Текст книги "Вещи, которые я хотела сказать (но не сказала) (ЛП)"

Автор книги: Моника Мерфи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 35 страниц)

5 глава

Саммер

– Убирайся нахуй с моего пути, – рычит на меня парень, прежде чем оттолкнуть меня в сторону. Мое плечо натыкается на стену, заставляя меня вздрогнуть, но он даже не потрудился посмотреть в мою сторону. Он просто продолжает идти, давая пять другому парню, когда тот приближается к нему. Они оглядываются на меня через плечо и смеются, прежде чем уйти.

Это моя жизнь. Последние три недели я подвергаюсь полному остракизму. Я превратилась в боксерскую грушу для всех в Ланкастере, и хотя я просто терплю все это время, грубые комментарии, шепот, когда я прохожу мимо них, взгляды, наполненные неприязнью. Все это становится чересчур, и я близка к тому, что скоро взорвусь.

Поначалу все было примерно так же. Они продолжали игнорировать меня. Притворялись, что меня не существует. Даже преподавательский состав начал понимать, что делают студенты. Если бы у нас был групповой проект, они бы не включили меня в него. Когда учитель называл мое имя, один из них говорил обо мне, как будто меня не существовало.

Я не стоила того, чтобы существовать в глазах Уита, а значит, я не стоила этого и в глазах всех остальных.

Через некоторое время учителя вообще перестали ко мне обращаться.

Только на прошлой неделе это приняло полунасильственный оборот. И каждый раз, когда что-то происходит, каждый раз, когда кто-то вступает со мной в физический контакт, я в конце концов вижу их смотрящими на Уита, как будто им нужно его одобрение за хорошо выполненную работу.

Это отвратительно. Он самый большой хулиган в этой школе, но ему и пальцем не нужно шевелить. Он просто заставляет всех остальных выполнять его приказы и обращаться со мной как с абсолютным дерьмом.

Обед только начался, и я направляюсь в обеденный зал. Ни одна другая девушка в этой комнате не бросает сочувственных взглядов или шепчет "Привет". Все они считают меня врагом. Младшеклассники боятся общаться со мной из-за страха, что с ними тоже будут плохо обращаться. У меня здесь нет союзников. Даже Сильви полностью исчезла. Я не видела ее в кампусе последние шесть недель, с первого дня учебы.

Я пробираюсь к очереди, рассматривая готовые бутерброды в холодильнике. Я должна взять один. Я могу съесть половину сейчас, а остальное оставлю на ужин. Таким образом, мне не придется покидать свою комнату до конца дня.

Жалко, но это правда. Моя комната – моя единственная передышка. Это место, где я провожу большую часть своего времени, за исключением тех случаев, когда я выхожу ранним вечером и бегаю трусцой по тропинкам, ведущим к океану. Администрация уже предупредила девушек, чтобы они не выходили на улицу после пяти. Солнце садится все раньше и раньше, леса, окружающие пляж, темнеют, и они не хотят, чтобы с нами что-нибудь случилось.

Я бросаю вызов этому правилу. Со мной так ужасно обращаются в школьные часы, что вечернее время – мое единственное прибежище, и я не позволю им отнять его у меня. Это единственный момент, когда я чувствую себя по-настоящему умиротворенной, слушая музыку в своих наушниках, теряясь в ритме своих ног, стучащих по земле. До недавнего времени я никогда не понимала кайфа бегуна. Теперь я чувствую, что гоняюсь за этим чувством при каждом удобном случае.

Я беру сэндвич, маленький пакетик чипсов и воду, и становлюсь в очередь. Они обсуждают меня, но никто не обращается непосредственно ко мне.

– Я слышала, что она встречается с парнями после отбоя, – шепчет девушка своим друзьям, которые стоят позади меня.

– Какими парнями?

– Уит. Эллиот. Спенсер и Чед, – говорит девушка. – Она проводит их тайком в свою комнату

– Верно, потому что у нее одноместная комната, и ей не с кем иметь дело.

– Уит – тот, у кого люкс. Я слышала, они все встречаются в его комнате, – говорит кто-то еще.

Они говорят обо мне.

– Неважно. Все, что я знаю, это то, что они трахают ее по очереди. Или ее трахает один, в то время как другому она делает минет. Как будто это одна гигантская оргия, прямо из порно. Фу. – Все они неловко смеются.  – Это так отвратительно.

Гнев закручивается спиралью у меня внутри, но я подавляю его. Они могут говорить все, что хотят. Я знаю, что это неправда.

– Я слышала, что она постоянно сосет у отца Уита. Так она платит за свое обучение, – говорит одна из других девушек.

– Отвратительно! Он старый человек.

– Ничего удивительного какая мать, такая и дочь.

Я делаю шаг вперед, проглатывая свои слова. Кассирша тянет целую вечность, болтая со всеми о пустяках, на ее лице сияет огромная улыбка. Разве она не может просто делать свою работу и поддерживать линию в движении?

– Оооо, может быть, они делят ее. Может быть, у них секс втроем с отцом Уита, – визжит еще одна из девушек, прямо перед тем, как все начинают смеяться.

Я больше не могу этого выносить.

Обернувшись, я свирепо смотрю на них. Они знали, что я все это время стояла за ними, вот почему они сказали все в первую очередь, но они не ожидали, что я отреагирую. Обычно я никогда этого не делаю. Это первый раз, когда я публично защищаю себя.

Их смех медленно затихает, и они смотрят на меня в ответ, ожидая.

– Вы все отвратительны, – говорю я.

– По крайней мере, я не трахаюсь с чьим-то папочкой, чтобы сохранить свое место в этой школе, – насмехается одна из них. Она красивая, но  подлая, как змея. Одна из прихвостней Уита.

– По крайней мере, я не пускаю слюни на член Уита Ланкастера, отчаянно желая попробовать его на вкус, – бросаю я ей в ответ.

– Ты сука, – огрызается она.

– А ты бессердечная пизда, которая носит слишком много косметики, – бросаю я ей в ответ.

Она ахает. Как и ее друзья. Внезапно над нами появляется тень, и я с трудом сглатываю, опуская голову, чтобы увидеть блестящие черные туфли, стоящие прямо рядом с моими поцарапанными мокасинами.

– Мисс Сэвидж, – говорит директор Мэтьюз. – Пройдемте со мной в мой кабинет, пожалуйста.

Я таращусь на него, затем указываю на девочек. – Но что насчет них?

– Что насчет них? – повторяет он, его брови взлетают вверх.

– Они начали это. Они плохо отзывались обо мне, я просто пытаюсь защититься...

Мой голос затихает, и я плотно сжимаю губы. Мои аргументы бессмысленны.

Никто меня не слушает. Никого это не волнует.

– В этой школе проблемы не решаются обзывательствами, особенно такими грубыми, например как то, что я только что услышал от тебя. – Он подходит ближе, его пальцы сжимаются вокруг моего плеча. – И я действительно слышал, как ты это сказала. Так что пойдем со мной, пожалуйста.

– А как насчет моего обеда? – слабо спрашиваю я. Я беспорядочно складываю вещи обратно на ближайшую полку.

– Думаю, сегодня ты его пропустишь, – радостно говорит он, разворачивая меня и выводя из столовой.

Я слышу, как девушки заливаются смехом, когда я ухожу. Мы выходим из здания, и я смотрю направо, замечая Уита, стоящего со своими приспешниками, его взгляд направлен только на меня, когда он смотрит, как я иду с директором в его кабинет, как преступник, которого ведут в камеру смертников.

Такая чушь.

Как только мы оказываемся в кабинете Мэтьюза, он закрывает и запирает дверь, затем прислоняется к передней части своего стола. Я сижу в кресле прямо перед ним, и он так близко, что я чувствую, как его штанины касаются моих коленей. Я пытаюсь отпрянуть назад, но это бесполезно.

Он в моем личном пузыре, и я никак не могу избежать его.

– Почему ты назвала мисс Атертон пиздой?

Это слово сорвалось с его губ так легко, что я на мгновение растерялась.

– Она назвала меня сукой.

– Поэтому вы решили, что будет нормально обозвать ее в ответ. – Его тон невыносимо ровный.

– Она говорила обо мне ужасные вещи. Они все говорили.

Он приподнимает бровь. – Например?

Я отказываюсь повторять эти истории. Достаточно того, что он мог подслушать.

– Обвиняет меня в том, что я занимаюсь... вульгарными вещами с некоторыми мальчиками в кампусе.

– Ты занимаешься вульгарными вещами с некоторыми мальчиками в кампусе? – спрашивает он, скрещивая руки перед собой.

Я замолкаю от его обвиняющего тона. Он мне не верит.

– Конечно, нет. Все меня ненавидят.

– И все же они все говорят о тебе, так что я предполагаю, что некоторым из них ты нравишься. Скорее всего, какому нибудь мальчику.

Когда я поднимаю голову, чтобы посмотреть на него, я обнаруживаю, что он уже изучает меня, его взгляд опускается на подол моей юбки, где та лежит на верхней части моих бедер. Протянув руку, я натягиваю ее, стараясь прикрыть как можно больше кожи.

– Я уже видел, как такое случалось раньше, мисс Сэвидж. Девочка, подвергшаяся остракизму со стороны своих сверстников. Начинают распространяться слухи. Большинство из них преувеличены, но в них всегда есть доля правды.

Он наклоняется вперед, придвигаясь ближе, и я отшатываюсь.

– Мальчики тоже меня ненавидят, – шепчу я. – Они все меня ненавидят.

Он изучает меня, его взгляд блуждает, изучая меня. Я смотрю в ответ, не съеживаясь под его пристальным взглядом. Мне нечего скрывать. Здесь я не ошибаюсь. Мое единственное преступление – это то, что я назвала пизду пиздой.

Она это заслужила.

– Если мы найдем каких-нибудь мальчиков в твоей комнате в общежитии, тебя исключат, – говорит он, его слова смертельно серьезны. – После отбоя в твоей комнате не будет никаких развлечений с противоположным полом.

Он говорит это так, как будто я уже это делала.

– Что, если бы я была лесбиянкой? Тогда все будет в порядке? – перечу я.

Его рот сжимается в твердую линию, губы исчезают почти полностью. – Ты не лесбиянка.

– Вы не можете ничего знать точно, – говорю я тихим голосом.

Он выпрямляется, все еще пристально глядя на меня, его руки теперь покоятся на бедрах.

– Ты получишь наказание.

– За что?

– За оскорбление мисс Атертон. Называть кого-то пиздой противоречит школьным правилам, – говорит он, обходя свой стол, чтобы устроиться в кресле.

Я вздыхаю с облегчением, расслабляясь теперь, когда он не так близко.

– На сколько дней вы мне отстраняете?

– Три. Считая сегодняшний. А также в понедельник и вторник следующей недели. О, и ты отстранена от сегодняшнего футбольного матча, – говорит он, вытаскивая розовый блокнот из ящика стола и начиная царапать по нему ручкой.

Важное событие. Я ненавижу футбол. И с кем бы я сидела и смотрела игру? Я никому не нравлюсь. У меня нет друзей.

Он протягивает мне записку о задержании.

– Ты можешь идти.

Я хватаю свой рюкзак с пола и поднимаюсь на ноги, готовясь уйти.

– Мисс Сэвидж?

Остановившись, я бросаю взгляд через плечо на директора Мэтьюза.

– Я бы на твоем месте следил за своим ртом. Из-за этого у тебя снова будут неприятности.

Я покидаю его кабинет, не говоря ни слова, с высоко поднятой головой, в животе урчит. Я спешу в столовую, проскальзываю внутрь как раз в тот момент, когда звенит звонок, и нахожу еще один сэндвич – не мой любимый, но сойдет – и беру пакет чипсов, воду и колу, прежде чем подойти к кассе, чтобы заплатить.

– Касса закрыта, – твердо говорит женщина за кассой.

– И ты туда же, – говорю я дрожащим голосом. Я оглядываю почти пустой обеденный зал, молясь, чтобы никто не видел, как я тихо разваливаюсь на части.

Потому что я так близка к тому, что просто рухну на пол и зарыдаю.

– Хорошо, – раздраженно говорит она, просматривая мои вещи и называя мне общую сумму. Я плачу ей наличными, говорю, чтобы она оставила сдачу себе, прежде чем я развернусь и поспешу вон оттуда, натыкаясь прямо на твердую, горячую стену там, где должен быть выход.

– Саммер Сэвидж, куда ты идешь?

Крепкие руки хватают меня за плечи, и я поднимаю голову, чтобы увидеть ухмыляющегося Эллиота Макинтоша.

Один из друзей Уита.

Я уверена, что он слышал все эти истории. Верит, что все это правда. Думает, что может поступать со мной по-своему, и я просто покорно подчинюсь.

– Отпусти меня, – бормочу я, прижимая еду и напитки к груди. Я должна была положить их в свой рюкзак перед выходом, но я слишком торопилась.

– Что у тебя там? – спрашивает он, наклоняя голову, чтобы посмотреть, что я держу в руках. – Поздний ланч, да? Не хочешь поделиться? Вернуться в свое общежитие и немного потусоваться?

– Отойди от меня. – Я вырываюсь из его хватки и продолжаю идти, направляясь прямо в библиотеку. Эллиот не отстает от меня, его длинные ноги позволяют легко догнать меня, и я изо всех сил стараюсь не смотреть на него.

– Успокойся, детка. Ты так торопишься.

Он смеется. Я украдкой бросаю на него взгляд. У него темные волосы и темные глаза, оливковая кожа и полные губы. Такой же красивый, как Уит, но по-другому.

Хотя мое тело не дрожит, просто находясь в его присутствии. Вот в чем колоссальная разница.

– Разве тебе не нужно идти на занятия? – бросаю я ему, поворачивая налево.

Вдалеке маячит библиотека.

– Я бы пропустил урок ради тебя. ‐ Он тянется, хватая меня за руку и заставляя остановиться. – Давай проведем немного времени вместе. Познакомимся поближе друг с другом.

– Я не могу. У меня занятия. – Как будто это единственная причина, по которой я не хочу проводить с ним время.

Его улыбка легка. – Нет, у тебя нет урока. У тебя свободное время. Как и у меня. Давай посидим в библиотеке. Я знаю тихое местечко, где нам никто не помешает.

Я пытаюсь вырваться из его хватки, но его пальцы сжимаются на моей руке.

– Нет.

– О, да ладно. – Он подходит ближе, так близко, что его тело касается моего. – Я знаю, что ты отдаешься Уиту. Он говорит, что трахать тебя – это опыт всей жизни. Просто дай мне немного попробовать.

Мой разум раскаляется добела от ярости из-за его слов и не раздумывая, я поднимаю колено, целясь прямо в яйца Эллиота.

И попадаю в цель.

– Гребаная шлюха! – ревет он, отпуская меня, чтобы прикрыть свое барахло руками, когда падает на землю.

Я срываюсь на бег, все еще держа в руках еду и напитки, двойные двери библиотеки становятся все ближе и ближе. Я чувствую, как слезы текут по моим щекам, увлажняя кожу, и я даже не осознавала, что плачу.

Я больше не могу этого выносить. Я не могу. Насмешки. Подлость. Насилие. Боль. Ложь. Уит говорит людям, что мы занимаемся сексом?

Боже, как он этого хочет. Высокомерный придурок.

Я ненавижу его. Я ненавижу их всех.

Как они не дают мне ни единого шанса. Как учителя и персонал стоят в стороне и позволяют этому происходить. Они видят, что происходит, но они просто боятся идти против своего бесстрашного лидера.

И он не бесстрашный лидер. Он семнадцатилетний парень, который ведет себя как вампир. Это означает, что он якобы видел и делал все это более миллиона жизней, и теперь ему смертельно скучно.

Я его, блядь, терпеть не могу.

Что самое сложное во всем этом?

Когда они игнорируют меня. Как будто меня не существует. Я сталкивалась с подобным поведением всю свою жизнь. Можно подумать, я уже привыкла к этому. Но это не так.

Одна из дверей распахивается, и там стоит Уит с улыбкой на лице, его взгляд направлен на меня и ни на кого больше. Как будто он все это время ждал, чтобы поприветствовать меня. Его взгляд перемещается на его друга, который все еще согнут пополам от боли и корчится на земле позади меня, и я останавливаюсь, тяжело дыша, слезы все еще текут.

– Ты причинила боль Эллиоту? – недоверчиво спрашивает он меня.

– Пнула его по яйцам, – говорю я с удовольствием, надеясь, что он подумает, что я могу сделать то же самое и с ним. Я становлюсь немного выше, чувствую, как слезы высыхают на моих щеках. Как будто я приказала им остановиться, и они вняли моему призыву.

– И я слышал, ты назвала Лейси Атертон пиздой? – Он поднимает брови.

– Она одна из них. – Я вздергиваю подбородок, ненавидя себя за то, что все еще держу в руках свой обед и ужин. Я чувствую себя глупо.

Уязвимо.

– Ты не ошибаешься, – говорит он. – Просто никто никогда не называет ее таковой.

– Ну, так я это и сделала. –  Я свирепо смотрю на него.

Он пристально смотрит на меня.

– И прекрати говорить людям, что мы трахаемся, – бросаю я ему.

Удивление мелькает в его взгляде лишь на мгновение, прежде чем выражение его лица выравнивается.

– Я никогда не говорю о тебе.

– Лжец, – шиплю я.

– Кто тебе сказал, что я говорю об этом?

– Твой друг без шариков. – Я кивком головы указываю на Эллиота. Рот Уита снова кривится.

– Он врет.

– Конечно. – Я не верю Уиту. Он тот мудак, который убедил всех отвернуться от меня. У него вся власть в этом кампусе, и они преклоняются перед ним. Даже взрослые. Особенно взрослые. Они, вероятно, в ужасе от того, что потеряют работу, если ослушаются его.

– Ты мне не веришь? – спрашивает Уит.

Я киваю головой.

– Ты умнее, чем я думал, – бормочет он так тихо, что я почти не слышу его.

Но я это услышала, и он, должно быть, думает, что я абсолютно глупа, если думает, что я верю всему, что он говорит.

С меня хватит. Я просто хочу покоя. У меня есть час до урока американского правительства, и это занятие – настоящая пытка, учитывая, что Уит там тоже присутствует. Я не знаю, почему я трачу кислород на придурка, который одержим желанием уничтожить меня.

– Пропусти меня, – говорю я ему, направляясь вперед, делая все возможное, чтобы протиснуться мимо него.

Он останавливает меня, положив руку мне на бедро, его прикосновение обжигает меня до костей. Я замираю совершенно неподвижно, концентрируясь только на том крошечном месте, где его пальцы касаются меня. Даже сквозь тяжелую шерсть моей юбки, хлопок моей рубашки, заправленной под нее, я чувствую его. Как клеймо, горячее и вечное, как будто он только что навсегда оставил на мне шрам. Мурашки бегут по коже, мое дыхание сбивается.

Эта тупая, знакомая боль поселяется глубоко в моем животе.

Мы стоим так близко. Как будто мы пара, готовая выйти на танцпол и вместе танцевать под романтическую песню. Я никогда раньше не видела его в библиотеке в это время дня, и это меня шокирует.

Его прикосновение является шоком для моей нервной системы.

Я наклоняю голову, уставившись на пряжку его ремня. Спереди на его темно-синих форменных брюках. У меня внезапно возникает искушение протянуть руку и положить на него свою. Чувствую, как медленно набухает его эрекция, когда она встает для меня, пока он не становится твердым, как камень. Я знаю, что он хочет меня. Я практически чувствую эту вибрацию, которая проникает в меня.

Но я этого не делаю. Я не могу прикоснуться к нему. Я презираю его.

Вместо этого я стою и жду.

– У тебя есть секреты, Сэвидж. Я чувствую, как они ползают под твоей кожей. Просто умирают от желания выбраться наружу, – бормочет он, склонив голову, его губы у моего виска.

– Когда ты собираешься поделиться ими со мной?

– Никогда, – резко шепчу я. – Я лучше умру.

Он хихикает, а другой рукой касается моего лица. Проводит указательным пальцем по моей щеке. Легко, как перышко. Как будто этого и не было. Дрожь пробегает по мне, о, это так очевидно для него, и я ненавижу стыд, который охватывает меня из-за моей неспособности контролировать свое тело, когда он рядом.

– Я думаю, тебе бы понравилось, если бы я обхватил руками твое горло и задушил тебя. Зная, что мое лицобыло последни, что ты видела в жизни.

Его слова должны были вселить в меня парализующий страх. Но они этого не делают. Желание захлестывает меня, несмотря на мой гнев, и я говорю первое, что приходит мне в голову.

– Я слышала, тебе нравится это делать. Душить девушек.

В тот момент, когда слова покидают меня, я презираю себя за то, что сказала это. Я не хочу, чтобы он думал, что живет в моей голове, в моих мыслях, в моих снах, в моих кошмарах, потому что это так. Он преследует меня, куда бы я ни пошла. Фамилия Ланкастер повсюду в этом богом забытом кампусе, и он единственный Ланкастер, который меня действительно интересует. Напоминания о нем повсюду. Я не могу убежать от них.

И я не могу этого вынести.

– Где ты это услышала? – Похоже, его это забавляет.

Я закрываю глаза. Делаю глубокий вдох, когда его рука мягко ложится на мое горло. Как угроза.

Обещание.

– П-первый день в школе. Кейтлин и Джейн рассказали мне об этом за обедом.

Заикание – это слабость, и я напоминаю себе, что мне нужно быть сильной.

У него вырывается смешок, и он подходит ко мне еще ближе, увлекая меня за собой в библиотеку, так что мы прячемся в темной нише у входа. Дверь, которую он держал открытой своим телом, с громким стуком захлопывается, и я слышу, как мисс Тейлор шикнула на нас со стойки регистрации.

– Они сучки, которые мечтают, чтобы я дотронулся до них, – говорит он, все еще забавляясь. – Так вы сплетничали обо мне?

– Они сплетничали, – поправляю я.

– И тебе нечего было сказать.

– Я ничего о тебе не знаю. – Его пальцы сжимаются на моей шее, слегка надавливая.

– Маленькая лгунья. Ты кое-что знаешь.

– Например, что?

– Вкус моих губ. Текстуру моего языка. Длину моего члена.

Я дрожу. Он прав. Я знаю все эти вещи.

– Это было больше трех лет назад.

– Ты помнишь.

– Конечно ‐ Я колеблюсь лишь мгновение. – Ты назвал меня шлюхой. Как обычно.

– Так что прозвище прижилось. По крайней мере, я последователен. – Его хватка смягчается, и он проводит пальцами по моей коже, вниз к воротнику рубашки. – Моя хорошенькая маленькая шлюха. Ты еще красивее, чем я помню.

Я хочу прихорашиваться от его комплимента, но говорю себе остановиться. Это все равно оскорбление, облеченное в более приятные слова.

–  Мне было всего четырнадцать.

– Такой маленькая. Такой невинная. Пила шампанское и целовалась с парнем, которого ты даже не знала. В платье, из которого практически вываливались твои сиськи. Если тогда ты была невинной, я уверен, что к настоящему времени ты полностью развращена, – насмехается он.

Я осмеливаюсь взглянуть на него и обнаруживаю, что он ухмыляется мне. Если бы он только знал, насколько точны его слова.

– Отпусти меня.

– Мне нравится видеть, что у тебя есть выдержка, Сэвидж. – Он снова сжимает мою шею, на этот раз сильнее, заставляя воздух застрять у меня в горле. – Продолжай в том же духе.

Он отпускает меня и уходит, не оглядываясь, его шаги торопливы, когда он выходит из библиотеки. Я остаюсь в нише, тяжело сглатывая, отчаянно пытаясь успокоить свое дыхание, свое бешено колотящееся сердце. Я ненавижу то, как сильно я наслаждалась нашим общением. Его пальцы на моей коже, нежная угроза под ними. Я хотела боли. Я прислонилась к его ладони, молча умоляя об этом.

Я ненавижу себя за то, что хочу этого.

За то, что хочу его.