Текст книги "Змей (ЛП)"

Автор книги: Моника Маккарти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

Возвращение Бьюкена само по себе не было большой проблемой. Они все еще могли придерживаться заранее подготовленного плана: перехватить графиню и ее дочь по пути из церкви после воскресной службы – один раз графине, несомненно, было бы разрешено покинуть замок.

Но Лахлан лучше, чем кто-либо, знал, что миссии редко шли согласно плану. Маккей также узнал от допрошенных стражников, что граф получил известия о коронации и участии графини в ней.

Это изменило все. Как только граф возвратится, замок будет заперт так же крепко, как бедра монахини, и Лахлан сомневался, что для графини будут возможны любые прогулки в течение многих месяцев, даже посещения церкви.

Маккей полагал, что у них оставался приблизительно час.

Лахлану потребовалась четверть часа, чтобы вскрыть ворота замка и почти вдвое больше, чтобы найти графиню. Ему осталось около пяти минут прежде чем Гордон прикроет их побег.

И у него, безусловно, не было времени, чтобы развеять опасения его надменной маленькой спутницы о его пригодности в качестве сопровождающего.

Его резкие слова, как оказалось, чудесным образом изменили ее поведение. Страх был мощным стимулом. Она помчалась к шкафчику, вытащила темный плащ, который она торопливо набросила на плечи и взяла с полки небольшую шкатулку с искусной резьбой.

Предположение Лахлана, что это были ее драгоценности, подтвердилось, когда она открыла крышку, чтобы показать украшения из золота и драгоценных камней, достойных сокровищницы султана. Кровь Христова!

Он ожидал, что она переложит содержимое шкатулки в вышитый мешочек, который был привязан у нее на талии, но вместо этого она взяла одну вещицу, закрыла крышку и поставила шкатулку обратно на полку.

Как только сделала это, она повернулась ему.

– Я готова.

Лахлан поглядел на шкатулку.

– Это все, что вы берете?

Ее глаза сузились, как будто она ожидала, что он сам возьмет шкатулку. Черт, он был больше, чем соблазнен. Этими драгоценностями можно было расплатиться с большинством долгов.

– Остальное принадлежит моему мужу. Это – единственная вещь, которая имеет значение.

Так мог говорить тот, кто жил в достатке и был богат всю жизнь. Легко быть лицемером, когда вы одеты в наряд, которым можно прокормить целую деревню в течение многих недель. Он скользнул взглядом по толстому золотому ободку, который скреплял ее длинные блестящие волосы, по богатой, вышитой золотом ткани ее сюрко, по плащу с меховой подкладкой, по тяжелому ожерелью из жемчуга и сапфиров, по тонким молочно-белым пальцам, унизанным кольцами и носкам ее изящных шелковых туфель.

По тому, как ее щеки покраснели, Лахлан понял, что она знала, о чем он думает.

Белла подняла подбородок.

– Если вы готовы, мы можем сходить за моей дочерью.

Вот, черт возьми, он забыл про ее отродье. Почему она настаивала на том, чтобы тащить за собой молоденькую девушку через полстраны, где идет война, он не знал.

Но он здесь не для того, чтобы задавать вопросы.

В течение трех лет Макруайри выполнял все задания, которые давал ему Брюс – приятные и не очень, но это не имело значения. Хотя он подозревал, что это была последняя причина, которая обеспечила ему место среди элитных воинов тайной стражи Брюса. Были и другие качества: он был беспощаден в бою, мастерски обращался с кинжалом, и был необыкновенно искусен в маскировке, проникновении в тыл врага и похищении людей из весьма труднодоступных мест – воина со многими умениями высоко ценили на войне.

Он сделал все, что от него потребовалось, чтобы стать воином Хайлендской гвардии.

Война – это выгребная яма. Каждый был замаран. Каждый. Единственное различие между ним и другими людьми было в том, что он не отрицал этого и не придумывал оправданий в виде благородных побуждений или патриотизма.

Лахлана ни черта не интересует политика. Наемникам не нужны убеждения. Так было проще.

Он решил принять предложение Брюса по одной причине: у него были долги, и не только денежные. Сотрудничество с Брюсом поможет ему во всех отношениях.

Макруайри устал делать грязную работу для других. Если все пройдет удачно, он сможет оставить это занятие. Он получит свою награду, рассчитается с долгами, и оставит себе достаточно денег, чтобы где-нибудь исчезнуть. Удаленный остров на западе будет идеальным местом. Он будет в ответе только за себя и ни за кого больше.

Но для того чтобы это произошло, Брюс должен был стать королем. Если Изабелла Макдафф может в этом помочь, Лахлан непременно доставит ее на церемонию. И ее дочь тоже.

– Где она? – спросил он.

Графиня прикусила губу. Невинный жест в ее случае стал невероятно возбуждающим. Господи! Не время думать о том, как этот мягкий розовый рот, плотно сомкнется вокруг...

Лахлан почувствовал тяжесть в паху и быстро отвел взгляд, раздосадованный такой реакцией.

– Я оставила ее в зале. – Он услышал нарастающую в ее голосе тревогу, когда она попыталась объяснить. – Она еще не закончила свой ужин. Я не знаю... – ее голос задрожал. – Я думала, мы только завтра…

Белла схватила его за руку. Его тело сжалось от ее прикосновения, которое отдалось в каждой мышце. Лахлана будто молния пронзила. Это был первый раз, когда Белла по своей воле прикоснулась к нему, но он сомневался, что она поняла, как действует на него. Ею овладел страх за дочь.

– Мы не можем уехать без нее, – умоляла Белла, ожидая его ответа. Мольба придавала ее прекрасному лицу еще большую привлекательность. Большие голубые глаза, обрамленные темными бровями вразлет и длинными черными ресницами, прямой нос, безупречная кожа цвета сливок, чувственный изгиб губ, которым позавидовала бы и шлюха… большинству мужчин было бы очень тяжело сопротивляться.

Но он не относился к большинству.

Лахлан сжал рот. Он не собирается выбирать выражения. Он должен сказать ей, что отвлекающий маневр, который обеспечил бы их побег, произойдет в любую минуту. Что был всего один шанс к двадцати, что они доберутся до девочки, прежде чем здесь разверзнется ад.

Но отчаяние в ее голосе остановило его.

Изабелла Макдафф может предать своего мужа, чтобы короновать его соперника, но она, очевидно, любила своего ребенка. Лахлан был последним человеком в мире, на которого может повлиять красивое лицо и фантастическая грудь, но он прекрасно понимал, что есть еще одна причина, по которой он придержал язык: миссия. Интуитивно Лахлан понял, что если он скажет ей правду, Белла будет сопротивляться и устроит драку. А они не могли себе позволить задержку. Любую задержку. Они и так отправились на задание с угрожающе небольшим опережением.

– Один из моих людей заберет ее, – сказал Лахлан, помня, как Белла испуганно искала его спутников в тени за его спиной. Он задался вопросом, что она скажет, когда обнаружит, что их было только трое.

Он даже сам поверил в то, что сказал… на минуту. Но едва они вышли из комнаты, как быстро нарастающий грохот взрыва прорезал вечерний воздух.

Время остановилось.

Белла проклинала себя за то, оставила Джоан в главном зале, в то время как сама вернулась в свою комнату, чтобы собрать вещи. Она не могла знать – уговаривала она сама себя. Но это не помогло ослабить беспокойство и страх, разрастающийся в ее груди.

Белла не хотела, чтобы ее любопытная дочь стала задавать вопросы. Для Джоан – для них обеих – было более безопасно, если дочь не будет знать о ее планах. Случайно сказанное слово могло иметь катастрофические последствия.

Но беда пришла, так или иначе. Как ее муж узнал?

Это уже не имело значения. Все, что имело значение, это то, что гнев Бьюкена не будет знать границ. После всех лет необоснованных обвинений и подозрений в предательстве, она наконец-то сделала то, что оправдает его ярость.

Дрожа от внезапного холода, разлившегося по ее венам, она следовала за бесславным наемником Роберта по коридору, освещенному факелами, на лестницу донжона, а затем во внутренний двор. Белла не спросила, что он сделал со стражниками, приставленными наблюдать за ней, не желая знать подробности, но была благодарна, когда они без особых хлопот выбрались из башни.

Но едва она ступила на мощеный камнем внутренний двор, грохот взрыва заложил ей уши и встряхнул землю под ногами. Мгновение спустя последовал второй взрыв, и адский огонь осветил темнеющее небо.

Во дворе началось столпотворение. Люди выбегали из зданий, выходящих во внутренний двор. Она слышала женские крики, мужские крики, грохот…

– Берегись!.. – заорал МакРуайри, дернув ее в сторону, чтобы испуганные лошади не затоптали их.

...копыт. Ее сердце замерло.

Конюшни – поняла она. Они подожгли конюшни, и деревянный сарай, под потолок забитый сеном, был как растопка.

Огонь, казалось, поглотил ночную тьму. Дым заполнил воздух.

Джоан! Боже милостивый, ее дочь!

Белла рванулась к главному залу, но Лахлан ожидал этого и, схватив ее, потянул в сторону выхода.

– О девушке будет кому позаботиться. Нам надо идти. Охрану не получится долго отвлекать.

Холодная рука паники сжала ее сердце в ледяном кулаке. Белла попыталась вырваться, но его руки так крепко держали ее, что она не могла пошевелиться.

– Я не могу оставить дочь.

Макруайри жестко одернул ее, сжав побелевшие губы в тонкую линию. Белла почувствовала его дыхание, в первый раз, понимая, насколько опасным может быть этот человек. Он выглядел именно таким – злым и грозным, – каким рисовала его молва.

Белла должна была испугаться, но по ее коже прокатывались странные, приятно покалывающие, волны. Но посреди всеобщего хаоса она сочла подобные ощущения совершенно неуместными. Ее дыхание успокоилось. Она чувствовала запах кожи, из которой был сделан его котун, запах его кожи и теплое пряное дыхание. Но отчетливее всего она ощутила тепло и твердую силу стоящего напротив нее тела. Тела воина.

Сигнал тревоги зазвонил в ней, как колокол. Ее щеки порозовели от, казалось, давно умершего тепла. Что с ней? После стольких лет умершие чувства и ощущения решили вернуться к жизни? Но ведь в этом отклике не было ничего зазорного.

Твердый голос Макруайри резко вернул ее к реальности.

– Послушайте, графиня. Если вы хотите выбраться отсюда, пока не появился ваш муж, мы должны идти сейчас. Вашей дочери ничто не угрожает. Огонь далеко от зала. Я подал сигнал моим людям, когда мы покинули башню; они сейчас готовят отход.

– Но…

Он оборвал ее протест.

– Решайте сейчас. Если вы идете, то идете сейчас. Вы собираетесь это сделать или нет?

Чувствуя себя беспомощной, Белла обернулась и пристально посмотрела на внутренний двор, желая, чтобы ее дочь показалась из дыма. Все инстинкты убеждали ее мчаться в этот хаос, чтобы найти дочь. Но теперь, когда первоначальная паника прошла, она поняла, что Лахлан был прав. Огонь не был настолько сильным, как это сразу показалось, и он был далеко от зала.

Белла повернулась к Лахлану.

– Вы уверены, что ваши люди поняли? Кто-нибудь заберет ее? Они не уедут без нее?

Его лицо застыло, но он невозмутимо встретил ее взгляд.

– Да.

Белла смотрела ему в глаза, зная, что у нее не было никаких оснований доверять ему. На самом деле, из-за того, что она знала о нем, она имела все основания не делать этого.

Но у нее не было выбора. Решение было принято, когда она согласилась короновать Роберта.

Белла кивнула. Боже, помоги ей, она кивнула, надеясь, что она не приняла худшего решения в своей жизни.

Белла позволила Макруайри вывести ее из ворот замка и слиться с толпой перепуганных зевак. Стражники не смотрели на них, они были слишком заняты, пытаясь потушить пожар и поймать ценных лошадей ее мужа, прежде чем они убежали бы за пределы замка.

Разбойник вел ее в сторону деревьев. Она продолжала оборачиваться, пытаясь увидеть в толпе свою дочь. Джоан была одета в красное. Закрытое платье гранатового цвета, расшитое золотой нитью и жемчугом.

– Где она? – Спросила Белла, – я не вижу ее.

Макруайри не отвечал, потянув ее еще глубже в лес. Вскоре она потеряет из виду замок.

– Стойте, – сказала Белла, порываясь вернуться, и уперлась каблуками в землю. – Где ваши люди? Где моя…

Резкий свист позади них остановил ее. Лахлан обернулся на звук и через несколько мгновений двое мужчин подъехали к ним, ведя двух дополнительных лошадей, одна из которых принадлежала ее мужу.

– Она с тобой? – спросил один из всадников.

Как и Лахлан, двое мужчин были одеты не как рыцари и носили черненые шлемы с наносниками, мягкие черные кожаные военные куртки, укрепленные металлическими пластинками, и темные пледы с неизвестным ей рисунком.

– Да, – ответил Лахлан.

– Какие-то неприятности? – спросил другой человек.

– Ничего, с чем бы я не мог справиться, – сказал Лахлан, взяв под уздцы одного из коней.

Белла оглянулась, ожидая увидеть, что к ним присоединится больше людей.

– Где остальные ваши люди?

Младший из всадников – тот, кто говорил первым – ухмыльнулся. – Мы все остальные, миледи.

Белла пристального взглянула на Лахлана, – Тогда, кто заберет мою дочь?

Выражение его лица осталось бесстрастным. Ни малейшего намека на неловкость. Он был совершенно точно похож на того, кем он был: злым, безжалостным бандитом.

Макруайри безразлично пожал плечами.

– Это было невозможно. У нас не было времени. Посмотрите, – сказал он, показав на замок, – они уже восстановили порядок. Стражники вернулись к воротам.

Но она не хотела смотреть. Белла почувствовала, как ужас разрастается внутри нее, поскольку она поняла то, что он говорил. Что он сделал. Она впилась в него взглядом, ее голос дрожал от гнева.

– Вы лгали мне.

Но ее гнев не возымел на Макруайри никакого действия.

– Я сделал то, что должен был сделать, чтобы вывести нас оттуда. – Никаких извинений, никаких сожалений, просто спокойное объяснение. – Девочке безопаснее находиться в замке. Там, куда мы направляемся, не место для ребенка.

Гнев затягивал ее как омут. Как он смеет! Она должна оберегать свою дочь.

– Это мне решать.

– Да, это так. Но мой долг – доставить вас в Скон.

– Ваш долг – доставить в Скон меня и мою дочь.

Губы его еще сильнее сжались, но в остальном он казался неподвижным. А в это время ее сердце разрывалось на тысячи мелких кусочков.

Белла оглянулась на замок, увидела стражников, суетящихся около ворот. Каждая частичка ее существа уговаривала ее вернуться туда. Независимо от того, насколько это было глупо.

Джоан была самым важным человеком в мире для нее. Дочь нуждалась в ней. Как она могла оставить ее? Этого не должно было произойти. Она никогда не собиралась...

Она посмотрела на двух других мужчин в надежде на помощь, но увидела только жалость в их глазах.

Бандит устал от ожидания.

– Решайте, графиня! Вы поедете с нами в Скон и выполните ваше обещание Брюсу, или вернетесь к вашей дочери и мужу?

Похоже, что ему было совершенно безразлично, что она выберет.

Белла никогда не презирала никого так сильно, как Макруайри в этот момент. Она услышала тонкую насмешку в его голосе. Он знал, что она оказалась в ловушке. Даже если бы она смогла пренебречь своим долгом и покинуть Брюса и свою страну, она не может вернуться к мужу. Если она окажется в его власти...

Она не сможет защитить свою дочь из могилы.

Чувства пылали внутри нее, сжигая ее горло. Ее глаза. Ее грудь. Она была дурой, что поверила слову из лживого рта Лахлана Макруайри. Она хотела проклясть его, ударить его. В безумной ярости напасть на него.

Белла хотела свернуться клубком и рыдать от отчаяния.

Но годы контроля над эмоциями не прошли даром. Никогда не показывать слабость. Никогда не давать возможности причинить боль.

Как только Белла заставила остыть свой гнев, она поклялась, что однажды она сотрет эту насмешку с безжалостно красивого «меня-ничто-не-волнует» лица Лахлана Макруайри.

Без лишних слов, она взяла поводья и позволила ему помочь ей сесть на лошадь.

Когда они поскакали прочь, Белла гордо распрямила спину, не допуская даже намека на сокрушительные эмоции, разрывающие ее изнутри.

Это не займет много времени – сказала она себе. Когда Роберт станет королем, он найдет путь в сердца людей. Так же, как нашел путь в ее сердце.

Но она не успокоится, пока ее дочь не окажется в безопасности и в ее объятиях.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Лахлан сидел на небольшом камне рядом с Гордоном и Маккеем, они с удовольствием ели вяленую говядину и овсяные лепешки. Свирепые взгляды, которые бросала на него женщина, сидевшая в глубине пещеры, были сродни острейшим кинжалам.

Но Лахлану было наплевать на то, что она думает. И, черт возьми, он сделал то, что должен был сделать, чтобы увезти ее оттуда. Ложь, обман, воровство – все они были частью войны. А учитывая то, во что она ввязалась, ей лучше, черт побери, смириться с таким положением вещей.

И Белла была не в том положении, чтобы осуждать его. Христа ради, она только что сбежала от мужа, чтобы короновать его злейшего соперника.

Если бы Бьюкен не был таким невыносимым ослом, Лахлан мог бы даже пожалеть этого ублюдка. Он лучше, чем любой другой знал, что не следует ожидать преданности от кого-либо, особенно от жены. Если Лахлану нужны какие-либо причины, чтобы никогда не жениться снова – чего он, разумеется, никогда не сделает – это еще один яркий тому пример.

Черт с ней. Он сделал то, что нужно, чтобы выполнить задание Брюса. И не было никакой возможности забрать ее дочь. Они прибыли в замок всего на несколько минут раньше приближающегося отряда Бьюкена. Ему не из-за чего чувствовать себя виноватым. Он принял такое решение. Выполнение задания – это единственное, что имело значение.

И если потребуется, он сделает это снова, черт побери.

И хотя Лахлан не вглядывался больше в ее лицо, он видел, что гордость не смогла скрыть значение ее взгляда, когда они поехали прочь от замка, оставив ее дочь...

Он видел достаточно людей под пытками, чтобы понять этот взгляд. Агония. Несомненная, кровоточащая, настоящая мука.

Лахлан откусил кусок говядины, чтобы убрать тяжелый комок в груди, хоть этот комок и не имел никакого отношения к еде.

Говядина на помогла, Лахлан сморщился, взял кожаную фляжку и сделал большой глоток виски.

Гордон наблюдал за ним. – Что-то не так с едой?

– Проклятая говядина испортилась.

– А на мой вкус – она прекрасная.

Лахлан пожал плечами, сделав еще один глоток. Виски жидким огнем ожег его горло.

Он чувствовал взгляд Маккея, но суровый горец молчал. Ему и не надо было ничего говорить. Его неодобрение было таким же ясным, как высказанное вслух.

Магнус Маккей был родом из гор Северной Шотландии. Высокий, невероятно мускулистый, и почти столь же сильный как Робби Бойд, он был одним из самых выносливых сукиных сынов, которых Лахлан когда-либо встречал, способный выжить в тяжелейших условиях.

Единственное место, где ему, казалось, было не по себе – верхом на лошади. Не самый изящный всадник, он, казалось, держался в седле исключительно благодаря силе воли. После мучительной ночной скачки, последнюю часть которой они провели под сильным дождем, графиня была не единственной, кто нуждался в отдыхе.

Маккею Лахлан не нравился, но это вряд ли было необычно. Пока Магнус не стал напарником Макруайри, они едва друг друга замечали. Лахлан, безусловно, не искал друзей, когда согласился присоединиться к секретной группе призрачных воинов Брюса.

Макруайри вынужден был признать, что это была привлекательная идея. Воины, каждый из которых был лучшим в своей воинской дисциплине, объединились в одном элитном отряде. Он уже видел, на что они были способны. Но войну нельзя выиграть малыми силами, и Лахлан сомневался, что такой человек, как Роберт Брюс, пропитанный понятиями о рыцарской части, будет использовать самые скрытные и воровские приемы горцев.

Несомненно, они были лучшими людьми, вместе с которыми Лахлан когда-либо боролся. Но это не значит, что он хотел, чтобы они полагались на него или что он будет опираться на них. Его предательница-жена преподала ему жестокий урок, результатом которого стали его люди, пошедшие за ним на смерть, сам он был незаслуженно опозорен и лишился состояния. Макруайри вернулся к тому, что он оставил: он был воином, который обучен убивать, который жил мечом.

– Хочешь что-то сказать, Святой? – Спросил Макруайри, используя прозвище, которым в шутку с легкой руки Максорли называли этого гиганта. Это было не из-за его благочестия. В отличие от других мужчин, Маккей, казалось, никогда не говорил о женщинах. Лахлан собирался выяснить, почему Маккей так себя вел, в то время как на задании, вдали от дома, сидя у костра ночью, большинство воинов не говорили ни о чем другом.

– Графиня права, – заявил Маккей, отложив странный предмет, с которым он работал. Он всегда придумывал новые способы, чтобы сделать оружие более эффективным и смертельным. – Мы должны были привезти ее и девчонку.

– Макруайри объяснил, что произошло, – вмешался Гордон, прежде чем Лахлан остановил его. – Не было времени.

Уильям Гордон обладал уникальным мастерством, и кроме того, был одним из немногих людей, на которых Лахлан хотел быть похожим. Он умел управлять взрывами и огнем и владел секретным рецептом черного пороха, который привез из Святой земли его дед.

– Может быть, и нет, – упрямо не соглашался горец, – если бы он поделился своим планом, мы смогли бы что-нибудь придумать.

– Как? – Бросил с вызовом Макруайри. – Ничто из того, что вы, возможно, сделали бы, ничего не изменит. Моя работа состояла в том, чтобы провести нас в замок и найти графиню. Вы с Гордоном обеспечили прикрытие и отвлекли стражу. Мне не нужен ты или кто-либо еще, чтобы присматривать за мной. – Маккей понимал, что Лахлан прав: они бы ему мешали. – Я вывел ее из замка, не так ли?

Маккей посмотрел на него и кивнул головой в сторону графини. – Да, ты вывел ее. Но на твоем месте я некоторое время поберег бы спину.

По крайней мере, в этом они были согласны.

Гордон снял плед, который он носил на плечах, чтобы сливаться с ночной тьмой, и скрутил его в толстый жгут, отжимая дождевую влагу в грязь под ногами.

– Насчет одного ты был прав, – сказал он Лахлану тихим голосом, – это не место для ребенка, – Гордон вздрогнул. – Черт, жаль, что нельзя зажечь огонь.

Они не могли рисковать. Хотя Лахлан надеялся, что они оторвались от Бьюкена, они не могли точно знать, сколько ему потребуется времени, чтобы обнаружить побег жены. Макруайри вдруг понял, что он не больше не чувствует жжения в спине, он покосился назад в глубину пещеры и увидел, что графиня прислушалась к его совету отдохнуть насколько это было возможно. Они не могли здесь долго оставаться.

Гордон проследил за его взглядом.

– Она очень храбрая, – сказал он с явным восхищением, – интересно, почему она это делает?

Лахлан подумал то же самое.

– Замечательная женщина, – добавил Гордон.

Лахлан резко усмехнулся. – Я думаю, что ее муж может с тобой не согласиться.

– Бьюкен – опасный сукин сын. Почти такой же злобный тиран, как Эдуард. Он годится ей в отцы, и она... – Голос Гордона дрогнул и Лахлан почувствовал непонятный приступ раздражения, понимая, в какую сторону направились мысли Уильяма. В ту же сторону направлялись и мысли Лахлана каждый раз, когда он смотрел на Беллу. Каждый раз, когда Лахлан смотрел на нее, его член твердел. Именно по этой причине он старался не смотреть на нее.

– Есть в ней что-то, что трудно выразить словами.

Чувственная. Обольстительная. Заставляющая член твердеть.

Гордон пожал плечами, сдаваясь. – Жаль тратить такую красоту на старика. Бьюкен не заслуживает такого дара.

Лахлан выгнул бровь. – Таким образом, молодость и красота являются поводом для измены?

Макруайри решил, что пришло время проверить свои предположения.

– Я надеюсь, что ты так же будешь прощать своей жене. Хотя он разговаривал с Гордоном, но не переставал наблюдать за Маккеем и видел, что могучий горец был все так же невозмутим.

– Еще не поздно пересмотреть свои клятвы, знаешь ли. Ты не будешь женат на...

– День не был оговорен, – Гордон перебил его, – мы обручились, перед тем, как я отправился в тренировочный лагерь на Скай.

Маккей не пошевелился. Обычно, когда речь заходила о предстоящем бракосочетании Гордона, он сразу же уходил.

Может быть, Лахлан ошибся.

– Тогда у тебя достаточно времени, чтобы разорвать помолвку, – сказал Лахлан. – Поверь мне, брак – это черная чума для души; жена только сделает тебя несчастным.

Гордона невозможно было рассердить. Он только улыбнулся. – Одна кислая виноградина не испортит целую бочку вина. Не все женщины такие, как твоя жена.

– Слава Богу, – сказал Лахлан с содроганием.

Гордон был прав. Любой мог так вляпаться. Лахлан не часто рассуждал о предательстве Джулианы, но оно стоило ему слишком многого, чтобы забыть. После своей женитьбы он убедился, что ад все-таки существует, и это знание укрепляло его в нежелании еще раз окунуться в это дерьмо.

Гордон улыбнулся, качая головой. – Кроме того, я не могу разорвать помолвку, даже если бы захотел. Договор обручения так же обязателен, как брачный контракт. Моя честь обязывает довести дело до конца.

Лахлан издал резкий звук, означающий смех. – Честь не имеет никакого отношения к браку. Он снова уставился на Маккея. – Какая она, твоя невеста? Уродлива, как свинья или прекрасна, как наша маленькая графиня?

Гордон пожал плечами, – Я не знаю.

Лахлан удивился, – Ты никогда не встречался с ней?

Гордон покачал головой, – Этот брак был устроен нашими отцами. – И оба, Лахлан знал это, выступили против Брюса. – Я воспитывался вместе с ее братом, – объяснил Уильям.

Возможно, Лахлан, в конце концов, был прав. Маккей начал вставать. Но Макруайри остановил его, – Сазерленды – твои друзья, не правда ли, Святой? – Сказал он с сарказмом. Нареченной Гордона была Хелен Морей, дочь графа Сазерленда, а противостояние Маккеев и Сазерлендов длилось уже давно и было очень сильным. – Ты когда-нибудь видел невесту?

Рука Маккея сжала рукоятку ножа, которым он помогал себе во время еды. Интересно.

– Да, – сказал он с энтузиазмом больного, которому будут рвать зубы.

Гордон не мог скрыть своего удивления, – Ты никогда не говорил, что видел ее.

Маккей равнодушно пожал плечами, хотя Лахлан подозревал, что равнодушие деланое. – Я не считал это важным.

Лахлан почувствовал слабое место и пошел в атаку. – Так как ты думаешь, Святой? Гордону понадобятся несколько кружек виски, чтобы трахнуть невесту, или он с удовольствием ворвется своим членом между ее мягких бархатистых бедер?

На мгновение Лахлан подумал, что зашел слишком далеко. Маккей выглядел так, как будто собирается убить его. Но лицо Маккея быстро стало невозмутимым, и Лахлан решил, что ему померещилось.

А, может, и нет.

– Ты грубый ублюдок, Макруайри. Я не знаю, почему, черт возьми, Брюс подумал, что ты можешь быть частью этой команды. Ты как отрава.

Лахлан улыбнулся. – Вот поэтому Брюс выбрал меня. Тихое и смертоносное, идеальное оружие.

Он сказал бы больше, но Лахлан увидел взволнованное выражение на лице Гордона и не стал продолжать.

Белла вздрогнула и проснулась. Она оглянулась, увидела незнакомые каменные стены, и не сразу поняла, где находится.

Потом вдруг воспоминания вернулись, вернулись отчаяние и тоска, и обрушились на нее тяжелыми волнами.

Пусть она будет в безопасности. Пожалуйста, пусть моей дочери ничто не угрожает.

Бьюкен не причинил бы ей боли. Не физически, по крайней мере. Джоан была единственным, что было хорошего между ними. Гневные тирады ее мужа, его ревность, его необоснованные подозрения никогда не отражались на их дочери.

Бьюкен любил тихую девочку с большими, проникновенными глазами так, как он мог любить любого. Джоан походила на своего отца темными волосами, голубыми глазами, классическими чертами лица.

Слава Богу.

Муж обвинил ее во многих ужасных вещах за эти годы, но не в супружеской неверности.

Белле только что исполнилось шестнадцать, когда она родила Джоан, она сама еще была ребенком. Белла не могла забыть, как она в ожидании мужа сидела в большой кровати, держала свою малышку, чтобы показать супругу их крошечное чудо.

Возможно, она все простила ему этот момент. Даже то, как жестоко он лишил ее девственности в первую брачную ночь. В пятнадцать лет она была слишком молода для супружеских отношений. Но Бьюкен был, как озабоченное животное, он прямо в одежде бросил ее на кровать, силой раздвинул ей ноги и ворвался в нее своим затвердевшим членом, не заботясь о ее невинности или молодости.

Прежде чем они поженились, Белла считала его красивым, с его темными волосами и светлыми глазами. Старше ее, да, но все еще в расцвете своей мужской привлекательности. Не особенно высокий, но он был рыцарем на протяжении более чем двадцати лет. Его произвел в рыцари сам король Александр, когда Бьюкену был только двадцать один год. Он был силен, и имел плотное мускулистое тело воина.

Но Белла возненавидела физическую силу, которая изначально привлекала ее. Возненавидела то, как он полностью подчинил ее себе.

И все равно, она могла бы оставить разочарование от первого года ее замужества после рождения их дочери, если бы муж выказал хоть капельку доброты к ней. Если бы произнес хотя бы одно слово похвалы. Если бы посмотрел на нее с намеком на любовь, а не на похоть и вожделение.

Вместо этого он взглянул на нее и сказал, – Возможно, я оставлю ребенка с тобой. Ты стала жирной, как корова. Никто тебя не захочет, но тебе, похоже, это только понравится.

Его слова уничтожили все мысли о счастье. С этого момента, Белла точно знала, чем был их брак: она его шлюха, а он ее ревнивый хозяин.

Белла боролась, как могла, уступая его требованиям со стоическим равнодушием, как велел ей долг. Чем больше Бьюкен пытался унизить ее, желая спровоцировать ответную реакцию, тем холоднее она становилась, пока не перестала вообще что-либо чувствовать.

Но самым трудным были ревность и подозрительность. Это была не ее вина, что мужчины заглядывались на нее. Наряды ее были скромными, даже строгими. Бьюкен заставлял ее делать нелепые прически. Но все равно обвинял ее в заигрывании с другими мужчинами, в том, что завлекала мужчин взглядами и улыбками.

Белла перестала появляться при дворе. Отступала на второй план, когда к ним приезжали с визитом мужчины. Держала глаза опущенными и никогда не улыбалась. Но Бьюкен усмотрел во всем этом притворство, обвинив ее в том, что она тайно встречалась с любовниками.

Что бы она ни делала, ничто не спасало от его обвинений. Белле надоело постоянно защищаться, и, в конце концов, она перестала это делать.

Она стала одеваться так, как мечтала, делала такие прически, как хотела, и разговаривала с другими мужчинами, если хотела. Она стала глуха к его обвинениям и научилась жить в тюрьме его подозрений, мечтая о дне, когда станет свободной от него.

Но она никогда не рассчитывала, что этот день настанет.