Текст книги "Цветик-2 . Обычные судьбы (СИ)"

Автор книги: Надежда Михайловна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц)

В день рождения Алюни Авер, нацеловав свою именинницу, сказал:

-Мишука заберу, и мы немного, минут на сорок, с ним задержимся, дела у нас, не обижайся, надо. -Как-то даже немного обидно, что у вас дела именно сегодня, – улыбнулась Алька, посмеиваясь, подумав, что явно пойдут выбирать подарок от Миньки, не тот мужик Авер, чтобы подарок купить в последнюю минутку.

-И где они ходя, твои мужики, усе остыня? – ворчал дед, ловко уворачиваясь от загребущих пальчиков унучечки, той непременно надо было ухватить его за нос.

-От хулюганка растеть, у любую минуту шпанить! – Дед нежно любил Наську, а эта мелочь, похоже, уже поняла, что с ним можно делать все что хочешь. Стоило только ему подать голос, она начинала пищать, переходя на более сильный рев, если дед сразу же не брал её на руки.

-Алька, этта жа як она мяне чуеть?

-Сам балуешь, вот и не слазит с твоих рук, с нами она ведет себя достойно, как скажет папа.

-Ну, папа у нас сам як скала – крепкий и надежный, горжуся!

А 'скала' вместе с Минькой получили от знакомой уже проводницы поезда два огромных баула – передали Чертовы. Мишук нес замотанный в несколько слоев бумаги букет, а папа – сумки. На улице навстречу шустро бежал Петька, забрал у Авера один баул: -Ни себе фига, там чё, камни?

-Примерно, – улыбнулся Саша.

Ввалились с шумом и грохотом в дом, удивленная Алька, смотрела на всех круглыми глазами:

-Вы где были? Сперли что ли чего, мешочники?

-Не мама, мы поезд ждали, Ваня с Наташей передали. Мама, возьми цветочки, я разденусь.

Авер хмыкнул: -Хотели торжественно подарить, но малость не подрасчитали, сумки подвели, мы тебя сердечно поздравляем с днем рождения, ты у нас самая любимая и лучшая.

-Раздевайтесь, потом будете поздравлять, Петь, ты куда?

-Ща, за Ленусей добегу, вы пока разберете сумки, и мы вот они.

А в баулах было... Минькин восторг зашкаливал – он никогда не видел гранаты, хурму, огромные красные яблоки и даже виноград, упакованный в какую-то тонкую бумагу, мешочки с орехами, с какими-то сушеными травами, фруктами...

-Мама, как красиво!

А мама, разбирая все эти богатства, то и дело косилась на роскошный букет роз, стоящих на видном месте в вазе.

-Боже мой, Авер, у меня нет слов, я...

-Я тебя люблю, подсолнушек!

Достали вино в оплетенных бутылях.

-О, то дело, ай якой Ванька молодец! – дед, держащий Настюшку, крякнул от удовольствия. – Этта чаго ж, ён усё в эттой, як его, Грузии заказав?

-Не в Грузии, а в Абхазии, у него там друзья хорошие появились, вот летом, если все нормально будет, съездим туда, на море.

-О як, у восемьдесят пять яго увидеть? Можа я и не собяруся?

-А кто унученьку будя баловать? – проворчала Алька.

-Я и Миньку баловаю, просто ён мужик уже, а этта, егоза... Ох и будя с ей сложно, уся извертелася, дай ей чаго уже погрызть, этта же усё такое интересное для няё. Подяржика яё, надо у хату добегить.

Пришедшие Петька с женой, восторгались:

-Ничё себе стол у вас, прямо как на Кавказе! Ух ты, какие розы! Не хватает шашлыка и зелени.

-Зелень вота, – шумнул вошедший с двумя горшками дед, – специально ростил для празника унучки.

-Дед у тебя обе унучки, для которой?

-Э не, не путай: Алька – то унучка, а этта егоза – унучечка.

Чертов, сам себе удивляясь, постоянно скучал по своей козе-дерезе. Идя со службы домой, обязательно прикупал какую-нибудь вещичку, цветочек, фрукты, чтобы порадовать свою беременную, умученную токсикозом, женушку. И был безумно рад, когда тошнота понемногу отступила. Вот тут-то Иван развернулся. Они бродили по Москве, заходили в кафешки, по выходным пропадали в музеях, посещали выставки. Наташка в Третьяковке, у картины 'Демон' Врубеля застыла и не реагировала ни на что. Подолгу сидели в залах, любовались картинами, Ванька и сам с удивлением открывал и узнавал много нового для себя.

Вечерами, уютно устроившись на диванчике, подолгу говорили. Его козу-дерезу интересовало все, ей было интересно озвучивать свои впечатления от увиденного, вкусы и мнения совпадали не во всем, и они принимались жарко спорить. Потом сладко и долго мирились, а мамуля втихую радовалась – её сынок стал таким домоседом.

На Восьмое марта опять порадовал Георгий, они с Мананой собирались приехать в Москву, проведать сына, естественно, остановиться должны были у Чертовых. А пока встречали Ванька с Зурабом шестого на Курском вокзале поезд, и когда им передали 'посилочку', Иван ахнул и охнул – огромный баул и две большие коробки с мимозами... На одной красовалась надпись кривыми буквами – 'за Ванина мама и сестри', на второй лаконично: «Урал.»

Посмотрев по времени, сели в такси и рванули на Казанский, едва успев к отходу Нижнетагильского, договорились с мужиком – бригадиром поезда, заплатили за провоз, и поехала на Урал 'посилочка' с цветами, а также коробка с дарами Абхазии – Алюне, Ванькиной теще и всем остальным.

Алька долго любовалась невиданными желтыми веточками, вдыхала нежный аромат и чуть не плакала от восторга.

-Саш, они такие нежные, как маленькие солнышки.

-Не, мам, как цыплятки! – авторитетно заявил Минька.

Разобрали веточки, накрутили необычных букетов, и пошли к вечеру – с утра уезжали в Медведку,-мужики Аверы поздравить с праздником Антоновну, Зою Петровну, Елену Ивановну...

Антоновна и Зоя Петровна не удержались от слез:

-Боже, какая красота!-

Это потом, в конце девяностых, мимоза будет не в диковинку, а пока, вместо привычных гвоздик получить букетик солнечного цвета...

А как радовалась теща Чертова... Аверы, папа и сын, получили огромную порцию благодарностей и поцелуев, особенно Минька. Теща ахала, доставая из небольшой коробки присланные ей подарочки, не обошли вниманием молодые супруги и тестя с Санькой.

Тесть, довольный донельзя, притворно ворчал:

-Ишь, чего удумали, в бабский праздник меня тоже проздравить... – а сам тут же напялил на себя присланный дочкой и зятем свитер. – Смотри, мать, как по мне! Надо же, уважили. Саш, будешь звонить, скажи, я... кхм, я рад за дочку и за зятя тоже. Ай, не умею я по-умному говорить, но у них все хорошо – и мы с бабкой в радости, так, бабка?

-Так, так, дедка. Саша, я намедни в город поеду, в больницу надо. Можно ли от вас позвонить имя?

-Конечно, Алюня дома, нет проблем.

-Как ваша малышка-то?

-У малышки внизу два зуба вылезли, грызем все, такой маленький зайчик у нас теперь есть.

Поздравили и старенькую бабу Катю, вот кто радовался, точно как Настюшка – новой яркой игрушке.

-Охти, робяты, это чего ж такое вы мне подарили, как така краса зовется-то?

-Мимоза, баб Катя.

-Охти, николи и не видывала такую красоту, ай правнучка – уважили со своим громадным мужем. Робяты, ну-ка нате-ко шанюшков с картошкой. Оне у меня получилися, Алюня-то твоя уж сколь разов приходила на тесто – про секрет спрашивала. А какой такой секрет, тесто оно и тесто, а девка баская, скоро и у ей получится. Ладно ли у вас, Санька?

-Ладно, баба Катя, все хорошо.

-И то, и то, вы смотритя, живитя дружно! А у Натахи-то теперя пра-правнук получится, дожила до каких годов-от.

Потом, по привычке, собрались у Бутузовых. Мамочки (а у Васьки на десять дней позже Настюшки родился второй сынок-Никитка), начали разговоры про деток. Но кто бы дал спокойно поговорить, компания быстро была в полном сборе, повосхищались мимозами, отдали дань абхазским фруктам и вину, посмеялись, попели, потанцевали, радуясь встрече. Гешка кашлянул:

-Сообщение!

-Ну-ка,ну-ка? – вылез Петька.

-Не сбивай. Блин, я не ты, речи толкать не буду – кароч, женюсь я в июне. Мы с родителями – и моими и Люськиными, порешали, все не против, так что экзамены сдаем и женимся.

-А учиться?

-На заочное поступать станем, нет мочи ждать, вы все вон пристроенные, один я как перст.

-Ладно, перст, пропьем и тебя, и все, усе женатаи.

Тонкову в Москве несказанно 'повезло'. Приехав из Мурманска, он быстро – время поджимало, шагал по перрону Киевского вокзала. Поезд отправлялся через десять минут, и пришлось спешить к своему шестому вагону.

-Товарищ офицер, закурить не найдется? – раздался за спиной хриплый женский голос.

Прикинув, что пройти остается всего ничего, один вагон, он сунул руку в карман вытащил пачку 'Явы', обернулся, протягивая...

Какая-то помятая, явно попивающая женщина во все глаза уставилась на него:

-Миша? Миша Тонков?

-Да, а Вы откуда меня...

-Миша, это же я, Анна – Анна Драчева, не узнал?.

-Анна? Он пристально вгляделся в её лицо:

-Прости, не узнал.

-Изменилась, да?

-Все мы меняемся с возрастом, – обтекаемо произнес Тонков.

А про себя ужаснулся: вместо молодой симпатичной девушки перед ним стояла вся какая-то помятая, явно пьющая, вульгарно накрашенная женщина лет тридцати пяти-сорока на вид.

-Как Игорь?

-Игорь? Какой Игорь? – недоумевая спросила Анна.

-Драчев Игорь.

-А-а-а-а, этот? Не знаю, – она пожала плечами, – я давно из дома, года четыре, пожалуй, да и не пишу, все некогда, не в курсе, а ты как?

-Все нормально, – он глянул на часы, – извини, через пять минут поезд отходит, я почапал, будь здорова!

-Миша, Миша, – заторопилась она за ним...

Он вздохнул, вытащил из кармана десятку и сунул ей в руку:

-На, выпей, за здоровье... Игорька – хороший же мужик.

-Миша, я хотела сказать, – он запрыгнул на подножку, проводница покачав головой, начала её поднимать, поезд потихоньку тронулся, и Анна заторопилась:

-Миш, у тебя есть... – её слова заглушил громкий голос диктора из динамика, висевшего на столбе как раз возле вагона – ...нок ...не знаю, кто ...писала... Лариска. Ребенок не вино... без отца... прости...

Тонков пожал плечами и прошел на свое место.

-Надо же, как за каких-то пять лет может измениться человек, петрушка балаганная, не повезло Игорьку крупно, стервь попалась.

И через полчаса он и думать забыл про Анну и её странные, непонятные слова.

Придремавшая днем Наташка, проснулась от телефонного звонка, который все звенел и звенел.

Поняв, что мам Оля куда-то ушла, добрела до телефона.

-Алло? – позевывая, сказала она, и тут же заорала: – Мамка? Мамка, ты откуда?

-От Аверов.

-Мамочка, я так по вам всем соскучилась! А? Нет, все хорошо. Ваня? Ваня – самый лучший муж, да, да.

Наташка сказала, что сейчас перенаберет номер Аверов сама, у них тут какой-то тариф подешевле, и долго разговаривали мать и дочь, и ту, и другую интересовало все. Варвара пару раз всплакнула от радости за дочку, дочка попрыгала, узнав хорошие новости про своих пажей. Особенно приятно было за Валька, тот отличился и на играх в области, и Саша предрекал ему спортроту в УралВО.

Посмеялась над батяней, который постоянно вставлял в свои речи с соседями хоть пару слов про такого настоящего мужика – зятя, «хвастается, старый».

Пришла мама Оля и сватьи заочно познакомились, поговорив по телефону.

У Наташки настроение зашкаливало и досталось Ваньке вечером много восторженных рассказов, а хорошо его конопушечке – значит, хорошо и и ему.

-Я вот подумал, давай я вас с мамкой на май-июнь в Гагры отправлю, пока ты ещё не будешь большая и грузная. Там весна красивая, она, правда, везде красивая, но там такое буйное цветение и море...

– Да, это все хорошо, но без тебя-то как? А и твоя блудноватая натура как же без женщины-то обойдется?

-Ох, коза-дереза, умеешь ты обломать романтический настрой, под корень, причем. Вроде ведь салага, а как выдашь... обидно, блин. Хотел тебе сюрпризом, да разве можно? У меня отпуск имеется в запасе. Тот, что мы были в Абхазии – положен был после госпиталя, а свой законный, неотгуляный, сразу не дали – два подряд не положено, вот я и хотел в июне-июле приехать, отдохнуть и тебя домой забрать. А ты вот мне совсем не веришь!

-Вань, боюсь.

-Чего хоть?

– Того и боюсь, не могу и не стану тебя с кем-то делить, честно говорю, на будущее: если я уеду, приезжать за мной бесполезно.

-Совсем сдурела, или это беременность влияет так?

-Все вместе, но видя, какие взгляды на тебя бросают проходящие женщины, в тугой узел все внутри скручивается. -Ревнуешь? – расплылся в улыбке Ванька. – Милая моя девулька, а ты приглядись, я улавливаю эти взгляды или мне по фиг?

-Пока вроде по фиг, – задумчиво сказала Натаха.

-Я не Авер, это он у нас спокойный и серьёзный, но чёт мне совсем не в жилу без тебя, я ночью по нескольку раз просыпаюсь и судорожно ищу тебя возле себя, а ты все куда-то удираешь.

-Вань, жарко мне, ты как печка, вот и отодвигаюсь, а когда прохладненько, сам знаешь, в тебя ввинчиваюсь. В мае вот на две недели на Урал надо, сессию сдать и домой хоть на пару деньков заскочу.

-Во-во, а там все твои поклонники рядом будут.

-Вань, ты чего? Я ж беременная?

– Кому это помешало? Да и пять месяцев срок небольшой, – буркнул он. – А теперь уже я пургу гоню, ревную... сам не знал, что такой собственник. Слышь, Наташ, у нас все как-то интересно, а, наверное, мы скучно жить вряд ли будем, вот ещё дитёнка родим, я его с первых месяцев спортивным буду делать.

-Будешь, будешь, ты сам у меня дитёнок, двухметровый.

-Кто бы говорил, салага малолетняя, но такая вкуусная.

Заглянувшая в зал мам Оля, увидев их целующихся, прикрыла дверь.

– Девочке восемнадцать, а Ванька на одиннадцать лет старше, никакой разницы, детский сад в одном месте у обоих.

ГЛАВА 4.

Началась весна. Как-то враз просел снег, и потекли повсюду ручейки на радость детворе – можно было бродить по лужам в резиновых сапогах. Минька лужи обожал, но ни разу не пришел с мокрыми ногами:

-Папа же сказал, по лужам можно, но ноги мочить не надо.

Настасья заметно подросла, подросли и её реденькие поначалу, темные волосики, и начали немного завиваться, получилось, что оба ребенка Аверов слегка кудрявые.

-Рад, Вань, как говорится, до соплей, дети у меня и впрямь похожи, – делился Авер с Чертушкой.

-Сашк, не жалеешь ни о чем?

-Не, наоборот, что бы я без них делал? Жил бы как-то, но вот родишь, поймешь какой это кайф когда приходишь со службы, а тебя три пары любящих глаз встречают и каждый раз распирает от восторга.

Аверу очень не нравилось бывать в исполкоме, он старался на всякие второстепенные совещания посылать Щелкунова, но приходилось и самому. Уж очень не нравились ему всяческие намёки, завуалированные предложения, так сказать, интрижек.

Вот и в этот раз на выходе из райкома, в небольшой нише у окна, где всегда собирались курильщики, стояли две женщины. Одну Авер искренне и глубоко уважал – бессменный секретарь Редькина, Елизавета Васильевна, пухленькая, вся такая уютная, знающая всех и вся, ходячий справочник, курила свою неизменную сигарету, вставленную в длинный мундштук. Вторая же, хамоватая, лет тридцати пяти, дама из отдела учета, уверенная в своей неотразимости, остановила Авера:

-И не надоело Вам, капитан, все время одни и те же щи хлебать? – она выставила вперед свою немаленькую грудь. – Надо же когда-нибудь и рассольничка попробовать, – подбоченилась она, явно намекая на себя.

-Щи, они такие вкусные, не оторваться. А рассольник? Кто знает, из чего он приготовлен, может, там мясцо или почки чьи-нибудь, например, собачьи, да и огурцы с душком, отравишься вот так невзначай... Придется всю жизнь на лекарства работать мы уж как-нибудь проверенные щи продолжим хлебать.

-Какой у вас юмор, капитан, ...солдафонский.

-Товарищ капитан, – поправил Авер, – а юмор? Что, вы разве не знаете расхожую байку о том, что у офицеров всего одна извилина и та от фуражки?

-Вот-вот, – вступила в разговор Елизавета Васильевна, – я так однажды отравилась: муж с сыном с большим аппетитом, я бы сказала, зверским, уплетали рыбу горячего копчения, я же, взяв кусочек, даже не проглотила, выплюнув: «какую гадость вы едите». Они нормально, а меня в ночь на «Скорой» увезли.

-И я про то же, отравиться – оно легко...

-Хмм, хамло, и вправду, солдафон! – кинув окурок в урну, дама выскочила из ниши.

-Именно что, Александр Борисович, Именно, пусть одни щи у Вас и будут. Поверьте, не стоят эти интрижки тепла и любви семьи. Не всякая женщина может простить такие вот рассольнички, я вот не смогла, – она грустно вздохнула, – и дети со временем смогли простить, и просили за него, и сам не теряет надежды вернуться, а у меня ничего не осталось, ни зла, ни обиды. Верите, даже не проклинала вслед, отпустила сразу, и как умерло у меня в душе все к нему: не хо-чу! Не же-ла-ю, – по слогам проговорила она. – Знаете, что больше всего останавливает? Раз предавши, сможет и ещё, а зачем мне это? Так, к чему это я? Берегите, Саша, все что у вас сейчас есть, я частенько вижу вас четверых, когда вы гуляете, не стоят такие вот вамп – или как их ещё назвать, доверия и тепла семейного, поверьте старой сове.

Саша молча взял её руку и поцеловал:

-Спасибо, Елизавета Васильевна, вы поистине мудрая сова.

А дома подрастающая папина капелька обожала ковырять пальчиком папин шрам на щеке, мусолить его пальцы, и заливисто смеялась, когда папа вертел и подбрасывал её как хотел.

Алька первое время боялась, а сейчас уже привыкла:

-У десантника и дочка десантура.

Дочка в восемь месяцев имела уже шесть зубов, аппетитно ела, но больше всего обожала мамину грудь, стоило Альке взять её на руки, она тут же лезла в вырез платья. Шустро ползала, цепляла все, что можно, тащила на пробу в рот. Спокойно сидеть могла только возле Миньки, когда тот рассказывал ей сказки, или оба с неослабевающим вниманием смотрели мультики и 'Спокойной ночи малыши!'

Ванька Чертов озадачил, позвонив им:

-Ребята, у нас двойню признают. Мы не поверили, съездили в Центр матери и ребенка, там подтверждают два сердцебиения. Авер, я в ауте... у нас же в родне ни у кого двойни нет, откуда? Правда, мужик этот в центре сказал, что так бывает. Вроде как оплодотворяется одна клетка, а в первую неделю под воздействием чего-то самопроизвольно делится на две, а бывает наоборот, из двух одна рассасывается. Механизм зачатия изучен поверхностно, сказал, и кто знает, отчего так случается.

-А ты не рад, что ли?

-Да рад, я рад, а если оба пацаны? Это ж караул случится. В общем, надумал я по совету Толюшки в академию поступать, там тоже и Витек собрался. Все на месте будем, куда мне с двойней, пока не подрастут, уезжать, тут вон сколько нянек, мамулька, Галинка, старшенькие грозятся прибегать, а там посмотрим. Вот и сидим вечерами, учимся с женушкой, спорим, правда, часто, по ерунде, но мириться так сладко бывает! Я тебя частенько теперь вспоминаю, на самом деле, прирастаешь всеми клеточками к ним. Не ожидал, сам от себя тащусь. Во я какой хороший и муж, и производитель, а?

Авер долго смеялся:

– За раз и меня догонишь, будет и у вас парочка. Наташка когда уезжает?

-Да, блин, завтра! Как эти две недели буду... ведь годом покажется.

-Точно, я в Литву себя на канате тащил, а там вроде и времени свободного не оставалось, а все равно тоска заедала, я домосед, а вот ты-то... удивил. Но здорово!

Отметили пять лет Мишуку, успешно провели призыв. Натаха как раз попала домой в день проводов в армию её двух пажей – Валька и Юрика, затем заскочила на немного к Аверам – они залюбовалась на округлившийся животик и сияющие глаза жены Чертовой. Натаха же с восторгом тискала хорошенькую куколку – Настюшку. Алюня, смеясь, сказала, что скоро и у них будут аж две куколки. Через день конопушечка поехала к истомившемуся без своей козы-дерезы Ваньке.

-Думал, не доживу! – прогудел он, жадно обнимая свою девочку на выходе из вагона.

-Да ладно, всего-то две недели.

-Кому две недели, а кому и два года!

Иван не стал ей говорить, что без неё фактически не спал. Едва засыпал, начинали сниться дурные сны: опять он полз между камней, зная, что вот сейчас его зацепит душманская пуля... судорожно вздрогнув просыпался, ища свою Наташку и с тоской осознавая что нет её рядышком. Кряхтя как старик, вставал и шел на балкон, долго сидел там, покуривая и боясь опять заснуть.

-Ты как сонное зелье на меня действуешь, без тебя хреново спится, ух, сегодня я оторвусь.

-В смысле – выспишься?

-Хмм, и это тоже... опосля, – и нагнулся к её уху, шепнув, – голодный, как волк!

-Вань, с твоим голодом я так и буду по парочке рожать, – захихикала Наташка.

Июнь выдался жарким, и Чертов отправил своих девок в Гагры:

-Нечего вам здесь дышать всякой гадостью, там у моря всегда ветерок и воздух чистый, а в июле и мы приедем с Аверами.

Чета Адлейбо с радушием встретила их, и отъедалась Наташка витаминами, на её робкий отказ Манана сильно рассердилась:

-Зачэм так гавариш? Ви и ми тэпэр савсэм радня, нэ обижяй!

Мам Оля и Манана крепко сдружились, обменивались рецептами блюд. Ольга Евсеевна учила Манану -русским, а Манана рассказывала и показывала секреты абхазской кухни.

Наташка поначалу стеснялась раздеваться на пляже, но потом, увидев, что таких будущих мам здесь много, начала с удовольствием понемногу плавать на спине, а мам Оля следила за ней, как за маленьким ребенком.

В конце июля у Адлейбо высадился «уральский русский десант» – стало шумно, весело и многолюдно.

Аверы приехали с дедом, который после Туапсе не отлипал от окна, любуясь морем:

-Этта да, от этта махина!

Они с Минькой восторгались яхтами, корабликами, быстроходными катерами. Минька весь изъерзался – когда приедет наконец-то поезд на место. Настюшка вела себя прилично, только плохо засыпала в непривычной душноватой обстановке.

В Адлере их встречали приехавший на два дня раньше Ванька и Георгий. Быстро перезнакомились, загрузились в машину и поехали, опять дед и Минька раскрыв рты смотрели на необычную природу и горы.

В Гаграх, опять же быстренько покидали вещи, и благо время близилось к вечеру, пошли на море. Минька, немного уже умевший держаться на воде, с разбегу забежал вводу, плюхнулся, заорал в в восторге:

-Какая теплая водичка!!

И все – ребенок пропал, не было ничего лучше для него чем пойти купаться, он остался равнодушен ко всем аттракционам, жевачкам, сладостям. Он просыпался и засыпал с мыслью:

-Купаться пойдем?

Малышка тоже не боялась воды, она шлепала ладошками по воде и радостно визжала от брызг, с огромным удовольствием плавала на надувной уточке, придерживаемая сильными руками папы.

Дед же воды побаивался – был у него печальный опыт форсирования какой-то небольшой реки в Польше. Видя, что «унучечка засыпая», забирал её и и уходил домой.

А Аверы втроем отрывались... по очереди. Саша, а потом Алюня, заплывали подальше, кто-то один был при Миньке, которого из воды вытащить было очень сложно. Накупавшиеся, разморенные, они неспешно поднимались в небольшой подъем, а там их уже встречала Манана и заставляла поесть.

Минька чуть поклевав, шел спать, родители иногда, если спала их егоза, тоже урывали часок другой, а дед наслаждался разговорами с Георгием. Сидя под огромной шелковицей и попивая холодное, из погреба, домашнее вино, он неспешно рассказывал какие-то житейские истории.

Узнав, что дед фронтовик, Георгий долго обнимал его и сожалел, что своего отца он так и не увидел, родился в сорок первом, за неделю до войны.

-Где-то в Восточной Пруссии лежит, – вздыхал он, – мать гаварила, я на него пахож, а фатаграфии нэ осталось савсэм, жалко, да?

Через пару дней он привел двух почтенных стариков, тоже воевавших, и у деда появились друзья – они часами сидели в тенечке и неспешно разговаривали.

-От я на старости лет ешчё и окромя моря славных абхазов узнал. Не, Альк, ты як хочеш, вы с Минькою для мяне як этта... как яго, Минь, кажи?

-Талисман, деда?

-От, ён самый, не приехав бы до вас и ня узнав бы всяго. У кирзачах бы и помёр .

-Молчи лучше про свои любимые, я ведь и в Медведке их выкину, чего ты в них там рассекаешь, одеть больше нечего?

-От язва, у их привычняя. -У Чаховке привычняя.

-Не ворчи, Сашка разлюбить язву такуя. Сашк, да?

-Не, дед, не угадал.

-Да я с проверкою, можа?

-Не можа, дед, смотри, они у меня все какие стали, красивые, шоколадные.

-И то, Алька в ету, як яго... а, женскую силу вошла, от и расцвела. А як же, при таком-то муже, не цвесть?

Вечерами, уложив деток, убегали с Чертовыми на море, отрывались по-полной, Саша и Иван заплывали далеко, а девки, плавая возле берега, ждали их. Мужья, подплывая поближе устраивали битву китов, вовлекая в веселье жен. Ванька брал на руки свою невесомую в воде козу-дерезу и потихоньку возил её на себе. А Аверы, как два дельфина, плавали, ныряли, иногда надолго застывали, прижимаясь друг к другу, и целуясь под выкатившейся на небо луной.

Как-то с утра собрались, пока не началась жара, пробежаться всей компанией, кроме деда с малышкой, до недальнего рынка, полюбоваться на южное изобилие фруктов и овощей, и купить по поллитровой банке полюбившейся всем местной ряженки с вкусной коричневой пенкой сверху.

Алька вышла первая и отойдя на пять шагов залюбовалась на растущие неподалеку красные канны.

– -Что такой дэвушька один стоит? – раздался голос, Алька равнодушно взглянула на возникшего перед ней джигита:

-Девушка ждет своего мужа! – Она отвернулась от прилипчивого молодого человека.

-Шьто, цена набиваэм, да? Сколько ты хочишь?

Он навис над Алькой, та приготовилась отбиваться, но джигит неожиданно дернулся и воскликнул:

-Ай, шьто ти дэлаешь?

Минька, пнувший его в ногу, пнул второй раз и, сжав кулачки, закричал:

-Не трогай мою маму!

Он протиснулся к Альке и загородил её собой.

-Защитник, да?

-Да! – Раздалось за его спиной. Повернувшись, тот увидел двух крепких, рослых мужчин – оба в десантных майках и с тату на левом плече, знаменитой 'курицы' – эмблемой десанта, известной всем.

-Э-э-э, я хател,.. – он замялся.

А из их двора выскочила Манана с большой шумовкой в руках:

-Ишак, син осла, пазор сваих радителев, ти зачэм тянишь грязные лапы к моим гостям?

Она лупила его шумовкой и кричала на всю улицу, перейдя на абхазский, разойдясь не на шутку. -Я ни хатэл, – закрывая голову руками, пытаясь увернуться, оправдывался джигит.

-Наги тваей у мэня болше не будэт, пазор моих седин, радителям стидно за такой син. Вах, за што такой наказаний? Все племянники дастойние люди, а етот, уйди с глаз маих. Саша, не бей этава паразита, он савсэм дурак, да?

«Савсэм дурак» уже и не рад был, что зацепил Альку: -Праститэ меня, праститэ!

-Надеюсь, мы тебя больше близко возле нас не увидим? – Ванька неторопливо разжал кулаки.

-Даа, нэт, нэ приду болше.

Вечером пришли родители джигита, родственники Мананы с дарами, извиняться. Алька вздохнув сказала: -А если бы у меня не было защиты, что, так бы и не отвязался?

-Стидно мне, дочка, ой как стидно, я его в армию отправлю осенью, жалел-жалел, младший же, а все терпение кончилось. Ми его к деду в горы отаслали на все лето, пусть там на ишаках ездит, раз ума савсэм нет.

-И дары ваши мне без надобности, такой хороший отдых был, все настроение испортилось.

Георгий, подошедший сзади, негромко сказал, чтобы взяла угощенье, иначе будет сильная обида и позор родителям.

Авер вечером, после купания, держал её за руку до самого дома:

– Уведут вот так, за две минуты и останусь с двумя детьми, неприкаянный. Но Минька у нас с тобой -рыцарь, как он лихо заступился за тебя? Горжусь своим таким сыном!

-Санька, он весь в тебя, ведь как губка все твое впитывает.

Авер приосанился:

-А то, Аверы никогда слабаками не были!

-Я вот подумала...

-Что ты подумала?

-Не корми я Настюшку, точно с Абхазии ляльку бы привезли.

Авер потерся носом об её висок:

-Тут такая обстановка располагающая, а мы с тобой еще не попробовали... ночное море и мы.

-Сашка, но ведь кто-нибудь может и увидеть?

-И что? Пусть полюбуются или позавидуют, что сладко и славно-то всегда в удовольствие.

-Я вот все думаю, сколько человек такого вот Авера знают? Не серьезного и немного замкнутого, а вот такого бесшабашного?

-Три – ты, Ванька и Витек.

Алька, выходя из моря, уловила разговор двух девиц:

-Глянь, какой мужик, вон, вон тот, фигура – самое то и рост, ну, вон тот с ребенком на руках. Харош мужик... ууу, лучше б не поворачивался, шрамы такие уродливые, фу! А сзади харош, я уж было собралась им заняться. Ребенок? А когда ребенок мешал курортному роману. О, смотри, и второй мужик видный, но занят явно, этого не соблазнить, вон как в свою корову пузатую вцепился.

-Слышь, красотка, – взорвалась Алька, – подмышки обработай сначала и жиры подбери, а потом на чужих мужей заглядывайся.

-Крутая что ли?

-Ещё какая, ща и засвечу. – Алька шагнула к ней поближе.

-Ненормальная! Пошли отсюда! – девица шустро собрала вещички, и обе быстро пошли вдоль берега, оглядываясь на воинственно уперевшую руки в боки и провожающую их глазами Альку.

-Мама наша, что у тебя как у боевого петуха стойка? – спросил Авер, подходя с висевшими на нем детьми. -Да, ходят тут всякие, на моё заглядываются и обсуждают...

-Собственница невозможная, – чмокнул Авер жену, – но это радует.

Все хорошее заканчивается быстро. Уезжали все с грустинкой, никому не хотелось покидать благословенные места, но надеялись, что приедут отдохнуть ещё не раз, и никто не мог представить, что всего-то через шесть лет по этой красоте прокатится страшный вал жуткой войны, и долго будут торчать разрушенные дома и санатории, напоминая о жестокости и ненависти таких гостеприимных и радушных сейчас людей.

В Москве распрощались с Чертовыми и через три часа уже ехали домой. Заждавшаяся баба Рита оглядела взрослых, повертела Миньку, уцепила внучку:

-Какие вы все красивые, загорелые, Минька вон и подрасти успел! Старый, тебе, прям, семьдесят лет, ишь, какой огурец! Аль, тебя там письма из Сербии дожидаются, расскажешь потом, что и как у них там. Серый тоже письмо прислал, пишет, все нормально, только по всем нам соскучился. Обещался приехать на три-четыре дня, как вы явитеся, отгулы, говорит, накопил.

Мамка выкладывала все новости:

– А у Селезня Фаня померла. Скоропостижно, удар случился, аккурат, как вы только уехали. А эта змеюка приехала, мамку похоронила, а пацана лаптевского и не взяла опять, сказала, что семейную жизнь из-за него рушить не будет.

За Галой с год назад приехал мужик. Забрать – забрал, да только маленького рыжика оставили Селезням, а сейчас и бабки не стало, вот и бегал мальчонка неприкаянный.

А Селезень со своим хозяйством зашивается, да и попивать стал, внимания ребенку-то не уделяет. Пацаненок все до Зины удирает, ну, Зина смотрела на все это дней пять и взяла его до себя, Селезень-то обрадовался. А бабы гудят, все Галу-сучку осуждают. Зина Абрамовича трясет, чтобы документ ей выдал на пацана, что мать от него фактически отказалася, хочет на себя записать, собралась с бумагами-то до Редькина приехать. Мы тама всем миром письмо и подписали, чтобы ей мальчонку-то отдали. Жалко, такой ласковый, за Зиной хвостиком бежит, а слушается как, Зина-то говорит, боится, что она его деду отдаст. Эх, четыре годика, а уже без отца-матери дитё. Людка, Гешки вашего, уже заметно беременная, видать поторопился. Вовик приезжал со своими, тоже мальчишка у него, месяцев шесть, все остепнилися ваши.