Текст книги "Зеленоглазое чудовище. Венок для Риверы"

Автор книги: Найо Марш

Соавторы: Патрик Квентин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 33 страниц)

6

Оно лежало неподвижно секунды три. С широко раскрытыми глазами, в которых горело бешенство. Фокс склонился к телу, и тогда тело открыло рот.

– Какого дьявола вы тут делаете? – спросил лорд Пестерн.

Он ловко перевернулся на живот и поднялся. На подбородке и щеках блестело что-то вроде инея, глаза налились кровью, вечерний костюм пришел в полный беспорядок. В безжалостном свете раннего утра, лившемся через лестничное окно, его светлость казался привидением. Однако природной агрессивности в нем ничуть не убавилось.

– На что вы пялитесь? – спросил он.

– Едва ли стоит спрашивать вас, – сказал Элейн, – зачем вы сидели на лестнице, видимо, подпирая дверь спиной.

– Я дремал. Хорошенькое дело, когда человека выставляют из его собственных комнат в пять утра.

– Прекрасно, Фокс, – устало произнес Элейн, – продолжайте дознание.

– Слушаюсь, сэр, – сказал Фокс. – Доброе утро, милорд.

Он обошел лорда Пестерна и покинул кабинет, оставив дверь раскрытой. Элейн слышал, как Фокс выговаривает сержанту Марксу: «И как называется такое наблюдение?» – «Мне было приказано только наблюдать, мистер Фокс. Его светлость заснули, едва коснувшись пола. Я решил, что он может находиться здесь с тем же основанием, как в любом другом месте дома». Фокс начальственно хмыкнул, и Элейн перестал его слушать.

Он закрыл дверь кабинета и подошел к окну.

– Мы еще не закончили в этой комнате, – сказал он, – но, думаю, свежим воздухом можно нарушить ее неприкосновенность.

Раздвинул шторы и распахнул окно. Света на улице было еще маловато. Легкий ветерок ворвался в комнату, усилив, перед тем как изгнать, застоявшиеся запахи ковра, кожи и табачного дыма. Кабинет выглядел неприветливо и неопрятно. Настольная лампа все еще лила вульгарный желтый свет на заваленный хламом стол. Элейн повернулся к лорду Пестерну – тот торопливо шарил в открытом ящике.

– Сомневаюсь, что смогу показать вам то, что вы ищете, – сказал Элейн, открыл сумку Фокса и вынул записную книжку. – Прошу вас ничего не трогать, но если хотите взглянуть, то пожалуйста.

Лорд Пестерн взглянул, но с некоторой поспешностью и, как показалось Элейну, без особого удивления.

– Где вы нашли эту штуковину? – спросил он, показывая слегка дрожащим пальцем на костяную ручку.

– В ящике. Можете идентифицировать этот предмет?

– Возможно, – пробормотал он.

Элейн указал на орудие убийства.

– Стилет, конец которого закреплен клеем, вполне может оказаться напарником этой ручки. Мы выясним. Если мое предположение верно, тогда он взят из рабочей шкатулки леди Пестерн в гостиной.

– Гадайте дальше, – с вызовом сказал лорд Пестерн. Элейн сделал пометку в записной книжке.

– Скажите, сэр, находился ли стилет в ящике вашего стола до вчерашнего вечера?

Лорд Пестерн разглядывал револьвер. Выпятив нижнюю губу, бросил взгляд на Элейна и протянул руку к револьверу.

– Пожалуйста, – сказал Элейн, – вы можете потрогать его, но прошу ответить на вопрос о стилете.

– Откуда мне знать, – безразлично проговорил лорд Пестерн. – Ни сном ни духом.

Не вынимая револьвера из сумки, он ощупал его, затем надел очки, уставился в некую точку под прицелом и вдруг пронзительно засмеялся.

– Что вы ожидали увидеть? – осторожно спросил Элейн.

– Ну и ну, как вам это нравится! – воскликнул лорд Пестерн вместо ответа.

Он уставился на Элейна. В налитых кровью глазах было презрение.

– Дьявольски любопытно, – сказал он. – Как ни крути – смех да и только.

Он рухнул в кресло и с видом злорадного облегчения потер руки.

Элейн закрыл сумку Фокса и усилием воли сдержал готовый прорваться гнев. Он встал перед лордом Пестерном, смотря ему прямо в глаза. Его светлость тут же плотно закрыл их и надул щеки.

– Я сплю, – сказал он.

– Послушайте меня. Вы имеете хотя бы малейшее представление об опасности, которая угрожает непосредственно вам? Вы знаете, что вас ожидает за сокрытие или отказ от предоставления информации в связи с таким серьезным преступлением, как убийство? Мой долг сообщить вам, что вы находитесь под подозрением. Вы получили официальное предупреждение. Столкнувшись с представителями органов, к которым каждый гражданин должен относиться хотя бы с минимальным уважением, вы повели себя в высшей мере вызывающе. Должен сказать вам, сэр, что если вы и дальше будете демонстрировать нам свою глупую фривольность, я приглашу вас в Скотленд-Ярд, где вас допросят и при необходимости арестуют.

Элейн ждал реакции. Лицо лорда Пестерна во время этой речи постепенно теряло агрессивное выражение. Воздух, вырывавшийся сквозь неплотно сомкнутые, надутые, как у обиженного ребенка, губы, шевелил усы его светлости. По-видимому, он опять заснул.

Несколько секунд Элейн смотрел на спящего. Затем он сел к столу, выбрав положение, позволявшее ему не выпускать лорда Пестерна из поля зрения. После недолгого раздумья придвинул к себе пишущую машинку, вынул из кармана письмо Фелисите, нашел чистый лист бумаги и начал снимать с письма копию.

При первых ударах клавиш глаза лорда Пестерна открылись, встретились с глазами Элейна и тут же закрылись снова. Его светлость что-то невнятно пробурчал и с чувством всхрапнул. Элейн кончил печатать и сравнил копию с оригиналом. Они были сделаны на одной и той же машинке.

На полу возле стула, на котором минувшим вечером сидела Карлайл, валялся номер «Гармонии». Элейн поднял его и начал листать. Странице на пятнадцатой он, как Карлайл в свое время, заметил в месте склейки сигаретный пепел. Это была страничка Г. П. Ф. Элейн прочитал письмо, подписанное некоей «Туте», перевернул еще несколько страниц и наткнулся на статью о борьбе с торговцами наркотиками и театральный обзор, подписанный Эдуардом Мэнксом. Затем он вновь встал перед нелепой фигурой в кресле.

– Лорд Пестерн, – громко сказал он, – просыпайтесь, просыпайтесь.

Тот судорожно дернулся, пошлепал губами и издал вопль, словно увидел кошмарный сон:

– А-а-а-х!

– Ну, достаточно, вы не спите. Скажите-ка мне, – сказал Элейн и сунул ему под нос журнал, – как давно вы знаете, что Эдуард Мэнкс – это и есть Г. П. Ф.?

Глава VIII
Утро

1

Взглянув на журнал, лорд Пестерн поморгал по-совиному, повернулся в кресле и уставился на стол. Письмо и копия лежали рядышком возле машинки.

– Да, именно так я и узнал, – сказал Элейн. – Вы не объясните мне все это?

Лорд Пестерн наклонился вперед, уперся локтями в колени и погрузился в созерцание собственных стиснутых рук. Когда он заговорил, голос был приглушенным и в нем чувствовалась подавленность.

– Нет, будь я проклят, – сказал он. – Не буду отвечать ни на какие вопросы. Ищите ответы сами. Я пошел спать.

Он встал и расправил плечи. В лице было все то же ожесточение, но Элейну показалось, что появились признаки нерешительности. Из тех остатков цивилизованности, которые в нем еще оставались, он выбрал фразу:

– Я имею на это право?

– Определенно, – тут же ответил Элейн, – но ваш отказ ответить на мой вопрос зафиксирован, вот и все. Если передумаете по поводу адвоката, мы с удовольствием его пригласим. Между тем, сэр, боюсь, мне придется установить за вами очень жесткое наблюдение.

– Вы хотите сказать, что какой-нибудь чертов бобби будет сидеть у меня на пятках, как неуклюжий здоровенный пудель?

– Если вам нравится такой способ выражать свои мысли, то – да. Я полагаю, нет смысла повторять вам предупреждение относительно двусмысленности занятой вами позиции.

– Никакого смысла. – Он подошел к двери и, стоя спиной к Элейну и тяжело наваливаясь на ручку, буркнул: – Скажите, чтобы вам принесли завтрак.

Не оглянувшись, он медленно вышел на лестницу и начал подниматься по ней. Элейн поблагодарил его вдогонку и кивнул Марксу, стоявшему на лестничной площадке. Маркс последовал за лордом Пестерном.

Элейн вернулся в кабинет, закрыл окно, оглядел все напоследок, запер сумку Фокса, вышел на лестничную площадку, запер за собой и опечатал дверь. Маркса здесь уже заменил другой человек в штатском.

– Привет, Джимсон, – сказал Элейн, – только заступили?

– Да, сэр, после отдыха.

– Видели кого-нибудь из слуг?

– Только что наверх пошла было служанка, мистер Элейн. Мистер Фокс приказал не пропускать туда слуг, поэтому я отослал ее вниз. Ее это, кажется, весьма огорчило.

– Переживет. Все правильно. Действуйте тактично, не мне вам говорить, но никого не пропускайте.

– Слушаюсь, сэр.

Элейн пересек лестничную площадку и вошел в бальный зал, где складывали свои вещи Томпсон и Бейли. Элейн взглянул на стулья вокруг огромного рояля и лист нотной бумаги, привлекший внимание Бейли. На листе карандашом была изложена программа прошлого вечера. На крышке пианино лежал тонкий слой пыли, на котором четко вырисовывались следы револьвера, французского и остальных зонтиков. Бейли и Томпсону показалось странным, что некоторое количество пыли осело на эти предметы уже после того, как их положили на крышку. Возможно, предположил Элейн, дело в том, что лорд Пестерн, по его же собственным словам, произвел здесь один холостой выстрел и пыль посыпалась с очаровательного, изысканно украшенного лепниной потолка.

– «Благословенный охотничий край», – пробормотал Элейн. – Чьи отпечатки обнаружены вокруг следов от частей стержня и ручки разборного зонтика? Хотя и так ясно, – устало добавил он. – Конечно, его светлости?

– Так точно, – сказали вместе Томпсон и Бейли, – его светлости и Бризи.

Элейн дождался, когда они ушли, запер и опечатал дверь бального зала.

В столовой уже все было готово к завтраку. Вазу с белыми гвоздиками, отметил Элейн, переставили на боковой столик. Остановившись перед портретом одного из Сеттинджеров, отдаленно напоминавшим лорда Пестерна, он услышал голоса, доносившиеся из комнаты для прислуги. Слуги, подумал он, устроили себе первый завтрак. Он распахнул дверь и очутился в раздаточной; только следующая дверь, как выяснилось, вела туда, куда он хотел попасть. Элейн отчетливо ощутил запах свежесваренного кофе, лучший из всех утренних запахов. Он уже был готов последовать к его источнику, когда громкий и выдававший явное волнение голос очень медленно произнес:

– Parlez, monsieur, je vous en prie, plus lentement, etpeut-etre je vous er… er… comprendrerei… нет, черт возьми, как же это …je vous pouverai[24]24
  Говорите, месье, прошу вас, очень медленно, и, возможно, я вас… э-э… понимать… я смогу вас… (франц.).


[Закрыть]…

Элейн открыл вторую дверь и обнаружил Фокса, уютно устроившегося за столом, на котором стояла чашка с кофе и над нею подымался парок. Справа от Фокса располагался Спенс, слева – несколько внимательных дам, а перед ним – импозантная смуглая личность при всех регалиях шеф-повара.

Последовала краткая пауза, в течение которой Элейн успел оглядеть стол. Фокс поднялся.

– Вероятно, вы не откажетесь от чашки кофе, мистер Элейн, – сказал он и, обращаясь к шеф-повару, осторожно добавил: – С est, Monsieur… er… le chef-inspecteur Alleyn, Monsieur[25]25
  Это месье… э-э… старший инспектор Элейн, месье (франц.).


[Закрыть]. Мистер Элейн, это мисс Паркер, домоуправительница, и мадемуазель Гортензия. А девушек зовут Мэри и Миртл. Далее мистер Спенс, месье Дюпон, а имя юноши Уильям. Такую компанию, – заключил Фокс, улыбаясь всем сразу, – я бы назвал замечательной.

Элейн сел на стул, предложенный ему Уильямом, и ii упор посмотрел на своего подчиненного. Фокс ответил вкрадчивой улыбкой.

– Я было собрался уходить, мистер Элейн, – сказал он, – когда наткнулся на мистера Спенса. Я знал, что вы захотите проинформировать этих добрых людей о наших маленьких неприятностях в этом доме, вот почему я оказался здесь.

– Забавно, – сказал Элейн.

Об умении Фокса работать со слугами в богатых домах по Скотленд-Ярду ходили легенды. Сейчас Элейн впервые стал свидетелем эффективности его подхода. И мгновенно осознал, что экзотический цветок взаимопонимания, выращенный Фоксом, уже начал вянуть, а причиной – его приход сюда. Праздничная атмосфера быстро утекала из комнаты. Поднялся Спенс, служанки беспокойно заерзали на краешках стульев. Он старался, как мог, казаться своим, но, видимо, Фокс, штрейкбрехер поневоле, что-то уже наговорил о нем возвышенного и потому все здесь называли его сэром.

– Ну, хорошо, – весело бросил Элейн, – если мистер Фокс на посту, то я умываю руки. Лучшего кофе я не пил много лет.

– Благодарю вас, – бегло заговорил по-английски месье Дюпон. – Сегодня, конечно, достать свежие зерна не так просто, как того хотелось бы.

Мадемуазель Гортензия вымолвила:

– Естественно.

Все согласно закивали головами.

– Я полагаю, – великодушно заметил Фокс, – его светлость проявляет особую заботу о кофе. Или это касается всего? – добавил он, как бы приглашая к откровенности.

Уильям, лакей, сардонически засмеялся, но его остановил строгий взгляд Спенса. Фокса несло. Наверняка больше всех кофе любит ее светлость, ведь она из той же прекрасной страны, что мадемуазель Гортензия и месье Дюпон. Он попытался сказать этот комплимент по-французски, запутался и сообщил Элейну, что месье Дюпон уже дал ему урок языка. А мистер Элейн, сообщил он компании, говорит по-французски, как настоящий француз. Подняв голову, Элейн заметил, что Спенс смотрит на него с беспокойством.

– Боюсь, все происходящее доставляет вам массу неудобств, – сказал Элейн.

– Не совсем так, сэр, – не спеша проговорил Спенс. – Хотя не буду отрицать, затрудняет нашу работу. Мы не можем действовать так, как положено…

– Даже не знаю, что скажет ее светлость о первом этаже, – вмешалась мисс Паркер. – Все пущено на самотек. Это же ужасно.

– Верно, но тревожнее всего, – продолжил Спенс, – не иметь представления, из-за чего весь переполох. В доме полиция и все такое, сэр. Неужели только из-за того, что с вечеринки в этом доме мистеру Ривере случилось отправиться в свой ресторан?

– В самом деле, – обронила мисс Паркер.

– Обстоятельства необычны, – осторожно заговорил Элейн. – Я не знаю, что рассказывал вам инспектор Фокс…

Фокс сообщил, что старался не испугать дам. Элейн, который думал, что на самом деле дамы выглядят так, словно умирают от любопытства, признал, что Фокс действовал с чрезвычайной деликатностью, но, добавил он, рано или поздно придется сказать правду.

– Мистер Ривера, – сказал он, – убит.

Слуги сдержанно зашушукались.

– Убит? – вырвалось у Миртл, младшей из двух служанок; она прижала обе руки ко рту и подавила нервный смешок. Элейн сказал, что смерть Риверы очень похожа на убийство, и потому он надеется на их помощь во всем относящемся к расследованию загадочного преступления. Еще до встречи со слугами он знал, какой будет их реакция. Когда речь заходит об убийстве, люди ведут себя примерно одинаково. Они хотят отойти на безопасное расстояние и издали утолять свое любопытство, сохраняя престиж и личную безответственность. У простых людей такое поведение выражено еще ярче в силу врожденного чувства незащищенности и стремления следовать кастовым установкам. Сейчас и здесь они были более чем растревожены: непосредственной угрозой их благополучию и образом жестокого убийцы, который, возможно, находится поблизости.

– Наш долг, – сказал Элейн, – снять подозрения с невиновных, вывести их из-под удара. Уверен, вы будете рады помочь нам в этом, если сможете.

Он достал график лорда Пестерна, разложил листок перед Спенсом и сообщил, кто именно составил эту бумагу.

– Если вы сможете уточнить проставленные здесь часы и минуты, мы будем вам очень благодарны, – сказал он.

Спенс надел очки и с несколько смущенным видом начал читать график. Остальные сгрудились вокруг, не испытывая, как отметил про себя Элейн, особого к тому желания.

– Немного сложновато, правда? Давайте подумаем, как упростить нашу задачу, – предложил Элейн. – Вы видите, что между половиной восьмого и девятью дамы отсутствовали в столовой и находились в гостиной. Итак, мы имеем две группы, по одной в каждой комнате. Может кто-нибудь из вас подтвердить это или опровергнуть?

Первым смог Спенс. Дамы ушли в гостиную в четверть девятого. Подав им кофе, он прошел мимо лорда Пестерна и мистера Беллера, стоявших на лестничной площадке. Они прошли в кабинет его светлости. Спенс проследовал в столовую, задержался там, чтобы посмотреть, как Уильям обслуживает джентльменов, и заметил, что мистер Мэнкс и мистер Ривера все еще сидели за вином. Далее он вернулся в комнату для слуг, где через несколько минут услышал по радио сигналы времени – было девять часов.

– Итак, мы имеем три группы, – сказал Элейн. – Дамы в гостиной, его светлость с мистером Беллером в кабинете, мистер Мэнкс и мистер Ривера в столовой. Может ли кто-то сказать, каким было следующее перемещение?

Спенс вспомнил, как, вернувшись в столовую, застал там одного мистера Мэнкса. Здесь слуга стал сдержаннее, однако Элейн узнал от него, что Эдуард Мэнкс налил себе неразбавленного виски. Он осторожно спросил, не было ли чего-либо примечательного в поведении мистера Мэнкса, и услышал удививший его ответ, что мистер Эдуард казался весьма довольным и даже сообщил Спенсу, что получил замечательный подарок.

– Значит, мистер Ривера, – сказал Элейн, – отделился от всех групп. Куда он направился? Мистер Мэнкс в столовой, его светлость и мистер Беллер в кабинете, дамы в гостиной – где же мистер Ривера?

Он оглядел все лица, на которых застыло выражение охранительного нежелания говорить, и вдруг в глазах Уильяма уловил огонек ревностной готовности говорить. Наверно, Уильям, подумал он, читает детективы в журналах и живет в мире грез, воображая себя сыщиком.

– У вас есть какие-то идеи? – спросил он.

– Да, сэр, – отозвался Уильям, бросив взгляд на Спенса, – простите, я так считаю, что его светлость и мистер Беллер расстались вскоре после того, как ушли, как у вас отмечено, в кабинет. Я прибирался в холле, сэр, и услышал, как другой джентльмен, мистер Беллер, вышел из кабинета. Я посмотрел на лестничную площадку, где он стоял. И разобрал голос его светлости – он крикнул, что через минуту присоединится к мистеру Беллеру, а джентльмен прошел в бальный зал. Я подошел и забрал кофейный поднос из гостиной. Дамы все были там. Я поставил поднос на площадке и собирался зайти в кабинет направо, когда услышал стук печатной машинки за дверью. Его светлость не любит, когда его тревожат за машинкой, поэтому по черной лестнице я отнес поднос на кухню и через несколько минут вернулся. Пока я находился внизу, его светлость, должно быть, прошли в бальный зал, потому что я услышал, как они очень громко разговаривают с мистером Беллером, сэр.

– О чем они говорили, не помните?

Уильям снова взглянул на Спенса и сказал:

– Да, сэр. Его светлость говорили, что скажут кому-то о чем-то, если мистер Беллер не хочет этого сделать сам. Потом раздался ужасный грохот. Барабаны. И удар, словно выстрелили из пистолета. Все это слышали, сэр, внизу.

Элейн посмотрел на слуг. Мисс Паркер холодно сообщила, что его светлость, без сомнения, тренировался, словно для лорда Пестерна было привычным делом палить из револьвера дома, и что ничего особенного во всем этом она не увидела. Элейн почувствовал: она и Спенс вот-вот навяжут Уильяму свое направление мыслей, и заторопился с вопросами:

– Что вы сделали затем? – спросил он.

Как оказалось, Уильям был обескуражен звуком выстрела, но вспомнил про свои обязанности.

– Я пересек лестничную площадку, сэр, собираясь зайти в кабинет, но из гостиной вышла мисс де Сюзе. А потом – да, этот убитый джентльмен, он выскочил из столовой, и они встретились, и она сказала, что хочет поговорить с ним наедине, и они зашли в кабинет.

– Вы уверены в этом?

Уильям не имел никаких сомнений. Он, видимо, основательно подзадержался на площадке. Он вспомнил даже, что мисс де Сюзе держала что-то в руке. Он не может с уверенностью сказать, что именно. Какой-то блестящий предмет, с сомнением в голосе сообщил он. После того как она и джентльмен закрылись в кабинете, из гостиной вышла мисс Хендерсон и отправилась наверх.

– Вы оказали нам большую помощь, – поблагодарил Элейн, – и сами видите: ваш рассказ в точности совпадает с тем, что отобразил лорд Пестерн в своем графике. Я бы только хотел еще раз взглянуть на него. Фокс, будьте любезны…

Фокс деликатно передал листок и, пока Элейн изучал заметки лорда Пестерна, продолжил обрабатывать Уильяма методом, как он сам его называл, безболезненного извлечения информации. Все это должно быть ужасно для Уильяма, сказал он. Конечно, невозможно вмешаться в tete-a-tete[26]26
  Разговор с глазу на глаз (франц.).


[Закрыть], как бы тебе этого ни хотелось. Стоит только задуматься, и вдруг выясняешь, что жизнь – забавная штука. Взять хоть эту несчастную юную леди: светясь счастьем, она занята беседой с – он надеется, что не разгласит никаких секретов, если назовет его женихом, – молодым человеком и даже в мыслях не допускает, что через пару часов или около того он падет мертвым. Мисс Паркер и служанок явно тронули эти слова. Уильям же, красный как рак, только переминался с ноги на ногу.

– Она будет ценить на вес золота каждое слово из того последнего разговора, уверен в этом, да, каждое слово, – сказал Фокс и испытующе посмотрел на Уильяма, а тот после долгого молчания вдруг громко изрек:

– Я бы не заходил так далеко в своих предположениях, мистер Фокс.

– Будет так, Уилл, как говорит мистер Фокс, – спокойно заметил Спенс, но Фокс перебил его:

– Неужели? Вы бы не заходили? Почему? – голос Фокса стал ласковым.

– Потому что, – смело отвечал Уильям, – они ругались.

– Уилл!

Уильям повернулся к своему шефу.

– Я обязан говорить правду, мистер Спенс, разве не так? Во всяком случае, полиции.

– Ты должен заниматься своим делом, – сказала мисс Паркер с нажимом, и Спенс пробормотал что-то, изображающее согласие.

– Прекрасно, я лично уверен в том, что не хочу быть втянутым в чужие делишки, – задиристо возразил Уильям.

Фокс изобразил крайнее добродушие, отметил исключительную наблюдательность Уильяма, воздал должное лояльности и сдержанности мисс Паркер и Спенса. Не вполне точно придерживаясь правовой стороны процедуры дознания в полиции, Фокс сообщил, что любое сделанное кем-либо здесь и сейчас заявление, в силу некоей таинственной алхимии, снимает с такого лица всякое подозрение в причастности. Через минуту-другую он уже знал, что востроухий Уильям, продолжая обретаться на лестничной площадке, видел, как Ривера прошел в бальный зал, и слышал почти целиком его ссору с Бризи Беллером. Против этого сообщения ни Спенс, ни мисс Паркер возражений не имели, и стало достаточно ясно, что они тоже все слышали. Выяснилось, что и мадемуазель Гортензия не в силах скрывать переполняющие ее сведения. Однако она смотрела на Элейна и адресовала свое сообщение именно ему. У нее был своеобразный дар, даже особый талант, свойственный многим ее соплеменницам, выходцам из деревни, демонстрировать, ничего специально для этого не предпринимая, осознание собственной привлекательности и привлекательности – уже для нее – того мужчины, с которым она говорит. Элейн – так, казалось, считала она – прекрасно понимает, что она была доверенным лицом молодой госпожи. Месье Дюпон, до сего времени хранивший полное молчание, изобразил на своем лице безусловное согласие и заявил, что, ясное дело, отношения между служанкой и ее хозяйкой имели деликатный и конфиденциальный характер.

– В связи с этим I affair Rivera…?[27]27
  Делом Риверы (франц.).


[Закрыть] – уточнил Фокс, намеренно перейдя на французский.

Гортензия повела плечиками и слегка покачала головкой. Она снова адресовалась к Элейну. Несомненно, этот месье Ривера пылал страстью. Это было видно с первого взгляда. И мадемуазель, будучи крайне впечатлительной, отвечала ему взаимностью. Но помолвка? Говорить об этом не совсем уместно. Он на этом настаивал. Бывали сцены. Потом примирения. Потом снова сцены. Однако в последний вечер! Она вдруг сделала сложное и красочное движение рукой, словно что-то написала в воздухе. И при молчаливом, но почти осязаемом неодобрении английских слуг Гортензия с мгновенной решимостью добавила:

– Прошлым вечером все кончилось. Безвозвратно кончилось.