Текст книги "Змей (ЛП)"

Автор книги: Моника Маккарти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

Лахлан натянул пониже шапку, хотя это была скудная защита, если Комин повернет назад.

Но сейчас Белла была в опасности.

Сетон задвинул ее себе за спину и повернулся к Комину. Лахлан никогда не был так благодарен, услышав проклятый английский акцент Сетона. – В замок, милорд, – сказал он. – Мальчик должен выполнять свою работу, а не глазеть на прекрасных дам.

Сетон поклонился и ослепительно улыбнулся Джоан и другим дамам, которые красиво покраснели.

Лахлан, похоже, должен извиниться перед рыцарем. Казалось, вся эта галантность и рыцарство не были совершенно бесполезны.

Однако Комин не был впечатлен. Его глаза сузились. – Ты, мальчик, почему ты прячешься?

Зная, что другого выхода нет, Сетон вытащил Беллу из-за спины.

Лахлан успокоился, чувства его обострились, он готов был сделать все возможное, чтобы защитить Беллу. Bàs roimh Gèill. Умрем, но не сдадимся. Это был девиз Хайлендской гвардии и одна из немногих вещей, на которые они все согласились.

Белла не поднимала глаз, шапка была низко надвинута на лоб. Это в сочетании с потерей веса, вызванной ее тюремным заключением...

Он надеялся, что, черт возьми, этого будет достаточно.

Лахлан бросил взгляд на свиту Деспенсера и заметил, что между бровей леди Джоан появилась морщинка, когда она изучала Беллу.

Белла пробормотала что-то низким голосом.

– Что? – Спросил Комин. – Говори, мальчик.

Сетон сжал плечо Беллы – чуть сильнее, чем Лахлан считал нужным. – Ты слышал господина, – сказал он и затем извинился. – Он застенчив, милорд.

Лахлан знал, что это не может продолжаться долго. Эта маскировка не выдержит пристального наблюдения.

Джоан положила свою руку на руку Комину. – Пожалуйста, дядя, пусть парень вернется к работе. У него уже достаточно проблем, – она ​​слегка рассмеялась. – Лорд Деспенсер очень хочет начать путешествие. – Она посмотрела на измятую розу. – Я уверена, что это ничего не значит.

Комин снисходительно погладил ее руку, но не отвернулся от Сетона и Беллы, которые стояли неподвижно в толпе. Люди, составлявшие ее, были слишком благодарны за то, что внимание обращено на кого-то другого. Лахлану нужно было что-то сделать, чтобы отвлечь внимание – желательно не на себя.

Лахлан хотел, чтобы у него была свинья. Он огляделся вокруг в поисках чего-нибудь, что могло бы отвлечь внимание.

У него не было свиньи, но у него были цыплята. В нескольких футах было полдюжины кур во временном курятнике и привязанный рядом с ним большой толстый петух.

Лахлан сосредоточился на петухе и потянулся к веревке.

Комин открыл было рот, чтобы что-то сказать, он все еще смотрел на Беллу и Сетона, и Лахлан понял, что ему не хватит времени. Он сделал вид, что собирается шагнуть вперед, перерезал веревку кинжалом, спрятанным в руке, и врезался в стол, к которому петух был привязан.

Стол был нагружен корзинами с яйцами.

– Мои яйца! – закричал фермер.

Черт, «мои яйца» стекали по его проклятому лицу. Лахлан собрался, чтобы вытереть его, но затем остановился. Вместо этого он спрятал лицо в сене, в котором лежали яйца. В качестве маскировки это подходило, но было чертовски неудобно.

Абсурдность ситуации сохранялась. Этот день становился фарсом, и происходящее приобретало катастрофические масштабы.

Люди, привлеченные неожиданным криком фермера, начали посмеиваться. Лахлан растянулся в грязи, испачканный разбитыми яйцами и прилипшим сеном, ничего удивительного, что люди смеялись.

Он сделал вид, что раскачивается, когда пытался встать на ноги. – Сожалею. – Он нечленораздельно произносил слова, надеясь создать впечатление, что был пьян еще с предыдущей ночи.

Но крестьянин уже не смотрел на него. Лахлан услышал яростные крики, и через несколько секунд: “мой петух!” – еще более взволнованно закричал крестьянин, расталкивая толпу и пытаясь догнать свою птицу. – Где мой петух?

– Это небольшой червячок на твоих яйцах, – выкрикнула какая-то женщина.

Прекрасно. Толпа начала смеяться громче, обмениваясь скабрезными шутками в адрес бедного фермера.

Но Лахлан не хотел рисковать. Он снова встал на ноги, и на этот раз свалился на деревянную раму. Куры разбежались. Люди, стоящие рядом, бросились их ловить, и толпа распалась в беспорядке. Жители деревни, которые тщательно выстроились вдоль дороги, сейчас заполнили всю улицу.

Лахлан сделал вид, что ошеломлен, когда, наконец, поднялся на ноги. Женщина рядом взяла его за руку, чтобы удержать его. Он бросил взгляд в направлении, где последний раз видел Беллу и Сетона, но они исчезли, ускользнув в хаосе.

К счастью, Комин, похоже, этого не заметил. Он и остальная свита Деспенсера отошли с дороги, чтобы избежать перьев домашней птицы. Лахлан не стал дожидаться восстановления порядка.

Бормоча благодарности женщине, которая помогла ему встать, он сунул ей в руку несколько монеток. – За яйца, – сказал он.

Затем он сделал то, что сделал лучше всего: он ускользнул.

Или он так думал.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Они поскакали на север, изо всех сил пытаясь оторваться от преследования, если кто-нибудь решил последовать за ними. Но каждый раз, когда один из воинов возвращался из разведки, они не находили признаков того, что за ними следят. Казалось, что они оторвались.

Им повезло, и Белла это знала. Она никогда не представляла себе, что может произойти такое. Она не хотела, чтобы кто-нибудь, кроме ее дочери, увидел розу. Это было всего лишь украшение для халата – ничего, что должно было привлечь столько внимания.

Плечи Беллы поникли. Все было бесполезно. Не было никакого оправдания, которое она могла бы придумать, чтобы объяснить то, что она сделала. Более чем безрассудно, она рисковала не только своей жизнью, но и Лахлана и Алекса.

Они злились на нее. И имели на это полное право.

И чего она добилась? Все, что она сделала, это заставила себя стать свидетелем публичного отречения дочери.

«Это больше ничего не значит». Казалось, что эти слова были нацелены прямо в нее, как стрела в сердце.

Должно быть какое-то объяснение. Белла не хотела... не могла принять, что потеряла дочь. Участие в коронации Брюса уже столько ей стоила. Это не должно стоить ей еще и Джоан.

Белла хотела сделать что-то важное. Отстаивать то, во что она верила. Выполнить свой долг перед своим родом и страной. Было ли это так неправильно? Были ли ее высокие идеалы недостаточно проверены? Должны ли они стоить ей всего?

Возможно, Джоан не хотела этого. Может быть, это было представление, чтобы доказать свою преданность дяде, и человеку, которого Белла узнала – сэр Хью Деспенсер – по-видимому, ее новому опекуну.

Но это не было похоже на представление. Это казалось вполне реальным.

Только когда она встретится с дочерью лицом к лицу, она узнает правду. Но как ей это удастся?

Белла пристально посмотрела на Лахлана. Он ехал впереди нее, а спина у нее отчаянно затекла. Он мог ей помочь. Не то чтобы Белла думала просить его. Но Лахлан был так зол, что едва смотрел на нее. Каждый раз, когда Белла пыталась поговорить с ним, он давал ей резкий односложный ответ и холодно отворачивался. Близость, которую она почувствовала, когда ехала с ним, была давно забыта. Белла даже подумала о том, чтобы упасть с лошади, чтобы он снова велел ей ехать с ним.

Сэр Алекс был не намного лучше, особенно после того, как Белла стала свидетелем горячего объяснения между ним и Лахланом на первой остановке, которую они сделали, чтобы напоить лошадей. По всему было понятно, что Лахлан сделал ему такой выговор, который молодой воин не скоро забудет. Сэр Алекс стоял молча, красный от гнева, принимая каждый удар без единого слова защиты. Только Робби Бойд говорил с ней полными предложениями, но даже он казался разочарованным в Белле.

Это было долгое, неудобное и одинокое путешествие. Должно быть, они проехали двадцать миль с тех пор, как покинули Роксбург. Когда-то многообещающий день сменился темнотой несколько часов назад.

Когда Лахлан, наконец, решил остановиться, Белла едва могла сидеть в седле. Утренние события, быстрая скачка, недостаток сна и голод добили ее.

Они остановились на поляне, заросшей травой у основания небольшого холма. Хотя было темно, Белла разглядела огонь в лунном свете, освещавшем склон холма со стороны реки Твид, которая находилась прямо за ними. Белла очень удивилась, когда почувствовала сильный запах торфяного дыма в мягком бризе.

Когда Лахлан помог ей спуститься с лошади, несмотря на его сурово сжатый рот, Белла решилась задать вопрос. – Где мы?

– Пиблс.

Ее глаза расширились. Они проехали приличное расстояние. Пиблс был королевским городом чуть более чем в двадцати милях к югу от Эдинбурга. Они почти миновали Марки, но эта часть Шотландии все еще находилась под контролем англичан. В замке Пиблс обязательно должен был быть гарнизон короля Эдуарда. До сих пор они тщательно избегали городов и деревень всех размеров.

– Это безопасно? – Спросила Белла нерешительно.

Глаза Лахлана сузились до опасных щелей сверкающего золотисто-зеленого цвета. Боже, да он пронзить может этим взглядом! – Гораздо менее опасно, чем твой поход на рынок сегодня утром.

Белла затаила дыхание. Она чувствовала жар его ярости, ей казалось, что он сейчас взорвется. Она почти хотела этого. Просто чтобы все закончилось. – Мне…

Жаль, собиралась сказать Белла.

Но Лахлан ее прервал. – Нам нужно сменить лошадей, а тебе нужно отдохнуть.

Прежде чем Белла начала спорить, он ушел. Человек, который хоть и отказался возглавить собственный клан, был прирожденным лидером. Он, несомненно, усовершенствовал свои способности говорить приказами и ​​командами.

Пока мужчины занимались лошадьми, Белла стала есть. Но даже это потребовало усилий. Высушенная говядина была жесткой, и надо было долго жевать ее. Она ела осторожно, не желая причинять больше хлопот, подавившись.

Белла грызла овсяную лепешку, когда увидела, как Лахлан и Бойд исчезают в темноте. Через несколько минут сэр Алекс направился к ней с фляжкой в руке.

– Вот, возьмите, – сказал он, протягивая Белле фляжку. – Это, наверное, крепче, чем вы привыкли, но это поможет вам расслабиться. День был долгим.

Да, действительно сдержанное выражение. Белла взяла фляжку и глотнула, вздрогнув, когда огненная янтарная жидкость скользнула ей в горло, чтобы стечь в желудок и устроить в нем пожар. Но от напитка растекалось приятное тепло. После первого глотка следующие пошли значительно легче.

– Верните-ка мне фляжку, – сказал сэр Алекс с намеком в голосе. – А то меня еще обвинят в том, что вы напились.

Белла прикусила губу, глядя на него со своего места на камне. – Я должна перед вами извиниться. – На ее щеках появился румянец. – Я воспользовалась вашей добротой, и я сожалею об этом.

Сетон выдержал ее пристальный взгляд, затем равнодушно пожал плечами. – Эта война отделила слишком много матерей от их детей. Если бы моя мать могла снова увидеть моих братьев, я знаю, что ничто на свете не остановило бы ее. – Сэр Алекс потерял не только знаменитого сэра Кристофера, но другого брата из-за варварства Эдуарда. Оба были приговорены к повешению, потрошению и четвертованию, казнь состоялась в Карлайле вскоре после Метвена. Сэр Алекс, не желая больше говорить о своей семье, сменил тему. – Увидеть дочь после стольких лет, наверное, было тяжело.

– Да, – хрипло сказала Белла, вспоминая растоптанную розу. – Труднее, чем я ожидала. Боюсь, что я не очень хорошо подумала, – она ​​помолчала. – Прошу прощения за любые трудности, которое я могла вызвать.

Сетон рассмеялся. – Черт, с Макруайри всегда трудно. Мы с ним никогда не были друзьями. Ни с Бойдом, если на то пошло, – добавил он.

Белла нахмурилась. – Все же вы все эти годы сражались вместе и хорошо сработались, как я вижу.

Это действительно так, поняла она. Существовали тонкие отличия теперешнего их общения от того, что было два года назад, когда сэр Алекс и Бойд сопровождали их в поездке в Килдрамми. Хотя и не совсем дружелюбное, но без той враждебности, которое Белла привыкла чувствовать между мужчинами. Воины казались более расслабленными и чувствовали себя комфортнее, чем раньше. Она не пропустила их взгляды, жесты, молчаливые формы общения, которыми они обменивались без размышлений, словно читая мысли друг друга. Они работали в команде.

Белла подозревала, что они нравятся друг другу больше, чем они даже понимают.

Сэр Алекс пожал плечами. – Это было необходимо, но это ненадолго.

Белла сдвинула брови. – Что вы имеете в виду?

Он удивленно повернулся к ней. – Макруайри уходит.

Ее сердце упало и камнем легло в животе. – Уходит? – эхом отозвалась Белла. Но я думала...

– Я думал, вы знаете. Его срок его договоренности почти закончен. Спасти вас – это его последняя миссия для короля.

Белла почувствовала острую боль в груди. – Я вижу.

Но она не хотела этого понимать.

Ее грудь горела. Уходит. Он уходит.

Боже, почему это удивляло ее? Лахлан никогда не притворялся, что принимает участие в боевых заданиях по иным причинам, чем деньги. Но она надеялась... она надеялась, что время возможно изменило его.

Она надеялась, что он изменился.

Зачем? Он не подходил ей во всех отношениях, не так ли? У них не было ничего общего. Они были из двух разных миров. Белла считала, что стоит бороться за вещи, в которые ты веришь, а Лахлан думал, что стоит беспокоиться только о себе. Он сказал ей об этом. Она знала это. Но часть ее отказывалась в это поверить. Часть ее думала, что он не настолько безразличен, как хотел показать – к войне или к ней.

Лахлан вернулся на поляну. Он посмотрел в их сторону, и даже издалека она увидела, как он сжал челюсти. Лахлан подошел к ним, и Белла почувствовала сильное желание убежать.

– С другой стороны холма есть хижина. Она не большая, но я могу очистить ее от мусора, и тогда тебе там будет удобно отдохнуть.

Белла побледнела. Небольшое количество еды, которую она съела, внезапно оказалось в опасности выскочить наружу. На ее лбу выступил холодный пот. Мысль о том, чтобы спать в маленькой темной каменной пастушеской хижине...

Проклятая клетка! Господи, будет ли она когда-нибудь свободна от этого?

– Нет! – выпалила Белла. Затем, справившись с паникой, она добавила более спокойно, – Сегодня приятный вечер, думаю, мне лучше спать под звездами.

Лахлан удержал ее взгляд, его лицо было жестким и непроницаемым. Но что-то заставило Беллу подумать, что он почувствовал ее реакцию и точно знал, что она ощущала. И как важно, что он это понял.

Ее глаза наполнились слезами. Неожиданное сочувствие застало Беллу врасплох. С гневом она могла бороться, но проблеск мягкости и сочувствия лишил ее защиты, оставив ее чувства уязвимыми, как никогда раньше. В каком-то смысле Белла боялась, что не сможет защититься от этого.

К счастью, Лахлан не настаивал. – Очень хорошо. Поспи. Мы отправляемся на рассвете.

Лахлан жалел, что сам не мог последовать своему собственному совету. При необходимости воины должны быть в состоянии спать где угодно в течение короткого периода времени, но его знание не помогало ему сегодня вечером. Лахлан был дьявольски беспокоен и дьявольски сердит. Даже купание в реке не помогло.

Необходимость вытащить их из Роксбурга и провести через границу благополучно держали его в сосредоточенном состоянии, но как только они остановились, дурное настроение вернулось. Лахлан вообще бы не остановился, если бы не знал, что Белле нужен отдых. Несмотря на опасность, Лахлан не хотел ее выматывать. Только тот факт, что Белла едва могла стоять на ногах, мешал ему рассказать ей в точности, что он думал о ее утреннем визите в Роксбург.

Лахлан сердился, просто думая об этом. Гнев не беспокоил его. Это чувство было знакомо. То, что ему не нравилось, было другим чувством. Чувство, в этом он был чертовски уверен, было близко к панике.

Если бы с ней что-нибудь случилось...

Дерьмо, вот оно снова. Это чувство. Мгновенный прилив ледяного страха смешивался с беспомощностью.

Он не должен позволять этому чувству завладеть собой. В течение многих лет он делал себя непроницаемым. Неуязвимым. Ни к кому не привязанным. Но Белла все изменила, и ему это не нравилось.

Слава Богу, задание было почти закончено. Еще два дня – максимум три, и они будут у Брюса в Данстаффнейдже. Тогда Белла Макдафф станет королевской заботой.

Но почему-то эта мысль разозлила его еще больше.

Лахлан почувствовал движение за спиной и замер. Непроизвольно он потянулся к рукояти кинжала у себя на бедре, готовый обернуться и броситься на следующий звук. Но громкий шорох листьев под ногами заставил его помедлить. Несмотря на легкий шаг, человек не пытался тихо подкрасться.

На этот раз Лахлан снова застыл, на этот раз от ярости.

Он медленно обернулся. Его кулаки сжались, когда он смотрел, как Белла приближается.

К тому времени, когда Белла стояла перед ним, кровь в его венах кипела. Лахлан чувствовал себя львом, привязанным к дереву и натягивающим свою цепь. Еще один шаг, и он кинется на нее.

– Иди спать. – Его голос прозвучал как низкий рык.

Белла не подозревала, в какой опасности она была. Каждая жилка в его теле пульсировала, каждый мускул скручивался спиралью, каждый нерв пылал. Он уже переступил опасные границы контроля и не доверял себе сейчас. Не в такой близости от нее.

Боже, он чувствовал ее запах. Свежий аромат мыла смешивался с ночным ветерком. Все еще одетая в мужскую одежду, она завернулась в два пледа для тепла. К сожалению, пледы совсем не скрывали фигуру с очень женственными изгибами.

Белла смотрела на Лахлана с опаской, но не обратила внимания на его предупреждение.

– Я не могла спать, – сказала она, глядя на него, ее бледное лицо было залито мягким лунным светом. – Я хотела извиниться.

Его челюсти сжались. – За нарушение своего обещания, неподчинение моему приказу, или за то, что нас всех могли убить?

Даже в лунном свете Лахлан видел, как ее щеки краснеют. – За все это. Я не знаю, что на меня нашло. – Белла мяла руками плед, раньше Лахлан такого за ней не замечал; когда он увидел, как она это делает, то понял, насколько она огорчена. И это не помогло ему почувствовать себя лучше. – Я видела, как ты вошел в ворота, когда заметила Джоан. Я не видела ее лица, но знала, что это Джоан. Я должна была увидеть ее вблизи. Я думала, что ты пропустишь ее.

– Я собирался передать ей письмо, когда увидел тебя.

Ее глаза расширились. – Ты собирался? Я не думала... – Белла прикусила губу. – Когда я услышала о Мэри, я решила, что ты согласился пойти в Роксбург по другим причинам.

Белла не доверяла ему. Лахлан не дал ей для этого никаких оснований, но все-таки она задела его. – Я держу свое слово, Белла. Я, может, не очень часто даю обещания, но если я дал слово, я держу его.

Белла кивнула. – Я сожалею.

– Возможно, я могу понять желание увидеть Джоан. Но какого дьявола ты бросила этот цветок?

Белла вздрогнула, кусая губы и молча умоляя его понять. – Я не знаю. Я не думала, что еще кто-нибудь увидит или поймет. Я не понимала, что этот символ был так хорошо известен. Я не могла позволить ей уехать, не дав о себе знать.

– Ты не знала самого распространенного символа восстания?

Белла покачала головой. – Откуда бы? – Она бросила ему вызов.

Каким-то образом руки Лахлана оказались на ее плечах, он тряс Беллу, весь страх и переживания изливались вместе с пламенем гнева. – Черт возьми, Белла, тебя могли схватить! Ты понимаешь, как тебе повезло, что Комин не узнал тебя? Ради бога, о чем ты думала?

– Я не думала. – Белла вырвалась из его рук. – Не нужно кричать на меня, я же сказала, что мне жаль. Почему ты ведешь себя так, как будто заботишься обо мне?

Лахлан должен быть рад, что она все еще сражалась после того, через что прошла. На самом деле должен. Но сейчас у него не было настроения принимать ее вызов.

Белла откинула голову назад, и на него уже смотрела гордая графиня с вызывающим блеском в глазах. – Или это была твоя собственная шкура, о которой ты беспокоился, когда ты так близок к тому, чтобы получить то, что хотел?

– О чем, черт возьми, ты говоришь?

– Это твоя последняя миссия, не так ли?

– Кто…? – Лахлан остановился, точно зная, кто. «Сетон». Он еще поговорит с этим проклятым рыцарем.

– Это должно было быть секретом?

– Нет.

Лахлан просто надеялся подождать, пока они не вернутся к Брюсу, чтобы рассказать ей.

– Так это правда?

– Да, это правда.

Белла смотрела на него, как будто ждала, что он попытается объяснить. Он ничего не собирался объяснять; он не должен ничего ей объяснять.

– Вот именно так? Ты просто собираешься уйти и не оглядываться назад?

Он так все и запланировал, черт возьми. Лахлан стиснул зубы. – Я согласился служить три года, и три года почти закончились.

Белла, казалось, не верила ему. – То есть ты собираешься получить свои деньги, а потом продать свой меч тому, кто предложит самую высокую цену?

Лицо Лахлана потемнело от намека на презрение в ее голосе. – У меня есть долги. – Он не мог оживить людей, которые умерли за него, но он, конечно же, мог обеспечить их семьи. Деньги от Брюса были бы последним платежом по долгу, который никогда не мог быть погашен. Но то, что он собирался делать с деньгами, ни черта ее не касалось. – Как только мне заплатят, я заканчиваю – со всем этим.

– Ты вернешься к своему клану? – Лахлан не пропустил нотку надежды в ее голосе.

Его зубы скрипнули. – Нет.

– Я тебя не понимаю. Я наблюдала за тобой. Ты хороший руководитель. Почему ты уклоняешься от своего долга перед кланом?

Хороший руководитель? Он знал сорок четыре человека, которые не согласились бы с ней. – Оставь это, Белла.

На сей раз что-то в его голосе, видимо, предупредило ее, и Белла мудро решила не давить. – Тогда почему бы не остаться и не бороться вместе с Робертом?

Черт возьми, это была не его битва. Он не должен заботиться о том, кто выиграет или проиграет.

Я не.

Но Лахлан знал, что это не совсем так. Он не был таким незаинтересованным, каким ему хотелось. Каким-то образом, невольно, он был захвачен пылом и возбуждением невозможного, исторического, легендарного возрождения Роберта Брюса из пепла поражения.

И хотя они раздражали его время от времени – некоторые больше, чем другие, – его товарищи по Хайлендской гвардии были лучшими воинами, с которыми он когда-либо сражался. Вместе они делали то, о чем он и не мечтал.

Но это ничего не меняло. – Брюс получил свою корону, – ответил он.

– Но это еще не конец. Ты знаешь это так же хорошо, как и я. Половина замков Шотландии – все важные на юге – по-прежнему контролируются английскими гарнизонами. Да, у Роберта есть его корона, но он управляет только половиной страны, и его королевство ни в коем случае не безопасно. У него много врагов внутри страны, которые хотели бы его свергнуть. И Эдуард не отступится от Шотландии. Война с Англией неизбежна. Еще многое предстоит сделать.

Страсть в голосе Беллы заставила Лахлана посмотреть на нее с недоверием. Нет. Она не могла... – Неужели ты хочешь в этом участвовать?

Белла вскинула подбородок и посмотрела на него. – Я сделаю все, что от меня потребуется королю, когда моя дочь окажется в безопасности.

Его глаза сузились. Очевидно, раздавленная роза не помешает ей попытаться вернуть дочь. Женщина была столь же решительной, сколь и упрямой. Кровь Христова, что, если она снова рискнет? Его пульс прыгнул, прежде чем Лахлан подумал до конца.

Не моя проблема, напомнил он себе.

– После всего, через что ты прошла, ты все еще хочешь сражаться? Ты так хочешь снова оказаться в тюрьме?

Белла побледнела. – Конечно, нет! Ты видел, как это было. Это было ужасно. Холод. Решетки. Бесконечные часы, когда нечем заняться, и пытаешься не сойти с ума. – Она бросила на него язвительный взгляд, явно злясь на Лахлана за то, что он вытащил неприятные воспоминания. – Я с трудом смотрю на закрытую дверь, пытаясь унять дрожь и панику. Ты это видел, когда сказал про хижину.

– Как ты вынесла это?

Ее взгляд остановился на нем. – А как ты? – мягко спросила Белла. Когда Лахлан ничего не ответил, она отвернулась, пожав плечами. – Я думала о своей семье – о дочери. Я знала, что должна пройти через это ради нее. Белла снова повернулась к Лахлану, глаза ее вспыхнули. – Почему ты спрашиваешь меня об этом? Ты знаешь, на что это похоже.

– Потому что это именно то, что тебе грозит, если ты будешь продолжать в этом же духе. – Ей необходимо знать, на что она идет. – Ты сделала достаточно, Белла. Пользуйся своей свободой и не оглядывайся назад.

– Разве ты не видишь, что это не про меня. И никогда не было.

Лахлан этого не видел. И никогда не захочет. Это было частью его натуры. Волноваться не только о себе, сказала однажды Белла. – Стоит ли это делать?

Белла вздрогнула, как будто Лахлан ударил ее. Ее пораженный взгляд почти заставил его пожалеть о вопросе. Ее подбородок дрогнул. – Это надо сделать.

Отчаянная мольба в ее голосе перевернула в нем что-то. На мгновение он подумал, что может стать тем мужчиной, который поможет ей.

Видимо, Белла была во власти того же глупого впечатления, потому что она не смягчилась. – Я считала, что ты – человек, который выполняет работу до конца, а не оставляет ее наполовину незавершенной.

Слова кололи. Белла понимала его лучше, чем он хотел признаться. Не моя битва...

– Я сделал то, что собирался. Для меня все закончено.

Но не для нее. Белла была бойцом. Она будет продолжать сражаться до тех пор, пока дышит. Даже за, казалось бы, проигранное дело.

– Значит, тебе все равно? – усмехнулась Белла. – Тебе все равно? Удастся ли Роберту освободить Шотландию от власти Англии? Погибнут ли твои друзья?

Лахлан хотел, чтобы она замолчала. Он подошел ближе, угрожающе навис над Беллой, кулаки его сжимались. – Они не мои друзья.

– Нет? – бросила Белла. Лахлан знал, что она собирается сказать дальше. Не говори этого. – А что насчет меня, Лахлан? Тебя не волнует…?

Он схватил ее, прежде чем Белла успела это произнести, и прижал к дереву. Он не хотел заботиться ни о ней, ни о чем-либо еще. Но Белла продолжала расковыривать рану, пока не проступила кровь.

С него было достаточно. Белла слишком сильно задела его.

Лахлан прижался всем телом к ​​ней, грубо втираясь членом между ее ног. – Ты хочешь знать, что меня волнует, Белла? Вот что меня волнует. Я хочу трахнуть тебя так сильно, что даже думать не могу разумно. Я хочу зарыться лицом между твоих ног и вылизывать тебя, пока ты не потеряешь рассудок.

Белла ахнула.

Лахлан криво ухмыльнулся. – Поэтому, если ты не готова встать на колени и обхватить своим невероятным ртом мой член, оставь меня в покое.

Белле следовало послать его к черту. Это все, чего Лахлан хотел от нее. Но Белла никогда не делала того, что должна. Вместо этого она улыбнулась так, как будто поняла его. Это было вряд ли возможно, потому что Лахлан сам себя не понимал.

– Я слишком близка к правде, Лахлан? – Тонкая насмешка привела его в бешенство. – Будь таким грубым и злым, как тебе хочется, ты не напугаешь меня.

Его глаза потемнели. Возможно, нет. Возможно, да, черт возьми. Его рот прижался к ней в свирепом порыве.

Он предупредил ее.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Белла спровоцировала Лахлана. Возможно, именно это она и собиралась сделать с самого начала. Этот жар, эта страсть, это безумие, кипевшее между ними, продолжались слишком долго. Белла решила покончить с этим.

Ей ничто не мешало. Бьюкен был мертв. Ее долг перед ним – если таковой существовал – в прошлом.

Длительное тюремное заключение, когда Белла не знала, получит ли она когда-нибудь свободу, научило ее наслаждаться минутами радости и удовольствия, которые она могла получить от жизни. Иного шанса может и не быть.

И каким-то образом Белла знала, что это принесет ей удовольствие, в отличие от всего, что она когда-либо знала. Ей хотелось почувствовать страсть хотя бы один раз в жизни. Даже если это все, что может быть между ними. Предложение Лахлана было ясным – как и всегда. Он никогда не утверждал, что хочет чего-то большего от нее, чем это.

Ей тоже ничего от него не нужно... не так ли?

С виду ничего не изменилось. Он все еще был мерзавцем. Человеком, который, как говорили, предал свой клан и убил жену. Безжалостным наемником, который дорого продает свой меч и заявляет, что его ничто не волнует.

Но его волновало гораздо больше вещей, чем он позволял увидеть. Реакция Лахлана на ее вопросы сказала Белле об этом. Чем больше он открывался, тем грубее становился, и тем больше Белла понимала, что близко подобралась к нему. Лахлан использовал свой язвительный змеиный язык как оружие и щит – чтобы оттолкнуть людей, когда они подбирались слишком близко, и не дать им увидеть себя настоящего. Белла чувствовала глубокую печаль внутри Лахлана. Чернота была не в его душе, а в темном облаке, нависающем над ним.

Тем не менее, его грубые слова потрясли Беллу. Из всех распутных вещей, к которым принуждал ее муж, он никогда не делал этого. Мысль о том, рот Лахлана будет там, его горячий язык, проникнет внутрь...

Белла вздрогнула, когда Лахлан сильно прижался к ней.

Как только он коснулся ее губ, Белла поняла, что назад дороги нет. Его поцелуй был горячим и голодным, неистовым и первобытным, как страсть, пылающая между ними.

Лахлан прижал Беллу к себе. Целуя ее все глубже. Вдавливал ее в свое твердое тело. Белла чувствовала каждый выступ, каждую впадинку, каждую стальную мышцу; его тело, казалось, вбирало ее, соединялось в совершенном пламени слияния.

Его язык кружил вокруг ее языка, убеждая – нет, требуя – ее ответить.

Белла поцеловала его в ответ, отвечая на каждое прикосновение его языка своим прикосновением. Темный, пряный вкус Лахлана наполнял ее чувства, заставляя не видеть ничего, кроме него.

Это не было ни нежным ухаживанием, ни мягким соблазнением, но жестоким пожаром отчаянной потребности между двумя людьми, которые хотели только одного.

Эта жесточайшая необходимость, это отчаяние, эта страсть... Белла представить не могла, что способна так чувствовать. Никогда не думала, что она может настолько лишиться самообладания. Никогда не представляла, что может чувствовать такую связь с кем-нибудь. Казалось нереальным, что такое может с ней произойти. Что женщина, которая была холодна и бесчувственна на протяжении многих лет, найдет удовольствие в объятиях одного из самых безжалостных, самых страшных и ненавидимых мужчин в Шотландии.

Но для Лахлана это было нечто большее. Он был жестким, но не плохим. Во всяком случае, не таким плохим, как хотел показать. У Лахлана просто никогда не было кого-то, кто любил бы его. У него никогда не было никого, кому бы он мог доверять. Белле просто нужно было дать ему шанс. За Лахлана стоило бороться.

Губы Лахлана были такими горячими, что каждое прикосновение, каждое движение его языка разжигали пламя еще сильнее. Тепло его поцелуя, казалось, доходило до пальцев ее ног, разливаясь по всему телу. Сердце Беллы билось о ребра, неистово трепеща при каждом ударе.