Текст книги "Жизнь, театр, кино"

Автор книги: Михаил Жаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 36 страниц)

Андрей Москвин

Особо меня привлекал молчаливый и хмурый, с лицом аскета, оператор Андрей Москвин, человек, для которого, если перефразировать Михаила Щепкина, «Ленфильм» был: "Моя студия – мой дом! .

Спокойный и медлительный внешне, он был яростным и горячим в работе, зажигая и не позволяя ни на минуту угаснуть своим товарищам. Осветительные приборы он расставлял в декорации весьма оригинальным методом – молча шел на то место, где должен стоять источник света, и плевал -через минуту там уже горел свет. Новатор и изобретатель, он все свободное время проводил в технических мастерских, что-то сооружая и вытачивая.

'Оборона Царицына'. Отбивая атаку белых, Ворошилов (Н. Боголюбов) дал очередь из пулемета

Однажды для окончания декорации или досъемки мне пришлось после спектакля выехать в Ленинград. Ездил я часто, но это был день, в который студия обычно не работала. Приехал рано.

В коридоре меня встретил Андрей Москвин. Не отвечая на "здравствуй, Андрей!", он молча взял меня за лацкан нового

пиджака, ткнул ножом, прорезал большую дырку и, сказав: "поздравляю", пошел дальше. Коридор был пуст, спросить, рехнулся Москвин или нет, было не у кого, и я пошел в комнату группы. Только здесь выяснилась причина такой эксцентрической выходки Андрея: утром в газетах был

опубликован приказ о награждении группы киноработников орденами. Меня наградили орденом Трудового Красного Знамени. Вечером мы сидели в "Астории" у меня в номере, и Москвин молча, но с большим вкусом, пил за мое здоровье.

Чтобы образ Мартына Перчихина получился живым и ярким, необходимо было найти лаконичный жест и выразительную мимику. Г. Васильев на репетиции перед съемкой

Григорий Козинцев

V/ m а и U U U

Григории Михаилович, худой, элегантный, очень моложавый, с юношеской фигурой, говорит тихо, наклонив голову набок и сложив руки лодочкой, изредка дирижируя ими, как бы подчеркивая важность сказанного. Слушать его – одно удовольствие. Говорит он необыкновенно увлекательно и всегда интересно.

Он человек веселый и общительный. Любит и острое словцо, и остроумный рассказ, но я никогда не слыхал от него разговоров пустых и никчемных.

Стоя у аппарата всегда рядом с Москвиным, он был – весь внимание. Глаза обострялись, и актер, видя это, невольно подтягивался, приобретал рабочее состояние. Он не показывал актеру сцену, он ее лепил, выстраивал своими короткими указаниями, которые легко было выполнять. Актер все делает сам, но под пристальным взглядом понимающего и знающего, чего он хочет и чего ему нужно добиться, прекрасного художника Г. М. Козинцева.

Этот броневик был вывезен из Ленинградского музея в станицу под Царицын для наших съемок. Увы, он остался в станице, когда туда приблизились немецкие войска и съемочная группа эвакуировалась

Энциклопедист, человек с отменным вкусом, великолепный педагог, он прекрасно знает всю механику и психику актера.

Я провел с ним много дней в творческом труде. Когда заболел в Алма-Ате брюшным тифом Г. Раппапорт, режиссер картины "Воздушный извозчик", то Григорий Михайлович, по нашей просьбе, выручил заболевшего товарища и продолжал съемки, сделав несколько великолепных сцен.

Леонид Трауберг

Леонид Захарович Трауберг человек на редкость выдержанный; воспламенить его, вывести из равновесия во время работы было почти невозможно.

Всегда размеренный и точный, он производил впечатление педанта, как будто сознательно надев на себя маску некоего старого холостяка. Может быть, именно эта замкнутость иногда отпугивала от него людей.

И возникал парадокс: Трауберг дичится людей, избегает их, и в то же время свои общественные обязанности выполняет охотно, с любовью, отдавая людям много тепла.

Леонид Трауберг очень сердечный и добрый человек, но проникнуть в его сердце, быть его другом – стоило многого. "Пуд соли надо съесть", прежде чем он откроется перед вами во всей своей человеческой красоте. В сотрудничестве с Козинцевым, которое в те годы было так плодотворно, он был писателем, сценаристом. И в этой роли был, как жонглер, -ловок, точен, знал все секреты механики, которая движет сюжет и интригу.

'Секретарь райкома'. МА'. Режиссер И. Пырьев. ЦОКС (Алма-Ата), 1942 год. 'Старик пошел в партизанский отряд к секретарю райкома, нацепив свои георгиевские кресты. Вот таков твой Гаврила Русое!' – сказал мне режиссер Иван Пырьев

Он создавал поток увлекательных сцен, которые в стремительном и жизненно правдивом действии, не резонируя и не поучая, раскрывали основную идею произведения. Благодаря яркости и оригинальной композиции они надолго оставались в вашем сознании.

Просмотрев с утра весь отснятый материал, он являлся на съемку как начальник штаба или главный конструктор, который знает и видит все целиком. Своим ясным и холодным взглядом он осматривал поле творческой битвы и всегда находил, где надо дописать, где перекроить, что убрать, за что драться.

Он не шел по шаблону и был противником всего старого, что подгоняли – иногда спекулятивно – под понятие "традиция". Мыслил оригинально и остро.

'Секретарь райкома'. МА'. Режиссер И. Пырьев. ЦОКС (Алма-Ата), 1942 год. Дед Русов размахнулся и ударил фашистского

генерала. К сожалению, милейший М. Ф. Астангов, который играл полковника Макенау, не был подготовлен к моему удару, чем я в интересах искусства и воспользовался

Обладатель уникальной библиотеки детективных романов, которые он коллекционировал, начиная от бульварных копеечных выпусков Ника Картера, Пата Пинкертона до романов типа Коллинза и А. Конан-Дойля, включая самую новейшую западную детективную литературу.

Однажды я похвалился:

– Леонид Захарович, я достал, правда, с большим трудом, "Разбойника Чуркина" в трех частях! У вас есть?

– У меня-то есть, а вот вам зачем? – смешно хмыкнув, спросил он. Как зачем? – удивился я, не зная, что ответить на такой простой вопрос. – Читать!

– Читать? Странно... – пробурчал он ядовито. – Ведь это же "низменное чтиво"...

– А зачем же тогда вы собираете?

– Я?.. Видите ли... я считаю, что в каждом, даже самом плохом детективе есть крупица талантливой выдумки... Скажите, где можно найти такое количество занимательных, а порой и "сногсшибательных" положений, трюков, неожиданных поворотов и смертельных "подвигов", как не в этих книжицах?

В горах Алатау уже с зимы С. М. Эйзенштейн высматривал летнюю натуру для съемок 'Ивана Гоозного'

Понять и научиться технике построения сюжета, его видению можно смело и у литературы, которую, на словах презирая, ханжи рвут друг у друга и втайне зачитывают до дыр!..

Свои книги он берег как зеницу ока, не выпуская из дома ни при каких обстоятельствах.

На съемку 'Успенского собора ' в студию пришли гости. С.

Эйзенштейн, Н. Черкасов, М. Названов и я снялись вместе с

ними

Как же было мне приятно, когда однажды на мою просьбу разрешить пользоваться его библиотекой: "Я книголюб и сохраню все в целости!" – он, мучительно вздохнув, подошел к шкафу и достал увесистый роман "Роковое наследство".

– Только вас, Миша Иванович, первого, я пускаю в мою коллекцию, – цените! Это за вашу чудную работу в нашей картине и за ваш покладистый характер, но условимся: новая книга берется, только после того как прочитанная встала на место. Договорились?

– Зарубил на носу!

– То-то. Ключ всегда здесь.

Когда эвакуировалась из блокированного Ленинграда студия "Ленфильм", естественно, из всей этой редкостной библиотеки ему удалось спасти всего несколько книг.

Жаль, очень жаль!

Очень жаль, – не вдаваясь, конечно, в подробности случившегося и вне зависимости от того, что произошло, -жаль и бесконечно обидно, что распалось замечательное творческое содружество, именуемое в своем младенчестве «ФЭКС».

'Васса Железнова'. Режиссер Л. Луков. Киностудия имени М. Горького. 1953 год. Из Горького, после гастролей, вся группа артистов Малого театра отправилась на пароходе в Кинешму на натурную съемку к режиссеру Л. Лукову

Войдя в кино как отрицатели серости и обыденщины, чуждые холодного, казенного и показного патриотизма, они, бунтари, разрушая, мужали и учились. Ошибаясь, брали ценное на вооружение.

Бывали биты – осознавали и зализывали раны. Не получая ответа на вопрос: "за что?", вновь смело и без устали начинали искать.

Новаторы, глубоко проникнутые идеями партии и общества, в котором и для которого оттачивали свое мастерство, они были нетерпимы к бюрократическим канонам в искусстве. Один дополнял другого естественно и органично. То, чего не хватало одному, с избытком было у другого.

'Васса Железнова'. Режиссер Л. Луков. Киностудия имени М.

Горького. 1953 год. Грим для Прохора (М. Жаров) был утвержден

на первой пробе

Как концы ножниц, они могли расходиться, но всегда только для того, чтобы резать с двух сторон.

Смотря сейчас работы Козинцева и Трауберга, я всегда вспоминаю Станиславского и Немировича – этот чудесный сплав, создавший в театре эпоху.

Если бы Козинцев и Трауберг не разошлись, – может быть? Кто знает? Эпохи ведь создаются и в кино!

«Цыпленок жареный»

«Возвращение Максима» явилось второй серией трилогии о Максиме. Обе серии были сделаны необыкновенно смело.

Фильмы исторического плана, особенно те, где затронута партийная тема, как история большевика Максима, казалось, совершенно естественно, делались в хроникальнодокументальной или в несколько эпически приподнятой манере повествования. Трауберг и Козинцев подошли к своему материалу с иных позиций. Они сделали свою картину смело, ярко и ново, совершенно неожиданно построив сюжет на эпизодах, имеющих глубокое внутреннее содержание, эпизодах, которые можно назвать, как это не вяжется с темой, аттракционами. Это была цепь великолепных и впечатляющих аттракционов.

Леонид Луков импровизирует: в его сценарии Прохор Храпов возвращается после ночного кутежа

Такая форма, в этом можно убедиться, просмотрев всю трилогию, очень ярко, очень насыщенно и очень взволнованно давала возможность на экране, кинематографическими приемами, раскрыть и показать остроту борьбы большевика Максима с остатками контрреволюции. Неожиданные повороты и ракурсы, через которые режиссеры показывали и заставляли рассматривать эпизоды борьбы, были очень смелыми и раскрывали с новой силой внутреннее решение сцены, а стало быть, и событий.

«Дусенька» – Н. М. Ужвий

В сценарии сказано:

"Очередь солдатских жен стоит за пособием перед закрытыми дверями кассы.

Оборванная девчонка, цепляясь за юбку матери, скулит:

"Мамка-а! Хлеба!"

Вдруг раздается нестройное пение и под визгливый оркестр выходит жидкая процессия.

Цыпленок жареный,

Цыпленок пареный,

Цыплята тоже Хочут жить,

– подтягивает Дымба, стоя в пролетке извозчика. У него на груди красный бант.

Сидящая рядом размалеванная девица, лихо задрав ногу, смолит курево.

"Творите анархию! Обитатели тьмы!" – орет низенький человек в развевающейся крылатке...

Дымба подходит к женской очереди:

"Соскучились без мужей... Откомандирован в ваше распоряжение".

"Отойди, кобель! И без тебя тошно!" – отмахивается солдатка с впалыми щеками, прижимая к себе девчонку.

"Хлеба-а! Мамка!"

"Без меня тошно, со мной будет сладко, – рявкает Дымба. -Получай, сопля, шоколад "Миньон" – реквизирован у мировой буржуазии".

Так появляется в третьей серии ("Выборгская сторона") Дымба.

Он обрюзг и стал наглее.

Знакомство с солдаткой Евдокией Козловой происходит стремительно, как налет:

"Платон Дымба, свободный анархист, король бильярда. Р1зволпте проживать в собственном дворце или в гостинице "Англетер"?"

"В подвале живем", – горько отвечает вдова.

"Адресок не скажете?.."

Н. М. Ужвий скупыми красками создала необыкновенно сложный и живой образ солдатки Дусеньки.

1 Pv.lHm ИЛ# i-^T ПАЛ Т Г D-T

п МЕЙЕРХОЛЬДА

Гпм'язитрт'ь eer-э тяв, ЖАРОВ Михаил Кэяна&ич кр-

I J ±i-*I

ыандируетея театро* гкенк 3? рлэльлв в г. ОдефСэ

по яе-гу вргачиэжций чаи га^гроле^ твчтгра

Сэйет театра проиич опяа^ннть тэв. ЖАРОВУ валкое

содеястэ^^ е емпэлчепци иоэлглечнэго на него nopj-ченлл

ГО НЕТ А

ЯР!ДС51АТ?

иш

Удостоверение М. И. Жарова, подписанное Вс. Э. Мейерхольдом

Актриса была так наполнена скорбью и отчаянием, в ее красивых голубых глазах столько было тоски и покорности, что стоящие в очереди женщины, приглашенные на массовку или просто наблюдавшие съемку, не верили, что актриса играет:

– Нет, так играть нельзя. Вы посмотрите на ее лицо, скорбные губы, руки, которые прижимают дитё, – нет, у нее горе и большое горе...

Сцена в подвале, куда Дымба приводит эсера Ропшина, начинается разгульной песней:

...Я не советский,

Я не кадетский,

Я не народный Тим-тир-люм...

За столом, заваленным бутылками и объедками, сидит Евдокия Козлова.

Актриса Ужвий как-то сразу (что значит жить в образе) нашла свое место у стола.

Вся ее фигура с накинутым на опущенные плечи платком, голова, брошенная на руку, пустые пьяные глаза, устремленные на грязный комок из тряпок, под которым жмутся спящие на полу дети, с огромной трагической силой раскрывает перед зрителем обреченность и безысходность существования этой забитой горем и нуждой женщины.

Работа в Кинешме закончилась по традиции групповым снимком с В. Пашенной и оператором В. Рапопортом в центре

Низким и красивым голосом актриса передает все оттенки, все самые тонкие психологические нюансы своей героини...

Бравурно звенит гитара, с шумом вылетает пробка из бутылки.

"От двух бортов в среднюю..." – кричит Дымба.

Его схватили,

Остановили,

Велели пачпорт Предъявить...

"Что свои кари глазки пучишь? Не веришь?"

"Не верю!" – стонет женщина.

"Ну и дура! Специальный комиссариат... организуется -женщинов по карточкам будут выдавать! Факт!

...Менял я женщин,

Тыр-дыр-люм-бля,

Как перчатки.

Носил всегда я Тыр-дыр-люм-бля Шапокляк...

"Я, Дусенька, графинь лобызал... Бывало, возьму графиню -

раз, два, три -тьфу!

Вот. А то вас! Эх..

Цыпленки

Тоже

Хочут, -

Жить !

Эту сцену сняли на одном дыхании.

Григорий Михайлович на репетициях очень осторожно подвел все наше трио – Дусю, Дымбу и Ропшина – к основной задаче. Ввел в атмосферу подполья беспокойство ритмом и контрастом звучания речи.

От таких почти мистических напевностей эсера:

"Слушай, женщина, я с детских лет за народ дерусь... за таких, как ты, я... а они русских душат... Будет им конец..."

До злобного, беззвучного шепота солдатки:

"А хлеб будет?.."

"Будет".

"И не будут детей отымать?"

"Большевистские бредни!" – напевает Ропшин.

"Ведите", – бледная до жути и шальная от угара, шепчет Козлова.

И вдруг с диким вздыбом и с визгом струн кричит Дымба:

"Пей, Дуся, за людей, которые жить хотят со звоном да треском!"

Отрепетировав по кадрам всю сцену, Козинцев дал нам сутки отдохнуть, чтобы все отлежалось и стало своим.

Андрей Москвин за это время освоил декорацию, создав

u v м

светом выразительный и полный настроения интерьер. А потом одним махом, без остановки, была снята вся сцена.

Великая сила – актер. Если только он, солируя, не пытается, используя любые приемы, вылезти из ансамбля, переиграть всех.

Сцена "В подвале у солдатки Козловой" является классическим примером того, как режиссер, работая с актерами и давая каждому из них возможность играть по-своему, создает слаженный и великолепно сыгранный ансамбль.

Каждый актер в сцене живет заинтересованностью в действии партнера.

Уметь создавать ансамбль – это великое искусство, нужны мастерство, вкус, педагогический талант, эрудиция и еще много всего, чем должен владеть режиссер-руководитель.

Козинцев этим искусством владеет в совершенстве.

Н. Ужвий – актриса огромной силы, которая просто потрясает в сольных сценах и в то же время является чутким и доверчивым партнером в дуэтах.

Б. Чирков – чудесный Максим, обаятельный человек, отдавший всю жизнь делу большевистской партии, и В. Кибардина, игравшая его подружку, завоевали большую любовь и симпатию зрителя.

Песенка:

Крутится, вертится шар голубой!

Крутится, вертится над головой...

стала одной из любимейших и популярнейших песен, которую распевали буквально все.

А Дымба? Прохвост, который должен по сценарию быть наказан и уничтожен пролетарским судом, человек, несущий в себе самые низменные пороки, был тоже тепло принят не только специалистами, но и широким зрителем.

Сергей Юткевич писал:

"...И пусть здесь возникнут споры о методике игры этих актеров, так же как и об игре М. Жарова, создавшего один из своих наиболее ярких образов в кинематографе, но мне лично гораздо ближе этот взволнованный и памфлетный, яркий стиль кинематографической игры, чем унылое копирование псевдомхатовских театральных шаблонов..."

После отравления мужа Васса Железнова (В. Пашенная) как будто окаменела

Козинцев и Трауберг, авторы и создатели этой знаменитой трилогии, вводят Дымбу в третью серию, которая называется «Выборгская сторона». Хотя он должен погибнуть во второй.

И как когда-то Шерлок Холмс, убитый своим автором Конан-Дойлем, по требованию читателей был воскрешен, так же по требованию зрителей Трауберг и Козинцев воскресили Дымбу для третьей серии. Песенка:

Цыпленок жареный,

Цыпленок пареный,

Цыплята тоже Хочут жить!..

– стала также очень популярной.

И странное дело: введенная в картину как марш анархистов, она стала "просто забавной песенкой, которую исполняет Жаров в роли Дымбы".

А. Хейфиц и А. Зархи

Вспоминаю другое творческое объединение талантливых режиссеров. Достаточно назвать одну из их картин – «Депутат Балтики», как вам будет ясно, что разговор идет о А. Хейфице и А. Зархи.

Я работал с ними. Репетировали и даже начали снимать "Ленинградцы", но потом картина и числе многих других была снята с производства председателем Комитета по делам кинематографии.

Леонид Луков вводил в картину новые эпизоды. На репетициях с

ним всегда было интересно

Я вначале репетировал сложную, а поэтому и интересную роль – диверсанта, проникшего из-за рубежа и живущего в Ленинграде под личиной сезонного рабочего: "пилим-

стругаем, заборы починяем" этакого увальня и придурка. Роль попала в жилу, и образовался перекос в мою пользу – враг получился смекалистым, обаятельным и умным. Парнем "своим в доску". Это нас беспокоило. Обсудили, показали друзьям пробы и репетиции, и я перешел на другую центральную роль – большевика, старого рабочего путиловца. Роль меня увлекла, грим и внешний облик мы нашли сразу, он органично сочетался с моим внутренним пониманием питерского пролетария.

Моя первая съемка была сложной и по масштабу, и по содержанию – действие происходило во дворе завода после ранения Ленина.

Митинг гнева и возмущения. Старик выступает страстно – он требует охраны революции от врагов внутренних и внешних. Эта сильная, эмоциональная сцена являлась для меня после удач в комедийных ролях настоящим творческим испытанием.

Двор забит рабочими (они же и зрители моих картин), которые являются участниками митинга. Ассистенты режиссера объясняют характер и задачу снимаемого куска, а также поведение и реакцию собравшихся на митинг:

– Когда войдет артист Жаров, он играет старого рабочего вашего завода (в толпе раздались жидкие аплодисменты и смех) и произнесет речь, – все должны снять шапки и опустить головы. Ясно?

– Ясно, а скажет он что-нибудь смешное? – раздался чей-то голос.

– Нет! Он скажет, что ранен Ленин.

Меня в гриме они еще не видели. Когда все было готово (решили, что речь на народе я репетировать не буду, а скажу сразу, с ходу, в том естественном волнении, которое у меня будет), я незаметно сменил технического дублера (по которому устанавливали свет и кадр). Мой герой вышел на трибуну в рабочей спецовке, суровый и гневный. Все замерли.

Речь я говорил тихо, как бы упрекая себя: "Не сберег родного Ильича, каюсь!..". Этот прием (обратный штампованной митинговой речи, громкой и призывной), предложенный мне режиссерами, произвел на слушающих нужное впечатление. Кадры рабочих, их крупные планы, снятые во время моего выступления параллельными аппаратами, выражали все, о чем я говорил, – и скорбь, и гнев.

– Дебют на народе прошел отлично – забыли веселого Жарова, видели скорбного старика-рабочего, – пожимая руку, сказал мне главный инженер завода. – Вместе с вами все переживали и наши рабочие! Как они слушали! Обмануть их не так легко. Они подчинились прежде всего вашей правде, -вместо крика, который они ожидали, раздался стон раненого сердца. Это, вероятно, и есть переживание правдивое и высокохудожественное. Спасибо!

Е. В. Потопчина. Шарж худ. Алякри Разве можно забыть эти искренние и такие точные слова?

И вот эту-то картину сначала стали переделывать, а потом и вовсе прекратили съемки, оборвав увлеченную работу коллектива. И Я. Жеймо, и А. Консовский, и остальные актеры были просто убиты горем: им ведь очень удались их герои, подлинные, живые люди, участники героической поэмы о ленинградцах.

Можно с полной уверенностью считать, что это была бы одна из выдающихся картин студии "Ленфильм".

В "Бакинцах" – следующей работе Зархи и Хейфица, они опять предложили мне роль. Это был некий инженер. Роль сложная и трудная, в процессе репетиций не сразу мне давшаяся в руки. Но все же я поймал сущность, стержень характера. Сняли пробные сцены, они встретили общее одобрение, которое не разделил только руководитель комитета. По неустановленным причинам он был недружелюбно настроен ко мне и категорически запретил снимать меня, причем не только в этой роли, но и "вообще".

И. Ф. Балиев. Автошарж

Следуя поговорке «Без троицы – дом не строится», мы все-таки пытались сблизиться вновь в работе: в третий раз я пробовался у Зархи и Хейфица, на этот раз много позже, на роль старшего Журбина. И опять судьба оказалась сильнее наших желаний. Художественный совет утвердил другого актера, и мы сдались – больше попыток преодолеть судьбу и восстановить творческую дружбу не делали.

И тем не менее наши незаконченные работы были интересны, я прекрасно изучил качества этих великолепных, тонких, всегда психологически глубоких в своей работе режиссеров. Храню о них самые лучшие воспоминания.

Жаль, что развалилось такое нужное для советского кино содружество, а что это так, – стоит только взглянуть на созданные ими в период дружбы картины...

Н. Ф. Монахов. Шарж худ. Алякри

"Падение «Ангела»

Как-то вечером после съемок, усталый, я спустился в ресторан; за нашим столом сидел Б.Н. Ливанов, восторженный, громадный, он казался красивее, чем всегда, чокался с метром и пил за чье-то здоровье.

– Миша, дорогой, а я тебя искал на студии (он снимался в "Дубровском"). У меня сын родился! Радость-то какая! Милый, выпьем за здоровье Евгении Казимировны и Васьки! Я ведь его Василием назвал в честь нашего великого Качалова.

– Борис! С удовольствием выпью этот бокал и за жену, и за сына, и за...

– Нет, никаких коллективных тостов, – пьем за всех раздельно.

Тут к нам подошли Илья Трауберг (брат Леонида), Михаил Дубсон и актриса Ксения Тарасова, они тоже поздравили Ливанова, и он заставил все начать сначала: "За здоровье сына!.."

Трауберг с Дубсоном собирались ставить сценарий "Падение "Ангела". "Ангел" – это кличка крупного взломщика несгораемых шкафов. Они разыскивали меня, чтобы предложить главную роль.

Я был занят сверх головы, но... вечное это актерское "но!": картина на злободневную тему "перековки", роль великолепная, положения захватывающие, сюжет увлекательный...

И вот я, чтобы не разрывать свое сердце трудно выговариваемым: "нет", придумываю игру-лотерею -

испытываю судьбу.

Афиши кинофильма 'Аэлита', 'Шахматная горячка' и 'Аня Гай' с участием М. И. Жарова

– Пусть все решит джаз. Если сейчас заиграют «Прощай, прощай, Одесса-мама», – я снимаюсь!

Игра была, конечно, глупая, но мы ужинали в ресторане и справляли рождение Василия Ливанова, а не сидели в студийном кабинете, поэтому все было простительно. Мои режиссеры махнули рукой и, сказав: "Издеваешься", подняли по "последней", собираясь уходить... Но (опять это злополучное "но!") в это время полилась мелодия:

Прощай, прощай,

Одесса-мама!

Мне не забыть Твой чудный вид И море Черное, упрямо Волнами бьющее О твой гранит...

– А! А! Что? Допрыгался! – запели мои режиссеры. -Баловаться судьбой вздумал.

– На, держи сценарий! Завтра поговорим...

Картину начали снимать, съемки делали быстро. Летом переехали на натуру.

Помню съемки сцены, которая привлекла внимание огромной толпы любопытных. Снимали недалеко от студии, в переулке.

Афиши кинофильма 'Аэлита', 'Шахматная горячка' и 'Аня Гай' с участием М. И. Жарова

«Ангел», взломав несгораемый шкаф в магазине «Ювелирторга», пирует в «малине» со своими сообщниками. Кутеж в разгаре, а милиция тихо окружает дом, где происходит «бал».

Сигнал: "Лягавые!". И "Ангел" со своей дамой сердца (в этой роли – Ксения Тарасова) вылезают через окно на крышу сарая.

"Стой, "Ангел", прыгать не надо, ты нам дорог! Сходи сам", -раздается команда начальника уголовного розыска.

"Ангел" медленно, под наведенными дулами пистолетов, глядя на ощетинившихся милицейских собак, поднимает руки, прикрывая собой свою красавицу.

Короткое: "Беги!". Толчок, – она сброшена с крыши по другую сторону двора и исчезает в темноте.

"Ангел" сдается!

Афиши кинофильма 'Аэлита', 'Шахматная горячка' и 'Аня Гай' с участием М. И. Жарова

Как видите: он вор, но по духу – рыцарь, спасает даму, жертвуя собой.

Это не случайная черта, в его натуре заложено доброе начало. Попав в результате в лагерь, где происходит трудовая "перековка", мой "Ангел" откалывается от блатного мира. Начинает трудовую жизнь, обзаводится семьей. За это его и убивают.

Съемки шли ночью, но зрители стояли, наблюдая до конца (до пяти часов утра). Казалось, не спит весь Васильевский остров.

Было ясно, что успех у картины будет не меньший, чем у "Путевки в жизнь". Но осенью съемки вдруг резко оборвали. Образовалась пауза.

Выяснилось, что Михаил Дубсон (он был когда-то секретарем Горького) решил заручиться замечаниями Алексея

Максимовича по поводу сценария. Горький долго не давал ответа, это Дубсона взволновало. Съемки приостановили. Наконец пришел ответ: Алексею Максимовичу сценарий не понравился. Картину законсервировали.

Судьба – индейка: как начал я картину несерьезно, с налета, за ужином, так не по-деловому ее и кончили, а жаль! "Путевка в жизнь", "Падение "Ангела" и "Аристократы" Н. Погодина не были похожи на картины типа "Сонька – Золотая ручка" или детективные боевики Запада, хотя некоторые чистоплюи-критики и ханжи не видели разницы.