Текст книги "Цветик-2 . Обычные судьбы (СИ)"

Автор книги: Надежда Михайловна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 29 страниц)

Аверы приехали в два пополудни,внимательный Саша сразу же приметил какие-то ехидные ухмылки Ваньки, но спросить, чего он лыбится, не было возможности – им прочно завладела тетя Оля, нежно любившая Сашеньку еще с тех давних пор.

-Сашенька, ты все такой же – молодой, красивый, и умничка. Как моему оболтусу повезло с тобой!! -чуть понизив голос, она ласково погладила нагнувшегося Сашеньку по совсем седой голове.

-Красивый и молодой, как же! – пробурчал Ванька. – Вся башка седая и дети взрослые! Мам, двадцать пять лет терплю ведь твое обожание Авера, можно подумать, он твой сын, а не я!

-Не ревнуй, Ванька, тебе Сашеньку Господь послал, от скольких бед и проблем он тебя уберег? Одно твое дикое желание в восемнадцать лет жениться и училище бросить чего стоит? – Не, ну когда это было, при царе Горохе! Сейчас мы совсем взрослые и сурьёзные стали, да, Санька?

Санька, наученный папаней кивать и говорить"Дя!" – тут же подтвердил.

-Иди ко мне, маленький, – протянул к нему руки Авер. Крестник внимательно посмотрел на чужого дядьку... потом как-то хитро прищурился и полез к нему.

-Хитрый жук растет, в кого такой? Я вон рубаха-парень рос!

Авер любовался славным крестником, ловя себя на мысли, что не отказался бы ещё от одного малыша в семье.

Вылезла сонная растрепанная Настька:

-Мам, пап, привет!

-Что это ты до сих пор спишь? – поинтересовалась Алька, подозрительно рассматривая свою какую-то не такую как всегда дочку.

-Да прогуляла до утра, вот и спит! – вылез Ванька.

-Дочь? – очень серьезно взглянул на неё Авер.

-Ой, папка, так много надо рассказать!! – засиял ребенок, – ща умоюсь, причешусь и все-все расскажу.

-Вань, с чего ты тащишься? – улучив минутку, спросил Авер.

-А вот не скажу!

Алюню, как всегда у Чертовых, тут же упросили замесить тесто – фирменные пироги и пирожки обожали все Чертовы и, наособицу, – Толюшка. К вечеру ждали всех сестер Чертовых, семейство Дорониных, и на эту ораву баба Оля с утра вызвонила шеф-повара семьи – Егорушку. С его приездом работа закипела. Даша и Настюха были у него за подмастерьев, Наташа и Алюня раскладывали тарелки, вилки, ложки, Минька и Диман были на подхвате, а Ванька с Авером пошли погулять с Саньком и Филюшкой.

В большой просторной комнате-зале сталинки Чертовых вечером было шумно, весело и суетно, наконец-то все расселись по местам, только Минька чего-то замешкался.

-Наливай уже, а то водка прокиснет, – шумнул Витек.

Разливали с шутками-прибаутками, появился Минька с каким-то молодым парнягой...

«Мало ли друг какой», – подумал Авер, и краем глаза уловил мгновенно засиявшую и покрасневшую дочку.

– Так, Алюнь?

-Вижу, Саш, вижу, наша дочка, похоже, мальчиком увлечена?

-Не знаю! – протянул Авер, незаметно поглядывая то на дочку, то на немного скованно держащегося, явно Настькиного ухажера. – Посмотри, как эти двое тянутся друг к другу, похоже, там все серьезно!Когда только успела?

-Ты думаешь, Саш, может, просто симпатия? А что раскраснелась, так душновато же.

-Посмотрим...

Вечер вышел как всегда у Чертовых: шутки, смех, розыгрыши,Миньку и Настюшу замучили вопросами про Чехию. Аверы же незаметно наблюдали. Начались танцы, Настя танцевала только с этим Лешей, и видно было, что этим двоим нет дела ни до кого... Переглянувшись и поняв без слов, что их доченька явно влюблена, родители тихонько зашептались.

Пошли покурить, и Ванька дождавшись, когда останутся лишь Авер и Витек, выдал:

-Ну что, Авер, готовься тестем стать?

-Не так быстро, ребенку ещё только восемнадцать будет!

– Ага, ага!! Это ты Алюню пять лет ждал, а мы с Витьком себе тоже едва совершеннолетних ухватили.

-Времена были другие, сейчас жениться не торопятся!

– Ой ли?

На балкон вышел этот самый Леха:

– Извините, можно я с Александром Борисовичем немного поговорю?

-О, чё я тебе говорил? Молчу, молчу, пошли Витек!

-Слушаю?

-Александр Борисович, я люблю вашу дочь и намерен как можно скорее на ней жениться, – бухнул Лёшка без подготовки.

– Лихо! Надо бы жену позвать, такие разговоры она должна слышать!!

Лешка сходил за Алюней и опять повторил про свое намерение жениться. И вот тут родители Аверы его засыпали вопросами, как и что. Лешка мужественно держался, боясь только одного – какие же родители, будучи в здравом уме, разрешат женитьбу на второй день знакомства?

К его большому удивлению, Аверы вели себя тактично, и как-то незаметно выспросили у него все. Он, морщась, но понимая, что от его правдивости зависит очень многое, весьма неохотно рассказал про свою невеселую жизнь до появления в ней Вали и всех Каменских жителей: про Марианну, про гибель отца и бабули, про своих 'детей'-сестричек, про деда, а потом, посветлев лицом, вкратце поведал обо всех остальных.

-Я понимаю, один день – это мизер, но я всю жизнь ждал свою такую Настюшу, это какое-то глубинное осознание, что именно вот эта девочка – мое всё! – и он замолчал, не видя, что во время его краткого пересказа про родителей и наполовину брошенных трех маленьких деток, Алюня вцепилась в руку Авера, едва сдерживаясь, а он потихоньку только крепче прижимал её к себе.

-Ну что, мать, дочку теперь надо выслушать?

-Да!

Дочку звать не пришлось, она стояла у самой двери на балкон и заскочила, заметно волнуясь.

-Помните, я вам в седьмом классе сказала, что замуж пойду за такого как ты, пап? Я своего Авера нашла и не намерена его терять. Мам, ну не будет мне жизни без него!! Ты вот без папки, сама говорила, много не выдержишь, вот и я так. Этот один день, он для меня как год, мне кажется, я его всю жизнь знаю, какая-то жуткая молния в нас ударила.

-Ну положим, молния и в меня когда-то ударила, когда я твою мамульку увидел!! – пробурчал Авер и вздохнул, – истинная моя дочь, а ты говорила, характер другой... Дайте нам время подумать.

Настюшка повисла на Саше:

– Я знала, знала, что вы у меня самые-самые!!.

Лешка стоял и напряженно смотрел на Алюню, а у той сердце сжималось:

-"Боже мой, я считала – мне было тяжело когда-то, а что пришлось пережить этому маленькому мальчику?Не сломаться, пережить предательство матери, гибель отца и бабули, замороженность деда... ох, мальчик, как же тебе досталось?"

-Алюня? Что скажешь?

– Что я могу сказать? Не передумают – если действительно нужны друг другу, то как я могу быть против? – и потянулась к Лёшке: – Можно я тебя обниму?

Лешка растерялся, он приготовился получить от матери Насти полный отлуп, а тут...

-Дда!

Она подошла к нему, приподнялась на цыпочки и со словами:

-Что ж вы все такие высокие?.. – тихонечко обняла застывшего Козырева.

-Вот и славно! Мы завтра на десять дней уезжаем в Брянскую область, а потом по приезде будем с твоим дедом и сестричками знакомиться. А уж в Каменку всенепременно съездим, заинтриговал.

Лешка наконец-то смог выдохнуть – оказывается все это время он едва дышал.

Теперь, когда напряжение спало, он смог внимательно приглядеться к родителям Асеньки. То что он увидел, ему очень понравилось: невооруженным взглядом было видно, что они находятся на одной волне, с полуслова понимая друг друга, не было в их поведении ни показухи, ни манерности. Внимательный, выдержанный отец и такая теплая, и в то же время резковатая мамуля. Лешка заметил, что мать и дочка очень похожи по поведению, а Мишук и Александр Борисович – почти одинаковые, все жесты, манера поведения, всё было одинаковым, а вот младшенький братик, похоже, взял и от мамы и от папы понемногу.

Компания же, собравшаяся здесь, чем-то напоминала их каменскую, но вот Шишкиных здесь было в одном экземпляре – Иван Чертов. Этот в Каменке сразу станет своим. Лёха расслабился и с удовольствием поучаствовал в шумном споре, затеянном неугомонным Иваном и его смешливой женой, которую муж почему-то величал коза-дереза, затем подпел застолью в лице Мишука и четырех сестер Чертовых.

Сестры тут же утащили его в свой кружок, и он долго и с душой распевал с ними песни далекой дедовой молодости, не замечая, как внимательно приглядываются к нему Аверы, он видел только сияющие карие глаза своей Асеньки и пел от всей души.

Расходились за полночь, Ванька долго жал руку Лёхе и хлопал своей ладонью, размером с лопату, по плечу. -Рад, рад, ты наш человек, нам такие и надобны. Вот приедут Аверы со своей Чаховки, непременно чудную деревню навещу у Лексея погощу! – подмигнул переминающейся с ноги на ногу, нетерпеливой Настюхе и пошел, прогудев: – Вы, это, поаккуратнее, а то Авер – мужик грозный!!

«Мужик грозный» успокаивал Алюню:

-Подсолнушек, не переживай. Он вернет нашу дочку в целости и сохранности!

– Да знаю, но ведь Москва – не Горнозаводск!

-Иди, вон, с Натахой и Галинкой пошепчись о своем, о девичьем, а мы с мужиками кайфовать станем, пиво-то чешское в холодильнике заждалось, посмакуем!!

Лешка долго не задержал свою девочку, понимая, что родители волнуются – сам за своих детей, когда заневестились – лет с четырнадцати – волновался.

– Девочка моя, эти десять дней годом будут для меня, – нежно целуя её, проговорил он, – но по приезде – украду сразу с вокзала.

Утром поехали с присоединившимся к ним Серым 'у Бряньск'. Встретивший их в Почепе Ляксей немного уступал в росте Серому, а так было очень заметно, что Серега, Ляксей и Филюня, так сказать, одного замеса – Цветковского.

У Чаховке был праздник -'як же Панасовы унуки-праунуки приехали'.

Сильно постаревший и какой-то весь измученный дядя Ваня не удержался от слез, увидев Филиппа. -От, племянница, уважили, это ж чистый Цветков, жива наша порода!

Дядя переехал в небольшой домик, оставшийся от бездетной дедовой младшей сестры Матрёны – мужа её взяли на фронт в первые дни войны, буквально через несколько дней после свадьбы. Пришла бумага в сорок третьем, что пропал без вести, вот и осталась она одна, до самой смерти не зная, что и как с её мужем.

Иван Ахванасович, вспомнил дедову науку – развел пчел и так уже держался третий год, хотя врачи предрекали ему скорый уход еще два года назад.

Мишук привез ответ из Подольска с собой, и в разговоре про" хронтовиков, а як их не успомнить, у каждом у дворе имеються?" – принес и протянул дядь Ване. Дядя молча прочитал, отдал сидящему рядом Ляксею, тот дальше, и вскоре все сидевшие за столом знали про их Хвилиппа. Оказалось, что в дедовой многочисленной родне пятеро погибших, два пропали без вести, четверо вернулись живыми, но ранетыми. Три женщины тут же списали адрес архива, спросив Мишука, 'як он писал тое письмо, охвициально или як?' Минька, наслаждавшийся любимым дедовским говорком, пояснил, что писал просто, без всяких закавык.

И тут всех удивила тетка Стеша, дочка дедовой сестры Евдокии:

-Вань, Мишк, а ведь я у мамкиных бумагах чяго-то видела, пагодьте, я до хаты дойду!!

Обернулась быстро, принесла похоронку на отца и три фотографии: на одной среди пяти сестер важно восседал совсем молодой дед – «чистый Сяргей, только ростом ня вышел», на второй дед с маленьким Ванькой на руках -' у сорок шастом годе, посля войны' А третья... третья маленькая, 6 на 9 фотография молоденького солдатика в гимнастерке и солдатской шапке и надписью на обороте:' На вечную память сродственникам от Хвилипа' вызвала охи и слезы почти всех.

-Братка! От это да, это чудо якое! Я ж про няго только слышал, у хате не было его хвотограхвии, – у дяди Вани перехватило горло, он махнул рукой, пряча глаза.

Алька сквозь слезы только и сказала:

– Вот ведь как подписал, будто догадывался, что не вернется... на вечную память

Минька долго долго вглядывался в это такое детское лицо, и тоже на глаза наворачивались слезы, женская часть застолья все, как одна, прикладывали платочки к глазам, а Хвилипп Аверченко удивленно спросил:

-Но ведь он совсем не взрослый, зачем его на войну взяли, он же Любице ровесник?

-Нет, сына, ему семнадцать лет было – он просто в трудное и голодное время рос и без мамы, вот и остался маленьким и худеньким, – пояснил Авер.

Мелкий кивнул,потом пошел в другую комнату, опять пришел с карандашом и альбомным листом, присел в уголок, долго вглядывался в маленькую фотографию.... что-то набрасывал, а через часок протянул лист Саше:

-Папа, посмотри!

С листа на Авера смотрел улыбающийся мальчик-солдатик Филипп.

Лешка Цветков восхищенно присвистнул:

-От это да!! От это талант, ай да хлопец!!-

А дядь Ваня шустро метнулся у горницу, и, чем-то там пошуршав, принес завернутую в льняное полотенце небольшую фанерку. Развернул и показал всем чудом сохранившийся рисунок другого Хвилиппа – погибшего.

-От, природа як вывернула, у дедова праунучка и снаруже и унутри Хвилипова натура завялася, – восхитилась тетка Стеша.

Минька же все не мог наглядеться на своего, такого любимого и такого молодого на этих фотках, деда.

Брянские многочисленные родственники озаботились поисками 'нявесты' для Мишука, вызвав у него сначала улыбки, а потом это сватовство стало немного напрягать, и не выдержала Алька:

-Дорогие мои брянские родичи, мы вам очень благодарны за заботу, но сын у нас большой мальчик, пусть он сам с невестами решает! Двадцать два – это не пятьдесят, женится!

И трою-пятиюродные тётушки угомонились. Аверы с огромным удовольствием много гуляли, купались в Судости, мужчинам полюбилась рыбалка. Рано утром даже Филюшка вставал без звука – наоборот, мужики на цыпочках выходили из хаты, стараясь не разбудить девочек. Десять дней проскочили очень быстро, только для Насти они тянулись долго.

Собирались суетно, Авер и Минька бурчали, каждая родственная 'сямья' считала своим долгом «принясти гостинца». Гостинца набралось – полный багажник Ляксеевых Жигулей:

-Ничаго, племянница, у вашем суровом крае усё пригодится, мы жеж от всяго сердца, – посмеивался повеселевший дядь Ваня.

-Вот то-то и оно, что обижать не хочется вас, а так... да на фига нам столько сушеных груш? Теть Ульяна, ну зачем?

– Альк, мяне Панас, ешчё кагда до вас вновь собирался, казал, што ты груши дюжеть любишь, от и бяри, сами не съядитя – подругам отдашь!

И вот так гавОрил каждый. Аверы решили взять все – в Москве Ванька встретит, а там поделить на всех.

-Вы прямо как цыгане, узлы, корзины, какие-то бидоны, сидора дедова только не хватает! – загоготал Ванька, когда Аверы начали выгружаться из вагона. – Почаще надо вас туда отправлять, на целый год затарились, точно.

Лешка, с волнением ждавший свою Асеньку, бережно поцеловал её, отдал букет ей и будущей тёще и тоже стал относить 'дары Брянщины' в машину Ивана. У Чертовых договорились поехать в Каменку на следующий день – в пятницу (Лёшка с утра должен был кое что доделать на работе), часа в четыре пополудни.

ГЛАВА 15.

В конце июня Тонков уже с неделю как вышедший на работу, приехал какой-то пришибленный, вяло поковырялся в испеченной Сонькой шарлотке, и извинившись, пошел к себе. Дочка надула губы – старалась ведь для папки – потом побежала к нему на разборки: он с болезненно-непонятной гримасой на лице рассматривал какие-то фотографии.

-Пап, кто это там у тебя?

-Да так, дочка, знакомый один! – он как-то поспешно спрятал фото.

Знаю я твоих таких знакомых!! – фыркнула Сонька и выскочила за дверь.

Вздохнув, Тонков пошел за ней, зная, что сейчас она расскажет Алине, а та опять невесть чего подумает.

-Сонь, вот зачем ты так?

А она, уперев руки в боки, сердито выдала:

-А в нашей семье не должно быть секретов, вот.

-На, смотри! – он протянул ей пакет с несколькими фотографиями.

Дочка взяла, посмотрела:

-Фи, дядька какой-то... я думала, у тебя какая красотка, а тут – дядька.

Она шустро проглядела их все и отдала отцу.

-Ну прости, я была неправа! – чмокнула папаню в щеку и, вильнув хвостом, удрала чатиться.

-Алин, это... Миша, выпускной у него был, вот попросил там одного знакомого, – как-то удрученно сказал Тонков.

Алина взяла фотографии: похожий внешне на Тонкова Миша в то же время был абсолютно другим. Выше, шире в плечах, с очень серьезным взглядом, даже на фото было видно, что молодой человек весьма выдержанный – не искрит фейерверком. Алина долго и внимательно рассматривала пять фото...

– Похож чем-то, но точно не ты, чувствуется в нем что-то основательное, надежное! – помолчав, сказала она.

-Весь в отца, тот тоже... – он вздохнул, – надежный мужик. Мише предлагали в аспирантуру – сразу сказал, не видит себя ученым. – И, горестно вздохнув, добавил: – Не мог даже представить, что так тяжело знать, что есть ребенок, и как бы нет меня для него. Пойду бруснику свою заварю.

-Уже!

-Что уже?

– Заварила! -Спасибо, не ожидал! А, забыл, на следующей неделе Соньке паспорт будет готов с новыми данными.

Он не говорил Алине, сколько ему после состоявшегося суда,пришлось выслушать в ЗАГСе «добрых слов» в свой адрес в связи с переудочерением Соньки, переплатил лишние деньги – что ему, что дочке хотелось побыстрее стать одной семьей – Тонковыми. Алина потихоньку привыкала к такому новому Тонкову. Он, на самом деле, не давал ни единого повода для недоверия. Получился к пятидесяти годам из него, ну, не идеальный, а очень даже неплохой семьянин, и про себя добавляла: 'Пока что!'

Мишка, выпив свою обязательную бурду – листья брусники, присел в кресло и незаметно задремал, вскинулся от легкого прикосновения к щеке. -Алина, не убегай! – Он щекой прижал её руку. – Посиди со мной рядом, а? Вон, на диване.

Как-то по-стариковски, сгорбившись и морщась, поднялся и, не отпуская руку жены, перешел на диван, сели рядышком, оба молчали.

В зал топая, влетела Соня:

-Родители, я вас люблю!! – подлезла с другого бока к папке, и они долго сидели втроем, пока дочка не начала зевать.

-Пойду я спать, а вы посидите ещё! – и на выходе брякнула: – Хорошо смотритесь, братика или сестричку хочу, задумайтесь уже! – и показав им язык, убежала.

-Никак не пойму, в кого она так топает и косолапит, перед школой к ортопеду ходили, я была в полной уверенности, что у неё плоскостопие, ничего подобного!!

Тонков заулыбался:

-В меня, Алин, я пока девчонки надо мной смеяться не стали – так же топал и косолапил.

-Да ладно, у тебя походка какая-то танцующая.

-Приобретенная, думаешь, откуда я вальс так хорошо умею танцевать? Ходил на бальные танцы, только из-за походки! А дочка... она дома так топает и косолапит, а на улице идет неспеша и ноги ставит прямо, мы с ней так договорились, привыкнет и будет нормально ходить! Я все больше открываю в ней своих черт, вы обе такие славные... у меня... надеюсь!

В пятницу в Каменке все было как всегда, Калинины замариновали шашлыки, Ванька Шишкин, будучи в отпуске, вместе с Лениным суетились возле Шишкинской бани, никому не доверяя её топить, а во дворе у Шишкиных как всегда... шел концерт...

В центре на большом пеньке сидел Лёшик Калинин и играл на гитаре, рядом на пеньке пониже – Егорушка Михайлович Шишкин лихо наяривал на гармошке, возле забора в теньке, на полукруглой лавочке, сколоченной специально для баушек, сидели в ряд баба Таня и несколько чинно сложивших натруженные руки на коленях «старушек-веселушек, баушек», как назвал их неугомонный Макс.

Местная ребятня, как галки, облепили забор, подпевая на разные голоса главной запевале – Машутке Калининой. А в центре двора лихо отплясывали мелкие. Здесь гвоздем программы был белобрысый, весь в свою мамку Аришку, шустрый Васька Ситников, тут же суетился и мелкий внук Ульяновых – Андрюшка, счастье деда Козырева – правнук Игнашик, названная в честь бабы Тани, шустрая как и братик– Танюшка Ситникова. Всё это зажигательное веселье прыгало, скакало, визжало.

-Ох, Танька, вот ужо десятый десяток разменяла, а покоя тебе доселе и нет – чистый пионерлагерь, детишков-то все больше становится. Вон, Матюха Ульяновский за вторым собрался, а Лёшка твой, поди как Макс, до седых... будет жену присматривать, – бубунила бабе Тане на ухо бабка Анна.

-А и пусть, он не Макс, если углядит какую – не упустит.

-Так-то оно так, да вон Иван-то сильно сдал, поди, и не дождется, когда старший Козырев оженится.

-Нюрка, отчепися, придет время и Лёшкино. Лучше вон давай споем, Лёшик, а давай-ка нашу, Шишкинскую.

Лёшик кивнул – у пацана неожиданно прорезался музыкальный дар в тринадцать лет, он как-то просто так взял отцову гитару, побренчал, потом пристал к Палычу, чтобы «научил его чему-нить, типа три аккорда», и удивляясь самому себе начал неплохо играть. Зимой в Москве походил на платные уроки и вот уже второе лето устраивал для баб Тани, концерты, а уж когда приезжал Рязанский Шишкин...

Машунька запевала, баушки поддерживали, Ванька и Колька Шишкины по выходным все так же приезжавшие к мамане, подпевали своими басами, в тихие летние вечера пение было слышно далеко, местные остряки тут же окрестили поющих – 'Шишкинский народный хор'.

Вот и сейчас народный хор заиграл и запел обожаемую всеми Шишкиными песню 'Виновата ли я'.

-Эх, ноги не ходють, а то я как зажгла чичас! – вздохнула бабка Маня, приходившая с дальнего конца деревни. – А все одно душа молодеет, Васька-от у тебя, Тань, чисто энтот, как в балете-то, Искаридзо, что ли?

-Мань, Цискаридзе, все ты вечно путаешь, вона Гвердцители – Ркацители обзываешь, это же вино такое у их, деревня! – проворчала продвинутая баба Таня.

-Ну да, я и говорю – Ркацителя!!

За шумом и гамом не заметили, как на Цветочную подъехали две машины.

-Тань, глянь, Леха навроде с какими-то незнакомыми приехал.

-Ну, значицца, друзей привез! – баб Таня, приставив козырьком ладонь ко лбу, вглядывалась в приехавших: – Погоди-ка!

Она взяла стоявшую рядом палочку и, опираясь на неё, шустро пошла к калитке, в которую входил её любимый внучок – Лешка, державший за руку молодую симпатичную девушку.

-Здрасьте всем! – поздоровался Лешка и что-то негоромко сказал баб Тане.

-Ай правда? – всплеснула руками та и потянулась к девушке: – Милая, дай-ка я тебя как следоват разгляжу!!

Настюшка нагнулась к невысокой худенькой с серебристо-белыми волосами старушке, та внимательно посмотрела на неё, погладила по щеке:

– Вот и славно! Лешка, ты все правильно углядел – жена у тебя будет славная и справная! Добро пожаловать к нам, милушка!! А это твои родители никак? Давайте-ка знакомиться, я Татьяна Макаровна, проще – баба Таня, а вон та кругленькая , что бежит, это Лешкина любимая Валя.

Любимая Валя, как всегда, добежав до него, привстала на цыпочки ухватила Лешку за уши и расцеловала:

-Редкий гость ты теперь у нас, ежик!!

-Валя, это моя Асенька, – подтолкнул Лешка Настю к ней, – знакомься.

-Ой, девочка, как я рада за вас!! Наконец-то и Лешке моему повезло!! – Валюшка обняла засмущавшуюся Настьку и шепнула ей на ухо: – Лешка мой, он такой один на весь свет, его невозможно не любить!!

Баба Таня уже присматривалась к Аверам:

-Саша? У нас один Саша есть-Горшков, два будет, Аля? Альбина? Хорошее какое имя... Филипушка? А ты, значить, Иван? Э-э, такой же как мой Ванюшка, только не рыжий. Охохонюшки, ещё Максимушко приедет, боюся, Каменка вас троих не выдержит.

-Мамань, крапива-то не перевелась еще, – хохотнул Ванька.

-Да вы, анчутки, увернетеся от меня, нету уже прежней ловкости-то.

Валюшка сияла, радуясь за своего друга, и Настя успокоилась – её приняли самые главные люди для Лешки, осталось только с дедом Игнатьичем познакомиться.

Она немного растерянно осматривалась по сторонам: папку с Минькой окружили мужики, Филюшка уже общался с местными ребятишками, мамуля и Наташа оживленно разговаривали с женщинами.

Лешка, не выпуская её руки из своей, притянул поближе к себе:

-Я тебе говорил, у нас здесь славные люди, а вон и деда!!

В калитку входил старший Козырев, за которым сбегал шустрый Васька.

-Леш, это правда? – Дед Игнатьич цепко, внимательно-внимательно смотрел на Настюшку, потом кивнул и сиплым каким-то голосом сказал: -Господи!!! Дожил! – прокашлялся и добавил: – Вот теперь я спокоен!

-Игнатьич, а чет ты быстро сноху принял?

-А я стопудово знаю... – отрезал дед, – мой внук плохую не выберет, не та натура! Ты, девочка, на нас внимания поменьше обращай. Мы здесь малость одичали, в глуши-то!! – он как-то недобро покосился на Ваньку Шишкина.

-Да я ж шуткую. Мам, не дерись, больно же! – баб Таня, не раздумывая, треснула ему по спине своей палкой.

-А ты меня не позорь перед людьми, пятьдесят годов, а ум весь порастерял!!

Тонкова занесло по работе на окраину Москвы, аж в Косино, полдня ушло на переговоры, а выйдя из здания, он понял, что зверски хочет есть. Огляделся вокруг, увидел неподалеку киоск с кучей тряпья в углу.

-Вот, блин, убрать не могут!

Поглядел на витрину с какими-то булочками-пирожками и купил себе простую булку – все эти пирожки-беляши-шаурмы покупать было опасно. Сделав пару укусов, скривился и размахнулся выбросить это непотребство в урну...

Куча тряпья вдруг зашевелилась и тонкий детский голосок сказал:

-Дядь, не кидай булку-то, мне отдай – нам с Муркой на весь вечер хватит поесть!!

Куча тряпья оказалась грязным-прегрязным, тощим, каким-то серым ребенком, протянувшим к Тонкову худую, нет, пожалуй, даже не худую, а птичью лапку.

-Ты кто? – удивился Тонков.

-Я – Лигар, булочку-то отдай, если не жалко! Голубые глаза ребенка смотрели на него с недетской мудростью.

-Слушай, Лигар, это, наверное, Игорь? Тебя мамка как зовет-то? И почему ты такой грязный, где живешь?

-Не знаю, может и Игорь, не помню, дядь. А мамка, которая Ирка, звала меня – сучёныш.

-Ппочему звала?

-А я от неё давно убежал, она меня цыганам хотела продать, а я подслушал и убежал.

-И давно ты убежал и откуда? – отдавая ребенку эту злосчастную булку, спросил Тонков.

-Спасибо, дядь, ты хороший. А другие и булку не дают, только пинка! – ребенок медленно, понемножку откусывал у булки, а у Тонкова зашлось сердце.

Лигар прожевав, продолжил:

-Убежал я, дядь, давно, ещё вот зима тама была теплая без снега, Карамвир что ли какой-то, а потом здесь другая зима была ох и холоднющая. Если б не Мурка, замерз бы!

-Мурка – это?

-Мурка – кошка моя, мы с ней вон в том дальнем подвале спим.

Тонков, не раздумывая ни минуты, сказал:

-Давай-ка брат, тащи свою Мурку и поедем ко мне в гости, отмоем тебя и накормим как следует.

– А ты меня с собой спать не будешь тащить?

-В каком смысле? – не понял Тонков.

-Ну... – ребенок выдал конкретное слово, и Тонков очумело вытаращился на него.

-Ты чего? Тебе лет-то сколько, откуда ты такие слова знаешь?

-Лет мне не знаю семь или восемь. Пашка вон так сказал, а я не знаю. А дяденьки меня сколько раз хотели поймать, только я маленький – умею прятаться и не шевелиться.

Тонков потрясенно сказал:

-У меня жена есть и дочка – Соня, я с женой сплю, – слукавил он, – зачем мне тощий пацан?

-А не врешь? Тонков вытащил телефон, набрал Алину и включил громкую связь, чтобы ребенок слышал:

-Алина, я тут найденыша нашел, мальчишку маленького, к нам приглашаю, а он мне не верит, думает, что я его для кровати зову.

Алина ахнула:

-Да ты что? Сколько ему лет, как зовут?

-Лет примерно семь-восемь, он не знает, зовут Лигар, я думаю, что Игорь.

-Миш, дай ему трубку!

-Я, теть, слышу тебя. – Подал голос ребенок.

-Давай, быстро садись в машину к дяде Мише и к нам, мы тебя ждем.

-Ладно, только я с Муркой приеду.

-Мурка – кошка?

-Ну да, она хорошая!

-Ладно ждем вас!

-Алин, ты там ванну сразу наливай, уж очень он грязный. Мальчишка побежал в сторону недалекого, покосившегося, заросшего бурьяном и крапивой, домика, а Тонков в ближайшей палатке купил большие пакеты для мусора, накрыл ими сиденье и стал ждать, дергаясь и переживая, что найденыш смоется, а найти его будет нереально. Вытащил третью подряд сигарету и услышал за спиной голосок:

-Дядь, мы вот они.

Замызганный ребенок держал на руках худющую, тоже непонятного цвета, кошку – у Тонкова опять заныло сердце...

-А Мурка твоя в машине не будет орать и драть сиденье?

-Ты что, дядь, она у меня как человек, все понимает, правда, Мур?

Мурка, как-то внимательно, совсем по-человечески, оглядела Мишку и лизнула мальчишку в щеку, оставив на серой от грязи щеке светлую дорожку.

-Ты прости, что я тебя на пакеты сажаю, уж очень ты грязный. Мы сейчас тебя тёте Алине отмываться сдадим, а сами с Соней поедем тебе одежду прикупим, как, пойдет такой вариант?

-Дядь, чё, правда?

Тонков только кивнул. Кошка, на удивление, смирно сидела на коленях у ребенка. А у Тонкова перехватывало дыхание, когда он посматривал на свою находку.

Алина встретила их у порога:

-Привет, Игорёк, давай-ка прямо здесь тебя разденем, и выкинем твое рванье?

Мальчик тяжко вздохнул и согласился, когда он скинул свои лохмотья, Алина зажала рот руками: ребенок напоминал узника концлагеря... Руки и ноги сплошь косточки, обтянутые серой кожей, весь в болячках...

Тонков тоже нервно сглатывал, потом хрипло проговорил:

-Идите, мойтесь, а где Сонька?

-Здесь я, вот нашла самую маленькую футболку, меньше ничего нету. Ой какой ты тощий? Привет! Меня Соня зовут! Мы с папкой ща тебе поедем вещи купим, ой, а кошка какая тоже худючая.

На кухне Алина быстренько, как могла, остригла серые патлы ребенка, оставив на голове совсем короткий ежик, потом проводила его в ванную, посадила ребенка в теплую водичку с пеной.

-Давай, ты немного отмокнешь, а потом я тебя помою. Пойду, тебе мазь принесу – болячки твои смажем, волосы подравняем, и будешь ты красивый мальчик.

Кошка, зашедшая вместе с ними в ванную, казалось, слушает и понимает, что говорит Алина. Пока Алина ходила, ребенок совсем освоился, и из ванной послышалось его хихиканье. Оказалось, что Мурка запрыгнула к нему на руки, и он намылил её шампунем из ближайшего пузырька, и теперь, повизгивая от восторга, смывал с кошки обильную пену.

-Тетя, я Мурку тоже помыть захотел, не будешь ругаться?

-Нет, только давай грязную воду сольем, смотри, какая серая вода. И, малыш, называй меня тетя Алина, или просто Алина.

-Теть А...лина, а ты чего плачешь?

-Да вы с Муркой вон как брызгаетесь – пена в глаз попала.

Отмывались долго, воду меняли аж три раза. Только на четвертый раз вода осталась чистой.

Мурка, отмытая и завернутая в старенькую простыню, сидела в раковине и следила за мытьем, как заботливая нянька.

-Да, Игорек, вы с Муркой, как два трубочиста были, давай-ка мы вылазить будем уже!!

Алина аккуратно завернула его в полотенце и, взяв на руки, понесла в комнату:

-Ты как птичье перышко, легкий, но ничего, откормим вот тебя.

-Чё, тетя Алина, ты меня здесь оставишь и Мурку?

-А почему нет?

-Но я же бомжара позорный, грязный сучёныш? – удивился ребенок.

Алина помолчала, справляясь со слезами и горечью:

-Давай договоримся, – ты такие мерзкие слова забываешь, – нет этого ничего, есть мальчик – Игорек.

Вытерев ребенка, она трясущимися руками, аккуратно смазала его болячки мазью, одела огромную для него Сонькину футболку и сказала не отходящей ни на шаг кошке: