравится. Ведь, Новый Год с дедом редкий раз был взаправду, оставаясь все больше в разделе мечтаний и несбывшихся надежд. И в подтверждении реальности происходящего мальчик схватил старика за руку и крепко сжал.

– А ты гигант! – восхитился тот и присвистнул. – Еще чуть-чуть и в шахтеры пойдешь горные породы руками разбивать.

Ваня точно знал, что дед шутит. Он всегда шутил. Мама часто говорила ему, что дедушка аферист: он продавал разные странные штуки, которые сам и делал. Мама называла их побрякушками.

Неловко лавируя между ветками кустарника, упала последняя снежинка, но горячий канализационный люк не смог почувствовать величественную красоту природы: снежинка на нем быстро превратилась в мокрое пятнышко.

Снегопад окончательно стих.

Ваня потянул деда в сторону и махнул рукой на яркую витрину магазина.

– Это ж Випус две тысячи! – охнул мальчик, – Давай зайдем, можно-можно?

Старик хитро прищурился.

– Ты ведь теперь не отстанешь?

– Не-а, – с серьезным видом ответил Ванька.

Звякнул наддверный колокольчик, и из-за прилавка высунулся сутуловатый продавец с большим носом, как будто вдоль его лица присел отдохнуть двугорбый верблюд.

– Чем могу помочь? – спросил он.

– Випус!

Мальчишка сорвался с места, а через секунду уже был полностью поглощен металлическими гранями новой модели робота.

– С Наступающим! – улыбнулся старик, отряхивая шапку с помпоном.

Молодой продавец хотел свистнуть парочку банкнот из новогодней выручки, но появление новых посетителей заставило его с задумчивым видом застыть над кассовым аппаратом.

– И вас, – отозвался он, – хотите купить робота? Последняя модель и всего за две тысячи, но вам скину сотен пять, Новый Год же.

На самом деле игрушка стоила ровно тысячу и ни копейкой больше, но молодой человек твердо решил устроить себе премию.

Дед наклонился над прилавком.

– Вы знаете, нет. Подарок уже есть, – он покосился на Ваню, восхищенно взиравшего на прыжковый ранец.

– А, понятно.

Продавец грустно вздохнул и посмотрел в окно.

– А снег-то закончился... – не пойми к кому, обратился он.

– Остальные выжили.

– Простите?

– Ну, насекомые.

Парнишка растерянно огляделся.

– И чему вас только в школах учат, – покачал головой старик. – Снег – это мертвые насекомые. Они, как и птицы на зиму улетают в теплые места, на Марс. Но слабые и медленные не могут вырваться из атмосферы в космос и, окоченевая на лету, ледышками сваливаются нам на головы. Бац! – Дед хлопнул ладонью по прилавку. – А в тропосфере ужасно холодно, скажу я вам, не так как на Уране, конечно, но все-таки.

Продавец медленно наклонил голову, подражая пернатым.

Старик рассмеялся. Молодой человек на миг просветлел, поняв, что попался на такую нелепую шутку.

– Я знаю, о чем вы думаете, – дед хлопнул того по плечу, – Но лучше вам не знать откуда берется дождь и не просите.

Продавец кивнул, повинуясь давно выработанной привычке не спорить с пожилыми людьми и психами. Особенно когда критерии соединяются в одном человеке.

– Мы скоро закрываемся, – сказал он.

– Мы?

Парень нервно дернул плечом и попятился.

– Ага, мы: четверо вооруженных охранников, да и инкассация с минуты на минуту будет.

– У вас такой денежный оборот!? – удивился старик, задумчиво почесывая голову под шапкой. – Ну надо же, а я дурак продал свой бизнес.

Продавец явно обрадовался новой теме для разговора.

– А в чем он состоял?

– Бизнес то? Изготавливали и продавали ножные протезы с последующим экспортом за альфу центавру. По деньгам еще куда ни шло, но времени уходило уйма! Зато добрые дела творили, это да-а-а...

– М-м-м.

Ветер на улице подхватил пригоршню снега и бросил в окно, послышался цокот ледяных дробинок о стекло.

– Так вы закрываетесь? – напомнил старик.

– А, да! Извините, – продавец развел руки в стороны. – Новый Год скоро, успеть бы до дома.

– А вы завтра работаете? – разочарованно спросил мальчик, дергая и теребя каждую деталь игрушки, старательно игнорируя надпись: «Не трогать».

– Только через три дня. – Бросил парень через плечо, закрывая кассу и подсчитывая наличность. Старик внимательно наблюдал за процессом, чем здорово того разозлил.

– До свидания, – с кислой миной произнес продавец.

Дед схватил внука за шиворот и повел к выходу. У двери он обернулся.

– А на протезах мы и того меньше зарабатывали, но ведь дело то доброе...

Под ногами с азартом хрустел снег, будто мир находился за ушами, чей хозяин усердно трудился над вкусным блюдом. Людей на улице убавилось, многие уже сидели за накрытыми столами, а особо ярые любители праздников стало быть спали. Дед и внук стояли возле светофора и ждали зеленого сигнала.

– Мама говорила, что врать не хорошо. – Ваня дернул деда за руку.

– Разве я врал?

– Сначала насекомые, потом протезы, а вот мама говорила...

– Мама всю жизнь только и говорила, – перебил его дед, – а что толку?

Губы и подбородок мальчика задрожали. Старик раздосадовано цыкнул и присел рядом с ним на колено. Ваня хотел отвернуться, но дед мягко схватил его за подбородок и потянул к себе.

– Прости, мой мальчик. Старый я, иногда глупости говорю.

– Когда я в школе начал пересказывать твои истории меня выгнали с урока, – хлюпнул носом Ваня и посмотрел в глаза деду.

Тот усмехнулся и щелкнул пальцем по красному носу мальчишки. Светофор предупредительно мигнул и загорелся зеленый.

– Вы идете, нет!? – возмутилась огромная усатая женщина с ворохом сумок. – Дорогу не загораживайте!

– И вам счастливого Нового Года! – крикнул ей вдогонку старик.

Ваня вытер посиневшим от холода кулачком нос и подтолкнул деда на дорогу.

– Пойдем, а то опоздаем. Бабушка обещала сделать торт.

Силуэты спешащих домой людей смазанными пятнами отражались в проезжающих стеклах автомобилей. Те отчаянно сигналили и месили снег в грязную массу.

Дед остановился, и Ваня недоуменно на него уставился.

– Ну чего ты?

– Пойдем, присядем.

Снег толстым слоем покрыл скамейку и метра два тротуара до нее. Старик вытащил из кармана пальто черную коробочку с изображением солнца и кинул в сугроб. Предмет провалился, оставив после себя глубокий тоннель. Несколько секунд ничего не происходило, а потом оттуда столбом вырвалось голубое свечение, которое накинулась на сугроб, яростно его пожирая. Снег с треском и шипением прижимался все плотнее и плотнее к земле и через миг вовсе исчез, обнажив влажную почву. Запахло затхлой листвой.

– Ух ты! Крутоте-е-ень! – заорал во все горло мальчишка.

– Иногда с протезов детальки оставались, – задумчиво произнес дед. – То ли напарника просчет, близорук он был... в общем, делали иногда разные штуки.

Ваня дернул деда за подол пальто.

– Как ты так? А арбалет сможешь сделать? А море растопить? А значит правда, ну, про насекомых?

Из щелочки в земле выполз ничего не понимающий жук и осторожно огляделся. В его маленьком мозгу не нашлось ответной реакции на такое явление природы, как лето посреди зимы, и усатое создание принялось с сонным видом закапываться в листву. От греха подальше.

Дед улыбнулся и, подхватив Ваню на руки, посадил к себе на колени.

– Я слышал, тебя в школе обижают? – тихо спросил он.

Мальчишка надул щеки и нахмурился.

– Ничего меня не обижают!

– Ну-ну, мне-то можно рассказать, чего уж.

– Они… – Ваня стиснул зубы, – …они идиоты.

– За что ты их? Это одноклассники?

Мальчик кивнул.

– Они не верят в волшебство, в Новый Год, даже в домового и того не верят! Деда, представь!

– Глупости какие! – охнул старик, – А кто носки прячет или доедает последний кусок колбасы из холодильника?

– Вот и я про то, – важно заметил Ваня.

– А ты сам веришь?

– Да…наверное. Гарри Поттера уже раз десять пересмотрел.

Дед зычно рассмеялся, распугав воробьев, которые с диким чириканьем сорвались с заснеженного тополя и умчались вдаль. Охапка снега упала на красную шапочку Ваньки, и старик смахнул ее на землю.

– Главное, чтобы сам верил. Ведь, когда ты говоришь, что не веришь, к примеру, в фей, то в мире умирает одна фея. Слова они того, имеют особую силу. Не посмотри, что лгунам все сходит с рук, под конец жизни к ним все вернется. Уж я то знаю чего, пожил.

– А сколько тебе лет?

Старик на секунду задумался.

– Много, – наконец ответил он. – Однозначно больше чем тебе.

– Даже нашей кошке больше лет, чем мне. Нашел что ответить, – надул губы Ваня.

Дед поправил шапку на голове мальчика.

– Ну, прости. Я по глупости молодой сунул нос в пространственно-временную петлю и меня так шандарахнуло! Вот, а потом время для меня стало таким быстрым, что я и не поспеваю за ним. Только подумаю позвонить тебе, как мигом все вертится, и вот я уже рядом с тобой иду за руку. Ты ведь сегодня должен был один из садика домой идти? Верно? – осторожно спросил дед.

– Угу, тетя позвонила воспитателю и сказала, что не сможет забрать. Мне не привыкать, – с грустью добавил Ваня.

– А ты помнишь, как я оказался рядом с тобой?

– Не-а, я просто захотел.

– Вот именно.

– Так ты правда был на другой планете и услышал мой зов?

Ваня высунул язык и поймал упавшую с дерева снежинку.

– Мне подсказала звезда.

– Звезда?

– Конечно, и ты можешь их слышать, если захочешь. Мысли, как и слова тоже имеют силу, я то знаю. Все живое и неживое в мире и во Вселенной и даже на обратной ее стороне состоит из атомов. Когда человек умирает, атомы его души поднимаются высоко-высоко вверх, и в космосе из них строятся новые звезды. Если внимательно посмотреть на ночное небо сможешь увидеть лицо звезды. Оно состоит из лиц твоих родственников, друзей и…родителей.

– А они тоже там? – с надеждой спросил Ваня.

– Я был рядом со звездой, с портретами твоих мамы и папы. Они и сказали, что ты меня ждешь.

– Значит, они сейчас смотрят на нас?

Мальчишка заерзал на коленях деда.

– Они всегда смотрят за нами, даже когда ты этого не замечаешь.

– Ммм…

– А когда тебя опять будут обижать в школе, ты мысленно представь своих обидчиков в… ну, что для них самое страшное?

– Я не знаю, – Ваня задумался, – Колька боится, что Марина его не полюбит, а Ваське родители могут отключить интернет. У него там важные дела, он – хакер.

– Ну, так и представь это! Мысленно вообрази, что к Кольке подходит Марина и бьет его ранцем по голове.

– Ха! – Ванька широко улыбнулся.

– Главное в этом хитром деле понять процесс, а уж ежели понятно, то и не хитрый он вовсе. А так, плюнуть и растереть.

– А как понять этот самый процесс?

Дед слегка подтолкнул Ваньку и тот спрыгнул на землю. Затем старик встал рядом и наклонился.

– Закрой глаза. Закрыл? А теперь жмурься. Жмурься до темноты, до маленьких ярких точек, словно ты созведие рядом с солнцем. Представь себя со стороны. Получилось?

– Глаза болят, – пожаловался Ванька.

– А увидел что? Космос, планеты, голубой шар? Может, красный?

– Не-а.

– Мда, а это сложнее, чем я предполагал.

Старик посмотрел в небо и тихо прошептал: – «Так может не стоит…»

– Давай так, – он положил руку на плечо мальчику, – Я тебе скажу, что надо делать, а уж получится аль нет, как повезет. Договорились?

– А ты пойдешь со мной к бабушке? – вдруг спросил Ваня.

– Ой, ты знаешь, не люблю я всю эту суету: застолье, гости, песни…

– Бабуля говорила, что убьет тебя, если еще раз увидит.

Старик фыркнул.

– Да она первая мне обрадуется, для виду кремень, а внутри милейшее создание. И не постарела совсем…

Дед втянул воздух и поморщился, пытаясь вспомнить аромат оранжереи, в которой они познакомились. От мороза запершило в горле.

Ваня кулаком легонько ударил старика в ногу.

– А если научусь, то смогу захотеть и ты придешь?

– Если только не жалко деда, – он почесал голову под шапкой. – Злая она, твоя тетя.

– Она подарила на день рождение Випус прошлой модели, – резонно заметил Ванька.

– Ну да, ну да.

– Ты всегда уходишь, хоть раз мог бы остаться.

Дед вздохнул.

– Так уж получается, я иной раз и не хочу уходить, а надо.

– Зачем? Тетя говорит, что ты мошенник.

– И ты ей веришь?

– Не знаю. Ты всегда уходишь.

Старик ткнул указательным пальцем в лоб Вани.

– Я всегда здесь и никогда тебя не брошу. И родители твои никогда тебя не бросят. И все самое лучшее в этом мире всегда с тобой, главное уметь воспользоваться. Ты должен хорошенько это представить, просто захотеть. И все исполниться. Если попытаться, то может что-то и получиться, а если не пытаться, то точно ничего не выйдет.

– Хочу лимонад! – заявил мальчик.

Дед усмехнулся и покачал головой.

– Нужно представлять не предметы, а ощущения, которые они вызывают. Все что еще не произошло. Вот что ты сейчас хочешь?

Ваня внимательно посмотрел на деда.

– А теперь представь, – продолжил старик, – даже если не получится, всегда продолжай представлять. И когда-нибудь все исполниться.

– Что, прямо все-все!?

– Абсолютно! Еще раз повторю: верь и жди. Все запомнил?

Ванька с энтузиазмом кивнул.

– Ага!

– А теперь иди и принеси чудо-шкатулку, вон она на земле лежит. Пора уходить.

Мальчик подбежал к коробке, и когда взял ее и обернулся, деда уже не было, а прибор в его руке оказался черным шерстяным носком.

Между тем на скамейке лежал новенький «Випус 2000» слегка припорошенный снегом. Согревающее действие чудесной коробки закончилось, и Ваня поежился: то ли от холода, то ли от обиды.

Жук осторожно высунулся из-под бурой травы, покрытой ледяной коркой. Его движения сковывал холод, и усики обшаривали поверхность земли с медлительностью улитки.

Когда Ванька нес робота домой, то не мог оторваться от его металлических доспехов, которые в свете ночной звезды переливались особым магическим светом.

Мальчик посмотрел в темное небо и постарался представить бабушку здоровой, без костылей и с улыбкой на лице. Ваня вспомнил радость, с которой она встречала его с садика и водила в зоопарк.

Через месяц мировую общественность взорвало сообщение об уникальных ножных протезах, чей автор пожелал остаться неизвестным.

Жук поднял голову к небу, и в его глазах, размером с булавочную головку, отразилась падающая звезда. Может быть, он хотел представить себя птицей или даже целой планетой (кто знает, о чем мечтают жуки?), но за миг до рождения этой мысли, он умер от холода.

***

Предпраздник последние минуты ловила на себе восхищенный взгляд маленького человека в красной шапке. Он смотрел на нее с затаенной любовью, и в его глазах танцевало то самое пламя. Предпраздник откуда-то знала, что всякий человек всегда тянется к теплу, а значит, хозяин красной шапки поможет исполнить ее заветное желание. Она представила, как, оставляя влажный след, соскользнет по металлическим граням ее временного убежища.

Предпраздник верила, что конец окажется началом.

А тем временем высоко над Землей ярко мигнула только что рожденная звезда. На следующий день кто-то будет клясться и божиться, что был совершенно трезв, когда прошлой ночью видел в небе улыбающуюся рожицу жука.

–

Снящийся спящим

Опять тот же сон. Раскаленная пустыня, покрытая трещинами, из которых вырываются языки багрового пламени. Над головой, очень высоко – синее небо с пухлыми белыми облаками. Пустыня и небо – словно из разных миров. Они стараются не обращать друг на друга внимания, и у них это отлично получается.

Впереди – высохшее дерево с ветвями цвета выбеленной кости. Под деревом сидит человек, обняв худые ноги и уткнувшись лбом в колени. Анатас приближается к нему, хочет заговорить, но гортань пересохла, и вместо заготовленного вопроса с губ срывается сиплый клекот. Человек вздрагивает, поднимает голову, глаза у него огромные, с расширенными от боли зрачками, единственно живые на высохшем лице-маске. Он тянет к Анатасу руки с растопыренными пальцами, то ли закрываясь от него, то ли пытаясь встать. Ему бы помочь, но Анатас всякий раз застывает, словно в параличе. Нет сил пошевелиться, нет сил даже облизнуть пересохшие губы. Голова раскалывается от напряжения, сердце бьется где-то в горле, на всем теле выступает и мгновенно испаряется под жарким солнцем пот, но паралич никак не одолеть. Человек у дерева понимает, что помощи не будет, глаза его вспыхивают яростью и сразу гаснут, голова запрокидывается вверх, а тело начинает растворяться в стволе дерева. Последними среди складок коры исчезают глаза.

Анатас всхлипывает и просыпается.

И долго лежит в кровати, пытаясь избавиться от бессильной ярости, перешедшей к нему от человека из сна. Он всегда гордился своей флегматичной уравновешенностью, недаром в имени «Анатас» есть что-то прибалтийское. Похоже, кто-то из его предков родом с неторопливой, прохладной Балтики. И вот он, профессионал, мастер снов, никак не может выкарабкаться из своего собственного ночного кошмара, глупо транжиря драгоценные минуты!

И только когда времени не остается совсем, Анатас вскакивает с кровати и начинает метаться по комнате, подгоняемый отчаянно стучащим сердцем. Хорошо еще, что места у него в модуле немного. До всего необходимого – буквально рукой подать! Кровать едва успевает скрыться в стене, а струи контрастного турбодуша уже массируют его тело, окончательно смывая остатки сна. Горячий-холодный, горячий-холодный, вон – дурь из головы! Слабость, сомнения и липкий пот – прочь, вниз, в решетчатое отверстие водостока!

А вот и завтрак – пища богов! Кофе с ароматом, идентичным натуральному, тост с рапсовым маслом и крохотная баночка клубничного варенья – пять минут блаженства в любое другое утро, но не теперь. Сегодня главное – не опоздать, не дать случайности помешать задуманному. А то пустыня и человек у высохшего дерево так и будут каждую ночь откусывать от Анатаса по кусочку, как от живого тоста. Пока как-нибудь с утра вместо него на простыне не останется только пара высохших крошек.

Три минуты на одевание, прощальный чмокающий звук дверной мембраны (и я тебя тоже люблю, дорогая! Не скучай. Может, еще увидимся!), пробежка по коридору и прыжок в зеленоватый колодец лифта. Пока летишь до нужного входа в тьюб, есть секунд пятьдесят, чтобы собраться с силами и все еще раз обдумать. Чертов сон! С него все началось, похоже, в нем – и закончится.

Подсвеченное красным горизонтальное отверстие замирает на расстоянии вытянутой руки. Красное сияние сменяется зеленым – можно входить. Нырок вперед, в плотные объятия силового поля, пульсирующего в могучей перистальтике, и тело затягивает в туннель, словно в гигантский пищевод. Все – поехали! Теперь перевернуться на спину, сложить руки на груди и расслабиться. Еще бы глаза закрыть, но нельзя. Однажды он задремал и проехал свою станцию. А пока выбирался обратно, потерял больше часа и чуть не вылетел с работы. Шутка ли – на одно вакантное место десяток живых желающих, да еще сотни спящих. Начальство церемониться не будет, аннулирует пропуск, и входная мембрана больше не пустит тебя в офис, где счастливый новичок уже сметает со стола твои пожитки в картонную коробку.

Так что лучше не рисковать, особенно сегодня. Анатас округлил слипающиеся от недосыпа глаза и стал следить за цветными змейками рекламы, увязавшимися за ним в тьюбе, словно стая коралловых рыбок за акулой.

– «Тысяча и одна ночь – абонемент на киберсекс со скидкой!» – спасибо, ребята, мы пока сами справляемся!

– «Модули с реальным видом на небо. Ипотека. Обмен на внутренние органы. Реабилитация и протезирование – в подарок» – опять-таки, спасибо. Оно надо, в обмен на собственную почку?

– «Нет больше сил? Не видите выхода? Выход есть! Драма-Центр – мир на выбор и на заказ». О, реклама родной конторы! Добрый знак!

Анатас легонько трогает пальцем мерцающую змейку, и она мгновенно раздувается от счастья, занимает все поле зрения, оттесняя подружек в стороны. Он пробегает глазами знакомый текст, кивает и касается пальцем мерцающего в правом верхнем углу крестика. Змейка вспыхивает салютом цветных искр и гаснет. Самое время. Приехали. Офис.

Над выходом из тьюба мерцает полукруглая вывеска компании. Собственная станция – чертова роскошь, но контора Анатаса может себе позволить раскошелиться.

В мире, где нет болезней, где любой, вышедший из строя орган можно заменить не слишком удобным, но практически вечным протезом, страх смерти отступил в самый темный угол человеческого сознания, и на первое место вышел другой страх – ненужности и тесноты. Машина делает любую работу лучше и быстрее человека, даруя ему возможность относительно благополучного безделья. Но только до того момента, пока плодящихся и неумирающих людей не становится слишком много. И тогда людям приходится потесниться. И еще потесниться. И еще. И если бы не Драмы, бог знает, до чего дошел бы человек, зажатый между наковальней вечной жизни и молотом скудеющих ресурсов?

Драма – это созданный профессиональным драматургом сон, который, в принципе, может продолжаться вечно. Специальная капсула обеспечивает спящего питанием, отводит продукты жизнедеятельности и даже делает ему массаж, чтобы не дать мышцам атрофироваться. Бывают групповые драмы, например – медовый месяц на райском острове, где кроме новобрачных больше нет ни души. Или боевая операция группы коммандос в джунглях, кишащих странными пришельцами из другого мира. Но вот только в последнюю сотню лет групповые, активные драмы популярностью не пользуются. На смену им повсеместно пришло одинокое созерцание морского заката, струящейся в горном ручье воды, или раскаленного средиземноморского полдня, тонущего в оглушающем треске цикад.

Люди словно бы ослабли, устали от движения, от череды сменяющих друг друга событий и вплотную приблизились к вечности, от которой их теперь отделяет только прочная, как скала, стена современной медицины. Потому, что жизнь человека – это абсолютная ценность. Последняя, пожалуй, из оставшихся в этом мире.

Ну, а драматург – одна из немногих оставшихся на Земле профессий, которую не может полностью заменить машина. Конечно, создать картинку и анимацию может и компьютер, но вот подобрать каждому клиенту драму по вкусу, чтобы не вызывала стресса, отторжения, усталости – задачка посложнее. Ведь многие проводят во сне десятки лет, а за такой срок даже какая-нибудь мелкая неудачная деталь, фальшивый звук, раздражающий запах может настолько надоесть, что приведет к аварийному выходу из драмы. С самыми тяжелыми последствиями для драм-компании. Так что права на ошибку у драматурга нет. Анатас бережно хранит вкусы, слабости и фобии тысяч своих клиентов в специальном досье и, кажется, знает о них даже то, в чем они сами себе никогда не признаются.

Вернее, знал. Еще год назад назад он гордился своей работой и чувствовал себя практически богом, держащим в руках ниточки, на других концах которых – желания и эмоции тысяч людей. А потом начался Кризис. По странному стечению обстоятельств первыми пострадали клиенты Анатаса. И тогда же (еще одно совпадение!) к нему впервые пришел сон про человека у мертвого дерева.

Анатас сперва решил, что потерял чутье. Творческий кризис бывает у каждого. Ничего страшного, надо просто переждать. И он немедленно попросил начальство о переводе. В компании Анатас был на хорошем счету, и ему предложили должность оператора Драм. Каждый день на своей новой работе он касался сознания миллионов, десятков миллионов спящих – и повсюду встречал одну и ту же картину: усталость, горечь, страх.

«Овощи» (Анатас ненавидел этот термин, но среди коллег он стал почти официальным) перестали тихо лежать на грядках. Они стали страдать. Гладкая ткань драмы рвалась, и через нее в сны входило что-то ужасное, заставляющее людей биться в сильнейших припадках, разнося в дребезги прочный пластик капсул, или, наоборот, впадать в оцепенение, из которого их приходилось выводить с помощью средневекового электрошока.

Симптомы были похожи на те, что мучали людей во времена до драм, когда человечество сходило с ума от тесноты и бесцельности существования, лишенное машинами работы, а своими согражданами – пространства для жизни. Тогда выход был найден, но куда идти сейчас? Из сна одна дорога – обратно в реальность, но там для большинства людей места нет.

По этому поводу была написана куча статей, сделано сотни докладов, и все – впустую. Предсказуемо сошлись на том, что нужно усилить контроль, и в случае чего – использовать систему успокоительных инъекций, чтобы разволновавшийся клиент вовремя получил укольчик и не разбил свою драгоценную голову о хрупкое оборудование.

Легко сказать – контроль. Попробуйте проконтролировать десятки миллиардов клиентов! К счастью, там, где человеку не хватает сил, ему на помощь приходит компьютер. Совсем без человека обойтись нельзя, однако специальная сеть, покрывающая всю Землю, дает оператору глобальную картину снов в виде звездного неба, каждая из звезд на котором – человек в капсуле. Компьютер разносит звезды в разные облака-галактики по цветам, согласно нервному состоянию спящего – от спокойного синего до тревожного ярко-красного, а человек-оператор следит за облаками и вмешивается, когда что-то идет не так.

Звучит просто, но в реальности нагрузка на оператора бывает почти нечеловеческой. Самый опытный профессионал не в состоянии выдержать более получаса непрерывного дежурства, поэтому работа оператора распределена равномерно между лучшими сотрудниками всех земных драм-центров. И сегодня – очередь Анатаса.

Все время, пока бушевали споры о Кризисе, он стоял в стороне. И не потому, что ему нечего было сказать. Скорее, его до глубины души возмущал сам подход. Драматург не должен решать за клиентов. Кто дал ему право судить, ставить диагноз и прописывать успокоительное? Неужели нельзя просто спросить спящего? Люди во сне не умеют лгать. Пусть скажут сами, чего хотят!

Анатас пронесся по коридору, на ходу кивая коллегам, вбежал в Центр контроля, заблокировал входную мембрану и упал в кресло. Посмотрел на часы – минута до смены, слава Вечности, успел!

Он вытер со лба пот, надел видеошлем, пробежался пальцами по клавиатуре, вводя пароль. На экранах вспыхнула вселенная, состоящая из десятков цветных облаков – авторизация получена. Анатас пригляделся: о, а дела куда хуже, чем он читал в последней сводке! Почти половина экрана мерцает безнадежно-желтым и мрачным красным, словно подсвеченная каким-то нездешнем пламенем. Он вдруг замер от ощущения острого дежавю, словно это пламя – в чем-то родня ему, потом глянул на часы и, уже более не отвлекаясь, начал.

Пальцы порхали в воздухе, сортируя облака и отдавая команды, которые стремительно полетели в миллиарды капсул на Земле. Драмы спящих прервались, и каждому был задан один единственный вопрос.

Многие сказали «нет» или не нашлись, что ответить, и их сон прервался искусственным пробуждением. Жестоко? Пусть. Желающие могут уснуть снова. Вот только вряд ли их будет много после сегодняшнего выпуска новостей. А значит – покинувшим капсулы людям придется что-то делать с этим миром наяву.

И многие ответили Анатасу «да», хотя ответ звучал по-разному:

– Грубо, как проклятие и вызов равнодушным богам;

– Нежно, как согласие, данное любимому человеку;

– Холодно и сухо, как подтверждение невыгодной, но единственно возможной сделки.

И повинуясь, Анатас отдал приказ системе инъекций, а потом повторил его еще два раза, отвечая на тревожные запросы системы безопасности.

И темно-красные облака на экране стали просто темными, растворившись во тьме, а из осиротевших капсул раздался унылый вой сирен, словно Реквием машинного мира.

Анатас устало стащил с головы шлем и, не обращая внимания на тревожный стук в заблокированную мембрану, откинулся в кресле, накрыл ладонью заготовленный для себя шприц и закрыл глаза. Возможно, смерть – не конец, и он еще встретит своего человека из сна? Что ж, ему в первый раз не будет стыдно смотреть тому в глаза. Кем он будет для тех, кому помог покинуть этот мир? Проклянут ли они его? Восславят ли? Как назовут?

***

Облака высоко в небе пришли в движение, впервые за сотни лет. Они собрались над сухим деревом и пролили на него дождь, тоже впервые. Белые сучья потемнели, заблестели от влаги, на кончиках ветвей появились крохотные зеленые почки.

У свода гостеприимно распахнутой пещеры, ведущей вниз, в мерцающее пламя, Анатас обернулся и застыл, внимательно глядя на дерево. Худой человек, которого он вел за руку, обернулся вслед за ним и спросил:

– Что там, Снящийся?

– Это яблоня, – ответил Анатас, – на ней вырастет яблоко, которое, если людям повезет, однажды станет яблоком раздора.

– Что такое «раздор»? – спросил человек.

– Раздор, дружище, это борьба, удел сильных. Без него нет жизни, а только пустыня и сухое дерево.

– Я тоже хочу яблоко, – пожевав потрескавшимися губами, сказал человек. – Зачем ты увел меня? Зачем приходил в мой сон? Ты обманул меня!