Текст книги "Зеленоглазое чудовище. Венок для Риверы"

Автор книги: Найо Марш

Соавторы: Патрик Квентин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 33 страниц)

Глава III

Вторжение было столь бесцеремонным, что Маурин и Эндрю просто остолбенели. К счастью, блондинка, чего меньше всего можно было от нее ожидать, оказалась так же смущена, как и они. Она соскочила с тахты, схватила с кресла свое серо-зеленое пальто и удалилась прежде, чем кто-либо смог вымолвить хоть слово.

– Так, – сказала Маурин, при этом глаза ее угрожающе засветились. – Это уж чересчур для меня и моего терпения. О Господи, каким образом он вообще смог сюда забраться?

Эндрю прекрасно знал как. Во время их летнего отпуска в город приезжал Нед, и так как его собственная квартира была сдана в субаренду, Эндрю оставил ему ключ и никогда не думал о том, чтобы забрать обратно.

Нед, со сбившимися на лбу волосами, смотрел на них и все улыбался растерянной дружелюбной улыбкой.

– Значит, – сказал он, – Шерли больше нет.

– Очень жаль, – усмехнулась Маурин. – Я уверена, что полюбила бы ее. Уверена, что и Розмари полюбила бы ее тоже. Она, возможно, пригласила бы ее как подружку помогать себе на брачной церемонии.

Улыбка у Неда исчезла.

Эндрю сказал:

– Твоя невеста была здесь сегодня вечером и молола чепуху о вашем великолепном путешествии по островам. Похоже, ты нагадил и в этой романтической истории.

– На прощание, – добавила Маурин. – Иными словами, малоумная кузина, попрощайся со своим суженым.

– Наверное, ты это так и планировал, – сказал Эндрю. – Метод двадцать три для избавления от нежеланных невест.

– Но, Дрю… – Нед повел рукой в сторону брата. – Ты не понимаешь…

– Что ты любишь ее? – предположила Маурин. – Что в кузине Розмари ты наконец-то нашел девушку своей мечты?

Зазвонил телефон. Маурин подняла трубку.

– Алло… О, да. – Она слушала, и ее лицо постепенно мрачнело. – Суббота? Хорошо, я имею в виду… да-да, мы там будем… Прости, я ужасно сожалею, но сейчас никак не могу говорить. Я позвоню утром… Хорошо?.. Спокойной ночи.

Она положила трубку.

– Это, – сказала Маурин, – тетя Маргарет. Вам, наверное, будет приятно услышать, что Розмари сообщила им свою замечательную новость, отчего они, и тетя и дядя Джим, сильно взволнованы. Они приглашают нас в субботу на небольшое семейное торжество по поводу помолвки.

Она свирепо посмотрела на Неда, потом на мужа.

– Извини, Энди, но я больше не могу, это твои дела. Мне нечего сказать твоему дорогому братцу, кроме того, что, насколько я понимаю, у меня найдется о чем поведать завтра Розмари. Спокойной ночи, Нед, и пока ты не ответил, можешь попрощаться заодно примерно с восемью миллионами баксов.

Она зашла в ванную и сильно хлопнула дверью.

Нед сделал шаг за ней и наткнулся на кресло. Эндрю не мог припомнить, чтобы он был так рассержен на брата когда-либо прежде. Ему очень хотелось вытолкать его вон и забыть. Но он знал, что кто-то должен с этим разобраться и что в жизни Неда он что-то значил. Эндрю приготовил на кухне растворимый кофе, и когда он пришел с ним в комнату, брат сидел на тахте, важно складывая в самолетик лист бумаги, вырванный из театральной программки. Еще в детстве всегда, когда его наказывали, Нед начинал шататься по дому, делая бумажные самолетики и пребывая при этом в каком-то своем тайном внутреннем мире.

– Эй, – окликнул его Эндрю, – выпей это.

Нед прекратил делать самолетик. Он бросил его на стол и посмотрел на брата. Эндрю он показался совершенно трезвым. Требовалось совсем немного, чтобы Нед опьянел, но он легко приходил в норму. Его глаза были такими же чистыми, как карибское небо, темная загоревшая кожа на лице излучала здоровье. Именно эта его природная красота и делала его всеобщим любимцем. Не его ум и, разумеется, не его характер. На этот счет никто, не говоря уже об Эндрю, не ждал от Неда каких-то проблесков. Нед взял чашку и отпил немного.

– Она собирается рассказать Розмари?

– Почему бы и нет?

– О Лас-Вегасе тоже?

– А что ее остановит?

– Но она не должна. Розмари еще ребенок. Она сама никогда не делала ничего подобного и никогда не сталкивалась с этим. Розмари не поймет.

– Надо было думать еще до Шерли.

– Шерли? – Нед снова взял самолетик, задумчиво изучил его и потом, смяв в комок, бросил в другой конец комнаты. – Но, Дрю, там не было ничего особенного. Я был в одном мерзком баре и ждал звонка от Розмари. Я был измотан от напряжения. Она как раз рассказала родителям; и вам, так выяснилось, тоже. Я знал, что она была у вас чуть раньше. Я взял с нее клятву никому не говорить, но был уверен, что она скажет. Я знаю Розмари. Она не может скрывать, когда счастлива. Я сидел там, раздумывая: «Боже мой, Розмари собирается все разболтать, Маурин совсем разозлится и расскажет о Лас-Вегасе, и все будет испорчено». Я ждал и ждал. Розмари не звонила. Я пил, а та блондинка – Шерли – сидела на стуле и хлопала виски с содовой, потому что ее парень не показывался. «Обманул, – сказала она, – опять обманул, паршивый торгаш из Харрисбурга». Она очень переживала. А потом наконец позвонила Розмари и сказала, что все о’кей, и с вами все было нормально, и с Тэтчерами. Дрю, просто облегчение. Я был на седьмом небе.

Он остановился, пробежал пальцем по ободку чашки.

– И там же была эта бедная, печальная блондинка, пускающая слюни в виски. «Ну, у меня все. А раз тебя подвел паршивый торгаш из Харрисбурга, завязывай с ним». Она вцепилась мне в руку и сказала: «Не оставляй меня. Ради Бога, не покидайте меня все сегодня». И мне представилось, как она, ночь за ночью, таскается по барам и всюду получает отказ, и я подумал: «Черт возьми. Если ей нужно малость тепла, если я могу поддержать ее в ее состоянии, проявив к ней немного интереса, – что тут такого». – Он взглянул на Эндрю еще раз, с серьезным выражением, которое его брат знал очень хорошо, это был взгляд «Дрю-все-понимает». – Я не мог привести ее к себе, у меня там отсыпался друг с похмелья. Поэтому я прикинул… поскольку ты сказал, что вы будете поздно… Слушай, Дрю, при таких обстоятельствах всякий бы сделал то же самое. Ты должен понять.

Эндрю раздражало именно то, что он действительно понимал. В результате прожитых вместе лет он хорошо изучил странные повороты мысли своего брата. Дать потрепанной блондинке все, что, по его мнению, ей хочется, просто потому, что он был счастлив, а она – нет, было для нею так же естественно, как дать доллар жулику-нищему. Это понимание ничуть не развеселило Эндрю, тем более, как всегда бывало с Недом, исход оказался плачевным.

Эндрю сел рядом с братом на тахту.

– Ты ждешь, что Маурин бросится к тебе на шею как к доброму самаритянину?

– Нет.

– Может, Розмари?

– Нет, – сказал он. – Вот почему ты должен остановить Маурин.

Это все, что требовалось Неду: вкрадчивое предложение принять сторону брата против собственной жены, поставленное последним, ничего не значащим пунктом в протокол.

– Боже мой, – сказал Эндрю, – Тэтчеры ее семья. Она прежде всего думает о Розмари.

– И это называется думать о Розмари? Все испоганить, в то время как мы любим друг друга?

Нед повернулся к нему, и, к изумлению Эндрю, лицо его преобразилось. Оно засветилось так же, как светилось лицо Розмари при упоминании имени Неда, – непроизвольное сияние, от которого почти исчезала ее бесцветная простота.

– Дрю, пойми, случилось такое… я и не подозревал, что это может произойти. Я всегда представлял себя как… ну, я не знаю. Но с первого мгновения, как я увидел Розмари, смешную, скромную маленькую девочку, сидящую там на скачках, в этих ее больших очках, будто прячущуюся за ними, потому что все вокруг казалось ей гораздо более удивительным и чудесным, чем она…

Он поднялся, зажег сигарету и принялся ходить взад и вперед.

– Приходит час, – сказал он, – когда начинаешь понимать, когда вдруг ты – это не ты, ты как бы видишь себя со стороны. Я сел рядом и начал разговор, тот же старый вздор, какой я говорю обычно: Венеция, Голливуд, графини, вшивые португальские плейбои. И я слушал себя и думал: «Что ты пытаешься доказать? Что все от тебя без ума? Что ты участвуешь В? В чем? В паршивой мышиной возне, к которой так привыкла мать?» Помнишь? Открытки с Антибов, телеграммы из замка какого-то ничтожества в Арльберге? С днем рождения, милый Недди. Как плохо, что я не могу быть рядом с тобой. Целую, Мама. Что это? Неужели я стал таким болваном, что просто мечусь, пытаясь сравняться с матерью?

Он провел рукой по волосам.

– А теперь была Розмари, сидящая рядом, слушающая, проглатывающая всю эту чепуху, как будто я – седьмое чудо света, и я подумал: «Бедная маленькая богатая глупышка, у нее нет выбора. Любой негодяй, намазанный кремом для загара с пляжа Лидо, слопает ее за раз». А потом подумал: «Ну а у тебя-то есть выбор – оставаться милым дорогим Недди-мальчиком везде и для всех? Через пару лет твои волосы начнут выпадать, или же ты растолстеешь, или они найдут себе другого мальчика, и ты станешь никому не нужным вроде той блондинки, будешь слоняться по барам и скулить, что не приходит на встречу какая-нибудь старая корова бразильская вдова, и…». Я понял тогда, что Розмари нужна мне, а я нужен ей. Два неопытных человека в вонючем, мерзком лесу.

Он снова подошел к тахте и сел рядом с братом, крепко схватив его за руку.

– Дрю, я имею в виду именно это. Она – моя надежда. Я люблю ее. Я должен жениться на ней.

Слушая это сбивчивое, причудливое объяснение, Эндрю смотрел на брата, понимая, что, при всей их близости, сейчас, вероятно, впервые в жизни Нед действительно попытался высказаться. И Эндрю вдруг почувствовал, что под обаятельной безответственностью брата таится груз заброшенности и ненужности, а это, в конечном счете, ему было небезразлично. Брат вдруг открылся для Эндрю с совершенно неожиданной стороны, и он не смог сопротивляться. Он был тронут и, отметая все, что они с Маурин напредполагали, честно поверил, что Нед любит Розмари Тэтчер.

– Дрю, – говорил Нед, – пожалуйста. Ты должен помочь мне. Ты должен остановить Маурин.

В тот самый момент, когда Эндрю почти поддался уговорам, он вдруг вспомнил о своем визите в Плацу.

И попросил:

– Расскажи о пяти тысячах баксов и о матери.

Какое-то время Нед казался озадаченным. Затем промелькнула его быстрая, знакомая улыбка.

– Бедная старая мама. Итак, она растрепала тебе. Я предполагал, что она может.

– Зачем они тебе?

Нед пожал плечами.

– О, не надо говорить сейчас об этом.

Эндрю почувствовал, как их близость начинает разрушаться.

– Нет, надо, – сказал он. – Они нужны тебе за яхту, на которой вы носились с Розмари по Малым Антилам?

– За яхту? – удивился Нед. – О нет, то была яхта Руди Марсатти. Я одолжил ее.

– Тогда зачем тебе нужны пять тысяч долларов до такой степени, что ты даже пробовал их выманить у матери?

Нед взял обеими руками чашку и допил кофе, который, должно быть, уже совсем остыл.

– Зачем они мне были нужны? А, расходы. Не можешь же ты требовать от меня, чтобы я позволил Розмари оплачивать все счета.

– Но у тебя имелись твои собственные деньги.

Нед поставил чашку и окинул брата коротким, вороватым косым взглядом.

– Если я тебе кое-что расскажу, ты не разозлишься? Обещаешь?

– В чем дело?

– Я думаю, все равно пришлось бы раньше или позже. Сейчас в любой день вам может позвонить исполнитель из трастового фонда. Во Флориде я подружился с Энтрагами. Они с ума сходят по лошадям. Мария получила совершенно точные сведения – прямо от владельца. Аутсайдер – сорок к одному. Это не могло не сработать. У меня не было денег. Там был один парень, он постоянно терся с Энтрагами – что-то вроде мафиози, я полагаю. Я занял у него бабки. Десять тысяч. Поставил их на лошадь, чтобы выиграть. Проклятая лошадь сломала ногу. Этот парень, он оказался несговорчивым: или десять тысяч баксов – или что-то другое. Я ничего не мог поделать. Он подцепил какого-то шустрого стряпчего. Я обязан отдавать ему свой доход в течение двух лет.

Дрю, я сожалею. Я знаю, что был идиотом. Но то была верная вещь, Мария говорила. Сто процентов, верняк.

Некоторое время Эндрю не мог проронить ни слова. Потом он спросил:

– Все это случилось до того, как ты повстречал Розмари, или после?

– О, всего пару дней до того, я полагаю.

Эндрю поднялся. Он сказал:

– Ну, ты довольно долго водил меня за нос, не так ли?

– Но, Дрю, ты не понимаешь. Это дело никак не касается нас с Розмари.

– Ах нет?

– Ну, может, и касается. Может быть, оно… оно было лишь последней каплей, чтобы заставить меня осознать, к какому тупику я приближался. Но Розмари и я – это нечто совсем другое. Это любовь. Я люблю ее. Чтоб у меня отвалилась…

– Убирайся отсюда, – сказал Эндрю.

– Но, Дрю, если Маурин расскажет ей… если ты не остановишь Маурин…

– Убирайся, я сказал.

Нед поднялся. Он стоял, глядя на брата.

– Ты уверен, что имеешь в виду именно это?

– Ты знаешь, что я имею в виду.

Нед пожал плечами, уступая.

– Хорошо, так, значит, и будет, я полагаю. – Он похлопал брата по плечу. – О’кей. Развеселись. Я не обвиняю тебя. Ты переживешь.

Он улыбнулся кроткой, нежной улыбкой. Прошел в зал, надел пальто и убрался.

Эндрю стоял, глядя на дверь спальни, и его раздражение на брата росло. Если бы не Нед, ему к этому времени удалось бы поговорить по душам с Маурин. Но после всего случившегося… сохранилась ли доверительная атмосфера? Способен ли он…? Неожиданно для себя он опять услышал знакомый, пугающий голос.

Горничная? Вы сдаете ее напрокат для необременительной домашней работы?.. Ах, Билл, взгляни, вон Глория… Нашлась? Слава Богу, я чуть не сошел с ума… Вы единственный в Нью-Йорке, кто ничего не знает о вашей жене…

Эндрю Джордан вошел в спальню.

Глава IV

Маурин сидела на подушках и слушала радио.

– Ушел? – спросила она и убрала звук.

– Да.

Она похлопала по кровати рядом с собой. Эндрю сел. Маурин взяла его руки в свои.

– Ну, милый, что там еще?

Он рассказал ей всю дурацкую и низкую историю.

– Так, – сказала она. – Маленькое чудовище. Что ж, я считаю, нам придется разочаровать бедную Розмари, так?

– Я думаю, так.

– Милый, тебе совсем не обязательно присутствовать там. Это только причинит тебе страдание. Я могу справиться со всем сама. – Она поцеловала его. – Давай ложиться, дорогой. Нам не следует больше думать сегодня о Неде.

Когда Эндрю в пижаме вернулся из ванной, она выключила свет. Он скользнул к ней в постель. Она тут же прижалась к нему и обняла.

– А теперь, Энди, о главном. Расскажи мне все. Мы должны во всем разобраться.

Ее губы касались его щеки. Ее тело, прижавшееся к нему, было теплым и расслабленным. Ни одной преграды, которых он так боялся, больше не существовало. Он держал ее в своих объятиях, и оказалось, что он может рассказать обо всем: и об анонимном письме, и обо всех постыдных подозрениях и колебаниях, и от рассказа, от звука собственного голоса, шепчущего ей на ухо, постепенно наступало удивительное раскрепощение, словно копившаяся в нем месяцами отрава выходила капля за каплей.

– Когда мы поздно пришли домой и ты не…

– Энди.

– Я мог понять себя. Я видел, что это болезнь. Я знал, что письмо – всего лишь выдумка сумасшедшего. Но когда я позвонил, а тебя не было дома, когда ты не поехала в Норвегию…

– Ты подумал, что здесь что-то другое? Ах, милый мой, если бы ты только сразу рассказал мне об этом.

– Мне было стыдно.

– Мне должно быть стыдно.

– А сегодня вечером с Розмари… И – когда ты разговаривала по телефону…

– С Глорией. Бедная бестолковая Глория Лейден. Ах, Энди, теперь я понимаю. Мы оба понимаем. И если это случится снова, мы с этим справимся, правда? Мы просто посмотрим друг на друга и посмеемся над этим.

Эндрю ощущал дрожь ее ресниц у себя на щеке.

– Это моя ошибка, милый, я такая легкомысленная, ношусь повсюду. Это бессмысленно, я знаю. Но с тех пор как нам стало известно, что мы не можем иметь ребенка… Это так. Ты ведь знаешь?

Чудесное ощущение близости было восстановлено и достигло своего зенита, ведь после того дня, когда она пришла от доктора с новостью, что при ее осложнениях роды крайне опасны для нее, Маурин ни разу не заговаривала об этом. Эндрю пытался скрыть свое огорчение, она же держалась с такой холодной невозмутимостью, что он решил, будто для нее это не трагедия. Помимо его подозрений, это был еще один штрих к картине взаимного непонимания.

Он высвободил руку, чтобы погладить ее по голове.

– Я не знал, что ты страдала от этого.

– Страдала? О, милый.

– Может, ты сходишь еще раз к доктору Вилльямсу?

– Я была у него два месяца назад, просто тебе не говорила. Я хотела выкинуть все это из головы.

– Тогда почему бы нам не взять чужого ребенка? – сказал Эндрю, выдавая свое заветное желание.

– Взять чужого ребенка?

– Почему бы и нет? Я могу завтра же все разузнать.

– Ах, милый, потом когда-нибудь. Но не сразу, не сейчас. Сейчас так много всего остального…

Они уснули в объятиях друг друга. Ночью Эндрю проснулся. То был час демонов, момент сурового испытания, когда, вот уже несколько месяцев подряд, слетались черти и донимали его. Но этой ночью голова Маурин лежала на его груди; была теплота, нежность и покой, будто между ними не существовало границ кожи, будто они были одним организмом, а их кровь текла через одно сердце. Эндрю снова обрел мужество.

«Это самый счастливый момент в моей жизни», – подумал он и опять заснул.

Утром Маурин встала раньше него. Такого не случалось неделями, но не потому, что Маурин не придерживалась какого-то порядка, а потому, что Эндрю считал это бессмысленным. Когда он зашел в гостиную, стол был накрыт для завтрака. Там же лежала почта. Он просмотрел ее. Ничего не было, кроме рекламных проспектов. Он читал пылкую просьбу повысить свою культуру при помощи клуба «Книга месяца», когда из кухни, в белом шелковом халате, вышла Маурин с тарелкой бекона и яйцами. Она присела рядом с ним на тахту и поцеловала его.

– Милый, ты правда не будешь возражать, если я сама поговорю с Розмари?

Он уже позабыл о Неде и Розмари.

– Не понимаю, почему тебе это так важно, – сказал он.

– Не мне. Так проще будет для Розмари, я думаю. Я позвоню тебе на работу сразу после ланча. Ах, дорогой, это ведь скучно, правда же? Но это надо сделать. Милый, не тревожься о Неде. Ты же знаешь, он позабудет о ней через неделю.

Когда Эндрю уходил, Маурин прошла с ним до двери. Она прижалась к нему и поцеловала, словно он отправлялся в путешествие на подводной лодке по Арктике.

В офисе мисс Минтер, принеся почту, удивилась:

– Ба, что с вами сегодня? Вам подарили миллион долларов?

Около одиннадцати позвонила мать.

– Эндрю, какие-то люди, Хатчард или что-то такое, позвонили мне. Они зовут меня и Лема на ужин в субботу. Кажется, Нед сделал предложение их дочери.

– Ну… – начал Эндрю.

– Что значит – ну? Либо он сделал предложение, либо нет. Все очень странно. Они сказали, что встречали меня. Я не помню никаких Хатчардов.

– Это Тэтчеры, – сказал Эндрю.

– Кем бы они ни были, я не помню. Они богаты?

– Мультимиллионеры, я полагаю.

– Ну, это очень кстати. Но мне все же хотелось бы, чтобы Нед не был таким утомительным. Я пробовала ему дозвониться, но, конечно, он не берет трубку. Эндрю… объясни мне все.

На сей раз Эндрю почувствовал облегчение от того, что его мать совершенно ничем не интересовалась, что не касалось ее лично. Он нарочно говорил уклончиво, просто предполагая, что помолвка и приглашение на ужин являются пробным шаром и что ей следует дождаться подтверждения. Это более чем удовлетворило ее. Он ожидал вопроса о том, что ей следует надеть, если уж придется пойти к Хатчардам, но вместо этого она сказала:

– О, здесь Лем. Он только что встал. Бедный мой, у него была ужасная ночь. Такое никудышное сердце. Эндрю, пожалуйста, заканчивай бубнить. У меня совсем нет времени тебя дальше слушать. Возможно, мы заскочим к вам вечером, по пути к Рафферти. Да, Лем, да, дорогой, конечно, я иду.

Из-за этого звонка Нед снова стал занимать мысли Эндрю. Сейчас, находясь в эйфории, он больше не чувствовал ни малейшего раздражения по отношению к брату. Ему вспомнились трогательные моменты прошлой ночи, абсурдная попытка Неда поддержать дух замызганной блондинки, его сбивчивые признания: Розмари – это моя надежда, я люблю ее, я должен на ней жениться. Разве не могло быть, что он, в конце концов, говорил правду – свою разновидность правды? Это не похоже на Неда – задолжать десять тысяч долларов гангстеру и тут же решить, что без ума от невзрачной богатой девчонки, никак сознательно не увязывая эти два факта? Любовь Эндрю к брату, так часто сочетавшаяся с раздражением или завистью, сейчас была простодушной и снисходительной. Бедный Нед, так уж вышло, реальность есть реальность, и Маурин придется вернуть его на землю. Но она была, без сомнения, многим обязана Тэтчерам. Еще раз он благословил свою жену на то, чтобы она сняла весь этот груз с его плеч.

И все утро он напряженно ждал результатов ланча. Обедал он со своим бухгалтером, довольно рассеянно проглотив цыпленка цацциаторе и несколько реклам распродаж. Хотя его единственная послеобеденная встреча с иногородним клиентом была назначена на три тридцать, он сразу же вернулся в офис, потому что боялся не застать звонка от Маурин. Около трех часов звонка все не было, но это его не беспокоило. Кузина Розмари, вероятно, приняла все слишком близко к сердцу, и Маурин, видно, пришлось обхаживать ее.

В четверть четвертого, когда он готовился к приему клиента, дверь быстро распахнулась, и в комнату вбежала Розмари Тэтчер. Ее вид, дикий и растрепанный, свидетельствовал о катастрофе, словно она только что спаслась от пожара или аварии в метро. Казалось, только очки сохраняли спокойную индивидуальность, большие, отражающие свет, выделяющиеся на вытянутом, небольшом, с поджатыми губами лице.

– Пожалуйста, – сказала она. – О, пожалуйста, остановите Маурин.

Она, должно быть, бежала. Ее голос прерывался сдавленным затрудненным дыханием. Эндрю представил себе ее, спасающуюся из Павильона («Я угощаю, я настаиваю»), как от стаи бешеных собак, разгоряченных погоней. Он обошел стол и попытался усадить ее, но она оттолкнула его руку.

– Нет. Послушайте. Вы должны. Она рассказала мне о Недди все: о Лас-Вегасе, о неприятности во Флориде, о блондинке, которую он привел в ваш дом прошлой ночью. Она думала, это охладит меня. Как будто я не знаю Недди, как будто я не воображала куда более страшные вещи о нем, чем эти, как будто это все может иметь значение, если я люблю его, если как раз именно после всех этих идиотских проделок я-то и нужна ему.

Она смотрела на Эндрю сквозь очки напряженно, как сова.

– Я сказала ей, что мне абсолютно все равно, ограбил ли Нед банк, убил ли десяток людей, но она просто не смогла это понять. Она сказала, что я сумасшедшая и что, раз у меня нет никакого здравомыслия, ей придется воспользоваться своим. Она сказала, что пойдет к родителям…

Розмари схватила его за руку. Слишком жесткая, мужская хватка для такой слабой девочки.

– И она пойдет, если вы не остановите ее. Поэтому, пожалуйста, прошу вас, заставьте ее понять, что это не ее дело, что она не имеет права вмешиваться, разрушать, ломать, коверкать…

Эндрю взглянул на нее сверху. Эта юная фурия, одержимая любовью, совсем не походила на «неопытную девочку в лесу», как говорил Нед, нуждающуюся в защите.

– Позвоните ей, – потребовала она. – Сейчас же. Она пошла домой. Я взяла с нее слово, что в течение ближайших часов она снова все обдумает. Все равно у нее не было выбора, как я объяснила ей, поскольку папа весь день на собрании правления, а мама в бридж-клубе. Но она пойдет к ним, я ее знаю. Поэтому вы должны остановить ее, ведь это абсурд. Вы не знаете папу. С мамой все в порядке. Но папа – он из Темных Времен. Если он услышит все эти вещи о Недди, он… он откажет в своем согласии. Но это ничего не изменит, потому что я в любом случае собираюсь выйти замуж за Неда. Я совершеннолетняя. У меня есть свои деньги. Какая, в самом деле, разница, что Недди все истратил, если у меня есть собственные деньги? Мама и папа не могут остановить нас. Никто не может. Но если Маурин сунется, она только сделает им больно, запутает их, заставит их ужасно страдать.

Она повернулась к телефону и положила руку на трубку.

– Позвоните ей. Пожалуйста. Сейчас.

Это выглядело мелодраматично и немного глупо, но такая свирепая целеустремленность в столь молодой девушке тоже трогала Эндрю.

Стараясь придать голосу как можно больше добродушия, он сказал:

– Но, Розмари, я думаю, ты не понимаешь положения Маурин. Она предана твоим родителям; они для нее как родные отец и мать. Она знает, как важно твое замужество для них, поэтому вынуждена трезво смотреть на вещи и пытается разрешить все наилучшим образом для каждого.

Розмари рассмеялась.

– Вы считаете, что таков ее мотив?

– Разумеется.

– Странно слышать это от ее мужа. Разве вы так совсем и не узнали Маурин? Маурин, беспокоящаяся о моих родителях? Маурин, пытающаяся разрешить все наилучшим образом для каждого? Маурин никогда не делала ничего, если сама не была в этом заинтересована. Она ненавидит меня. И всегда ненавидела, потому что она была хорошенькой, а я была невзрачной, но все же у меня были деньги. Это злость, вот что это, злость и зависть и даже хуже. Теперь у нее большие возможности. По крайней мере она может понравиться маме и папе. Посмотрите-ка, как Розмари подвела вас. Посмотрите, я лучше, я ласковая, та, которой можно доверять…

Гнев вдруг захлестнул его, и Эндрю почти не мог себя контролировать. Он почувствовал, как его руки дрожат от желания ударить ее. Но в этот момент вошла мисс Минтер, чтобы доложить, что в приемной его ждет клиент. Равновесие сразу восстановилось. Его гнев показался ему таким же детским, как и безумное обвинение, сделанное Розмари против его жены.

– Я сожалею, – сказал он, – но, боюсь, вам придется покинуть мой офис.

– А вы поговорите с Маурин? Вы остановите ее?

– Ну разве у вас нет ни капли здравого смысла, чтобы приходить ко мне со всем этим?

– Но Недди – ваш брат.

– И Маурин – моя жена. Довольно странно, что у нас не сложилось одинакового мнения о ней. Я думаю, вам также будет полезно узнать прямо сейчас, что если она решит все рассказать вашим родителям, то я обязательно поддержу ее в этом.

Розмари Тэтчер стояла, свирепо глядя на него, облизывая пересохшие губы.

– Вы дурак, – сказала она, – вы бедный трогательный дурак.

Она развернулась, ее очки ярко сверкнули, отразив окно, и помчалась, пропуская в дверях мисс Минтер.

– Ба! – сказала мисс Минтер.

– В самом деле – ба, – сказал Эндрю.

Потом в офис вошел клиент, поэтому не было возможности позвонить Маурин.

После пяти клиент ушел. Эндрю отпустил мисс Минтер и пробыл еще какое-то время на работе, готовя бумаги к завтрашнему дню. Розмари не удалось нарушить его новое состояние покоя и счастливого доверия. А сейчас, когда его гнев утих, ему казалось, что он даже восхищается ею. Знал ли Нед об этом или нет, но он увлекся девушкой, которая более чем способна подчинить его, и, поскольку у нее имелись собственные деньги, было похоже, что ей не составит большого труда привести его под венец, что бы там Маурин ни думала по этому поводу.

Хорошо, просто прекрасно, думал Эндрю. Может, это укротит Неда.

Когда он покидал офис, почти в шесть, цветочный магазин в его здании был еще открыт. Он купил большой букет красных и белых гвоздик и, взяв такси, добрался до дому. Пока он поднимался в лифте, аромат цветов наполнил его ощущением весны, и внезапно ему пришло в голову, что, хотя Маурин пообещала позвонить и не позвонила, он не ощущал ни малейшего приступа беспокойства и ни одной тревожащей эмоции. Это было доказательством того, что лечение закончилось.

Квартира Джорданов была на верхнем этаже здания. Эндрю вышел из лифта. Держа гвоздики, он достал ключ и вставил в замок, и в это время он заметил, что замок поцарапан и дерево рядом с ним сколото. Он дотронулся рукой до этого места, и дверь открылась сама.

Снова ожила тревога, он бросился через зал в гостиную. Там был полный беспорядок. Подушки все были вытащены из тахты. Ящики его стола были выдвинуты, бумаги разбросаны. По середине ковра лежало золотое платье – одно из вечерних платьев Маурин, – свернутое в комок.

Тревога превращалась в панику.

– Маурин! – позвал он.

Он бросился в спальню. Его жена лежала навзничь на кровати. Она казалась такой же нелепо бесформенной, как и золотое платье, брошенное в гостиной на полу. Одна нога свисала с края кровати, на другую она навалилась всем телом.

Эндрю выронил цветы и подошел ближе. Рядом с Маурин лежал автоматический пистолет, который он хранил в тумбочке у кровати. В ту же секунду он увидел широко открытый рот, остекленевшие выпученные глаза и две раны: одна слева в груди, другая чуть ниже и правее.

– Маурин.

Ее левая рука, ладонью вверх, лежала на колене. Обручального кольца не было. Вместо него была розовая отметина вокруг безымянного пальца. Эндрю наклонился и дотронулся до руки. Было ощущение, что он прикоснулся не к Маурин, а к какому-то холодному неизвестному предмету, на который случайно наткнулся в темноте.

Эндрю Джордан почувствовал тогда, что самое ужасное, что могло случиться, случилось.