Текст книги "Боги Абердина"

Автор книги: Михей Натан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)

Работа для доктора Кейда лежала на краю письменного стола, один уголок загнулся.

«…Святой Бенедикт настаивал на том, чтобы его школа предназначалась для обычного человека, который хочет вести жизнь праведного христианина. Как писал сам святой, „не будет устанавливаться никаких суровых или обременительных порядков“. Это являлось прямым опровержением более ранних монастырских требований. Ранее любовь к Богу демонстрировалась терпением и аскетизмом. Тем не менее, правила святого Бенедикта требовали терпения другого рода – подчинения и полной униженности. Он настаивал, что монах-бенедиктинец „должен знать, что у него нет власти даже над собственным телом“. Монаху не позволялось не подчиняться ни аббату, ни приору, даже если он считал, что отданный ему приказ неправилен. Это применялось и in extremis – в чрезвычайных обстоятельствах. Даже если монаху приказывали выполнить что-то невозможное, ему дозволялось только объявить о причине невозможности исполнения. Если же тот, кому он должен подчиняться, продолжал настаивать, не оставалось выбора, кроме подчинения и веры в бесконечную мудрость Бога…»

Я сложил письмо Эллен, убрал в карман, а написанную для доктора Кейда страницу протолкнул под дверь его кабинета.

* * *

Я сел ужинать в восемь вечера, а к девяти мы с Хауи уже выпили бутылку шампанского и теперь переходили к многослойному напитку из разноцветных ликеров, который иногда пьют после ужина. С каждым слоем ликера я чувствовал, как мой мозг подвергается выдалбливанию, этаким земляным работам. Я чувствовал, как идут раскопки – песчаные, легко сдвигаемые уровни моего сознания отступают, внизу показывается более твердая порода.

Хауи отличался легкомысленностью и ветреностью, которые я начал ценить. В нем была мужская грубость и твердость, а это всегда считал недостижимыми и поразительно очаровывающими качествами. Он хлопал меня по спине и наполнял мой бокал – каждый раз, как только я осушал очередной. Это было давление равного человека, находящегося в самой прекрасной форме, которого ничто не смущает и, не пугает. Хауи твердо придерживался своего мнения. Как выяснилось, именно это и требовалось, чтобы вырваться из-под покрова серьезности, который в последнее время окутал мою жизнь.

Из-за невидимой стены нашего опьянения я наблюдал за Артом и Дэном. Они тоже выглядели расслабленными, даже включили меня в какой-то светский разговор, чего я добивался. Я рассказал им про свою учебу, про профессора Шелкопфа, который вел семинар по английской литературе. Он славился тем, что приходил на занятия, нанюхавшись кокаина, на лбу у него выступала испарина, нос был красным и тек, словно преподаватель простудился. Призрак Эллен маячил на границах моего сознания, временами записка в кармане становилась тяжелой, словно кусок свинца. В поведении Арта я не чувствовал никакой неловкости, и по мере продолжения вечера стал размышлять, не являюсь ли сам источником напряжения. Может, Артур на самом деле такой, каким предстал во сне несколько недель назад, – человек, который не против того, чтобы поделиться. Или же он не считает меня угрозой и отчего-то находит мои чувства к его девушке лестными…

Доктор Кейд рассказывал про конференцию в Чикаго, о том, как хорошо было принято его выступление о нынешнем состоянии маленьких гуманитарных университетов. Тем не менее, некоторые члены Академии выразили недовольство и не скрывали зависть. Профессор считал, что такие учебные заведения следует сохранять по возможности, гуманитарными и художественными, а не ориентировать на карьерный рост. А цель – избежать капкана единообразия, в который, по его мнению, попали государственные школы.

– Конечно, все можно исправить обязательным курсом обучения критическому мышлению для каждого первокурсника в каждом учебном заведении, государственном или частном, – отодвигая тарелку, сказал он. – Некоторые из моих коллег завили, что подобное лекарство – это фашизм… Я думаю, что наоборот. Я стал бы поощрять свободу мысли, а не навязывать впечатлительным молодым умам узкие доктрины и догмы продвижения по карьерной лестнице. Студентов нужно научить думать, а потом пусть их направляет опыт.

Мы ели легкую пищу, но вкусную – нарезанный сыр нескольких видов, фрукты, брушетту и канапе из французского батона и свежей холодной мясной нарезки. Белая скатерть была заляпана винными пятнами.

Профессор Кейд продолжал говорить, то и дело поднося ко рту бокал и отпивая из него маленькими глотками.

– Студентов больше не обучают концепциям. Только фактам и обрезкам знаний, которые не открывают ничего, ведь на них смотрят со слишком близкого расстояния. Это подобно разглядыванию картины Жоржа Сера на расстоянии длины собственного носа. Ты не можешь оценить ее красоту, пока не отойдешь подальше. Артур, помните, о чем мы говорили на занятиях на прошлой неделе? Семь Даров Святого Духа?

– Sapientia, intellectus, consilium, timor, scientia, pietas… и fortitude, – заявил Арт на латыни и опустил подбородок на руки.

Доктор Кейд кивнул:

– Разум, понимание, хороший совет, сила духа, рациональное знание, почтительность к старшим и страх перед Богом. И еще совместные усилия, совместная деятельность, – сказал профессор Кейд. – Истинные знания – если мы выберем их, как путь поиска интеллектуального идеала, совершенствования – это больше, чем сумма частей. Это вызывающая благоговение ответственность, и к ней нельзя относиться легкомысленно.

– Но как человек может идти вперед к опыту без знаний? – спросил Арт. – Они обеспечивают нас картой, показывают, куда направляться дальше. Разве не следует приобретать знания и опыт одновременно?

Профессор улыбнулся:

– Но знания приходят гораздо быстрее, чем опыт. Поэтому средневековый разум советует отказываться от такого знания, пока то, что тебе известно в настоящий момент, не помогает двигаться дальше по стезе. Конечно, к этому времени ты мог уже сделать ложный поворот. Вот еще один пример парадокса средневекового мышления.

– Homo silvestris, – произнес Хауи. – Человек дикий: только опыт и никакого знания. Дикий человек в лесу, похотливое, агрессивное существо. Оно не почитает никакого бога и отвержено обществом. Я помню, как профессор Стюарт приносил вам гравюру на дереве с изображением дикаря, сопровождающего двух придворных по лесу.

– Да, – кивнул Кейд, – еще один парадокс. «Неукрощенный человек» рассматривается, как животное. Но, тем не менее, он превосходит среднего человека благодаря своей неиспорченности и неразвращенности во время жизни в лесу. Ранний пример «благородного дикаря», не связанного этикой или духовным осознанием. Однако интересно: если бы нам пришлось выбирать, кто принес больше зла, кто станет оспаривать, что это сделал цивилизованный человек?

– Вы не можете начать проповедовать возвращение к первобытному образу жизни, – заявил Артур. – Поиск знаний неотъемлем для человечества. Мы не можем идти назад.

– В конце концов, у нас может не остаться выбора, – проговорил доктор Кейд. – Этот поиск истины дал толчок ужасным вещам: подчинению малых народов, разграблению окружающей среды, появлению ядерного оружия. Помните, что представлял собой запретный плод – не зло само по себе, а знание.

– Я бы продолжил, – сказал Арт, водя вилкой по салфетке. – Я бы продолжил поиск интеллектуального идеала, даже если бы это означало мой крах.

Кажется, профессор Кейд уже собирался что-то сказать в ответ, но послышался стук в дверь.

– Это Эллен, – заявил Артур. – Я велел ей принести для вас подарок в честь возвращения домой.

Доктор улыбнулся и процитировал эпиграмму на латыни о том, как Ева принесла яблоко Адаму, и о том, что если женщина приносит подарки, то это обычно является предвестником неудачи.

Арт отправился к входной двери, а я целиком проглотил прюнель. Дэн убирал со стола вместе с Хауи, который насвистывал что-то себе под нос и нес тарелки в одной руке, что вызывало опасения за их сохранность. Затем внезапно потаились Артур с Эллен, Нил следовал сразу же за парой и тыкался им в ноги сзади. Я помахал рукой у рта, проверяя дыхание, а потом отругал себя за это. У меня был простой план – вести себя абсолютно нормально рядом с Эллен, может даже немного высокомерно или сдержанно. Обращать больше внимания на Артура, льстить ему, как только представится возможность, внимательно слушать, что он говорит, кивать и улыбаться, потом снова кивать и улыбаться… Но самое главное – больше никакого алкоголя.

Она выглядела великолепно в сером свитере с воротом-хомутом и в черных брюках. Светлые волосы свободно падали на спину и сами по себе вились на кончиках. Маленькая грудь прекрасно подчеркивалась облегающей одеждой, спину девушка держала прямо. Этот прямой, как стена, торс, незаметно переходил в талию. Эллен сбросила обувь и встала на цыпочки, чтобы поцеловать Арта. Я смотрел на изгиб ее белых стоп, на кожу, которая сморщилась на сгибе между пальцами и подъемом, на ее гладкие и чистые пятки, на ахиллесовы сухожилия, напоминающие тонкие струны, выходящие из тени с двух сторон. Я знал, какие ощущения вызовут ее стопы при прикосновении к моим. Холодая сухая кожа будет мягко тереться, напоминая кошачий язык.

Ее улыбка привела меня в ужас. У меня возникло ощущение, будто я никогда раньше, до этого момента не видел улыбки. «В сердце красоты лежит что-то бесчеловечное», – сказал Камю. «Как идеально подходит для этой минуты», – подумал я тогда. Человек понимал ужасы тщетности. Плоды наших надежд находятся в геометрической прогрессии к первоначальным мыслям. И я держался за крошечные кусочки надежды, что улыбка Эллен когда-нибудь будет равняться годам наших воспоминаний, связанных с изгибом идеального красного полумесяца – ее губ. Я надеялся, что она станет просто знакомой и не будет наводить ужас.

Внезапно она приблизилась. Арт плелся за ней. Я пришел в панику и потянулся за прюнелью.

– Привет, Эрик, – сказала Эллен, наклонилась и поцеловала меня в щеку. От нее пахло сливой. Или – прюнелью, я не знал. Я был очень пьян.

– Шоколадное печенье с орехами, ради всего святого! – объявил Артур, поднимая коробку с полуфабрикатами, чтобы я мог видеть. – Она принесла шоколадное печенье с орехами!

Девушка выхватила у него коробку.

– Я уже несколько недель не ходила в бакалею. Это все, что у меня стояло дома.

Она посмотрела на меня и улыбнулась. Я улыбнулся в ответ.

– Ну, тогда будем есть шоколадное печенье с орехами, – согласился Арт. – Я разведу камин.

Он окликнул художника, который вылетел из кухни с извечным стаканом в руке.

– Пошли за дровами, старина, – позвал Арт, хлопая пьяного приятеля по спине.

«Он зовет только его?» – подумал я.

Хауи зевнул и покачал головой:

– Там слишком холодно.

– Несчастный ребенок, – воскликнул Артур. – Пошли!

Эллен схватила меня за руку и потянула к кухне.

– Ты когда-нибудь что-то пек? Такой молодой парень! Ты только взгляни на свои руки!

Она перевернула мою ладонь и уставилась на нее, прищурившись, потом стала водить указательным пальцем по линиям. Ее волосы свисали опасно близко.

– Детская мягкость. Ни дня физической работы.

– Я вырос на ферме, – сказал я. Вторую руку я засунул в карман в отчаянной попытке прижать к ноге эрегированный член.

– Я думала, что ты вырос в Нью-Джерси, в Стултоне. Или это была сказка? Гениальный мальчик выбирается из городского ада. – Эллен рассмеялась и сжала мою руку между ладонями. Они были теплыми. – Давай займемся яичницей.

Хауи продолжал протестовать за нашими спинами, пока внезапно не воцарилось молчание. Арт рассмеялся, громко и дико.

– Ты будешь платить за химчистку, – заорал Хауи, глядя на свое зимнее пальто. Он вылил содержимое бокала на себя. В ответ на это Арт только ткнул пальцем и рассмеялся, согнувшись пополам. Нил завершил картину, подойдя к хозяину. Пес вылакал небольшую лужу спиртного, собравшуюся у ног Хауи.

Черная столешница оказалась уставленной кастрюлями, мисками и тарелками, плиту залили растительным и сливочным маслом. Очищенные креветки лежали в мойке. Я зачарованно уставился на них, пока Эллен не толкнула меня в бок и не положила три яйца мне в руку:

– Разбей их вон в ту миску.

Мы работали молча, а когда противень уже стоял в плите, девушка опустилась отдохнуть на табурет в нише для завтрака. Она потерла глаза, потом положила ногу на ногу и откинула волосы назад, одной рукой убирая упавшие на лоб пряди. Я продолжал стоять, пытаясь прийти в равновесие, опираясь о кухонный стол под опасным углом.

Надо было прилагать усилия, чтобы выглядеть вежливым и обходительным. Но я не мог не смотреть на нее.

Эллен рассмеялась.

– Пить ты не умеешь, верно?

Я покачал головой.

– У меня это ужасно получается, – пришлось мне выдавить из себя признание.

Она снова рассмеялась:

– Хорошенькое ты дельце выбрал, раз оно у тебя получилось ужасно.

Я кивнул, пытаясь распрямиться. Минуту мы молчали, потом слова все-таки стали вылетать у меня изо рта – правда, мучительно медленно.

– А сколько времени вы с Артом вместе?

Ее губы были слегка приоткрыты. Я видел кончик ее розового языка, спрятанный во рту.

– Несколько лет. Правда, «вместе» – это слишком туманное выражение. Нам правится общество друг друга, у нас отличные отношения, насколько я знаю. – Ее губы изогнулись в саркастической улыбке.

– О-о, – произнес я – больше ничего не мог придумать. – А ты учишься в Абердине?

– Я закончила в прошлом году, – сообщила Эллен. – А работаю помощницей вице-президента Фэрвичского коммерческого банка. Хауи говорит, что я отличная секретарша. Может, он и прав, но, по крайней мере, я независима финансово, чего нельзя сказать про него.

Мы поменялись местами. Я уселся на табурет, она встала и принялась убираться на кухне. Хотелось ей помочь, но у меня невероятно кружилась голова, немного мутило. Поэтому пришлось продолжать сидеть и надеяться, что она не посчитает меня шовинистом. Однако, похоже, это девушку не беспокоило.

Я слушал, как Эллен рассказывает про свою семью на Западе. Когда она открыла духовку, я почувствовал тепло на босых ногах. Ее голос звучал мягко и расслабленно. Такой тон уникален для женщин, занятых на кухне.

То, что она рассказывала, напоминало сюжет фильма. Ее отец был хирургом, специализирующимся на кистях рук, мать – бывшая мисс Теннеси. Они жили у океана, в высоком доме, на берегу залива Сан-Франциско. Детей четверо, Эллен – самая младшая и единственная дочь. Она вспомнила, как впервые купалась в море, как в семь лет ее обожгла медуза. Девушка заочно училась в Брук-колледже в Нью-Гэмпшире, но познакомилась с Артом в Нью-Йоркском университете во время курса лекций по итальянской археологии. Они оба были тогда первокурсниками. Артур жил вместе с ней летом на второй год знакомства, понравился ее родителям, но впал в депрессию. Он ненавидел океан, а работа в кафетерии положила конец идеалистической любви к пролетариату.

Она рассказала мне о первых впечатлениях от доктора Кейдом. Она увидела его впервые не в Абердине, а в Брук-колледже, во время первой недели занятий. Профессора пригласили прочесть лекцию о жизни в монастырях двенадцатого века. Эллен сказала, что во второй раз (теперь их свел Артур) доктор Кейд даже вспомнил, как ее зовут, хотя она не задала во время лекции ни одного вопроса и лишь представилась в конце занятия. Девушка убеждала меня, что Кейд – самый выдающийся человек, которого она когда-либо встречала. Затем она рассмеялась и добавила, что если Арт ее когда-нибудь бросит, то сделает это ради своего преподавателя.

В кухню ворвался Хауи, рыжие волосы падали на лоб так, словно он только что проснулся, глаза медного цвета налились кровью, были не сфокусированными и стеклянными. Он посмотрел на нас, переводя взгляд с меня на Эллен, потом хитро улыбнулся:

– Я чему-то помешал?

– Не будь идиотом, – нахмурилась девушка, подошла к духовке и заглянула сквозь стекло. – Печенье почти готово. Хочешь?

Он кивнул, схватил со стола открытую бутылку вина, налил в запачканный мукой мерный стакан, не обращая внимания на то, что часть темной жидкости пролилась на кухонный стол. Мука всплыла на поверхность и стала кружить в вине белой массой, но Хауи это проигнорировал. Я недоверчиво наблюдал, как он осушил стакан, затем вытер рукавом рот, прислонился к кухонному столу и уставился на меня.

– Она великолепна, черт побери, ты не находишь?

– Достаточно, Хауи. – Эллен выпрямилась и уперла руки в бока. – Прекрати.

– Такая великолепная, что у тебя завязывается язык. Внутри у тебя все извивается. – Хауи обеими руками изобразил нечто извивающееся у себя перед животом. – Даже не можешь нормально думать.

– Прекрати его дразнить. Прекрати! Я серьезно.

Эллен подошла к Хауи и ткнула пальцем ему в грудь. Он нависал над нею.

– Ты слышал когда-нибудь про «De Secret is Mulierum»? – художник посмотрел на меня. – «Женские секреты», написано под псевдонимом Альбертом Великим в тринадцатом веке. Он утверждал, что женские тела от природы грязны и развращены, они представляют опасность для мужчин. Он проповедовал три вещи – избегать, судить и казнить.

Он улыбнулся и повертел пальцем у виска, все еще глядя на меня.

– Я вижу, что происходит. Она совращает твой впечатлительный юношеский ум.

– Ты слишком пьян, чтобы что-нибудь понимать. Вот что происходит, – тон девушки смягчился.

– Может, и так, – согласился Хауи и потер глаза. – Мы идем кататься на лодке, – объявил он.

– Сейчас? – удивилась Эллен. – Мне кажется, ты говорил, что слишком холодно.

Он щелкнул по крошке, и она перелетела через стол.

– Я слишком пьян, и не почувствую холода, – сказал он и посмотрел на меня. – Хочешь присоединиться?

– Я никогда не греб прежде.

– Это легко. Просто берешь чертово весло и… гребешь.

– Кажется легким делом, – признал я.

– Умник. – Он направился в гостиную, но остановился на пороге, придерживая дверь босой ногой. – Пошли, Эрик, поплывешь со мной. Будешь первым помощником. Пошли!

Я посмотрел на Эллен в поисках помощи, но она доставала из духовки противень с печеньем и не обращала на меня внимания. Девушка уже выразила свою точку зрения.

Глава 6

Дэн с Артом забрались в каноэ, а мы с Хауи оказались в барже, как он почему-то назвал маленькую открытую лодку с веслами, прикрепленными с каждой стороны. «Капитан» заявил, что сам будет грести одним веслом, а мне велел взяться за второе. В результате, мы ходили большими кругами, тогда как Арт с Дэном рванули вперед к противоположному берегу, по направлению к устью Бирчкилла, которое пряталось в темноте за нависающими деревьями. Я слышал тихие всплески их весел и тихие голоса.

В нашей лодке воняло спиртным. Хауи взял с собой полную фляжку и практически сразу же ее пролил. Теперь пролитое переливалось с места на места по днищу. Я думал, что «капитан» отключится, и один раз парень бросил весло, опустил плечи и немного отклонился назад. Однако он быстро справился, опустил руку в воду, набрал пригоршню и побрызгал себе на лицо.

– Да, здесь очень хорошо, – произнес он. Слова я разобрал с трудом.

Я немного пришел в себя от прохладного воздуха. Хотелось разглядеть Эллен в освещенном доме, но ее было не отыскать. Все окна второго этажа оставались погруженными во тьму. На третьем этаже светилось только одно окно, словно неотрывно смотрящий на тебя желтый глаз.

– Это чердак? – спросил я.

Я помнил, что чердак находится с другой стороны дома, и там только одно окно, которое выходит на подъездную дорогу.

Хауи повернул голову, что было нелегким делом в его состоянии, затем придвинулся ко мне.

– Нет. Это комната Кейда.

До той минуты я даже не задумывался о том, где спит профессор Кейд; почему-то думалось, что у себя в кабинете.

– Помнишь лестницу, которая ведет на чердак? – спросил Хауи, словно почувствовав мое состояние. – На чердак – направо, а единственная дверь слева ведет к Кейду.

– А ты там бывал?

Он снова посмотрел на меня.

– Где, на чердаке? Конечно. А ты нет? Поче… – он замолчал и уставился на дно лодки, потом долго сидел в молчании.

– Хауи?

– Что? – спросил он, все еще уткнувшись взглядом в днище.

Резко и пронзительно закричала гагара, звук эхом пронесся над водой. Я услышал голос Арта, звучал он надтреснуто. Я его не видел, но слышал всплески весел на другой стороне пруда Артур и Дэн скрылись за поворотом.

– Что ты собирался сказать? – спросил я.

– Ничего, – ответил Хауи и снова взялся на весло. – Где ребята?

– Вон там, – я махнул в нужном направлении и почувствовал, что упущу возможность, если не буду действовать немедленно. – Ты мне собирался что-то сказать?

Теперь я могу с уверенностью говорить, что мое отчуждение объяснялось не только робостью шестнадцатилетнего парня, пытавшегося приспособиться к жизни в новом доме. Было что-то еще, нечто упущенное. Словно бы я пытался определить, какой предмет находится за занавеской, видя лишь его нечеткие очертания. Я не могу четко выразить это словами. Скорее, возникло ощущение, интуитивное предвидение необъяснимых событий, недостающих частей картинки-загадки. Все это казалось столь неясным и гуманным, что оставалось у меня в сознании, словно остатки сна. Но что-то было. Неделю назад Дэн с Артом устроили большой спор в саду. Потом Дэнни в ярости ушел прочь. Через несколько дней после этого я нашел Артура спящим в гостиной в середине дня. На кофейном столике стоял мешок с грибами. Когда я позвал его по имени, он медленно открыл глаза и обалдевшим взглядом обвел комнату. Я спросил, все ли в порядке, и мой приятель ответил, что да, а грибы – это сморчки, которые собраны в лесу. На прошлой неделе он мучился от бессонницы и вот, наконец-то, заснул. Почему же я, черт побери, его разбудил? Я знал, что он врет, просто не представлял, почему.

И это было еще не все. Арт почти постоянно пребывал в дурном настроении. Я часто слышал, как кто-то украдкой ходит по дому поздно вечером. Были слышны шаги на чердаке, стук открывающихся и закрывающихся дверей. Это происходило через много времени после того, как все отправлялись спать. Однажды ночью я сидел на погруженной во тьму кухне, отупев от бессонницы, и увидел, как Артур идет к пруду с перекинутым через плечо мешком. Было непонятно, что он с ним сделал, но когда Арт возвращался назад, мешка при нем не оказалось.

Если рассматривать эти события по отдельности, то их можно посчитать странными ритмами признанно эксцентричного дома. Но все вместе начинало напоминать нечто зловещее – этакую картинку-головоломку, которая появляется после соединения точек. Но точек пока было немного, я просто не мог догадаться об остальном.

– Не думай об этом и не волнуйся, – произнес Хауи. – Они тебе скажут, если захотят.

– Что скажут?

– Я не могу это объяснить. Не мне решать.

Он схватился за оба весла и налег на них. Нас понесло вперед – вначале рывками, затем быстрее и ровнее. Вода пенилась под лодкой. Направлялись мы к дальней части пруда, в темноту.

– Хауи, ты просто не можешь произнести что-то подобное, а потом ничего не говорить, – я был почти в отчаянии от любопытства.

– Расслабься, – ответил он, начиная быстрее работать руками. Мы шли на весьма приличной скорости. Ветер свистел у меня в ушах, холодный воздух бил по щекам. – Ты нравишься Арту. Ты слишком молод, но это может пойти тебе на пользу. Из-за этого ты менее циничен… в отличие от меня.

Парень рассмеялся. Несмотря на его состояние, Хауи оказался хорошим гребцом. Он работал всем телом, взмахи весел были равномерными, сильными и уверенными, весла входили в воду без всплеска и на нужную глубину. Над водой они тоже проходили идеально – чуть выше поверхности. Светила луна, и отблески отражались в спокойной поверхности пруда.

– Хауи, – позвал я, на этот раз громче.

– Тихо, – послышалось в ответ.

– Ты можешь минуту меня послушать? Мне нужно знать…

Я услышал удивленный вскрик, повернул голову и увидел Дэна с Артом в каноэ. Они находились не более, чем в пятнадцати футах от нас. Оба оказались захваченными врасплох в середине гребка. На голове Дэне красовалась смешная лыжная шапочка с оранжевым помпоном на макушке. В свете луны из трубки Арта поднимался дым, словно от крошечного паровоза. Он опустил весло в воду и крикнул Хауи, чтобы тот остановился. Дэн принялся яростно грести, создавая много шума. Он пытался отвести каноэ в сторону. Я схватился за борта лодки и повернулся к своему «капитану», который, судя по виду, не представлял, что происходит. Гагара снова резко закричала, я отпустил борта и бросился на Хауи, пытаясь остановить движение весел. Но вместо этого я встретился с его правым кулаком, который в момент гребка врезался мне в щеку.

Я рухнул на дно лодки как раз в тот момент, когда мы врезались в каноэ. Хауи отбросило вперед, носок его ботинка попал мне по спине, когда он летел в воду. Все кричали, включая меня, хотя я не помню, что именно мной было сказано.

Я быстро поднялся и осмотрел нанесенный урон. Каноэ перевернулось и почти развалилось на две части. Арт держался за один борт, Дэн барахтался в воде. У меня по щеке стекало что-то теплое. Я дотронулся до нее – на пальцах осталась кровь. От удара кулака Хауи…

Выплевывая воду, Арт подплыл к краю лодки, в которой находился я.

– Что происходит, черт побери? – заорал он. – Вы что, нас не видели?

Послышались другие крики, издалека, с берега. Женский голос. Лай Нила…

– Я пытался его остановить, – мне пришлось кричать. – Он был так пьян, а я не…

Что-то большое плюхнулось в лодку. Моя сторона накренилась, и я снова полетел носом вперед, правда, быстро вернулся в исходное положение и огляделся.

Это был Хауи. Он лежал на спине на дне лодки и смотрел в небо, положив одну руку себе на лоб.

– Дерьмо, – выдавил он из себя, хватая ртом воздух. – Я чуть не умер.

– Ты пьян, черт побери, – рявкнул Арт, перебрался через борт и гневно уставился на Хауи. – Ты что, ослеп, черт тебя побери?

– Они хотели меня забрать, – глядя на меня, объявил Хауи. – Они хотели, чтобы я оказался там, внизу. Они впивались когтями мне в лодыжки.

– Кто? – спросил я и непроизвольно содрогнулся.

К нам подплыл Дэн и ухватился на борт. Хауи продолжал смотреть в ночное небо. На лбу был порез.

– Кошки, – сказал Хауи. – Они все там внизу.

* * *

Через час я сидел на полу в гостиной, прижав колени к груди. Наши вещи находились в сушилке, а профессор Кейд приготовил нам горячий индийский чай «Дарджилинг». Затем он занялся раной Хауи. Доктор обработал ее марлевым тампоном, который наклеил пластырем. Арт с Эллен находились в обычном месте – он лежал на спине на диване, она сидела по-турецки у него в ногах. Дэн расположился рядом со мной, натянув одеяло до плеч. Его чашка чая стояла на кофейном столике нетронутой. На противоположном диване Хауи сидел в одиночестве.

– Вы уверены, что не чувствуете головокружения или тошноты? – спросил доктор Кейд.

Он уже провел какое-то диагностирование Хауи при помощи маленького фонарика, встроенного в ручку, осмотрел его зрачки, заставил парня следить за движением его пальца. Теперь доктор Кейд снова зашел в комнату. Он явно волновался и тут снова нагнулся над моим бывшим «капитаном», чтобы осмотреть ему лоб.

– Со мной все в порядке, – сказал Хауи. – На самом деле, о’кей.

Кейд перевел взгляд на меня.

– Как ваша щека, Эрик?

Я коснулся повязки на щеке, чувствуя себя глупо от такого внимания к своей персоне. Ведь это просто царапина, не больше…

– Все в порядке, – ответил я.

Доктор Кейд прищурился и опять повернулся к Хауи.

– Скажите еще раз, сколько времени вы были без сознания?

– Секунду или две, самое большее.

– Внимательно следите за выделениями из носа. Если начнется тошнота или головокружение, сразу же дайте мне знать. Независимо от времени, хорошо?

Хауи кивнул и отпил чай.

Доктор Кейд вышел. Мы почти ничего не говорили со времени возвращения в дом. Несколько попыток начать даже самую простую беседу провалились. Таковы оказались последствия пережитых ощущений. Все четверо едва избежали опасности. В большинстве случаев после подобного начинаются возбужденные разговоры, а вот у нас возбуждения не наблюдалось. Мы просто сидели на одном месте, погруженные в собственные мысли, наслаждаясь тишиной и спокойствием, которое прерывалось только потрескиванием огня в камине. Все были.

– О чем ты думал? – спросил Арт у Хауи, когда мы тянули его в дом.

Эллен находилась на берегу с профессором Кейдом, в ее руке оказался фонарик. Они пытались разобраться, что случилось, кому угрожает опасность. Девушка бросилась к нам, как только мы выбрались из лодки в нескольких футах от берега. Мы втроем несли Хауи, который обнял нас на плечи, ноги его волочились по земле. Он не совсем понимал происходящее, со лба парня текла кровь. Нам пришлось отгонять Нила, потому что пес все время пытался облизать руки Хауи.

– Клянусь: я вас не видел, ребята, – сказал «капитан», когда доктор Кейд обрабатывал ему рану.

Тогда мы все находились в кухне, художник сидел в нише для завтрака, а мы сгрудились вокруг него, стоя в лужах воды. Стол превратили в лазарет. Там оказались перекись водорода, йод, нити для зашивания ран, бинты.

– Эрик мне что-то говорил, – сообщил Хауи и поморщился. – Я не обращал внимания на другое.

– Ты не слышал, как я кричал? – не унимался Арт.

Доктор Кейд заставил всех замолчать.

– Потом это обсудите, – сказал он. – Давайте вначале удостоверимся, что с Хауи все в порядке.

Однако я не представлял, как «капитан» мог их не увидеть, или не услышать дикие крики Арта, когда тот понял, что мы идем на таран. Я помнил глаза Хауи в момент перед столкновением, когда набросился на него, пытаясь остановить. Они были пустыми. Или этот взгляд означал целеустремленность? Например, упорство пьяного. Может, здесь имелась какая-то глубоко сидевшая враждебность, которая вырвалась на свободу после употребления большого количества алкоголя.

Я оглянулся через плечо на Арта, который все еще лежал на спине и смотрел в потолок. Эллен читала журнал, натянув одеяло на ноги. «Между ними ничего нет, – подумал я. – Совсем никакого сексуального напряжения между Хауи и Эллен». Если он что-то и делал, то отталкивал ее, настраивал против себя. Это не было флиртом или мягким поддразниваем, зато выглядело откровенным издевательством и хамством. Он иронизировал насчет феминизма, шутил над одеждой, которую она носит. Парень спрашивал ее в присутствии Арта, планируют ли они свадьбу. Однако она обращалась с Хауи мягко. Я думаю, что Эллен понимала, что во всех подобных грубых людях живут детские страхи. А их недавняя перепалка в кухне? Похоже, он получал от нее удовольствие, но за его улыбкой скрывалось что-то еще. Месть?

Я перевел взгляд на Дона, который казался зачарованным огнем. На его лицо падали оранжевые отблески, в глазах отражались миниатюрные язычки пламени. Каштановые волосы все еще оставались мокрыми на затылке. Он тоже ничего не сказал. Между ним и Хауи тоже не наблюдалось какого-то напряжения. По крайней мере, они общались. Создавалось впечатление, что Дэн находится под влиянием Хауи.