Текст книги "Боги Абердина"

Автор книги: Михей Натан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)

Молодой послушник поспешил вперед и склонился перед монахом, который сидел в одиночестве за столом, заваленным открытыми книгами. В руке пожилой монах держал калькулятор. Мгновение спустя он медленно встал и жестом подозвал нас с Артом.

– Заходите, – произнес монах, его сильный четкий голос заполнил комнату. В английском произношении слышался легкий акцент. – Присоединяйтесь к нам. У нас есть еще еда, если вы хотите есть.

Мы с Артом сели за стол. Старый монах улыбнулся мне, я ответил нервной улыбкой. Он оказался невысоким и стройным, с большими густыми седыми бровями, которые напоминали кусты, пустившие корни на краю скалы. Наш собеседник не был одет в монашеское одеяние, как остальные. Вместо этого на нем оказались коричневые спортивные штаны и застиранная футболка с надписью «Мюзикл „Кошки“!»

Старый монах наполнил два стакана из полупустой бутылки красного вина и подтолкнул их по столу к нам.

– Во славу Божью, – сказал он, поднял свой стакан и шумно выпил. – Спасибо за вино, которое приносит радость человеку…

Монах поставил стакан, облизал губы, затем откинулся на спинку стула, сложил руки и улыбнулся. В уголках рта появились морщинки. Я посмотрел на других монахов, которые разглядывали на нас, явно наслаждаясь развлечением.

– Я – брат Альбо, – представился старый монах. – Петер сказал, что вы пришли ко мне.

Арт поставил сумку на пол и представил нас.

– Мистер Корсо из Карлова университета назвал ваше имя, – сообщил Арт. – Я приехал посмотреть вашу коллекцию рукописей.

Альбо кивнул:

– Большую часть удалось спасти. Слава Богу, библиотека загорелась последней, да и потери, в основном, были из-за дыма и воды.

– Мне очень жаль, что вы лишились монастыря. – Артур огляделся и обаятельно улыбнулся. – Но это кажется неплохим местом, чтобы начать все сначала.

– Оно подходящее, – ответил Альбо. – Вы что-нибудь знаете про гостиницу «Париж»? Это был… как же это называется?.. – Монах в задумчивости посмотрел в стол. – Здесь давались низкопробные представления со стриптизом, – наконец с улыбкой выдал он. – На этой сцене танцевали женщины, – он показал на подмостки. – А комнаты наверху? Иногда они предназначались для туристов, но, в основном – для посетителя и той дамы, на которую упал его взгляд.

Монахи живут в заброшенном стриптиз-клубе. Если бы я не был под кайфом, то задал бы тысячу вопросов, но после марихуаны на поверхность всплывает самая чушь. Поэтому я просто сидел с закрытым ртом и широко раскрытыми глазами, потягивал кислое вино, которое разлил Альбо, и пытался концентрироваться на разговоре.

Брат Альбо рассказал нам про гостиницу «Париж», о том, как раньше ею владел Николас Донегар, один из самых знаменитых магов Праги, который изначально открыл здесь ночной клуб. Николаса сбила машина, он умер. И его сын Николас превратил гостиницу «Париж» в притон для наркоманов и проституток. Его через какое-то время арестовали, потом постановили гостиницу снести. Но десять лет ничего не происходило. Она просто стояла на том же месте, заброшенная и гниющая, пока Альбо не обратился в городской совет. Он сказал, что монахам требуется новое аббатство.

– Нам отдали это благословенное здание. Значит, на то была воля Божья, – сказал монах. – А теперь мы продолжаем исполнять волю Божью, собирая деньги и реставрируя когда-то красивое здание. Мы планируем снести сцену, убрать бар, – он показал на противоположную часть помещения, где по всей длине стены шла барная стойка. На стене, на полках, где раньше стояли бутылки, теперь оказались коробки и посуда. – Может, даже откроем приют в свободных комнатах. Но все упирается в деньги.

Он потер большой и указательный пальцы.

– Вам не хватает вашего старого монастыря? – спросил я.

Альбо посмотрел на меня, и у него на морщинистом лице появилась странная улыбка.

– Да, – медленно ответил он. – Наверное, не хватает. Но Господь пожелал, чтобы мы остались здесь, и мы останемся здесь. Слава Божья продлится вечно, и Господь будет радоваться деяниям своим. Это новый путь, который Он выбрал для нас.

«Как и в случае с моей старой фермой, – подумал я. – И со всеми остальными местами, где пришлось побывать».

Я нашел утешение в словах старого монаха. Если бы Господь хотел, чтобы я остался там, то я бы остался.

Арт опустил руку в сумку и достал оттуда книгу Осло и «Универсальный каталог» Гилберта. Он открыл перечень Гилберта и протянул Альбо. Пока монах читал, появилась кошка, она прогулялась по полу. Кошка была черной с белыми лапками и белым носом. Она потерлась о ножку стола с высоко поднятым хвостом, затем направилась к ногам брата Альбо. Выгибая спину, она потерлась мордочкой об его ногу.

– Мистер Корсо сказал, что у вас есть книга Малезеля, – заявил Арт.

Альбо почесал голову.

– У нас много книг, – ответил он. – Я не знаю их все. С кем вы разговаривали, повторите еще раз?

– С мистером Корсо, – сказал Артур. – Из университета. Он работает в библиотечных архивах…

Брат Альбо шлепнул ладонью по столу, наши стаканы запрыгали по нему и зазвенели.

– Конечно, конечно, – кивнул он. – Корсо помогал нам составлять каталог наших книг несколько лет назад. Он их знает лучше, чем я. Вы сказали, что вы – студенты университета.

Мы кивнули.

– И приехали в Прагу за книгой?

– Это часть исследовательского проекта, – быстро пояснил Артур.

– Вероятно, очень важный проект, – заметил Альбо.

– Очень, – подтвердил Арт.

Брат Альбо приподнял брови и легко кивнул, затем сделал глоток вина и продолжал сидеть, разглядывая нас, словно мы его чрезвычайно поражали. Возможно, американцы и были удивительны для чешского монаха.

– Вы, – монах показал на меня, – вы тоже участвуете в этом исследовательском проекте?

До того, как я успел придумать хороший ответ, слова родились сами собой:

– Нет, я на каникулах.

– И вы так проводите каникулы? Ездите вместе с другом по монастырям в поисках какой-то старой книги?

– Или это, или – кабельное телевидение, – ответил я.

Брат Альбо рассмеялся, как и другие монахи, которые слушали наш разговор.

– Это хорошо, – сказал он и снова шлепнул ладонью по столу. Судя по виду, монах немного опьянел. – Очень хорошо. Или – кабельное телевидение. Очень-очень хорошо.

Альбо допил вино одним глотком и встал, похлопал по животу и огляделся, словно что-то забыл.

– Ладно, я отведу вас к книгам, – объявил он. – Посмотрим, прав ли господин Корсо.

* * *

Из «Универсального каталога» Гилберта.

«1359 год, Иоганн Малезель, „Ad Majorem Dei Gloriam“.

Переплет, обтянутый вначале сукном, потом свиной кожей, квасцовое дубление поверх деревянных, частично скошенных по краям дощечек, потайные швы, тиснение слабое, рисунок нечеткий. В центральной части – ряды желудей, внутри рисунка перечислены теологические добродетели – вера, надежда, любовь, а также главная добродетель – справедливость. Инициалы владельца (Л.Д.) также стоят на обложке, хотя и потускнели. На книге остался нижний фермуар и часть верхнего.

Состояние книги (на май 1910 года): переплет, как указано выше, корешок и обложки умеренно заляпаны пятнами и стерты, в уголках кожа сорвана, на обложке имеется небольшая дыра, несколько маленьких червоточин на корешке. Страницы по-разному изменили цвет от старости, покрыты бурыми пятнами, иногда встречаются восковые и водяные пятна (также возможно миро). Буквы не поддаются чтению в одном месте (стр. 38–40), где капля воска прожгла в странице небольшую дыру».

Альбо повел нас из танцевального зала по узкому коридору, потом мы вошли в двустворчатую дверь и начали спускаться по каменной лестнице. Мы молчали, словно воры, а когда добрались до низа, Альбо зажег свет. Там находилась самая большая коллекция книг и всевозможных альманахов, которую я когда-либо видел. Они лежали стопками и просто были навалены горами.

Книги размещались в центре помещения, в стопках, высотой доходивших до груди. Стопки стояли и вдоль стен, книги лежали в больших деревянных ящиках. Остальная часть подвала была заполнена хламом – лампами, сломанными стульями и столами, кучами свернувшихся пожелтевших газет и журналов, скатанными старыми коврами, наваленными друг на друга, как бревна. Одну стену целиком заполняли зеркала, некоторые помутнели, другие оказались в пятнах, а большинство треснули. Помещение как-то криво отражалось в них темными беспорядочными очертаниями. На дальней стене висела большая статуя русалки с длинными бирюзовыми керамическими волосами и большой грудью, окрашенной в желтоватый цвет. В комнате пахло плесенью, старой кожей и затхлым дымом.

Альбо снял с одной книжной стопки пульверизатор и направил его в пол. Он что-то пробормотал себе под нос на чешском, а потом направил струю белого тумана на насекомое, несущееся от одной стопки книг к другой.

– Тараканы, – пояснил монах, вновь нажимая на баллон. – Они едят книжные переплеты.

Арт шагнул вперед и посмотрел на одну из книг наверху стоики, доходившем до пояса.

– Финеллан, «Le Triple Vocabularie Infernal», – произнес Арт, легко касаясь обложки, потом обвел взглядом помещение. – «Тройной дьявольский словарь»… А книги лежат в каком-то порядке? – поинтересовался он.

Альбо покачал головой и погладил одну из ближайших к нему книг, как отец обычно гладит ребенка.

– Мы все еще распаковываем вещи, – сообщил он. – Каталог мистера Корсо, к сожалению, пропал в огне. Могут потребоваться годы, чтобы снова задокументировать то, что у нас есть. Мы даже не знаем, что потеряли.

– Тогда где мне искать книгу Малезеля?

Брат Альбо пожал плечами и мягко улыбнулся.

– Нужно молиться, чтобы Господь привел вас к ней, – только и сказал он.

– Это все ваше? – спросил, заметив музыкальный автомат с потрескавшимся стеклом. Электрическая гитара лежала поверх части пианино – по крайней мере, это выглядело, как часть пианино.

Монах тихо засмеялся.

– Нет. Николас Донегар был коллекционером, как вы видите. Это было здесь, когда мы сюда перебрались…

Он осмотрел помещение, поджав губы, слегка нахмурился. Лицо выражало неодобрение.

– Если хотите, я скажу брату Фаллдину, чтобы принес чай, – предложил Альбо, снова улыбаясь. – Он вам поможет, но у меня от этой сырости начинают болеть старые кости…

– С нами все будет в порядке, – ответил Арт.

Он уже начал поиски, осторожно пробираясь среди стопок и куч.

Какое-то время я помогал Арту, но, в конце концов, пробрался к горе хлама, представляя, что найду какой-нибудь кошель с золотыми монетами. Вместо этого я отыскал коробку с порнографическими ручками. Чтобы с женщин слетели одежды, авторучки следовало перевернуть. Я их и вертел вверх-вниз какое-то время. Заодно нашлись сотни конвертов с проспектами, рекламирующими одну чешскую поп-группу. Еще в одной коробке лежали какие-то официальные бланки – налоговые или что-то в этом роде. В ящике рядом с ней находились старые, покрытые грибком альбомы с фотографиями все той же группы, про которую я никогда не слышал. На дальней стене имелась дверь, но она оказалась запертой.

Арт сидел на полу и разбирал кучу бумаг. Он выглядел усталым – плечи опущены, веки потяжелели.

Я снова попробовал открыть дверь, задумался на мгновение, а потом пришел к выводу: ее, вероятно, не открывали много лет. Когда я впервые коснулся ручки, на руке остался след ржавчины. Вероятно, по крайней мере, за этой дверью не окажется ничего, принадлежащего монахам. Значит, я не войду туда, куда заходить не следует.

– Замки открывать умеешь? – спросил я у Арта.

Если бы я задал вопрос кому-то другому, то он показался бы диким. Но Артур обладал множеством самых неожиданных и причудливых навыков – например, умел показывать карточные фокусы, владел оригами (один разя видел, как он сделал фигурку женщины с зонтиком из ресторанного счета). Мой приятель умел решать сложные математические задачи в уме, извлекать квадратные и кубические корни, делать сложное деление, и даже починить машину. На протяжении семестра я видел, как он менял тормоза, что-то подгонял, регулировал, прикручивал и даже частично перебрал двигатель.

– Дверь может быть заперта не просто так, – заметил Арт. – На то вполне могут иметься веские основания.

– Ее не открывали много лет, – ответил я.

Арт опустил бумаги и устало посмотрел на меня, затем встал и направился через комнату. Он остановился, осмотрел пол и взял велосипедное колесо, затем стал отсоединять спицу.

– Нельзя исключать, что книга Малезеля пропала в огне, – заметил Артур.

Я молчал, да и что можно было сказать?

– Если так, то нам, возможно, придется отправиться в Софию. – Арт крякнул и оторвал спицу от колеса, затем принялся ее гнуть. – Я оплачу твой билет, об этом не беспокойся. Но я даже не начинал следующий раздел для доктора Кейда и планировал вернуться вовремя, чтобы, по крайней мере, закончить первую треть раздела о крестовых походах. А если нам придется ехать в Софию, то уж не знаю, как смогу перевести Малезеля перед началом семестра.

Я не был уверен, правильно ли его расслышал.

– В Софию? – уточнил я. – В Болгарии?

Арт кивнул.

– В Петровской библиотеке вполне приличная коллекция рукописных книг. Их переписывали те несчастные монахи, которые портили глаза за этим делом в скрипториях. Не люблю пользоваться рукописными работами, но, возможно, у нас просто не останется выбора – конечно, если предположить, что в Софии имеется список с книги Малезеля. Ее ведь признали ересью. Но думаю, что нечто с «Dei» в названии было сохранено хотя бы из принципа…

У Арта имелись все основания для опасений. Скриптории были ужасными местами. В них старший монах сидел перед группой других в тускло освещенной комнате и на протяжении многих часов читал текст вслух. Другие монахи, особенно, те, на которых наложили епитимью (ведь работа в скриптории часто служила наказанием) сидели, склонившись над неудобными столами. Они записывали его слова, частенько засыпая. А когда просыпались, продолжали запись, словно ничего не пропустили. Иногда, когда скука становилась невыносимой, они делали маленькие злобные замечания на полях: «Будь проклят автор этого ужасного текста. У меня болит спина, затекла шея, в глазах туман, а до окончания еще шесть месяцев». В результате, многие записанные таким образом тексты (включая Библию, что не любят признавать многие христиане) полны серьезных ошибок и пропусков.

Арт держат в руках велосипедную спицу, конец которой бил загнут перпендикулярно.

– А теперь помоги мне найти скрепку для бумаги, – сказал он. – А вообще, подойдет любая тонкая, но прочная проволочка.

Я немного поискал вокруг, потом меня озарило, и я отсоединил зажим одного из металлических колпачков на порнографической ручке. Артур уже находился около двери, когда я протянул ему зажим колпачка.

Он осмотрел его, потом сунул в замок вместе с загнутым концом велосипедной спицы. Через несколько напряженных минут Арт расслабился и повернул спицу. Я услышал четкий щелчок и воскликнул:

– Невероятно!

Артур бросил инструменты на пол и вытер руки о штанины.

– Опыт, – только и ответил он и отправился назад к книгам.

Я вошел в маленькое помещение. Предметы передо мной тускло освещались единственной лампочкой в подвале, они представляли собой лишь темные очертания. После того, как глаза привыкли к темноте, я увидел, что дальний угол комнаты заставлен банками и стеклянными коробочками, а стены завешаны рекламными плакатами. Это были старые постеры периода смены столетий, на которых рекламировались маги: «Великолепный Бандини!», «Таинственная некромантия Корвиния из Венгрии!» Также рекомендовались эликсиры, которые, согласно утверждениям, лечили все – от водянки до чахотки. На одном плакате изображался мускулистый мужчина с усами и железными браслетами на запястьях. Он раскачивал бутылочку, на которой значилось: «Придающее силу масло Макджилли-кьюти». На следующем плакате набравший силы мускулистый мужчина сдерживал трех лошадей. Он широко расставил ноги, а вытянутыми руками держал толстые поводья. Вокруг стояли зрители и аплодировали ему.

Я прошел мимо письменного стола, по центру лежал большой ежедневник. В нескольких местах были нацарапаны записи. Кто-то нарисовал голую женщину и написал под рисунком номер телефона. Рядом с ежедневником лежали колода карт и резиновый клоунский нос, который затвердел от времени. Я взял его в руку и сжал, нос распался на две части. В одном ящике стояла открытая баночка с воском, вазелином или чем-то подобным, сзади к ней прилипла давно умершая муха. В другом ящике оказались шелковые платки, завязанные различными узлами. В третьем – мешочек со зловещим белым порошком, крепко завязанный плетеной веревкой, рядом с ним – пластиковые ложечки, пакетик сахара и палочки для помешивания кофе. В комнате пахло чем-то знакомым, кисловатым, как уксус, и сладким. Этот запах скрывался под запахом плесени и влаги. Вскоре я понял, чем здесь пахнет – формалином. Он напомнил мне запах лаборатории в кабинете биологии в средней школе.

Баночки и стеклянные коробочки покрывал толстый слой пыли. Когда я обтер верх одной из самых больших склянок, то понял, откуда идет запах. Внутри плавала неподвижная кисть руки. Она распухла, а облезающая кожа выглядела, словно пчелиный воск.

Я повертел банку в руках и осмотрел кисть со всех сторон.

«Чья это рука? – подумал я. – Николаса Донегара? Какого-то повешенного вора?»

Я знал про «мертвые руки» – кисти рук повешенных преступников. Их отрубали и использовали для защиты от воровства.

«Да, вам это не помогло», – подумал я и стер пыль с еще одной банки.

Внутри оказалась ступня с двумя отсутствующими пальцами. Я счистил пыль со стеклянных баночек. Там хранились различные органы, везде имелись надписи на английском языке. Я увидел селезенку, желчный пузырь и печень. В самой большой банке находился крупный серый кусок. На этикетке, приклеенной к стеклу снаружи, значилось «Сердце Никифора, Адриатического Гиганта».

Самую большую банку прикрывало черное полотенце. Я сделал глубокий вдох и снял покрывало.

В стеклянном шаре хранилась голова. Это чудовище смотрело на меня ввалившимися глазами. Создавалось впечатление, что они могут в любой момент моргнуть. Я увидел черные вьющиеся волосы, которые кружились в жидкости, раздутые деформированные губы, оскаленные зубы цвета топленого молока. Под головой, на деревянной подставке было выгравировано:

Доктор Горацио Дж. Гримек

Ясновидящий, спирит, провидец

Просите, и дано будет вам.

Я уставился на голову, одновременно испытывая очарование и отвращение. Потом постучал по склянке костяшками пальцев. Горацио уставился в ответ. Волосы так и кружились в жидкости вокруг головы, черные линии пересекались на лбу.

– Философский камень существует? – спросил я.

Создавалось впечатление, будто одно его ухо вот-вот отвалится.

– Арт найдет книгу, которую ищет? Сколько лет Корнелию?

Я склонился поближе и прошептал:

– Эллен любит меня?

Горацио Дж. Гримек продолжал смотреть в никуда. Над ним висел плакат с изображением Кармина Великолепного. Кармин держал черную палочку в одной руке, а в другой – огненный шар. Глаза у него были ярко-голубого цвета, словно летнее небо.

Пришлось опустить черное полотенце на место.

«Глупо», – подумал я, повернулся и пошел прочь.

Именно в этот момент послышался глухой удар. Такой звук может произвести нечто, плавающее в ведре с водой, если ударится о стенку. В дальнейшем я убедил себя, что этот звук произвела мышь, которая выбежала из укрытия и неслась среди банок и стеклянных коробок. Но в то время, когда я еще считал возможным все, находясь в подвале бывшего стриптиз-клуба, превращенного в бенедиктинский монастырь в поисках старинной рукописи, в которой на пожелтевших страницах между обложек, обтянутых свиной кожей, содержится секрет бессмертия, я поверил: голова доктора Горацио Дж. Гримека все еще, вероятно, обладала какими-то способностями к чародейству.

Я рванул из комнаты, ударившись бедром о письменный стол, уронил коробку с пластиковыми волшебными палочками, вылетев в большое помещение и захлопнув дверь за собой.

Арт поднял голову от стопки книг. Двигался он медленно, с каким-то отстраненным интересом.

– Нашел что-то полезное? – спросил он.

Я тяжело дышал, сердце судорожно билось в груди.

– Человеческая голова в стеклянной банке, – сообщил я.

К моему удивлению, Арт просто кивнул и вернулся к работе.

* * *

Альбо любезно разместил меня в одной из свободных комнат. Там стояли кровать, покрытая тонким шерстяным одеялом, и старый обогреватель с открытыми и накаленными докрасна спиралями. Арт сказал монаху, что, с его разрешения, он продолжит поиски и ночью. Если рукопись найдется, то утром Артур сделает Альбо предложение…

– Предложение? – переспросил монах.

– О покупке книги, – пояснил Арт. – У меня есть некоторое представление об ее ценности, но вы наверняка можете назвать свою…

– Наши книги не продаются, – отвечал Альбо с доброй улыбкой. – Определенно, деньги нам нужны, но я не могу расстаться с нашими книгами. Они – наша единственная связь с прошлым.

Думаю, Артур собирался что-то ответить, но брат Альбо успокаивающе улыбнулся.

– Конечно, вы можете скопировать все, что вам требуется. Если хотите, я попрошу брата Лушаузена вам помочь.

– В этом нет необходимости, – ответил Арт. – У меня есть помощник.

Он посмотрел на меня и приподнял брови.

– Hoc opus, hie labor est, – сказал я. – Это трудная работа, требует большого труда.

Альбо рассмеялся, в уголках глаз появилось множество морщинок. Я почему-то подумал про рукава высохшего русла реки.

Где-то посреди ночи я проснулся. Надо мной стоял Арт и легко тряс меня за плечо. Секунду я думал, что нахожусь у себя, в доме доктора Кейда.

– Эрик! – прошептал Арт.

Обогреватель мерцал красным светом. Шерстяное одеяло опустилось мне на пояс, я дрожал. Лицо Артура напоминало полумесяц: одна половина освещалась оранжевым светом, исходящим от обогревателя, другая оставалась погруженной в темноту.

«На этот раз у него рак, – подумал я. – Или, возможно, какое-то редкое заболевание крови. А может, он хочет поговорить об обычных вещах – византийских литературных салонах в Фессалониках, астрономической обсерватории в Трапезунде, о подъеме и крахе империи саксов?..»

Я натянул одеяло на себя.

– Я ее нашел! – возбужденно сообщил Арт. – Я отыскал книгу.

Мне тоже хотелось порадоваться, но действовала разница во времени, и я не мог представить, как встану с кровати и пойду по холодному каменному полу.

– Я устал, – сказал я.

– Говори тише, – прошипел Артур. – Мне нужно, чтобы ты кое на что взглянул.

– Сколько времени? – спросил я.

– Три часа, может четыре, – ответил он, запустил руки в волосы и обвел глазами маленькое помещение. – Одевайся и следуй за мной. Ради всего святого, не шуми.

Мы уселись на сцене в самом большом помещении гостиницы, рядом с шестом. Белые рождественские гирлянды освещали книгу. Остальная часть помещения была погружена во тьму – маленькие круглые столики, углы. Огоньки отражались в зеркале за барной стойкой, словно далекие звезды.

Арт надел резиновые перчатки и держал в руке ювелирную лупу.

В центре обложки находился ряд желудей, как и описывалось у Гильберта. В четырех углах стояли слова «Fides, Lux Lucis, Caritas, Aequitas»: «Вера, надежда, любовь, справедливость».

«Lux lucis, – подумал я. – Какой странный выбор слов».

Надежда «lux lucis» полностью отличается от «spes», теологической добродетели, именуемой «надеждой». Spes – это желание будущего добра, которое, как считала средневековая церковь, возможно достичь только с помощью Бога. (Теперь-то я знаю, что «spes» также подразумевает надежду на вечную жизнь, которая славит Бога. Ведь, по мнению Церкви, вечная жизнь возможна только через Бога. Зная это, решение Иоганна Малезеля о замене «spes» на «lux lucis» приобретало еще большей смысл).

«Lux lucis» – это свет, видимый глазом, свет дня, который проливается на что-то неизвестное. Такая двойственность, двусмысленные выражения – не редкость в еретических текстах. Сама природа еретических трудов подразумевает скрытые значения, ясные только посвященным. Но, похоже, брат Малезель не был столь умен, как считал сам. А может, ему было просто все равно, обратит Церковь на это внимание или нет.

Однако ничто из этого Арта не интересовало. Когда я спросил его, что он думает про lux lucis Малезеля, он просто шикнул на меня и прочел вслух громким шепотом, с верха первой страницы:

– «Я выдвигаю гипотезу, что в этой трансмутации мышьяк действует в виде катализатора, как и сера…»

Арт перевернул страницы и нашел тридцать восьмую. У Гилберта отмечалось, что на этой странице была прожжена небольшая дыра, пострадала и следующая. Артур вставил в глаз ювелирную лупу и аккуратно разгладил края дыры пальцем в перчатке.

– Думаю, что до сих пор можно разглядеть следы воска, – он вынул лупу и протянул мне. – Скажи, что ты видишь?

Мне лупа не требовалась.

– Это выглядит, как дыра, – заявил я.

– Да, но какая?

– Я не знаю, – ответил я. – Маленькая.

– Хотелось бы мне знать количество и местонахождение червоточин в корешке, – сказал Арт. – Подобную дырку, прожженную воском, можно подделать, но со следами книжных червей сложнее. Если у них гладкие края, это означает, что их проделывали каким-то механическим инструментом – например, маленьким сверлом. Конечно, если поработать над краями достаточно долго, они могут сойти за настоящие червоточины, но для этого требуется талант…

Сейчас он уже разговаривал сам с собой. Арт даже не смотрел на меня, просто глядел в страницу и что-то бормотал про подделки и Церковь, которая помещала ложную информацию в копии еретических текстов.

Артур аккуратно перевернул страницу, потом еще одну, затем закрыл книгу и похлопал по обложке. Он завернул ее в длинные полосы белой ткани, а закончив, опустил в свою сумку и снял резиновые перчатки.

– Что ты делаешь? – спросил я.

– Заимствую то, что мне нужно, – ответил он.

– Ты имеешь в виду – крадешь то, что тебе нужно.

Арт покачал головой:

– Я собираюсь вернуть книгу, когда с ней закончу.

– Но почему бы тебе просто не попросить брата Альбо?

Он застегнул сумку.

– Они даже не читают свои книги. Монахи просто их хранят. А она не предназначается для того, чтобы стоять на полке в темном углу монастырского подвала.

Мой приятель тихо соскользнул со сцены и перебросил сумку через плечо.

– Ты готов?

Я обвел взглядом помещение. Брат Альбо не заметит, что у него взяли книгу. Он никогда об этом не узнает, даже много лет спустя, когда будет проводиться инвентаризация. Монах просто предположит, что она пропала в огне. Я вспомнил добрую улыбку Альбо и плохое вино, которым он меня поил, его радость, когда я попытался пошутить на латыни («Нос opus, hic labor est»). Я не верил в Бога, по крайней мере, нравственного, которого беспокоят наши дела. Но уверен, что кража у монахов регистрируется где-то в космической канцелярии.

Однако Арт совершенно не выглядел обеспокоенным. На самом деле, он казался более счастливым, чем был с тех пор, как зашел ко мне в подвал в мотеле «Парадиз». Я посмотрел на его сумку, молча извинился перед любым богом, который мог нас слушать, и последовал за Артуром из комнаты. Я застегнул пальто и попытался выбросить из головы образ головы доктора Горацио Дж. Гримека.

«Я знаю, что вы сделали, – говорил Горацио. – Просите, и дано будет вам».

Мы пошли назад к гостинице, тяжело ступая по новому слою снега. Наш путь освещали уличные фонари, луна то и дело появлялась из-за облаков.

– Нам не следовало брать книгу, – заметил я.

Арт поправил сумку на плече.

– Отправлю анонимно чек, – раздраженно сказал он. – Прекрати об этом волноваться.

Я пнул ногой почерневший кусок льда. Суля по виду; он отвалился от днища какой-то машины. Артур достал трубку и начал ее набивать.

– Разве тебя не мучают угрызения совести? – спросил я.

Я подумал, не начнет ли Арт на меня орать, но это нисколько не волновало. Вместо этого он остановился, чиркнул спичкой и стал затягиваться трубкой, делая долгие затяжки. Потом мой приятель выдохнул дым, откинул голову назад и уставился в ночное небо.

– Я верю в необходимость, – сказал он. – Если я что-то и чувствую, то жалость к Альбо Лушини. У него был ключ к открыванию тайн Вселенной, а он об этом даже никогда не знал.

«Пожалел Эней Дидону…» – подумал я.

Снова задул ветер. Он поднимал вокруг нас снег, свистел над покрытыми снегом камнями мостовой, отлетал от кирпичных стен, отдаваясь эхом над долиной и исчезая в горах. Там он ударялся о неровные вершины и покрытые льдом сосны, и разлетался, словно пыль.