Текст книги "Змей (ЛП)"
Автор книги: Моника Маккарти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)
Белла подняла бровь. – Как вы думаете, он будет себя чувствовать, если услышит, что вы повторяете такие вещи?
На самом деле Белла сомневалась, что Макруайри это будет волновать, но Мэри этого не знала, однако поучение сыграло свою роль.
Глаза Мэри расширились. – Вы не скажете ему?
Белла сделала вид, что думает об этом. Ее рот подрагивал в попытке не смеяться над испуганным выражением девочки. – Не скажу, если вы обещаете пойти спать сразу после ужина сегодня вечером. И не подслушивать мужские разговоры через палатку.
Вместо того чтобы смутиться, Мэри только хихикнула. – Я нахожу их очень… поучительными.
Белла пыталась не смеяться. Несомненно, очень поучительными. – Обещаете?
Мэри кивнула. – Я так устала сегодня вечером, что сомневаюсь, что способна на что-нибудь кроме сна, даже если бы и хотела.
Белла точно знала, как она себя чувствовала. Она не могла дождаться, когда она сможет упасть на свое импровизированное ложе из шкур и толстых шерстяных одеял. Сегодня вечером она могла бы даже немного поспать.
Лахлан сидел один в темноте, слушая звуки леса. Была глубокая ночь; два, возможно три часа после полуночи. Это было его любимое время суток. Все остальные спали.
Обычно эти звуки успокаивали его, но ничто не могло ослабить беспокойство, переполнявшее его сегодня. Макруайри добровольно встал в дозор, зная, что он не сможет уснуть. Возбуждение от прошедшего сражения еще бурлило в нем.
Его мысли метнулись к одной из трех палаток позади него. К сожалению, в нем бурлило возбуждение не только от битвы.
Макруайри сердито поднялся и стал патрулировать их лагерь. Ему необходимо было движение.
Но попытки отвлечь себя работой, холодным озером, черт, даже другими женщинами не помогали, черт их всех побери.
Взять, например, ее кузину. Маргарет Макдафф была мила, невинна, и незамысловата. Такая женщина, которая никогда ничего не будет требовать и никогда не будет создавать ему проблемы.
Когда он смотрит на Маргарет, то мысль уложить ее в постель – это последнее, что приходит ему в голову. Ее красивое лицо было спокойным и ангельским, без намека на искушение. Его кровь не кипела, мышцы не напрягались, темперамент не вспыхивал, и его чувства не выходили из берегов от аромата проклятого цветочного мыла, которым она умывалась с утра. Кто, к дьяволу, знал, что он может отличить лаванду от розы?
Маргарет может говорить с Гордоном или Маккеем хоть целый день, и ему будет наплевать на это. Маргарет ничего не значила для него. Он мог мыслить разумно, дышать ровно и стоять рядом с ней, не ощущая тяжести в паху, как какой-нибудь оруженосец со своей первой служанкой.
С такой женщиной, как Маргарет, он никогда не рассердится и, совершенно точно, черт возьми, никогда не будет ревновать.
По сравнению с ее гордой, живой кузиной, которая никогда не упустит возможности бросить ему вызов, Маргарет милая, приятная и почтительная.
И мягкая.
И бесстрастная.
И робкая как котенок.
Он боялся бы прикоснуться к Маргарет, не говоря уже о всех тех развратных вещах, которые он хотел сделать с графиней.
Маргарет никогда бы не нашла в себе смелости следовать своим убеждениям (даже наивным), сделать то, что она считает своим долгом, будучи под угрозой стать изменницей. У нее никогда не будет сил, чтобы успокоить группу испуганных женщин и детей, находящихся в условиях, которые заставят даже закаленных солдат отчаяться.
Лахлан бормотал проклятия, когда пробирался среди деревьев.
Как бы он хотел объяснить свое беспокойство неудовлетворенной похотью, но он знал, что причина в другом. И это действительно беспокоило его.
Иисусе, Лахлан не мог дождаться, когда он вернется на острова. Он был островитянином, и такое долгое пребывание вне островов сводило его с ума. И сумасшествие было единственным объяснением, почему он постоянно думал о Белле. Думать вне спальни о любой женщине – это ошибка.
Сделав такой вывод, Макруайри прекратил размышлять о вещах, не имеющих отношения к поставленной перед ним задаче. Он обошел лагерь, проверяя, все ли в порядке, прежде чем вернуться на свой пост среди деревьев в нескольких десятках ярдов от того места, где они разбили лагерь.
Лахлан сорвал стебель тимьяна, чтобы пожевать его, и откинулся на ствол дерева, когда вдруг услышал звук.
Он приготовился к сражению, отбросив прочь стебель. Чувства Макруайри обострились, каждый мускул напрягся в готовности к действию. Он смотрел в сторону озера, откуда раздался шорох. Макруайри вглядывался в темноту, но даже его необычайно острое зрение в ночной тьме не могло проникнуть сквозь густой лес.
Он медленно продвигался вперед. Молча. Прячась за деревьями, подкрадываясь к врагу с хитростью хищника и особой осторожностью. Озеро было окружено крутыми склонами, напоминая о предыдущей засаде.
Когда Макруайри приблизился, то услышал шепот и нахмурился. Голоса были тихими, но разговаривать во время нападения было бы глупо. Звуки раздавались со стороны озера, а не со склонов, где как раз место для засады.
Макруайри заметил, как что-то белело среди теней. Присмотревшись внимательнее, он разобрал два светлых пятна.
Вот, черт. Это вообще не нападение. Это были две женщины. Макруайри сжал губы. Одна из которых была графиня.
Возбуждение от слежки сменилось гневом. Кровь Христова, они что не понимают, что ночью здесь опасно?
– Я не могла ждать, – Макруайри услышал шепот меньшей фигуры. Это была младшая сестра Брюса Мэри, если он не ошибался. – Я должна была пойти.
Графиня уперлась руками в бедра, как будто она не верила Мэри. – Вы должны были разбудить меня. Опасно бродить вдалеке от лагеря ночью, да еще одной.
Тон, которым Белла произнесла эти слова, заставил Макруайри вспомнить о матери. Что делал он очень редко.
Женщины уже начали удаляться от берега, когда они вдруг остановились, насторожившись из-за звука, исходящего с крутого склона над ними.
Желудок Лахлана судорожно сжался. Он крикнул, предупреждая женщин, но было слишком поздно.
Их присутствие напугало животное – вероятно, оленя, – оно подскочило и этим вызвало небольшой оползень. К сожалению, один из обломков, довольно крупный, покатился в сторону Мэри Брюс.
Девочка не осознавала опасности.
Но графиня очень быстро все поняла. Она без колебаний кинулась к девочке и оттолкнула Мэри с пути приближающегося камня.
Лахлан бежал с такой скоростью, как никогда раньше не бегал, но не успел поймать Беллу вовремя. Она по инерции пролетела вперед, споткнулась, и упала на землю с леденящим кровь звуком.
Лахлан был подле нее секундой позже. Осторожно он поднял Беллу за плечи, повернул ее лицом к себе. – Господи, Белла, с вами все хорошо?
Белла не узнала его голоса. Он звучал... Хрипло. Резко. Обеспокоено.
Она несколько раз моргнула, полностью приходя в себя. – Я… я… думаю, да.
Лахлан облегченно вздохнул.
Мэри встала на колени около Беллы с другой стороны, ее глаза блестели, большие и круглые как две серебряные монеты. – Я не видела, что он покатился. Я не хотела, чтобы что-нибудь случилось.
На челюсти Лахлана заходили желваки. Он собирался сделать девушке серьезный выговор, но Белла остановила его, мягко сжав его руку.
Как, черт возьми, она делала это?
– Со мной все хорошо, – сказала графиня девушке, пытаясь успокоить ее. Белла села и стала счищать грязь с одежды, но вдруг поморщилась. Она посмотрела на свои ладони и увидела грязь и мелкие камни, впившиеся в нежную кожу. Спрятав руки от Мэри, Белла улыбнулась. – Всего несколько царапин.
Чтобы доказать это, она встала. С помощью Лахлана. Он, казалось, не позволял ей двигаться. Лахлан держал Беллу за плечи, поддерживая. Поэтому он почувствовал, что она перенесла свой вес на левую ногу.
– Все хорошо, – повторила Белла, глазами умоляя его ничего не говорить.
Лахлан недовольно хмурился. Бог знает, он ничего не понимал в детях, но Мэри Брюс казалась достаточно взрослой, чтобы услышать, что ее ночная авантюра привела к тому, что, как он подозревал, у Беллы была вывихнута лодыжка, а может быть, все гораздо хуже.
Графиня шла к озеру, все время улыбаясь, хотя поврежденная нога причиняла ей значительную боль. – Я собираюсь смыть грязь. Вы не проводите Мэри в палатку?
Девочка сомневалась, переводя взгляд с Лахлана на Беллу. Было ясно, что она хотела и остаться с Беллой и пойти с Лахланом. Глаза Лахлана сузились, ожидая, что же она выберет.
– Я подожду, – решила девочка.
Белла покачала головой. – Вы должны отдохнуть. Я не задержусь надолго.
– Графиня права, – сказал Лахлан. – Завтра нам предстоит долгий день. Я присмотрю за графиней.
Глаза Беллы расширились. – Это не…
– Я настаиваю, – сказал Лахлан, прервал ее голосом, не допускающим возражений. Она не избавится от него так легко. В подтверждение своих слов он посмотрел на ее лодыжку.
– Спасибо, миледи, – сказала девочка со слезами на глазах. – Спасибо за то, что вы сделали.
Графиня спасла Мэри, не обращая внимания на опасность для себя. Это не удивило Макруайри.
– Я сделала не больше, чем сделал бы любой другой, – сказала Белла, убежденная в своих словах. Но она ошиблась. Его жена никогда бы не сделала чего-то подобного. – Отдохните, дорогая, – сказала Белла с нежностью, от которой у Лахлана странно защемило в груди. – Увидимся утром.
Если Макруайри и заметил взгляды, которые из-под ресниц украдкой бросала на него Мэри, когда они шли к палатке, то притворился, что ничего не видит. Не надо было долго думать, чтобы понять, почему Мэри хотела оказаться с ним наедине. Господи, только этого ему не хватало: быть объектом внимания девушки, которая ему в дочери годится. Ему ведь тридцать три будет в этом году.
Почему он ввязался во все это? Ему приходилось постоянно напоминать себе: чуть больше двух лет, и его долги будут выплачены. Чуть больше двух лет и он обретет независимость и одиночество, которых так жаждал.
К тому времени, когда он проводил Мэри в палатку и разбудил Гордона, отправляя в дозор, Лахлан пожалел о своем желании избавиться от девочки. Лахлан знал, что графиня не хотела, чтобы девочка увидела ее раны, но находиться наедине с Беллой Макдафф было плохой идеей.
Надо бы послать Гордона.
Но Лахлан не хотел посылать Гордон, черт возьми.
Макруайри с топотом пробирался сквозь деревья, направляясь обратно к озеру, надеясь, что кто-нибудь нападет на него. Хорошая драка ему бы помогла.
Он вел себя как идиот. Он хотел ее. Ну и что? Он хотел многих женщин в своей жизни. В этом не было ничего особенного…
Лахлан замер на середине шага, увидев берег озера.
Во рту пересохло. Что там, все внутренности высохли. Как будто их испепелило жарким ветром. Нет, только не снова.
Белла сидела у края озера на камне, платье было поднято до колен, больная лодыжка – в холодной воде. Правильно, но Лахлан думал сейчас не об этом. Он мог думать только о кремовом совершенстве двух очень стройных ног. Каждый сантиметр гладкой, шелковистой кожи был запечатлен в его памяти.
Дьявол все забери. Лахлан сжал челюсти и решительно двинулся вперед. Он может сделать это.
Если и было какое-то утешение – а никакого утешения, собственно, и не было – то Белла также не выглядела очень спокойной. Утешением могло стать то, что Лахлан не один испытывал эту напряженность. Лахлан привлекал Беллу, хотя мысль о том, чтобы увлечься печально известным бастардом, который зарабатывал на жизнь мечом, не нравилась ей. Макруайри был всем, что она презирала. Наемник, который не верил ни во что, в отличие от нее, до отчаяния преданной патриотки.
– С Мэри все в порядке?
– С девочкой все хорошо. – Лахлан опустился на колени рядом с Беллой. – Как ваша лодыжка?
– Немного болит.
Лахлан недоверчиво поднял брови. – Немного? – Белла с вызовом смотрела на него. – Она сломана?
Белла прикусила губу. Иисусе. Она собралась еще сильнее все усложнить? – Я так не думаю.
– Дайте мне посмотреть.
Белла колебалась, но его резкость и деловитость, должно быть, убедили ее. Она вытащила ногу из воды и протянула к Лахлану, чтобы он осмотрел лодыжку.
Его зубы были сжаты так плотно, что он удивился, не услышав, как они крошатся. Лахлан пытался приготовиться, но ничто не могло подготовить его к гладкой, бархатистой мягкости ее кожи, которую он ощутил своими ладонями. Лахлану понадобилось все его самообладание, чтобы не скользнуть рукой вверх по всей длине ноги. А затем не сделать то же самое губами. Одно только знание того, насколько он близок к сладкому соединению ее бедер, сделало каждый дюйм его тела жарким и твердым.
Белла вздрогнула при его прикосновении. Лахлан знал, что это ее естественная реакция, в ней нет ничего искусственного. Не смотри на нее. Если он заметит что-то хотя бы напоминающее желание, то сделает какую-нибудь глупость.
Капли пота выступили на лбу Лахлана. Каждый мускул в его теле натянут и едва сдерживается. Пламя желания билось и трещало вокруг него, угрожая испепелить последние нити контроля.
Соберись. Ей больно, черт побери. Ему нужно быть осторожным. Белла Макдафф таила в себе опасность. Макруайри выполнял свою работу и не мог позволить себе отвлекаться, если они хотели добраться в Килдрамми живыми. За ними охотились солдаты двух стран.
Лахлан держал ее ногу в руке, усмирив свое желание. Белла бросилась на помощь Мэри, проявив удивительную силу, а кости у нее были тонкие и хрупкие, как у птицы. Лахлан никогда в жизни не видел такой изящной ноги. Не намного больше его руки, с крошечными пальцами, высоким сводом, и тонкими, хотя и немного отекшими лодыжками, эти ноги, казалось, принадлежат фее.
Ей больно, напомнил себе Лахлан. Но на этот раз он прикасался к ней, а не только смотрел. Кровь грохотала в висках. Он медленно скользнул рукой вокруг ее лодыжки, слегка нажимая на припухшую кожу, Лахлан был рад, что его прикосновения не причиняли Белле слишком много боли. Он повернул ее ногу немного, просто чтобы убедиться, что Белла была права: перелома не было. Однако нога будет болеть следующие несколько дней.
Белла не сможет ехать верхом самостоятельно. Она должна с кем-нибудь ехать. Лахлан сжал губы – это совершенно не устраивало его.
Лахлан аккуратно опустил ее ногу назад в воду и убрал руки, чувствуя, что только что прошел испытание. Черт, лучше пройтись по горячим углям, чем перенести такое снова.
Лахлан встал и решился взглянуть в ее сторону, говоря себе, что было слишком темно, чтобы увидеть легкий румянец на ее щеках. – Вам надо будет перевязать ногу, когда вы вернетесь в лагерь. Если вы не знаете, как сделать перевязку, я могу показать вам.
– Я знаю, – быстро сказала Белла.
Ясно, что она не хотела, чтобы он снова к ней прикасался. Лахлан подавил вспышку гнева. – Как ваши руки?
Белла повернула их ладонями вверх. – Не плохо.
Ладони были расцарапаны, кое-где кожа была сильно содрана. Дама определенно имела склонность к преуменьшению как любой горец.
– У Маккея есть мазь. Намажьте ладони, и постарайтесь защищать их тканью или перчатками.
Белла кивнула, и, когда она так сделала, Лахлан мельком увидел что-то на ее подбородке. Он протянул руку и, сжав ее подбородок двумя пальцами, приподнял его вверх. Лахлан выругался. – У вас ссадина на подбородке.
Белла непроизвольно потянулась к ссадине и вздрогнула, когда ее пальцы дотронулись до содранной кожи. Восхищение, которое Лахлан чувствовал к ней, почти так же раздражало, как и его похоть. Почти.
Наклонившись, он окунул край своего пледа в воду, хорошо его смачивая.
– Вам не нужно этого делать, – поспешно сказала Белла.
Лахлан проигнорировал ее протест, и продолжил промокать тканью нижнюю сторону ее подбородка, чтобы убрать грязь.
Он близко стоял к ней, очень близко. Достаточно близко, чтобы заставить ее нервничать. Достаточно близко, чтобы почувствовать тонкий аромат ее кожи. Сегодня розы, черт.
Лахлан услышал, что ее дыхание стало неглубоким. Он посмотрел Белле в глаза, видя смятение.
Но затем он совершил ошибку. Он посмотрел вниз, проследив за струйкой воды, которая стекала по горлу к открытому вороту ее сорочки. А теперь – благодаря его мокрому пледу – очень мокрой сорочки, которая прилипла к двум невероятным грудям.
Во рту его пересохло. Нет, он наполнился слюной. Его воспоминания были бледной тенью открывшегося зрелища. Ее груди были совершенно круглые, большие и пышные, соски сжались и походили на две маленькие ягоды, ждущие, чтобы их пососали.
Желание полыхнуло в нем. Но совершенно другой вид желания. Это было горячее желание, зародившееся глубоко внутри, охватившее каждый дюйм его тела. Лахлана трясло от усилий сдержать это желание.
Белла задыхалась, пытаясь соединить края своей накидки. – Не надо, – вскрикнула она. – Не смотри на меня так.
Что-то в ее голосе проникло сквозь дымку его желания. Лахлан поднял глаза к ее лицу.
– Что ты собираешься сейчас сделать? Сорвешь с меня одежду, как будто я только кусок плоти, чтобы служить мужскому удовольствию? – Ее голос сорвался на сухое рыдание. – Бросишь меня на землю и скажешь, что я сама напросилась? Что я это заслужила? – Она обхватил свои груди и вызывающе их приподняла. – Это все, на что я гожусь? Потому, что если я выгляжу как шлюха, я и есть шлюха?
Лахлан тихо выругался. Не только потому, что слова Беллы, как ни странно пристыдили его, а потому, что она раскрылась перед ним. И вдруг все встало на свои места. Лахлан понял ее настороженность и порой почти болезненную реакцию на его желание.
Кровь Христова, что Бьюкен с ней сделал? Если бы эта скотина оказалась сейчас перед ним, Лахлан убил бы его.
Кулаки Макруайри судорожно сжались. – Расскажи мне, – попросил он. – Расскажи мне, что он сделал с тобой.
Белла резко рассмеялась. – Ты хочешь знать все непристойные детали? – Ее глаза сузились, а затем расширились под припухшими веками, лицо превратилось в преувеличенно бессмысленную маску. Голос стал мягким и хриплым. – Ты хочешь знать, как именно он научил меня доставлять ему удовольствие? – Белла скользнула глазами вниз по его телу, задержавшись на выпуклости между его ногами, и Лахлан знал, что сейчас нельзя так реагировать. Белла по-кошачьи скользнула языком по нижней губе. Наклонилась вперед, глядя на него из-под длинных ресниц. – Должна ли я показать тебе, Лахлан? Продемонстрировать все свое мастерство?
– Прекрати. – Лахлан тряхнул ее, рассердившись на то, как Белла поняла его. – Я не это имел в виду.
Маска сползла с ее лица, сменившись прежними болью и гневом. – Что же тогда? Ты хочешь знать, как он заставил меня выполнять супружеский долг, когда мне только исполнилось пятнадцать? Пятнадцать, Лахлан. Не намного старше, чем Мэри и Марджори. – Лахлан с отвращением сморщился. Белла заметила его реакцию и воткнула меч еще глубже. – Но ему было мало, что я отдавалась ему; я должна была стать больше шлюхой, нежели женой; я должна была испытывать наслаждение, а если этого не происходило, он применял силу. Можешь ли ты представить, каково это – быть настолько беспомощной? Чтобы каждое твое действие контролировалось? – Да, Лахлан знал, о чем она говорит. – Когда тебя заставляют что-то делать, а потом обвиняют и наказывают за то, что тебе это не нравится? Ведь, наверняка, если я не получаю удовольствия с ним, я должна найти это удовольствие в другом месте. С таким ртом и телом как у меня, на что другое я гожусь?
Лахлану было стыдно признать, что он считал точно так же. Неужели он ошибся, увидев Беллу с Брюсом?
– Не все мужчины такие, – сказал он тихо.
Белла попыталась рассмеяться, но хриплый звук, вырвавшийся у нее, больше походил на крик. – Я же вижу, как ты смотришь на меня. Ты отрицаешь, что хочешь меня?
Лахлан твердо посмотрел на нее. – Нет, я не отрицаю. Ты красивая женщина. Но я никогда не заставлю женщину делать то, чего она не хочет.
Как бы плохо ни складывались его отношения с Джулианой, мысль запугивать или использовать физическую силу, чтобы контролировать ее никогда не приходила ему голову. Только слабый человек будет пытаться подавлять того, кого он обязан защищать.
– Ты думаешь, что я поверю? Учитывая все твои сражения? Мужчинам свойственно брать военные «трофеи».
– Некоторым – возможно, но не мне. Несмотря на то, что ты думаешь, у меня есть некоторые принципы. Есть некоторые границы, которые даже я не перейду. – Лахлан удерживал ее взгляд, чтобы она увидела правду. – Нежелание женщины является одной из них.
Ее, он имел в виду ее. Лахлан не притрагивался к ней, потому что считал, что она его не хочет.
Конечно, она не хочет. Его прикосновения на мгновение смутили ее, вот и все.
Белла никогда не чувствовал ничего подобного. Нежные ласкающие движения его рук и пальцев по ее ноге затопили Беллу множеством незнакомых ощущений. Грешных ощущений. Восхитительных ощущений.
Ее кожу покалывали чувственные иголочки. Белла мучительно ощущала каждое место прикосновения, тепло его пальцев, царапанье твердых мозолей по ее коже, когда Лахлан осматривал ее лодыжку. Белла задержала дыхание, когда его рука скользила по ее голени и на мгновение она подумала – Боже, даже надеялась – что рука медленно двинется выше.
Тепло распространялось к каждому уголку ее тела, собираясь затем в теплую пульсацию между ее ног. Желание. Это было желание. Белла считала себя нечувствительной к прикосновению мужчины. Она была неправа.
Лахлан прикасался к ней так нежно, что на мгновение Белла подумала, что он может быть другим. Что, может быть, эта странная связь между ними что-то значила. Что возможно, только возможно, он действительно мог полюбить ее.
Похоть в его глазах, когда Лахлан мельком взглянул на ее влажную сорочку, ожесточила Беллу. Он видел грудь, а не женщину. Ни один мужчина не видел ничего, кроме ее груди. А она так хотела, чтобы однажды мужчина посмотрел на нее.
Все, что Лахлан предлагал, было именно тем, от чего Белла только что сбежала. Она никогда не захочет снова пройти через это.
А теперь Белла чувствовала себя просто глупо. Одно мягкое касание, и она превратилась в жалкую, влюбленную девчонку. Неужели она так отчаянно нуждалась в человеке, который полюбит ее, что спутала прикосновение с чувством?
Белла слишком остро отреагировала, потому что Лахлан заставил ее почувствовать что-то иное, и при этом раскрылась гораздо больше, чем хотела бы. Белла никому не рассказывала то, что она только что рассказала ему. Даже своей матери, хотя Белла подозревала, что та о чем-то догадывалась.
– Если ты готова, – сказал Лахлан, – я могу отнести тебя в палатку.
Глаза Беллы тревожно расширились. Боже мой, нет! – Нет, не надо, – сказала она поспешно.
Слегка скучающее, немного насмешливое выражение, которое приводило Беллу в смущение, непроницаемой маской вернулось на лицо Лахлана, но подергивающаяся жилка под нижней челюстью заставила Беллу думать, что горячность ее ответа была неприятна Лахлану. – Я думаю, что я смогу держать себя в руках в течение нескольких минут, графиня.
– Не в этом дело. – Белла покраснела, осознав, что ее отказ оскорбил его. Она действительно уверена, что наемник, человек, не стесняющийся продавать себя тому, кто больше заплатит, передумает относительно принуждения женщины? Белла сама удивилась своим словам. – Я верю вам.
Эта неожиданная готовность поверить тревожила ее.
Лахлан встретился с ней взглядом и кивнул. Прежде чем Белла смогла найти причину, чтобы опять возражать, Лахлан поднял Беллу с камня, удерживая ее в своих руках.
Белла ахнула от удивления, невольно обняв его руками за шею, чтобы не упасть. Но она зря беспокоилась. Для Лахлана Белла была не тяжелее ребенка, и ему не требовалось особых усилий, чтобы нести ее.
Сильные мышцы на руках и на могучей груди Лахлана позволяли Белле чувствовать себя невесомой. Она, конечно, замечала его силу и раньше. Лахлан был настолько мощно сложен и высок, что было бы трудно не заметить это. Но совершенно иное дело – получить доказательство в виде сомкнувшихся вокруг нее рук.
Белла не ожидала, что Лахлан будет таким теплым. Его тепло окутало Беллу, заставляя ее почувствовать себя немного странно. Согретой и немного захмелевшей.
Белла уткнулась щекой ему в плечо, чтобы Лахлан не заметил того влияния, которое он оказал на нее. Белла вдохнула его теплый, мужской запах, снова подумав, как странно, что разбойник может так хорошо пахнуть. Он должен был купаться больше, чем все те люди, которых она когда-либо встречала. Видимо, у него была странная склонность к купанию в холодной реке.
Белла невольно расслабилась. Лахлан нес ее молча, легко находя путь в темном лесу. Она посмотрела на него из-под ее ресниц. Лахлан не брился нескольких дней, и его щеки были покрыты темной щетиной, что делало его еще более опасным. За исключением его ресниц. Белла никогда не замечала, насколько они были длинными. Как странно было найти намек на мягкость в таком жестком лице. Белла снова заметила тик под нижней челюстью и небольшие морщинки около рта. Может быть, нести ее было тяжелее, чем она думала?
Белла нахмурилась, заметив кое-что еще. На его лице было несколько свежих порезов и синяков, но один шрам был довольно глубоким. Белла бессознательно потянулась и провела по нему пальцем. Ей показалось, что она почувствовала, как Лахлана напрягся, но он так быстро овладел собой, что Белла не была уверена в своих ощущениях. – Это, наверное, больно.
Лахлан пожал плечами, как будто это не имело значения.
– Как же это произошло?
Белла не думала, что Лахлан ответит ей, но он, наконец, сказал – Я повернулся спиной к человеку с кинжалом.
В этой истории было нечто большее, но Лахлан не собирался говорить ей.
– Вы получили его, пока были в заключении?
Белла не ошиблась, судя по тому, как его мышцы на мгновение затвердели. Лахлан попытался замаскировать свою реакцию, сардонически подняв бровь. Но Лахлан держал ее слишком близко: Белла чувствовала его.
– Я не думал, что вы так много знаете о моей жизни, графиня.
Белла пыталась не вспыхнуть от обвинения в его пристальном взгляде. – Это едва ли тайна.
– Правда? И что вы знаете об этом?
Слова его были холодны, но Белла чувствовала, как эмоции кипят под ледяной коркой. Вдруг она точно поняла, как чувствовала себя Мэри, когда они разговаривали о распространении слухов: виноватой и защищающейся. – Что в бою вы предали брата своей жены, Джона Макдугалла, лорда Лорна, и что он поймал вас и заключил под стражу.
– Так вот что говорят? – Лахлан засмеялся, но смех был резким и бесчувственным.
– Вы это отрицаете? – Белла очень сильно хотела услышать это.
Она даже не заметила, как они дошли до палатки. Лахлан осторожно опустил ее. – Если вы хотите что-то узнать, спросите меня. И вы не должны верить всем слухам, графиня.
Тонкая насмешка в его голосе уколола Беллу. Не верить слухам? – Вы имеете в виду слухи о том, что вы убили свою жену?
Лахлан успокоился. Какая-то боль мелькнула в его глазах, и Белла сразу же пожалела, что спросила.
– Нет, это не слухи, – ответил спокойно Лахлан. – Это правда.
Белла резко вдохнула. Лахлан шокировал ее, и это, очевидно, входило в его намерения, но она чувствовала, что он чего-то не договаривает.
Прежде чем Белла успела продолжить расспросы, Лахлан немного насмешливо поклонился ей. – Спокойной ночи, графиня. Отдохните. У нас завтра будет длинный день.
И с этими словами он повернулся и пошел прочь, исчезая в тени.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Лахлан никогда еще в своей жизни так не радовался крепостным стенам.
Характерные стены замка Килдрамми в форме щитов вырастали из гористого пейзажа как Валгалла – рай для воинов.
С каменными стенами из тесаного камня и шестью мощными башнями Килдрамми был построен графами Мар не только как цитадель для защиты, но также и как великолепное свидетельство богатства графства.
Лахлан был рад увидеть замок не потому, что он считался одним из лучших в Шотландии. Нет, он был рад видеть замок, потому что последние два дня были пыткой.
И он сам принял это проклятое решение. О чем, черт возьми, он думал?
Божья кровь! Даже через толстую кожу своего котуна Лахлан чувствовал мягкое тепло, исходящее от Беллы. Каждый изгиб ее спины, казалось, отпечатался на его груди. И эти ягодицы. Лахлан застонал. Два дня с мягкими округлыми ягодицами, прижавшимися к его паху, – это было больше, чем любой человек в состоянии вынести.
Лахлан даже не мог дышать, не ощущая ее – казалось, сам воздух вокруг Беллы пропитался слабым запахом роз.
Она плотно прижималась к нему, издавая во сне довольные вздохи и устраивая поудобнее голову с мягкими шелковистыми волосами под его подбородком.
Белла переставала опасаться Лахлана, когда спала. Ему это нравилось. Проклятье, слишком нравилось. Лахлан покрепче обнял ее, прижимая к себе. Чтобы лучше удерживать в седле, конечно.
Лахлан должен был позволить Белле ехать с одним из других мужчин. Но когда на следующее утро они стояли около лошадей, решая, с кем ей поехать, он с удивлением обнаружил, что распорядился, что Белла поедет с ним.
И вовсе не потому, что она хотела поехать с Маккеем, черт побери. И совершенно точно не потому, что Лахлан не смог бы вынести самой мысли о том, что другой человек будет прикасаться к Белле. Он просто не хотел уворачиваться от девического флирта Мэри Брюс весь день. К тому же, лодыжка Беллы была такой нежной, а кто-нибудь другой может забыть, что она была повреждена.
Но если бы Лахлан знал, насколько тяжело придется вынести то, как его рука будет обнимать Беллу за талию в течение нескольких часов, в то время как ее невероятные груди – размер и форма которых были выжжены в его памяти – будут мягко покачиваться над его рукой, то он изменил бы свое решение.
Лахлан посмотрел на Беллу. В груди теснились незнакомые эмоции, и он быстро перевел взгляд на дорогу. Черт побери, она обязательно должна выглядеть так мило? Щека, прислонившаяся к его груди, тонкие завитки белокурых волос на висках, длинные темные ресницы, оттенявшие нежную кожу, смелые черты, смягчившиеся в состоянии покоя – гордая графиня выглядела почти беззащитной.
Это теснение – независимо от того, что это было – в груди, беспокоило его. Это заставило его чувствовать себя – черт возьми – успокоившимся.
Чувство это, к счастью, ушло, как только Белла проснулась и взглянула на него своими сверкающими глазами.
Но Лахлану вообще все это не нравилось. Его самоконтроль был под угрозой. Лахлан не мог спокойно думать о Белле: мысли эти были опасны для них обоих. Ему нужно что-то сделать. Очевидно, что в борьбе с этим яростным желанием к ней Лахлан проигрывал.
Он испытывает желание слишком долго. Лахлан должен был положить этому конец.
Как будто поняв, что он чувствует, Белла пошевелилась. Лахлан узнал, что она проснулась, когда ее спина напряглась и Белла отстранилась от него. Лахлан сжал челюсти. Его это не волнует.
