Текст книги "Цветик-2 . Обычные судьбы (СИ)"

Автор книги: Надежда Михайловна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 29 страниц)

Мачо мгновенно сдулся:

-Простите, я не знал, что это ваша.

-А элементарной вежливости Вас забыли научить?

-Да, простите, девушка, я извиняюсь!

Егор, пользуясь моментом, нежно поцеловал Лизу в щеку и, не снимая руки с талии, повел её в номер, шепнув при этом:

-Надо соответствовать, чтобы даже в отсутствие меня, а такого не должно случиться, боялись подойти.

Лиза улыбнулась:

– Устрашил ты их знатно, не подойдут больше.

-Лизонька, ты только не Выкай мне больше, прошу тебя.

– Не буду! – Лиза удивляясь самой себе, как-то враз прониклась доверием к нему, – «может, это воздух океанский повлиял?», – мельком подумала она, но задумываться не стала.

И были чудные дни, они купались, много гуляли, посетили все местные храмы, а здесь были и буддийские храмы, и церковь, и католический храм, и храмы индийских богов.

Крупнейший на Шри-Ланке рыбный рынок поразил до глубины души обоих. Вставшие ни свет ни заря ребята увидели многое: как подплывают одна за одной лодки с уловом, как выгружают диковинные морепродукты и рыбу разных размеров, как сушат её прямо на берегу на огромных площадях, разложив на каких-то тканях или холстинах, единственное, что немного вносило диссонанс – запах, но восторг от увиденного океанского изобилия зашкаливал.

Егор оказался много знающим, интересным собеседником, а также галантным и внимательным – с ним было так легко. Лиза наслаждалась всем, и уносил океан все её прошлые печали и невзгоды далеко в свои глубины, и отлетела шелуха треснувшего кокона, в каком жила все эти годы та наивная девочка Лиза, и сама ещё не осознавая этого, тянулась душой к этому, оказавшемуся совсем даже и не угрюмым и неразговорчивым, судя по его многочисленным шрамам, много пережившему, Егору.

За три дня до отъезда поехали несколько человек отдыхающих на чайную экскурсию. Вот уж где Лиза оторвалась, она перенюхала, перепробовала, наверное, все сорта чая, что были в продаже в небольшом магазинчике при фабрике. Выходил оттуда Егор с двумя большими пакетами, а Лиза боялась, что кого-то забыла, и заранее расстраивалась.

На противоположной стороне улочки, в тени большого дерева сидел сухонький, как бы высохший старичок, и казалось, дремал. Как-то резко открыв глаза, уставился на Лизу и что-то сказал сопровождавшему их переводчику.

– Госпожа, эта прорицатель просит подойти.

-Меня? – удивилась Лиза.

Переводчик пояснил, что прорицатель вот так прикрыв глаза и медитируя, может сидеть неделями, не обращая ни на кого внимания, и как бы не просили его желающие узнать что-то в будущем, он не реагирует, но если кого-то выбрал, надо обязательно подойти к нему и послушать его предсказание. Только денег ему давать нельзя – обидится, А вот что-то свое, что очень дорого сердцу, то да,– примет с радостью и благодарностью.

Лиза подошла, старичок уставился на Лизу черными глазами, долго вглядывался куда-то внутрь её и что-то спросил.

-Зачем держишь в себе боль и черноту? – синхронно переводил переводчик.

– Вот, возьми, – он достал из чашки с разными камушками, стоящей возле его руки, какой-то серый обломок, – подержи в руках. Отдай ему все плохое и выкинь в океан-вода, она смоет все печали. Береги то, что рядом, ценнее не будет. Вижу возле тебя ещё четверых, который последний тоже много в сердце держит черного, помоги ему. Не печалься, все четверо успеют увидеть твоих детей, уснут все когда будет за семьдесят пять.

И перевел взгляд на подошедшего Егора:

-Нашел ты то, что долго искал, держи крепко, не упусти. Вот тебе, – он дал Егору черный камень, – камень заберет все плохое, выкидывайте камни в океан на закате! – и знаком показал Егору нагнуться ближе, что-то шепнул ему на ломаном английском, и просиявший Егор, ни минуты не раздумывая, снял с руки очень дорогие ему, как память, часы и протянул старичку.

Тот разулыбался всеми морщинками – протянул сухонькую ручку, и Егор осторожно застегнул часы на его руке. Дедок, как маленький, поцокал языком, полюбовался на часы, добавил:

-Тепло от твоего подарка.

А Лиза протянула ему небольшую коробочку, ростовскую финифть, купленную ещё на первом курсе института, в которой хранила два образка с ликом Божией Матери и небольшой оберег, подаренный ей старой манси, которая совсем недавно предсказала ей большую любовь. Пояснила, что этот оберег делают на далеком севере, где лето короткое, а зима длинная, и бывают лютые морозы. На крышке коробочки рисунок тоже соответствовал – Храм зимой.

И поддавшись порыву, поцеловала старичка в пергаментную щеку. Тот же с восторгом разглядывал 'раша подарки', потом сказал на прощание:

-Раша душа красивая!

Весь день Лиза пыталась выведать у Егора, что же такое сказал прорицатель, что он весь день сияет как новенькая монета, но тот лишь посмеивался:

-Не время ещё.

Вечером собрались закинуть камешки в океан и чуток искупаться. Закинули камушки, Егор, поплавав начал выходить из воды, когда как-то тревожно закричали местные мальчишки на пляже и замахали в сторону океана. Егор оглянулся, на мгновение замер, потом рванулся назад, к Лизе, которая плыла метрах в десяти от него и не видела, что к берегу несется какая-то уж сверх огромная волна, и если ...

Он как молния, откуда только что взялось, рванулся к Лизе, успел схватить её и крикнув:

– Держись крепче!! – что было сил прижал её к себе.

Их мотало и швыряло минуты три, за это время Егор успел проститься с жизнью, но почему-то вдруг вспомнил слова старичка: «Держи крепче!» – и он держал, захлебывался, кувыркался, сжимал зубы от хлестких ударов камней, поднятых силой волны со дна, но держал свою Лизунюшку.

Все резко закончилось, их обессиленных и ободранных, волна, как бы наигравшись, вышвырнула на берег, и они лежали оглушенные, кашляющие, ободранные, но живые.

-Ох, что это было? Жуть какая! – Лиза с удивлением осознала, что оплела Егора как лиана. – Прости, я обнаглела!

Она попыталась отцепиться от него, но он замотал головой:

-Подожди немного, дай мне поверить и осознать, что ты рядом и жива, я так боялся не успеть.

Через несколько минут, Егор нехотя отпустил Лизу:

-Пойдем в номер, надо отмыться и твои синяки-царапины обработать. Взял её за руку и повел в отель, так не отпуская руки, довел до ванной комнаты и повернулся, собираясь идти к себе.

А Лиза вскрикнула, увидев его спину... Вся спина была в кровоточащих царапинах и наливающихся синяках. Не минуты не раздумывая, она потащила его с собой:

-Егор, у тебя вся спина ободранная и, – она опустила взгляд ниже и засмеялась, – бермуды твои на попе рваные.

-А у самой-то купальник на честном слове держится, – проворчал Егор, а потом тоже засмеялся.

-Повернись. – Лиза шустро притащила аптечку – дохтур-ка она или где? – и включив теплую воду, начала аккуратно промывать его ссадины, ловя себя на том, что ей безумно нравится касаться его крепкой спины. Потом отвернув кран в сторону, начала смазывать царапины антисептиком, Егор, до этого покорно стоявший и позволяющий ей обрабатывать спину, зашипел.

-Больно? Потерпи немного, я уже заканчиваю.

-Лизунюшка!! – он резко повернулся к ней. – Не могу терпеть, нет сил! – и он жадно ухватил её, прижал к себе и начал так же жадно целовать, бормоча в перерывах, – не могу больше... не железный.. с ума свела... девочка моя... долгожданная...

Лиза же потерялась... в его ласках, его поцелуях, сначала робко, а потом все сметая, совсем как недавно в океане – её накрыла гигантская волна. Только эта волна не швыряла и не мотала как щепку, поднимала на недосягаемую высоту и была нежной и ласковой, и плыла Лизавета, и растворялась в этой волне, и становилась сама волною, и падала она с этой высоты, рассыпаясь на миллионы мелких брызг...

Очнулась она, почему-то лежа на чем-то относительно мягком, типа коврика прикроватного, но явно на полу. Попыталась осмыслить, где она и почему, и услышала смешок над головой:

-Милая, мы вот так ещё немного полежим и встанем, ну не получилось у нас дойти на кровати.

Лиза было дернулась, но крепкие нежные руки удержали её:

-Всё, попалась, теперь не отпущу, дедулька же сказал, держи крепче, а ещё... Теперь можно и секрет выдать... – Егор загадочно замолчал...

Лиза подняла голову и уставилась в смеющиеся темные глаза:

-Какие у тебя глаза... – восхищенно протянула она, забыв про секрет.

-Обыкновенные, – улыбнулся Егор.

-Нет, не должно быть таких глаз и ресниц у мужиков, только у девочек.

-Вот ты мне и родишь девочку с такими ли, с твоими ли глазами, но девочку. -Егор, но у меня может и не быть... – он не дал ей договорить, закрыв рот поцелуем, а пока Лиза отдыхивалась после него, со смешком сказал:

-Вот и не правда Ваша, Лизавета Андреевна. Мне старичок сказал, что у нас будет трое деток.

-Сколько?! – Не поверила Лиза.

-Трое, а я и на пятерых согласен!! – и опять Лиза потерялась в его руках, опять рассыпалась на миллиарды, опять взлетала и падала с огромной высоты. Но не боялась, зная, что у самой земли её подхватят и не дадут упасть, резко ставшие такими родными и жизненно необходимыми, руки Егора.

А перед отъездом Лиза вершила мстю своим папанькам. Купила всем шорты-бермуды и рубашки самых попугайных расцветок, мстительно говоря:

– Вот пусть только не наденут мои подарки, уххх, попугаи старые!!

Отцу, Андрею купила смешную маску, что-то среднее между рыбой и чудищем с человеческим лицом, всем набрала специй, несколько ананасов – тут вкус у них был совсем другой, сушеной рыбы.

В общем, – Егор смеялся, – надо было Сергеичу ещё парочку охраны с тобой послать, за носильщиков.

Егор ненадолго оставил её одну, затем вернувшись, тут же потащил её в номер:

-Скорее, Лизунюшка!

Там, едва закрыв дверь, шустро начал её раздевать. Велел закрыть глаза и осторожно надел на шею какое-то колье, поменял в ушах сережки и надел на палец колечко.

Вот, теперь самое то! Смотри!

Лиза удивленно разглядывала в зеркале на себе очень красивый комплект с сапфирами.

-Девочка моя, здесь говорят, что этот камень придает небесной силы и чистоты, знаю, что ты не очень любишь драгоценности, но моя самая главная драгоценность в сапфирах будет сиять только для меня.

Лиза уже в самолете задумчиво произнесла:

-Десять дней всего, а как изменилось все.

-Не до конца, – помотал головой Егор, – надо ещё тебя за меня замуж отдать, не медля!!

Приехавший в аэропорт Дрозд, едва взглянув на сияющие лица обоих, облегченно вздохнул и радостно закружил свою неузнаваемо похорошевшую дочку.

-Я счастлив твоей радостью!

Мстя не удалась, эти старые попугаи, аферисты несчастные, наоборот, гоготали и тут же нарядились в шорты и рубашки:

-О, прямо Гавайи у нас тут случились, – радовался Лёвка.

Все трое покаялись перед Лизой, пояснив свое участие в заговоре желанием открыть ей глаза на такого хорошего мужика, 'а то сколько бы ты ещё замороженная ходила?' – подвел итог Вишняков.

-Так, предупреждаю сразу, никаких празднеств с машинами-ресторанами и прочим мне не надо, только свои! – категорически заявила Лиза.

Дрозд расстроился:

-И вот что про меня скажут? Для единственной дочери свадьбу зажал?

-Папка, не в свадьбе дело, да и медовый месяц мы как бы уже отгуляли с Егором.

Торговались долго и упорно, и согласилась-таки Лиза, скрепя сердце? на свадьбу, но только самых близких и своих, Егора и отца пожелала видеть. Поехали в область за платьем, долго выбирали... нет, не Лиза, а её обнаглевшие, спевшиеся папаня и муж. Наконец, купили все, что надо, поужинали в дорогом ресторане – Дрозд и слышать не захотел о другом – а на выходе увидела Лиза свою давнюю обидчицу – Виолетту.

Та, не замечая её, подскочила к Дрозду:

-Развлечемся, котик?

«Котик» фыркнул: -Только не с тобой!

-А чем я плоха, умею все, удовольствие доставлю – неземное.

Лиза, шедшая сзади, запнулась и с ужасом рассматривала её: потасканая, как-то вульгарно накрашенная, худая, с впалыми щеками, она выглядела лет на сорок...

Дрозд между тем кивнул неприметному такому мужичку, стоящему в отдалении:

-Уйми красотку. Что она у тебя такая оголодавшая?

Этот неприметный что-то негромко буркнул, и пошла к нему Виолетта, как побитая собачонка.

-Боже! Какой ужас! Во что она превратилась? – ужаснулась Лиза.

-Как говорится – награда нашла своего героя, за все приходится платить, рано или поздно, – философски заметил Дрозд.

А дома какой-то огромный, краснолицый громогласный дядька облапил папаню, потом, нисколько не стесняясь, ухватил Лизу, долго рассматривал её, чему-то кивнул и наконец-то соизволил сказать:

-Иван я, Рубцов. Стародавний друган и подельник твоего батяни. Не-не, подельник в хорошем смысле, вместе с ним начинали работать, а потом и старателями. Очень рад, что у старого одиночки есть такая красавица-доченька, смотри, как он цветет и пахнет, лет десяток скинул. Веришь ли, я за пятнадцать лет не видел у него столько улыбок, как за сегодня.

Немного погодя Лёвка позвал Лизу на кухню:

-Глянь-кось, Лиз!

Глянула и очумела – Иван привез красную икру и не в баночках по сто с чем-то граммов, а в больших жестяных банках, в каких привозят повидло на производство всяких булочек-пирожков.

-А как ты хотела? На свадьбу и без икры приехать? – загрохотал Рубцов. – Это позорище будет с моей стороны, да и батю твоего народ наш колымский добрым словом вспоминает и помнит его как настоящего, несгибаемого мужика. Я слышал, у тебя четыре папани имеются? Возьмешь пятым? – Он хитро прищурился.– Ну хотя бы из-за икры?

Лиза засмеялась:

-Там, на Колыме ещё папани найдутся, или только Вы?

-Не, я один такой, так берешь?

-Беру-беру, ведь все равно не отвяжетесь.

-Не, смотри, какая выгода от нас, родишь вот нам дитенка, а мы каждый по дню с ним повозимся, вот тебе на выходные только и отдадим.

-Так ещё сначала надо зачать, выносить.

-Ха, – перебил Рубцов. – Егорка – парень могутный. Сделает все быстро, девять месяцев – какой срок? А потом и мы пригодимся.

Вот так, ха-хи, и через два дня смущенно-счастливая Лиза принимала поздравления, а стоящий рядом Лешников, ни на минуточку не выпускал жену, теперь уже жену, из объятий. Лиза немного взгрустнула -не было Никитича, но... Когда расселись за столы и начались торжественные речи-поздравления, с шумом открылась дверь, и с огромными букетами – вениками, как потом скажет Никитич, ввалились её такие любимые Никитич и два манси – Петр и Ваня.

Взвизгнув, как маленькая девочка, подобрав подол платья, невеста, позабыв про всех, рванула к своим мужикам. Сначала её осторожно обнимал Никитич, потом смущенные манси... А Лиза сияла и радостно сообщила всем:

-Это мои любимые северяне! Вот теперь действительно, все мои близкие со мной!!

Свадьба получилась веселая, все её папани старались веселить собравшихся, долго смеялись над экзотическим танцем Левы, причудливо извивающегося и одетого в попугайско-гавайские шорты и рубашку, поразил всех своей пляской вприсядку, огромный, казалось, неповоротливый Рубцов, много пели, Лиза умаялась танцевать со всеми, потом взмолилась Егору:

-Давай удерем, а? Они меня замучили, некоторые ещё и ноги оттоптали!!

Егор кивнул, подхватил свою легонькую жену на руки и сказал:

-Вы тут продолжайте, а мы пойдем, устали.

-Устали они, как же! Идите, заказ наш выполняйте. Да чтоб парочку сразу, – шумнул пьяненький Вишняков.

Игорешка, в отличие от Соньки, сразу же принявшей баушку Тоню, сначала приглядывался к ней. Соня же, узнав, что баба Тоня ещё и учитель русского и литературы, возликовала, это было для неё подарком. И она тут же взяла бабу Тоню в оборот, та с радостью стала заниматься с девочкой. Девочка, выше её ростом и намного крупнее в комплекции, искренне радовалась обретенной бабуле и ворчала на Игоря.

-Чё ты, как не родной?

-Приглядываюся я. Да и с дедуней, Иван Петровичем, ещё не посоветовался.

-Фу-ты, ну-ты, приглядывальщик какой.

Баба Тоня занималась и с Игорьком – письмом, и через пару недель его буквовки стали стоять в тетрадке ровно.

Как-то днем Сонька, заглянувшая в комнату, где обитала нашедшаяся баушка, поманила её за собой и, приложив палец к губам, на цыпочках пошла к приоткрытой двери кухни, откуда доносился голос Игорешки.

-Не, дедунь, так добрая, Мурка вон говорит, что хорошая. А я приглядываюся... Чё? Да вот када я бомжувал, такая же баушка, на вид добренькая, попалася, а потома как заорала на меня, бомжарой обзывала. А всего-то хлебца попросил. Не, у меня знаешь какие буквовки теперь ровненькие в тетради, загляденье прямо. И чего я думаю? А боюся. Она же мама того, другого папки, ну как захочет отобрать меня? Не, не отберет? Точно? Не, дедуня. Я не трусливый заяц – я осторожный. Правда? Ну ладно, ты бы приехал, познакомился. О, она тоже как и ты Петровна. Вы чё, с нею родня? Не? Знаешь, дедунь, я прямо такой богатый-богатый стал, то Мурка у меня и была, а я как в мультике, сильно-сильно захотел, штобы у меня мама была, не, не Ирка, а хорошая, а мне бац – папка. А у него мама и ищё Соня впридачу. Потом, вот, ты меня внуком посчитал, щас вот баушка родная, которая совсем моя, нашлася... Дед, ты чё, простыл? А чё кашляешь? Ты смотри, я тебя недавно узнал, ты мне намного нужен, с кем я тогда ещё порассуждаю по-всякому? Чё? Не в то горло? Тогда ладно, скорей бы лето, на дачу к тебе люблю ездить. Котенка-то? Да думал-думал, серый он, пусть будет – Дымок, тебе как, ндравится такое имя? Не, хулиганы. Коша, вот умная, поспокойнее, чисто Мурка. А эти два... Вона на шторы забираются, пацаны, не слушаются, царапаются. Чё с них взять, глупые! Чё хохочешь, я дело говорю? Ладно, дедунь, пошел я к баушке, контакты налаживать, как ты сказал. Пока, приезжай, жду я тебя.

Дедуня, Иван Петрович, положил трубку и вытер слезы:

-Слышь, жена, этот мелкий тощий внучок меня, старого битого мужика, который раз заставляет прослезиться. Ох и парняга растет, люблю безмерно, а уж разговоры с ним... Чудо такое, а не ребенок. Смотри, как Мишку он зацепил, я, честно, его недолюбливал, пустым считал, а щяс – как внук скажет – идеальный муж и отец.

Жена пробурчала:

-Стал. А клюнул жареный петух в задницу, вот и стал. Хоть под полтинник мозги завелись, но да, надо признать, семья получилась славная, да там такая умница Алишка, куда идиот раньше смотрел? Зато сейчас Сереге плакался: «Боюсь, помоложе кто понравится, я-то староват уже, ей-то сорок только будет.» А так и надо, пусть боится, больше беречь будет!!

Иван Петрович улыбнулся:

-Наш внук, приобретенный, он как цемент для них обоих, вон, как скрепил, они ж, когда он болел-то, тогда и в друг друге уверились.

А Игорешка попросил:

-Баб Тоня, ты мне про папку расскажи, не про моего, а про твоего, который тогда был.

Баб Тоня долго, тщательно подбирая слова, рассказывала про сына, мальчик внимательно слушал. Потом помолчал, подумал и сказал:

-Жалко, такой молодой умер, и че он такую слабачку Ирку полюбил тогда?

-Игореша, но ведь она твоя мама.

-Слабачка она, мама – это когда, вона, как мама Алина, я только чихнул, а она уже до слез: «сыночек, ты заболел?» И когда в отделении лежали, я сколько раз просыпался, потому што она ревела, за меня боялася. А Ирка чё? Лесли тот папка не появлялся, узнать про него не могла? Нет, вино пить стала, слабачка. Но ты не бойся, я пить вино и водку точно не стану, чё вас всех обижать-то, вы меня вона как все любите, я же не тварь последняя... Ой, простите, вырвалося, папке не говорите только, я ему слово давал, железное, больше точно не скажу по фене.

Олег-гулёна пришел под утро, Минька проснулся, проворчал, что поднимет его в десять утра и поедет он в Лянтор один, и не приведи Господи, стряхнуть приборы, чтобы как любимую женщину держал.

Олег хохотнул:

– Когда она хоть будет, любимая женщина? Это вон тебе сама в руки упала. Я даже удивился, ты всегда такой отстраненный с ними, а тут вдруг сразу зацепился.

-У меня бабуля была, не родная по крови, но родная по духу. Я её долго вместо Антоновны – Атонова звал, так она всегда говорила, что судьба – она любит коленца выкидывать. А эта девочка, кто его знает отчего так случилось, но где-то глубоко внутри появилась уверенность, что вот это – мое.

– Надо же, в Питере жил, там столько девочек-красоток, небось, отбою от них не было, а на тебе– вот в переулке глухом встретилась. Эх, вот бы где я, в Питере-то, развернулся.

-Судя по тому, что явился под утро, тебе и в Тюмени неплохо.

Пока Катя спала, Минька слетал в магазин, купил ей куртку на толстом синтепоне, вязанную шапочку с шарфом и варежками, а вот про обувку решил – выберет сама. Уж больно легко для наступившей уже зимы была одета девочка, везти её домой в курточке, что называется, «от комаров», он просто не мог. Тем более, зная своих Аверов, тут же бы получил нагоняй от того и другого. Да и не факт, что эти джигиты отказались от притязаний на глазастенькую.

Катя уже проснулась и сидела в их номере слушая разливающегося соловьем Олега.

-Катюш, я взял на себя смелость, прикупил тебе куртку потеплее и совсем другого фасона и цвета, незачем светиться в твоей приметной.

-Ты думаешь? – тревожно вскинулась Катя.

-Да кто знает, как говорится, не дразни гусей, – начал Минька и захохотал, – вспомнил, как я у бабули – отцовой матери, на речке с таким же названием – Гусь, дразнил гусей, весело было.

На вокзал поехали все вместе, по пути – в небольшом обувном приобрели Катерине приличные теплые ботинки – от сапожек на каблуках она категорически отказалась, мотивируя тем, что едет потом в тундру, да и убегать в ботинках намного удобнее.

Посадили Олега в поезд и через полчаса сами уже тронулись в Екатеринбург. Катя было заикнулась, что деньги за покупки вернет с первой же получки, но Минька не стал слушать, хитро переведя разговор на будущую работу в тундре. С вокзала Мишук повез её к общежитию УПИ. -Навестим Михайлика пока есть время до поезда.

Как раз во время успели – к общаге группами, парами, по одному спешили студенты. День выдался ветреный, с морозцем, и праздно-неспешно гуляющих не было, ветер всех подгонял. Навстречу вывернулась шумная компания, что-то горячо обсуждавшая, среди них, как хорошая каланча, возвышался симпатичный парнишка, ростом под два метра. Увидев Миньку, эта каланча заорал изо всей мочи:

-Мишук! – и в несколько шагов добрался до них.

Они обнялись, а Катя с удивлением смотрела на этих двух высокорослых мальчиков. Её Миша был 'баскетболисту', как она почему-то подумала, где-то на уровне уха.

-Ай, братэ, как я рад! Ща дядь Саня Плешков должен подъехать – в Медведку собрался. Там дед Коля сильно заболел, – торопливо увлекая их в общагу говорил Михайлик.

-Извините, я нэмного замерз, и с Вами не ознакомился – Михайло меня зовут, я – сэрбин и большой другар Мишука.

Пока знакомились, как раз зашел приятный мужчина средних лет, тот самый дядь Саня, Стоядинович полетел за пакетом – «для родителей посилочка и за Любицу – рожден дэн у неё.»

-О, – оживился Миьнка, – надо и с меня подарок.

Саня кивнул:

-Заедем, нам по пути, недавно вот открыли 'Мир Игрушек', и своему Филюне чего прикупишь.

В 'Мире игрушек' чего только не было, даже Саню проняло:

-Ух, в моем бы детстве, да такой выбор. Но у нас веселее было, особенно зимой, домой, бывалоча, со скандалом мамка загоняла, всегда с Наташкой штаны вместе с валенками снимали и ставили в угол, отмерзать-оттаивать.

Минька выбрал для Любицы – имя такое необычное – набор современных кукол со всякими одежками, братику каких-то роботов-трансформеров, много красок, какие-то дорогущие кисточки, альбомы, и довольные, поехали к Минькиным родителям.

Катя все больше осознавала, что ей безумно сказочно повезло. Она потихоньку любовалась Мишей, боясь в глубине души, что у такого видного парня, наверняка, в каждом городе есть пассия, и вряд ли она станет его настоящей невестой. А её так тянуло к нему, как-то не встречались за её двадцатилетнюю жизнь такие вот красивые парни, Миша не гусарил, не выпячивал себя, любимого, а просто, в самый трудный момент для Кати протянул ей руку помощи, да ещё какой. Она уткнулась носом в меховую оторочку капюшона куртки, и Минька тут же встрепенулся:

-Кать? Тебе холодно?

-Да нет, я просто подремать решила, – схитрила Катя, у которой от его искренней заботы стало так тепло в груди.

-Ох, Лунина, это что-то нереальное, удержать бы такого Мишу!!

Никитич на второй день свадьбы обрадовал Лизавету известием о том, что у неё теперь есть коллега-медсестра, которую на самом деле спас и привез к ним Минька. -Там, похоже, все серьезно, ребятишки даже не пытаются её кадрить.

-Правда? Ой, как я рада и за себя, и за Мишука!!

-Я, грешным делом, думал, что вы с ним точно споетесь.

Егор внимательно слушал, не вмешиваясь.

Лиза светло улыбнулась:

-Минька, он такой замечательный, такой надежный, но, видишь ли, Никитич, я в нем только братика и видела, да и он, похоже, тоже, вот не очаровался мной! Он очень хороший, даже сведи нас судьба.. нет, не получилось бы ничего. Минька, он как ограненный алмаз, лишние грани добавлять или просто царапины – только портить, а я для него неумелый подмастерье, его надо принимать целиком, не иначе. Я же... нет. Вот с Егором – да, тут как в песне «встретились два одиночества». Он для меня ну исключительно подходит, оба жизнью «поломатые», а Минька... ему надо девочку, которая не станет пытаться этот идеальный алмаз отдавать в переделку – образно говоря. Я искренне порадуюсь, если эта медсестричка его истинная пара. И конечно же, мне будет полегче мотаться по своим северам.

-Егорушка, не хмурься. Этот мальчик тебе сразу придется по душе, он такой, настоящий. Представь, услышал меня и, как был, в трусах, рванул по ледяному коридору мне на помощь. И когда эта тварюга на него с тесаком, ведь не испугался. Я думала, в наше время таких только в фильмах и встретишь. Никитич вон над ним трясется и хвалится направо-налево, когда Миньки рядом нет.

-Заинтриговала, – задумчиво сказал Егор, – буду рад увидеть вживую.

А дома что-то пошло не так, Аверы встретили Миньку радостно, а вот Катя их как-то насторожила. Нет, девочка не хитрила, была искренне рада знакомству, с обожанием смотрела на Миньку, но...Как-то все скучнее становился его батя, и грустила мамуля. Один Филюнька был в восторге – неожиданный подарок – приезд его Минечки, а ещё кисти, краски, роботы.

Любица же насупилась, даже куклы, так давно желаемые, не вызвали радости.

-Знаешь, Минечка, я все равно на тебе женюсь, вот увидишь! – сердито топнув ногой, она выскочила из их квартиры и побежала домой.

Стоядиновичи удивленно смотрели друг на друга:

-Надо же, – удивленно протянула Валюха, – мы всегда думали, что Любица без ума от Филюньки... Вот так заявочка!

Минька улыбнулся:

– Детство! Я вот тоже только на мамуле хотел жениться, мотивируя это тем, что папка станет старым.

Часов в десять разошлись, Катя, засыпавшая за столом, быстро уснула, а Минька шустро помог убрать со стола, помыл посуду и вопросительно уставился на родителей.

– Минь, мы ни в коем случае не хотим тебе навязывать свое мнение, но мой тебе совет один – не спеши!Девочка бесспорно хорошая, но ею сейчас движет чувство благодарности, плюс твои внешние данные. Я не знаю, сын, как выразиться точнее, но прошу – приглядись, времени у тебя достаточно, я надеюсь, ты не завтра собрался жениться?

Минька, привыкший всегда прислушиваться к словам родителей, глубоко задумался:

-Хорошо, до лета и отпуска ещё далеко, постараюсь продержаться, но уж летом точно женюсь. Ты-то бать, ни минуты не раздумывал, – укорил он Авера.

-Минь, наш любимый подсолнушек пять лет мне спать спокойно не давал, естественно, я и не раздумывал. У тебя-то всего лишь восемь месяцев на раздумья.

– Сыночек, – добавила Алюня.– Жена, это не сменная обувь, не хотелось бы, чтобы пришлось менять.

-Темните вы, родители, что-то.

-Нет, Минь, просто вот зудит что-то под кожей у меня, а я привыкла доверять такому ощущению, ни разу не ошиблась.

Странно, вот Настюхиного Лешку, вы, вообще, поговорив с ним десять минут, одобрили.

-Ну так-то Козырь – с пяти лет многодетный. Минь, мы очень не хотим, чтобы ты влюбленность принял за любовь.

-Ну не Любицу же мне ждать? – усмехнулся Минька.

-Да на нашего сына кто только не засматривается, это сын не замечает, а мы-то видим.

-Хорошо, я вас услышал.

Четыре дня проскочили быстро, родители вели себя с Катей безукоризненно и Минька успокоился.

– Мало ли, показалось что-то, или мамулькина ревность взыграла, поживем – увидим.

Тундра Катю сразу же разочаровала: пусто, холодно, ветрено, но она здраво рассудила, что первое впечатление может быть обманчивым. Дождавшись Лизаветы, которая оказалась ненамного старше её, но весьма деловой и резкой, поехала Катюшка с ней и двумя верными сопровождающими в дальнюю и долгую поездку по тундре.

Минька занимался привычными делами, ждал невесту из первой поездки, не сомневаясь, что она, также как и он, примет сердцем этот суровый и дикий край.

Приехали девушки аж под самый Новый год, Никитич отпустил Миньку на три денечка в Лянтор, там Лизавету уже ждал муж, прилетевший за пару дней пораньше, тридцатого ждали отца Лизы – Дрозда.

Минька радовался, а Катя как-то куксилась, он отнес это её состояние к усталости, старался развеселить её, Лиза как-то с печалью поглядывала на них и ничего не говорила.

В Лизиной квартире Минька бывал не раз, это был гостиничный безликий номер, а на этот раз все было иначе. Во-первых, по всему подъезду витали такие вкусные запахи, что у всех резко разыгрался аппетит, во-вторых, изменилась вся квартира – теперь здесь было уютно, и как-то тепло. Вместо видавшего виды дивана, стояла широкая тахта с набросанными на ней разнокалиберными подушками и думками, на полу лежал ковер с большим ворсом, на стене большой плоский телевизор, на окнах красивые шторы.

-Егорушка! – Лизавета в восхищении обошла свою квартиру, – я к себе попала? Спасибо, не ожидала!

-Нравится? – разулыбался её такой суровый на вид муж.

-Очень.

Егор и Минька как-то сразу понравились друг другу, моментально прониклись симпатией, а Катя все куксилась.

-Устала, Катюш, может, приляжешь? – спросил Минька. После сытного полдника-ужина Лешниковы пошли чего-то прикупить к Новогоднему столу, и ребята остались одни.

-Миш, что ты со мной как с хрустальной вазой?

-Я со всеми девушками и женщинами так! – пожал плечами Минька. И тут Катя заистерила... она много и сумбурно говорила, срывалась на крик, чуть ли не рыдала, но основное было понятно в нескольких словах: -Не нужен мне этот ваш север!! Я отупела, одурела от этой тундры!! Не хочу и не могу видеть все эти жилища, эту дикость, эти морозы, ветра, не хо-чу!

К чести Миньки, это не стало для него шоком или каким-то сильным ударом, он только спросил: