Текст книги "Цветик-2 . Обычные судьбы (СИ)"

Автор книги: Надежда Михайловна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц)

Сашина зарплата оставляла желать лучшего, он рвался уволиться, но Алька с дедом стояли насмерть, -Уволишься как и положено, не бедствуем, а тебе надо уйти на пенсию когда полагается.

Авер стал более замкнутым, в армию идти не хотели многие, несколько раз к нему подкатывали с заманчивыми предложениями, он отвечал одинаково:

-Город маленький, все друг друга знают, всё как на ладони... Здесь растут мои дети, зачем им краснеть за отца? Была бы Москва, может я бы и подумал, а так – нет.

-Подсолнушек, как вовремя мы сыночка родили, нахлебаешься по ноздри общения, тошнит иной раз, а дома агукает такой светлый человечек и понимаешь, что вот ради таких агуканий все сможешь пережить!

Саша, как говорила тёща, заматерел, теперь уже не худой, а весь такой сбитый, крепкий мужчина, притягивал женские взгляды. Алька, замечая их, напрягалась, но он по-прежнему видел только своего подсолнушка.

-Ты меня тогда ещё приворожила, отворожить точно не получится. Да и старый я стал, и ленивый, как вон кот наш, все что мне нужно у меня имеется. Надо быть совсем отморозком, чтобы это все потерять или поменять. Нет, милая, мы звезд с неба не хватаем, фабрички и заводы – оно конечно хорошо, но вы мне все богатства давно затмили, я богатый вами.

Детки Чертовы после первого класса дружно выревели поездку на все лето к дедушке и бабушке Плешковым в Медведку. Вот где они отрывались, особенно, когда приехала Настя Аверов – это трио постоянно что-то придумывало, куда-то залазило, все трое ходили с зелеными коленками и локтями. Баба Варя махнула рукой на их постоянно драные штаны и шорты – зашивать было бесполезно. Чертовы частенько зависали на заборах, лазили как обезьянки, на черемуху, дружно давали отпор местным ребятам, были три хулиганистых пацана, что порой пытались их задеть. Одно спасение было от их шкод, когда дед Коля забирал всех на рыбалку.

-Наташ, ты была оторва, но эти двое, ужас, понимают только когда ремень в руки беру или грожу, что папе Ване пойду звонить. Это у вас с Ванькой термоядерные детки растут! – жаловалась бабуля Натахе.

Но и дед и бабка истово любили своих хулиганистых внуков, те тоже обожали их, тем более здесь им была воля – лес, речка, карьеры, баня и местные друзья.

Настюшка с рождением братика стала посерьезнее, подолгу гуляла с ним, шустро пеленала, теперь уже сестричка пела песни укачивая малышка. У Алюни резко пропало молоко, и Филюшик рос на смесях и кашках, малышок был похож на Серегу один в один, и баба Рита, частенько путаясь, называла его Сережкой.

В августе Ванька позвонил Аверу с печальной вестью:

В Гаграх, год назад погиб их большой друг Георгий Адлейбо. Пока один сосед умудрился вывести от озверевших вояк собачьим лазом Манану, другой сосед помогал взламывать дверь дома. Георгий до последнего защищал свое жилище от мародеров... Почерневший от горя Зураб мотался по Краснодарскому краю, ища следы матери – безрезультатно. И только спустя год, Манана вот неделю назад объявилась у Чертовых. Жизнерадостная, шустрая, неунывающая женщина превратилась в старуху с потухшим взглядом. Её вместе с другими женщинами и детьми успели вывезти в Россию, где она тяжело заболела, добрая кубанская семья приютила её в станице. Она с трудом выкарабкалась и решила податься в Москву, надеясь, что может там хоть что-то известно о её муже и сыне. И наверное, Господь сжалился над ней – Зураб день назад как приехал к Чертовым.

Ванька, рассказывая все это Аверу, матерился:

-Я, толстокожий и бесчувственный, я, Саш, прослезился... она как слепая ощупывала его, ничего не говоря. А сынок, как маленький, плакал и стоял перед ней на коленях. Пока поживет у нас, а там, может, немного успокоится всё в Гаграх, поедет домой. Зураб сказал, что дом порушен и разграблен, но Манана твердо сказала, будет рядом с мужем.

К зиме Манана немного отошла, её постоянно тормошили Дашка и Димка, переиначив имя на «бабу Маню», она говорила Ольге Евсеевне, что "они ей тэпэр дваюрадные внуки'. Ругалась на Зураба, заставляя его 'бистрее жиниться, пака я живая'. Сейчас ей было все равно, на ком он женится, до этого была твердая установка – жениться только на своей, абхазке.

И Зураб удивил: в один из декабрьских дней он приехал с невысокой светленькой голубоглазой девушкой и годовалым сыном:

-Прасила, вот тебе внук, Гиоргий, как дед, нимного ни пахож, но тэпэр прадалжател рода Адлейбо. Я все равно би с ней и жил, даже бэз росписи, они моя семмя.

Зураб хорошо говорил по-русски, но сейчас, заметно волнуясь, начал говорить с акцентом. И впервые с тех страшных дней его потухшая мамка заплакала и долго-долго обнимала сноху Леночку, а маленького, похожего на сына, только голубоглазого внука не спускала с рук.

А декабрь принес ещё и войну в Чечне. Эх, Россия, будет ли когда-нибудь жизнь твоя мирной? Только нет ответа на этот вопрос и поныне, как говорится: «То избы горят, то кони скачут...»

Серега умудрился купить в Москве однокомнатную квартиру, мамка с дедом взгрустнули:

-Теперь точно не приедет назад жить, кто ж из Москвы к нам в захолустье надумает? А и жениться бы пора, тридцать уже стукнуло.-

Натаха Чертова закончила вечерний экономический факультет института, и тепрь все трое работали вместе.

Саша же незаметно для себя тоже оказался втянут в кооперативное движение. Все началось с ремонта соседских машин. Отремонтировал по вечерам парочку, и потянулись к нему люди с просьбой о ремонте, так вот незаметно и началось. Помогал Мишук, хорошо разбиравшийся в моторах, затем присоединился Васька, Саша занимался по вечерам ремонтом, а днем на хозяйстве были Васька с дедом. Мужики за ремонт брали по-Божески, и как-то незаметно дело пошло. И Авер, и Васька очень радовались, что у них появился стабильный приработок. А первые деньги за ремонт стал брать с хозяев машин, как ни странно, дед. Теперь же, надев на кончик носа очки, он важно восседал у входа и зорко 'слядил за усем'. Саша и Алька радовались, что их уже такой старенький дед ещё бодрится, и не препятствовали его увлечению.

Рэкетиры у них в городе как-то не прижились, очень хорошо следили за порядком афганцы, к ним прибивались ребята уже отслужившие в армии, и криминала было немного, «больше бытовухи, чем крутых разборок», – говорил бывший участковый, теперь начальник райотдела, дважды тезка Авера – Адамович.

Алька очень дергалась и переживала за Валюху, в Югославии, теперь тоже развалившейся, обстановка была напряженная, письма туда и оттуда шли подолгу, были эти годы, прозванные впоследствии 'лихие девяностые', ох какими непростыми.

Девяносто восьмой для Аверов случился горестным, умер их самый лучший на свете дед Панас, не доживший до ста лет три года. Аверы все, несмотря на то что у деда были весьма преклонные года и последний год он плоховато ходил, очень тяжело переживали такую потерю.

-Дед, дед, ты нас всех собрал за поминальным столом, и как сейчас не хватает твоего любопытного 'Чаго? Каго? – горевала Алька.

Мишук, всегда выдержанный и спокойный, плакал навзрыд, уткнувшись в батино плечо, Серега обнимал зареванную Настюшку... Ванька, Витек, Алькины одноклашки, горожане, пол-Медведки – все провожали деда, и только Хвилипп не понимал, что деда нет, постоянно спрашивая всех:

-Када деда пидёт?

Минька, больше всех переживая уход деда, признавался Альке: -Мам, я без него как на открытом ветру стою, все жду, вот откроется дверь и с порога зашумит: «Чаго вы мяне не устречаетя?»

-Минь, он горявать ня любил, он сейчас там за тебя волнуется, экзамены же у тебя, соберись, сына.

И так и осталась у всех привычка – 'гаворить як дед по-бряньски, у своем кругу'.

Сдали благополучно экзамены, получил Минька, Михаил Александрович серебряную медаль, сочинение получилось на четверку, долго думали, выбирали ему институт, мужики выбрали Питер, механический институт, факультет радиоэлектронных систем управления.

Алька была против, уж очень далеко, да и климат там, особенно зимой, оставляет желать лучшего.

-Мам, ну я как бы не маленький, что ты так волнуешься? Если поступлю, на каникулы буду приезжать, вы когда приедете, сама же говоришь, что Питер – всем городам город.

-Ох, Минь, сердце рвется!

-Мамуль, вырос я. Вон, батю на три сантиметра и два размера обуви перерос, ты ж не одна остаешься. Настюха невеститься начинает, да и малышок наш совсем самостоятельный становится, повторюшка маленькая.

Филюшик копировал все жесты, мимику и привычки братика «бошого», изначально все трое деток тянулись и во всем повторяли отца, что радовало Сашу и заставляло ревновать временами Альку.

Дед когда ещё сказал ей:

-Аль, этта ж редкое вязение, як дети любють батьку, усягда жеж матка ближее, ты ня будь дурой, у тябе як выигрыш случився! Они усех нас як этта... а, обожають, а Сашку есть за чаго любить, ня рявнуй, а радовайся!

Вот и отпускала Алька сыночка, скрепя сердце, в Питер.

-Мишук, а не поступишь?

-В армию пойду!

А у Авера и Миньки состоялся такой разговор в их мастерской.

-Бать, ты меня всегда учил правду вам с мамулей говорить... – начал сын

-Да, сын! Что случилось? – спросил Авер, уж больно необычно начал говорить Минька.

-Бать... я... кароче, я знаю, что ты мне как бы не родной! – бухнул Минька, внимательно смотря на отца.

-Что значит не родной? – удивился Авер. – Очень даже родной, мой старший сын, наша с мамой гордость!

Минька выдохнул и проговорил:

-Бать, ты не обижайся, просто у нас с дедом, – он сглотнул, как всегда при упоминании деда, – был разговор... незадолго... Он мне сказал, что вы такого не скажете, а я должон на усякий поганай случай знать усё, мало ли чаго, трагедь штоба ня було для усех.

-Странно, с чего бы дед так себя повел? – протянул расстроенный Саша.

-Бать, ты чего? Думаешь, меня это задело? Да ни фига! Я и деду сказал, и ваще всем могу повторить -ты для меня все на свете – самый лучший и любимый отец,а на деда не обижайся. Может, он и впрямь прав, предупрежден – значит вооружен. Дед сказал, что он мяне оберегая, а я и не взволновался, Настька вон постоянно ноет, что ты меня больше всех любишь. Просто бать, не сказать тебе не могу, а мамка пусть и не знает.

-Ох, сын, – обнял его Авер, – я никогда не хотел, чтобы ты это знал!

-Бать, честно-пречестно, я от этого знания вас любить меньше не стал, наоборот, тебя ещё больше зауважал, – прижался к нему высокорослый дитёнок, – если поступлю, мне всех вас будет не хватать, а тебя больше всего.

Зашедшая дочка, застав такую картину, заворчала:

-Ну, как всегда – Мишенька, сынок любимый, а дочка – мимо проходила.

-Не ревнуй, занозина, батя нас всех любит, а Филюху, пожалуй, сильнее, он же маленький совсем.

-Я не маленький, – раздалось с порога, – я бошой! Вот как вырасту высочее тебя, как стукну тада, по... по кумполу, вот!

-Иди сюда, бошой, – подхватил его на руки Минька.

Малыш расцвел:

– Миня, на шею хочу!!.

-Ну вот, когда-то Миня ездил на дядьке, теперь братик на Миньке, – проворчал старшенький.

И завелась у Аверов первая тайна от Альки. Саша искренне надеялся, что не встретится на пути сына абсолютно чуждый, чужой человек, единственная заслуга которого – зачатие.

ГЛАВА 8

Алька, проводив сына в Питер, вся испереживалась. У Ваньки Чертова там жил сослуживец, Минька остановился у него, в квартире имелся телефон, вот и звонили Аверы через день-два, узнать, что и как.

Мишук коротко отчитывался:

-Все нормально, готовлюсь, не голодаю, хожу на прогулки, Питер очень нравится.

Выйдя с консультации, увидел, что на открытой спортплощадке никого нет, решил немного размяться, выгонят так выгонят, а то застоялась кровь. Начал понемногу разминаться и увлекся...

-Ты где учился всему?

Мишук обернулся, неподалёку стоял мужчина примерно одного возраста с отцом.

– Да как сказать, батя всему учил, он десантное заканчивал.

-Так-так, а давай-ка в спарринг, или слабо?

-Нет, отчего же, только в джинсах неудобно будет.

-Ща!! – Мужик смотался в здание, быстро вернулся, протянул Мишуку кимоношные штаны. Он оказался поухватистее и тяжелее бати, но и Минька кой чего умел. Повозились знатно, оба остались довольны таким спаррингом.

– Ты поступаешь к нам на какой факультет?

-РСУ.

-А что не РКТ? Если поступишь, буду рад видеть тебя на своих занятиях. Кольцов я. Ракетно-космическая техника, там, брат, такие перспективы открываются... удачи тебе!

-Спасибо!

Утром на экзамене, немного подрастерявшись сначала, потом разозлившись на себя, подбадривая дедовыми словами: «Як жеж я на тябе надеюся, унучечек!», Минька сдал свою любимую матику-математику на пять. Выйдя с экзамена, шумно выдохнул – пацан с периферии и с первого захода поступить... ай да Минька!! На выходе налетел на Кольцова.

-О, абитура, ну как?

-Пять!

-Ещё три?

-Нет, я с серебряной медалью.

-О, ну-ка пошли, брат, со мной. – Завел Мишука в какую-то аудиторию, включил ему фильм. – Смотри, что такое РКТ.

После просмотра спросил:

-Может, передумаешь и к нам? У нас и спортсмены самые сильные в институте, и условия для тренировок подходящие имеются .

-Я с отцом посоветуюсь, можно, завтра ответ дать?

-Да, найдешь меня в тридцатой аудитории – Кольцов Виталий Сергеевич.

С автомата набрал домашний телефон...

-Сушаю, Авер! – прозвучал в трубке голос братика.

-Авер, привет, кто дома есть ещё?.

-Минечка, Минечка, када пидешь? Пивет, я с бабой и Наськой!

Маленький Аверушка проговаривал все буквы, просто иногда пропускал их в словах, так удобнее было малышу.

-Скоро, Филюнь, позови Настю.

-Минечка, машинку пожарную пивезешь?

-Пивезу!

Пояснил все Настюхе, она сказала, что сейчас же сходят к папке и скажут ему про РКТ.

-Вечером созвонимся, я вас всех люблю и целую.

-Мы тебя тоже, очень скучаем все по тебе, а мамка плачет втихую, папа её успокаивает, она же жалуется, что ты так быстро вырос! – сдала родителей сестренка.

– Я всех люблю, пока.

И пошел Мишук разглядывать как следует Питер, восхищаясь и любуясь: прокатился на катере, полюбовался на мосты и мостики, долго завороженно разглядывал коней Клодта, казалось, они сейчас вырвутся и понесутся вскачь... посидел на парапете у Невы, глядя то на воду, то на величественного Петра и купол Исакия, посмотрел на время и шустро рванул домой, должны были звонить родители.

Аверы обеспокоились, что на ракетном факультете будет сложнее учиться, да и чертежи, небось, замучают.

-Но опять же, за космосом будущее, когда-то же кончится эта анархия и бардак в стране. – Подвел итог Авер.

-Пап, ты у меня оптимист по-жизни.

-А иначе, сын, нельзя, во всём надо находить позитив, нытье и опущенные руки ещё никому не помогли. Там если старшекурсники есть, с ними поговори, препод – это одно, а студенты – совсем другой взгляд.

Мишук с утра подался в институт, поговорил с несколькими ребятами, что и как, подумал ещё и решился все-таки на ракетный. Кольцов обрадованно потащил его в приемную комиссию, исправлять в заявлении название факультета. Все утрясли, и поехал через день Минька-студиозус домой, истратив все оставшиеся небольшие деньги на маленькие подарки своим любимым.

Самый лучший подарок, конечно же, вез для маленького братика – пожарную ярко-красную машинку с лестницей и открывающимися дверцами. Надо ли говорить, как счастлив был Филюшка – точно так же, как когда-то радовался Минька первым дедовым деревянным игрушкам.

Дедовы и солдатские поделки все так же занимали почетное место на полке. Что Настя, что Филюня играли с ними бережно и аккуратно, а теперь, после ухода деда, его поделками дорожили вдвойне.

А Алька стала замечать, что её Сашенька и Минька как-то душевнее и бережнее что-ли, стали относиться друг к другу, подумав, что это из-за предстоящей разлуки. Авер же с благодарностью и огромной любовью смотрел на Мишука – гордость за сына у него зашкаливала.

Тридцатого августа Минька уезжал учиться, Алька смогла удержаться и не разреветься на глазах у детей. Глядя на маму, тут же бы начал пищать Филюня, да и Настюшка, ревновашая братика к папе, тоже шмыгала носом, ведь её такой надежный и разумный старший брат теперь будет не рядом.

Старший брат ругался на всех:

-Чего вы закисли, я что, на край света уезжаю? На каникулы вот приеду, соскучиться не успеете.

Ему вторил Авер:

-Это же гражданский институт, сын Питер весь облазит, там одних музеев сколько, и нам про все будет рассказывать. Это я учился, увольнений надо было ждать.

-Ага, а кто в самоволку бегал с Ванькой и Витьком постоянно?

-А какой бы я был офицер, если б не бывал в самоволке?

Минька засмеялся:

-Представляю, как вы через высоченные заборы прыгали, Ване напрягаться, поди, не приходилось, перешагнул и все?

Вот так и отвлекли провожающих от слез.

Минька с утра сходил к деду, посидел там, поговорил с ним и пришел какой-то успокоенный.

-Мам, я прямо как бы слышал его, вроде он рядом со мной гаворя. Я вот читал, что первые годы можно их услышать, это где-то на уровне подсознания происходит. Сегодня вот он мне выдал: Горжуся и цвяту за тябе, Минька. Ты у мяне дюжеть надежный! Матку жалей, она переживая за усех.

Проводили Мишука. Настя пошла в седьмой класс, Алька волновалась:

-Саш, ведь женихи завелись у дочки, а Миньки рядом нет, тревожусь за неё, давай с ней поговорим.

Дочка же, уперев руки в боки, выдала:

-Вы чё, сдурели, родители? Да я хоть всю жизнь, но буду ждать такого вот, как папка наш, не переживайте, мне ваш обожаемый Минечка уже всю плешь проел нравоучениями.

-Положим, у нас вы все трое обожаемые, – заметил Авер, – что с тебя, что с Миньки спрашиваем одинаково, если только малышку послабление небольшое бывает, но в пределах разумного.

-Да знаю я, знаю, это, пап, наверное переходный возраст, я так без Миньки скучаю, может, поэтому и вредничаю? Родители, я вас очень люблю и не собираюсь сильно волновать. Не пе-ре-жи-вай-те!!

Расцеловав их, убежала на тренировку, а к папе подлез Филюша:

-Давай почитаем?

Ванька грозился ещё двух родить, чтобы обогнать Аверов, но пока Натаха не решалась, откладывая ну хоть на пару годиков. Синхронисты пошли в шестой класс. Димка за лето сильно вытянулся, обогнал сестричку на полголовы, та злилась, привыкла, чтобы все было одинаково.

Ванька похохатывал:

-Дашунь, ты же девочка. Вы с Димкой будете примерно как мы с мамой, мужик и должен быть выше.

. -Дискриминация полная! – ворчала продвинутая дочка.

. Чертушки-детки лихо разбирались в компах, учили приехавшего в Москву на несколько дней дядю Авера-звали так Сашу сызмала, Доронин же был «дядя Витёк».

Авер обмолвился Ваньке:

– Стал барахлить мотор, прихватывает частенько, вот валидол с собой таскаю.

-Авер, Алюня знает?

-Нет, зачем ей лишние волнения?

-Смотри, узнает, мало не покажется...

Как в воду смотрел Чертов, прихватило Авера на работе, и увезли на «Скорой» военкома в больницу. Алька каждый день приходила по два раза к нему, вела себя как всегда, и Авер расслабился, думал, гроза миновала стороной. Вечером после выписки поужинали, посмотрели фильм... уснул маленький, потом пошла спать дочка.

-Саш, ложись, я посуду домою.

Авер незаметно задремал, проснулся резко, как от толчка – Алюни нет рядом. Рванул в зал и увидел – его невозможная жена спит, поджав ноги на маленьком неуютном диванчике.

Присев рядом на пол, осторожно погладил её по лицу:

-И что это значит? У тебя что, другой кто-то появился?

Хмурая Алька буркнула:

-Никто не появился.

-Тогда в чем дело?

-Ах, в чем дело? Александр Борисович, Вы не знаете?

-Нет.

-Пошли на кухню, тут Настька услышать может, как мы ругаться будем!

-А мы будем?

-ДА!!!

И Алюня, его разумная и казалось бы, изученная вдоль и поперек жена, заистерила: -Ты что, совсем болван? Почему я не знала про твое сердце? Когда ты мне собирался сказать? Когда инфаркт стуканет? Я мысли не допускала, что ты можешь от меня что-то скрывать. Ты задумайся на минуточку, как дети будут без нас?

-Почему без нас? – тупил Авер.

-Потому что я без тебя долго жить не буду, не смогу, не сумею, тоска заест, я тебя на неделю с трудом отпускаю... Кому они нужны? Деда нет, мамка вон болеть начала, Серый далеко. Ты задумайся, я же с тех самых пор когда твои шрамы увидела, – смахивая злые слёзы рукой и шмыгая носом, негромко шипела Алька, – панически, слышишь, ты, мудрец хренов, панически боюсь за твое сердце. – Всхлипнув, она отвернулась к окну. -Милая моя, – кашлянул Авер, – ведь все не так страшно, Сергеич говорит, надо поберечься, поменьше волноваться, и проживу я ещё лет тридцать. – Он обнял жену со спины. – Я наоборот, берег тебя, чтобы ты не волновалась.

-Берег он, придурок!

-Не кипятись, я боше не буду, чесно-причесно! – проговорил он любимые слова Филюшки.

-Вот, в следующем году и уходи на пенсию, как раз по времени. Думаешь, я не вижу, что ты постоянно дерганный? У тебя то уклонисты, то обезумевшие родители деток откупить хотят, а когда теплогорского мальчика убитого из Чечни привезли, как ты переживал?

-Да хотелось бы поработать, Мишука выучить, там вон через четыре года дочка школу закончит.

-Саш, не глупи, нет у нас с тобой джипов, замков, чего там ещё... палат каменных? И слава Богу, обуты, одеты, твоя пенсия опять же будет, и больше времени пойдет на ремонт машин, там деньги, как говорится, живые. Немного поднатужимся, расширим вашу мастерскую, ну не будешь ты военкомом, будешь механиком! Мне хоть ассенизатором, лишь бы рядом был.

-Загнула! Ассенизатор, это ж какие ароматы... – целуя её в шею пробормотал Авер, – мир, подсолнушек?

-Я тебя предупредила!! – проворчала Алька.

-Не помню где слышал выражение: «Одно дыхание на двоих», про нас с тобой, похоже?

А когда спустя лет семь услышал Авер песню 'Не пары' с такими словами, обрадовался:

-Аль, про нас песня!

Любопытная Настюша, подслушав как мама Аля ругалась на папку, крепко призадумалась, потом огорошила родителей желанием поучиться, пока есть время и возможности, на парикмахера. Достала Аркашу Славина нытьем, он подыскал в Перми учителя для неё, и поехала Настька на зимние каникулы учиться стрижкам.

Поскольку у дочки было огромное желание, она освоила сначала мужские стрижки, первыми «подопытными кроликами», как смеялся Авер, были папа и Филюня. Девочка старалась, стрижки вышли неплохие. В садике, прознав, что Настя стрижет маленьких мальчиков, к ней стали подходить другие родители, и спустя пару месяцев дочка положила на стол свои честно заработанные деньги, три тысячи.

Алька расплакалась, Саша, наоборот, загордился. А Филюня запрыгал:

-Поедем в цирк, ты мне обещала!!

Естественно, родители заработанных денег не взяли, наоборот, добавили для поездки в цирк, теперь уже в Свердловск-Екатеринбург. Собрались вчетвером, но тут же подсуетились Алькины одноклашки, Васька оплатил на работе за автобус, поехали и бабульки, баба Рита, Гешкина мать, Петькина теть Галя и очень просила взять её рыжика баба Зина Лаптева, взяли и её.

Рыжик вытянулся, стал симпатичным парнишкой, в посёлке его любили все бабки, мальчишка с десяти лет не отказывался помочь им траву покосить, дрова нарубить, воды привезти с колонки полную бочку, сбегать в аптеку или магазин... Бабки ласково называли его «Рыжик-скорая помощь». Получив паспорт, рыжик сменил ненавистную фамилию Кухтинский на Лаптева, «не по отцу, а по бабуле чтоб». С Лаптем -папаней отношения не сложились, рыжик его не воспринимал, самый высший авторитет для него была баба Зина.

Баба Зина постоянно ездила в соседний посёлок в церковь и там просила только одного у Бога:

-Боже, дай мне дожить до его совершеннолетия, ведь совсем один ребятёнок на свете.

Селезень, дед, как-то незаметно быстро спился и вскоре вслед за женой умер. Гала, мамашка, после похорон отца, в момент продала дом, все хозяйство, и, не интересуясь, как живется сыну, тут же уехала обратно. А рыжик и не собирался с ней видеться, пока она была в Медведке, он упорно не выходил из дома.

-У меня ты, баб Зин, и мать и отец и бабулюшка! – вот и весь его сказ.

Сейчас же, в гомонящем автобусе, рыжик оттаял, весело смеялся, пел вместе со всеми песни, приглядывал за более мелкими, а бабуля тихо радовалась.

-Аля, вот школу закончит мой рыж... тьфу ты, вся Медведка зовет рыжиком и я туда же, Лешка мой, если не поступит учиться... Он хочет в Пермь, в мед, ты Сашу не попросишь, чтобы его никуда не отправляли в горячие точки? – тихонько попросила она .

Саша, сидевший неподалёку, услышал:

-Вы, Зинаида..?

-Ивановна я.

-Зинаида Ивановна, являетесь единственной родственницей его, или же мать есть?

-Нет, Саша, она ещё в пять лет отписалась от него, отца – гада рыжего, тоже нет.

-Тогда Вам бояться нечего, он будет освобожден от этой обязанности, так как у него родственников кроме Вас нет, а Вам явно больше семидесяти?

-Семьдесят шестой пошел. Он у меня учится-то неплохо, одни твердые четверки, но кто знает, сумеет ли поступить? Колька-то пытается с рыжиком общий язык найти, а он ни в какую, а и понять его можно, при живых родителях мальчонка с бабкой вырос. Спасибо, Редькин тогда помог, без нервотрепки оформили меня его опекуном, а то прямая дорога в детдом была. Охо-хонюшки, дитё безвинное.

«Дите безвинное» в это время что-то рассказывал Настюшке и Васькиному Никитке, и все трое заливались смехом.

Цирковое представление понравилось всем, особенно радовался маленький Аверчик,-смеялся, прыгал, восторгался, только на минуточку взгрустнул:

-Минечка не видит, какие красивые обезьянки. Папа, когда бошой мой братик приедет?

-Новый год встретим, Дед Мороз подарочки принесет, а потом, через две недельки Миня приедет.

-Я тогда подарочек раскрывать не буду с конфетками, Минечку обожду, я только с машинкой открою, ладно?

-Ладно, ладно! – Авер обнял своего такого ласкового котенка, Филюшку. – Аль, у нас даже дочка такой киской-мурыской не была, а сынок, как котенок игручий.

-Саша, он, по-моему, и снаружи, и внутри – Цветик, дед же говорил, что он чистый Хвилипп.

Погуляли по центру города, сходили в Детский мир, женщины пошли в гастроном, а деток папы повели в кафе-мороженое, день получился насыщенный впечатлениями.

Домой ехали поздно, в тишине – почти все детки уснули, крепко спал на руках у Саши младшенький, задремала, привалившись к папиному плечу, Настя.

Алька шепотом жалилась мамке:

-Вот, глянь, ни один к мамке не подлез, все на папе виснут.

-Ой, не прибедняйся, был бы тут Минька, кто у него на плече бы дремал? А и не ной, папка у нас, как Серый скажет – штучный, вона, посмотри на Васяжиных, как-то неладно они живут. Гешка мотается по командировкам, а Люська, как говорится, «завей горе веревочкой», – понизила мамка голос до шепота, -с газовиком ведь постоянно крутится, Васяжиха уже её позорила, а как с гуся вода. Как бы не разошлися, Гешка-то вряд ли такое терпеть станет.

Алька опечалилась, как-то неприятно царапнуло внутри, у всех её ребят жизнь, как говорится, устаканилась – дети, жены – все неплохо, и вот такой финт...

И весной случился-таки разлад-развод у Гешки, как в том бородатом анекдоте: «Вернулся муж из командировки неожиданно...»

Гешка не стал разбираться, выяснять отношения, бить сопернику и жене морду, вздохнул, собрал вещи, спросил у прибежавшей с улицы дочки:

-Тебе с кем лучше?

Та, ни минуты не сомневаясь, выдала: -С тобой! Этот дядька злой, пусть мамка с ним будет, а я с тобой.

– Слышала? Значит, выбирай: или мирно разбегаемся – я с дочкой, ты с... этим... Или...

-Да я... да я через суд дочку верну.

-Зачем она тебе, нарожаешь себе ещё от великой любви, а не хочешь мирно – затаскаю по судам, у меня денег на адвокатов хватит, а вот ты где возьмешь, если после рождения Машуни, ни дня не работала? Да и дочке уже одиннадцать, право голоса имеет. Спроси у своего... даст он тебе такие деньги? Вот и решай, или-или.

-Маш, дочка?

-Я с папкой пойду, нельзя чтоб он один был – я суп варить умею и картошку.

-Точно, дочь, будем с тобой вместе кулинарить, а ты пиши заяву на развод, завтра в городе и отнесу...

Под громкий вой неверной жены собрали дочкины вещи и ушли к Гешкиным родителям переночевать. Днем Гешка забрал из школы документы, привез Маню свою в Горнозаводск, первое время пожили с ней в дедовой квартире, а к лету справили ребята новоселье – купил Гешка двушку, поблизости от Альки.

Он как и прежде, был таким же ехидным бесшабашным, но видели ребята, как дается ему такое поведение, и не лезли к нему под кожу, наоборот, все старались помочь им в обустройстве быта.

Маня старательно училась кашеварить, первые блюда получались не очень, но папа Геша мужественно ел и нахваливал свою кулинарку. Научилась его дочка готовить самые простые блюда, и вечерами отец и дочка пробовали приготовить что-то новенькое, постоянно консультируясь по телефону и с Алюней, и с Ленусей, и с дядей Сашей.

Двери трамвая захлопнулись, едва Светка успела вытащить неподъемную тележку с яблоками и виноградом. Матерясь про себя на такую жизнь, она отошла в сторонку и устало прислонилась к стене дома...

-Да, Светка, вон как тебя жизнь закрутила. Кого наверх, а тебя все вниз и вниз, из жены офицера, будь он неладен этот красивый снаружи, но гниловатый внутри Тонков – затем жена этого хитросделанного прапорщика Гнидюка... Там отдельная песня, у Тонкова хоть была сама себе хозяйка, пусть гулял, но и ты Светочка, не переламывалась, а уж у Гнидюка была ты чисто рабочей лошадью, которую кормили обещаниями.

Она передернулась, вспомнив свою непроходимую дурь и сладкие речи мужа-2.

-От, Светулёчек, мы з тобою зараз ещё поднатужимся, а хату достроим и заживем по-королевски. Бачишь, яка хата будет? – мешая русские и украинские слова заливался соловьем Гнидюк.

Хата, двухэтажный большой дом, и впрямь получилась 'яка', но вымотанной до предела курами, гусями, утками, свиньями, бычками, Светке ничего не приносило радости. Худая, выглядевшая теперь лет на десять старше, Светочка мечтала только об одном – отдохнуть, отдышаться, не вставать хотя бы недельку с петухами, не слышать эти ненавистные до печенок звуки просыпающегося двора. И вся в курах -гусях не заметила, как Гнидюк положил глаз на разбитную, тридцатипятилетнюю соседку – Тетяну.

Так бы и тянулась эта тягомотина, если б не выдержала эта самая Тетяна, вывалившая ей всю правду. Оказалось, что супруг протоптал тропинку к ней давно (там уже настоящая дорога образовалась), обещая, что достроив хату, он возьмет её хозяйкой в дом. Ему загорелось родить ребенка, а поскольку Светка бесплодная, но лихо управляется с хозяйством, то он пока подождет, может, жена сама догадается 'уйтить'

. Сейчас, когда Тетяна точно беременна, стал крутить-юлить, «от она и пришла до Светулёчка. Не станет же она мешать их счастью?»

Светочка и не стала, прижала скользкого Гнидюка:

-У тебя, сволочь, и фамилия подходящая, от слова – гнида!