Текст книги "Зеленоглазое чудовище. Венок для Риверы"

Автор книги: Найо Марш

Соавторы: Патрик Квентин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 33 страниц)

Глава VII
Рассвет

1

Скелтон ушел домой, за ним последовали Сесар Бонн и Дэвид Хан. Уборщицы устроились передохнуть в какой-то отдаленной части здания. На посту остались только полицейские: Элейн, Фокс, Бейли, Томпсон, три детектива, которые обшаривали ресторан и комнату для оркестрантов, и констебль в форме – время его дежурства заканчивалось утром. Было без двадцати три ночи.

– Итак, дружище Фокс, – начал Элейн, – что мы имеем? Вы были очень внимательны и молчаливы. Ваша теория – начинайте!

Фокс откашлялся и уперся ладонями в колени.

– Весьма необычный случай, – в голосе Фокса слышалось разочарование. – Вы могли бы сказать – причудливый. Дурацкий, если бы не труп. А трупы, – серьезно заметил Фокс, – никогда не бывают дурацкими.

Сержанты Бейли и Томпсон подмигнули друг другу.

– Прежде всего, мистер Элейн, – продолжал Фокс, – я задаю себе вопрос: «Почему это сделано таким образом? Почему стреляли ручкой от зонтика, если можно обычной пулей?» Задать бы этот вопрос его светлости. И все же, мне кажется, преступление задумано тонко. От этой мысли невозможно отделаться. Ни у кого не было шанса прикончить парня, пока он играл, вы согласны?

– Ни у кого.

– Идем дальше. Если кто-то запихал эту дурацкую штуковину в револьвер, после того как Скелтон осмотрел его, орудие убийства должно было находиться у убийцы или его соучастника. Оно не больше авторучки, но чертовски острое. Что выводит нас для начала на Беллера. В связи с дирижером припомним, что его светлость как будто самым тщательным образом обыскал его перед выходом на сцену.

– Больше того, его светлость, ничуть не сомневаясь в своей голословной невиновности, утверждает, что у проклятого Беллера не было ни единого шанса спрятать что-либо на себе после обыска или сделать что-то с револьвером.

– Он так говорит? – сказал Фокс. – Поразительно!

– По сути дела, его светлость – а он, нужно признать, неглуп, – очень старался обелить кого угодно, кроме себя.

– Возможно, неглуп, – хмыкнул Фокс, – но разве вы не согласны с тем, что он слегка не в себе?

– Во всех случаях говорят такое. Но здесь, Фокс, я готов поклясться, что Ривера не был убит до выстрела или во время выстрела в него. Он стоял не менее чем в двух метрах от всех, кроме лорда Пестерна, который палил из своего проклятого револьвера.

– Вы правы! И он не был спрятан среди пюпитров, поскольку до того за ними сидели музыканты другого оркестра. И никто из музыкантов не приближался к потешной шляпе его светлости, под которой лежала пушка. А если это так, я спрашиваю себя: не его ли светлость использовал этот идиотский способ, имея, допустим, что-то против убитого. Все указывает на его светлость. От этой мысли невозможно отделаться. И тем не менее он кажется таким довольным собой и спокойным. Естественно, возникает мысль о мании убийства.

– Хорошо. Каковы мотивы?

– Знаем ли мы, как он относился к тому, что его приемная дочь водила компанию с убитым? По предположению другой молодой леди, ему как будто это было более или менее все равно, но это лишь допущение. Могло сыграть свою роль что-то иное. На мой взгляд, исходя из имеющихся на данный момент фактов, виновен его светлость. А ваше мнение, мистер Элейн?

Элейн покачал головой.

– Я в тупике, – сказал он. – Скелтон мог вложить дротик в револьвер, когда осматривал его, но лорд Пестерн, который весьма проницателен, клянется, что этого не было. Они находились вдвоем не больше минуты, пока Бризи представлял публике нового барабанщика, однако Скелтон утверждает, что не подходил к лорду Пестерну, а револьвер лежал у того в заднем кармане брюк. Это не похоже на ложь – ложь была бы опасна, поскольку Пестерн мог ее опровергнуть. Вы не слышали показаний Скелтона. Странный парень, фанатичный коммунист. Видимо, родом из Австралии. Жестко и однозначно мыслит. Не дурак и более чем откровенен. Правда, человек он одномерный. Несомненно, презирал Риверу из общих принципов и еще потому, что Ривера был за участие лорда Пестерна в ночном концерте. Скелтон очень негодовал по этому поводу. Он счел это проституированием искусства, которое считает своим и которым гордится, и попустительством чему-то такому, что противоречит его принципам. Здесь он кажется мне абсолютно искренним. Для него Ривера и лорд Пестерн – паразиты. Помимо прочего, Ривера снабжал Бризи Беллера наркотиками, если в самом деле было так. Кертис утверждает, что Беллер использовал кокаин, и складывается впечатление, что дирижер взялся обыскивать труп в надежде найти на нем наркотик. Нужно расследовать эту линию, Фокс.

– Вот, значит, как – наркотики! – глубокомысленно изрек Фокс. – На нас сыплется манна небесная, и она оказывается мертвым человеком! В его жилище можно, вероятно, обнаружить какую-то ниточку. И она приведет нас в Южную Америку, где промышляет банда Снежного Сантоса. Это было бы замечательно, – сказал Фокс, который некогда занимался борьбой с незаконным сбытом наркотиков, – просто чудом, если бы удалось зацепиться за Снежного Сантоса.

– В самом деле? – с отсутствующим видом спросил Элейн. – Продолжайте, Фокс.

– Итак, сэр, если вспомнить, что Ривера не собирался падать и тем не менее упал, значит, именно в этот миг он и был поражен орудием убийства. Я понимаю, мои слова похожи на констатацию самоочевидного, но этим мы отсекаем всякое предположение о каких-либо тайных происках после того, как он упал, поскольку никто не знал, что он упадет. И если только не допустить, что некто бросает смертоносный дротик в то же мгновение, когда его светлость производит первый выстрел… тьфу! – с отвращением прервал себя Фокс. – Но такое допущение выглядит просто глупым, так ведь? Тогда мы возвращаемся к исходной посылке – убийство совершено из револьвера. Что подтверждается царапинами в стволе. Кстати, нужно бы привлечь к этому делу экспертов.

– Привлечем.

– Но если вернуться к маленькой, украшенной самоцветами вещице, действовавшей наподобие замка и якобы поцарапавшей ствол, то нужно вспомнить утверждение Скелтона, что царапин не было, когда он осматривал револьвер. Это снова выводит нас на его светлость. Как ни крути, все указывает на него.

– Мисс де Сюзе, – заговорил Элейн, с раздражением теребя нос, – что-то искала под сомбреро. Это видели я, Мэнкс и официант. Мэнкс как будто удерживал ее от этого – во всяком случае, она рассмеялась и убрала руку. У нее не было возможности вставить дротик в револьвер, но ясно, что кто-либо, сев на ее место, мог достать револьвер. Когда все танцевали, леди Пестерн оставалась за столиком одна.

Фокс поднял брови, на лице его читалось сомнение.

– Очень холодно, – сказал он. – Чрезвычайно высокомерная дама, волевая и с понятиями. Вспомните, как она недавно обошлась с его светлостью. Очень впечатляюще.

Элейн взглянул на коллегу и улыбнулся. Затем повернулся к остальным.

– Ну, Бейли, настал ваш черед, – сказал он. Нашли чего-нибудь новенькое?

– Ничего такого, о чем стоило бы написать домой, мистер Элейн, – мрачно изрек он. – На дротике никаких отпечатков. Я принял меры для защиты от случайных следов и могу еще раз проверить орудие убийства.

– А револьвер?

– Очень чистая работа, мистер Элейн. Никаких следов.

– Поэтому я и рискнул позволить лорду Пестерну подержать его за рукоять.

– Да, сэр. Значит, – сказал Бейли с облегчением, понятным профессионалу, – о револьвере. На нем только отпечатки лорда Пестерна. И дирижера оркестра. Бризи Беллера – так, кажется, он себя называет.

– Верно, лорд Пестерн передал револьвер Бризи.

– Точно, сэр. Значит, я не ошибся.

– Томпсон, – внезапно обратился Элейн ко второму сержанту, – вы хорошо осмотрели левую руку мистера Мэнкса, когда обыскивали его?

– Да, сэр. Костяшки немного сбиты. Совсем чуть-чуть. На пальце кольцо с печаткой.

– А что нашлось на помосте для оркестра, Бейли?

Бейли посмотрел на свои ботинки и сообщил, что обследовал пол вокруг ударной установки. Нашел следы кончиков четырех пальцев – это рука мисс де Сюзе. Ничего больше.

– А Ривера? Следы на теле?

– Почти ничего, сэр, – сказал Бейли, – кроме отпечатков в тех местах, где Беллер и доктор прикасались к телу. Это все, сэр.

– Благодарю. А как насчет других людей в ресторане и комнате для оркестрантов, Гибсон?

Один из детективов сделал шаг вперед.

– Практически ничего, сэр. Ничего необычного. Столбики пепла на полу и тому подобное. На помосте мы подобрали клочки бумаги, гильзы и носовой платок с инициалами Беллера.

– Он вытирал им свои неприятные глаза, когда клал венок на грудь Риверы, – пробормотал Элейн. – Ничего больше?

– Еще на помосте валялась пробка, – извиняющимся тоном произнес сержант Гибсон. – Вероятно, дело рук официанта.

– Но не там же. Дайте-ка посмотреть.

Гибсон достал конверт и вытряхнул из него на стол небольшую пробочку. Элейн, не прикасаясь к пробке, осмотрел ее.

– Когда убирались на помосте?

– Мыли рано утром, мистер Элейн, и протирали перед приходом вечерних гостей.

– Где именно вы нашли эту штуку?

– На полпути к стене и в двух метрах влево от центра. Я отметил место.

– Хорошо, хотя это едва ли нам поможет. – Элейн достал лупу. – На пробке черное пятно. – Он понюхал его. – Похоже на гуталин. Вероятно, попалась под ноги кому-нибудь из оркестрантов. Но присутствует и другой запах. Не вина или спирта, и вообще, это не бутылочная пробка. Она меньше и сделана с расширением кверху. Никакого фирменного знака. Чем же она пахнет? Ну-ка, Фокс.

Фокс шумно втянул носом воздух. Встал, подумал и проговорил:

– Что же это мне напоминает? – Все ждали. – Цитронеллу, средство от москитов, – с серьезным видом произнес Фокс, – ил и что-то похожее.

– Не смазку для револьвера? – спросил Элейн.

Фокс повернулся к шефу и посмотрел на него с некоторым удивлением.

– Смазку для револьвера? Не собираетесь ли вы сказать, мистер Элейн, что вдобавок к ручке от зонтика в стволе кто-то догадался еще зафиксировать ее там пробкой, как в допотопном ружье?

Элейн усмехнулся.

– Это дельце испытывает вас на легковерность, бригадир Фокс. – Элейн снова припал к лупе. – По низу пробка как будто отломана. Надежда ничтожна, Бейли, но попробуем проверить ее на отпечатки.

Бейли забрал пробку. Элейн обратился к своей команде:

– Думаю, вы можете одеваться на выход, – сказал он, – а вас, Бейли, и вас, Томпсон, я намерен оставить при себе. У этого шоу перерывов не бывает. Гибсон, вы берете ордер на обыск и отправляетесь на квартиру Риверы. Прихватите кого-нибудь с собой. Обыск произвести самым тщательным образом. Скотт и Уотсон навещают на дому Беллера, Сэллис ушел со Скелтоном. Все возвращаются с отчетами в Скотленд-Ярд к десяти, я буду ждать вас там. Когда закончите, пускай вас сменят другие. Беллера и Скелтона не выпускать из-под наблюдения, черт бы их побрал, хотя я уверен, что в течение следующих восьми часов Бризи не доставит головной боли никому, кроме себя. Инспектор Фокс и я берем дополнительный наряд и навещаем «Герцогскую Заставу». Приступаем.

В кабинете зазвонил телефон. Фокс взял трубку и услышал извинения. Он вернулся с виноватым видом.

– Звонил этот новичок, которого мы отправили с компанией лорда Пестерна. Его фамилия Маркс. Как вы думаете, что он сделал? – Фокс оглядел всех и грохнул ладонью по столу. – Глупая молодая дубина! Зайдя в дом, они сказали, что все идут в гостиную. «О, тогда, если вы не возражаете, я исполню свой долг и пройду вместе с вами». Джентльмены заявили, что хотят сначала передохнуть и спустятся вниз, в туалет. То же решение приняли дамы и поднялись наверх. Сержант Маркс пытается раздвоиться, то есть делает совсем не то, что я ему приказал. И пока он без устали бегает от верхнего туалета к нижнему, пытаясь никого не выпустить из внимания, что происходит? Одна из молодых леди выбирается на лестницу для слуг и выскальзывает из дома через заднюю дверь.

– Кто именно? – прервал Элейн.

– Не требуйте от сержанта Маркса чересчур многого, – сказал Фокс. – Не требуйте невозможного. Он не знает – кто. Он спешит к телефону, а в это время, осмелюсь предположить, остальные разлетаются из дому, куда угодно их воображению. Сержант-тупица Маркс не может им помешать! Что будем делать?

В дверях заведения появился дежурный констебль.

– Я полагаю, сэр, мне лучше доложить без промедления, – сказал он. – Я стою на улице. Произошел инцидент.

– Замечательно, – сказал Элейн, – какой?

– Невдалеке отсюда остановилось такси, сэр, и из него вышла дама.

– Дама? – спросил Фокс так сурово, что констебль беспокойно взглянул на него.

– Да, мистер Фокс. Молодая дама. Поговорила с водителем. Он остался ждать. Она оглядывалась по сторонам и явно нервничала. Я стоял в тени, и, думаю, она не видела меня.

– Узнали ее?

– Не могу быть уверен, сэр. Другая одежда, но, кажется, она из компании лорда Пестерна.

– Заперли за собой дверь?

– Так точно, сэр.

– Отоприте и исчезните. Скройтесь все. Рассейтесь. Бегом, быстро.

Вестибюль опустел через пять секунд. Бесшумно закрылись двери в кабинет и комнату оркестрантов. Элейн метнулся к выключателям. Осталась гореть только тусклая розовая лампочка на стене. Вестибюль наполнили черные тени. Элейн бухнулся на колени за креслом в самом дальнем от лампочки углу.

Размеренно тикали часы. Где-то в подвальном этаже звякнуло ведро. В воцарившейся полной тишине стали слышны бесчисленные мелкие звуки: легкие удары о стену шнура шторы на ресторанном окне, вороватые шорохи за стенами, едва различимое гудение распределительного щита. Элейн вдыхал запахи ковра, обивки кресла, дезинфицирующего средства и застоявшийся табачный дух. Снаружи в вестибюль вели две двустворчатые двери – первая, смотревшая прямо на улицу, и вторая, обращенная в помещение. Сейчас створки обеих были плотно сомкнуты. Двери были сделаны из листового стекла, и сквозь них Элейн видел серую пелену, которую скрашивали только неяркие блики. Причиной их была розовая лампа, висевшая на правой стене, примерно посередине. Он сосредоточил все внимание на дверях. Вдруг сумрак за ними стал светлее. Наружная дверь открылась.

За толстым дверным стеклом неожиданно появилось лицо и вытеснило очертания отраженной лампы. Створка двери, отворяясь, чуть-чуть скрипнула.

Женщина секунду стояла совершенно неподвижно. Лицо ее наполовину закрывал шарф. Затем быстро прошла вперед и опустилась на колени перед креслом. Длинные ногти, когда она шарила по ковру, издавали шуршащий звук. Она так углубилась в свое занятие, что не слышала, как Элейн приблизился к ней по толстому ковру, но конверт, когда инспектор вынимал его из кармана, негромко хрустнул. Все еще стоя на коленях, она обернулась, увидела мужчину и пронзительно закричала.

– Вы не за этим охотитесь, мисс Уэйн? – спросил Элейн.

2

Элейн подошел к стене и включил свет. Не двигаясь, Карлайл наблюдала за ним. Когда он вернулся к ней, конверт по-прежнему был у него в руке. Она поднесла руку к пылающему лицу и нетвердым голосом сказала:

– Вы думаете, я здесь с дурной целью. И, наверное, ждете объяснений.

– Я буду рад получить ответ на свой вопрос. Вы это имеете в виду?

Элейн поднял конверт, но не отдал. Карлайл с сомнением смотрела на конверт.

– Не знаю… я не думаю…

– Конверт мой. Я скажу, что в нем лежит. Письмо – скомканное и местами порванное, потому что оно было засунуто между сиденьем и подлокотником кресла. Того самого, возле которого вы вели свои поиски.

– Да, все так, – сказала Карлайл. – Вы не могли бы отдать его мне?

– Присядьте, – предложил Элейн. – Вы не считаете, что нам следует кое-что прояснить?

Он подождал, пока она не встала и после секундного колебания села на предложенный стул.

– Вы, конечно, не поверите мне, – начала Карлайл, – но это письмо – я полагаю, вы уж его наверняка прочли – не имеет ничего общего с ужасным происшествием сегодняшней ночи. Абсолютно никакой связи. Оно сугубо личное и весьма важное.

– А вы сами его читали? – спросил он. – Можете повторить его содержание? Не перескажете мне это письмо?

– Но… я не могу… сделать это буквально…

– Сделайте приблизительно.

– В нем… важное сообщение. Оно касается одного человека… я не могу раскрывать так много…

– Тем не менее письмо настолько важно, что вы вернулись сюда в три часа ночи, чтобы попытаться его разыскать. – Он замолчал, но и Карлайл не говорила ни слова. – А почему, – снова заговорил он, – за своим письмом не пожаловала мисс де Сюзе?

– О, Боже! – воскликнула Карлайл. – Все так сложно.

– Прошу вас, поддержите свою репутацию честного человека и расскажите мне все.

– Я абсолютно честна, черт возьми! – с нажимом проговорила Карлайл. – Письмо личное и… чрезвычайно конфиденциальное. Фелисите не хотела, чтобы его кто-либо видел. Я не знаю в точности, о чем оно.

– Она побоялась прийти сама?

– Она немного не в своей тарелке. Каждый на ее месте вел бы себя так же.

– Я хочу, чтобы вы узнали содержание письма, – после паузы сказал Элейн. – Само терпение, – он повторил ей свои аргументы. Когда совершено убийство, то зачастую приходится забывать об общепринятых правилах поведения. Он должен убедиться, что письмо действительно несущественно, и в таком случае выбросить его из головы.

– Вы помните, что письмо выпало у нее из сумочки? Вы заметили, как старательно она пыталась его спрятать от меня? А вы обратили внимание на ее действия, после того как я сказал о предстоящем обыске? Она засунула руку между сиденьем и подлокотником кресла. Затем пошла в туалетную комнату, а я сел в ее кресло. Вернувшись, она с полчаса мучительно пыталась найти письмо и притворялась, что ничем таким не занимается. Вот так-то.

Он вынул письмо из конверта и расправил его на столе перед Карлайл.

– Отпечатки пальцев сняты, – сказал он, – но это не принесло существенных результатов. Письмо слишком усердно терли о ворсистую обивку кресла. Вы будете читать или…

– Да, давайте его, – сердито сказала Карлайл.

Письмо было напечатано на листе чистой нотной бумаги. Без адреса и без даты.

«Моя дорогая – читала Карлайл – ваше очарование заставляет меня бросить все свои дела. Я нарушаю обещания перед самим собой и другими. Мы гораздо ближе, чем вы можете представить. Сегодня вечером в петлице моего пиджака будет белый цветок. Ради вас! Но если вы дорожите нашим будущим счастьем, не подавайте вида, что заметили его, даже мне. Уничтожьте эту записку, любовь моя, но не мою любовь. Г. П. Ф.»

Карлайл подняла голову, поймала устремленный на нее взгляд Элейна и быстро отвела глаза.

– Белый цветок, – прошептала она. – Г. П. Ф., Г. П. Ф.? Не могу в это поверить.

– Кажется, у мистера Мэнкса была белая гвоздика в петлице?

– Я не стану обсуждать с вами это письмо, – решительно заявила Карлайл. – Мне не следовало его читать. Обсуждать ничего не буду. Позвольте мне вернуть его Фелисите. Оно не имеет ничего общего с убийством. Ничего ровным счетом. Отдайте его.

– Вам следует знать, что я не могу сделать этого, – сказал Элейн. – Подумайте сами. Между Риверой и вашей кузиной, точнее кузиной по линии ее приемного отца, существовала весьма сильная привязанность. После убийства Риверы она изо всех сил старается спрятать письмо, теряет его и настолько обеспокоена этим, что вынуждает вас вернуться сюда и попытаться отыскать потерю. Как могу я не обратить внимания на такую последовательность событий?

– Но вы не знаете Фелисите! В отношениях с молодыми людьми у нее постоянно то появляются, то исчезают острые углы. Ничего особенного. Вы просто этого не понимаете.

– Пусть так, – сказал Элейн, глядя на нее с добродушной усмешкой, – тогда помогите мне понять. Я отвезу вас домой. Вы сможете просветить меня по дороге. Фокс!

Фокс вышел из кабины. Карлайл слушала, как Элейн отдавал распоряжения бригадиру. Из туалетной комнаты появились другие люди, о чем-то вполголоса поговорили с Фоксом и удалились через парадный вход. Элейн и Фокс собрали свои вещи и надели пальто. Карлайл встала. Элейн убрал письмо с конвертом во внутренний карман. Она почувствовала, как под веками набухают слезы. Попыталась заговорить, но из горла вырвался лишь какой-то нечленораздельный звук.

– Что с вами? – спросил Элейн, посмотрев на нее.

– Это неправда, – пробормотала она. – Не могу поверить. Не могу.

– Чему? Что Эдуард Мэнкс написал это письмо?

– Он не мог. Не мог написать такое письмо ей.

– Не мог? – осторожно спросил Элейн. – Вы так думаете? Но разве Фелисите не привлекательна? Очень привлекательна, ведь правда же?

– Дело не в этом. Вовсе не в этом. Само письмо. Он не мог написать такое. Оно насквозь фальшивое.

– Вы когда-нибудь обращали внимание на любовные письма, зачитанные в суде, а потом перепечатанные в газетах? Разве они не кажутся насквозь фальшивыми? И тем не менее некоторые из них были написаны очень интеллигентными людьми. Пойдемте?

На улице было холодно. Неподвижная белесая муть обволакивала жесткие очертания крыш.

– «Рассвет по левую руку», – сказал, ни к кому не обращаясь, Элейн и поежился. Такси уехало, у дверей поджидала большая полицейская машина. Рядом с водителем сел один из спутников Элейна. Фокс открыл дверцу, и Карлайл забралась внутрь. За нею последовали Элейн и Фокс.

– Едем в Скотленд-Ярд, – сказал Элейн.

Зажатая в угол сиденья, Карлайл ощущала безразличное давление плеча и руки Элейна: сидевший в противоположном углу Фокс был грузным человеком. Она повернулась и увидела силуэт головы Элейна на фоне синеватого окна. Странная мысль пришла ей в голову: «Если бы Фелисите смогла успокоиться и хорошенько приглядеться к этому человеку, она порвала бы с Г. П. Ф., воспоминаниями о Карлосе и всех свои прочих дружках». От этой мысли у нее раза два екнуло сердце. «О, Нед, – подумала она, – как ты мог?!» Она попыталась оценить смысл письма, но почти тут же отказалась от этого. «Я несчастна, – терзалась она, – сегодня я несчастнее, чем была когда-либо в продолжение многих лет».

– Что меня интересует, – раздался у нее над самым ухом голос Элейна, – так это как расшифровываются инициалы Г. П. Ф. В моей ужасной памяти на них отзывается колокольчик, но я не могу уловить, какой именно. И почему – может, вы мне подскажете – Г. П. Ф.? – Она не отвечала и он продолжал: – Минутку-минутку. А вы не говорили что-то о журнале, который читали, прежде чем зайти в кабинет к лорду Пестерну? «Гармония» — так его название? – Повернувшись, он внимательно посмотрел на нее, и она кивнула. – И редактор странички «Расскажите-обо-всем-тете» называет себя, кажется, Наставником, Философом и Другом, верно? А как он подписывает свои рецепты светлой жизни?

– Именно так, – буркнула Карлайл.

– И вы удивились бы, узнав, что мисс де Сюзе написала ему? – спокойно спросил Элейн. – Н-да. Как по-вашему, это открытие дает нам что-нибудь?

Карлайл издала невнятный звук. На нее нахлынули неприятные воспоминания. О переписке Фелисите с человеком, которого она никогда не видела, но он написал ей якобы чудесное письмо. О Ривере, прочитавшем ее ответ незнакомцу и устроившем по этому поводу сцену. О статье Неда Мэнкса в «Гармонии». О поведении Фелисите, когда все собрались, чтобы ехать в «Метроном». О том, как она вынула цветок из петлицы Неда. И о том, как он наклонил голову к Фелисите во время танца и слушал, что она говорит ему.

– Когда мистер Мэнкс пришел к обеду, – вновь поразительно близко прозвучал голос Элейн, – был ли у него в пиджаке белый цветок?

– Нет. – Она говорила чересчур громко. – Нет. Он появился только потом. На столе в столовой стояли белые гвоздики.

– Вероятно, эта была одна из них.

– Тогда, – торопливо заговорила она, – не сходится. Письмо наверняка было написано до того, как он увидел гвоздику. Ничего не сходится. Фе сказала, что письмо принес окружной посыльный. Нед об этом не мог знать.

– Она сказала – окружной посыльный? Нужно будет проверить. Возможно, удастся найти конверт. На ваш взгляд, – продолжал Элейн, – он казался очень заинтересованным ею?

(Эдуард сказал: «Что касается Фе… произошло что-то очень странное. Я не могу ничего объяснить, но хотел бы надеяться, что ты понимаешь».)

– Очень заинтересованным, вы так полагаете? – повторил Элейн.

– Не знаю. Не знаю, что и думать.

– Они часто виделись?

– Не знаю. Он… некоторое время, пока подыскивал квартиру, жил в «Герцогской Заставе».

– Возможно, именно тогда и зародилась симпатия. Как вы считаете?

Она потачала головой. Элейн ждал. Его спокойная настойчивость вдруг стала невыносимой для Карлайл. Она почувствовала, что ее срывает с якорей и уносит во мрак. Отвратительное настроение, которое она не в силах была ни контролировать, ни понять, целиком захлестнуло ее.

– Я не хочу говорить об этом, – пробормотала она, – не мое дело. Не могу больше продолжать. Позвольте мне уйти. Пожалуйста, выпустите меня.

– Конечно, я отвезу вас домой, – сказал Элейн.