Текст книги "Зеленоглазое чудовище. Венок для Риверы"

Автор книги: Найо Марш

Соавторы: Патрик Квентин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 33 страниц)

2

– Шесть месяцев, – надув щеки и ни к кому конкретно не обращаясь, сказал лорд Пестерн.

– Так вы знали об этом, милорд? – спросил Фокс, и лорд Пестерн нахально ухмыльнулся ему в лицо.

– Я не детектив, – сказал он, – и мне не обязательно дожидаться, когда наркомана начнет скручивать, чтобы понять, в чем дело.

С довольным видом он покачался с пяток на носки и пригладил волосы на затылке.

– Я интересовался наркобизнесом, – распространялся он. – Омерзительная картина. Наркотик напрочь разрушает тело, и ни один человек с мозгами не станет рисковать. – Он посмотрел на мальчиков Бризи и ткнул в их сторону пальцем. – А вы, ребята, куда смотрели, черт вас возьми.

Смущенные и растерянные оркестранты ерзали, откашливались и переглядывались.

– Наверняка вы должны были догадаться, – сказал Элейн. – Он ступил на неверный путь, и вы это понимаете.

Как выяснилось, уверенности у них не было. Хэппи Харт объяснил: да, они знали, что Бризи принимает какое-то лекарство от нервов. Специальное наркотическое средство. Дирижер время от времени просил знакомых купить его в Париже. Говорил что-то о бромиде. По словам контрабасиста, Бризи был очень нервным. Первый саксофон добавил что-то о точности попадания в цель и оживлении трупов. Лорд Пестерн произнес краткую непечатную тираду, и музыканты посмотрели на него с осуждением.

– Я сказал ему, чем это кончится, – добавил он. – Даже угрожал ему. Вот мои слова: «Если вы, черт возьми, не сделаете над собой усилие, я сообщу в прессу. В „Гармонию“, например». Я с ним говорил об этом сегодня.

Эдуард Мэнкс издал короткий возглас с таким видом, словно желал бы проглотить собственный язык.

– А кто помогал ему искать эту чертову таблетку? – глядя на лорда Пестерна, спросил Скелтон.

– Концерт должен был состояться, – быстро нашелся тот, – разве не так? Не мутите воду, мой добрый ослик.

Вмешался Элейн. Снова вернулись к инциденту с таблеткой. Лорд Пестерн описал, как он обшаривал карманы Бризи, и похвалился своим успехом.

– По-вашему, ребята, это называется «вскрыть парня», – закончил он для Элейна.

– Обыск происходил сразу затем, как мистер Скелтон проверил револьвер и вернул его лорду Пестерну? – спросил Элейн.

– Верно, – согласились музыканты.

Лорд Пестерн, после проверки вы хотя бы на минуту выпускали револьвер из-под своего контроля, может быть, клали куда-нибудь?

– Определенно нет. Он лежал у меня в заднем кармане брюк вплоть до момента, когда я вышел на сцену.

– Вы не осматривали ствол, после того как мистер Скелтон возвратил его вам?

– Нет.

– Я осматривал другой револьвер, – громко сказал Скелтон.

Элейн задумчиво посмотрел на него и повернулся к лорду Пестерну.

– Кстати, нашли вы что-нибудь в карманах мистера Беллера?

– Бумажник, портсигар и носовой платок, – с важным видом сообщил лорд Пестерн. – Таблетка была завернута в носовой платок.

Элейн попросил поподробнее описать сцену обыска, и лорд Пестерн с удовольствием рассказал, как Бризи стоял перед ним с поднятыми руками, держа в одной дирижерскую палочку, словно сейчас сделает резкое движение ею вниз, и как он собственноручно, тщательно и ответственно проверил каждый карман.

– Если вы думаете, – добавил он, – что дротик мог быть спрятан на нем, то вы ошибаетесь. Там его не было. И потом, он не имел доступа к револьверу и ничего не совал в карман. Могу поклясться в этом.

– Бога ради, кузен Джордж, – с нажимом сказал Нед Мэнкс, – думайте, что говорите.

– Это бесполезно, Эдуард, – вмешалась леди Пестерн. – Из-за дурацкого самодовольства он ютов сам себя уничтожить. – Затем она повернулась к Элейну: – Я должна проинформировать вас, что, с моей и многих его знакомых точки зрения, эксцентричность моего супруга такова, что делает его заявления абсолютно ненадежными.

– К чертовой матери! – завопил лорд Пестерн. – Я самый правдивый человек из тех, кого знаю. А ты ослица.

– Пусть будет так, – проникновенным голосом сказала леди Пестерн и сложила руки на коленях.

– Когда вы вышли на помост, – продолжал Элейн, словно бы не заметив этой интерлюдии, – револьвер находился при вас и вы положили его на пол, прикрыв шляпой. Он лежал, мне думается, позади барабанов, возле вашей правой ноги. Почти у края помоста.

Фелисите открыла сумочку и в четвертый раз достала помаду и зеркальце. Вдруг рука ее непроизвольно дернулась, словно девушка решила выбросить помаду. Зеркальце упало к ногам и разбилось. Фелисите приподнялась. Сумочка соскользнула с колен, стекло скрипнуло под каблуками. На ковер высыпалось содержимое сумочки в следах пудры. Элейн быстро подошел к Фелисите. Поднял помаду и сложенный вдвое листок бумаги с напечатанным на машинке текстом. Фелисите выхватила листок у него из рук.

– Спасибо. Не беспокойся. Какая я глупая, – еле слышно сказала она.

Она смяла листок в руке и не разжимала ее все то время, пока другой рукой собирала мелочи, рассыпавшиеся по ковру.

– Почти у края моста, – повторил Элейн. – Итак, не греша против истины, можно сказать, что вы, мисс де Сюзе, мисс Уэйн или мистер Мэнкс могли дотянуться до сомбреро. По сути дела, пока кто-то из вашей компании танцевал, оставшийся за столом вполне мог это сделать? Все согласны?

Карлайл изо всех сил старалась держать под контролем мышцы лица. Она кожей чувствовала взгляд Элейна, бесстрастный и внимательный: он задержался на ее глазах, рте, руках. Вспомнила, что видела его – сколько часов назад это было? – за соседним столиком. «Я не должна смотреть ни на Фе, ни на Неда», – подумала она. Услышала, как Нед осторожно подвинулся в кресле. Зашуршала бумага в руке Фелисите. Затем раздался резкий щелчок, и Карлайл от неожиданности дернулась, словно ее ударило током. Это леди Пестерн раскрыла лорнет и теперь смотрела в него на Элейна.

– Вы ведь сидели за соседним столиком, Элейн, или я ошибаюсь? – сказал Мэнкс.

– По случайному совпадению, – вежливо парировал Элейн.

– Мне кажется, нам лучше не отвечать сейчас на ваши вопросы.

– Вот как? – чуть ли не шутливо спросил Элейн. – Почему?

– Очевидно, вопрос о том, могли ли мы дотянуться до этой шляпы или того, что…

– Ты прекрасно знаешь, Нед, что было под нею, – вмешался лорд Пестерн. – Под сомбреро лежала пушка. Вот и все.

– С этим сомбреро, – уточнил Эдуард, – связан вопрос, который может иметь для всех нас опасные последствия. Я хочу только сказать: совершенно независимо от возможности, которую мы не признали и которая заключается в том, что каждый из нас мог дотянуться до шляпы, определенно исключается вероятность следующего события: кто-то из нас вынимает револьвер из-под сомбреро, заталкивает в ствол кусок зонта и возвращает оружие на место и никто ничего этого не видит. Если вы не отрицаете справедливости моих слов, тогда предположение о любом подобном маневре смехотворно.

– Не знаю, не знаю, – с видом беспристрастного судьи заговорил лорд Пестерн. – Сейчас кто-нибудь расскажет про то, как включились лампочки на метрономе, как закачалась его стрела, что все смотрели только на меня и так далее. А по сути дела такое было вполне возможно. Клянусь, я ничего бы не заметил.

– Джордж, неужели ты хочешь погубить нас? – свирепым шепотом отозвалась на эти слова Фелисите.

– Я хочу знать правду, – громко выкрикнул ее приемный отец. – Я когда-то был теософом.

– Ты есть, был и всегда будешь имбецилом, – уточнила его жена и закрыла лорнет.

– Итак, – резюмировал Элейн, и внимание оркестрантов, работников и гостей ресторана переключилось с выяснения семейных отношений на детектива, – смешно вам или нет, но я задаю этот вопрос. Отвечать на него у вас, естественно, нет желания. Кто-нибудь из вас трогал сомбреро лорда Пестерна?

Все молчали. Официант, собиравший осколки разбитого зеркальца, посмотрел на Элейна с обеспокоенной улыбкой.

– Извините, сэр, – сказал он.

– Да?

– Юная леди, – продолжал он, кланяясь Фелисите, – сунула ручку под шляпу. Я обслуживал тот столик, сэр, и нечаянно заметил. Надеюсь, вы извините меня, мисс, но я в самом деле заметил случайно.

Карандаш Фокса шуршал по бумаге.

– Благодарю, – сказал Элейн.

– Это полный конец, – выкрикнула Фелисите. – Допустим, я скажу, что это неправда.

– Не советую, – возразил Элейн. – Мистер Мэнкс указал, что я сидел за соседним столиком.

– Тогда зачем спрашивать?

– Посмотреть, признаете ли вы начистоту, что в самом деле сунули руку под сомбреро.

– Человек думает дважды, – внезапно сказала Карлайл, – прежде чем сделать честное заявление, тем более когда речь идет об убийстве.

Она взглянула на Элейна – он улыбался ей.

– Вы совершенно правы, – сказал он. – Именно по этой причине дела об умышленном убийстве так трудны.

– Мы так и будем торчать здесь всю ночь, – спросил лорд Пестерн, – пока вы занимаетесь сплетнями? Никогда в жизни не видел такого чертовски любительского расследования. Заболеть можно.

– Давайте продолжим, сэр. У нас не больше желания сидеть здесь, чем у вас. Боюсь, прежде чем отпустить вас, нам придется всех обыскать.

– Всех нас? – торопливо переспросила Фелисите.

Все с чем-то похожим на ужас посмотрели на леди Пестерн.

– В дамской туалетной комнате этим займется дежурная, а в мужской – наш сержант, – сказал Элейн. – Не обессудьте, нам понадобятся и отпечатки ваших пальцев. Сержант Бейли к вашим услугам. Можем приступать? Может быть, леди Пестерн, вы будете первой?

Леди Пестерн встала. Ладная фигура в облегающем платье делала ее выше ростом. Все украдкой посматривали на нее. Она повернулась к мужу.

– Из множества унижений, которые я перенесла по твоей вине, – сказала она, – это наиболее нетерпимое. Его я никогда тебе не прощу.

– Бог ты мой, Си, – возразил он, – что за беда, если тебя обыщут? Хуже, когда у тебя нечистые мысли. Напрасно ты не прислушалась к моим словам о прекрасном теле тогда в Кенте…

– Замолчи! – оборвала она и удалилась в дамскую комнату. Фелисите нервно захихикала.

– Меня может обыскать кто угодно. Пожалуйста! – великодушно предложил лорд Пестерн и направился в мужскую комнату.

– Может быть, мисс де Сюзе, вы хотите пойти с матерью? – сказал Элейн. – Это допустимо, если вы считаете, что она бы не возразила.

Фелисите сидела в кресле, левой рукой сжимала сумочку, а правую прятала от чужих глаз.

– Я полагаю, матушка предпочтет принять мученичество одна, мистер Элейн, – сказала она.

– Что если вам пойти к ней и спросить? А когда она освободится, вы выполните свою часть программы.

Он стоял рядом с Фелисите и улыбался.

– Ну хорошо, если вы настаиваете. – Без всякого энтузиазма и, взглянув напоследок на Мэнкса, она последовала за матерью. Элейн немедленно уселся в ее кресло и обратился к Мэнксу и Карлайл.

– Я рассчитываю на вашу помощь в прояснении одной-двух мелких подробностей, которые нам необходимо знать, – сказал он. – Очевидно, вы оба обедали в доме лорда Пестерна «Герцогская Застава» – так он как будто называется – перед началом сегодняшнего концерта?

– Да, обедали, – ответил Эдуард.

– А кто присутствовал еще? Беллер, Ривера и, конечно, лорд и леди Пестерн. Еще?

– Больше никого, – сказала Карлайл и тут же поправилась: – Я забыла про мисс Хендерсон.

– Мисс Хендерсон?

– Она когда-то была гувернанткой Фелисите и оставалась в доме в качестве опоры и поддержки для каждого члена семьи.

– А ее полное имя?

– Я… я не знаю. Нед, ты когда-нибудь слышал, как полностью зовут Хенди?

– Нет, никогда. Она просто Хенди. Кажется Эдит. Хотя минуточку, – добавил он: – Не знаю, но Фе несколько лет назад сказала, что видела его в списке избирателей… если не ошибаюсь, Петронелла Ксантиппа.

– Не верю тебе, – сказала Карлайл.

– У человека редко оказывается то имя, которое для него придумал, – неопределенно сказал Элейн. – Вы не можете подробно описать мне вечер в «Герцогской Заставе»? Ясно, что, поскольку был Ривера, обед имел какое-то важное значение.

Карлайл подумала про себя: «Мы молчим слишком долго. Один из нас двоих должен отвечать сразу».

– Я хочу получить точный отчет, – вновь заговорил Элейн, – о вечере, если вы в состоянии это сделать. Кто и когда приходил? О чем вы говорили? Были вы все вместе основную часть вечера или разделились, к примеру, после обеда, и разошлись по разным комнатам? Обо всем этом я хочу знать.

Они заговорили вместе и тут же замолчали. Без воодушевления рассмеялись, извинились и каждый предложил другому продолжить рассказ. В конце концов бесцветным голосом заговорила Карлайл. Она приехала в «Герцогскую Заставу» около пяти и повидалась с тетей, дядей и Фелисите. Естественно, много говорили о вечернем концерте. Дядя был в приподнятом настроении.

– А леди Пестерн и мисс де Сюзе? – спросил Элейн.

Карлайл осторожно сказала, что в обычном для себя.

– А какое оно? – настаивал старший инспектор. – Веселое? Вы определили бы его как типичное для счастливой семьи?

– Дружище Элейн, как почти во всех семьях, – чуть развязно заговорил Мэнкс, – они терлись друг о друга, не… не…

– Вы хотите сказать, «не слишком соприкасаясь»?

– Ну… я бы…

– Нед, нехорошо пытаться представить дядю Джорджа и тетю Сесиль, – вмешалась Карлайл, – как пару, типичную для английской семейной жизни. Допусти, что мистер Элейн читает газеты. Если я говорю, что они были в обычном настроении, то имею в виду: обычном для каждого из них. – Она повернулась к Элейну. – В этом смысле, мистер Элейн, все было как обычно.

– Если позволите, мисс Уэйн, – мягко перебил ее Элейн, – вы, по-видимому, чрезвычайно чувствительная натура. Могу я попросить именно вас рассказать дальше?

– Но я не хочу, чтобы рядовой для них спор становился основанием для ваших подозрений.

– Они спорят всегда, – добивался Мэнкс, – и со страстью. Но это ничего не значит. Вам бы послушать их.

– А спорили они, например, о выступлении лорда Пестерна, о составе оркестра?

– О, да, – ответили оба.

– А по поводу Беллера или Риверы?

– Немного, – подумав, сказала Карлайл.

– Продавцы буги-вуги, – заговорил Мэнкс, – естественно, не во вкусе моей кузины Сесиль. Как вы могли заметить, она из разряда гранд-дам.

Элейн наклонился вперед и потер нос. Он похож, подумала Карлайл, на книжного человека, которого заинтересовала некая частность, затронутая в ходе бесконечного спора.

– Все это верно, конечно. Выстраивается очевидная и весьма эксцентрическая мизансцена. Все сказанное вами, несомненно, полная правда. Но, черт возьми, вы прекрасно знаете, что пытаетесь воспользоваться бьющей через край эксцентричностью в качестве дымовой завесы, чтобы прикрыть ею какие-то более глубинные причины и следствия.

Оба были изумлены и обескуражены. Карлайл на всякий случай сказала, что не понимает упрека.

– Не понимаете? – пробормотал Элейн. – Прекрасно! Попробуем разобраться? Беллер считал, что Ривера и мисс де Сюзе помолвлены. Состоялась ли помолвка?

– Нет, не думаю. А твое мнение, Карлайл?

Карлайл полагала, что ничего не было. Никакой помолвки.

– Только договоренность?

– Он хотел жениться на ней, я думаю. Я хочу сказать, – уточнила Карлайл, заливаясь румянцем смущения, – что знала об этом его желании. Не думаю, что Фе была готова на такой шаг. Даже уверена в этом.

– Как воспринимал ситуацию лорд Пестерн?

– Кто знает? – промямлил Эдуард.

– Мне кажется, все это не слишком его занимало, – сказала Карлайл. – Он с головой ушел в подготовку к своему дебюту.

Но в памяти ее всплыл лорд Пестерн, занятый отламыванием пуль от патронов, и она, словно въяве, услышала: «…гораздо лучше оставить это мне».

Элейн заставил их крупица за крупицей вспомнить вечер в «Герцогской Заставе». О чем велись разговоры перед обедом? Как разделилась компания потом, кто и в какие комнаты ушел? Что говорили и делали они сами? И неожиданно для самой себя Карлайл подробно рассказала о своем приезде. Нетрудно было припомнить спор между дядей и тетей о дополнительных гостях за обедом. Труднее стало, когда Элейн заставил ее вернуться к вероятности помолвки между Риверой и Фелисите, ибо старшего инспектора интересовало, кто говорил об этом и секретничала ли Фелисите с Карлайл.

– Мои вопросы кажутся не относящимися к делу, – сказал Элейн, предвидя желание Карлайл заявить то же самое, – но, поверьте мне, я никого не хочу обидеть. Все постороннее будет отброшено и забыто. Мы хотим нарисовать верную картину, только и всего.

И тут Карлайл показалось, что глупо и неправильно продолжать уклоняться от ответов, и она рассказала о беспокойстве и переживаниях Фелисите из-за Риверы. Почувствовав встревоженность Эдуарда, добавила, что ничего серьезного в отношениях молодых людей в действительности не было.

– Фелисите склонна городить всякую эмоциональную чепуху, – сказала она. – Я думаю, ей это просто нравится.

Однако говоря так, она знала, что взрыв Фелисите имел под собой более серьезные основания, она слышала, как дрожал голос девушки совсем недавно, и полагала, что Элейн обратил на это внимание. Карлайл становилось все труднее противиться его спокойной настойчивости, и все же любовь к подробностям доставляла ей удовольствие – она была точна в своем рассказе и с радостью художника ощущала себя способной кое-что опустить, кое-что исказить. Ей снова стало легко, когда речь зашла о том, как она в одиночестве провела перед обедом некоторое время в бальном зале. Она вновь ощутила ностальгическое чувство и неожиданно поведала Элейну, что пришла в бальный зал за воспоминаниями – они родились там, а она стояла и перебирала их, как драгоценности.

– Вы не заметили в зале зонтиков?

– Заметила. Они лежали на рояле, – поспешно сказала Карлайл. – Я вспомнила французский зонтик. Он принадлежит тете Сесиль. Вспомнила, как Фелисите играла с ним в детстве. Он разбирается на части. – Она услышала, как дышит Элейн. – Но вы и сами это знаете.

– Но тогда он был целым? Присутствовали все части стержня?

– Да-да.

– Вы уверены?

– Конечно. Я взяла его в руки и раскрыла. Это не радует вас, правда? Но зонт был в порядке.

– Хорошо. А потом вы вернулись в гостиную. Я знаю, такие подробности могут показаться чрезмерными, и тем не менее вы помните, что произошло дальше?

Не успев до конца осознать, где находится и с кем говорит, Карлайл рассказала о журнале «Гармония», и ей показалось безопасным упоминание о том, что одно из писем в адрес Г. П. Ф. явно было написано Фелисите. Элейн не подал вида, что его это заинтересовало. Зато непонятно почему сдавленно хмыкнул Эдуард. «Неужели я допустила оплошность?» – мелькнуло в голове Карлайл, и она поспешила перейти к рассказу о том, как дядя в своем кабинете отсоединял пули от патронов. Между прочим Элейн поинтересовался, как лорд Пестерн это делал, и, похоже, отклонившись от дела, умилился аккуратности и ловкости хозяина дома.

Карлайл привыкла отвечать на расспросы о чудачествах лорда Пестерна. На ее взгляд, дядя вел честную игру, и обычно она с удовольствием представляла на суд друзей свои острые, но добродушные словесные зарисовки его причуд. Его скандальная слава была так велика, что она полагала смешным что-либо скрывать. Так было и сейчас.

Затем она описала ящик, который был вынут из стола и занял место рядом с ее локтем, ощутила вдруг что-то вроде спазмы в области диафрагмы и замолчала.

Но Элейн тут же заговорил с Недом Мэнксом, и тот сухо и неторопливо поведал о своем появлении в гостиной. Какое впечатление произвели на него Беллер и Ривера? Он мало говорил с ним. Леди Пестерн пригласила его посмотреть ее вышивку.

– Gros point[18]18
  Вышивка крупным стежком (франц.).


[Закрыть]? – спросил Элейн.

– И petit point[19]19
  Вышивка мелким стежком (франц.).


[Закрыть] тоже. Как многие француженки ее поколения, она большая мастерица. В самом деле я не очень присматривался к гостям.

Наконец добрались до обеда. По словам Неда, за столом говорили о том, о сем и ни о чем в особенности. Он не в состоянии вспомнить подробности.

– У мисс Уэйн глаза и уши наблюдателя, – сказал Элейн, поворачиваясь к Карлайл. – Может быть, вы помните? О чем вы разговаривали? Как сидели за столом? Начнем с вас.

– По правую руку от дяди Джорджа.

– А кто сидел слева?

– Мистер Ривера.

– Вы помните, о чем он говорил с вами, мисс Уэйн? – Элейн открыл портсигар и предложил ей сигарету. Прикуривая от зажигалки стершего инспектора, Карлайл поймала взгляд Неда, который чуть заметно покачал головой.

– Пожалуй, он показался мне ужасным, – сказала она, – и глуповатым. Чересчур цветистые комплименты и этакая испанская вельможность – такую смесь нелегко вынести.

– Вы согласны, мистер Мэнкс?

– Полностью. У него не было чувства меры, и временами он меня просто смешил.

– Настолько оскорбительным было его поведение – вы это хотели сказать?

Ни Эдуард, ни Элейн не взглянули друг на друга.

– Он чересчур пыжился, стараясь придать себе значительность, едва ли можно усмотреть в этом оскорбительность.

– Были разговоры о сегодняшнем представлении?

– Да, конечно, и, должен сказать, меня не удивило, что официанты путались, кого именно нужно уносить со сцены. Я был поражен: и дядя Джордж, и Ривера оба хотели сыграть главную роль на сцене, и ни один не желал уступить другому право на носилки. Беллеру пришлось употребить все свои профессиональные способности, чтобы найти выход.

Элейн спросил, как долго мужчины оставались в столовой. Неохотно, чересчур неохотно, подумала Карлайл с растущим ощущением опасности, Нед рассказал, как лорд Пестерн увел Бризи в кабинет и показал ему холостые патроны.

– Итак, вы остались с Риверой и портвейном? – спросил Элейн.

– Да, ненадолго.

– Вы можете вспомнить свой разговор с ним?

– В нем не содержалось ничего, что могло бы помочь вам с расследовании.

– Этого знать заранее нельзя.

– Я не жаждал беседовать с ним. Он задавал всякие вопросы об отношениях между членами нашего семейства, и я отвечал постольку-поскольку.

– Как он реагировал?

– Я полагаю, никому не нравится, когда им пренебрегают, но, кажется, у него была достаточно толстая кожа.

– В самом деле произошла ссора?

Эдуард поднялся на ноги.

– Слушайте, Элейн, – начал он, – если бы я хоть в малейшей степени был причастен к этому делу, я пригласил бы адвоката и отказался отвечать на любые ваши вопросы. Я не причастен. Я не занимался фокусами и револьвером. Я не повинен в смерти Риверы.

«Вот оно, – подумала Карлайл, – Нед собирается продемонстрировать ему образец семейного темперамента. Боже, удержи его».

– Хорошо, – сказал Элейн и замолчал.

– Просто замечательно, – с величественным видом произнес Эдуард и сел.

– Значит, ссора произошла.

– Я просто показал ему, – закричал Эдуард, – что не хочу иметь дела с нахалом, и он вышел из комнаты.

– Вы разговаривали с ним после столкновения?

Карлайл вспомнила сцену в прихожей: двое стоят друг против друга, и Ривера прижимает руку к уху. Что же такое сказал ему Нед? Что-то смешное, как хулиганистый школьник: «Чтобы твоя шарманка прищемила тебе и другое ухо!» – выкрикнул Эдуард Ривере с явным облегчением.

– Я задаю эти вопросы просто потому, – сказал Элейн, – что у несчастного распухло ухо и мне хотелось знать, кто это сделал. Кожа на ухе порвана, а у вас на руке кольцо с печаткой.