Текст книги "Зеленоглазое чудовище. Венок для Риверы"

Автор книги: Найо Марш

Соавторы: Патрик Квентин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 33 страниц)

Глава IV
Обеденная

1

Мисс Хендерсон была гувернанткой Фелисите, а когда та выросла, осталась в семье в качестве то ли компаньонки, то ли секретаря при Фелисите и ее матери. Карлайл величала Хенди домашним контролером и знала, как много времени эта женщина уделяет обязанностям, добровольно принятым ею на себя. Несмотря на возраст – Хенди было сорок пять лет – в волосах ее уже пробивалась седина. Лицо бывшая гувернантка имела приятное, но ничем не примечательное, голос – негромкий. Карлайл часто поражалась ее верности этому неспокойному дому. Для леди Пестерн, которая каждому человеку в своем окружении отводила четко определенное ранжиром место, мисс Хендерсон, без сомнения, была хорошо зарекомендовавшим себя работником с пристойными манерами, и ее присутствие в «Герцогской Заставе» оказывало на всех успокаивающее действие. Мисс Хендерсон жила в своей комнате, где обычно и совершала одинокие трапезы. Однако время от времени ее приглашали позавтракать или отобедать вместе с семьей; это случалось потому, что либо гостей предстояло разместить наверху, где обитала мисс Хендерсон, либо хозяйке казалось уместным хотя бы изредка напоминать домашним о существовании Хенди. Мисс Хендерсон редко покидала дом и, если имела вне его какие-то отношения с другими людьми, Карлайл о них ничего не знала. Она полностью свыклась со своим изолированным положением в доме, но никогда не подавала виду, что оно хоть сколько-нибудь ее тяготит. Мисс Хендерсон, на взгляд Карлайл, имела на Фелисите наибольшее влияние, и потому ее поразило, что леди Пестерн даже не упомянула Хенди как человека, способного проверить Риверу. Но в конце концов семья вспоминала об этой женщине, только когда та была для чего-либо нужна. «Да и я хороша, – виновато подумала Карлайл, – люблю ее, а поинтересоваться, как она поживает, забыла». И поздоровалась с Хенди с особой теплотой.

– Как приятно снова вас видеть, Хенди, – сказала она. – Когда же была последняя наша встреча? Четыре года назад?

– Немного более трех, полагаю. – В этом ответе была она вся, всегда уравновешенная и точная.

– Вы ничуть не изменились, – сказала Карлайл, с беспокойством сознавая, что к ней совсем близко подошел Карлос.

Леди Пестерн ледяным тоном совершила ритуал представлений. Мистер Беллер поклонился и радостно заулыбался с коврика перед камином. Ривера, стоявший возле Карлайл, пробормотал:

– Да-да, конечно, мисс Хендерсон. – Странно, что он не добавил: – Гувернантка, я полагаю.

Мисс Хендерсон поклонилась всем сразу, и Спенс возвестил о начале обеда.

Все уселись за круглый стол, единственное освещенное многочисленными свечами место в заполненной тенями столовой. Карлайл очутилась между дядей и Риверой. Напротив, между Эдуардом и Беллером, сияла Фелисите. Леди Пестерн, сидевшая справа от Риверы, поначалу вела разговор с ним с отталкивающей любезностью, как бы побуждая Эдуарда Мэнкса, ее соседа с другой стороны, уделить внимание Фелисите, – так, по крайней мере, казалось Карлайл. Однако мистер Беллер совершенно игнорировал мисс Хендерсон, находившуюся от него по правую руку, и изливал все свое обаяние на Фелисите, поэтому маневр хозяйки не принес результатов. Через несколько минут леди Пестерн втянула Эдуарда в чрезвычайно опасный, по мнению Карлайл, разговор. Она улавливала только обрывки его, поскольку Ривера вновь применил в отношении ее тактику бури и натиска. Он действовал примитивно. Просто отвернулся от леди Пестерн, наклонился к Карлайл так близко, что она видела поры на его лице, и, неотрывно глядя ей прямо в глаза, с подчеркнутой двусмысленностью опровергал все, что она говорила. От лорда Пестерна не было никакого проку, ибо он погрузился в мечты, из которых изредка выныривал лишь для того, чтобы бросить невпопад замечание, не относящееся ни к кому конкретно, и в очередной раз накинуться на еду с той примитивной жадностью, которая осталась в нем с периода увлечения лозунгом «Назад к природе». Его манеры были явно и сознательно отвратительными. Он жевал с открытым ртом, озирался с видом затравленного плотоядного животного и говорил, не переставая есть. Для Спенса, подававшего на стол, и мисс Хендерсон, как обычно стоически воспринимавшей свою изоляцию, разговор за столом, вероятно, походил на диалог в откровенно сюрреалистической радиопостановке.

– …такая хорошая фотография; мы думали, Эдуард, о вашей встрече с Фелисите в Тармаке…

– …я ничуть не музыкальна…

– …не нужно так говорить. Вы музыкальны. Музыка – в ваших глазах, в вашем голосе…

– …просто замечательная мысль, мисс де Сюзе. Мы должны обкатать ее с мальчиками…

– …вот так оно и получилось, мой дорогой Эдуард…

– …спасибо, кузина Сесиль, но…

– …у вас и Фелисите так много общего, разве я не права? Вчера мы смеялись над некоторыми старыми фотографиями. А помните в Клошмере…

– …Фу ты, где мое сомбреро?

– …к этому платью вам недостает только цветов. Россыпи орхидей. Прямо сейчас. Позвольте мне показать вам…

– …прошу извинить, кузина Сесиль, но, кажется, я не расслышал ваших слов…

– Дядя Джордж, пора тебе поговорить со мной…

– Что? Прости, Лайла. Я вспоминаю, где мое сомбреро…

– Лорд Пестерн настолько любезен, что оставил мне вас целиком. Не отворачивайтесь. Смотрите, ваш платочек падает.

– Черт подери!

– Эдуард!

– Простите великодушно, кузина Сесиль, не знаю, о чем я только думаю.

– Карлос.

– …в моей стране, мисс Уэйн… нет, не могу называть вас мисс Уэйн. Кар-р-р-лайл! Какое странное имя… Странное и чарующее.

– Карлос!

– Простите. Вы что-то сказали?

– Об этих зонтиках, Бризи.

– Да, я уже говорил.

– Тысяча извинений, я беседовал с Карлайл.

– Я заказал столик на троих, Фе. Для тебя, Карлайл и Неда. Не опаздывайте.

– Сегодня моя музыка будет звучать для вас.

– Я тоже пойду, Джордж.

– Что-что?!

– Очень хорошо, что за столиком могут усесться пятеро.

– Маман! Но я думала…

– Тебе это не понравится, Си.

– И все-таки я пойду.

– Черт возьми, ты будешь сидеть там, глазеть на меня и нервировать.

– Ерунда, Джордж, – твердо сказала леди Пестерн. – Будь так любезен, закажи столик на пятерых.

Лорд Пестерн сердито посмотрел на жену, словно раздумывая, продолжать борьбу или отказаться от нее, и совершенно неожиданно напал на Риверу.

– Насчет выноса тебя со сцены, Карлос, – с важным видом начал он. – Жаль, пожалуй, что и меня нельзя вынести. Почему, кстати, люди с носилками не могут подойти ко мне?

– Хватит, хватит, хватит, – поспешно перебил мистер Беллер. – Мы же обо всем договорились, лорд Пестерн, разве не так? Первый вариант. Вы стреляете в Карлоса. Он падает. Его уносят. Вы уходите за кулисы. Грандиозная кульминация. Конец. И давайте не будем ссориться, – добавил он игриво. – Все обговорено, и все хорошо. Прекрасно. Ведь верно же?

– Да, решено именно так, – великодушно согласился Ривера. – Но я лично в некотором сомнении. При других обстоятельствах я наверняка настаивал бы на втором варианте. В меня стреляют, но я не падаю. Лорд Пестерн промахивается. Падают другие, Бризи стреляет в лорда Пестерна – и ничего не происходит. Лорд Пестерн играет, сводит соло на нет и удаляется. Я заканчиваю номер. На таком варианте при других обстоятельствах я бы настаивал. – Он изобразил что-то вроде общего поклона в адрес лорда Пестерна, Фелисите, Карлайл и леди Пестерн. – Но в этом исключительном и приятном случае я уступаю. Пусть в меня стреляют. Я упаду. Возможно, получу повреждение неважно.

Беллер ел его глазами.

– Добрый старина Карлос, – с тревогой в голосе произнес он.

– Не понимаю, почему и меня нельзя унести, – капризным тоном заявил лорд Пестерн.

Карлайл расслышала, что именно прошептал мистер Беллер:

– Черт бы тебя унес!

– Нет, нет и нет! – громко заговорил Ривера. – Поскольку мы не одобрили второй вариант, то разыграем первый, как условились. Решено.

– Карлайл, не пройти ли нам… – сказала леди Пестерн, вставая, и увела дам в гостиную.

2

Фелисите была обескуражена, обижена и испытывала беспокойство. Она неприкаянно бродила по комнате, посматривая на мать и Карлайл. Леди Пестерн не обращала на дочь никакого внимания. Расспрашивала Карлайл о поездке в Грецию и выслушивала довольно путаные ответы с полнейшей невозмутимостью. Мисс Хендерсон, завладев принадлежавшей леди Пестерн шкатулкой для вышивания, размеренно двигала руками, перебирая нитки, и как будто с интересом слушала.

– Я не вижу смысла вести себя так, словно у нас обедает архиепископ Кентерберийский, – вдруг заговорила Фелисите. – Если у вас есть что сказать о Карлосе, я буду премного обязана, услышав ваши слова.

Руки мисс Хендерсон на мгновение замерли, бывшая гувернантка взглянула на Фелисите и снова склонилась над своей работой. Леди Пестерн, положив нога на ногу и скрестив руки, слегка пожала плечами.

– Не думаю, что сейчас подходящий для такого обсуждения случай, – сказала она.

– Почему? – спросила Фелисите.

– Дело может закончиться сценой, а в нынешних обстоятельствах, – проговорила леди Пестерн с рассудительным видом, – для сцен нет времени.

– Если ты опасаешься прихода мужчин, маман, то они заняты. Джордж увел их в бальный зал поработать над программой.

Вошел слуга и собрал кофейные чашки. Леди Пестерн говорила Карлайл что-то несущественное, пока дверь за ним не закрылась.

– Итак, повторяю, – громко сказала Фелисите, – я хочу слышать, маман, что вы имеете против Карлоса.

Леди Пестерн взглянула на нее и пожала плечами. Дочь топнула ногой.

– Черт возьми! – брякнула она.

– Фелисите! – сказала мисс Хендерсон. Ее вмешательство не выглядело ни предупреждением, ни увещеванием. Имя прозвучало как неакцентированное замечание. Большим и указательным пальцами мисс Хендерсон держала небольшой стилет для обработки вышивок и в данный момент внимательно его рассматривала. Фелисите сделала нетерпеливое движение.

– Едва ли вы считаете, – резко сказала Фелисите, – что кому-нибудь приятно в странном доме, хозяйка которого смотрит на гостей так, словно от них дурно пахнет!

– Если на то пошло, дорогое дитя, от него пахнет дурно. И запах специфически тяжелый, мне кажется, – задумчиво произнесла леди Пестерн.

Из бального зала донесся приглушенный синкопированный рокот барабанов, громыхнули тарелки – и грянул выстрел. Карлайл так и подпрыгнула на месте. Стилет выпал из пальцев мисс Хендерсон на ковер. Подтвердив, несмотря на раздражение, полезность долгой работы гувернантки с нею, Фелисите подошла и подняла стилет.

– Это всего-навсего твой дядя развлекается, – пояснила леди Пестерн, повернувшись к Карлайл.

– Я должна немедленно пойти и извиниться перед Карлосом за отвратительное обращение с ним, – бушевала Фелисите, с обидой глядя на Карлайл, но в ее голосе прорезались нотки неуверенности.

– Если и есть перед кем извиняться, – возразила ее мать, – то только перед Карлайл. Мне очень жаль, Карлайл, что вам пришлось подвергнуться этим, – она сделала выразительный жест, – поистине непереносимым знакам внимания.

– Боже правый, тетя Си, – в смущении начала было Карлайл, но ее прервала Фелисите – разрыдалась и выбежала из комнаты.

– Я думаю, мне… – сказала мисс Хендерсон, вставая.

– Да, пожалуйста, сходите к ней.

Но не успела мисс Хендерсон достигнуть двери, которую Фелисите оставила открытой, как из холла послышался голос Риверы.

– Что случилось? – отчетливо спросил он.

– Мне нужно поговорить с тобой, – задыхаясь, ответила Фелисите.

– Конечно, если ты этого хочешь.

– Тогда пойдем.

Голоса удалились, исчезли, снова стали слышны, но теперь звучали неразборчиво – из кабинета. В дальней стороне гостиной грохнула дверь, ведущая в святыню хозяина дома.

– Думается, лучше оставить их сейчас в покое, – сказала леди Пестерн.

– Я пойду к себе, и девочка, возможно, заглянет туда, когда все кончится.

– Ступайте и спасибо, мисс Хендерсон, – сухо сказала леди Пестерн.

– Тетя, что вы собираетесь предпринять? – спросила Карлайл, когда мисс Хендерсон ушла.

Прикрыв лицо от жара камина, леди Пестерн сказала:

– Я должна принять решение. Сознаюсь, моя тактика в этом деле оказалась ошибочной. Предвидя неизбежное сопротивление с моей стороны, Фелисите сошлась с этим человеком на его территории, и как, наверное, выразилась бы ты, – утратила бдительность. Не могу поверить, что, увидев его здесь, понаблюдав его ужасные ужимки, убедившись в его безграничной вульгарности, моя дочь не пришла в чувство. Ты же наверняка заметила – она потрясена. Я все время напоминаю себе, что в конце концов Фелисите – де Футо и де Сюзе. Или я не права?

– Древние, как мир, надежды, дорогая тетя, и вы сами знаете, что они не всегда сбываются.

– И однако сегодня сбылись, – заявила леди Пестерн и поджала губы. Затем продолжала: – Она увидела его, например, рядом с милейшим Эдуардом, к которому всегда была расположена. Про твоего дядю как образец для сравнения сказать нечего, но хотя бы его костюм безупречен. Прости, дорогое дитя, что в моем доме тебе пришлось терпеть знаки внимания этого животного, однако сами его приставания отрезвляюще подействовали на Фелисите.

– Отрезвляюще – да, – слегка порозовев, сказала Карлайл. – Но обратите внимание, тетя Сесиль, он вел эту тошнотворную игру со мной, чтобы… да ладно, чтобы поставить Фелисите на место и показать ей, что почем. – Леди Пестерн мгновенно закрыла глаза. Карлайл вспомнила, что так она обычно реагировала на вольные речи. – И я не уверена, что она не клюнула на приманку.

– У нее не может быть иного чувства, кроме отвращения.

– Я не удивлюсь, если Фелисите откажется пойти сегодня в «Метроном».

– Именно на это я надеюсь. Но, боюсь, пойдет. Мне кажется, она не отступится так легко. – Леди Пестерн встала. – Что бы ни случилось, я разрушу эту связь. Ты слышишь меня, Карлайл, – разрушу!

Из кабинета донесся пронзительный вопль Фелисите, но слов было не разобрать.

– Ссорятся, – с удовлетворением произнесла леди Пестерн.

3

Эдуард Мэнкс молча сидел в кресле со стаканом портвейна и чашкой кофе; мысли его кругами расходились от озаренного свечами стола. Немного поодаль тесной компанией устроились Беллер, Ривера и лорд Пестерн. Беллер громко, но без всякого выражения произносил фразу за фразой:

– Конечно, все в порядке. Не беспокойтесь, дело в шляпе. Получится мировой номер. Мы прогоним его как надо. Замечательно.

Лорд Пестерн ерзал, запинался, покашливал, жаловался. Откинувшись на спинку кресла, Ривера улыбался и молча вертел в руках стакан. Мэнкс, видевший, как часто он наполнялся, полагал, что Ривера основательно на взводе.

В неверном свете свечей эти трое, окутанные дымом сигар, представляли из себя странное сообщество. Мэнкс понимал, что их свел вместе капризный и неразборчивый случай. «Беллер, – говорил он сам себе, – это торговец весельем. Весельем!» Каким чудесным, вспомнилось ему, было это слово перед войной. А теперь все кричат: давайте веселиться и, мрачно облапив друг друга, топчутся и шаркают ногами, а люди, подобные Бризи Беллеру, производят ритуальный шум и улыбаются горе-весельчакам. Они называют своих детей именем Гей[12]12
  Веселый (англ.).


[Закрыть], привычно пользуются словечком «весело» для комедий, разыгрываемых в гостиной, и в своих гнетущих, унылых песнях. «Веселье! – пробормотал раздраженный и злой Эдуард. – Прекрасное слово, но, когда испытываешь подлинное веселье, оно безымянно. Вот кузен Джордж, несомненно человек с не вполне здравым рассудком, сидит между хамом и несущим чепуху торгашом – лакомый кусок для обоих. Фе фиглярничает внутри дьявольского квадрата, в то время как кузина Сесиль торжественно вращается на орбите, не совпадающей с жизнью. На внешнем кругу, надеюсь, что не намеренно, – Лайла, а я сижу здесь, в центре, злой, как черт». Он поднял голову и увидел, что Ривера наблюдает за ним, но не открыто, а краем глаза, украдкой. «Принюхивается, – подумал Эдуард, – словно инфернальный оборотень».

– Встряхнись, Нед, – сказал лорд Пестерн и улыбнулся ему. – Мы не слышали от тебя ни слова. Тебе нужно развеяться. Как насчет чуточки веселья?

– Обязательно, сэр, – отозвался Эдуард. Белая гвоздика выпала из вазы в центре стола. Он взял ее и вдел в петлицу. – Безупречная жизнь, – сказал он.

Лорд Пестерн издал какое-то кудахтанье и повернулся к Беллеру.

– Итак, Бризи, если, по-вашему, все в порядке, мы заказываем такси на четверть одиннадцатого. Надеюсь, вы сможете развлечь себя до этого времени сами? – Он подвинул графин к Беллеру.

– Конечно, конечно, – ответил Беллер. – Премного благодарен, достаточно. Честное слово, вино прекрасное, но я обязан быть пай-мальчиком.

Эдуард переместил графин ближе к Ривере, и тот, улыбаясь немного шире обычного, наполнил стакан.

– Я покажу вам пустышки и револьвер, пойдемте в кабинет, – сказал лорд Пестерн и с раздражением взглянул на Риверу, который медленно подносил стакан к губам. Лорд Пестерн не выносил ожидания. – Нед, присмотри за Карлосом, хорошо? Ты не против, Карлос? Я хочу показать Бризи пустышки. Пошли, Бризи.

Мэнкс открыл дяде дверь и вернулся к столу. Сел с намерением дождаться первого хода Риверы. Вошел Спенс, постоял в дверях и, не сказав ни слова, удалился. Последовало долгое молчание.

Наконец Ривера вытянул ноги и поднес стакан с портвейном к свету.

– Я люблю добираться до сути дела, – начал он. – Вы кузен Фелисите, так?

– Нет.

– Нет?

– Я родственник ее приемного отца.

– Она называла вас своим кузеном.

– Жест вежливости, – сказал Эдуард.

– Она вас привлекает, мне кажется.

– Почему бы нет? – проговорил Эдуард после небольшой паузы.

– Это неудивительно, – произнес Ривера и отпил половину стакана. – Карлайл тоже называет вас кузеном. И это жест вежливости?

Эдуард вместе со стулом отодвинулся от стола.

– Боюсь, я не понимаю, до какой сути вы добираетесь, – сказал он.

– Сути? Конечно. Я люблю добираться до сути дела, – повторил он. – И не люблю, когда меня третируют или – как это говорится? – делают мне от ворот поворот. Я нахожу, что меня приняли в этом доме без симпатии. Это огорчает меня. В то же самое время я встречаю здесь леди, которая не приносит мне огорчений. Напротив, заинтересовывает меня. Я тактично пытаюсь кое-что узнать. Спрашиваю, к примеру, в каких отношениях эта леди состоит с хозяином дома. Почему не спросить?

– Потому что ваш вопрос откровенно оскорбителен, – сказал Эдуард и подумал: «Бог ты мой, я кажется теряю выдержку».

Ривера судорожно дернул рукой и сбросил стакан на пол. Мужчины вскочили на ноги одновременно.

– В моей стране, – заплетающимся языком сказал Ривера, – такие слова не произносят без последствий.

– Пошла она к черту, ваша страна.

Ривера схватился за спинку стула и облизал губы. Потом громко икнул. Эдуард засмеялся. Ривера подошел к нему, постоял и поднял руку с изысканно соединенными большим и средним пальцами. Поднес почти к самому носу Эдуарда и попытался щелкнуть пальцами, но у него не получилось.

– Негодяй, – с опаской произнес он. Из бального зала донеслись барабанные синкопы, затем гром тарелок и приглушенный выстрел.

– Не валяйте дурака, Ривера, – сказал Эдуард.

– Я смеюсь над вами до рвоты.

– Смейтесь хоть до комы, если вам нравится.

Ривера положил ладонь на бедро.

– В моей стране такие дела разрешают с помощью ножа, – сказал он.

– Убирайтесь или дело разрешится для вас пинком под зад, – отрезал Эдуард. – А если вы еще раз осмелитесь побеспокоить мисс Уэйн, я как следует пересчитаю вам ребра.

– Ага! Так это не Фелисите, а кузина, – закричал Ривера. – Очаровательная крошка Карлайл. И я предупрежден, ха-ха! Нет, нет, дружок. – Он попятился к двери. – Нет, нет, нет, нет.

– Убирайся!

Театрально хохоча, Ривера совершил эффектный выход в холл. Дверь за собой он не закрыл. Эдуард услышал его голос со следующей лестничной площадки: «Что случилось?» – и после паузы: – «Конечно, если ты этого хочешь».

Хлопнула дверь.

Не зная зачем, Эдуард обошел вокруг стола. Оказавшись возле буфета, запустил обе руки в волосы.

– Немыслимо, – пробормотал он. – Чрезвычайное происшествие. В дурном сне не привидится.

Он заметил, что рука у него дрожит, и налил себе изрядную порцию виски. «Надо полагать, – подумал он, – это всегда здесь присутствовало, только я не догадывался».

Вошел Спенс с помощником.

– Прошу прощения, сэр, – сказал он, – я решил, что джентльмены ушли.

– Все в порядке, Спенс. Занимайтесь своим делом, если хотите. Не обращайте на меня внимания.

– Вы себя хорошо чувствуете, мистер Эдуард?

– Наверно – да. Я столкнулся с большой неожиданностью.

– В самом деле, сэр? Надеюсь, приятной.

– Просто замечательной в своем роде, Спенс. Замечательной.