Текст книги "Зеленоглазое чудовище. Венок для Риверы"

Автор книги: Найо Марш

Соавторы: Патрик Квентин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 33 страниц)

3

Будуаром оказалась небольшая, изящно убранная комната на том же этаже. Когда вошел Элейн, Леди Пестерн поднялась из-за стола в стиле ампир. На ней было ладное, по фигуре, утреннее платье. Волосы уложены, руки в кольцах. Почти незаметная косметика аккуратно прятала морщинки и тени на ее лице. Она казалась усталой, но это никак не отразилось на ее внешнем обрамлении.

– Вы так любезны, что согласились уделить мне минуту, – сказала она и протянула руку. Это было неожиданно. Очевидно она понимала, что такое изменение манеры держать себя требует объяснения, и, не теряя времени, объяснилась.

– Минувшей ночью мне не пришло в голову, – выразительно сказала она, – что вы, должно быть, младший сын старого друга моего отца. Вы ведь сын сэра Джорджа Элейна, верно?

Элейн поклонился. Этот разговор, мелькнуло у него в голове, будет скучным.

– Ваш батюшка, – продолжала она, – часто бывал в доме моих родителей в Фобур Сен-Жермене. В те дни он был, помнится, атташе вашего посольства в Париже. – Ее голос стал тише, и на лице появилось странное выражение. Элейн не смог истолковать его.

– К чему это, леди Пестерн? – спросил он.

– Ни к чему. Мне просто вспомнился – по случаю – давнишний разговор. Мы ведь упомянули вашего отца. Я не забыла, как он и ваша матушка однажды зашли к нам с двумя мальчиками. Вероятно, этот визит не сохранился в вашей памяти.

– Вы так добры, напомнив мне о нем.

– Я поняла, что в свое время вы поступили на дипломатическую службу.

– К сожалению, я оказался совершенно для нее непригоден.

– Конечно, после первой войны, – сказала она с немного скрипучей снисходительностью, – молодые люди принялись искать себе занятие в необычных сферах. Остается только понять и принять эти перемены, что же еще?

– Поскольку я здесь как полицейский, – вежливо заметил Элейн, – мне остается только согласиться с вами.

Леди Пестерн оглядела его без малейшей тени смущения, как и полагается царственным особам. Ему пришло в голову, что она сама неожиданным образом превратилась за эти годы в полицейского.

– Мне легче, – помолчав, заявила она, – от того, что все мы именно в ваших руках. Вы поймете мои трудности. Если бы не вы, объяснить их было бы гораздо труднее.

Элейн не впервые встречался с такой точкой зрения и категорически ее отвергал. Однако решил, что на сей раз лучше промолчать. Леди Пестерн выпятила бюст, расправила плечи и продолжала:

– Нет необходимости напоминать вам о чудачествах моего мужа. Они стали всеобщим достоянием. Вы сами убедились, до какого идиотизма он опускается. Я могу только заверить вас: каким бы преступно тупым он ни казался, да и не являлся, пожалуй, он органически не способен на преступление в том смысле, в каком принято понимать это слово людьми вашей профессии. Он в самом прямом смысле не годится на роль убийцы. Или фактического убийцы, – добавила она, видимо желая уточнить свои слова мыслью, пришедшей позднее. – В этом вы можете быть уверены. – Леди Пестерн дружелюбно смотрела на Элейна. Очевидно, думал он, когда-то эта дама была темноволосой. На светлом фоне ее прически кое-где виднелись черные крапинки. Кожа лица имела желтовато-бледный оттенок, и ему подумалось, что она чем-то вытравливает чрезмерную смуглость над верхней губой. Странно, что у нее такие светлые глаза. – Я не могу осуждать вас, – снова заговорила она, не дождавшись ответа, – если вы сомневаетесь в невиновности моего мужа. Он сделал все, чтобы навлечь подозрения на себя. Однако в данном случае я вполне удовлетворена тем, что он не преступник.

– Мы будем рады получить подтверждение его невиновности, – сказал Элейн.

Леди Пестерн накрыла ладонью одной руки другую.

– Обычно я в полной мере понимаю его мотивы, – сказала она. – Вполне понимаю. Однако в данном случае я в затруднении. Для меня очевидно, что он разработал какой-то план. Но какой? Да, признаюсь, я в затруднении. Я только предупреждаю вас, мистер Элейн: подозревать в совершенном преступлении моего мужа – то же самое, что прямиком уходить от цели. Вы еще оцените его неодолимую страсть к самодраматизации. Он готовит de nouement.[40]40
  Развязка (франц.).


[Закрыть]

Элейн быстро принял решение.

– Возможно, – сказал он, – мы уже догадались о ней.

– В самом деле? – поспешно сказала она. – Я рада это слышать.

– Оказывается, револьвер, убивший Риверу, не тот же самый, который зарядил и принес с собой на сцену лорд Пестерн. Полагаю, он знает об этом, но ничего не говорит. Очевидно, ему нравится игра в молчанку.

– Ах, все так, как я думала, – с видом бесконечного облегчения выдохнула она. – Ему это нравится. Именно! И его невиновность установлена, конечно?

– Если выстреливший револьвер – это то оружие, из которого сделал выстрел лорд Пестерн, – осторожно заговорил Элейн, – а царапины в стволе не оставляют в этом сомнений, тогда есть основания подозревать подмену.

– Кажется, я вас не понимаю. Есть основания?

– В том смысле, что револьвер лорда Пестерна был заменен другим, заряженным дротиком, который и поразил Риверу. Лорд Пестерн стрелял, не подозревая о подмене.

У нее была привычка вдруг замирать, но неподвижность, сковавшая ее на сей раз, казалась абсолютной, словно перед этим она непрерывно двигалась. Накрашенные веки, словно маркизы, опустились на глаза. Она как будто разглядывала собственные руки.

– Естественно, я даже не пытаюсь постичь эти чрезмерные для меня сложности. Достаточно того, что мой муж вне подозрений.

– И тем не менее, – настаивал Элейн, – по-прежнему необходимо найти виновное лицо. – Сказал и подумал: «Черт возьми, я начинаю говорить, как француз, который учит английский».

– Несомненно, – откликнулась леди Пестерн.

– И этим лицом – что представляется несомненным – является кто-то из компании, обедавшей здесь вчера.

Теперь леди Пестерн закрыла глаза совсем.

– Страшное предположение, – пробормотала она.

«Руки… Рука Карлайл Уэйн, дотрагивающаяся до шеи, – думал Элейн. – Рука мисс Хендерсон, сбрасывающая фотографию с каминной полки. Руки леди Пестерн, накрывающие одна другую. Руки».

– Более того, если идея подмены верна, – продолжал он, – временные возможности сильно сужаются. Вы помните, что лорд Пестерн положил свой револьвер под сомбреро, лежавшее у края оркестрового помоста.

– Я старалась вообще не обращать на мужа внимания, – мгновенно отреагировала леди Пестерн. – Все это действо внушало мне отвращение. Я ничего не замечала и потому не помню.

– И тем не менее было именно так. Что касается подмены, все возможности ее совершить ограничиваются людьми, которые могли без труда дотянуться до сомбреро.

– Несомненно, вы опросите официантов. Моего супруга не выносят даже слуги.

«Боже мой, ты вот-вот меня возненавидишь, старушка!» – подумал Элейн и сказал:

– Нам следует помнить, что револьвер-подмена был заряжен дротиком и холостыми патронами. Дротик изготовили из части ручки от вашего зонта и стилета, взятого в вашей рабочей шкатулке. – Он замолчал. Пальцы рук леди Пестерн сжали друг друга, но она продолжала сидеть, как статуя, и молчать. – А эти холостые патроны, – снова заговорил он, – были почти наверняка подготовлены лордом Пестерном и остались в кабинете. Официантов же, я уверен, следует исключить из числа подозреваемых.

– Возможно, я чего-то не понимаю, – наконец заговорила леди Пестерн, – но мне кажется, что теорию подмены в вашем изложении следует распространить на более широкий круг людей. Почему оружие не могло быть заменено до выхода моего мужа на сцену? Он появился там позже остальных. Взять хотя бы мистера Веллера. Кажется, так зовут дирижера?

– Лорд Пестерн настаивает на том, что ни Беллер, никто иной не имели возможности взять его револьвер, который, по его же словам, находился в заднем кармане брюк до того момента, когда был положен под сомбреро. Я убежден, что подмена произошла после выхода лорда Пестерна на помост, и совершенно очевидно, второй револьвер должен был снарядить некто, имевший доступ к вашему зонту…

– В ресторане, перед концертом, – поспешно прервала она. – К зонтам мог иметь доступ каждый.

– …а также доступ в кабинет в вашем доме.

– Почему?

– Там находился стилет.

Она глубоко вздохнула.

– Можно допустить, что стилет был вовсе не из кабинета.

– Тогда почему из кабинета исчез тот, что лежал в вашей шкатулке? Ваша дочь унесла его из гостиной, перед тем как отправилась беседовать с Риверой в кабинете. Вы это помните?

Элейн мог поклясться, что она помнит, хотя бы потому, что ни единым знаком не выдала себя. Ей не удалось бы скрыть изумления или испуга при таком заявлении, не будь она внутренне готова к нему.

– Не помню ничего подобного, – сказала она.

– Увы, именно так все и было, – сказал Элейн. – Стальная часть была вынута из стилета в кабинете, поскольку именно там мы обнаружили ручку от него.

Леди Пестерн подняла вверх подбородок и посмотрела Элейну в глаза.

– С большой неохотой я напоминаю вам о том, что вчера вечером здесь присутствовал мистер Беллер. Я полагаю, после обеда именно он находился в кабинете с моим мужем. Он имел сколько угодно возможностей впоследствии вернуться туда.

– Если судить по графику лорда Пестерна, под которым все вы подписались, он имел такую возможность с без четверти десять до половины одиннадцатого, когда все поднялись наверх за исключением Риверы и Эдуарда Мэнкса. Помнится, мистер Мэнкс говорил, что все это время он находился в гостиной. Между прочим, незадолго до того он ударил Риверу по уху.

– Ах! – вырвалось у леди Пестерн. На то, чтобы переварить эту информацию, ей потребовалось несколько секунд, и, на взгляд Элейна, весьма приятных.

– Наш дорогой Эдуард чрезвычайно импульсивен, – наконец сказала она.

– Полагаю, его раздосадовал поцелуй, который Ривера подарил мисс Уэйн.

Элейн многое отдал бы за то, чтобы увидеть мысли леди Пестерн написанными четкими буквами внутри облачков, как на рисунках его жены Трой, или же услышать их с помощью спектральных наушников. Доминировали ли в ее раздумьях четыре чувства? Желание, чтобы Мэнкс влюбился в Фелисите? Благодарность Мэнксу за то, что он разделался с Риверой? Возмущение тем, что Карлайл, а не Фелисите оказалась причиной драки? И страх – страх перед тем, что Мэнкс может отвергнуть притязания на свою особу?

Или какой-то более глубокий страх?

– К несчастью, этот человек, – сказала леди Пестерн, – оказался совершенно невыносимым. Я уверена, эта ссора не имеет большого значения. Ах, Эдуард, Эдуард.

– Вы когда-нибудь слышали о журнале под названием «Гармония»? – неожиданно спросил Элейн и был поражен реакцией леди Пестерн. Ее глаза расширились. Она посмотрела на инспектора так, словно он позволил себе нечто поразительно неприличное.

– Никогда! – громко сказала она. – Определенно никогда.

– В доме есть экземпляр. Я подумал…

– Его могли принести слуги. Я уверена, это чтиво для них.

– Журнал я видел в кабинете. В нем есть страничка переписки с читателями, которую ведет некто Г. П. Ф.

– Я не видела этого журнала. Не представляю, какое он имеет ко мне отношение.

– Тогда нет смысла, – проговорил Элейн, – спрашивать, допускаете ли вы, что Эдуард Мэнкс и есть Г. П. Ф.

Невозможно было представить себе леди Пестерн вскочившей на ноги – одни ее корсеты служили непреодолимым для этого. Однако она приняла вертикальное положение с поразительной энергией и приличной быстротой. Элейн с удивлением увидел, как вздымается ее грудь и как стали кирпично-красными лицо и шея.

– Невозможно! – выпалила леди Пестерн. – Ни за что! Никогда не поверю. Немыслимое предположение.

– Я не вполне понимаю… – начал было Элейн, но она не дала ему говорить.

– Невероятно! Он не способен на это. – Она кричала, обрушивая на Элейна слова примерно одного смыслового значения: «Немыслимо! Чудовищно! Лживо! Клевета наихудшего сорта. Никогда!»

– Но почему вас так это поражает? Вам не нравится стиль этой странички?

Леди Пестерн, как рыба, вытащенная из воды, дважды открыла и дважды закрыла рот. Она смотрела на Элейна как взбешенный и одновременно колеблющийся человек.

– Можно сказать и так, – наконец изрекла она. – Можно выразиться подобным образом. Несомненно. Не нравится стиль.

– И тем не менее вы никогда журнала не читали?

– Вероятно, это низкопробная продукция. Я видела обложку.

– Позвольте мне рассказать вам, откуда возникло предположение, – сказал Элейн. – Я в самом деле хочу, чтобы вы поняли: это не пустые догадки. Может быть, мы сядем?

Леди Пестерн резко опустилась на стул. С некоторым смущением Элейн увидел, что она дрожит. Он рассказал о письме, полученном Фелисите, и показал его копию. Напомнил о белой гвоздике в петлице пиджака Мэнкса и о том, как изменилось поведение Фелисите, после того как она увидела цветок. Сказал, что Фелисите не сомневалась в идентичности Мэнкса и Г. П. Ф. и признала это сама. Сказал, что обнаружились черновики посланий, которые впоследствии появились на страничке Г. П. Ф. в журнале, и напечатаны они были на машинке, стоящей в кабинете. Напомнил, что Мэнкс три недели прожил в доме «Герцогская Застава». В продолжение всего рассказа она сидела с прямой спиной, плотно сжав губы, и смотрела почему-то на верхний правый ящик своего стола. Каким-то непостижимым образом он наносил ей один расчетливый удар за другим. Он это видел, но продолжал говорить, пока не поведал историю целиком.

– Вы же видите, – закончил он, – что по меньшей мере это возможно?

– Вы спрашивали его самого? – спросила леди Пестерн без всякого выражения. – Что он говорит?

– Пока не спрашивал, но спрошу. Конечно, проблема идентичности может не иметь никакого отношения к расследуемому делу.

– Никакого отношения! – воскликнула она, словно сама мысль о причастности могла родиться только в больном мозгу. Она опять смотрела на свой стол. Ей удавалось контролировать каждый мускул лица, но не слезы – они навернулись на ее глаза и побежали по щекам.

– Мне очень жаль, что мой рассказ так огорчил вас, – сказал Элейн.

– Он огорчает меня, потому что я нахожу его правдивым, – отозвалась леди Пестерн. – Мне необходимо привести в порядок свои мысли. Если больше у вас ничего нет…

Элейн тут же поднялся.

– Больше ничего. Всего доброго, леди Пестерн, – сказал он.

Она окликнула его, когда он был у двери:

– Одну секунду.

– Да?

– Прошу вас, мистер Элейн, – заговорила она, прижимая носовой платок к щеке, – не обращайте внимания на мое глупое поведение. Это сугубо личное. Рассказанное вами никак не связано с вашим расследованием. По правде говоря, оно существует само по себе. – Она судорожно вздохнула, и ее вздох очень походил на рыдание. – Что касается идентичности лица, совершившего преступление – я имею в виду убийство, а не журналистику, – то, не сомневаюсь, это кто-то из их круга. Да, из их круга, – произнесла она с большей уверенностью. Можете не сомневаться в этом.

Элейн понял, что его отпустили, и вышел.

4

Достигнув первой площадки лестницы на пути к выходу, Элейн с удивлением услышал звуки рояля, доносившиеся из бального зала. Играли довольно неумело, и напоминала эта музыка сильно синкопированный похоронный марш. На площадке дежурил сержант Джимсон. Элейн наклонил голову в сторону неплотно закрытых дверей бального зала.

– Кто там играет? – спросил он. – Лорд Пестерн? Какого дьявола открыли эту комнату?

Джимсон со смущенным видом человека, нарушившего приказ, ответил, что играет, скорее всего, лорд Пестерн. Сержант вел себя так странно, что Элейн прошел мимо него и распахнул двойные двери. За роялем в съехавших на нос очках сидел инспектор Фокс. Напряженно подавшись вперед, он изучал страницу какого-то манускрипта с нотами. Напротив – их разделял рояль – стоял лорд Пестерн, который в момент появления Элейна сердито, но ритмично ударял рукой по крышке рояля и орал:

– Нет, нет, ослик, ничего подобного. Нья – йо. Бу-бу-бу. Поехали снова. – Он поднял голову и увидел Элейна. – Привет! – сказал он. – Вы умеете играть на рояле?

Ошарашенный Фокс встал и снял очки.

– Каким образом вы здесь оказались? – спросил Элейн.

– Мне нужно было кое о чем доложить вам, сэр, но вы были заняты, вот я и ждал вас здесь. Его светлости нужен был кто-нибудь, чтобы проверить звучание пьесы, которую он сочиняет, но боюсь…

– Мне нужен кто-нибудь из женщин, – нетерпеливо перебил его лорд Пестерн. – Где Фе? Этот парень не рубит.

– Я не садился за пианино с юношеских лет, – извиняющимся тоном проговорил Фокс.

Лорд Пестерн направился было к двери, но Элейн остановил его.

– Минуточку, сэр, – сказал он.

– Не хочу слышать больше никаких ваших вопросов, – рявкнул лорд Пестерн. – Я занят.

– Если вы не хотите совершить поездку в Скотленд-Ярд, то будьте любезны ответить на один мой вопрос здесь. Когда вы впервые узнали, что револьвер, из которого был убит Ривера, не тот, который вы зарядили в кабинете и принесли с собой на оркестровый помост?

Лорд Пестерн самодовольно ухмыльнулся.

– Разнюхали самостоятельно? – спросил он. – Замечательно работает наша полиция.

– Я по-прежнему хочу знать, когда вы обнаружили подмену.

– Примерно за восемь часов до вас.

– Как только вам показали другой револьвер и вы обнаружили, что на нем нет инициалов?

– Кто сказал вам об инициалах, ну? – Лорд Пестерн пришел в некоторое возбуждение. – Нашли другой мой револьвер?

– Где, на ваш взгляд, следует его искать?

– Если бы знал, глупец, сам забрал бы его оттуда. Бог ты мой, я им так дорожу!

– Вы передали Бризи Беллеру револьвер, из которого стреляли в Риверу, – неожиданно вмешался Фокс.

Тот самый, с инициалами. Который вы зарядили в этом доме. Тот самый, который исчез. Разве не так?

Лорд Пестерн громко выругался.

– За кого вы меня принимаете? – крикнул он. – За паршивого фокусника? Да, передал.

– И Беллер прошел с вами прямо в кабинет управляющего, а через несколько минут я отобрал револьвер у Беллера, и этот револьвер не был тем, из которого стреляли. Фокус не удался, милорд, – сказал Фокс, – если позволите, не удался.

– В таком случае, – грубо сказал лорд Пестерн, – вы можете подложить ему свинью.

Элейн издал негромкий звук, выразивший его раздражение, и лорд Пестерн тут же накинулся на него:

– Что вы все вынюхиваете? – спросил он и, не дав Элейну возможности ответить, возобновил наскоки на Фокса: – Почему вы не спросите об этом Бризи? Я готов даже предположить, что вы сговорились с Бризи.

– Предполагаете ли вы, милорд, что Беллер мог устроить замену, после того так убийство было совершено?

– Я ничего не предполагаю.

– Тогда, может быть, вы скажете, – невозмутимо продолжал Фокс, – как был убит Ривера?

Лорд Пестерн рассмеялся.

– Ну и ну, с трудом верится, – сказал он, – что вы такие тупицы.

– Могу я немного больше прояснить этот момент, мистер Элейн? – спросил Фокс.

Из-за спины лорда Пестерна Элейн ответил на вопрошающий взгляд Фокса взглядом, полным сомнения, и сказал:

– Конечно, Фокс.

– Я бы хотел попросить его светлость приготовиться к тому, чтобы дать клятву: револьвер, отданный им Беллеру после убийства, был тем револьвером, который исчез.

– Итак, лорд Пестерн, – сказал Элейн, – вы ответите мистеру Фоксу?

– Сколько раз повторять вам, что я не расположен отвечать на ваши идиотские вопросы? Я передал вам хронометраж событий, и на этом моя помощь закончилась.

Секунду все трое молчали: Фокс – у рояля, Элейн – возле дверей и лорд Пестерн – между ними, словно свирепый китайский мопс – пришло в голову Элейн, тем более что он действительно похож на пса этой породы.

– Не забывайте, милорд, – заговорил Фокс, – что прошлой ночью вы сами заявили, что, пока револьвер лежал под сомбреро, до него мог добраться любой и каждый. Любой и каждый, вы сказали, а значит, в том числе любой, кого вы захотели бы об этом оповестить.

– Что из того? – спросил он, надувая щеки.

– Кое-что, милорд. Существует вполне логичная теория, согласно которой кто-нибудь из компании за вашим же столиком мог заменить один револьвер другим, заряженным дротиком, и вы могли выстрелить в Риверу, ничего не зная о подмене.

– Этот номер не пройдет, вы сами знаете. Я никому не говорил, что собираюсь положить револьвер под сомбреро. Ни единой живой душе.

– Мы можем расследовать этот вопрос, милорд, – сказал Фокс.

– Расследуйте хоть до посинения, и пусть вам от этого полегчает.

– Послушайте, милорд, – взорвался Фокс, – вы добиваетесь, чтобы мы вас арестовали?

– Пока не знаю. Хватит ли этого, чтобы выставить вас на посмешище? – Он сунул руки в карманы брюк, обошел вокруг Фокса, оглядел его и встал столбом перед Элейном. – Скелтон видел револьвер. Он осмотрел его второй раз. В те несколько минут, пока Бризи представлял меня публике.

– Зачем он сделал это повторно? – спросил Элейн.

– Я немного нервничал. Мало приятного ходить от стены к стене, дожидаясь выхода. От нечего делать я решил бросить на револьвер последний взгляд, уронил его, а Скелтон поднял и заглянул в дуло в вашей манере совать всюду нос. Из профессиональной ревности.

– Почему вы не сказали об этом раньше, милорд? – спросил Фокс, но остался без ответа. Лорд Пестерн криво усмехнулся.

– Итак, что там насчет ареста? – сказал он со злорадным удовлетворением. – Я готов.

– Вы знаете, я хочу, чтобы хоть сейчас вы начали вести себя по-человечески.

Впервые, мелькнуло в голове Элейна, лорд Пестерн уделил ему все свое драгоценное внимание. Внезапно успокоился, словно устал. Он смотрел на инспектора с видом маленького мальчика, который не уверен, стоит ли блефовать дальше, играя в непослушание.

– Вы всеми силами делаете из себя инфернальное ничтожество, сэр, – продолжал Элейн, – и добровольно превращаетесь в отталкивающего осла.

– Слушайте-ка, Элейн, – проговорил лорд Пестерн, еще не успев до конца вернуться к своей вызывающе хамской манере, – будь я проклят, но вы не о том. Я знаю, что делаю.

– Тогда допустите, что и мы знаем. В конце концов, сэр, вы не единственный, кто помнит, что Ривера играл на аккордеоне.

Мгновение лорд Пестерн стоял молча, с отвисшей челюстью и вытаращенными глазами. Потом быстро проговорил:

– Мне пора. Опаздываю к себе в клуб, – и пулей вылетел из зала.