Текст книги "Цветик-2 . Обычные судьбы (СИ)"

Автор книги: Надежда Михайловна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 29 страниц)

-Что я свою девушку на ваши деньги повезу? Зачем вы меня так?

– Но, Лёша, – попыталась прояснить момент Алюня, – мы же от всей души... -Я понял ,спасибо, нет нужды, я, видите ли, не особо много трачу на себя – все в разъездах, командировки оплачиваются, так что не волнуйтесь, даже если завтра свадьбу справлять – хватит. И прошу – больше не заикайтесь о деньгах.

Расставались хорошими друзьями. Макс пообещал подскочить, посмотреть, чё почём, где-то в октябре-ноябре планировалось у него посещение Екатеринбурга по работе.

-Пару дней точно выкрою, Игнатьич, махнем? Почти твоя Сибирр, елки-палки кругом?

Макс, несмотря на свое такое раздолбайское поведение, нежно любил своих деток и Аришку, посвящал им все свободное время, никогда не отмахивался от вопросов деток, (а они почемучки уродились ещё те), особенно весьма любопытного сыночка, учил деток плавать, зимой оба уже твердо держались на коньках, постоянно играл с ними во все их игры.

Папка получился из него очень даже замечательный. Многие удивлялись, а баба Таня сказала:

-По-другому и быть не должно, ребенок сам рос как сорная трава, да без матери, вот он деткам своим и делает счастливым детство.

Макс жаловался ей втихаря:

-Не, ну чё, вы Шишкины, такие упертые, я чё, невозможного прошу у неё? Где два ребенка, там и третий должон быть, а Аришка упёрлась, куда там. Она-то молодушка, а я, как вон дедовы подружки скажут «в годах уже»!!

-Максимушко, ну не серчай на анчутку, дай ей годик-два отдыхнуть, уж больно детки у вас с нею получились невозможно шустрые, Танюшка вот подрастет лет до шести, тогда и родите.

-А чё она хотела, когда и во мне, и у неё в заднице скипидаром намазано? – горестно вздыхал Макс. -Ну, не получается у меня среди своих сурьезным быть, я только в Каменку въехал и все – из меня как баба Аня скажет -'прёть дурь'! Лан, ещё два года жду, а там, если опять в позу встанет, будет, вон, как Маришка Горшкова до сорока семи рожать. А чё, – хохотнул он, – я и на семерых согласен, веселуха будет!

Баб Таня только головой качала:

– Вот ведь и ругаюся на тебя, и полотенцем луплю, и тапком вон охаживала, а и люблю тебя, батарейка ты эта.... Вась, как я папаньку-от зову. Запамятовала?

Ребенок начал загибать пальцы:

-Всяко – безбашенный, шустрый...

-Не, батарейкою как-то?

-А-а-а, энежайзер?

-Во, она.

-А то ты сама не энежайзер... вы – Шишкины – все из одного теста, тебе просто немного стыдно хулюганить, годков-от сколь, – гоготал Макс, – а то, смотри, сидела бы ты скромно, ага.

-От чего ты на меня напраслину возводишь? – прищурилась баб Таня. – Да я завсегда была сурьёзною.

-Ой, не надо, Никифор твой из сурьезных был, а ты... Вон, анчутка твоя и внутри, и снаружи как ты.

-А и правда твоя, Максимка! Танька-от завсегда заводилою была, это у ней теперя сыклероз поди? -подсуетилась баба Марья, старинная приятельница, говорившая всем, что за шестьдесят лет дружбы устала от Танькиных нравоучений и закидонов. Но все знали, что это её причуды – куда она от стародавней подружки?

– Сама ты сыклероз, клюшка старая, – беззлобно ответствовала баба Таня. А Макс постоянно их тормошил, заводил, чтобы 'не закисли и покоптили ещё небушко, а то скучно без вас станет!'

Аверы в Москве сильно не задержались, у Миньки оставалась неделя до отъезда на севера, он все-таки решился поехать, поработать к Юрию Палычу.

-Бать, не столько деньги прельщают, хочется попробовать себя в экстремальных условиях, это ж не на заводе – смену отбыл и вали домой, тут и погода, и природа – все как бы испытывает тебя на прочность. Год-два, если смогу, поработаю, а там и в армию на годок можно. Будущий зять вон сказал, что с моим образованием в военно-космических только и служить.

Алюня печалилась, но не отговаривала сына, понимая, что он вырос и решение принимал не с бухты-барахты, а крепко подумав и взвесив все варианты. Чего-чего,а разумным сынок был с детства, вот и сейчас решил ехать, конечно же, посоветовавшись с родителями. Собрали сына, поехали проводить аж до Екатеринбурга, посадили в поезд,вот тут Алюня расплакалась:

-Так тяжело их от себя отпускать, Саш, ну что он у нас так быстро вырос-то?

-Нам теперь только внуков ждать, время-то не стоит на месте. Вон, Филюньке скоро десять, а давно ли родился? Не плачь, подсолнушек, мы с тобой славного сына вырастили, все у него получится как надо.

Настя с Лешкой поехали-таки на Байкал, выбрали турбазу на Ольхоне – самом большом острове. Настя позвонила пару раз, захлебываясь от восторга, сказала, что необыкновенно красивое озеро, и она прям влюбилась в Байкал.

– Местные зовут Байкал морем, мам, пап, и правда, море, вода неописуемо прозрачная, камешки видно на дне. А дракон на скале Шаманке – заставил замереть от восторга, а прогулка на катерочке, музеи в Листвянке-Тальцы одни... такой этнографический музей, старая деревянная деревня, в каждый дом можно зайти, все деревянное, так интересно. А возле Шаман-камня монеток накидано видимо-невидимо, мы тоже бросили, а рыба здесь... омуль – это даже не сказка, это нечто!! Виды невообразимо красивые отовсюду, один день озеро прям как море, – штормило, а сегодня – наоборот, вот как стекло и цвет у воды, как у неба! Закаты невозможные, в общем, приеду – все расскажу, слов просто не хватает, фоток будет море. Мы с Лешей к нам вместе приедем – у него неделька остается от отпуска, вот и желает поглядеть, как мы живем, с нашими со всеми познакомиться. Пап, нас надо в Екатеринбурге встретить, повезем много омуля, наших всех хочется угостить, хоть по две-три рыбки. А наших, сами знаете сколько. Приедем рано утром, до нашего поезда целый день, а рыбка нежная – долго совсем не хранится.

-Встретим, дочь, не волнуйся!!

Омуль вызвал восторг, Филюнька сравнил его с янтарем. -Мам, смотри, его мясо на цвет как янтарь, а вуууксное!

Алюнины мужики в Медведке по случаю знакомства с новым членом семьи Аверов расстарались, лицом в грязь не ударили. Собрались, как всегда– у Васьки, Лешку приняли сразу, не приглядываясь.

-Достаточно посмотреть на вас с Настюхой – видно же, как ты к ней относишься, – ответил Петька на его удивленный вопрос:

-Как вы меня так быстро признали?

-У нас есть очень внимательные Аверы – папа с Минькой. А раз они дали добро, значит, ты мужик нормальный.

Утащили Васька с сыном его с утра в лес, дали ружье – как раз разрешили охоту на рябчиков, и Лешка выпал из реальности... азарт, какого он не испытывал никогда, захватил полностью.

-Во, так вот мужики и пропадают, это, брат, тоже зависимость своего рода.

Васька, улыбаясь и осматривая Лехины трофеи, – три рябчика – проговорил:

-Мы тут все лет с двенадцати болеем охотой, иной раз ноги гудят, убредешь черти-куда, а азарт, он покоя не даст!

Сын его собрался на какую-то дальнюю просеку, разведать что и как, а Васька с Лешкой повернули в сторону Медведки.

-Вот глухаря осенью сложно выследить, сторожкая птица, это весной подпустить может, а ща – вон у карьера совсем близко от поселка здоровый такой, мужики пытались его выследить, а он умудряется под самым носом улететь. Сейчас уже его и не трогают, просто спорят откуда он взлетит, и ни разу не угадали, хитрый, чисто еврей. А вот это наши кедры, тебе, Леш, повезло в урожайный год приехать, завтра и пойдем шишкарить, сегодня ничё с собой не взяли, шишки-то пока ещё в сере, вымажешься -потом дня два оттираешь её. Вот в октябре на белку будем ходить, тут уж Алькины двоюродные– Горбуновы, мастера, у кажного по обученной, особенно на белку, лайке. Ещё батя их в те далекие шестьдесят какие-то годы за счет белок хорошо семью поддерживал – сдавал шкурки их в охотничий магазин а там всякие дефицитные продукты были, крупы, конфеты, патроны, всякие охотничьи нужные штуки, чёго-то ещё и мука, как Алька вон скажет – вышка. Знаешь, как в то время оладушков-блинов хотелося, когда Хрущев кукурузным хлебом всех кормил, гадость, я тебе скажу, та ещё. Помню, мамке раз в три дня, как имеющей гастрит, что ли, можно было одну буханку белого, пшеничного хлеба купить, вот мы пятеро – я самый последний,-усядемся за стол и ждем, когда нам выделят такое лакомство, хлеб с песочком. А его чуть примочишь... вкуснота была. Теть Нина Горбунова, правда, нас частенько зазывала на оладушки-то, меня, мелкого особенно – у нас как раз батя умер. Мамка одна с нами билась, вот меня и жалели соседки – последыша-то, восемь только и было мне. Это щас вон пироженки всякие, а тогда... Но хорошо, я тебе скажу, жили, проще и веселее, не жмотничали. Выделит мамка или кто из подросших братьев копеек двадцать – счастье!! Десять на кино, а на десять – сто граммм подушечек, 'дунькиной радости' купишь, вот и делим с ребятами по-честному. А уж если полтинник, копеек, конечно же, то и сто грамм «Маски» выгадать получалось. Ну это редко, все больше брали такие брикетики – кофе или какао с сахаром прессованные, все любили их грызть, а ещё фруктовый чай, там всякие фрукты тоже в брикет прессовали... Для вас это может и, как, вон, младшенький говорит,-анахронизм, а для нас – детство веселое и замечательное. Ладно, заговорил я тебя, пошли пошустрее к дому, там уже заждамшись все. А ты молодец: столичный, а не изнеженный, смотри, сколь километров отмахал и не устал, подумаешь, что из наших!

Узнав, что у Лёшки дед и прадед истинные сибиряки, одобрительно крякнул:

-Совсем другой коленкор, тогда понятно, из наших ты. Мы Сашке все очень доверяем, хотя, когда он приехал первый раз... Знаешь, как рентгеном просвечивали, Алюня-она у нас, у всех ребят-одноклашек, одна такая... авторитееет, – протянул он, – и ща отлает по делу, если что, мало не покажется. А мы, как малолетки, оправдываемся, пятидесяти почти летние. Алюня иной раз чихвостит, почище жены, но по делу. Так что теща у тебя будет – мировая. А тесть... Он такой поди один, Минька, правда, здорово на него похож, один в один папка вырос... да... А и ты вроде как на них помахиваешь, Настюха-то давно решила, что муж будет как папка. Надежный, как выразиласся-то... погоди... вспомню??...Лет тринадцать что ли было... а, вот как-то так: «пусть будет хромой или некрасивый совсем, но как мой папка, если сказал, то железно!» Так что, у Аверов как раз один в один, как в выражении, хочешь увидеть жену в будущем – посмотри на её мать. А Алюня, она у нас молодчага, ну, иной раз и взорвется, и пенделя может, и в глаз засветить, хотя, вру. Это больше по молодости, сейчас-то Авер как душ успокаивающий, чуть что – её в охапку и молчит, она попыхтит, поворчит и затихнет.

Минька маленький всегда говорил: – Папа с мамой мирятся!

Хорошая у них семья, тебе Лёха, фартовый билет выпал. Настюха – деваха умная и женой будет славной. О, я тебе все выболтал, а и Медведка, вон она, на пригорке-то виднеется!

И были Лёшке и шишки, и грибы всякие, особенно полюбились ему белые грузди, спрятавшиеся под опавшей хвоей большими семействами. Лешка не хуже Филюньки залазил под елки и там с умилением находил под едва заметным бугорком маленькие, крепенькие грибочки. Настя снисходительно улыбалась, а потом показала ему местечко, где росли любимые и баб Ритой, и мамулей рыжики, очень душевно понравившиеся потом и ему – жареными.

Сходили на Колпаки, полюбовались на бескрайнее море, только леса. Лешка как-то враз и органично вписался в уральскую компашку, подружился на раз с Михайликоми его невестой Дарьей, оказавшейся дочкой того шебутного Ивана Чертова, поудивлялся, как тесен мир, и с огромной неохотой расставался со всеми, особенно с Настюшкой.

Одно утешало, можно было ежевечерне разговаривать с ней по телефону.

– Асенька, ну до весны не так далеко, в январе каникулы, приедешь ко мне, а через четыре месяца после, никуда от себя не отпущу! – нацеловывая на вокзале, утешал он свою чуть не плачущую невесту.

В Москву ехали вместе с Дашей, она не сильно грустила:

-А чего? Стоядинович от меня никуда, вот, правда, нам побольше ждать придется, семнадцать только в сентябре будет, а так – я бы хоть завтра замуж.

Она вспоминала их совместные проделки, эта троица – два синхрониста Чертовых и его Настя – частенько попадали под горячую руку бабули Плешковой за свои хулиганские проделки. Такой свою Асеньку Лешка даже и не представлял.

-Не, ща она степенная стала, вот как начала стрижками подрабатывать, время-то совсем не оставалось, тогда и посерьезнела, да и Димка наш тоже, это я вся в папаню, а его ты видел.

На Казанском вокзале и с Димкой познакомились. Тот, зная, что с Урала всегда везут 'полвагона', только обреченно вздыхал:

-Ну, баб Варя!! Как будто здесь совсем ничего нет!!

-А как же? Любимый внук Димулечка совсем худой и его надо подкормить натуральными продуктами, а в Москве вашей химия одна!! – Она бы и Саньке ещё столько отправила, да маловат он, пока.

Вот так и началась у Лёхи дружба с Чертовыми.

Папа Ваня выбрался с Саньком в 'Детский мир', давно хотел показать ему двигающихся кукол.

Санька, сидя на плечах двухметрового папы рассмотрел все как следует, потом веско сказал:

-Хотю!

– Пошли, хотельщик мелкий!

Ванька сам себе не признаваясь, обмирал по малышу, тем более он был точной копией его любимой козы– дерезы. Выбрали какие-то игрушки, и малыш сопя и отпихивая папину помощь, тащил коробку с понравившейся машинкой. Ванька шел в двух шагах от него, и на какую-то секунду отвлекся, а Санька, споткнувшись, начал падать. Ваньке оставалось сделать ещё шаг, но он не успевал, понимая, что ребенок сильно ушибется об каменную плитку на полу. Откуда-то сбоку вывернулся тощий пацаненок и у самого пола схватил Саньку.

Санька разразился басовитым ревом:

-Не, чё ты ревешь, ведь не стукнулся совсем? Уй, какой ты тяжелый! – приговаривал пацан и гладил Саньку по голове. – А чё один-то шляешься? А?

-Дядь, твой малец? Твой? А чё ты его одного отпускаешь?

– Вона смотри – тама какой клоун красивый! – переключил он свое внимание на Саньку.

Санька замолчал и уставился не на клоуна, а на мальчишку, потом, наученный своими безбашенными родителями и Дашкой тоже, протянул пухлую, в перевязочках ручку и сказал:

-Сяся Итов!

-Сяся – это Саша?

-Дя! – кивнул ребенок.

-А я Игорек.

-Гоёк, – повторил Санька, повернулся к папе. – Папа, Гоёк ёсий.

-Да, хороший! Спасибо тебе, мужик Игорек! Ты что, один здесь?

-Да не, с папкой я, вона идет.

К Игорьку спешил мужик с большим пакетом в руках:

– Ты почему отошел, я же просил не убегать, тут народищу столько?

-Да я, пап, вон мальца успел подхватить, а то долбанулся бы сильно.

-Миш, ты? – удивился Ванька.

-О, Иван? – повернулся к нему удивленный Тонков. – Здорово! Надо же, где встретиться?

-Да вот, с сыном покупки сделали.

-И мы с сыном тоже, нам, правда, для учебы больше всего пришлось купить.

-Это чё, твой сын? – Ванька удивился. – Когда родить и вырастить успел? Помнится, года два как, у тебя...

-Пошли-ка мужики на третий этаж, там классный детский уголок есть! – перебил его Мишка. – Вы поиграете с малышом, а мы с дядь Ваней посидим, пообщаемся?

-А мороженое купишь? – тут же спросил пацан. – Я себя хорошо веду.

-Конечно!

– Пошли, Санек! – он протянул руку, и Санька, отдав-таки коробку папе, послушно зашагал с новым приятелем.

В детском уголке ребятишки разыгрались, видно было, что и Игорьку доставляло удовольствие играть с малышом.

Тонков как-то болезненно скривился, вздохнул и сказал:

-Гадство какое, сколько ребенок пропустил! Я, Вань, его с улицы подобрал! -Как подобрал? – ошарашенно спросил Ванька. – Это же не вещь выброшенная?

-Именно, что выброшенный! – Тонков кратенько рассказал про Лигара.

Ванька круглыми глазами смотрел на него, переваривая сказанное.

– Ужас. Убил бы гадину!

-Нет её уже в живых, он теперь мой родной сынок. Знаешь, мы с женой удивляться устали на него, старательный, помогает по дому, выучил все буквы, по слогам читать начал, радуется каждому мелкому подарку, а уж бережливый... Память вот у него хорошая, запоминает все с первого раза – дочка стих прочитает, он через минуты три его повторяет. Я вот уверен, мне Игорёшку Бог послал, про своего не знал, не видел и не растил, так вот возможность все исправить появилась. Скажи, как Миша?

– Минька наш уехал на север Ханты-Мансийского округа, в тундре и вечной мерзлоте решил поработать диспетчером полетов. Пока стажируется, говорит, интересно .

Прибежали раскрасневшиеся детишки:

-Пап?

– Да, Игорёшка, идем !

Санька не захотел уходить от так понравившегося ему мальчика, пошли все вместе в кафешку. Детки ели мороженое, а папы пили кофе. Ванька постоянно смотрел на пацаненка, и видел, что и мальчишка, и Тонков души не чают друг в друге.

-Жалко, Мурка не видит как я тута зажигаю, ой, пап, тут зажигаю.

-Мурка – это кошка твоя?-спросил Ванька.

-Ну она вроде кошка, а вроде как и сестра, только не человек вот, и друг сильный. Ей бы Санька пондравился, ой опять непрально сказал, ну, она бы с ним поиграла. Она у меня не со всеми мурлыкает. Дядь, а ты с Сашком к нам придешь, как-нить?

-Как-нить, может, и приду, ты давай, поправляйся, – улыбнулся Иван, – ешь побольше, а то уж больно худой, ветром унесет.

-Да ем я, ем, вот с папкой и Соней плавать стали ходить, знаешь, как жрать,.. ой, есть начал. Поправлюся, вона Мурка у меня круглая вся стала. А была совсем шкелетиной!

Ванька при расставании, пожимая Тонкову руку, сказал:

-Ты меня сильно удивил, но красава!! И сынок у тебя – замечательный!

– Правда, дядь, я тебе пон...равился? – влез Игорёшка.

-Такие пацаны не могут не нравиться, ты – настоящий мужик, дай пять! Вот, смотри, как рука будет рукой, а не птичьей лапкой, так и встретимся.

-А ты папке телефон свой дал? Я если буду хорошо учиться, Соня сказала, мне свой простой отдаст, тогда сам тебе позвоню, ладно? Санёк, ты не кисни, ты большой!

-Босой! – повторил Чертов и полез целоваться, тот мужественно вытерпел его целувки.

-Че ты, дядь, нормально всё, меня Мурка знаешь, как вылизывает, а язык у ней, как терка вона.

Ванька все не мог успокоиться, зацепила его судьба Игорёшки. Не вдаваясь в подробности о том, что Минька не Аверов сын (коза-дереза не знала), рассказал ей про того мужика, что дал деньги без отдачи Васькиному внуку на лечение. -Представляешь, пацана бездомного подобрал, чисто случайно, сумели усыновить. Добрые люди нашлись, помогли, теперь вот в пацане души не чают. А пацан в восемь лет такой по рассуждениям взрослый, а с Санькой играл на равных, вот, что значит не было у ребенка детства. Папаня говорит, первое время в облавы играл и матом сильно выражался, жил-то по подвалам, а потом в трубах подвальных с кошкой выживал зимой.

Наташка слушала со слезами:

-Ужасно!! Досталось мальчишке!

Санька, пригревшийся у папки на коленях, встрепенулся:

-Гоёк дуг Сяси!

-Друг, друг!

А друг Сяси на следующий день после обеда собирался в гости к дядь Сереге и бурчал на кошку:

-Ты толстая стала и наглая, ничё совсем не слушаешь, я бы тебя дома оставил, да тама все хочут, ой, нет, хотят на тебя посмотреть. Мам, я чё-то волнуюся, там их много будет?

-Игорёшка, там все свои, не переживай, ты у нас самый лучший, со всеми подружишься! – успокоил его Тонков.

Приехали к Афанасьевым, Игоряшка вежливо со всеми поздоровался, перезнакомился, серьезно представляясь и подавая руку:

-Игорь, теперь Михайлович Тонков.

А перед тестем Афанасьева замер:

-Ты что ли, Иван Петрович, что за нас с Муркой заступился?

– Ну, я, – внимательно глядя на Игоря, сказал, тесть.

Игорёшка помолчал:

-Хороший ты мужик, жалко, у меня такого деда нет, а и никакого нету, ну ничё, зато папка, и мама, и Соня есть.

-А чё ты переживаешь? – в тон ему ответил тесть. – Давай я буду и тебе дедом, где четыре внука, там и пятый сгодится.

-Ты не шутишь? Чё и всамделишным дедом будешь? – прищурился Игорёшка. – И не врешь? И не скажешь потом, что пошутил?

-Кто ж так гадко шутит? Я уже не пацан, чтобы обманывать.

-Ха, я вот пацан, а не обманываю. Как Тонков стал, совсем исправляюся, только вот немного неправильно говорю, но мама и папа меня учут, я вот в подготовишку пойду, совсем прально стану говорить.

-Ну чё, по рукам?

-А то!

Скрепили договор рукопожатием, радостный мальчик звонко сказал:

-Папка, мама, у меня теперь, вон, дедуня стал, Иван Петрович, я совсем богатый!

Всем Афанасьевым непременно надо было погладить знаменитую Мурку, кошка еле вытерпела, а потом залезла к новоявленному деду на колени и уютно свернулась в клубочек.

-Ох ты, Игорёшка, смотри-ка, твоя Мурка меня тоже, видно, приняла?

-Она у меня такая, ск... склю... пап, не могу такое слово сказать?

-Эксклюзив?

-Во-во!

Игорек понравился всем, особенно от него в восторге были жена и теща Афанасьева, мальчишка почистил им яйца, отнес на стол вилки, ложки, хлебницу с хлебом, салфетки, старался как мог.

Тёща, Вера Николаевна, сказала громко:

-Дед, ой какого мы с тобой внука хозяйственного заимели, давно бы надо было.

-А я ещё и шарлотку могу, Соня научила!

-Ты у нас как кот Матроскин, – засмеялся дед.

-Дедунь, ты тоже мультики любишь смотреть, а кино про Морозку смотрел?

И у них пошел серьёзный разговор про кина, дед признался, что фильмы-сказки смотрел давно, Игорек посокрушался:

-Ты что, такие хорошие кина и не пересмотрел? Они же такие смешные, тама дубинки Иван каак забросил летом, а зимой они каак по башке прилетят разбойникам и бзынь... все упали.

Иван Петрович искренне наслаждался разговором с мальчиком, и, улучив минутку, сказал Тонковым:

-Ребята, ваш сынок – это чудесный человечек, сильный мальчишка. Даже такая жуткая жизнь его не испортила. Тебе, Алина, вырастет славный помощник, рад, что в его усыновлении есть и мой небольшой вклад, такого ребенка заиметь... Я и не подозревал, что вот так сразу дедом ему стану, но не жалею ни секунды.

Минька до места работы добирался долго, cначала до Тюмени, от Тюмени до Нефтеюганска, а там уже на перекладных, до городка Лянтора, в котором в августе уже наступила середина осени.

-Это Крайний Север, Мишук, за нами только болота и ручьи-речушки, но край, я тебе скажу, завораживающий! – встретивший его Юрий Палыч неспешно вел Мишука по главной по улице городка с таким чудным названием.

-Здесь наша контора и перевалочная база, пару дней тут побудем, надо кой какие запчасти выбить у снабженцев, а потом 'а в этот край далёкий только вертолетом, можно долететь', – пропел он. – Высоты как, не боишься?

-Да вроде нет, пару раз довелось с Иваном Чертовым прыгнуть с вышки на парашюте.

-Узнаю Ваньку, – хохотнул Филин, – все такой же неуёмный? Такие как он не меняются, по жизни отчаюги. С женой-то молоденькой ладит ли?

Мишук ухмыльнулся:

-Ладит, она такая же безбашенная. Там самый серьезный из них – Димка, а остальные... Санек, правда, ещё маленький. Иван с батей моим лед и пламень, батя всегда его буйную головушку остужает, ненадолго, правда, у них с Наташей через неделю опять какие-то экстримы в планах возникают.

-Я почему про высоту-то, спрашиваю? Мы с тобой с вертолета по лестнице веревочной высаживаться будем, нет пока подъездов там, вот к ноябрю замерзнет все как надо, и будем по лежневке ездить, а пока, сам видишь, морось и хлябь. Но верю, раз приехал, значит, приживешься здесь.

И через два дня под свист вертолетных лопастей слезал Минька по болтающейся веревочной лестнице вниз, к расположившемуся на небольшом взгорке хозяйству Филина. У земли болтающуюся лестницу поймал кряжистый такой мужчина, прокричал в ухо:

-Слезай сынок, не бойсь, ща Палыча примем и груз, а потом уже и познакомимся. Если дурно, вон в сторонку отойдешь.

-Да вроде ничего, – потряс головой Мишук.

-Ну тогда ща грузы будем принимать, ребятишкам помоги.

Ребятишки – два здоровенных мужика, приветливо кивнув, жестами показали, как надо помочь им, и Минька, присмотревшись к их слаженным движениям, вскоре включился в работу, не замечая, как одобрительно переглядываются все три мужика. Тщательно упакованный и аккуратно опущенный вниз груз, тут же на тележках завезли в небольшой ангар, там установили в определенном порядке и пошли в ближайший жилой домик на полозьях.

– Ну, давай знакомиться, я Иван Никитич! – протянул руку кряжистый, постарше бати лет на десять, мужчина. – С завтрашнего дня твоя мама и папа в одном лице, это вот ребятки наши незаменимые Антон и Федя, Витька спит, другой Витька с Вовкой на вахте, с остальными позже познакомишься. Они сейчас в другом месте. Скажи-ка сразу, а чего-нибудь умеешь ли готовить?

-Много чего!

-О, Палыч, ты нам угодил, а то с Олеговой стряпни душу воротит, это нефтяникам повезло, у них там Галя кашеварит, а мы,бедолаги, своими силами, – он скривился, – обходимся. – Не, Миш, ты не переживай. Мы все по очереди дежурим, вот как обустроят снежно-ледяной аэродром, тогда будем 'кум королю, сват министру'. А пока... бедствуем, это ж надо, в такую дубину уродиться, супец сварить не может!

-Я чё, не стараюсь что ли? – прогудел с порога весь какой-то квадратный молодой парняга, – ну не под то у меня руки заточены, я вам говорил, не ставьте меня кашеваром, все по честному, – передразнил он Никитича, – вот вам и по-честному.

Мишука приняли немного настороженно, но он и не ожидал, что вот так сразу станет своим для всех. Батя, самый лучший, учил его всему на совесть и частенько повторял, что в нормальном мужском коллективе мужики сначала приглядываются, а увидев, что из себя человек представляет, тогда либо принимают, либо – извините. Никитич первые дни гонял его по теории, задавал самые неожиданные вопросы, его интересовало все, история, техника, механика, математика, даже музыка. Частенько одобрительно кивал на Минькины ответы, потом к концу первого месяца подвел итог:

-Вижу, учился как следует, знания есть и хорошие, значит, и практика получится. Но учти, спрашивать буду дотошно, стружку снимать люблю, но вон Палыч тебе подтвердит – у Ильина Ильи Никитича все ученики высоко летают.

И впрямь – учил кропотливо и дотошно разбираться во всяких ситуациях, не теряться и иметь холодную голову.

Минька не знал, что он в разговоре с Филиным частенько говорил:

-Юрка, ты где такого пацана откопал, это ж клад. Вот я бы хотел его отца увидеть, парнишка-то постоянно говорит, что именно отец у него такой, а он во всем его повторяет, там, видать, мужик настоящий!

А когда Минька на день рождения Юрия Палыча – в конце октября – замесил тесто и испек праздничный пирог и пирожки с капустой, вот тут все мужики, сначала сбежавшиеся на аппетитные запахи выпечки, а потом наевшись до отвала, выразили единогласное одобрение новому члену их коллектива.

-Миш, будешь домой звонить, скажи твоим родакам – они таким сыном должны гордиться!

Минька сдружился со всеми, они уважали его за ровный характер, за руки, растущие из того места -приходилось разбирать и собирать забарахлившие моторы у машин, прикрепленных к их небольшому, но дружному коллективу, за доброжелательность, разумность. Через полгода, в январе, Минька сдал все экзамены и получил корочки диспетчера по полетам. Втянулся в свою необычную работу и понял, что такая вот жизнь ему нравится. Единственное, чего ему сильно не хватало – своих родных, скучал по всем, особенно по бате и Филюньке.

-Бать, мне вот так часто не хватает твоих советов. Никитич – мужик хороший, но ты меня с полуслова понимаешь, я тебя ни разу не подвел. Ситуации бывают разные, но, бать, справляюсь, когда буран или ещё какая непогода, то вдвоем в диспетчерской сидим, бывает за пару минут все может измениться, короче, быстрота нужна, но когда все утрясается, такое удовлетворение получаешь.

– Алюня очень переживает, как ты там в холодрыге-то? – спрашивал Авер, сам не меньше Альки беспокоясь за сына.

-Да, бать, я же как медведь хожу. У нас спецухи тут специальные, непродуваемые и непромокаемые. А на ногах или валенки, или унты. Вот в отпуск приеду, фотки привезу, тут такая неброская суровая красота, но привык, даже нравится.

Иногда Мишук слышал, как Никитич разговаривает с какой-то Лизуней, называя её дочкой, ну дочка и дочка. А в начале февраля придя со смены застал в домике необычное оживление, мужики брились, наглаживали рубахи, собрали развешенные по стульям свитера и футболки, раскиданные там и сям носки, штаны и рубахи, вылизали все комнаты.

-Мы что, президента ждем? – поинтересовался Минька.

-Хуже, Миш, Лизуня завтра нагрянет.

-Лизуня это кто? Дочка Никитича?

-Бери выше, Лизавета – это фигура!! Сам увидишь завтра. – Олег шустро начал оттирать ручку на двери.

Минька, пожав плечами, пошел к себе, ему-то не надо было прихорашиваться. Приученный Авером, он с детства не терпел расхлябанности в одежде, так что 'чистить пёрышки' не собирался.

-Миш, – заглянул к нему Никитич, – ты завтра порадуешь нас пирожками? Уж больно гостья у нас долгожданная и обожаемая будет.

-Когда вы её ждете?

-К вечеру ближе.

-Хорошо, успею значит. Витюха пусть капусту на пирожки нарежет, я тесто с утра поставлю, а после обеда надо будет меня подменить.

-Все уже в курсе, твои пирожки ждут с нетерпением.

Минька, привыкший лепить пирожки с далекого уже детства, не ударил в грязь лицом, к вечеру весь их «мужской дом» пропах запахом выпечки. Кроме пирожков с капустой, на столе остывал большущий пирог с рыбой, и самый нетерпеливый из всех, Олег, шумно глотал слюни:

-Никитич, где твоя Лизавета-дохтурка, так ведь можно слюной захлебнуться!

Наконец, беспрестанно выглядывающий в быстро темнеющее небо за окном Вовка шумнул:

-Приехали, стройсь, мужики!

Мужики выстроились в ряд, Мишка с кухни, смазывая последние пирожки, одним глазом наблюдал за ними.

В клубах морозного воздуха появилась невысокая фигурка и на дружное:

-Здорово, дохтурка! – хрипловатым голосом произнесла: -Привет, мальчики! – Потянула носом и удивилась: – Неужели к таким букам женщина согласилась пойти работать поваром?

-Здравствуй, дочка! – Никитич звонко чмокнул её в щеку: – Нет, мы тут сами с усами, я тебя зря что-ли два месяца зазывал?

-Здорово, Петр, Ваня, как жив-здоров? – он дружески обнимал двух смуглолицых узкоглазых мужчин, явно местных из манси, – раздевайтесь и за стол!

Раздевшаяся Лизавета, светло-русая, симпатичная, была уж очень худенькой, несмотря на заметно полнившую её одежду, видно было, что вес у неё явно бараний.

– Лизавета!! – Ущипнул её за штаны ниже талии Олег, – ну когда ж ты поправишься и можно будет тебя не за синтепон потрогать? Женщина должна быть ух... грудь по ведру и попа – сорок кулаков!!

-Так то женщина, а я, сами знаете, дохтурка!

-Лизавета, Лизавета, я люблю тебя за это, а за это, Лизавета, я дарю тебе конфеты! – пропел улыбающийся Антон и протянул девушке коробку конфет.

-Антошка, ты как всегда, неизменен.

-Лиз, я постоянен, ты же знаешь, – как-то враз погрустнел Антон.