Текст книги "Зеленоглазое чудовище. Венок для Риверы"

Автор книги: Найо Марш

Соавторы: Патрик Квентин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 33 страниц)

4

– Вот они, – самодовольно сказал лорд Пестерн. – Пять и еще пять в запас. Аккуратные, правда?

– По мне – да, – сказал Беллер, возвращая пустые гильзы, – но я в этом ничего не смыслю.

Лорд Пестерн вынул барабан и принялся вставлять в него патроны.

– Мы их сейчас опробуем, – сказал он.

– Ради всего святого, только не здесь, лорд Пестерн.

– В бальном зале.

– Перепугаем дам, не боитесь?

– Ну и что? – сказал лорд Пестерн. Вставил барабан в револьвер и толчком возвратил ящик стола на место. – Я должен без свидетелей убрать эту штуку. Идите в бальный зал. Сделаю дело и через минуту присоединюсь к вам.

Бризи послушно прошел в бальный зал и принялся, вздыхая, позевывая и посматривая на дверь, бесцельно бродить по нему.

С озабоченным видом вошел хозяин дома.

– А где Карлос? – спросил он.

– Думаю, в столовой, – с привычным громким смехом ответил Беллер. – Вы нас угостили чудесным портвейном, лорд Пестерн, сами понимаете.

– Надеюсь, он не наберется. Никому не нужно, чтобы на концерте он валял дурака.

– Не наберется.

Лорд Пестерн положил револьвер на пол, рядом с тарелками. Беллер беспокойно посмотрел на оружие.

– Хотел спросить вас, – заговорил лорд Пестерн, садясь за барабаны, – вы говорили с Сидни Скелтоном?

Беллер улыбнулся во весь рот.

– Ну, я еще не оправился… – начал он.

– Если не хотите, – прервал лорд Пестерн, – я сам скажу.

– Ни в коем случае! – выкрикнул Беллер. – Не думаю, что из этого выйдет толк, если вы меня понимаете, лорд Пестерн. – Он тревожно смотрел на хозяина, а тот повернулся к роялю и с видом человека, которому нечем себя занять, принялся изучать черно-белый зонт. – Я хочу сказать, Сид очень потешный. Очень горячий, если вы меня понимаете. С такими, как Сид, нужно обращаться бережно. Нужно поймать момент, если вы понимаете, о чем я.

– Зачем спрашивать, понимаю ли я, по поводу вещей простых, как выеденное яйцо? – раздраженно прервал Беллера лорд Пестерн. – Вы считаете, что у меня получается, – разве не ваши слова?

– Конечно, конечно.

– Вы сказали, если я сделаю музыку своей профессией, то буду не хуже ваших мальчиков. Сказали, что любой оркестр почтет за честь пригласить меня. Все так. Вот я и собираюсь стать профессиональным музыкантом и готов работать у вас в качестве полноправного барабанщика. Замечательно – так скажите об этом Скелтону, и пусть увольняется. Очень просто.

– Да, но…

– Он ведь легко найдет работу где угодно, верно?

– Да, конечно, но…

– Вот и договорились, – заключил лорд Пестерн. Тем временем он отвинтил у зонтика ручку и теперь внимательно разглядывал верхнюю часть стержня. – Разнимается на части. Довольно ловко придумано, а? Французская вещица.

– Послушайте! – решительно начал Беллер и положил мягкую белую руку на пиджак лорда Пестерна. – Я собираюсь говорить совершенно честно, лорд Пестерн. Вы поймете. В нашей игре все старо и сурово, как мир, если вы пони… я хочу сказать, что мне нужно со всех сторон обдумать ваше предложение, согласны?

– Вы сказали, что хотели бы иметь меня в своем оркестре, – напомнил лорд Пестерн. Голос звучал угрожающе, но вид у его светлости был каким-то отсутствующим. Он отвинтил небольшую секцию от верха стержня. Бризи зачарованно смотрел, как он поднял револьвер и с сосредоточенностью разозленного маленького мальчика вставил отвинченную трубочку в дуло, одновременно нажав большим пальцем на пружинный замок, чтобы он не мешал. – Подходит, – сказал он.

– Хи-хи, – выдавил из себя Беллер, – а пушка заряжена?

– Конечно, – пробормотал лорд Пестерн, отложил в сторону трубочку и взглянул на Беллера. – Вы сказали это мне и Ривере. – У него, как у всякого необузданного человека, была привычка раза по четыре возвращаться к одному и тому же.

– Знаю, знаю, но послушайте, – бессвязно лепетал Беллер, продолжая улыбаться до ушей. – Я намерен решить это дело, не миндальничая…

– Так какого черта не решаете?

– Ну, хорошо. Вы увлеклись, вышли на уровень. Точно – на уровень! Но извините за прямоту – останетесь ли вы таким же? Вот где мои сомнения, лорд Пестерн. Допустим, грубо говоря, вы скиснете.

– Мне всего пятьдесят пять, и я здоров, как блоха.

– Я имею в виду – допустим, вы вроде как утратите интерес. И где я буду тогда? – с большой выразительностью воскликнул Беллер.

– Я сказал вам совершенно определенно…

– Да, но…

– Вы что, мерзкий тип, обвиняете меня во лжи? – заорал лорд Пестерн, и на скулах его вспыхнули ярко-красные пятна. Он швырнул части разобранного зонта на рояль и повернулся к дирижеру, который вдруг начал заикаться.

– По-послушайте, лорд Пестерн… я се-сегодня сплошной нерв. Страшно подавлен. Не заставляйте меня и да-дальше волноваться.

– Вы – дурак! – Лорд Пестерн неприятно оскалился. – Я наблюдал за вами. – Он замолчал, как будто размышляя, какое принять решение, и вдруг спросил: – Когда-нибудь читали журнал под названием «Гармония»?

Бризи заметно испугался.

– Ну, читал. Не понимаю, лорд Пестерн, куда вы клоните.

– Склоняюсь к мысли, – мрачно сказал лорд Пестерн, – написать в журнал. У меня есть там знакомец. – Он помолчал, насвистывая сквозь зубы, и вдруг рявкнул: – Если сегодня вечером не поговорите со Скелтоном, я сам все ему скажу.

– Хорошо, хорошо. Обязательно скажу Сиду пару слов. Хорошо.

Лорд Пестерн пристально посмотрел на него.

– Вам лучше собраться с духом, – сказал он, взял палочки, без дальнейших рассуждений отбарабанил оглушительное крещендо, громыхнул тарелками, схватил револьвер, навел его на Беллера и выстрелил. Громкое эхо, как сумасшедшее, запрыгало в пустом зале. Рояль, тарелки и контрабас протестующе загудели, а Беллер, белый как полотно, отпрыгнул вбок.

– Господи, спаси! – воскликнул он и обильно вспотел.

Лорд Пестерн удовлетворенно рассмеялся и положил револьвер на рояль.

– Хорошо, правда? – сказал он. – Давайте-ка еще раз посмотрим программу. Сначала у нас по порядку «В новый путь под старые напевы», «Что, сегодня похолодало?», «Я получил все», «Продавец земляных орехов» и «Человек с зонтом». Я чертовски здорово придумал с зонтиками.

Беллер взглянул на заваленный зонтами рояль и кивнул.

– Черно-белый – это моей жены. Она не знает, что я его взял. Его можно сложить и спрятать под другими, верно? Мы их пронесем потихоньку, чтобы она не видела.

Беллер принялся складывать зонтики, а лорд Пестерн продолжал:

– Потом работает Скелтон. Я нахожу довольно скучным его номер. Потом эта женщина, Сандра, поет свои песни. А дальше, – он заговорил с нарочитой беззаботностью, – в нескольких словах вы представляете меня, правильно?

– Совершенно правильно.

– Да. Что-нибудь вроде того, что я по случаю показал вам написанную мною вещицу, понимаете, и она вас очаровала, а я решил, что мое metier[13]13
  Призвание (франц.).


[Закрыть] лежит в этой сфере и всякое такое. Так?

– Слово в слово.

– Я выхожу, мы проигрываем мелодию, потом свингуем, дальше стрельба, а в заключение, милостью божьей, я выдаю свое соло. Так?

Лорд Пестерн взял палочки и, словно впав в транс, долго держал их на весу.

– Я так до конца и не уверен, что другой вариант не лучшее решение, – сказал он наконец.

– Не надо! Не надо! – в панике замахал руками Беллер.

– Не дергайтесь – я думаю, – с отсутствующим видом сказал лорд Пестерн. Он, видимо, в самом деле размышлял, потому что через несколько секунд выкрикнул: «Сомбреро!» – и вылетел из зала.

Бризи Беллер вытер лицо носовым платком, опустился на стул перед роялем и обхватил голову руками.

Спустя несколько минут дверь отворилась, и в зал вошел Ривера. Беллер поднял голову.

– Как оно, Карлос? – скорбным голосом спросил он.

– Неважно. – Теребя усики указательным пальцем, Ривера решительно подошел к роялю. – Поссорился с Фелисите.

– Нарочно нарывался? Эти твои шуры-муры с мисс Уэйн…

– Полезно показать женщине, что ей всегда найдется замена. Она начинает волноваться и вскоре становится послушной.

– Ну и что – получилось?

– Не совсем. Я зол на нее. – Он сделал откровенно непристойный жест. – Зол на них всех! Со мной обращались, как с собакой, со мной, Карлосом де…

– Послушай, я не могу разделить твои огорчения, старина, – сказал Беллер. – Я сам чуть не спятил от беспокойства. Я не вынесу. Боже, и зачем я встретил этого старого дурака! Боже, я в отчаянии! Дай сигарету, Карлос.

– Извините, но у меня нет ни одной.

– Я попросил тебя достать мне сигарету. – Бризи едва не сорвался на крик.

– Не время и не место. Вы слишком много курите.

– Иди к дьяволу.

– Со мной всюду обращаются дерзко, – закричал Ривера. – Меня всюду оскорбляют. – Набычившись, он пошел на Белл ера. – Я больной от этого. Слишком долго терпел. Я привык к быстрым решениям. Не хочу больше продаваться задешево, играть в обычном танц-оркестре…

– Ну, ну, ну!

– Я поставил вас в известность.

– У тебя контракт. Послушай, старина…

– Плевал я на ваш контракт. Не хочу больше быть мальчиком на побегушках. «Достань мне сигарету». Еще чего!

– Карлос!

– Я возвращаюсь в свою страну.

– Послушай, старина… я… я дам тебе прибавку… – Беллер явно колебался.

Ривера посмотрел на него и улыбнулся.

– В самом деле? Сколько? Должно быть, пять фунтов?

– Имей сердце, Карлос.

– А что если вы, к примеру, дадите мне аванс в пять сотен…

– Ты с ума сошел, Карлос! Побойся Бога… честное слово, нет у меня таких денег.

– Тогда можете искать себе другого, пусть он носит вам сигареты, – торжественно сказал Ривера. – С меня… хватит.

– А что будет со мной? – в голос запричитал Бризи. – Где окажусь я?

Ривера улыбнулся и пошел к двери. С напускным безразличием оглядел себя в зеркале, поправил галстук.

– Вы попадете в неуютное положение, мой друг. Я совершенно незаменим, – сказал он. – Вы не найдете никого вместо меня. – Он исследовал свои усики в зеркале и увидел отражение Бризи. – Вам нельзя так выглядеть. Вы исключительно безобразны, когда у вас такой вид. Просто отталкиваете людей.

– Ты нарушаешь контракт. Я могу… – Бризи облизал губы и забормотал: – Есть закон… я полагаю…

Ривера оторвался от зеркала и повернулся к дирижеру.

– Закон? Весьма вам обязан. Конечно, можно обратиться к закону, почему нет? Для руководителя оркестра мудрый, без сомнения, шаг. Я нахожу вашу мысль замечательной. С радостью повторю ее дамам, которые так любезно вам улыбаются и так взволнованно просят исполнить свои любимые номера. Когда я перестану играть в вашем оркестре, их улыбки станут гораздо реже, а слушать любимые номера они пойдут в другие места.

– Ты не должен так поступать, Карлос.

– Позвольте сказать вам, мой добрый Бризи, что если кто и обратится к закону, то это буду я.

– Будь ты трижды проклят, – в бешенстве закричал Бризи.

– Какого черта и почему скандал? – спросил лорд Пестерн. Он вошел никем не замеченный. Широкополое сомбреро украшало его голову, ремешок туго обхватывал двойной подбородок.

– Я решил его надеть, – сказал он. – Очень подходит к стрельбе, правда? Иипи!

5

Сразу после ухода Риверы из кабинета Фелисите, стиснув коленями руки, попыталась быстро и бесповоротно вытеснить из памяти сцену, которая только что произошла. Она бесцельно смотрела вокруг, взор ее натыкался то на груду инструментов в выдвинутом ящике, то на пишущую машинку, то на знакомые репродукции, безделушки и книги. В горле у нее пересохло. Ее переполняли отвращение и горькая ненависть. Она страстно хотела выбросить из памяти все, что было связано с Риверой, и, сделав так, унизить и оскорбить его. Прошло много времени, прежде чем она наконец пошевелилась; ноги ее затекли и дрожали, и когда она осторожно, с трудом встала, в них вонзились сотни иголок. И тут она услышала чьи-то шаги на лестничной площадке, человек миновал кабинет и вошел в гостиную через другую дверь.

«Пойду к Хенди, – подумала Фелисите, – и попрошу сказать им всем, что не еду в „Метроном“».

Она вышла на лестничную площадку. Где-то на втором этаже раздавался крик ее приемного отца: «Мое сомбреро, болван… Кто-то взял. Это – конец. Кто-то заиграл его». Из гостиной появился Спенс с конвертом на подносе.

– Это вам, мисс, – сказал он. – Письмо оставили на столике в прихожей. Очень сожалею, что не заметил его раньше.

Фелисите взяла письмо. Адрес был напечатан на машинке. Сверху на конверте крупными буквами была надпись: «Срочно», а под нею слова помельче: «С окружным посыльным». Фелисите вернулась в кабинет и вскрыла письмо.

Через три минуты дверь в комнату мисс Хендерсон распахнулась, и перед старой гувернанткой очутилась сияющая Фелисите.

– Хенди… Хенди, пойдем, помоги мне одеться. Пойдем – и сделай меня неотразимой. Произошло чудо. Хенди, дорогая, у меня сегодня сказочная встреча.

Глава V
Венок для Риверы

1

На темно-голубом фоне стрела гигантского метронома застыла, как перст, бессмысленно и неизменно указующий в никуда. Ее подсвечивали миниатюрные лампочки, и хорошенько набравшимся гостям она казалась необязательной тенью самой себя, но только яркой и праздничной. Стрела занимала часть стены, нависавшей над нишей для оркестра. Изобретательный молодой декоратор так спроектировал эту нишу, что помост, на котором располагался оркестр, сам казался проекцией ажурной пирамиды метронома. Конец стрелы описывал над головами оркестрантов одну и ту же завораживающую монотонностью бесконечных повторений дугу, как бы подхлестывая музыкантов, как бы настаивая на непрерывности производимого ими шума. Перевернутый метроном считался большим изобретением декоратора, но время от времени приводной механизм приходилось отключать, чтобы он не перегревался, и тогда усеянная лампочками стрела указывала прямо в пол. В такие минуты Бризи Беллер и все солисты старались держаться от нее подальше.

На полукруглой эстраде семь музыкантов танцевального оркестра припадали к своим инструментам, дули в них, чем-то скрипели и грохотали. Эта команда отрабатывала в «Метрономе» удлиненные программы, с обеда до одиннадцати вечера. Оркестр назывался «Джайвестеры» и не имел такой высокой репутации, как «Бризи Беллер и Его Мальчики», а потому и оплачивался скромнее. Но, конечно, оркестр был хорошим, ибо выбрал его Сесар Бонн, управляющий, хозяин ресторана и крупный акционер «Метронома» в одном лице.

Сам Сесар, благопристойный, поразительно энергичный, полностью контролируя свою точно отмеряемую сердечность, беспрестанно, чуть покачивая бедрами, циркулировал между вестибюлем и рестораном и встречал гостей. Он с лукавинкой в глазах поклонился, когда его старший официант, подняв руку, провел мимо компанию из пяти человек к заказанному ими столу.

– Как жив, Сесар, привет, – сказал лорд Пестерн. – Вот, привел к тебе свое семейство.

– Сегодня в «Метрономе» грандиозный вечер, миледи, концерт концертов, – сказал он, потирая руки.

– Несомненно, – отозвалась ее светлость.

Леди Пестерн разместила своих спутников. Сама она – спина прямая, бюст вперед – села лицом к танцплощадке и спиной к стене. Поднесла к глазам лорнет. Сесар и старший официант нависли над столиком. Лорд Пестерн заказал рейнвейн.

– Мы слишком близко, Джордж, – голос леди Пестерн перекрыл «Джайвестеров», хотя они как раз вошли в финальный раж. В самом деле, их столик был почти вплотную притиснут к оркестровому помосту, и барабанщик оказался совсем рядом. Фелисите могла коснуться его ноги.

– Я поставил его сюда специально, – завопил в ответ лорд Пестерн. – Решил, что вы захотите посмотреть на меня.

Карлайл, оказавшаяся между дядей и Эдуардом Мэнксом, нервно сжимала вечернюю сумочку и размышляла, не сошли ли все они чуть-чуть с ума. Взять Фелисите – что случилось с нею? Почему при каждом взгляде на Эдуарда она заливается краской? Почему так часто и так пытливо на него смотрит – ни дать, ни взять, смущенная и… да, опьяненная чем-то школьница. И почему на лестничной площадке в «Герцогской Заставе» после ужасной ссоры с Риверой (Карлайл старалась забыть ее привкус) Нед повел себя так сурово? И почему, наконец, став свидетельницей сложных и запутанных страстей, она чувствует себя такой счастливой?

Эдуард Мэнкс сидел между Фелисите и Карлайл и тоже выглядел смущенным. В минувший вечер с ним случилось многое. Он разругался в столовой с Риверой. Сделал поразительное открытие. Впоследствии (в отличие от Карлайл все в его воспоминаниях вполне согласовалось) он вышел на лестничную площадку в тот самый миг, когда Ривера предпринял очевидную попытку обнять Карлайл, и очень сильно ударил музыканта по левому уху. Все трое еще стояли на площадке и смотрели друг на друга, как вдруг с письмом в руке там появилась Фелисите. Она бросила на Эдуарда всего один взгляд и, сначала побледнев, а потом покраснев так, что это было заметно даже под слоем пудры, упорхнула наверх. С этого мгновения Фе вела себя самым странным и непостижимым образом. Она пыталась поймать взгляд Неда и, если ей это удавалось, улыбалась и краснела. Как-то у нее вырвался короткий безумный смешок. Эдуард покачал головой и пригласил леди Пестерн на танец. Та милостиво согласилась. Он встал и, поместив правую руку на железную талию, осторожно провел ее светлость на танцплощадку. Это было грандиозно – танцевать с кузиной Сесиль.

– Если что и может компенсировать мое унижение от участия в этом прискорбном деле, мой дорогой мальчик, – начала она в самой удаленной от оркестра точке площадки, – то лишь перемены, произошедшие с Фелисите в вашем присутствии.

– В самом деле? – нервно спросил Эдуард.

– Да, несомненно. С тех самых лет, когда она была ребенком, вы оказывали на нее огромное влияние.

– Послушайте, кузина Сесиль… – заговорил было крайне неуютно чувствовавший себя Эдуард, но тут оркестр, до сих пор ограничивавшийся повтором синкопированных хрипов и вздохов, вдруг разразился немыслимым грохотом. Эдуард замолчал.

Склонив набок голову, лорд Пестерн созерцал оркестр с видом снисходительного критика.

– Они ничего, – сказал он, – только у них кишка тонковата. Ты все поймешь, Лайла, когда нас услышишь. Что?

– Я знаю это, – ободряюще сказала Карлайл. Его наивность вдруг тронула ее. Ей захотелось похвалить своего дядю, словно перед ней был ребенок. Она посмотрела на Эдуарда – теперь он осторожно вел леди Пестерн мимо оркестрового помоста. Наблюдая за этой парой, Карлайл вдруг почувствовала взгляд мужчины, сидевшего за соседним столиком. Внешне он напоминал обезьяну, хотя голова у него была хорошей формы, а рот выдавал утонченную натуру. С ним рядом сидела женщина с короткими темными волосами. Скорее всего, эту пару связывала настоящая близость. «Они хорошо смотрятся», – подумала Карлайл. Внезапно ее охватило радостное чувство любви ко всему на свете, и, под властью своего порыва, она повернулась к Фелисите. Та тоже с необъяснимым влюбленным вниманием смотрела на Эдуарда.

– Фе, что с тобой? – мягко спросила она. – Что произошло?

Фелисите, не меняя направления своего взгляда, ответила:

– Нечто чрезвычайно важное, дорогая. Я boulevers[14]14
  Потрясенный (франц.).


[Закрыть], но пребываю на небесах.

Совершив два круга, Эдуард и леди Пестерн остановились у своего столика. Она высвободилась из его объятий и села на место. Эдуард проскользнул между Карлайл и Фелисите. Фелисите наклонилась к нему и вынула белую гвоздику у него из петлицы.

– Здесь нет ни одного человека с белым цветком, – ласково сказала она.

– Я очень vieux jeu[15]15
  Старомодный (франц.).


[Закрыть] в своих вкусах, – откликнулся он.

– Давай потанцуем.

– Давай.

– Хочешь потанцевать, Лайла?

– Пожалуй, Джордж, спасибо.

– Нет возражений, если мы с Лайлой немного разомнемся? Уже без четверти одиннадцать. Через пять минут я беру ноги в руки и присоединяюсь к мальчикам. Пошли, Лайла.

Танцуя с дядей Джорджем, нужно все время, думала Карлайл, быть начеку. У него прекрасное чувство ритма и бешеный темперамент. Не склонный к изобретательству, он импровизировал, слушая веление своей души, и просто покрепче сжимал партнершу в объятиях, когда наступала пора очередных вариаций и эксцентрических шагов. Карлайл заметила, что другие пары посматривают на них с интересом, который редко появляется на лицах английских кутил.

– Ты умеешь быстро и с резкими движениями танцевать под джаз?

– Нет, дорогой.

– Жаль. Все, кто здесь, считают себя слишком важными для таких танцев. Между прочим, Лайла, люди – это толпа расслабленных снобов. Я тебе говорил, что всерьез подумываю отказаться от титула?

Он с некоторым напором заставил ее сделать полный оборот. В дальнем конце площадки она увидела кузину и ее партнера. Нед был спиной к Карлайл. Фелисите смотрела ему в глаза. Ее руки почти обнимали его. Он наклонил к партнерше голову.

– Не присоединиться ли нам к тете Силь? – проговорила Карлайл увядшим голосом.