Текст книги "Зеленоглазое чудовище. Венок для Риверы"

Автор книги: Найо Марш

Соавторы: Патрик Квентин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 33 страниц)

– Шкатулке? – сдавленным голосом проговорил Эндрю.

– Да, там, дружище. Именно там она держала их. Все время рассказывала мне о шкатулке. Наверное, ей это не давало покоя, будто зуд какой-то. Часто она говорила: «Если ты так плохо себя чувствуешь из-за этого, почему бы тебе как-нибудь не ограбить мою квартиру и не забрать драгоценности обратно? Ты найдешь их прямо там, в красной кожаной шкатулке в верхнем правом ящике комода в спальне». Когда она сказала это, то засмеялась, потому что знала, что я представлял для нее такую же угрозу, как мышь, если у той выдернуть зубы.

Лем тоже поднялся и в дружеском порыве обхватил Эндрю за плечи.

– Вот, вообрази, что я почувствовал вчера у тебя дома, дружище, когда твоя мать послала меня в спальню и я увидел убитую Маурин. Я обезумел, брат. Я бросился к правому ящичку. И когда я обнаружил, что шкатулки нет, разумеется, сразу понял, что случилось. Очень плохо, что мы не можем рассказать все это в полиции. Если бы они узнали об этих драгоценностях, они бы забегали куда быстрее, чтобы выследить тех взломщиков. Но нам нельзя говорить, ведь так? Я уверен, что ты согласен. Ведь если об этом развоняются паршивые газетенки, наша старушка просто умрет, ты понимаешь? Ясно как день, она станет посмешищем для всех своих друзей.

Лем стоял, улыбаясь ему заговорщически, явно не ощущая ни смущения, ни вины. Эндрю почувствовал, что покачивается на краю пропасти. Лем точно знал, где Маурин хранила шкатулку. Как такое возможно, если только… Стоп, еще немного. Да, конечно, Лем был там вчера вечером, когда Эндрю говорил лейтенанту о шкатулке. Так что все это ничего не значит, и, поскольку Лем, как и прежде, полагает, будто полиция приняла версию грабежа, он просто добавил одно из возможных продолжений к его лживой истории, придумав, что драгоценности, которые он сам куда-то припрятал, будто бы были положены Маурин в шкатулку, которую украли «грабители». Именно так все и должно было быть. Невероятно, что в шкатулке могли находиться драгоценности его матери на сумму восемьдесят тысяч долларов. Если бы они там были, Нед нашел бы их и рассказал бы ему, и…

Нед…

Лицо Эндрю, должно быть, выдало его переживания, ибо Лем быстро спросил:

– В чем дело, старина? Ты думаешь, нам следует рассказать это в полиции? Глупо. Конечно, возможно, все всплывет на поверхность само собой, но в настоящий момент абсолютно нет необходимости ничего говорить. Они так или иначе ищут взломщиков. Наше признание только добавило бы, что грабители покрупнее, чем считает полиция.

– Не было грабителей, – сказал Эндрю. – Ограбление – фикция. Полиция знала это с самого начала.

– Тогда… – Лицо Лема стало зеленовато-серого цвета. Маленькие капельки пота потекли по лбу. – Но должны же быть какие-то грабители. Там… Эндрю, что ты хочешь сказать? Не думаешь же ты, что я убил ее? Я… убиваю ее, чтобы заполучить драгоценности твоей матери? Ты в своем уме? Чтобы я убил кого-то? Ты меня не знаешь. Один вид крови, порезанный палец – и у меня кружится голова, почти падаю в обморок, как женщина.

Лем сделал движение, пытаясь поймать руку Эндрю.

– Эндрю, послушай. Я не убивал ее. Клянусь. Ты должен поверить этому, дружище. Не трать понапрасну свое время, подозревая меня. Все дело в шкатулке. Я говорил тебе, там было камней на восемьдесят тысяч долларов, в этой коробке. Ладно, ты говоришь, что не было взломщиков. Ну значит, их не было. Но кто-то украл шкатулку, и тот, кто украл ее, тот убил Маурин. Разве не ясно? Вот этим и стоит заняться. Нам нужен тот, кто взял шкатулку.

Они стояли, рассматривая друг друга. У Эндрю снова раскалывалась голова, в висках стучала кровь. Отчаянное желание продолжать и дальше не верить своему «отчиму» почти выдохлось, и все же он должен был сопротивляться, потому что поверить сейчас Лему значило бы признать, что Маурин занималась самым низким, самым подлым шантажом, а Нед…

– Эндрю, – дошел до него голос Лема, – неужели у тебя нет никакой мысли насчет того, кто бы мог взять шкатулку? Подумай. Ради Бога, подумай. Что если у нее был партнер, какой-нибудь парень, который помогал ей вымогать драгоценности, дружок, может… Да, что-то такое. Я уверен в этом. Понимаешь, что-то в этом роде…

Лем замолчал, потому что дверь из спальни отворилась, и они оба повернулись, чтобы посмотреть, как миссис Прайд входит в комнату. На ней было серое вечернее платье и накидка из серого серебристого меха. Книзу платье становилось просторным, доходило до самого пола и при ходьбе красиво колыхалось. Маленькие голубые искорки играли на платье – алмазное ожерелье Малхауза. Она держала в руке белые перчатки, на среднем пальце сверкал огромный изумрудный перстень миссис Эверсли. Она приближалась к ним в великолепном притягательном сиянии.

– Ты еще здесь, Эндрю? Лем, дорогой, я уверена, что ты готов. Уже почти полвосьмого.

Она принялась натягивать перчатки. Это были длинные перчатки, доходящие до локтей. Она проделала это с ловкостью гейши.

– О, Эндрю, если увидишь Недди, я хочу, чтобы ты передал ему. Скажи, что я была очарована мистером Тэтчером, совершенно очарована. И скажи ему, что мистер Тэтчер был весьма рассудительным относительно приготовлений к свадьбе. Правда, вначале ему показалось, что мне следовало бы предпринять кое-что, чтобы увеличить небольшой доход Недди, но когда я объяснила, что не в том положении, чтобы заниматься этим, он сделал ответное предложение, которое я нашла в значительной степени благоразумным. По-видимому, он крайне обеспокоен тем, чтобы сохранить свое фамильное имя. Если Недди поменяет свое имя на Джордан-Тэтчер (а нет причин, почему бы Недди мог отказаться, так всегда делается в Европе), то мистер Тэтчер будет более чем готов предоставить им щедрое содержание.

В суматохе своих мыслей Эндрю слушал мать очень рассеянно, но последние слова ударили его как обухом по голове.

– Содержание? – переспросил он. – Но мне казалось, что Розмари располагает своими собственными деньгами.

Миссис Прайд бросила последний быстрый взгляд на перчатки.

– О нет, дорогой. Я все выяснила, расспросив мистера Тэтчера, а он весьма аккуратен в этом вопросе. Она полностью зависит от него, и он очень благоразумно поступает, держа ее в строжайших рамках в смысле денег на булавки и прочие безделушки, как подобает школьнице. Тем более это мудро до тех пор, пока они не достигнут соответствующего возраста. Но все это переменится, как я сказала. Он пообещал быть более чем великодушным.

Кого бы это взволновало, пошла бы Маурин к Тэтчерам или нет?

Голос Неда, такой искренний, такой по-мальчишески убеждающий, раздавался эхом в уме Эндрю. Розмари совершеннолетняя. У нее есть свои деньги. У Маурин бы не вышло расстроить свадьбу.

Розмари говорила то же. Они оба врали. Все пошло по второму кругу.

Миссис Прайд подошла к Лему. Вся сияя, как девочка, она положила свою руку на его плечо и, поднявшись на носочки, поцеловала его в ухо.

– С тобой все в порядке, цыпленочек? Не было сегодня ужасного неприятного волнения в сердце?

Лем растекся в самодовольной улыбке, расправившись во всю ширь своей восхитительной мужественности. Образ для публики, казалось, был полностью восстановлен.

– Нет, цыпленочек. Удивительно в хорошей сегодня форме.

– Молодец, мальчик. – Миссис Прайд повернулась к Эндрю. – Бедняжка Лем, ему вчера было совсем тяжело. Ему пришлось пролежать весь день, а я читала ему вслух, начиная с ланча и почти до шести. Он обожает, когда ему читают. Он просто как маленький ребенок.

Вот и алиби для Лема. Ведь никто об этом не просил, миссис Правд сказала не задумываясь. Если только не какая-то фантастически сложная причина, по которой она лгала, выгораживая Лема, причем даже еще не зная, что его надо выгораживать, Лем не мог убить Маурин.

Эндрю осознал, что это значило. Если больше не было никакой возможности подозревать Лема в убийстве, было бы неразумно не верить его истории. А значит, настал конец его душераздирающему путешествию к правде? Его жена была чудовищем, гораздо большим чудовищем, нежели даже Нед мог себе представить.

А Нед?

Миссис Прайд взяла под руку Лема, и они вместе двинулись к выходу. Когда они почти дошли до двери, миссис Прайд оглянулась через плечо.

– Если хочешь остаться немного и еще чуть-чуть выпить, пожалуйста, оставайся, Эндрю. Но не вздумай выключить свет, когда будешь уходить. Ты ведь знаешь, как мне противно возвращаться в темную комнату. Так печально.

Они исчезли в фойе. Эндрю слышал, как открылась и захлопнулась за ними дверь. Он стоял с пустым стаканом из-под мартини, тупо таращась на бледно-желтое кресло матери.

Глава XV

Спустя десять минут Эндрю шагал вверх по ступеням дома Неда. Когда он нажал на звонок в прокопченном маленьком вестибюле, ответа не последовало, однако наружная дверь была открыта. Эндрю поднялся на четвертый этаж. В одной из квартир кто-то наигрывал на гитаре. Эндрю постучал в дверь Неда. Ни звука. Придется подождать. Печальное бренчание разливалось по лестнице, и Эндрю стоял оперевшись на стену, совершенно измученный, без проблеска надежды, с ужасом думая о том, что произойдет дальше.

Очень скоро появились Нед и Розмари. Эндрю услышал их шаги и голоса. Потом показались и они сами. Увидев его, они тут же подбежали и принялись извиняться. Долго ли он их прождал? Нед отпер дверь. В гостиной горела единственная лампа.

– Кейт уехал, – сказал Нед. – Отправился во Флориду сегодня днем.

– Эндрю, дорогой, проходи же, садись.

Розмари похлопала по одному из стульев, улыбаясь улыбкой хозяйки дома, словно они с Недом уже поженились и сейчас находятся в их «укромном местечке» в Мехико. Нед готовил выпивку. Как только Эндрю сел на стул, брат и Розмари сели вдвоем на кушетку. Смутно Эндрю осознал, что прежде не видел их вместе. Вместе они выглядели по-другому, гораздо более уверенно в себе, почти грозно. Молодые влюбленные бойцы.

Нед глядел на него заботливо, с беспокойством.

– Ну, ты видел его?

– Да, видел.

– И он сознался, что не разведен с той женщиной?

– Сознался.

– И Маурин шантажировала его?

– Да, так он сказал.

– А что она делала? – спросила Розмари. – Брала у него деньги?

Ну ладно, подумал Эндрю, расскажу им.

– Он сказал, что она заставила его таскать для нее драгоценности матери. Она брала их, относила к какому-то ловкому ювелиру, который делал копии камней. Маурин оставляла подлинные камни у себя и возвращала драгоценности с фальшивыми камнями обратно Лему. Он говорит, что она заполучила камней где-то на восемьдесят тысяч долларов.

– О Боже! – Голос Розмари задрожал. – А я-то думала, что зря ее осуждала. Думала, что она переменилась. Какая я была дура.

Эндрю следил за ее братом. Он ожидал, что Нед будет готов к этому моменту, но, когда увидел «невинное» (и безнадежно выдающее с головой) помаргивание ресниц и то, как «удивленно» тот округляет глаза, Эндрю почувствовал, что сердце останавливается.

– Ладно, Нед, – сказал он, – где они? Они по-прежнему у тебя или ты их уже продал тому парню, который, как известно, не дает большую цену?

– Эндрю! – вскрикнула Розмари.

Эндрю жестко держал свой взгляд на лице Неда. Очень долго тот сидел неподвижно. Потом стало появляться слабое подобие улыбки.

– Итак, старина Лем знал, где она их хранила.

– Она сказала ему об этом.

– Ну, что ты еще знаешь?

– Ты напустил меня на Лема, потому что думал, так тебе будет безопаснее? Ты знал, что он расскажет мне о драгоценностях, но тебе даже в голову не пришло, что Маурин могла признаться ему, что хранит их в шкатулке.

Двусмысленная поддразнивающая полуулыбка все еще играла в уголках рта Неда.

– А тебе пришло бы в голову, что дама, которая оттяпала драгоценности у кого-то, потом из наглости может сообщить ему, где хранит их? – Он сделал паузу. – Итак, значит, ты все знаешь.

– Знаю.

– Тогда ты понимаешь, не так ли? Я имею в виду – понимаешь, почему я не мог рассказать тебе обо всем. – Нед отнял свою руку у Розмари и, нагнувшись вперед, положил ладонь на колено Эндрю. – Боже мой, ведь ты был уже готов подозревать меня в убийстве, когда дело коснулось всего лишь ее вонючих драгоценностей. Что бы ты подумал, если бы узнал, что у меня и вся коллекция матери? Я просто испугался и не хотел говорить тебе. Ты же знаешь, что у меня в кармане пусто. И ты всегда думал, что я жаден до денег, готов на всякие подлости. Разумеется, я даже не представлял, что они могут быть в шкатулке. Я взял эту проклятую штуку только потому, что попытался подстроить ограбление. Но когда я открыл ее, нашел их и понял, чем Маурин занималась… Я подумал, если Эндрю узнает об этом, я пропал.

Он произнес это «пропал» с пафосом, даже героически.

Эндрю сказал:

– Значит, поэтому ты просто держал их у себя и никогда не упоминал о них?

– Да, разумеется, и я совсем замотал свои мозги, думая, что с ними делать. Потом у меня вроде созрел план. Я бы отдал их Лему и заставил как-нибудь вставить обратно в старые оправы. Но затем, когда копы стали подозревать тебя, я решил, что ради твоего спасения мне придется все рассказать о Леме и брачном договоре…

Белокурые волосы упали ему на лоб; тряхнув головой, он отбросил их назад.

– Наверное, я напортил и здесь, как и везде вообще? Но просто я был напуган тем, что ты подумал бы, будто я убил Маурин.

– В особенности когда она фактически могла бы расстроить свадьбу, – сказал Эндрю. – Если бы она сходила к Тэтчерам, то был бы конец, не так ли? Тебе бы пришлось либо жениться на Розмари, хотя ни у кого из вас нет ни цента, либо выбросить всю эту блажь из головы.

Нед побледнел.

– Но, Дрю, ты не в своем уме! Ты же давно знаешь, что у Розмари свои…

– Как раз сегодня днем отец Розмари был у матери. И пообещал распорядиться насчет финансов. Мистер Тэтчер сказал матери о том, что, оказывается, у Розмари нет даже своего счета в банке.

– Но… но…

Изумление в глазах Неда казалось абсолютно искренним. Он повернулся к Розмари. Эндрю смотрел теперь на них обоих… Ее лицо было мышиного цвета.

– Розмари, – сказал Нед. – Розмари, малышка…

– Ну и пусть, – сказала она. – И не смотрите на меня так. Это не такое уж страшное преступление, разве не так?

Она поднялась и теперь стояла напротив Эндрю, маленькая, решительная и грозная.

– Ты прав. Я признаю. У меня нет ни цента своих денег. Я лгала и тебе, и Маурин, и Неду тоже.

– Но, Розмари… – опять начал Нед.

– Нет, – повысила она голос, – не перебивай. Я должна объяснить. Все совершенно просто. Вчера за ланчем я знала, что не должна допустить разговора Маурин с родителями. Единственное, что я смогла придумать, – это заставить ее поверить, что идти к ним абсолютно бессмысленно. Поэтому… поэтому прямо там же экспромтом и выдумала все это о своих деньгах. А затем уж я рассказала ей, решила рассказать и тебе тоже… и Недди.

– А зачем Неду? – резко спросил Эндрю.

Ее щеки запылали еще сильнее.

– Потому что… хорошо, ну, из Недди такой паршивый лгун, он мог все испортить. Я решила, что для безопасности будет лучше, если он поверит в то, во что вы с Маурин поверили, – и он поверил. Он поверил мне так же, как и ты. Ох, я знаю, это была сумасшедшая игра, конечно. Если бы Маурин все же пошла к родителям, все стало бы ясно через шесть секунд. Но был шанс: авось пронесет.

– Так и вышло, – сказал Эндрю, – когда Маурин оказалась убитой.

Розмари свирепо посмотрела на него сквозь очки.

– Думаешь, я этого не понимаю? Разумеется, понимаю. И если тебе так хочется думать, это я убила ее, хорошо, давай продолжай. Я не делала этого, так уж получилось. Но и это не важно. Тебе надо понять только одно: все это не имеет никакого отношения к Недди. Недди не мог убить ее, чтобы удержать от встречи с родителями, потому что у него не было ни малейшего представления о том, что Маурин могла бы расстроить свадьбу. И он не мог убить ее из-за тех драгоценностей, потому что не знал, что те находятся в шкатулке, до тех пор, пока не принес ее сюда и не открыл.

Розмари, стоя рядом с Недом, положила руку ему на плечо. Ее взгляд, впившийся в лицо Эндрю, был совершенно бешеный.

– Тебе это не ясно? Даже слабоумный понял бы это. Ах, ты меня просто бесишь. Теперь ты ведь знаешь, что собой представляла Маурин. Ты же знаешь, что она была даже хуже, чем я привыкла о ней думать. Ты знаешь из того письма, почему она вышла за тебя замуж. Ты знаешь от Лема Прайда, что она вытворяла с ним и твоей матерью. Она была чудовищем, вот чем она была, чудовищем, и ты должен благодарить судьбу за то, что кто-то прикончил ее. И… и все же… Вот Недди, твой собственный брат, который любит тебя, который готов на все, чтобы помочь тебе, он подстраивает ограбление, рискует своей собственной шкурой, все это делает… и вместо того, чтобы признать это, вместо того, чтобы понять, кто твои настоящие друзья, ты готов поверить самым ужасным вещам… Это мерзко, вот что. Мерзость.

У нее перехватило дыхание, она упала на кушетку и, обняв Неда за шею, разразилась плачем.

– Маленькая моя, ну же, успокойся. – Нед поцеловал ее. Очень нежно он притянул ее голову к себе на плечо и принялся приглаживать волосы. С примирительной улыбкой он посмотрел поверх ее головы на Эндрю.

– Извини, Дрю. Ей не следовало этого говорить. Без сомнения, ты должен был подозревать меня. О Боже, чего я только не вытворял в свое время! Я думаю, ты святой, что не вывернул меня наизнанку несколько часов назад. Но просто… я не убивал Маурин, честно, не убивал. И Розмари не убивала.

Он помолчал.

– Дрю, ты хочешь взять эти драгоценности?

Не дожидаясь ответа Эндрю, он аккуратно подвинул голову Розмари со своего плеча на подушку, поднялся и пошел в спальню. Через несколько мгновений он вышел, неся еще один пакет из плотной коричневой бумаги.

– Вот те на, – сказал Нед. – Передача драгоценных камней, которая происходит в этой мусорной куче. Это мог бы быть Амстердам.

Он передал пакет Эндрю. Розмари высморкалась, поднялась, расправляя юбку, и подошла к Эндрю.

– Извини, Эндрю, пожалуйста. Все мой характер, ты знаешь. Такой ужасный.

Эндрю открыл пакет. Розмари заглянула внутрь на поблескивающую груду камней.

– Но, Боже мой, что мы будем с ними делать?

– Что делать с ними сейчас? – сказал Нед. – Тот коп подозревает Эндрю. Вот что важно. Это подозрение надо снять.

– Но как? – сказала Розмари.

«Действительно, как?» – подумал Эндрю. Лем не был убийцей. У него алиби. Показывать матери его брачный договор было бы жестоко и бессмысленно. А Нед… Розмари… Верил ли он по-настоящему когда-нибудь, что кто-то из них убил Маурин? Едва ли он теперь понимал что-либо. Находясь в крайнем изнеможении от подавленного чувства самоуважения, он понял, что дошел до точки, где совсем утратил всякую способность различать, что есть правда, а что – ложь. Он подумал о лейтенанте Муни, который «выжидает», который «собирает улики», а затем, когда «абсолютно уверен» в том, как обстоят дела, «действует». Сколько еще осталось до того, как он начнет «действовать»?

Зазвонил телефон. Нед взглянул на Эндрю, потом на Розмари, наконец поспешил к телефону и поднял трубку.

– Да, да, минуточку. – Он посмотрел на Розмари. – Тебя, твоя мать.

– Мама? – Розмари подошла к телефону. – Алло. Да, мама… Да, как полагается, он здесь как раз. Я позову его. – Она прикрыла микрофон. – Она просит тебя, Эндрю. Говорит, что пробовала дозвониться тебе домой, и позвонила мне, думая, что я знаю, где можно тебя найти.

Эндрю взял у нее трубку?

– Миссис Тэтчер?

– Слава Богу, наконец-то я застала тебя. – Голос миссис Тэтчер был взволнован. – Боюсь, у меня не очень хорошие новости, но я поговорила с мужем, и он согласился, что необходимо предупредить тебя. Здесь только что был лейтенант Муни. Он допросил подругу Маурин, ее зовут Мари Кросс. Ты знаешь ее? Маурин жила с нею в одной комнате, когда только приехала в Нью-Йорк. Это девушка, которая снимает квартиру с Глорией Лейден в пригороде.

– Да, – сказал он. – Я знаю.

– Как раз из-за нее лейтенант пришел к нам. Она сказала ему о том, что Маурин жила с нами. Наверное, мне следовало бы рассказать ему об… эпизоде в Пасадене. Но я умолчала об этом. Мне показалось, что совсем не обязательно вспоминать о вещах, которые произошли так давно. Но… Эндрю, это чрезвычайно трудно… Я совершенно не знаю, как сказать, но… кажется, все, что я говорила тебе о Маурин сегодня утром, было слишком по-идиотски наивным. Если верить Мари Кросс, то, прежде чем выйти за тебя замуж, Маурин… ну, она была очень скрытной, понятно, но эта Мари Кросс знала, что у нее был мужчина за мужчиной… И не только это. Когда Маурин пришла ко мне и притворилась, что простила меня, должно быть, это был какой-то хитрый, злобный ход, потому что только два месяца назад она говорила Мари Кросс, что ненавидит нас и… и что единственное удовлетворение, которое она получила от замужества, – это удовольствие гордо показать нам, что она стала невесткой миссис Прайд.

Голос миссис Тэтчер был наполнен беспокойством и тревогой за него. Как будто это могло иметь какое-то значение! Как будто он был еще способен страдать.

– Эндрю, так неприятно все это тебе рассказывать. Но… мне надо дать тебе понять, что Маурин, весьма вероятно… потому как, кажется, не было грабителей… и теперь, когда лейтенант услышал от Мари Кросс о других мужчинах и ее мотивах замужества… Эндрю, он говорит, что она была убита из твоего пистолета в то время, когда ты мог быть дома. И не только это. Есть еще что-то, что ему известно и чего он не сказал нам, что, по-видимому, является весьма важным. Попытайся понять, что я хочу тебе сказать. Когда он уходил от нас, то сказал, что собирается к прокурору округа. Прозвучало это не слишком успокоительно, и… ну, мы решили, что должны попытаться выяснить, как обстоят дела. Муж, как оказалось, знаком с майором. Он связался с ним, и мы только что поговорили. Понимаешь, ордер на твой арест будет готов завтра утром.

Она сделала паузу, потом, понизив голос, добавила:

– Эндрю, я не знаю, убивал ты Маурин или нет. Было бы глупо притворяться, будто знаю, но я достаточно тупоумна, чтобы быть уверенной, что не убивал, и достаточно честна, я надеюсь, чтобы чувствовать себя ответственной. Если уж она оказалась такой плохой, то, вероятно, здесь и моя вина. Я не могу позволить им арестовать тебя, не предупредив тебя, по крайней мере. И прошу тебя, не думай, что все это из-за Розмари и Неда. Там другое. Там их дело. Но я хочу помочь именно тебе. Есть у тебя хороший адвокат?

– Мне надо будет подумать.

– Если нет, муж найдет для тебя лучшего в городе. И, Эндрю, неужели ты ничего не знаешь, хоть что-нибудь, что могло бы помочь, что указало бы на кого-то еще?

На дочь, например? Или на будущего зятя? Простирается ли ее христианское милосердие настолько далеко?

– Ничего нет, что бы я мог добавить, миссис Тэтчер.

– Но… но… о дорогой, что мы можем сделать?

– Вы очень добры, и я ценю это. Однако в настоящий момент…

– Но если ты действительно надумаешь что-то, если появится такое, что мы можем сделать, абсолютно все, что угодно, позвони нам. Позвонишь? Обещай мне. Звони в любое время, не важно, как поздно.

– Благодарю.

– Но, Эндрю, ты бы поступил так же, я уверена.

Он положил трубку. Розмари и Нед следили за ним в гробовой тишине. Эндрю присел на ручку кресла.

– Лейтенант Муни встречался с ними, – сказал он. – Они выяснили, что ордер на мой арест будет готов завтра утром.

– Боже мой! – воскликнул Нед. – Тогда что же нам делать?

Что ему делать? Словно он находился в какой-то камере, где эхо от этой фразы отражается от стен, потолка, пола. Эндрю утомленно поднялся. В руках он все еще держал пакет с драгоценностями матери. Единственное, чего он действительно хотел сейчас, – это чтобы голова перестала болеть.

– Мне надо подумать, – сказал Эндрю.

Он направился к двери.

– Но, Дрю, не уходи.

– Я пойду домой. Мне надо побыть одному какое-то время. Мне надо подумать.

Он повернулся, взглянув на них. Они стояли совсем близко друг к другу, держась за руки, с вытянутыми от беспокойства лицами.

Нед сказал:

– Помни только одно, Дрю. Лишь скажешь – и я готов рассказать им все, все абсолютно.

– И я тоже, – подхватила Розмари. – Разумеется, тоже. Нед подошел к Эндрю и положил ладонь на руку брата.

– Что бы ты ни решил, Дрю, дай нам знать. Это все. Миссис Тэтчер, Розмари, Нед – все они любят его, сочувствуют ему, словно посетители у кровати умирающего…