Текст книги "Космические скитальцы (Сборник)"

Автор книги: Мюррей Лейнстер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 45 страниц)

Корабли распечатывались, вспыхивая яркими пятнами на экранах яхты, но по мере появления с ними начинало происходить что-то странное. Какое-то мгновение они оставались прежними – прочными летательными аппаратами, покрытыми твердейшим пластиком, а затем, без малейшего звука, рассыпались в пыль. Пыльные облака еще долго сохраняли форму кораблей – этому способствовал состав воздуха, которым дышали его прежние обитатели. Под воздействием невидимого излучения пластик мгновенно превращался в мельчайшую пыль, а хлор, которым дышали твари, разрушал металл.

А корабли-личинки все продолжали прибывать только для того, чтобы стать очередными облачками пыли. Их становилось все больше, больше и больше.

Наконец их поток прекратился, и “Маринта” вновь осталась в гордом одиночестве в пустынном межзвездном пространстве. Только теперь в этом пространстве возникли новые пылевые облака. Правда, земные астрономы вряд ли сумеют разглядеть их, ибо они занимали всего несколько сотен тысяч кубических миль. Пройдут десятки тысяч лет, и металлические останки кораблей, освобожденные из пластиковой оболочки, возможно, окажутся притянутыми гравитацией какого-нибудь из ближайших солнц…

Хауэлл сделал глубокий вдох, все еще не в силах оторвать взгляд от экранов, рассматривая скопления пылевых облаков, образовавшихся на месте последних из кораблей. Карен тоже смотрела на них, не веря своим глазам.

– Слава богу, что мы сумели-таки догадаться о том, на что первыми обратили внимание маленькие люди, столкнувшись с нашим мусороперерабатывающим устройством, – проговорил Хауэлл с облегчением. – Они явно собирались проделать то же, что и мы. И теперь на ближайшем слете они с гордостью смогут продемонстрировать это устройство в качестве универсального оружия против их злейших врагов!

Кетч открывал и закрывал рот, не в силах произнести ни слова, поскольку эмоции переполняли его до краев.

– Да уж, твари действительно попались пренеприятнейшие, – заметил Брин. – Хауэлл! Мы, похоже, вышли победителями! И что теперь?

– Летим домой, – быстро сказал Хауэлл. – Разумеется, с учетом всех пожеланий и планов. Если наше чудо-устройство будет продолжать работать, то не поздоровится тому кораблю-личинке, который попробует сунуться к нам по пути. Но я подозреваю, они все уже получили исчерпывающую информацию на этот счет. Наверное, и нашим кораблям следует вооружиться против возможных нападений этих монстров. На всякий случай. Я, однако, сильно сомневаюсь, что хоть одна из тварей рискнет вообще появиться в космосе после того, что мы тут устроили. Они получили хороший урок.

– Урок? – встрепенулся Брин. – О чем ты говоришь?

– Я знаю, о чем говорю, – отвечал Хауэлл. – Они выслали корабли, и ни один из них не вернулся. И им никогда не узнать, что, собственно, произошло. Любой из кораблей-личинок, который попробует приблизиться к шаровидному кораблю маленького народа, просто распадется мелкой пылью. Но даже если они поймут, в чем дело, то не покрывать металл пластиком все равно не смогут – ведь их атмосфера содержит хлор…

– Хм… Да, теперь понимаю… – задумчиво пробормотал Брин.

Тем временем Хауэлл тщательно выверил курс, развернул “Маринту” и включил режим перегрузки.

Брин вздрогнул, Кетч скорчился, борясь с тошнотой, у Карен перехватило дыхание. Хауэлл встал с кресла пилота.

– У меня также есть и личная причина поспешить обратно на Землю, – промолвил он. – Карен?

Он взял ее за руку и повел в рубку. Глаза девушки сияли.

– Я так рада! – воскликнула она. – Наши маленькие друзья теперь в безопасности. С мусороперерабатывающими машинами они всегда смогут защитить себя. Как ужасно, что за ними охотились…

– А теперь охотиться будут они, – весело сказал Хауэлл. – Конечно, они не смогут атаковать хлородышащих на их планетах, но в космосе тварям не поздоровится. Им придется запомнить: лучше сидеть дома и не высовываться!

Хауэлл провел Карен через салон и пригласил ее в рубку.

– Малютки просто восхитительны! – продолжала Карен. – Но… что такое… зачем… – удивилась она, видя, что Хауэлл закрывает дверь.

Он привлек ее к себе.

– Мы не очень-то были похожи на влюбленных, – тихо произнес Хауэлл. – Борьба с этими чудищами отнимала все силы и время. Но теперь наконец мы, а главное, ты в безопасности, и я собираюсь предложить тебе пожениться немедленно, как только мы прибудем на Землю. Нужно поскорее сообщить об этом твоему отцу. Твой ответ?

– Какой ответ?..

– Например, вот такой, – сказал Хауэлл.

И поцеловал ее.

Четверо с пятой планеты

Глава 1

Когда все это началось, мир был обыкновенным, таким, как всегда. В течение нескольких минувших дней Сомс часто напоминал себе, что вокруг ничего не изменилось. Он встретил Гейл Хейнс. Она ему понравилась. Даже слишком. Но из этого ничего не выйдет. У него был мизерный счет в нью-йоркском банке. Профессия приносила ничтожный доход. Он никогда не был настолько богат, чтобы купить автомобиль. Вернись он в Штаты, ему удастся приобрести разве что мотоцикл. И никакой перспективы разбогатеть.

Люди в таком положении существовали всегда. В этом не было ничего необычного. На земле никогда и нигде не происходит ничего нового. Правда, надо сказать, Сомс никогда не наступал на горло собственной песне. Другие люди, будучи в его положении, отыскивали пути выхода из финансовых затруднений, занимаясь тем, что им было не по душе, и, безусловно, зарабатывали больше. Кто-то дополнительно работал по ночам, другие позволяли работать женам, и до поры до времени все это грело им душу – пока не случались моменты горького сожаления и стыда по поводу своей несостоятельности, и они корили себя за то, что склонили девушек к безнадежному и бесславного браку. Сомс решил не обрекать Гейл на такую ужасную несправедливость.

Он воспринимал мир до настоящего времени наполненным ярким солнечным светом и яркими красками, населенным людьми, которым не завидовал, потому что любил свое дело. Как быстро удалось девушке разрушить уютный кокон самодостаточности! Теперь он завидовал любому мужчине, обладающему работой с перспективой роста, такой, что позволит купить дом и вечерами приходить домой – к жене, о которой будет заботиться, и детям, считающим его выдающейся личностью.

Ему пока еще нравилась собственная работа, но хотелось, чтобы разонравилась, чтобы он мог пожелать стать торговцем, или водителем фургона, или служащим корпорации, вместо того чтобы работать исследователем в далеко не впечатляющей отрасли науки. Он мог представить себя живущим вместе с Гейл в не самом дорогом пригороде, в доме с подстриженной лужайкой, и чтобы было, куда сходить в кино, и чтобы их обоих это радовало. В такой мечте не было ничего из ряда вон выходящего, но ему в это все равно не верилось. Слишком поздно. И он недостоин тихого семейного счастья. Вот почему он угрюмо пытался вычеркнуть Гейл из своего сердца.

Это было непросто. И когда привычная картина мира начала трещать по всем швам и рушиться, Гейл была на расстоянии фута от него. Она смотрела на Сомса с интересом. Процесс слушания поглощал ее совершенно. Ох, как нелегко действовать в соответствии с избранной тактикой! Но он продолжал вести себя отстраненно, как ведет себя мужчина по отношению к девушке, с которой не хочет слишком сближаться – для ее же пользы. Место и окружение, а также взгляд на вещи и предмет разговоров подбирались таким образом, чтобы сделать романтическую связь между ними невозможной. Они даже не оставались наедине.

Вот и сейчас оба находились в комнате примерно двадцати футов длиной, с потолком, покрытым пластиком. Середину помещения занимала замысловатая машина. Она представляла собой серебристую квадратную трубу, которая колебалась, поворачивалась и вспыхивала огоньками. Гейл наблюдала за этим, широко раскрыв глаза.

Небо снаружи было черным, усыпанным мириадами звезд. Почва – абсолютно белой, до боли в глазах. Понятно, что это была вовсе не настоящая почва. Куда бы вы ни отправились в Антарктике, под вашими ногами всегда будет лед. Лед протянулся на двадцать миль до Барьера, дальше дремали синие ледяные моря до самого Южного Полюса, окруженного горами, гулкой пустотой и холодом, превосходящим любое воображение.

Это была американская антарктическая база Гисел-Бэй. Главное здание почти утонуло в снегу. Снаружи горела лишь одна лампочка, она освещала проходы между корпусами, и это помогало не сбиться в пути по ночам. Другие источники света тускло просвечивали сквозь почти полностью заиндевевшие окна. Снаружи у одной из стен находился пластиковый купол станции для наблюдения за метеоритами, в котором Сомс установил специальный усовершенствованный волноводный радар; с ним и вел работу. Он показывал его Гейл, чтобы девушка, прилетевшая сюда в качестве журналистки собрать материал об исследованиях Антарктики, могла написать интересную статью.

Ни малейшего движения вокруг. Только шум ветра. Тускло мерцающая звезда пронеслась вниз по небу и погасла. Больше ничего не происходило и не могло произойти. Казалось невероятным, что именно это место станет точкой отсчета для изменения судеб всего мира.

В главном здании базы постоянно находился дежурный наблюдатель. На плече его был закреплен коротковолновой радиопередатчик, настроенный на частоты всех национальных баз в Антарктиде – английской, французской, бельгийской, датской, русской. Дежурный зевнул. Нечего делать. В это время года ночь длится пять часов, и до конца смены еще так далеко.

На радарной станции, под пластиковым куполом Сомс и Гейл слышали, как часы пробили полночь. Время от времени из висящего в главном здании репродуктора коротковолнового передатчика раздавался металлический голос. Этот передатчик использовался для межбазовой коммуникации. Иногда голоса говорили по-английски, но гораздо чаще – по-французски, по-датски или по-русски. Кто-то повторял свое снова и снова, но ответа не было. И это бормотание было бесконечным.

– В моей работе нет ничего необычного, – вежливо сказал Сомс. – Я работаю с этим волноводным радаром. Он установлен так, что исследует все небо, а не только полоску вдоль горизонта. Регистрирует метеоры, прилетающие из космоса, записывает высоту их прохождения, курс движения и скорость и следит за ними до момента их сгорания в атмосфере. Благодаря этим записям мы можем вывести орбиты движения метеоров до того, как земная гравитация начинает притягивать их.

Гейл кивала, глядя на Сомса, вместо того чтобы глядеть на прибор. На ней был многослойный комбинезон, приспособленный специально для условий Антарктики, и, странное дело, в этой одежде Гейл вовсе не выглядела смешной и неповоротливой, как это случалось с другими. Сейчас девушка ощущала неясное раздражение.

Третьим человеком в здании была капитан Эстель Моггз, ответственная за приезд Гейл, сотрудница службы по связям с общественностью.

– Я всего лишь вычерчиваю курсы движения метеоров, – повторил Сомс. – На этом мои функции заканчиваются.

– Метеоры, между прочим, это падающие звезды, – авторитетно промолвила капитан Моггз.

– Обратите внимание на эту волноводную трубу, – заметил Сомс. – Сейчас она постоянно указывает одно направление. Прибору удалось обнаружить падающий камень на высоте примерно семьдесят миль. Камень падал, пока не сгорел на высоте тридцати пяти миль и на расстоянии сорока миль к западу от нас. Вот перед вами записи процесса на двух мониторах. Машина создала график с учетом высоты, угла и скорости падения, записав его на ленте, прокручивающейся через самописцы. Вот для чего все это.

Гейл покачала головой, наблюдая за ним.

– Не могли бы вы объяснить мне все это с человеческой точки зрения? – спросила она. – Я женщина. Хочу, чтобы мне стало интересно.

Он оставил ее просьбу без ответа. Помолчав немного, Гейл решила подойти с другого конца:

– А зачем, собственно, нужно знать, как выглядят орбиты метеоров?

Он вновь не отреагировал. Ему с каждым днем становилось все тяжелее часто бывать рядом с Гейл, ощущать то, что он ощущал, и молчать об этом. А их слишком часто сводило вместе.

У каждого на базе было, по меньшей мере, две обязанности. Сомс был не просто ученым-исследователем метеоритных орбит – он еще водил вертолет. За два дня до этого он прокатил Гейл на вертолете вокруг Барьера. Барьером называлась линия исполинских ледяных холмов высотой от трехсот до шестисот футов, формирующих большую часть береговой линии этой части антарктического континента. Они подлетели к самому основанию холмов, где разъяренные волны бились о лед. Пугающее переживание, но Гейл не спасовала.

– Вычисление орбит метеоров может помочь обнаружить, когда взорвалась Пятая Планета, – сказал он сухо. – Если верить правилу Боде, должна была существовать планета, подобная нашей, между Марсом и Юпитером. Если это верно, то возникает вопрос: куда она исчезла? Есть две версии: либо она разлетелась на куски в результате природного катаклизма, либо жившие на ней люди развязали атомную войну и уничтожили ее.

Гейл склонила голову набок.

– Звучит многообещающе! – сказала она. – Продолжайте!

– Между Марсом и Юпитером, на определенной орбите, должна существовать планета, – сообщил ученый, – Но ее там нет. Вместо этого наблюдается куча обломков, плавающих вокруг. Некоторые – ближе к Юпитеру. Другие – к Земле. Большинство, однако, находятся между Марсом и Юпитером и состоят из глыб камня и металла всевозможных форм и размеров. Большие экземпляры мы называем астероидами. Хотя доказательства пока отсутствуют, но принято считать, что Пятая планета существовала и что она погибла сама или была уничтожена своими обитателями. Я слежу за орбитами метеоров для того, чтобы узнать, не являются ли некоторые из них маленькими астероидами.

– Гмммммм, – пробормотала Гейл. А потом ей вспомнились некоторые разрозненные крупицы информации, собираемые пчелами журналистского бизнеса: – А как насчет того, будто горы на Луне образовались из-за падения астероидов?

Сомс кивнул и бросил на нее взгляд исподлобья. Она удивляла его. Не каждая привлекательная девушка знает о лунных горах, кратерах, кольцевых горах. Это вмятины, оставленные исполинскими ракетами, примчавшимися из космоса, дабы изуродовать лицо младшей подруги Земли.

Некоторые из кратеров возникли под воздействием исключительно гигантских метеоритов, но в Лунных Альпах есть долина длиной семьдесят пять и шириной пять миль. Она буквально выдолблена в лунном рельефе. Похоже, что ее проделало нечто, гораздо большее, чем астероид, беспорядочно кружащийся в пустоте и оставляющий на поверхности Луны едва заметный след перед тем, как сгинуть неизвестно куда. А еще есть моря– так называемые, – которые на самом деле не что иное, как равнины лавы, сформировавшиеся, когда небесные тела огромной массы пропахали планету вглубь и позволили пламени из недр планеты разлиться по ее поверхности…

– По меньшей мере, вероятно, что Луна была повреждена фрагментами Пятой Планеты, – согласился Сомс. – Действительно, это объяснение звучит более или менее приемлемо.

Она посмотрела на него выжидающе. Межбазовое радио глухо бормотало. На базе датчан кто-то читал лекцию о космических частицах. Странно, что такая интересная тема не вызвала энтузиазма на других базах.

– Моя цель – позаботиться о читателях, – настаивала Гейл. – То, что вы говорите, – достаточно любопытно, но как же преподнести все, чтобы никого не оставить равнодушным? Например, задать вопрос: если Луна пострадала от бомбардировок падающими астероидами, почему этого не случилось с Землей?

– Предполагается, что Земля тоже пострадала, – сказал Сомс. Так странно было говорить с Гейл об абстрактных вещах, которые никогда ничего для нее не значили, о безличных материях, в то время как сам он чувствовал к ней далеко не абстрактный интерес, да и манера разговора была глубоко личной.

Сомс глубоко вдохнул и продолжил рассказ о явлениях, которые, казалось, никого больше не должны были интересовать:

– Но на Земле существует смена погодных условий, и это начало происходить долгие, долгие тысячелетия назад, возможно, еще во времена трехпалых лошадей и ганоидных рыб [6]6
  Ганоидные рыбы – семейство рыб, покрытых вместо чешуи костяными пластинами. В современном мире представлены осетровыми.


[Закрыть]. Несомненно, был период, когда Земля подвергалась такому же разорению, как и Луна. Но наши кольцевые горы были в конце концов стерты с поверхности планеты дождями и снегами. Возникли новые горные цепи. Континенты изменили облик. Сейчас нет возможности обнаружить даже следы катастрофы столь отдаленного прошлого. Но на Луне не существует погоды. Там никогда ничего не меняется. Раны ее так и остались незалеченными.

Гейл сосредоточенно нахмурилась.

– Наверное, ужасно тяжело перенести подобную бомбардировку, – промолвила она печально. – В сравнении с нею атомная война – просто детская игра. Но если это случилось миллионы и миллионы лет назад… Нам, женщинам, гораздо важнее знать о вещах, которые происходят ныне!

Сомс открыл рот, пытаясь что-то произнести. Но не успел издать ни звука.

Мерцающая серебристая волноводная трубка радара внезапно перестала вращаться. Она прекратила бесконечную охоту за маленькими объектами, летящими к Земле из космоса. Замерла как вкопанная. Остановилась в одной точке, слегка вздрагивая, как будто от страстного напряжения. Указывая направление восточнее самой южной точки звездного неба и выше линии горизонта.

– Там метеор. Он сейчас падает, – сказал Сомс.

Затем взглянул снова. Сдвоенный экран радара должен был показать два пятнышка света: один – регистрирующий высоту обнаруженного объекта, а другой – угол падения и дистанцию. Но они не показывали вообще ничего. Ничего не было в том месте, где радар остановился и куда был нацелен. Вместо этого оба экрана тускло светились. Самописцы оставляли на ленте полностью бессмысленные записи. Радар, и, конкретно, специальный радар для наблюдения за метеорами, есть инструмент высокой точности. Он либо обнаруживает объект и отмечает его место с точностью до миллиметра, либо не делает этого, так как объект может не отражать импульсы.

Сейчас радар передавал просто немыслимую информацию. Это выглядело так, будто он не получал полного отражения посланных импульсов, а получал лишь частичное. Будто то, что он обнаружил, существовало, пульсируя – иначе говоря, частично существовало, частично – нет. Радар словно столкнулся с чем-то, что находилось за гранью реальности, и не смог этого распознать.

– Что за…

Межбазовое радио возопило. Иначе и не скажешь. Оно испустило невероятно жуткий звук. Оглушающий. В тот же момент сдвоенные экраны радара ярко вспыхнули. Два острия самописцев начертали на бумаге безумные линии. Шум сделался просто адским. И его нельзя было назвать монотонным. Такого дикого разъяренного рычания еще никогда, со времен изобретения радио, не раздавалось ни из одного радиоприемника в мире. То был звук мучительного, слепого, агонизирующего протеста.

Но что самое удивительное – в данный момент все радиоприемники и телевизоры мира издавали такой звук. Сомс не мог знать этого факта, но подобный же шум – отвратительный неопознанный сигнал – вывел из строя электроприборы далеко на севере, в районе Лабрадора, прекратил деятельность компьютеров, устройств импульсной радионавигационной связи, электронных микроскопов и добавил лишний сигнал во все электронные часы, безнадежно сбив их работу.

Шум прекратился. На каждом из сдвоенных экранов радара теперь горело яркое пятно. Экран, регистрирующий высоту, показал, что источник света находится на высоте четырех миль. Второй указал угол склонения в 167 градусов и удаленность на восемьдесят миль. Радар, которому пришлось побороться за получение этих результатов, как за нечто, не совсем существующее, но пытающееся пробиться в нашу реальность, рапортовал об успехе.

Некий объект вошел в бытие ниоткуда. Он определенно ниоткуда не прибыл. Он начал быть. На высоте двадцать тысяч футов, на расстоянии восьмидесяти миль от базы и под углом склонения в 167 градусов, и появление его ознаменовалось таким взрывом помех по радио, какой не производила ни одна буря, ни один атомный взрыв.

И предмет, пришедший ниоткуда и, следовательно, абсолютно невероятный, сейчас двигался на восток со скоростью, приблизительно втрое превышающей скорость звука.

Внезапно радио разразилось голосами. Французы, датчане и англичане спрашивали друг друга, слышали ли они адский грохот и что это может быть? Русский голос неприятно намекал на то, что, дескать, нужно спросить американцев, не приложили ли они к этому руку.

А волноводный радар просто сопровождал по ходу движения крупный объект, появившийся не как метеор из космоса и не прилетевший из-за горизонта, как самолет или управляемая ракета, но, говоря театральным языком, возникший из ниоткуда.

И это было не еще не самое странное. Двигаясь на восток, объект, казалось, сбавлял скорость. Согласно показаниям радара, сейчас она составляла около тридцати девяти миль в минуту.

Затем скорость резко упала. Предмет полностью остановился. И вдруг резво двинулся назад. Потом запрыгал, выполняя безумные четырехмильные сальто над землей. И рухнул вниз. Завис неподвижно в воздухе на целую секунду и неожиданно быстро начал подниматься жутким штопором… И вот наконец все закончилось. Космическое тело ринулось к земле.

Падало, будто камень. Словно не выделывало только что невероятные кульбиты. И все это заняло долгие, долгие секунды.

Один раз объект сделал попытку развернуться, как бы в последнем усилии продолжить воздушное безумство. Но вновь устремился вниз. Достиг горизонта. И упал за его чертой.

Секунду спустя земля чуть заметно вздрогнула. Сомс потерял равновесие и рукой случайно подтолкнул корпус графического прибора. Острия самописцев подпрыгнули. Получилось что-то вроде записи сейсмического скачка.

Прибор немедленно принялся высчитывать интервал между началом жутких радиопомех и этим последним толчком. Сейсмические волны движутся со скоростью четыре мили в секунду. Радар сообщил, что предмет, появившийся в воздухе, возник на расстоянии восьмидесяти миль. Грохочущий звук возник мгновенно. Между помехами и прибытием волн, сотрясающих землю, прошло двадцать секунд. Помехи и появление объекта ниоткуда, а также точка зарождения сейсмических волн совпадали. Все они относились к одному явлению. И отсчет времени начался с взрыва помех по радио, а не с удара, произведенного падающим объектом, который случился минутой позже.

Сомс силился представить, что это могло быть за явление. Межбазовое радио все бормотало. Кто-то обнаружил, что помехи охватили весь диапазон волн одновременно. Они были ненормально мощными. Ни один взрыв не мог бы заполнить все полосы частот помехами такой громкости и продолжительности. Потребовалось бы много сотен, а то и тысяч киловатт, чтобы захватить все радиочастоты Антарктики. Голоса спорили об этом.

Гейл сказала что-то, обращаясь к капитану Моггзу. Они слышали, как дежурный радист устало сообщает, что американцы слышали помехи, но не знают, что это было. Русский голос объявил: всем известно, что американцы испытывают секретное оружие в ледяных пустынях внутренней Антарктики. И это, дескать, было очередным испытанием. Интересно, какого именно оружия на сей раз?

– Это неслыханно! – возмущенно воскликнула капитан Моггз. – Я рапортую в Вашингтон! Они обвиняют нас в испытании секретного оружия, но мы-то с вами знаем, что это неправда! Мистер Сомс, что за объект на самом деле зарегистрировали радары, и что вызвало помехи, о которых они говорят? Мне необходимо все объяснить, когда я буду посылать рапорт.

Сомс посмотрел мимо Гейл:

– Помехи, если можно их так назвать, были вызваны появлением объекта, который радар зарегистрировал и за которым вел наблюдение.

– Так что это был за объект? – не унималась капитан Моггз.

Сомс помолчал немного.

– Это не похоже ни на что, – медленно проговорил он. – Это что-то невероятное. Ничего подобного просто не может существовать.

Гейл склонила голову набок.

– Может, мы столкнулись с абсолютно новым явлением?

Сомс сознавал, что Гейл находит его весьма привлекательным, и это было совсем некстати, поэтому он отвечал сухо и формально. Радар обнаружил объект, которого нигде прежде не было, и это выходило за рамки здравого смысла. Наиболее точно подходило следующее утверждение: радар обнаружил нечто как раз перед тем, как это нечто стало тем, что радар мог обнаружить. Понятно, что от этого смысла не прибавлялось. Наблюдению и вычислениям обычно подвергаются только конкретные предметы, а данная цель к их числу не принадлежала!

Это мог быть самолет, но самолеты не появляются в небе так вдруг: они должны откуда-нибудь прилетать. Мог быть метеор, но, опять же, ничего не получалось, ибо объект двигался слишком медленно, потом изменил курс, завис в воздухе неподвижно, а затем взмыл вверх. Метеоры не могут двигаться таким образом. И не ракета. Баллистическая ракета не способна менять курс, реактивный снаряд должен был бы оставить шлейф высокоионизированных газов, которые радар бы обнаружил. И все это, в любом случае, должно было бы откуда-нибудь появиться. Итак, все вышеуказанные объекты исключаются. Сомс посмотрел на часы.

– Шесть с половиной минут с момента начала помех, – сказал он угрюмо. – Восемьдесят миль. Звук проходит милю за пять секунд. Давайте послушаем. Десять миль… восемь… шесть… четыре…

Он остановился. Ветер принес с улицы снежинки и осыпал людей, находившихся на станции. Снежинки при падении издавали нежный легкий звон. Радар вернулся к своему нормальному состоянию. Серебристый квадратный раструб мерцал, вздрагивал и быстро вращался то в одну, то в другую сторону, выискивая что-то в небе.

Раздался рокочущий звук. Он был невероятно низким. Долгим, удаленным, басовым, столь низкочастотным, что казался скорее вибрацией воздуха, нежели собственно звуком.

Затем звук кончился.

– Ударная волна, – серьезно сказал Сомс. – Дошла через четыре сотни секунд после начала помех. Восемьдесят миль… А звук должен был быть весьма громким, чтобы пройти такое расстояние! Какое же сильное произошло сотрясение земной тверди, чтобы дать о себе знать по прохождении восьмидесяти миль! Да и электрический разряд должен быть очень и очень мощным, чтобы нарушить работу радио и радарного устройства на расстоянии восьмидесяти миль. Да уж, похоже, мы имеем дело с чем-то выдающимся.

– Как насчет космического корабля с другой планеты? – поинтересовалась Гейл.

– Тогда он должен был появиться из космоса, – отвечал Сомс. – А этого прибор тоже не уловил.

– Не иначе, секретное оружие, – резко бросила капитан Моггз. – Я пошлю рапорт в Вашингтон и попрошу выслать ордер на расследование.

– Я бы не стал торопиться, – сказал Сомс – Ведь, если вы запрашиваете ордер, значит, даете обещание дождаться ордера и не начинать никаких действий до его прибытия. А здесь ветер и снег, и бог знает, что еще скроет ту штуку, о падении которой сообщил радар. Если будете ждать ордера, то все, что засыплет сверху упавшее тело, отодвинет находку до прибытия ордера, а может быть, и вообще спутает нам все карты.

Гейл смотрела на него с интересом и доверием.

– И что же вы теперь будете делать?

– Я думаю, что мы сначала найдем это, а уж потом пошлем рапорт, – просто сказал Сомс.

– Но…

– У вас есть черновой набросок статьи о пингвинах, – сказал Сомс, – Я завтра должен буду отвезти вас на вертолете к гнездовью пингвинов в пятидесяти милях ниже по побережью, где кончается Барьер. Вы планировали написать милую статейку о домохозяйках Антарктиды. Название “Забота о Муже-Пингвине” подойдет?

– Поняла, – внезапно усмехнулась Гейл. – Согласна. Хорошее название.

– Полетим на вертолете, – сказал Сомс. – Создадим видимость сбора материала для статьи на тему “Можно ли спасти пингвиний брак?”. А потом… изменим курс. Обнаружится, что мы совершенно случайно попали в место, которое указал радар в качестве источника помех и откуда пошла ударная волна. Мы сможем даже пролететь дальше, туда, где что-то упало, в четырех—пяти милях.

– Но ведь это совершенно неправильно – действовать без инструкций, – взволнованно проговорила капитан Моггз. – Хотя… как знать, а вдруг нам удастся что-нибудь обнаружить?

– Ну конечно, – заверил Сомс. – Всегда безопаснее отрапортовать кому-либо о своей находке, чем найти то, о чем рапортовали. Кстати, что касается самого предмета рапорта – там может и не оказаться никакого предмета.

– У вас уже ведь есть идея на этот счет? – поинтересовалась Гейл.

– Мой ум полон идей, которые могут и не осуществиться, – возразил Сомс – Я даже приблизительно не знаю, что там может обнаружиться. Я ни в чем не уверен.

– Вы все-таки уверены, что это не космический корабль? – спросила девушка.

– Я не стал бы делать столь пессимистичные прогнозы, – усмехнувшись, сказал он. – И потом, никогда не следует пытать судьбу на пустой желудок. Пойдемте завтракать.

Гейл тепло улыбнулась, покидая вместе с ним радарную станцию. У выхода их поприветствовал Рекс, большая лохматая собака, официальный талисман базы. Рекс считал себя личностью, не менее уважаемой, чем остальные, что позволяло этим остальным искать его общества. Сам же пес снисходил далеко не до каждого. Но сейчас он ждал именно Гейл. Он восхищался журналисткой с момента ее прибытия на станцию. Он прыгал и юлил вокруг, пока она шла к главному зданию. Сомс вернулся к радару.

Взглянув на прибор, он обнаружил, что радар засек какой-то маленький предмет на высоте семидесяти девяти миль, и проследил, как этот невероятно древний скиталец космоса устремился к своему впечатляющему концу в земной атмосфере на высоте тридцати четырех миль.

Сомс включил межбазовое радио. Снова тот же неприятный голос почти истерически вещал: “Несомненно, мы являемся свидетелями того, что американцы испытывают секретное оружие невероятной мощи в Антарктиде, что и доказал чудовищный взрыв радиопомех…” Были и ссылки на Уолл-Стрит, на подстрекательство к войне и другие похожие высказывания. Ничего необычного. С тех пор как научный прогресс стал связываться с прогрессом в разжигании военных страстей среди человечества, даже среди маститых ученых появилась тенденция реагировать на все эмоционально. Сомс подумал: раз существует шанс обнаружения при помощи его радара необъяснимых посторонних эффектов в виде сильнейших помех, значит, дело того стоит и труд его не напрасен. Будем продолжать.

Он усердно протестировал радар. Прибор работал идеально. Ленты самописцев запечатлели всю историю, свидетелями которой стали они с Гейл и капитаном Моггз. У машины может произойти сбой в работе, но миражи на нее не действуют. Так что на все эти странные записи можно положиться, хотя, признаться, выглядели они совершенно бредовыми. Межбазовое радио внезапно объявило, что французский сейсмограф записал данные о землетрясении. Спустя пару минут британцы и бельгийцы подтвердили этот факт. Датчане также присоединились. Совпадение землетрясения с помехами – несомненно, по времени, и вероятно, по месту – доказывало, что случилось нечто выдающееся с точки зрения науки.