Текст книги "Боги Абердина"

Автор книги: Михей Натан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

Грант Честера Эллиса на сумму две тысячи долларов предоставлялся первокурсникам, чей средний балл – «отлично». Позднее в тот день я попытался написать открытку своей родственнице и сообщить о гранте, но прекратил после первых нескольких строк, выбросив открытку в мусорную корзину.

– Если вы победите в этом конкурсе, то это станет впечатляющим достижением, – заявил доктор Кейд. Он выглядел довольным, и у меня тоже поднялось настроение. – Но если вас больше всего беспокоят деньги, учтите, что в прошлом я несколько раз обеспечивал гранты студентам, имеющим трудности с финансами. Зарабатывание вами только отличных оценок для гранта не должно мешать работе по проекту. Согласны?

Я кивнул.

– А если окажется, что работа на меня мешает вашим занятиям, пожалуйста, дайте мне знать. Я прослежу, чтобы для вас составили особый график. Мои коллеги, в основном, понимают, насколько важен этот проект. Я не могу представить, чтобы они мешали нашему графику, видя, как быстро приближается срок сдачи. Администрация понимает важность Пендлетонской премии не только для меня, но и для Абердина в целом.

Он замолчал, мгновение смотрел в сторону, потом снова повернулся ко мне:

– Вы строили какие-то планы на зимние каникулы?

– Я собирался остаться в доме.

Доктор Кейд произнес «Хм-м-м» и отхлебнул кофе.

– Мне следовало сказать вам об этом раньше. – Он поставил чашку на блюдце, она тихо звякнула. – Я собираюсь на Кубу на четыре недели, и мой приятель, коллега из Оксфорда, адъюнкт-профессор, будет жить в Фэрвиче три недели во время каникул. Я предложил ему остановиться в своем доме. – Следующую фразу он произнес так мягко, как только мог. – Я предложил ему в распоряжение весь дом. Я думал, что предупредил вас об этом, когда вы только переехали. Простите меня. Я просто предположил, что вы куда-то поедете, как все остальные. – Он покачал головой и медленно развел руками. – Мне очень неловко, – сказал Кейд.

– Не беспокойтесь, – ответил я.

Я пытался как-то сдержать красноту, поднимающуюся к лицу. Варианты выбора у меня были ограничены – я скопил достаточно денег, чтобы несколько недель пожить в гостинице. Имелось международное студенческое общежитие, открытое и зимой, но я не знал, что делает Абердин для собственных студентов, которым некуда ехать – если делает что-то вообще.

– У вас нет родственников, с которыми вы могли бы пожить?

Я покачал головой:

– У меня есть друзья в Чикаго. Пара ребят, с которыми я вместе учился в средней школе, сейчас они учатся в Северо-Западном университете.

Это была ложь, которая только что пришла мне в голову. Я никого не знал в Чикаго или в других местах, за исключением Стултона и Абердина.

– Вы не считаете, что возникнут проблемы, если вы поедете к ним на целый месяц после такого короткого уведомления? – Он сделал глоток из белой чашечки. Поскольку я не ответил сразу же, Кейд продолжил. – Несправедливо с моей стороны ожидать, что вы будете строить планы в последнюю минуту. Не беспокойтесь… Я все объясню Томасу. Если вы…

– Пожалуйста, не надо, – впервые перебил я доктора Кейда; дискомфорт становился невыносимым. – Все будет в порядке, где бы я ни остановился.

Он замолчал и уставился на меня:

– Вы уверены?

– Несомненно.

Доктор Кейд кивнул, словно вопрос был закрыт. Я мог поменять решение, если потребуется, но на его лице появилось облегчение, пусть и мимолетное.

Позднее в тот вечер ко мне в комнату зашел Артур. Уже перевалило за полночь. Арт в темноте уселся на край моей кровати. Батареи щелкали, лунный свет проникал в щелочки между шторами. Его ночные посещения больше меня не удивляли и не пугали, поскольку он будил меня так уже несколько раз после переезда в дом. Иногда у него возникали вопросы на медицинскую тему. («Какие симптомы у аппендицита? Как мне понять, у меня расширение сосудов – или просто мигрень?») Но, по большей части, ему просто хотелось поговорить. Арт, как и я, часто мучился бессонницей, причем страдал от нее гораздо сильнее. Обычно я просто лежал и слушал, как он болтает на самые странные и неожиданные темы. Артур говорил о химической войне в Древней Греции, Парнасском движении конца девятнадцатого века во Франции, романах Кретьена де Труа. Он мог говорить часами приглушенным возбужденным голосом, который часто врывался в мой сон. Иногда я спал, пока Артур говорил, только снился мне Лисандр во время атаки на Галиарт или поиски Святого Грааля. Я ехал на лошади по лесу в горах, а мои доспехи звенели и блестели в лучах яркого солнца.

Я сел и спросил, что ему надо.

– Требуется твоя помощь, чтобы внести Дэна в дом. Он позади здания, в саду.

– Зачем тебе моя помощь?

– Потому что он в отключке.

Я зажег свет, и Арт закрыл глаза рукой. Выглядел он ужасно – кожа побелела, выступил пот.

– Ты пил или еще что-то? – спросил я.

– Еще что-то, – Артур встал, покачиваясь, и расправил рубашку. – Ты собираешься мне помогать, или нет?

Мы занесли Дэна в дом. Он лежал на каменной скамье в саду, недалеко от выхода из кабинета. Один раз Арту пришлось остановиться, его вырвало в тени пустого фонтана. Пот лил с него ручьями, и, судя по виду, парень мог в любой момент потерять сознание, но все равно передвигал ногами, помогая мне доставить Дэна наверх. Мы уложили Дэнни на кровать в его комнате и оставили там с открытым ртом. Тело у него было столь же безвольным, как у трупа.

– Пожалуйста, ничего не рассказывай доктору Кейду об этом, – попросил Арт чуть позже. Он медленно выпил стакан воды и вымыл лицо на кухне. – Мы очень по-любительски подошли к делу – нашли в лесу несколько мухоморов, с маленькими красными шляпками, усыпанными белыми точками, – как в сказке. Джабир ибн-Хайян считал, что тайный ингредиент рецепта философского камня Парацельса содержится в ведическом напитке – соме. Я решил, что в дальнейшем определили присутствие в соме мухомора. Поэтому, конечно, мы его попробовали, и, конечно, не добились ничего, кроме галлюцинаций, головокружения и сильной тошноты. Дэн съел слишком много, ты видел, что с ним случилось.

Арт налил в стакан еще воды и выпил залпом.

– Но давай забудем про очевидно неправильный перевод Джабиром источника, – продолжал он. – Я не могу его за это винить. Может, в ведическую сому входит не мухомор, а другое, еще не открытое растение, минерал, или что-то еще. Вот если бы у Джабира было больше времени, то он бы это выяснил. Однако больше всего меня интересует один важный вопрос, впервые поставленный Эдвардом Шульцем о галлюциногенном напитке яга. Как все эти первобытные общества, практически не знавшие современной химии, выяснили, как активировать алкалоид, используя ингибитор при окислении и восстановлении моноамином?

Я сел и уставился на него. Артур поставил стакан на стол.

– Пойду спать.

Я решил остаться на кухне, сидя в нише для завтрака и зная, что этой ночью больше не засну.

* * *

Вечером в пятницу бушевала буря. Дрова в камине потрескивали, Нил спал, свернувшись у дивана, мы с Дэном сидели с гостиной и играли в триктрак. Хауи разговаривал в кабинете по телефону с отцом. У него был громкий голос, крики и вопли легко проникали сквозь закрытую дверь.

Дэнни играл робко, всегда спешил. Он был слабым игроком. А еще ему ужасно не везло – редко получалось то, что хотелось. Дэн не обращал внимания на количество очков, он просто двигал шашки к цели как можно быстрее. В результате, мой приятель умудрялся проигрывать даже, казалось бы, в самых невероятных случаях.

Мы пили газировку. Я заметил, что когда мы с Дэном оказывались вдвоем, то не употребляли алкоголя. Только в присутствии Арта и Хауи мы поддавались их мягкому, но, тем не менее, настойчивому нажиму. Мы ели жаркое, приготовленное Артуром – что-то с репой, морковью и китайским соусом. Слова Хауи эхом разносились по дому, звуки напоминали плевки. Так разговаривают только в неблагополучных семьях.

– Я знаю это, ты только послушай…

– Но какая разница…

– Хорошо, тогда почему ты просто не руководишь моей жизнью, и…

– Угу. Нет, я этого не говорил.

– Да, и ты пошел к черту!

Молчание. Мы с Дэном ожидали, что Хауи ворвется к нам ругаясь и крича. У него часто случались такие споры с отцом. Как правило, после них следовали получасовые рассуждения о том, как мне повезло быть сиротой, как повезло Арту, что его родители не вмешиваются в его жизнь и ни к чему его не принуждают, а мать Дэна – это просто идеал, к которому должны стремиться все родители.

Мать Дэна была сочувствующей, не навязчивой, поддерживала сына финансово и не ставила никаких условий. Споры Хауи, как я вскоре выяснил, всегда касались денег. Отец настаивал, чтобы он купил дом где-то в Фэрвиче, жил там до окончания университета и продал потом с прибылью, или, если захочет, сдавал после отъезда из Коннектикута и возвращения в Чикаго. Что касается родительских просьб, эта казалась вполне безобидной. Мне бы очень хотелось иметь достаточно средств, чтобы купить собственное мини-поместье, может быть, даже дом с колоннами. Или трехэтажный особняк с садом, храмами и статуями по типу греческих, как было модно в начале двадцатого века. Но Хауи отказался, заявив отцу, что не хочет в одиночку управляться с домом. Он счастлив жить с друзьями, а администрация университета «тут кое-что напутала». Поэтому он теперь не знает, когда закончит учебу.

Дэн сказал, что Хауи уже давно играет с отцом в кошки-мышки, откладывая признание в том, что больше не учится в университете.

Естественно, Хауи начинал все неудачные разговоры с отцом, держа под рукой бутылку виски. К концу разговора бутылка пустела на треть, и художник отвратительно пьянел. Судя по тому, что мне рассказывал Дэн, отец и сын, вероятно, оба напивались к окончанию беседы. Дэн познакомился с мистером Бофордом Спаксом прошлой весной и наблюдал, как тот выпил восемь двойных мартини за один вечер. Это частично объясняло неизбежный крах внешних приличий и столь же неизбежный переход к крикам и ругательствам.

– Это в последний раз, черт побери! – заявил Хауи, заходя в гостиную. – Когда он позвонит еще, скажите, что меня нет дома.

Дэн посмотрел на меня и бросил кости. Они упали на доску с приглушенным стуком. Ему требовалась любая комбинация, чтобы получилось семь. Шансы были пять к одному. Получилось три и два, конечно же.

– Черт побери!.. – Хауи выругался, не обращаясь ни к кому конкретно. – Если он перезвонит, скажите, что я съехал и перебрался на остров Санта-Крус. Скажите ему, что я живу на пляже, в гамаке. Загораю, прыгаю по камням, пью коктейли и ем кокосы с деревьев!

Он ходил взад и вперед, запускал обе руки в волосы. На спине голубой рубашки выделялось темное пятно от пота. Хауи остановился и повернулся ко мне.

– На Санта-Крус кокосы есть?

Я посмотрел на Дэна. Мы оба быстро обменялись улыбками.

– Не знаю, – ответил я.

Хауи нетерпеливо махнул рукой.

– Он хочет знать, когда я заканчиваю, – заявил художник со странным спокойствием, которое свидетельствовало о панике больше, чем истерика. – Сказал, что думает об уходе в отставку. Отходит от дел, – медленно произнес он, словно пытался удостовериться, что понимает сам себя. – Вы можете в это поверить, черт побери?! В его возрасте? Ему пятьдесят с небольшим, и он здоров, как рабочая лошадь.

Хауи рухнул на стул и положил ноги на оттоманку.

– Шутки кончились. Он вскоре захочет, чтобы я взял на себя бизнес, – как только закончу университет и получу диплом… – Хауи замолчал, с грохотом опустил ноги на пол и склонился вперед. – Послушайте, ребята, кто-нибудь из вас что-то знает про Фэрвичский колледж?

– О, нет! – воскликнул Дэн. – Положение не может быть таким ужасным.

– Боюсь, что оно как раз такое и есть.

– Диплом среднего специального учебного заведения? Но как ты объяснишь…

– Скажу ему, что это был оптимальный вариант. За наименьшее время – максимум знаний. Эффективно и сберегает годы.

Думаете, ему до этого есть дело? Главное – чтобы у меня была корочка с моей фамилией, внесенной туда черным каллиграфическим почерком. Старик сам не учился ни в колледже, ни в университете. – Хауи стал говорить тише и другим тоном. Я предположил, что он так копирует отца:

– «Я хочу, чтобы мой сын понял ценность образования. Я хочу, чтобы перед ним открылись все возможности, которых не было у меня».

– Тем временем, он зарабатывает кучу денег, – заметил я. – Очень иронично, не правда ли?

Хауи замолчал и уставился на меня.

– Почему ты это говоришь? – спросил он.

Последовала неловкая пауза. Дэн бросил кости и смотрел только на доску.

– Я просто имел в виду, что у него, как кажется, все в порядке без какого-то диплома.

Хауи выглядел ошарашенным, словно я дал ему пощечину.

– Кучу денег? – повторил он. – Мы не Рокфеллеры, черт побери!

Он все еще неотрывно глядел на меня; вдоль линии волос выступил пот.

– Бедный ублюдок вроде тебя никогда не видел денег и не знает разницу между напряженно работающим бизнесменом и султаном чертова Брунея, – произнес Хауи тихим голосом с нехорошей, злой улыбкой.

Дэн замер на месте, держа шашку между большим и указательным пальцами. Хауи смотрел неотрывно, фокусируясь на мне, как часто делают пьяные. В камине треснули дрова.

– Бедный ублюдок, – снова повторил он, на этот раз так, словно разговаривал сам с собой. Потом Хауи горько фыркнул и содрогнулся, медленно моргнул, встал, распрямил спину и вышел. Затем, громко топая, он отправился вверх по лестнице. Мгновение спустя я услышал, как с грохотом захлопнулась дверь.

Мы с Дэном молчали несколько минут, продолжая играть. Естественно, Дэнни проигрывал. Я пытался сконцентрироваться, но не мог. У меня раскраснелось и вспотело от смущения лицо.

– Он просто пьян, – сказал Дэн, беря в руки шашку. – Ты же знаешь, как он слетает с катушек, когда звонит отец…

– Не волнуйся. Со мной все в порядке, – ответил я.

– На самом деле, Эрик… ты нравишься Хауи.

Его попытки меня успокоить унижали еще больше, чем оскорбления художника. Я молчал и вел игру до конца, снова с легкостью выиграв у Дэна.

* * *

Ноябрь быстро закончился, часто шел снег. Зима вступила в свои права – вторглась, словно видение в гипнотическом сне.

Я обнаружил мотель на окраине города, где мне позволят пожить четыре недели каникул за небольшую плату в комнате, расположенной в подвале. Но телевизор там почти не работал, телефон отсутствовал, отопление оставляло желать лучшего, вода или текла тонкой струйкой, или просто капала. Эта комната предназначалась для людей, перемещающихся в поисках работы, и для безработных бродяг. Это был жест доброй воли со стороны владельца, Генри Хоббса. Он сам заявлял, что раньше был «лоботрясом» и поднялся в этом мире. Теперь он считал своей кармической обязанностью вернуть часть удачи, которая ему благоволила. Но комнатой редко пользовались, поскольку в Фэрвич в поисках работы приезжали нечасто, даже в пригороды, особенно – после наступления зимы. По ночам было холодно, ледяной воздух загонял домой всех жителей Новой Англии, кроме самых стойких. Если оглянуться назад, то моя идея жить в этой комнате была глупой, поскольку у меня накопилось больше денег, чем я мог потратить. Я не знал, куда их девать, получая стипендию и зарплату у доктора Ланга. Можно было позволить себе приличный номер в одной из хороших гостиниц Фэрнича. Но я так долго жил в бедности, что привык экономить на всем. У меня оставалось сильно неразвитым понимание практической пользы денег; с моей точки зрения, самое дешевое было и самым лучшим.

Последнюю неделю перед каникулами я провел, гуляя по городу. Мы с Дэном ходили в кино, в единственный кинотеатр в городе, который заодно служил и театром. После этого мы вдвоем обычно ужинали в кафе «У Эдны» и были единственными студентами в зале, полном рабочих бумажной фабрики. Мы с Дэнни стали большими друзьями после того, как я рассказал ему, что Арт посвятил меня в алхимические эксперименты и опыты с кошками. Правда, мой приятель настаивал, что в последних участия не принимал.

Дэн заявил, что чувствует облегчение, поскольку ему очень не нравилось мне врать. Однако он знал, насколько серьезно Арт относится к проекту и как хочет сохранить тайну. Дэнни сказал, что участвует во всем этом скорее из научного любопытства, чем по какой-то другой причине.

– Значит, считаешь, что никакого рецепта нет? – спросил я его.

– Этого я не говорил, – ответил он. – Арт верит в это, а я верю в Арта. Вот так обстоят дела.

– Но ты подвергал свою жизнь опасности, – заметил я. – Однажды ночью я помогал Артуру заносить тебя в дом… Ты тогда съел эти грибы и отключился в саду.

– Мы допустили ошибку, – проговорил Дэн. – Этого больше не повторится.

В праздничном ужине участвовали доктор Кейд, Хауи, Арт, Дэн и я. Мы ели корнуэльских цыплят, фаршированных грибами, а также тыквенный пирог, который я принес из кафе «У Эдны».

«Это моя новая семья, – решил я. – Это мое новое прошлое».

У всех моих товарищей, с которыми я жил в доме, на зимние каникулы были запланированы какие-то дела. Арт уезжал в Лондон к друзьям перед тем, как встретиться с Эллен. С ней они собирались одну неделю провести в Праге. Дэн собирался домой, в Бостон, а Хауи – в Новый Орлеан к какому-то из многочисленных кузенов. Тот жил в «поразительной хате» над самым большим джаз-клубом на Бейзин-стрит. Я как только мог уходил от их вопросов насчет того, что собираюсь делать в этом месяце. И Дэн, и Хауи предлагали взять меня с собой.

– Одно я точно могу тебе обещать, – заявил Хауи, хлопая меня по спине. – Если поедешь со мной, трахаться будешь каждый день.

Дэн сказал, что я смогу жить в гостевой комнате в доме его матери. Однажды вечером я так напился, что чуть не принял предложение Дэна, побуждаемый его описаниями цивилизованного Бостона с мистическими брахманами на каждом перекрестке.

– Мы сходим в библиотеку Гарварда, – сказал я, возбужденно разлив часть выпивки. Джин с тоником впитались в манжету моей рубашки. – Будем плевать в студентов шариками из жеваной бумаги и болтаться по факультету.

– Пускают только студентов Гарварда, – вставил Артур.

Арт гладил рубашку. Она была расправлена на полотенце, на обеденном столе. Он собирался на свидание с Эллен. Какая-то русская танцевальная труппа выступала в «Мортенсенс», местном театре. Позднее в тот вечер девушка пришла за ним, и у меня просто перехватило дыхание. На ней было маленькое черное платье, ноги окружала шуршащая ткань, темные складки словно пели вокруг ее бедер.

– Мы сможем пройти в библиотеку, – заявил Дэн. – Мой отец завещал половину своей коллекции их отделу редкой книги.

– Или нужно просто попросить доктора Кейда позвонить, – Арт поднял рубашку, чтобы осмотреть. – В моем случае это сработало.

Хауи уехал первым, в пятницу вечером. Он бросил два чемодана в багажник «ягуара», а бутылку белого калифорнийского зинфанделя – на переднее сиденье рядом с собой. На художнике были футболка, шорты и сандалии. Он сказал, что поедет без остановок – все тридцать часов.

– Говорю тебе: трахаться будешь без перерыва, – сказал он, ныряя под капот.

Хауи проверял масло, пока я держал для него фонарик. Подмораживало, было слишком холодно для снегопада. Но, казалось, он не чувствовал холода в летней одежде, насухо вытирая указатель уровня.

– Там – просто гедонический рай. Ты когда-нибудь бывал в Новом Орлеане?

Он и раньше меня об этом спрашивал. Я, дрожа, покачал головой и пытался ровно держать фонарик.

«Почему бы не поехать?» – мелькнула мысль.

Предложение искушало, и, как в случае со многими предложениями, искушение было главным. Я не хотел проводить целый месяц с Хауи, зная, что если поеду с ним, то буду пить каждый день. Я устал от алкоголя и немного – от дома доктора Кейда. Хотелось провести месяц в одиночестве, вместе со своими книгами, а может – и несколько вечеров с Николь перед ее отъездом.

Мы распрощались с Хауи, и я смотрел, как красные габаритные огни его «ягуара» исчезают вдали.

На следующее утро уехал Дэн. Когда я спустился вниз, для всех нас была оставлена записка с телефоном его матери.

Я повел Нила на прогулку. Стоял яркий зимний день, солнечные лучи отражались от покрытой снегом поверхности пруда. После моего возвращения выяснилось, что домой только что приехал доктор Кейд с новыми чемоданами.

– Когда вы отправляетесь в Чикаго? – спросил он меня, когда я помогал ему донести чемоданы.

Вопрос меня шокировал. Я забыл, что врал ему в тот день в «Горошине». Меня удивило и то, что он не слышал правды ни от кого в доме.

– Уезжаю в понедельник, – сказал я.

«Признайся сейчас, – промелькнула в голове мысль. – Он знает. Конечно, знает».

Последовало молчание. Наверное, доктор Кейд сделал эту паузу, предоставляя мне возможность для признания. Но я смолчал.

Он снял шляпу и пригладил седые волосы.

– Отлично. Я улетаю завтра утром, а Томас не прибудет до понедельника. Не знаю точно, когда Артур отправляется в Лондон.

Я понял, что он не знает правды. Похоже, никто ничего не говорил профессору.

* * *

Доктор Кейд уехал на следующий день. Он пожелал мне «благополучного и прекрасного Нового года». Его рождественским подарком стал красивый синий кашемировый шарф. Затем профессор сел на такси и уехал. Нил оставался рядом со мной с высунутым языком, махал хвостом, но от присутствия пса я чувствовал себя еще более одиноким. У меня пропало все желание отправляться на долгую прогулку, которую планировал раньше. Вместо этого я поднялся к себе в комнату и читал за столом. Нил спал около моей постели. Нанесенные ветром сугробы на лужайке у дома доктора Кейда темнели вместе со спускающимися сумерками. Вначале они стали синими, как море, потом почернели под безлунным небом. Батареи начали нагреваться, металл потрескивал и пощелкивал.

Насколько я знал, Арт уже находился в Лондоне. Я заглядывал к нему в комнату раньше и увидел, что у него заправлена кровать, а бумаг нет. Он оставил список необходимых для путешествия вещей на столе. Рядом с каждым словом был нарисован квадратик, а в квадратике поставили крестик. Там значились паспорт, телефонные номера, дорожные чеки, карманные деньги… Рядом лежал еще один листок бумаги, на нем было что-то напечатано плохим шрифтом, словно на очень старой и грязной пишущей машинке:

 
…L’eternite.
C’est la mer melee
Au soleil.
Вечность – море,
Смешанное с солнцем.
 

Я подумал, что вижу одно из стихотворений Артура, причем неплохое. Это казалось наиболее вероятным. Затем я вышел из комнаты.

Я позвонил Николь, но услышал только автоответчик и решил, что она, вероятно, гуляет с тетей, перекусывает в стильных маленьких кафе и флиртует с официантами.

Пришлось отправиться на чердак и встать перед дверью. Представлялось, что за ней находятся клетки с кошками, древние книги разложены по столам. Может, там есть даже головы жен Синей Бороды, выставленные в ряд и насаженные на шампуры. Они ждут с открытыми ртами и невидящими глазами, готовясь поприветствовать меня.

Я прижал ухо к двери, слушал какое-то время, затем открыл ее и вошел.

Все оказалось совсем не так, как я ожидал. Никаких длинных столов, заставленных колбами, мензурками и лабораторными стаканами, никаких ступок с яркими порошками, острых запахов, развешанных пучков сухих трав, кастрюлек с пузырящимися жидкостями… Стены не были заляпаны кровью, нигде не хранились ящики с частями кошачьих тушек.

Это оказался типичный чердак, чуть большей площади, чем обычно, и более холодный, чем остальная часть дома. Пол был серым и явно старым; под арочным потолком, между торчащими балками раскачивалась паутина. У одной стены составили написанные маслом неоконченные картины – пейзажи, натюрморты, портреты с неузнаваемыми лицами. У дальней стены находились свернутые ковры, напоминая огромные тряпичные бревна, там же складировали старую мебель без ножек и ящиков. Стоял здесь и открытый платяной шкаф, внутри висела какая-то одежда. Я порылся в одежде и нашел один пиджак, который подходил мне по размеру. Он был твидовым, с рисунком «в елочку», похоже, с настоящими позолоченными пуговицами.

Я порылся в старых ящиках, заглянул в темные уголки, где виднелись остатки жизнедеятельности крыс. Кругом накопилось много пыли. В конце концов, пришлось отказаться от поисков и пойти вниз. Дом стоял в тишине, я словно сидел у него в брюхе. Одиночество, которого я когда-то так желал, теперь стало медленным огнем, который меня поджаривал.

Мои друзья уехали. Здесь для меня ничего не осталось. Поэтому я ушел.