Текст книги "Боги Абердина"

Автор книги: Михей Натан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)

Формат: 1/4 печ. листа. 163 страницы с титульным листом. Иллюстраций нет.

Количество изданий неизвестно. Объявлена еретической епископом Тера из Лавижери в 1363 году за ссылки на алхимию и дьявольщину».

– Ярослав Капек основывал свою работу на трудах брата Иоганна Малезеля, – сказал Арт. – Малезель также известен, как Священный Целитель Сен-Черни. Он был аббатом монастыря святого Афанасия в городе Бротеве, где-то в начале четырнадцатого века. В 1350 году брат Пизано из Милана по приказу римской католической церкви отправился в Бротев, чтобы посмотреть на так называемые чудеса брата Малезеля. Пизано заявил, что не видел никаких чудес. Более того, он посчитал увиденное еретическим. Иоганн Малезель мог возвращать зрение слепым, калеки у него снова начинали ходить. Предположительно, он делал все это при помощи белого порошка, который размешивал в святой воде и давал больным.

Официант поставил перед Артом содовую и ушел. Артур снял с края стакана кусочек лайма и выдавил его в воду. Ресторан опустел, оставались только мы, свет горел лишь над нашей кабинкой.

– За эту ересь. Иоганна Малезеля тут же отлучили от церкви и посадили в тюрьму в Брашове, маленьком городке у подножия Альп в Трансильвании. Наказание мало повредило его репутации. Как раз наоборот, его слава росла, множество больных и умирающих отправлялись в паломничество к его тюрьме. Они оставляли там пожертвования и забирали все, до чего, как они верили, коснулся брат Малезель – от мусора из корзины до отломленных кусков камня из стен тюрьмы. Наконец, после многих лет подобного паломничества стали распространяться слухи. Городской священник заявлял, что видел неземной свет, струящийся из камеры Иоганна Малезеля. Ходили слухи, что каждую ночь Иоганна посещает дьявол. В лесу заметили таинственного человека, который ехал на огромном козле. Сам он был в черном плаще, расшитом таинственными символами. Статуя Иисуса в церкви святого Гельвеция стала плакать миро. Это посчитали знаком недовольства Господа. Затем в Брашов для излечения прибыла группа зараженных чумой путников. Чума распространилась по городу. Похоже, тогда жители решили, что им уже хватит и брата Малезеля, и его чудес. Жители городка штурмовали тюрьму, планируя вытащить Иоганна Малезеля из камеры и повесить на центральной площади. Но, когда они добрались до камеры, его там не оказалось. Они нашли пустую келью с одеялом, поношенным монашеским одеянием и книгой «Ad Majorem Dei Glorium» – «Во славу Божью». В книге говорилось обо всех алхимических опытах брата Иоганна с детальными инструкциями по каждому процессу. Малезель писал на трех языках – на латыни периода до появления Вульгаты, на древнееврейском и, как ни странно, на коптском языке. Никто не знал, как ему удалось все это написать, потому что заключенным строго воспрещалось иметь перья и бумагу, в особенности человеку с репутацией Малезеля. Поэтому, естественно, «Ad Majorem Dei Glorium» посчитали работой дьявола. Церковь изъяла книгу и держала в тайне, пока Ярослав Капек каким-то образом до нее не добрался.

– А где сейчас находится книга?

– В монастыре святого Тельдена, – сообщил Арт. – Она хранится в архивах одного старого монастыря бенедиктинского ордена. Но посмотрим дальше, ведь это вполне могла быть подделка. Со старыми книгами никогда не знаешь, что выйдет: иногда подделки выглядят лучше, чем подлинники…

Он встал и потянулся. Я огляделся в ресторане, провел рукой по гладкой лакированной поверхности нашего столика, коснулся бархатных занавесок на окне и поболтал подтаявший лед в стакане.

«Где я был в прошлом году в это время? – подумал я. – Сидел на коричневом ковре в квартире в Стултоне? Страдал на уроке математики мисс Гойнер?»

– Я останусь здесь ненадолго, – сказал я вслух.

Арт улыбнулся. Я думаю, он все понял, зная, что мне не хочется спать, что я получаю огромное удовольствие. Артур пожелал мне спокойной ночи и ушел. Перед тем, как дверь между вагонами закрылась, в ресторан ворвался порыв холодного воздуха, и я услышал металлический лязг.

Внезапно появился официант, материализовавшись из мрака, окружавшего наш столик. Он спросил, не хочу ли я чего-нибудь еще. У него были усталые, но дружелюбные глаза. Я заметил, что официант очень молод, практически одного со мной возраста.

– Колоду карт, если она у вас есть, – сказал я.

Он вскоре вернулся с запечатанной колодой. Следующие два часа я играл в свою любимую игру на одного – в «Сорок разбойников». Предположительно, за ней Наполеон предпочитал проводить время в ссылке на острове Святой Елены.

* * *

В ту ночь я лежал на полке, мягкое покачивание поезда расслабляло меня, пока мы неслись по погруженной в темноту сельской местности. Я снова и снова проигрывал у себя в голове рассказ Арта. Следовало признать, что он был фантастическим. Мне, шестнадцатилетнему парню, все казалось возможным, однако даже тогда я почувствовал элемент мифологии. Монах в поисках бессмертия. Выход из милости. Нервные горожане с местным священником приходят в панику, которая выливается в религиозную истерию. Таинственное исчезновение и загадочные подсказки (книга, Грааль), оставленные заключенным.

Но в отличие от большинства легенд, которые я знал, здесь фантазия просачивалась в реальность. У меня были те же ощущения, что и у археолога, который выкопал из земли топор Пола Буньяна. Топор нашли рядом с окаменелой бедренной костью его голубого вола. Возможно, это окажется розыгрышем, более подходящим для «Необъяснимых существ, животных и явлений древнего и современного мира». Я успокоился, решив, что узнать ничего невозможно, пока мы не увидим книгу. С этой мыслью я спокойно заснул.

Проснулся я под стук поезда. За окном проносилась коричневато-серая местность. Арт уже открыл глаза, он лежал на нижней полке и чистил очки краем футболки. Похоже, Артур давно не спал. Он побрился, заправил постель, сумки стояли у двери.

Вдали виднелись горы – неровные черные вершины на горизонте. Нас окружали вечнозеленые деревья, но по мере приближения к цели лес редел и, наконец, перешел в голый, холодный, неровный пейзаж. На нем встречались лишь маленькие, чахлые низкорослые кустарники. Местность оказалась плоской, как американский Средний Запад, но окрашенной в свинцовые и оловянные цвета. Вдали текла река, черная и неторопливая. Она бесцельно петляла, приближаясь к горам, ползла мимо деревушки, которая выглядела размытым пятном на горизонте. Стали появляться четкие очертания – дымовые трубы, некоторые из которых бездействовали. Другие же выпускали черный дым, который поднимался в серое небо, словно пальцы похороненной руки.

– Остатки коммунистической промышленности, – сказал Арт.

Мы проехали мимо города. Глядя на квадратные здания, приземистые плоские дома цвета бетона, я решил, что никогда не видел более унылого пейзажа. Американский Средний Запад был живым, излучал жизненную силу. Несмотря на обширность и пыль, там в почве чувствовалась душа. Если ты разрезал землю, она плакала.

Теперь же мы ехали по земле, покрытой шрамами и выглядевшей побитой, словно старая кость с высосанным костным мозгом.

Наш поезд катился вверх по склону, по узкому проходу, вырубленному в густом лесу. За спиной исчезали равнины, словно отлив. Вскоре мы оказались среди возвышенностей, там росли сосна и дуб, поднимаясь из покрытой снегом земли. Мимо нашего окна пронеслась стая черных птиц. Когда мы поднялись выше в горы, поезд замедлил ход. Снег покрывал верхушки деревьев. По обеим сторонам железнодорожного полотна росла густая чаша, молчаливые сосны возвышались над нами, словно лапы динозавров.

Пошел снег, теперь небо по виду напоминаю грифельную доску с трещинами. Пейзаж немного изменился. Заваленная снегом чаща за окном уступила место предгорьям, покрытым ледяной коркой вечнозеленым деревьям и голым ясеням, затем появились хутора с маленькими домиками, которые стояли посреди изрезанной бородами замерзшей земли.

– Вот она, – произнес Арт, показывая из окна.

На нечетком, размытом горизонте сквозь снежные хлопья проступили высокие готические шпили замка Градчан и невыразительная планировка городского пейзажа внизу. Затем мы увидели узкую реку Влтаву, которая пролегала перпендикулярно нашему движению прямо через центр города, а потом на север, к горам, покрытым темно-серой дымкой.

– Вот она, – повторил Артур, и его глаза засияли. – Это Прага.

Глава 11

Прага – это город наложений, путаница, оставшаяся после того, как мистик столкнулся с прагматиком, а язычник воевал с христианином. Это был дом рыцарей-тамплиеров, Казановы, Моцарта, Тихо Браге и Иоганна Кеплера. Герб чешской столицы – рука, держащая меч и высовывающаяся из дверного проема. Человек, который держит меч, скрыт. Герб предупреждает тех, кто не понимает: опасность в том, что ты не видишь. На протяжении всей истории проявлялся этот парадокс. Чешский философ шестнадцатого века Давид Ганс попытался примирить теорию Коперника с иудейскими верованиями, но в то же время на другой стороне реки рабби Леви занимался кабалистическими ритуалами, пытаясь оживить големов из глины, собранной на берегах Влтавы. Вот она, все та же схема – алхимик против ученого, тьма против света, священное против мирского. Статуя черной Девы Марии на улице Целетна – манифестация египетской богини Исиды, фригийской Кибелы и греческой Деметры. Пока советские танки грохотали по улицам в 1968-м, старые чехи, которые все еще помнили прошлое, молились языческой проповеднице Либуше, которая спит вместе со своей армией витязей в катакомбах под Вышеградом. Некоторые верят, что Прага – это то место, в котором разорвана полупрозрачная ткань между тем миром, который мы знаем, и нижней частью неизвестного. Арт в такое верил. Именно это привело его назад в город.

От железнодорожного вокзала мы пешком пошли на Карлов мост и остановились у входа в арочный каменный подземный переход. Перед нами простирался покрытый снегом мост, заполненный туристами, национальность которых было трудно определить. Некоторые прижимались к ограждениям и смотрели вниз, на медленно текущую темную реку. Другие сами текли человеческой волной. Справа от нас оказалась статуя Иисуса на кресте, она помещалась рядом с газовым фонарем. Под ним у столиков стояли уличные торговцы, продавали шапки, маленькие флажки, открытки и рисунки без рамок. Вдали, словно задумчивый король, осматривающий свои владения, стоял замок Градчаны, в небо взмывали шпили. Он был темным и древним, по обеим сторонам виднелись более изящные высокие шпили собора святого Вита.

Мы с Артом стояли у начала моста, холодный ветер развивал наши волосы. Мы подняли багаж на плечи и пошли через мост. Темно-серые тучи казались почти черными, приближались и вскоре нависли у нас над головами.

Если Париж был смесью космополитической современности и европейской истории, причем склонялся к первому, то Прага, которую я увидел зимним утром, казалась городом временного застоя. Лишь иногда здесь встречались какие-то американские черты. Мимо нас проходили туристы в джинсах и толстых лыжных куртках. Казалось, они не обращают внимания ни на кого, кроме торговцев, стоявших вдоль дороги. То и дело на стенах моста попадались скульптуры: турок в клетке, Дева Мария с Иисусом на руках, массивная горгулья с прищуренными глазами и высунутым языком. Со всех сторон возвышались башни в готическом, барочном и романском стилях. Они стояли рядом с простыми каменными домиками. Нове Место – Новый Город за нашими спинами был наполнен соборами и церквями, с куполами и шпилями, а впереди открывалась Маластранская площадь. В той стороне тоже возвышались соборы и церкви, только отсутствовал столь же внушительный замок, как Градчаны.

В конце моста мы прошли еще под одной аркой. Эта протянулась между двумя башнями неравной высоты, построенными в романском стиле. Слева и справа от меня на берегах реки Влтавы возвышались дома, окрашенные в бледно-желтый цвет с темно-бордовыми и красными черепичными крышами. Темные окна были закрыты от холода, из труб в утреннее небо поднимался дым. Ко мне подошел человек в зеркальных очках и кожаной куртке и ткнул мне в грудь рекламным проспектом ночного клуба. У женщины, которая шла перед нами, ветром сорвало шляпку, ей пришлось бежать за ней по улице; каблуки стучали по камням. Мимо пронеслось небольшое такси, почти сразу же за ним проехал красный трамвай, предупредительно сигналя. Туристы пассивно смотрели из окон, словно сидели перед телевизором. Я слышал вой ветра, звук от развевающегося длинного пальто Артура, а также гул различных голосов вокруг. Говорили на английском, чешском, французском, немецком. Мои собственные шаги гулко отдавались от булыжников. Дети бегали и смеялись, играя у берега. Один бросил в другого снежок, тот завизжал и бросился прочь, раскрасневшийся и смеющийся.

Наш путь продолжался вдоль трамвайных путей. Небо оставалось темным, но прямо над головой тучи расступились. Сквозь этот проем пробивался слабый лучик солнца. У меня возникло сильное ощущение дежа вю. Меня окружали бастионы и крепостные валы, средневековая вертикальная планировка с устремленными вверх зданиями. Это была Европа, причем такая, как я себе представлял.

Мы пошли вверх к Маластранской площади, мимо близко стоящих друг к другу домов, которые возвышались по обеим сторонам узкой улочки, и остановились перед церковью святого Николая. Из открытых дверей выходили люди. Американцы в голубых джинсах фотографировали, показывали на зеленый купол и шпили с крестами наверху. Мы продолжили путь вверх, завернули за угол и увидели небольшой указатель, прикрепленный к черному с зеленоватым налетом газовому фонарю. На нем значилось «Нерудова».

– На этой улице жил Моцарт, – сообщил Арт, до верха застегивая пальто.

Снова пошел снег, и вместо легких невесомых снежинок вскоре стали падать тяжелые мокрые хлопья. Затем над головой поразительно вспыхнул свет, озарив раздутое брюхо штормовых туч. Последовал раскат грома. Я оглянулся на Карлов мост и реку Влтаву и представил, как артиллерия Габсбургов осыпает город градом пушечных ядер. Мне пришлось пригнуться, сопротивляясь встречному ветру, и следовать за Артом, глядя на ботинки.

Мы завернули еще на одну короткую узкую улочку, а потом вышли из тени на центральную. Мимо нас проносились машины. Впереди возвышалось большое современное здание, жутко имитирующее окружающие его романские и готические. Внизу находилась новая, недавно выложенная и покрашенная стоянка для автомобилей. Две одинаковые башни располагалась по обеим сторонам трехскатной крыши. Фасад блестел, весь покрытый окнами. Некоторые были освещены, другие оставались черными. Служащие в серых курках до талии много перемещались вокруг. Они заносили багаж в гостиницу, выносили его. Ходили они быстро и уверенно, напоминая хорошо вымуштрованных солдат.

– Гостиница «Мустових», – сообщил Арт. – Пять лет назад ее здесь не было. Здесь стояла старая церковь с обрушившейся южной стеной, вся покрытая мхом и разваливающаяся. Там, под аркадой, жили бездомные собаки. Если подойти ночью, можно было слышать, как они воют. Вон там, где сейчас наклонный въезд на стоянку, – показал Артур, – находился алтарь. Деревья пробили стену. Выглядело все так, будто славянские боги вернулись, чтобы потребовать назад отобранное у них Кириллом и Мефодием.

Мы зарегистрировались в гостинице, Арт рухнул на кровать, а я встал у венецианского окна. У нас был большой номер – с двумя отдельными спальнями, кухней, баром из вишневого дерева, гостиной, которая могла служить и кабинетом. Ванна блестела мрамором и латунью. Открывался поразительный вид на город, который стоял на склоне горы. Замок Градчаны располагался над нами. Я видел шпили церкви святого Николая, снег падал в черную воду Влтавы. Все крыши были покрыты белым. Внизу ходили люди, пригнув головы от ветра, видны были только их нечеткие очертания. Я чуть-чуть приоткрыл окно и услышал гудки машин, трамвайные звонки. Транспорт следовал по усыпанным снегом улицам и переулкам.

Небо осветила еще одна вспышка молнии. Я отошел от окна.

– Сделай мне коктейль, – Арт сбросил ботинки и прислонился к изголовью кровати. – Лучше что-нибудь с водкой.

Я нашел банку апельсинового сока в маленьком холодильнике и вылил в стакан, затем щедро добавил водки из маленькой бутылочки.

– Наверное, мы прогуляемся в город, перекусим, может, посмотрим какие-то достопримечательности, – сказал Арт и отхлебнул из стакана. – С братом Альбо встречаемся примерно через четыре часа. Если получится, то вечером посидим в баре. Здесь есть отличный джазовый клуб, «Редута», в переводе – «Бал-Маскарад». – Он закрыл глаза и поставил стакан себе на грудь, обхватив его обеими руками. – Знаешь, чешки с ума сходят по американским мужчинам. Они считают, что мы все – звезды кино.

Наши планы не сработали – Арт заснул после того, как осушил стакан. Мы вышли из гостиницы, как раз когда закончилась буря. Теперь улицы утопали в снегу, он доходил до лодыжек. Ветер полностью прекратился, и город оставался поразительно тихим. Появилось солнце – желтый ореол, пробивающийся сквозь тучи, из которых только что валил снег.

Мы поели в кафе на углу – заказали рохлики-рогалики и баранину кусочками с двумя пинтами крепкого пива. После ужина мы отправились в противоположном от нашей гостиницы направлении, по петляющей узкой улице с домами по обеим сторонам. В зданиях я заметил крошечные двери. Мы собирались посмотреть монастырь святого Тельдена, о чем сообщил Арт. Он сказал, что там размещался старейший монастырь бенедиктинцев всей Восточной Европе, и, в дополнение к книгам Малезеля, монастырь святого Тельдена славился коллекцией средневековых инкунабул.

– Когда я сказал об этом доктору Кейду, он предложил оплатить мне авиабилет, – сказал Артур.

– И ты согласился?

Арт кивнул. Он шел с опущенными плечами, стараясь бороться с холодом.

– Его постоянно забитый бар оплачивает дурную привычку Хауи, – продолжал он. – Это премия Хауи. А билет – моя премия…

Мы шли по узкой улице. Арт остановился у низкой каменной стены. Поверх нее шел черный железный забор с заржавелыми пиками. С забора свисал коричневый плющ, напоминая неухоженные волосы. Мы с Артуром попытались заглянуть на территорию сквозь забор.

– Предположительно, это здесь, – сказал Арт. – Угол Остры и Берека. Ты что-нибудь видишь?

Я видел только ровную землю, покрытую снегом, и желтые бульдозеры с белыми ковшами, которые стояли рядом с горами земли и кучами пиломатериалов. Высокие серые здания окружали пустой участок. Показалась собака, которая бежала вприпрыжку. Она остановилась и стала что-то нюхать рядом с одним из бульдозеров. Арт свистнул, собака подняла голову, увидела нас и снова примялась обнюхивать бульдозер.

– Может, у тебя неправильно записан адрес? – заметил я.

– Я только в прошлом месяце разговаривал со знакомым из университета, – сказал мой приятель.

Он развернулся и прислонился к стене. Арт не выглядел очень расстроенным, но я видел, что настроение у него испортилось.

– Если только он дал мне неправильный адрес… Но я не понимаю, как такое возможно? – продолжал он. Сколько здесь может быть монастырей святого Тельдена?

Мимо проходил молодой человек. Он остановился и повернулся к нам.

– Вы американцы? – спросил он.

Я кивнул. Похоже, Арт его не заметил. Вместо этого он уставился на улицу, глубоко погрузившись и свои мысли.

Молодой человек улыбнулся. На нем была ярко-оранжевая куртка и наушники. Он сиял их, до меня донесся звук музыки правда, негромкий. Молодой человек запустил руку под куртку и выключил музыку.

– Классно, – судя по акценту, он был чехом. – Вы из Нью-Йорка?

– Из окрестностей Нью-Йорка, – ответил я.

Парень кивнул. Лоб у него был покрыт прыщами, столь же красными, как и обветренные щеки.

– Я поеду в Нью-Йорк этой весной, – сообщил он. – К сестре. Она учится в университете. А вы?

– В Абердине.

– Вы ходите там на вечеринки? Много девушек?

– Девушек полно, – медленно произнес Арт, поднял голову и посмотрел на парня. – Ты знаешь, где находится монастырь святого Тельдена?

Молодой человек покачал головой.

– Я не христианин, – сказал он. – Мои родители ходят в церковь, а я не хожу. – Парень улыбнулся и посмотрел нам за спины. – Здесь что-то стояло, – показал он пальцем. – Думаю, церковь. Она сгорела в прошлом месяце. – Молодой человек развел руками. – Был большой пожар. Мы с друзьями сидели у меня на крыльце, курили травку и наблюдали за огнем.

Налетел порыв ветра и растрепал ему волосы.

– Вам нравится курить травку? – спросил он.

Арт посмотрел на меня. Я пожал плечами.

– Сколько? – спросил Арт.

Молодой человек повернулся, посмотрел куда-то в конец улицы и свистнул, сунув два пальца в рот. Мгновение спустя я услышал шум небольшого мотора и увидел пария на «харлее», который ехал к нам. Он был в шлеме и в длинной кожаной куртке. Щиток для лица оказался затененным.

Мотоциклист остановился и снял шлем. У него оказались короткие черные волосы, как и у его приятеля, но выглядел он несколько старше. Они стали переговариваться друг с другом, и парень на мотоцикле бросал в нашу сторону осторожные взгляды.

– Сколько хотите? – спросил мотоциклист. Его акцент оказался не таким сильным, как у товарища.

– Несколько сигареток, – ответил Арт. – Если товар окажется хорошим, вероятно, возьмем еще.

Мотоциклист кивнул:

– Он хороший.

Парень на мотоцикле расстегнул куртку, достал трубку из одного из внутренних карманов и украдкой протянул ее Арту. Мой приятель кивнул в сторону узкого переулка между двумя маленькими домиками, и мы туда нырнули. По обеим сторонам возвышались кирпичные стены, из одного из закрытых окон доносился звук работающего телевизора. Парень в оранжевой куртке остался на улице, вероятно, он стоял на стреме.

Арт сделал несколько затяжек и протянул трубку мне. Я сделал одну большую затяжку, и у меня возникло ощущение, будто кто-то бросил раскаленный уголек мне в горло.

Я сложился пополам и попытался не кашлять, но это было бесполезно. Дым валил из меня, как из трубы. Артур и мотоциклист расхохотались.

– Неплохо, – услышал я голос Арта.

– Гораздо лучше, чем неплохо, – ответил мотоциклист. – Отличный товар, черт побери! Возьмешь весь мешок?

Я снова закашлялся и поднял голову. Трава оказалась крепкой. Уже чувствовалось, что она будто бы гладит мой мозг спереди. Я потер лицо руками и посмотрел в зимнее сумеречное небо, потом сделал несколько глубоких вдохов. Стало лучше.

– Ты знаешь что-нибудь про церковь, которая здесь сгорела? – спросил Арт и вручил мотоциклисту несколько сложенных купюр.

Мотоциклист быстро пересчитал деньги, убрал их в карман и передал Артуру раскрытый мешочек. Внутри лежало что-то темно-зеленое.

– Это была не церковь, а монастырь, – сообщил он, хлюпая носом, потом застегнул куртку. Ветер стал холоднее. – Место сгорело дотла, парень. Думаю, что здесь собираются построить «Макдоналдс». Будут продавить биг-маки и картошку, – сказал он, улыбнулся и погладил живот. – Есть хотите?

Арт покачал головой.

– А куда делись монахи? – спросил он.

Мотоциклист мгновение раздумывал, затем щелкнул пальцами.

– Гостиница «Париж», – сказал он. – В Старе Место. Вы знаете, где находится улица Махова?

Арт кивнул, посмотрел на мешочек, раскрыл и опустил туда нос.

– Это не то, что мы курили, – сказал он.

– Нет, то, – ответил мотоциклист.

Мой приятель достал немного травы и размял пальцами.

– Нет, – повторил он. – Пахнет по-другому, бутончики короткие и узенькие. – Он поднял один кверху. – Это дикорастущая трава. А мы курили посевную, специально разводимую. Уверен в этом, могу определить по ощущениям.

Казалось, слова Арта никак не тронули мотоциклиста.

– Это неважно, – обратился Арт ко мне, показательно игнорируя парня на мотоцикле. – На самом деле, трава здесь такая дешевая, что это не имеет значения.

Он улыбнулся и бросил мешочек в снег. Мотоциклист недоверчиво рассмеялся, а Артур пошел назад на улицу. Похоже, ему хотелось уйти.

– Ступайте с Богом, – сказал мотоциклист, снова надел шлем и завел мотоцикл.

Парень в оранжевой куртке держат мешочек, брошенный Артом, смотрел на него и быстро что-то говорил другу на чешском.

Артур сунул руки в карманы, и мы продолжили путь по узкой улочке.

Человека характеризуют мелкие детали. Теперь, наблюдая за приятелем, шагающим по снегу и опустившим голову, не замечающим чудеса вокруг нас – шпилей, мощеных улиц, древних церквей, которые, словно каменные кулаки, торчали из склона, – я, наконец, понял масштаб его навязчивой идеи. Это не испугало меня. Наоборот, я стал уважать Артура еще больше.

* * *

Мы прошли по Карлову мосту и направились в Старе Место, оказавшись на площади в Старом Городе. Хотя я сделал всего лишь одну затяжку, но находился под кайфом. Думаю, что и Арт тоже был под кайфом, потому что мы бродили где-то с час перед тем, как найти улицу Махова. Снова пошел снег, легкие снежинки напоминали пух. Они лениво и неторопливо спускались с черного неба, их или проглатывали темные, медленно текущие воды Влтавы, или они кружились вокруг фонарей, словно мотыльки с дрожащими крыльями.

Из баров на улицы вываливались группы людей, смеясь и держась друг за друга. Некоторые несли в руках бутылки и победно поднимали их к ночному небу, словно языческие короли, выли на луну. Я увидел, как один человек согнулся пополам и блевал в сугроб. Ему спину терла женщина, одновременно разговаривавшая с подругой. Я поразился тому, сколько хороших людей живет в мире. В этот момент мне не хотелось бы оказаться в каком-то другом месте. Этим зимним вечером в Праге я с радостью скользил по покрытым снегом улицам Старе Место, рядом со мной шел Арт. Его черное пальто развивалось сзади на ветру, через плечо была перекинута сумка. Я слушал его рассказ про первую богемскую династию, Пржемыслов – о том, как они поднялись к власти в десятом веке.

Затем внезапно мы оказались на месте – перед остроконечным, стоящим в низине кирпичным забитым досками зданием. Оно шло вдоль тротуара вплоть до перекрестка. На старой поблекшей вывеске облезающей черной краской значилось «Гостиница „Париж“». Под названием красовался силуэт танцовщицы.

Мы с Артом мгновение стояли на месте, глядя на вывеску. Каждое окно было забито доской, а дверь изрисована граффити.

– Этот мотоциклист был полон дерьма, – сказал Артур, закрыв глаза и потирая лоб.

– Ты все еще под кайфом? – спросил я.

Арт продолжал тереть лоб.

– Думаю, да, – ответил он, резко выдохнув воздух и открыв глаза. – На самом деле, я под большим кайфом. Я просто одурел от наркотиков.

Он уставился на меня, и мы оба расхохотались, смеясь так сильно, что рухнули в мягкий снег. Потом мы уселись на бордюр и смотрели на реку. Огни на Маластранской площади мигали.

– Давай останемся здесь, – сказал Артур.

– Мы замерзнем и умрем от холода, – ответил я.

– Я имел в виду, в Праге. – Арт подтянул колени к груди и укутал их полами пальто. – У меня достаточно денег. Мы могли бы сиять квартирку недалеко от университета, получить дипломы здесь. Нам не потребуется никогда возвращаться назад.

– А как же насчет проекта доктора Кейда? – спросил я.

Артур молчал несколько минут.

– Он найдет кого-то другого. Всегда кто-то находится.

Это было странным, искушающим предложением. У меня ничего нет. Я никому ничем не обязан. Кто-нибудь станет обо мне скучать? Кто-нибудь вообще заметит, что я уехал? Я сделаюсь героем еще одной истории, которую станет рассказывать доктор Ланг. Еще одним городским парнем, который бросил учебу. Может, когда-нибудь я случайно встречусь с каким-то студентом Абердина и предупрежу его насчет Корнелия – сумасшедшего старика Корнелия Грейвса, который убивает голубей в поисках бессмертия. Арт продолжит поиски философского камня, пока я живу среди тусклых книжных полок Карлова университета, затерянный в старине.

Если наше существование имеет значение, то мы должны оставаться в одном месте достаточно долго, чтобы врасти в землю и оставить свой след. Моя проблема заключалась в том, что я нигде не оставался достаточно долго, чтобы пустить корни. Оставил след ноги на пыльной земле фермы в Уэст-Фолсе, потом – на грязной лестнице в доме в Стултоне. Если я покину Абердин, то там тоже останется только след от ноги, что-то едва заметное и смазанное на блестящих деревянных полах и мраморных лестницах. Экзистенциальное головокружение будет слишком сильным. Я считал вполне возможным, что если уеду, то однажды проснусь в квартире в Праге и обнаружу, что стал невидимым и невесомым – этаким запоздалым раздумьем, мыслью, пришедшей в голову слишком поздно.

Я сделал глубокий вдох и попытался прояснить мысли.

– Нам следует вернуться в «Мустових», – повернувшись к Арту, сказал я. – Завтра мы поспрашиваем и выясним…

Артур встал и направился к входу в гостиницу «Париж». Он постучался, подождал, прижав ухо к двери, снова постучался и, к моему величайшему удивлению, дверь открылась.

Появился молодой парень в темной коричневой рясе. Его юное лицо смотрело на Арта из дверного проема. Парень моргнул раз, другой, затем попытался поплотнее закутаться в рясу. У него были короткие, довольно жидкие волосы. Его отличали мягкие черты лица и высокий, почти женский голос, который плыл в ночи, словно струйка дыма.

– Dobry vecer. Mate prani? – поздоровался парень. – Добрый вечер. Что вам угодно?

– Dovolte mi, abych se predstavil. Jmenuji se Arthur Fitch, – сказал Арт. – Позвольте представиться. Меня зовут Артур Фитч.

Потом Арт показал на меня:

– Toto je pan Eric Dunne. Это – господин Эрик Данне.

Парень кивнул и улыбнулся.

– Mluvite anglicky? – спросил Арт. Эту фразу я знал. «Вы говорите по-английски?»

Парень поднял руку ладонью вниз и повертел ей несколько раз.

– Альбо Лушини, – произнес Арт.

При упоминании этого имени парень улыбнулся и широко раскрыл дверь.

Он провел нас по короткому коридору с отделанными деревянными панелями стенами, которые пахли, словно старые сигареты. Я смотрел, как снег таял на спине у Арта, капли стекали с пальто на разбитый паркет.

В конце коридора парень открыл дверь в большую комнату с низким потолком. Там стояли маленькие круглые столики. За некоторыми сидели пожилые монахи, ели и разговаривали. На других столиках стояли коробки. На полу лежал красный ковер, стены были обклеены желтыми обоями с перемежающимися золотыми полосами и красными геральдическими лилиями, которые шли от пола до потолка. У дальней стены имелось возвышение, скорее, сцена. Слева от нее шла лестница, слегка загибаясь вправо. Ступеньки покрывала потертая красная ковровая дорожка. В центре сцены стоял латунный шест, вокруг него обвивалась рождественская гирлянда.