Текст книги "Боги Абердина"

Автор книги: Михей Натан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)

Глава 2

В пятницу утром я нашел кабинет доктора Кейда в Торрен-холле. В коридорах стояла тишина, только мои шаги нарушали торжественность священного шестого этажа, где работали все старшие преподаватели Абердина.

Кабинет Кейда оказался последним в конце коридора. Я быстро прошел мимо, надеясь услышать голос изнутри, но до меня не донеслось никаких звуков.

Под табличкой с фамилией клейкой лентой прикрепили карикатуру, края которой обтрепались и пожелтели. Это был черно-белый рисунок с изображением мужчины на диване в гостиной. Он закрывал лицо руками. Женщина в переднике, с бигуди в волосах стояла над ним и показывала пальцем ему в лицо. Ее рот был раскрыт – она кричала. У ног мужчины находился пудель с поднятой задней лапой. Пудель на него мочился. Сквозь окно гостиной можно было увидеть полицейского, который стучался в дверь и держат за шиворот мальчика. Подпись под рисунком вырезали, вместо нее красными чернилами написали одно предложение: «Quos deus vult perdere prius dememtat» – «Тех, кого Бог хочет уничтожить, Он вначале сводит с ума».

Я тихо постучался. Мгновение спустя дверь раскрылась, и на меня уставился глаз.

– Чем могу быть полезен?

Глаз моргнул.

– Доктор Кейд?

Глаз медленно закрылся, словно устал.

– Да?

– Меня зовут Эрик Данне. Вчера со мной разговаривал Артур Фитч…

Глаз оставался закрытым.

– Он упомянул, что для вашего проекта требуется помощь… – я замолчал.

Глаз открылся.

– И?

– Арт сказал, что я стану неплохим дополнением.

Глаз посмотрел вниз.

– Я могу еще как-то помочь вам, Эрик?

Было странно слышать мое имя из уст Кейда. Я не ожидал такого обращения от него. Эффект получился противоположным. Вопрос звучал более официально и отстраненно, чем если бы он обратился ко мне «мистер Данне».

– Нет… Я просто хотел узнать…

– Я очень занят, – сказал глаз. – Извините меня.

Щелчок. Дверь закрыли.

Я развернулся и пошел прочь, злясь на себя за то, что вообще отправился туда.

Арта не было на занятиях у доктора Тиндли, поэтому я пребывал в смятении и никак не мог сконцентрироваться на лекции. У меня в сознании продолжал вертеться рассказ Корнелия Грейвса. Его мать ужинала с современником генерала Лафайета. Но это невозможно!

Потом я задумался об открытой книге, которую видел на письменном столе Грейвса, об опутанном колючками блаженном, который держит золотой камень, нарисованный так, словно внутри него мерцает свет.

– Мистер Данне?

Я поднял голову. На меня с возвышения глядел доктор Тиндли. Длинный нос смотрел вниз, преподаватель поджал губы и стал стучать указательным пальцем по деревянной кафедре, словно метроном.

– Шестая часть «Энеиды». Мне перевести за вас или просто назвать номер страницы?

Я обратил внимание на текст и стал читать вслух о спуске Энея в подземное царство.

В тот вечер за ужином я сидел рядом с Николь Дженнингс. Она приехала из Нью-Йорка и специализировалась по истории искусства. Такие девушки обычно смеются на комедиях положений и любят красить ногти в ярко-розовый цвет, а также носят коротенькие топики, демонстрируя подтянутый загорелый живот. После начала занятий она красила волосы, по крайней мере, уже трижды, выбирая одежду под новый цвет. В последнее время Николь стала блондинкой, что прекрасно сочеталось со свитером цвета слоновой кости, который и сейчас был на ней. Край свитера не доходил до верха брюк, проглядывал пупок.

У нас имелось очень мало общего, и нашу дружбу можно было отнести к социологическим феноменам, свойственным лишь учебным заведениям и офисам. В таких местах сталкиваешься с различными людьми и можешь подружиться практически с любым.

Мы ели виноград и говорили о какой-то ерунде – об общежитии, о том, как идет семестр. Она спросила о моей работе, я рассказал ей про Корнелия и о том, что Джош с Кенни показали мне в лесу.

– Я слышала об этом, – призналась Николь, оторвав виноградину от ветки на моей тарелке. Теперь она держала ее между кроваво-красными ногтями. – Поклонение дьяволу и все, что с этим связано, меня пугает… – Моя собеседница драматически содрогнулась. – Ты слышал, что в прошлом году в этом лесу нашли кости какой-то девушки? Знаешь, что я думаю? Я считаю, что этот самый Корнелий – больной человек.

– Вполне может быть сумасшедшим, – согласился я. – И я считаю, что он умирает. Грейвс кашляет кровью.

– Ну, в любом случае, он очень стар. Вероятно, у него рак или еще что-то. Ему, наверное, девяносто лет. По крайней мере.

– Он сказал, что больше, заявил, что его мать ужинала с маркизом де Лафайетом.

– А это кто такой? Любитель помучить женщин?

– Нет, – ответил я. Николь в это время потирала рукой живот. Девушка любила пофлиртовать, несомненно. – Лафайет сражался вместе с колонизаторами во время Войны за независимость. Он умер в 1834 году. Если мать Корнелия Грейвса с ним ужинала, даже если мы предположим, что она в то время была маленькой девочкой, все равно получается, что профессору больше ста пятидесяти лет.

Похоже, это не произвело впечатления на Николь.

– Моя собака прожила двадцать лет. А тот старик в Библии… – Она вытянула руки над головой, что было еще одной ее привычкой. Так Николь могла продемонстрировать большую грудь, привлекая к ней внимание. Свитер прекрасно облегал ее формы. – Мафусаил, так? Он умер где-то в возрасте тысячи лет.

– Это просто сказка, – заметил я.

– Нет, не сказка. Это из Библии. – Девушка скрестила руки на груди. – Ты не веришь в Библию?

– Совсем не верю.

– Почему? Ты еврей? Ты не похож на еврея.

– Я не еврей, – ответил я.

Полной уверенности в этом не было. Предположительно, у меня имелась двоюродная бабушка с фамилией Левин, но все сведения умерли с моей мамой.

Николь раздраженно выдохнула:

– Тогда почему ты не веришь Библии?

– В твоих словах нет смысла, – заметил я. – Евреи верят Библии.

– Судя по тому, что я слышала, – нет. – Она улыбнулась мне, демонстрируя идеальные зубы. – В любом случае, тебе, наверное, следует прямо спросить Корнелия Грейвса, сколько ему лет. Если только ты не боишься того, что он может сказать.

Вечером в пятницу я сидел за письменным столом в своей комнате и заканчивал перевод шестой части «Энеиды». Николь подсунула записку мне под дверь. В центре ярко разукрашенного явно не типографским способом листа бумаги было написано ее почерком: «Эрик, в „Горошине“ проходит фестиваль фильмов Кубрика. Тебе это должно понравиться. Заходи, если хочешь. Я никогда не видела „Заводной апельсин“».

Николь казалась естественным входным билетом в сексуальную жизнь университета. Но в моем случае, ее агрессивность оказалась не к месту. У меня не было опыта с противоположным полом. Я всего один раз поцеловал девочку в школе, в предпоследнем классе, во время единственной вечеринки, на которую пошел за четыре года. Девочка оказалась у нас по программе обмена учениками и приехала из Салоников. Она плакала весь вечер у меня на плече, рассказывая о том, как скучает по дому и как холодно в Нью-Джерси. Гречанка говорила, как ненавидит машины, асфальтированные черные улицы и здания, которые все выглядят одинаково. Мне было ее жаль, что и понятно – я тоже скучал по дому.

Мы разговаривали несколько часов, а ближе к концу вечера я наклонил голову и поцеловал ее в пухлые губы, перебив на середине фразы. Отчасти это было сексуальным экспериментом, а отчасти – жалостью. Мне подумалось, что ее знания английского недостаточно, чтобы выразить всю глубину чувств. А я немного знал только древнегреческий – после двух лет самостоятельного изучения. Вероятно, этот язык звучал бы странно и архаично для современного человека.

Я почувствовал вкус пива у нее на губах, а затем она притянула меня к себе и сунула язык мне в рот. Язык оказался твердым, работала она им энергично, исследуя мою ротовую полость, словно инструментом стоматолога. Я оттолкнул девушку, встал с пола и отправился домой. Мне было стыдно, хотя для этого не имелось никакого повода.

Я был на два года младше Николь Дженнингс, мне исполнилось шестнадцать, ей – восемнадцать. Мысль о каких-либо сексуальных отношениях с ней с ней казалась безнадежной, они существовали только в моем воображении. Мастурбируя, я представлял все возможные сценарии, странные и причудливые видения героических спасений – Николь прикована к стене цепями, одетая, в кожаные ремни и сапоги до колена. Я вбегаю с пистолетами наготове в помещение, где ее держат, осыпаю пулями ее похитителей. За этим следует секс, во всех позициях, рот у нее приоткрыт, веки сомкнуты, ресницы дрожат во время оргазма, капельки пота собираются на крепкой груди. В то время я считал секс только чистым спортом, включающим пот и физическое истощение. И очень мало знал о том, как его получить, поэтому совсем не мог говорить на эту тему. Хотя Николь практически указала путь к нижней части своего тела, я все равно жался в углу, чувствуя себя собакой, которая лает из-за забора и убегает прочь, когда открываются ворота.

Мой телефон зазвонил в восемь, я снял трубку, ожидая услышать раздраженный голос Николь. Я держал в руке ее письмо и думал об ее животе.

– Привет, Эрик. Это Арт.

Последовала короткая, но яростная схватка: похоть против любопытства. Я хотел, чтобы позвонила Николь. Но я думал и о разговоре с Артуром.

– Что ты делаешь сегодня вечером? – спросил он.

Я бросил взгляд на записку Николь. Точки над «i» напоминали пузыри.

– Ничего, – сказал я. – Просто читаю.

Он рассмеялся:

– Очень удивил! Послушай, доктор Кейд организует ужин в честь моего небольшого достижения. Я купил книгу Брактона «Английские законодательные и общепринятые нормы» за две тысячи долларов у одной старушки в Бухаресте. Ты знаешь эту работу?

– Нет, – сказал я ему. – С чего бы мне ее знать?

– О, прекрати! – воскликнул Арт. Судя по голосу, он был пьян. – Брактон… Автор основополагающей работы по английскому общему праву…

Я услышал, как кто-то рядом с ним закричал: «Выпендрежник!»

– Ты подумал о нашем недавнем разговоре? – продолжал Артур.

– Немного, – соврал я. На самом деле я серьезно размышлял.

– И что?

– Заинтересовался, – объявил я. – Это кажется классным делом.

Я услышал звон бокалов, кто-то чокался.

– Да, наверное, это классное дело, – сказал Арт. Судя по голосу, он теперь улыбался.

– Такое же классное, как гнилой помидор, – сказал голос на заднем плане.

– Ты уже ужинал? – спросил у меня Артур.

– Нет, – ответил я.

– Ну, тогда присоединяйся к нам. Я настаиваю. У нас тут молодая баранина и отличное вино. Я заеду за тобой через двадцать минут. Надень что-нибудь приличное, если у тебя есть.

Арт ездил на микроавтобусе конца семидесятых. На приборной доске в глаза бросались трещины, сиденья были обмотаны клейкой лентой. На полу валялись квитанции вместе с монетами, спичками и мешочками из-под табака. Заднее сиденье оказалось полностью заваленным книгами, в основном – в мягких обложках, с вырванными или порванными страницами. Однако выделялось несколько книг, обтянутых кожей, с латунными застежками-фермуарами.

На сей раз Артур надел маленькие очки в металлической золотой оправе. Он достал трубку и начал ее набивать, приставив колени к рулю. Закрывающие небо тучи не позволяли лунному свету освещать дорогу, поэтому нам оставалось только пользоваться фарами. Они прорезали темноту; перед нами словно бы плыл узкий яркий круг света.

– Как я понял, вы с Корнелием Грейвсом по очереди читаете тексты на латыни задом наперед, – проговорил Арт. – Ходят слухи, что ты в полночь режешь баранов в Гаррингер-холле, там, где раньше находился алтарь.

Я уставился в окно.

– Грейвс рассказал мне очень странную историю, еще во время нашей первой встречи, – сообщил я.

На мгновение салон машины осветился красным светом. Это Арт зажег спичку, собираясь раскуривать трубку.

– Позволь мне догадаться, – заговорил Арт. – Корнелий сообщил тебе о том, как его мать ужинала с одним французом, который умер в 1825 году.

– Клодом Анри де Рувруа, графом де Сен-Симоном, – подтвердил я.

Артур затянулся и удерживал дым в себе. Потом он стал выпускать его через рот тонкой струйкой и снова вдыхал носом. Трюк завершился несколькими кольцами, выпущенными друг за другом, каждое следующее проходило сквозь предыдущее.

– Да, это что-то, – сказал Арт. – Значит, получается, что Корнелию Грейвсу больше ста лет.

– Ста пятидесяти, – поправил я.

– Ты ему веришь?

– Наверное, нет.

– Судя по голосу, ты не очень уверен.

За окном я видел только смутные темные очертания, черные деревья на фоне черного неба.

– Конечно, уверен, – объявил я. – Это смехотворная история.

– Ты с кем-то еще ее обсуждал?

– Только с моим куратором, доктором Лангом. Он посоветовал мне просто не обращать внимания.

– Вот тебе и ответ.

Арт снизил скорость, резко повернул направо, на подъездную дорогу с воротами. Послышался скрип гравия под колесами. Артур опустил стекло и набрал код на приборе дистанционного управления. Ворота медленно раскрылись, и мы въехали на территорию.

Несмотря на все, что случилось позднее, в темные дни, когда дом покрывал слои смога, а фруктовые деревья напоминали скелеты на кладбище зимой, я все равно вспоминаю дом доктора Кейда таким, как впервые увидел его в тот вечер. Слева и справа от меня поднимался лес величественных деревьев, они напоминали в темноте призрачные колонны. Вдоль дороги шел ряд ровно подстриженной живой изгороди. Наибольшее впечатление производил дом, расположенный примерно в пятидесяти ярдах от ворот, в конце мягко петляющей мощеной дороги. Это был двухэтажный деревянный домик в греческом стиле, покрашенный в ослепительно белый цвет. Он освещался прожекторами так, что казался массивным мраморным сооружением. В здании светилось каждое окно. В прихожей со сводчатого потолка на длинной железной цепи свисала люстра. Ее яркий свет падал из окон, ближайших к двери. На крыльце стояли тыквы с вырезанными улыбающимися и хмурящимися масками греческого театра.

Арт припарковал микроавтобус рядом с двумя другими машинами. Одна оказалась маленькой иномаркой, вторая – «ягуаром», черным, обтекаемым, с низкой посадкой. Мой проводник выключил двигатель, и мы просто сидели там, слушая тиканье часов и поскрипывание деревьев.

– Что думаешь? – спросил он.

– Красиво.

– Действительно, красиво. Доктору Кейду принадлежит десять акров земли. Все деревья вокруг нас. Лес простирается довольно далеко. Он сказал, что хочет сделать это нашим убежищем. – Арт расстегнул ремень безопасности. Разговаривал он, не вынимая изо рта трубки, слова вылетали из уголка рта. – Здесь только мы и творения Божьи, если считаешь, что это две разные вещи.

Я вышел из машины. Веры в судьбу или реинкарнацию у меня не было, но по какой-то причине – может, из-за чего-то, глубоко запертого в моем генетическом коде, я почувствовал, что прибыл на место, откуда меня когда-то забрали. Когда мы с Артом шли ко входу в дом, вокруг стояла тишина, как в святом месте, словно в благоговении перед моим возвращением.

Внутри дом доктора Кейда тоже впечатлял: деревянные полы, толстые восточные ковры, разбросанные кругом пятнами сочно-красного и голубого цвета. В гостиной у дальней стены находился большой камин, три диванчика стояли вокруг внушительного кофейного столика с медной столешницей. У арочного прохода возвышались комнатные растения, которые почти доходили до потолка. Фламандская шпалера с изображением какой-то битвы висела за одной из кушеток. В углу виднелся большой мраморный бюст Карла Великого. Поверх резной обшивки я рассмотрел большую старую карту в рамке из темного дерева, она освещалась сверху. За гостиной просматривалась застекленная створчатая дверь, сквозь нее виднелась маленькая комната – кабинет со встроенными книжными полками вдоль стен и коричневым большим креслом в углу. На сиденье просматривалась паутина белых линий – кожа потрескалась. За кабинетом располагалась еще одна стеклянная створчатая дверь. Она вела на тускло освещенное крыльцо в задней части дома.

Из гостиной появилась большая черная неуклюжая собака с высоко поднятым хвостом. По виду это был лабрадор. Пес врезался в меня, обнюхал меня и лизнул руку.

– Нил, – произнес Арт, наклонился и почесал псу за ухом. – Вообще-то, он принадлежит Хауи, но мы все его усыновили.

Вверх вели широкие и длинные ступеньки. С них, словно поток, спускалась не совсем белая дорожка. Справа от меня находилась столовая. Стол оказался застелен белой скатертью, он был накрыт на шестерых. Там стояли белые фарфоровые тарелки, чашки и высокие бокалы тонкого стекла. По центру поставили букет осенних цветов в изящной белой вазе. Цветы оказались сочного оранжевого и желтовато-коричневого оттенка. Открывающаяся в обе стороны дверь вела в кухню. Об этом я догадался по звукам – лилась вода, звенели кастрюли, жужжал блендер. Я услышал женский смех, высокий и мелодичный, за ним последовал металлический звон и брань какого-то мужчины.

Дверь резко распахнулась, и появился человек с затуманенным взором. По тому, как он держал правую руку, стало понятно – ему больно. Он был босиком, одет в мятые штаны цвета хаки и расстегнутую рубашку навыпуск. У людей с такими пухлыми круглыми лицами в зрелые годы обычно обвисают щеки. Его отличало плотное телосложение, широкие плечи, короткие толстые руки; создавалось впечатление, будто грудь сразу же переходит в ноги. Волосы вошедшего выглядели темно-рыжими.

– Тебе давно пора было вернуться, – заявил он Арту, потом посмотрел на свою правую руку и втянул воздух, сжав зубы. – Я обжег пальцы на вертеле – на твоем вертеле с барашком.

Нил оставался рядом со мной и каждый раз, когда я прекращал его гладить, тыкался носом мне в ногу.

Хауи посмотрел на собаку и нахмурился:

– Нил! Прекрати, иди отсюда.

Пес опустил голову и побрел назад в гостиную.

Я стоял, держа руки в карманах, и ждал, когда Арт представит меня. Дверь в кухню снова открылась, и появилась женщина с тряпкой в руке. Она улыбнулась, покачав головой. Волосы цвета меда были стянуты в хвост; привлекали внимание миндалевидные ярко-зеленые глаза, короткий прямой нос и тонкие губы. Лоб казался высоким и гладким. Женщина носила джинсы и свитер с высоким отворачивающимся воротом, плотно прилегающим к шее. Я раньше видел ее на территории университета. Именно она шла вместе с Артом через университетский двор.

– Положи тряпку на руку, Хауи, – сказала она, протягивая ее. – И в следующий раз слушайся, если я говорю тебе, что нужно взять прихватку.

Мужчина взял тряпку и уселся на одном из стульев в столовой. Руку он положил на колени и посмотрел на меня.

– Как я предполагаю, это Эрик.

– Здравствуйте, – мой голос прозвучал тише, чем обычно.

Он кивнул без улыбки:

– Меня зовут Хауи Спакс.

– А меня Эллен… – женщина пожала мне руку. Ее пальцы оказались мягкими и сильными.

Я сложил руки за спиной и попытался сохранять спокойствие. Я чувствовал себя так, словно герои фильма, который я смотрел, вдруг обратились ко мне. Хауи продолжал меня рассматривать, а Эллен повернулась к Арту, поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку. Он быстро обнял ее и показал в сторону кухни.

– Ужин готов? – спросил мой провожатый. – Я проголодался.

Эллен взяла его за руку и повела к двери в кухню. Артур повернулся, посмотрел на меня и хлопнул Хауи по плечу.

– Он тебя развлечет, – сказал Арт. – Хочешь что-нибудь выпить? Доктор Кейд с Дэном скоро вернутся с вином.

– Мне и так хорошо, спасибо.

Хауи откинулся на спинку стула и положил одну ногу на другую.

– Принеси мне остатки коктейля, ладно?

– Этот коктейль и есть причина ожога, – сказала Эллен, остановившись в дверном проеме. Артур прошел мимо нее.

– И что? – Хауи прищурился. – Значит, ты мне его не принесешь?

– Я этого не говорила.

Она зашла в кухню, а Хауи раздраженно выдохнул воздух.

– Я всегда думал, что мужчина может получить стакан в собственном доме, если о том попросит.

Его лицо теперь ничего не выражало, и он жестом показал мне, чтобы я тоже сел. Я уселся в конце стола.

Хауи стучал пальцами по столу и что-то мурлыкал себе под нос.

– Ну и что у тебя за история? – спросил он.

– Что ты имеешь в виду?

– Говорить не любишь?

– Я не знаю, – ответил я. Это был глупый ответ, но я не мог придумать ничего другого.

– Ты очень молод, – заметил Хауи. – Арт сказал мне, что ты пропустил пару классов и стал учиться со старшими. Не самая лучшая мысль, не правда ли?

– Я пропустил лишь один. И это не было моим решением.

– А если бы ты отказался? Сказал бы директору, что не хочешь.

Я пожал плечами:

– Я об этом не подумал.

– Боже! Возьми судьбу в свои руки, парень. – Он склонился вперед и сопровождал каждое слово ударом длинного пальца по скатерти. – Сам управляй своей жизнью, или это сделает кто-то другой. Вот лучший совет, который я получил от своего отца. Почти единственный, который я когда-либо от него получил. – Хауи уставился на меня, вытянув губы в одну линию. Рыжие волосы закрывали одну бровь. Он снова перевел взгляд на кухонную дверь. – Где, черт побери, моя выпивка? – заорал он, а затем снова перевел взгляд на меня:

– Я должен забрать свой стакан. Пойди посиди в гостиной. Составь компанию Нилу.

Несколько минут спустя Хауи уселся напротив меня на диване оливкового цвета. Опускаясь на подушки и держа стакан с мартини в одной руке, он ворчал, как старик. Пес устроился между нами, положил морду на лапы и следил за моими движениями.

– Ты любишь собак или предпочитаешь кошек?

Пришлось снова пожать плечами, положив руки на колени.

– У меня никогда не было домашнего животного, – сообщил я.

Хауи кивнул, хотя выглядел разочарованным.

– Что планируешь делать после окончания учебы?

– Я не знаю.

– Но какие-то мысли у тебя должны быть.

– У меня их нет.

– А у меня есть. Я собираюсь в бизнес, – потягивая коктейль, сообщил он. – Мой отец – вице-президент судоходной компании, занимающейся внутренними перевозками, на Среднем Западе. Они думают выходить на международный рынок, а это означает, что ему потребуется кто-то для работы в зарубежном представительстве. Я заканчиваю учебу этой весной, после чего убираюсь к чертям собачьим из Коннектикута. Я вернусь в Чикаго. От этой Новой Англии быстро устаешь.

– Ты специализируешься по коммерческой деятельности?

Хауи одним глотком допил остатки коктейля и удовлетворенно застонал.

– Шутишь?! Сидеть в аудитории с этими идиотами? Не надо! Бизнесу следует обучаться в процессе. Отец не имеет диплома о высшем образовании. Он всего добился сам и стал миллионером, честное слово.

– Но тогда что ты изучаешь?

– Историю, как и все здесь. Не спрашивай, почему. В основном, это войны и короли – скучное дело, как и все остальное. Знаешь, даже не хотелось отправляться в университет, но отец сказал, что я должен это сделать до того, как он пустит меня в свою компанию. Он говорит, что я должен посмотреть, что еще есть в этом мире, а уж потом принимать какое-то взрослое решение. Ну, посмотрел, что есть… Могу тебе сказать, Эрик: это куча дерьма.

– Я понимаю, что ты имеешь в виду.

– Как ты можешь понимать? Тебе шестнадцать лет, черт побери. Боже, ты машину водить умеешь или еще нет? Погоди секунду. – Он встал, вышел из гостиной и вернулся минуту спустя с полным стаканом. – Оливок не осталось, – сказал Хауи, поднимая стакан с мартини. – Мужчина не может получить оливку в мартини в собственном доме, черт побери! Что там Хемингуэй говорил про мартини без оливки? Это словно шлюха без сисек… Может, я сам это придумал, кто знает?

Я кивнул и открыл книгу, которая лежала на кофейном столике. Это был большой иллюстрированный том, посвященный английским садам. Над тропинками нависали высокие розовые алтеи, густо разросшиеся живые изгороди терлись о низкий заборчик. Порядок из хаоса. Хауи устроился на краю диванчика, склонился вперед и потягивал коктейль мелкими глотками. Я отчаянно хотел что-то сказать, но не мог придумать никакой достаточно невинной темы. Мой новый знакомый выстукивал ритм ногой и пил, а закончив, поставил стакан на стол и вытянул руки над головой.

– Так лучше, – сказал он. – Ты уверен, что не хочешь ничего выпить?

– Спасибо, я на самом деле не хочу.

– Ну, как хочешь. Так на чем мы остановились?

– Ты спросил, умею ли я водить машину.

– Риторический вопрос, риторический. – Хауи махнул рукой. – Я тебя обидел? Арт говорил, что ты немного обидчивый.

– На самом деле, нет, – ответил я. Сомнительно, что Артур такое говорил. – Просто все это немного пугает.

Хауи приподнял брови. Он был искренне удивлен.

– Честный парень. Мне это нравится. – Он подмигнул мне и взял стакан.

– Похоже, тебе нужно добавить, – сказал я, показывая на стакан.

Мой собеседник перевернул его вверх дном, и мы наблюдали за двумя стекающими по стенкам каплями.

– Думаю, ты прав, – сказал он и улыбнулся.

Мой приемный отец пил, и в результате я понимаю культуру пития, отличительные черты характера, склад ума и своеобразие манер среднего алкоголика. При общении с большинством этих людей требуется терпение. Пьющие люди прекрасно все понимают, когда пьянеют. Они знают, что пьяны, мало кто злит их больше, чем человек, который наивно считает, что пьяница не видит, насколько он пьян. Такие люди, как правило, невероятно погружены в себя, заняты своими собственными мыслями. Если расспросить такого о его жизни, то ты уже на полпути к произведению хорошего впечатления. Раздели с ними их настроение, каким бы оно ни было, стань символом трезвого двойника, коллеги, подтверждающего мнение пьяного, – и ты уж точно понравишься. Один актер, которого я видел по телевизору, заявил, что алкоголики – это эгоманьяки с низкой самооценкой. Хауи не был исключением, и я соглашался с его слабо завуалированными оскорблениями. В конце концов, через полчаса, когда открылась дверь и вошел Дэн, мы с Хауи уже достигли взаимопонимания.

Впервые увидев Дэна, я подумал, что нашел товарища. По виду он был одного возраста со мной, и его приняли в эту клику старшекурсников. Он держал в руках картонную коробку. Одет был Дэн в черный костюм и такое же пальто.

– Мы взяли целую коробку, – сообщил он, обращаясь к Хауи, даже не бросив на меня взгляда, когда проходил мимо. Дэн поставил коробку на деревянный пол в прихожей. – Пол отыскал золотую жилу… «Вега Сицилия». На прошлой неделе завезли.

Хауи потер руки, направился к коробке и заглянул внутрь.

Я встал, когда Дэн вешал пальто на вешалку у двери. Он оказался ниже меня, лицо было совершенно обычным, каштановые волосы зачесаны на прямой пробор. В глаза бросалась родинка на правой скуле. Он проверил ворот рубашки, разгладил галстук, потом посмотрел на меня и вежливо улыбнулся.

– Добрый вечер. Меня зовут Дэн. Ты Эрик?

Мы пожали друг другу руки.

Рядом со мной оказался Хауи, хлопнул меня по плечу, и у меня перед носом появилась бутылка вина.

– Вино пьешь?

– Пью.

– Хорошо.

Дэн выхватил бутылку из рук Хауи.

– Беру на хранение, – сказал он и направился к кухне, осторожно держа ее за горлышко.

Хауи мгновение стоял в задумчивости, затем побежал, чтобы удержать кухонную дверь, пока та не захлопнулась.

Я остался один перед открытой входной дверью, задумавшись, где я и что делаю. Ко мне подошел Нил и ткнулся мордой в руку. Я смотрел в темноту, туда, куда уже не падал свет из прихожей. У дальнего края лужайки мигнули автомобильные фары. Стояла тишина, типичная для сельской местности, только стрекотали сверчки, и ветер гулял в ветках деревьев.

Я опустил руку, чтобы почесать Нилу шею, затем пес залаял. Подняв голову, я увидел человека более старшего возраста, с седыми, зачесанными назад волосами. Он стоял на крыльце, с большим интересом уставившись на меня.

– Это только я, Нил, – произнес человек спокойным голосом, протянул руку в перчатке, и пес ее обнюхал.

Это был доктор Кейд – я узнал его голос. Даже в тусклом свете голубые глаза преподавателя продолжали блестеть. Он посмотрел мне через плечо, разок моргнул, затем улыбнулся:

– Мне можно войти?

– О-о… – я покраснел и отступил в сторону.

Он шагнул в дом и закрыл дверь.

– Чем-то пахнет просто восхитительно, – сказал он, снимая пальто и вешая на вешалку рядом с пальто Дэна. – Должно быть, они готовят барашка, мое любимое блюдо.

Он снова уставился на меня, легко улыбаясь.

– Вас зовут Эрик, да?

– Да, сэр.

Он протянул мне руку, рукопожатие длилось чуть дольше, чем обычно.

– Надеюсь, что сегодня утром не был с вами слишком резок, – продолжал он. – Нас с издателем поджимают сроки, и у меня нет времени ни на что другое. Вы учитесь у Дэвида Тиндли, правильно?

Я кивнул, не находя слов, чувствуя себя так, словно находился рядом со знаменитостью. Наверное, так оно и выглядело. Доктор Кейд безупречно и просто одевался в темно-серый костюм. Загорелую кожу покрывали мелкие морщины, как у яхтсмена, щеки слегка покраснели. Вероятно, ему было пятьдесят с лишним или даже шестьдесят лет, но благодаря живости и энергии он казался моложе. Никаких драгоценностей я не заметил, у Кейда не имелось даже часов.

Арт вышел из кухонной двери в переднике, заляпанном коричневыми пятнами. Он подошел к преподавателю и улыбнулся, затем показал на меня.

– Это Эрик, доктор Кейд. Я вам о нем рассказывал.

– Да, мы уже познакомились.

Кейд улыбнулся в ответ. Артур выглядел неуверенным в себе. Он не знал, куда деть руки и нервничал так, словно представлял двух своих друзей при встрече, которую сам организовал.

– Извините меня, – сказал доктор Кейд, снимая перчатки.

Он заявил, что ему нужно переодеться перед ужином, а затем ушел вверх по лестнице. Арт хлопнул в ладоши и направился назад в кухню, оставив меня одного с Нилом.

Через пятнадцать минут обеденный стол, еще недавно представлявший собой стерильную картину из белой скатерти, пустых стаканов и холодного серебра, совершенно изменился. На нем стояли супница, от которой шел пар, с супом из морепродуктов, приготовленным Артуром; корзинка с французскими булками; керамическая миска, наполненная греческим салатом, приготовленным Дэном; и, наконец, три шампура с барашком, идеально приготовленным Хауи, несмотря на полученные в процессе травмы.

Доктор Кейд сел за стол последним. Предварительно он отделил столовую от остального дома, закрыв небольшие двери, ранее скрытые в арке. Теперь профессор переоделся в толстый свитер крупной вязки и серые шерстяные брюки. Кейд выглядел расслабленным богатым дядюшкой. Верхний свет был приглушен, он отбрасывал сияние цвета карамели на все происходящее.

Они начали разговор так, словно меня там не было, или я находился в компании с самого начала, зная все о предмете беседы. Я чувствовал себя полностью подавленным, несмотря на попытки Арта включить меня к разговору. Большая часть времени ушла на попытки переварить вино; оно оказалось не таким сладким, как я привык. Я допустил ошибку, попросив кубик льда. Когда я бросил его в бокал, последовала недолгая, но многозначительная тишина. Хауи спросил, не нужен ли мне кетчуп для баранины, и все (за исключением доктора Кейда, как я отметил) стали сдавленно смеяться. Тогда мне ничего не было понятно. Хотелось вернуться в общежитие, к простым друзьям, которые у меня там появились.