Текст книги "Цветик-2 . Обычные судьбы (СИ)"

Автор книги: Надежда Михайловна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 29 страниц)

А Лиза, раскрыв рот, стояла и любовалась таким красивым мужиком. Широкие плечи, весь такой жилистый, подтянутый, с мускулами, которые не имели ничего общего с мускулами качков, он вызывал... восхищение??

-Дура, очнись! – одернула себя Лизавета и пошла обниматься с Никитичем!

Где-то через полтора года после отъезда Лизы в городе начались какие-то непонятки.

-Вроде как наметился передел власти, – говорил Лёве Вишняков, к тому времени собравшийся уходить из больницы, – надоело на голом энтузиазме пахать ,да и людям в глаза смотреть стыдно, когда говоришь им, что на операцию надо принести все, вплоть до бинтов. Ху... ая дерьмократия, орали, упивались свободой. Я всегда знал, что в СССР, подав заявку, получу почти все, что мне надо для операции, а сейчас... над своими инструментами трясусь, не дай бог чего, останусь без рук. Это в столицах, там оно да, снабжают, а в нашем Мухине кто кому нужен?

– А чё нам, Федорыч, передел власти? Пусть дерутся как хотят, ща вроде мирно, без стрельбы начали друг друга топить. Я свои копейки всегда заработать сумею, вон пару магазинов оббегу, поразгружаю чего, на хлеб и чай есть. Я вот все радуюсь, как вовремя твой Никитич подвернулся – наша деваха теперь ого-го, на своем месте, я когда с ней говорю ,как это... а – тащусь. И радуюсь, ожила она, да и не последний человек в тундре-то.

Новости хлынули как-то лавиной... объявился какой-то Дрозд, и в течение двух месяцев местные обожравшиеся царьки Михневы, оказались у разбитого корыта, разорены и чуть ли не бомжи. В маленьком городке все было на виду, вот и знали на следующий день новости. Лёва выслушивал всё, не особо комментируя:

– А... паны дерутся, у холопов чубы трещат. Мне что Михнев, что Дрозд, что щегол – одна хрень, до меня никому из них дела нету.

Вот так прошло месяца три-четыре, в народе все больше поговаривали про выборы и нового мэра, называя одну фамилию – Дрозд, уж больно по душе пришлось всем, что на его деньги вычистили местный пруд, когда-то замечательно-красивый, а за годы развала заросший и завонявший, обустроили набережную, сделали дорожки, поставили скамейки, разбили клумбы, пару детских площадок, горожане полюбили ходить туда как прежде.

Лева, часов в пять вечера после небольшого калыма, неспешно брел по центральной улице к себе, отмечая, что улица стала чище.

Возле здания администрации стояли два навороченных джипа, Лёва притормозил, уж больно хороши были машинки, он как специалист когда-то экстра-класса, окончил с отличием автодорожный институт, – в машинах разбирался досконально.

Из здания стремительно вышли несколько человек и зашагали к машинам, Лёва нехотя оторвал взгляд от машины и замер: прямо на него, весь какой-то замороженно-отстраненный, шел его давнишний, можно сказать, даже оплаканный друг – Андрюха.

-Андрюха!! – заорал Лёва, – Андрюха!! Это ты? Ты живой??

Андрюха чуть притормозил, окинул Лёву безразличным взглядом холодных серых глаз и пошел дальше, к Леве торопливо подошел один из сопровождавших:

-Проходи, не отсвечивай! – негромко прошипел он, оттесняя Леву

-Андрюха, это же я!! – взвыл Левка, а потом видя, что этот мужик не реагирует и готовится сесть в машину, заорал во все горло:

-Падла ты, Митень! Ой какая падла!!

Плюнув под ноги, Лёва повернулся и пошел в другую сторону.

-Стой! – ударило в спину.

-А пошел ты на...!! – отмахнулся Лёва.

Через два шага его резко рванули за плечо и удивленный Лева уставился в холодные глаза.

-Ну чё тебе надо, большой человек? – вздохнул Лева, шмыгнув от расстройства – об этой его привычке мало кто знал, это было родом из детства.

И серые, стальные глаза внезапно потеплели, и на неподвижном лице Андрея проступило изумление:

-Шмыга? – как-то неуверенно произнес он, – Шмыга – ты?

-Ну я, вот такой вот – весь из бедных. Небось, западло со мной говорить-то? – все ёщё не отойдя от обиды, пробурчал Лёва.

-Лёвка! Неужели это ты! Пошли, – он потащил Шмыгу к машине, сели, Андрей скомандовал: – Домой!

-Подожди-ка, давай на Садовую заскочим, есть у меня для тебя сюрприз один!

-Андрей Сергееич, Садовая перекопана, – проговорил водитель.

-А ты на перекрестке тормозни, я мигом, – ответил за Андрея Лёвка.

Шустро забежав домой, сунул в пакет альбомы с фотографиями, аккуратно подклеенные и приведенные им в порядок, полез в комод за шкатулочкой с медальончиком и быстро рванул к машине.

У Андрея, оказалось, имеется небольшой уютный двухэтажный коттеджик с домработницей, которая брезгливо косясь на Лёву, быстро сервировала стол.

-А не смотри, голубушка, на меня так, кто знает, где ты можешь оказаться завтра, – тут же выдал Лева

. -Свободна, Алла Сергеевна, до завтрашнего утра!

-Но, Андрей Сергееич... – заблеяла та, Андрей выгнул бровь, и та, поджав губы, шустро смоталась.

-Ну, Шмыга, за встречу!! – поднял рюмку Митень и, чуть пригубив, отставил, Лёва же хлопнул всю для храбрости.

-Надо же, ты, пожалуй, единственный назвал меня падлой и Митенем, я уже и забыл такую кликуху.

-А кто же ты ща? – полюбопытствовал Лева.

-Дрозд! – коротко сказал Андрей.

-А, тот самый, который че-то в мэрии или как ещё там, мутит?

-Ну, типа того. Расскажи, как жил все это время? -Да, по-разному. Институт закончил, работал на АТП, потом все разом накрылось передним местом, взял кредит с одним деятелем, как бы другом, на паях открыли автомастерскую, а мои руки ты знаешь, ну я с головой в ремонт ушел, а друг заклятый меня и подсидел... Я в бухгалтерию-то не лез, мне сам процесс ремонта – как песня. А оказалось, кредиты один за другим брались, я бумаги не глядя подписывал, ну вот и остался... честно, в одних штанах. Из дому женушка ловко выселила, они с компаньоном все вместе и проворачивали за моей спиной. Вот, крутился как мог, ребенка эта сука не уберегла -наркота, передоз, потом документы украли и стал бомжом. Дожил до ручки, и в один прекрасный день понял, все... больше не хочу жить, продумал все, решился, пошел было на речку, иду, глаза не поднимаю, тошно, с голоду мутит... А тут девчонка – молоденькая, худенькая мимо бежит, студенточка, пробежала, затормозила враз, полезла в свой рюкзак, вытащила пакет с бутерами и сует мне:

-Вот, возьмите, денег у меня нет, а бутерброды только сделала!

Я брать не хотел, а она мне в вонючий карман запихнула и побежала на учебу. Поверишь, так мне тепло стало, слезы прошибли, вот и подумал: а нук когда этой девочке пригожусь, мало ли? И пригодился, – он вздохнул, – ох как пригодился я своей Лизавете Максимовне.

Он замолчал, а внимательно слушавший его Дрозд-Митень задумчиво сказал:

– Надо же, совсем как мою мамку зовут девочку.

– Митень, а у тебя матери фотки есть?

-Есть несколько, мне там одна сильно нравится, где она молодая и смеется, говорят, я на неё похож... был... по молодости.

-Покажи, а?

– Может, потом?

-Не, ну чё, тебе жалко, что ли?

Дрозд вышел, а Лева, аккуратненько достал несколько фоток из альбома и спрятал в карман.

-Вот, смотри, моя мамуля.

Лева вертел фотки и так, и сяк, просматривал по три раза – Дрозд с удивлением смотрел на него:

-Шмыг, ты чего?

– А того, – буркнул Лёва, отложил одну фотку, достал свои из кармана и просмотрев их приложил две к дроздовой фотке: – Смотри!

Андрей недоуменно взял Левины фото:

-Странно, мамулька моя молодая, только в современном прикиде и похудее. А это что? – И вдруг подобрался, как хищник перед прыжком:-Это чьи руки?

-Женские, – прикинулся валенком Левка.

– Шмыг, не шути!!-в его голосе был сплошной лёд.

-Митень, ты вроде в большие люди вышел, а элементарного под носом не видишь – на моих фотках, моя названная дочка – Елизавета Максимовна... – он помолчал, – Агапкина.

-Что? – резко вскочив, Дрозд взял Левку за грудки. – Где она, что с ней, отвечай?? -Тихо, Митень, тихо, удавишь вот и ничё не узнаешь, – просипел придушенный Лева.

-Извини! – потряс головой Дрозд, – говори все, что знаешь !!

И Левушка рассказал все, что знал, о чем догадывался. Дрозд слушал, все больше мрачнея, потом сказал как-то скрипуче:

-Подожди!

Вызвонил по телефону какого-то Иваныча, попросил срочно приехать, послал за ним своего водилу. А сам с грустью смотрел альбомы Агапкиных. Долго смотрел на несколько фотографий Веры, немножко оттаял, смотря детские фотографии дочки:

-Надо же, у меня, одинокого волка, и есть взрослая дочь, сам себе не верю, и ведь мизинцы мои уцепила. Как жаль, бабуля не дожила, мне так хочется все-все про дочку знать. – И вдруг встрепенулся. – Шмыга! А если она меня пошлет?

-У неё три папани имеются, вот четвертый нарисовался, – шмыгнул Шмыга, – не думаю, она вон твои сережки, не снимая, носит.

Приехал какой-то Иваныч – мрачный, недовольный тип:

-Что хотел, уголовник, мы вроде с тобой в расчете, договорились же, что пересекаться не станем.

-Да, легавый, но тут такое дело, как раз по твоему умению. Лева, давай, расскажи.

Иваныч, вначале скептически слушавший все, незаметно построжел и стал похож на охотничью собаку в стойке.

-Сергееич, дай-ка мне блокнотик-то. Так-так, Лопухов Виталик, ага, Скворцова Виолетта, так-так, Константин Иванов аспирант, интересно. Да, ты прав, Сергеич, за такое надо наказать, согласен.

-Ну вот, ты хоть раз на мою сторону встал.

-А с Михневым, думаю, сам разберешься. Архив вот поднимем о гибели Агапкиной Веры Ивановны – и с Богом, как говорится. Я в то время уже не работал, папа с сыночком меня 'ушли'за несговорчивость. -Он потёр руки. – Ух, я, прямо, как лет двадцать скинул, азарт кровь бодрит!!

-Митень, ты поговори с Вишняковым, он тебе больше про Лизуню скажет – она ж два лета в больнице подрабатывала, он её сильно хвалит, говорит прирожденный лекарь.

Через неделю Лёва перешел на новое место работы – в гараж к Дрозду слесарем. Охранники и два слесаря встретили его скептически – бомж, какой из него толк, только что хозяина старый знакомый. А бомж, посвистывая, приговаривая себе под нос, неспешно и аккуратно перебрал все запчасти и железки, отмыл, очистил от грязи, что-то подкрутил, что-то, наоборот, разобрал. Освободил стеллаж, забитый всякой ерундой, через пару дней гараж преобразился, мужики стали поглядывать с уважением, а Лева занялся стареньким 'Москвичонком', что давно ржавел в дальнем углу – остался от прежнего владельца гаража.

Вечером, пахнущий бензином и смазкой, забегал в больницу – там всегда находились дела для его золотых рук, да и имелась симпатия – пухленькая, шустрая медсестра Танюха, одиночка с двумя детками. Лёва было собрался жениться на ней, но ждал приезда Лизуни, надо было её официальное согласие на проживание в её домике целой семьи – медсестричка снимала угол неподалеку.

Дрозд встретился с Вишняковым. Долгий был разговор и тяжелый... Ох, как много узнал Андрей и про свою такую далекую, резко оборванную обстоятельствами любовь, и про дочку. И про козни Михнева... -Вот никак не пойму, Андрей Сергеич, где ты ему так дорогу перешел, ведь узнай он, что Лиза – твоя дочка...

-Дочка, доченька... это ж такой неожиданный подарок, я ж с Верунькой-то всего одну ночь и был, жениться хотел, а вот... помыслить не мог, что ребенок получится. Знал бы, что есть дочка, не оставался бы так долго на Колыме... Я ж тогда запрос посылал, мне ответ был, что умерла Вера. А Михнев?.. Стародавние наши дела, пакостные, – передернулся Дрозд, – а что с Вериной гибелью, что-то знаете?

-Я мужик простой, давай уже на 'ты'– тем более, мы почти родственники по Лизе. Там все сфабриковано. Как может человек, идущий по тротуару, попасть под машину, что едет в противоположную сторону на другой стороне улицы? Вот, и я не подписал протокол инспектора Федорова, а нашелся горе-коллега -Малофеев, подписал филькину грамоту. Через месяц на 'шестерке' стал ездить. А Лиза, она сильная, теперь вижу в кого, судя по твоим седым вискам, жизнь ох как потрепала. Вот и у неё, считай, за неделю вся жизнь перевернулась: узнать про подлость и предательство, потерять бабушку и ребенка, если бы не Лёвка, ушла бы девочка..

-Стоп, какого ребенка?

Вишняков вздохнул:

-Да от этой сволочуги беременна она была, а от всех переживаний выкидыш и случился. Левка-то в тот время худющий был, как он смог её до больницы дотащить? До сих пор удивляемся, «Скорых»-то у нас всего три, все вечно в разъездах, если бы стали ждать – кровотечение и все, ушла бы. Так что, Сергеич, Левка твою дочку с того света, считай, вытащил. Мы после больницы отчаялись, она с месяц как неживая была, а видать, Господь решил, что хватит девочке испытаний. Никитич вот приехал нежданно-негаданно, я уж и ждать перестал, он вот Лизуню-то и заинтересовал оленями и севером. Теперь она там – фигура. А нас с Левкой за родню считает, но ругается, что твой мужик. -Почему же?

– А, то у Левки глаза красные, то у меня отеки под глазами, то схуднули мы – вот и получаем за то, что не бережем себя. «Вас у меня всего трое, самых родненьких, имейте совесть, не мальчики уже», особенно на меня рычит, я постарше буду. Мы не обижаемся, понимаем, что беспокоится за нас. Через пару недель вот должна в своем Лянторе быть, квартира у неё там. Появится, как скажет, 'чтобы совсем не одичать в тундре-то'– будет у нас сеанс связи, опять рычать станет, да мы только рады. Пусть рычит и матерится, это ж любя, да она теперь дохтурка на весь свой север знаменитая, горжусь. Своей ученицей считаю. Просьба одна у меня, большая, к тебе, Андрей. Ты уж это... с твоим возможностями-то... найди этих мажоров, ну надо наказать, ладно бы Лиза сподличала. А так... скоты, ведь неизвестно, может этот, как Лёвка скажет, паскуда, ещё не одной девочке жизнь испортил.

-Виктор Федорович, я не из тех, кто подлость прощает, не переживай, разберусь со всеми.

Лиза позвонила Вишнякову, сказала, что домой, в Лянтор попадет не раньше, чем через полтора месяца – чтобы не переживали за неё, все нормально, обычная рутина, не более.

Такому повороту очень обрадовался Андрей – была у него одна задумка... Явился тот самый легавый -Синьков, стародавний недруг-приятель Андрея, арестовывал когда-то Дрозда и вел его дело. Мужик понравился Андрею своей честностью, не подтасовывал факты, никого не выпячивал и не топил, а проходили по делу аж шестеро. Только не дали Синькову довести расследование до конца, убрали, передав дело другому, более сговорчивому товарищу – Кузьмину. Синьков же на прощание и предупредил его, чтобы готовился к большому сроку, подельники явно выскользнут, в крайнем случае пойдут по небольшим срокам, а ему светит, как медному котелку...

Так и вышло, Михнева отмазали, этот 'свидетель', зная, что Андрею грозит приличный срок, старался изо всех сил очернить и как можно глубже закопать его – было из-за чего, у Михнева оставались чужие приличные деньги, вырученные от подпольной продажи, а поскольку Андрей был последним, кто знал об этом – остальные все парились на нарах, его надо было постараться как можно глубже утопить, что и получилось. Не было у Андрея ни мохнатых лап, ни богатых родственников, и поехал он по этапу, аж на Колыму. Кликуху ему ещё в СИЗО дали 'Одинокий волк' – он не старался сойтись с кем-то близко, но и в обиду себя не давал: жесткий, резкий, одиночка, немногословный и никогда не лезущий с разговорами и советами, он ещё на этапе заставил себя уважать и за долгие полгода, пока колесили по пересылкам, от кликухи осталось одно слово 'Одиночка'. И на зоне он не изменился, вместо вечерних базаров учился самостоятельно по попадающимся иногда умным книгам. Так по случаю ему попался учебник экономики Плехановского института, изученный им, как говорится, от корки до корки. Отрядный сколько раз пытался говорить с ним о продвижении по «тюремной лестнице», но Андрей вежливо отказывался, объясняя отказ неумением ладить с людьми. Поскольку у него все было ровно, почти не было замечаний – пару-тройку раз жестко отлупил нарывавшихся, то его через восемь лет перевели на вольное поселение. Сразу же подал документы на заочное экономическое отделение Питерского филиала в Магадане, отучился, получил диплом.

Там же его и приметил умный колымский мужик Иван Рубцов, который и сам был нелюдимом, вот и спелись два одинаковых – работали на горно-обогатительном комбинате, потом развалилась страна, и мужики подались в старатели...

Много чего было в те годы, но хранила их судьба, молитвы ли чьи – удержались на плаву. Потихоньку пошли в гору, стали заметными и уважаемыми людьми, да и за душой были уже не копейки. И потянуло Андрея на родину, надоел ему Колымский край, по родным березкам-рябинкам заскучал, могилу матери проведать, старые долги стребовать... Приехал и загрустил – Мухино стало не тем уютным и славным небольшим городишком, а какой-то помойной ямой: запустение, унылые лица, грязные, поросшие лопухами улицы...

Еще там, на северах, установились надежные отношения со столичными коллегами, имеющими немалый вес, вот они-то и предложили ему попробовать стать мэром для начала, а там – по обстоятельствам. И начал Андрей не с пиара себя, любимого, и сказок о светлом будущем, а с очистки пруда и приведения в порядок улиц, нашел народных умельцев – славилось когда-то Мухино резьбой по дереву, договорился об открытии в Москве небольшого магазинчика для этих изделий, и отправляли уже третью партию. Пошли в столице их шкатулочки, ложки, доски, плошки, полочки 'на ура', а местные зашевелились, заработок появился.

У Дрозда же появился огромный стимул – доченька. Только вот этот суровый, жесткий, несгибаемый мужик трусил как никогда в жизни – даже когда стоял под дулом ружья в лихие годы, не было так боязно. Сейчас же до дрожи в коленках боялся, что дочка его просто-напросто не примет – «явился папаня через четверть века».

Он подолгу рассматривал все фотографии в альбомах, запомнил все её черточки, узнал о её жизни казалось бы все...

Явился с докладом Синьков, пропадавший в областном городе больше месяца.

-Тебе как – кратко или с подробностями?

-Поподробнее.

– Значит так: нумер первый – Лопухов Виталий, 23 года, нигде не работающий, мальчик по вызову как бы, для ублажения стареющих дам. Был на содержании у предпринимательницы Соколовой почти год, после окончания института не захотел ехать работать в родном 'Мухосранске', вот и прилепился к мадам. Застукала его мадам с молодой телкой, как это сейчас частенько бывает, вернувшись на день раньше из поездки в Турцию. Вот и пошел мальчик как эстафетная палочка – передают тетеньки из рук в руки. Ходит в спортзал для поддержания формы, не курит, мало пьет – силы для старушек бережет, мечтает купить квартиру в престижном доме или жениться на какой нибудь из небедных своих клиенток, возраст значения не имеет. Друзей среди мужиков почти нет, та компания, бывшая в институте, как-то враз распалась, летом, после четвертого курса.

Один из тех мажоров, Кульков Владимир, чуть не получил срок, избил Лопухова и Лысова, и что самое интересное, как раз в тот день, когда Лиза... все узнала. Дело замяли, дружки не стали писать заявление на Кулькова, но резко раздружились. Кульков Владимир Антонович после окончания института живет и работает в Знаменском районе, женат, имеет дочь, шести месяцев, примерный, любящий муж. Лысов Валерий Алексеевич. После окончания института родители пристроили работать в Сбербанк, в отдел по работе с юридическими лицами, переведен из-за жалоб клиентов на пренебрежительное и невежливое обращение в отдел документации, был уволен из-за махинаций с платежными поручениями. Сейчас находится под подпиской о невыезде в связи с подозрением о групповом двух несовершеннолетних учениц ПТУ-17. Доказательств хватает, – понял Синьков взгляд Дрозда, – но деньги папика тормозят ход следствия. Тихонов Виктор Иванович – верная тень или шестерка Лысова. Тоже под подпиской, характеризуется как мерзкий, сальный, изворотливый. И наконец, – Скворцова Виолетта Петровна.

-Хм, удачное какое сочетание – Виолетта Петровна, это как Фекла Альбертовна звучит.

– Амбициозная, капризная стерва – так характеризуют все. Пока был жив отец, вела роскошную жизнь, не знала удержу ни в чем, сейчас же... промотав на пару с мамашей почти все, накопленное и заработанное 'непосильным трудом' папаши, испытывает материальные трудности, а девочка пристрастилась к травке, потихоньку подрабатывает... натурой. Константин Иванов, аспирант сельхозинститута... посыпает голову пеплом, если можно так выразиться, сожалеет о том, что не открыл Елизавете Агапкиной вовремя глаза на Лопуха. По моему твердому убеждению, свистит как Троцкий, очищает свою задницу.

-Значит, из четырех только один более-менее не гнилой, а вот мальчик-содержанец, оччень мне нравится, да и те два – тоже...

Помолчал Дрозд, вздохнул, сказал:

-Спасибо, Николай Иванович. Я подумаю, что и как.

– А я тебе пару ходов подскажу относительно любителей групповушек, уж очень они мне 'приглянулись', жеребцы некастрированные.

. -Ну что ж, пойдем по нарастающей, начнем, пожалуй, с Кулькова.

Тот сразу же, едва речь зашла о Лопухе, выдал:

– Сволочуги они с Лысым пакостные. Я-то с ними таскался – занимались вместе в качалке, с виду-то все такие спортивные, ну, а мне, деревенскому, льстило. Да и что говорить – внимание девочек, тусня всякая... в девятнадцать-двадцать сильно и не задумываешься... Я вначале порадовался за старосту из Виткиной группы. Лопух красиво ухаживал, у меня – я поприжимистей, деревенский же,– постоянно денег стрелял на цветы, всякие шоколадки. Я, дурак, радовался. Лысый, правда, так гаденько усмехался, но у того всегда один негатив и на словах, и на деле. А в тот день... помню, как забудешь такое... Пришли к Лопуху, он весь такой взбудораженный – ещё бы, три штуки баксов прилетело, и Витка в подружки набивается. Вышли когда на балкон, и из них с Лысым поперло, я немного не въехал. У них постоянно такой стёб был – то ли врут, то ли и впрямь, да и не задумывался особо-то. А тут, – мне в то время будущая жена очень уже понравилась, но в компашке про неё не заикался – такое услышал... Этот гадостный красавчик, гниль сплошная, про свою же девчонку, ладно, которые всехние давалки, а Лизка – она такая серьезная... Сдержался, а потом Лопух за вискарем послал нас с шестеркой -Тишкой, тот начал вякать, что чем больше выпивки, тем жарче будет... ну, а я возьми и подумай, вот брякну я спьяну про свою Людмилку... А эти суки и её ещё и дерьмом обольют, ну и перемкнуло меня... Я Тишку там же, в общаге двинул по зубам – два зуба вышиб сразу, а он в штаны наложил, начал скулить, что он только из-за Лысого так... Я, как говорится, не отходя от кассы, вернулся и от всей души, особенно по смазливой роже старался, ох и навалял... Заяву писать не стали, побоялись, я кой чего про Лыса знаю, там на срок тянет, хвалился много раз, вот и обошлось. Грызет меня эта история, сейчас вот жена и дочка, коснись что – убью любого. А Лизка молодец, что не пришла тогда, если когда увижу – на колени встану, чтобы простила.

-Вот и я за дочку, как ты скажешь, убью любого, – задумчиво проговорил Дрозд.

Парень побелел, но ни юлить, ни скулить не стал, молча сидел и смотрел на Дрозда и его двух сопровождающих, только судорожно сглатывал...

-Ладно, живи, ты из этого дерьма вовремя ушел, пусть это будет тебе наукой, но если б ты только тронул мою девочку...

Поехали сразу в область, там уже, в неприметном подвальчике, где располагалась небольшая «качалка», ждали его ещё два крепких мужика из бывших сидельцев (не отморозки, а отбывшие серьезныё сроки очень немногословные и надежные люди), с привезенным туда, потеющим от страха Лопухом.

Узнав, что их интересует Агапкина, и не подозревая, что вот этот, похожий на удава, явно имеющий большой вес, мужик – отец Лизка, начал лить всякое дерьмо, очерняя неведомо где сгинувшую девку и выпячивая себя любимого.

-Да я её просто пожалел, кому она такая нужна-то была – нищета и серость беспросветная. А то, что трахал, так, на что ещё девки нужны? Ей же нравилось, сама вон бегала. Три штуки баксов? А, да это шутка была такая, ничё серьёзного, зачем соглашался? Не, ну такие деньги на дороге не валяются, не Лизка, так Светка, какая разница? Все они одинаковые, сначала недотроги, а найдешь к ним ключик – и все... бегают за тобой, как бешеные. Лизка, правда, вся такая общественная, пришлось лапшу на уши вешать, женюсь-люблю-дети-ля-ля. Витка Скворцова? Да сука она первостатейная... отдала три штуки баксов, и пока мы с ней их не промотали, не отлипала от меня, обещала мне, что вот-вот поженимся. Я лоханулся, но она не Лизка, у этой 'любовь' только в койке, ну там девке нет равных... Откуда знаю? А много я их переимел и молодых, и всяких, да. Жаль, деньги быстро закончились, щас-то бы я хрен два повелся на Витку, да и, слышал, в тираж она вышла. Теперь вся такая доступная, а вот не делай пакости другим. Я? Никогда никому не делал пакости, все по согласию!! Лизка? Не, точно бы внимания не обратил, если бы не баксы. Чё в ней интересного, ни денег, ни внешности, только в рот смотрела: 'Виталик, любимый, будем жить в своем домике, двух деток родим,.. оно мне надо, я ещё молодой.

Лопухова несло, он боязливо поглядывал на ледяного Дрозда и старался как можно больше вывалить информации.

-Если все вернуть назад? Не, не согласился бы, чё из-за каких-то трех штук, мелочь, штук пять бы запросил. Лизка? А чё её жалеть, я её не насиловал – все по-согласию, Витка только орала потом, что надо было все на видео записать, а как запишешь, когда Лизка шторы не открывала – в темноте-то не видно, кто и чего. Зачем в её деревню приезжал тогда? А, так Лысый достал и Витку накрутил, не выполнил последнее условие, не пропустили её через всех. Кулёк, правда, драку затеял, как с катушек съехал – все лето лицо в болячках было, да зуб вон выбил передний, дебил деревенский. Лысый? Да где-то даже и хорошо, что Лизка не пришла тогда. Он садист, ему мало просто оттрахать девку, ещё и мучить любит. Я? Не я женщин не обижаю. А у Лизки ни отца ни матери, Лысый ведь и замучить мог, как тогда в парке на... Э-э-э, вы чего? Я ж вам, как мужик – мужикам, как на духу все?

Он мгновенно помертвел, когда Дрозд медленно встал и в два шага оказался возле него, и едва сдерживаясь, процедил :

-Значит, удовольствие любишь доставлять?

-Нну да! – пятясь от бешеного взгляда Дрозда, бормотнул Лопух.

-Вот и тебе доставят удовольствие, от души!!

-Дяденьки, вы чего? Вам что, какую-то девку жалко, с ней-то ничего не случилось, не я, так другой бы оттрахал...

-Не случилось, говоришь? Не считая кровотечения и месяца в больнице, вот и побывай, мальчик-мажор в её шкуре. Верт, все, как договорились, мальчика к Гоги, там и ему доставят удовольствие.

Дрозд, изменив своим привычкам, плюнул под ноги Лопуху и вышел из подвала, а вслед ему неслись вопли Лопуха. Слышал он про Гоги и его предпочтения, грешен был Гоги, любил смазливых мальчиков и отрывался по полной.

-Фу... в рот... за рот... через коромысло... – Дрозд, выдержанный и, казалось, всегда невозмутимый виртуозно матерился и плевался за углом, – как, бля, в канализацию влез по ноздри. Верт, набери-ка моего легавого, я пока руки протру, ...мерзостно так!!

Долго тщательно оттирал руки, потом взял трубку:

-Иваныч, напряги извилины или у своих легавых узнай, было ли в вашем парке год-два назад какое-то зверское изнасилование?? Чё орешь, слышу, ...точно? Ну, так пусть крутят этого Лысова и его шестерку, они там точно были. Откуда? Птичка на хвосте принесла! Так даже? Тем более, ему и карты в руки.

-Фу, чего только на зоне не видел, но эти мажоры,..Так, Лысова и прихлебая пока не трогаем, светиться ни к чему. В парке полтора года назад дочка ментовская попала под насильников, тринадцать лет, от потрясения говорить перестала, этих тварюг до сих пор ищут. Сдается мне, наши красавцы там и были. Если подтвердится, то на зоне будут 'девочками'. Противно-то как. Ну и остается красотка– всехняя давалка, у нас. Да, нет страшнее твари, чем человек разумный, хомо сапиенс!

А ещё через пару недель позвонил друг-недруг Иваныч и, сокрушаясь, сообщил, что неподалеку от города, в лесополосе, нашли обгоревший автомобиль, принадлежащий Лысову Валерию, а в нем три жутко изуродованных трупа, двоих из трех опознали родственники, это Лысов и его лучший друг Тихонов, а третий, проходивший как бы свидетелем об изнасиловании тринадцатилетней девочки.

-Хмм, – протянул Дрозд, – даже немного жаль, что я с ними не встретился, более чем справедливо кто-то поступил!

-Да уж, неизвестные постарались, судмедэксперты говорят, что их сильно пытали, потом вместе с машиной подожгли, и самое печальное – никаких зацепок и следов, вот «не повезло» ребятишкам.

Дрозд решил не спешить со Скворцовой. А там и Лёва обрадовал, приехала дохтурка к себе и вечером будет у них разговор.

– Вишняков и Лева, перебивая друг друга, разговаривали с дочкой по громкой связи, а Дрозд сидел, слушал и завидовал, как никогда в жизни. Лиза с юмором и увлеченно рассказывала о своей жизни, смеялась, шутила, ругалась на своих мужиков. Они отвечали тем же, было видно, что все трое, как говорится, души не чают друг в друге. Вишняков консультировал по медицине, Левка рассказывал городские новости, а Дрозд, слушая незнакомый ещё хрипловатый голос дочки, впитывал все её интонации, и в душе его, образно выражаясь, пошел трещинами, как на далёкой теперь уже реке Колыме, толстенный слой льда.

– Лиз, ты вообще думаешь приезжать или как? – поинтересовался Лёва.

-Да не собиралась, летом выбраться отсюда сложнее, да и работы много, скоро начнется окот у олешек, а там только успевай проверять и помогать. Может, ближе к зиме и выберусь.

-Вот, и жениться не смогу официально, – вздохнул Лёва.

-Тебе таможня добро дала, чего ещё надо? Живите, плодитесь, приеду – дарственную оформлю на тебя.

-Мы так не договаривались, – растерянно протянул Лёва.

-Левыч, я уже точно прикипела к северу, здесь мое место.

-Место, – заворчал Вишняков, – а внучка хоть одного на всех дождаться? Я уже не вьюнош.

-Вот с этим – вряд ли чем смогу помочь, – как-то с грустью произнесла Лиза, – сам же знаешь, прогноз был неутешительный.

-Когда это было, при царе Горохе? А не попробуешь – не узнаешь, – буркнул Федорыч.

-Это ты меня на что толкаешь?

-На материнство, неужели среди всех суровых северных мужиков ни один тебе не приглянулся? Гниль-то в таких местах не приживается, нормальные люди, нет бы озадачиться, можешь и замуж не ходить, а внук нужон!

-Да как-то не присматривалась, все не до того.

– А вот и присмотрись, роди нам хоть одного, я сразу работать брошу и буду самым лучшим дедом, а ты можешь потом опять на свои севера валить – больно надо, нянькайся со своими оленями.