Текст книги "Военно-медицинская акаМЕДия"

Автор книги: Михаил Орловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)

Лекция 59 ТРИ СЛОВА ПРО НАЧФАКА

Лежат семь трупов и на звонки не реагируют.

Из речи начальника

Разумеется, что ребёнка, бутылочку и молоко Олегу всё-таки доверили. Правда, по раздельности, но доверили. Ребёнка он таскал. Бутылочку мыл. А молоко покупал. Иногда сам пил молоко. И чаще пил на службе.

Конечно, не крепче кваса. Всё-таки служба. А служба – это дисциплина. Ну, ещё и старшина. Курсовой. Газонов…

и НачФак…

Начальники курсов и пара курсовых офицеров сидели в канцелярии… Сидели и пили. Шла суббота, и стрелка на беспрестанно тикающих настенных часах уже давно отмерила восьмой час, устремившись на новый круг. Круг девятый. Кукушка, которой по должности полагалось оповещать о начале нового часа, уже давно значилась на пенсии и полгода как находилась в статусе сломанной. Офицерам же до пенсии оставалось чуть дальше, чем хотелось бы, и посему они отмечали давно прошедший день Флота. Или Новый год, правда, он случился раньше, чем день Флота. А может, даже отмечали и ещё что-нибудь.

Стояла гробовая тишина. Стаканы опустошались медленно, так как выпивка здесь носила характер символической. Стрелки тикали и тикали, полегоньку подбираясь к девяти часам вечера. За окном стемнело и стало пусто. Однако, несмотря на столь поздний (для службы) час, офицеры всё сидели и сидели. Иногда вставали, чтобы налить по-новой. Затем вновь садились. Мрачные лица однозначно выдавали: тотальный сход на берег закрыт. На неопределённый срок. Это как минимум. Причина же задержки нижестоящего руководства на факультете была ясна даже второму курсу и крылась как раз в вышестоящем, которое никто из офицеров никогда не любил.

Крик «НАЧФА-А-А-К!!!» и команда «СМИРНО!!!» прозвучали как всегда неожиданно и не вполне предсказуемо. Его, начальника факультета, ждут всегда. И всегда он приходит внезапно, и тогда, когда…

…сами знаете когда.

И даже после.

Начальники курсов успели…

Они дверь закрыть успели.

На шпингалет…

Изнутри.

Он ходил по пятому курсу, который располагался на одном с канцелярией этаже. Ходил, как тигр. Он ждал начкуров. Именно тех начкуров, которые вышли от него после вечернего доклада, и никаких других. Тех, что пошли по своим курсам. Часа полтора, может быть, два назад. В общем, их не было уже три.

А Он был. Без малого полковник медицинской службы. Он стоял здесь, когда они всё ещё топали на свои подразделения. Максимум двести метров… Это если через улицу. Пятьсот – через магазин.

Поэтому Он и пошёл на поиски.

Природным нюхом начфак вычислил беглецов, которые, понадеявшись на должную иметь место быть энцефалопатию последнего, уже планировали расходиться.

Деликатно постучавшись, полковник наивно попробовал открыть канцелярскую дверь. Заперто.

– Это начальник факультета. Открывайте, – как-то несколько виновато попросил начфак всё с тем же наивным акцентом, что и при попытке открыть дверь.

Тишина. Если бы этажом ниже летела муха, то её жужжание могло сильно порезать уши. Всем.

– Для тех, кто на лодке, повторяю, – постучал Он снова, но уже увереннее. – Это начальник факультета. Отоприте треклятую дверь! Приказываю!

Эмоций ноль и ни звука, ни шороха. С тишиной офицеры явно переборщили. В природе не бывает так тихо.

– Ломайте к чертям собачьим! – указал начальник факультета, и вся дневально-вахтенная служба (по военному ДВС) куда-то сразу отлучилась на минуточку, тоже по приказанию. Но курсанту первого года обучения, моющему пол возле дежурки, пути назад не было. И в стороны тоже пути не было. У него оставался только один путь – в канцелярию. Он тоже что-то лепетал про приборку, и тоже хотел прибраться как можно тщательнее и дальше. Дневальный первого курса отвечал за всё, и даже за то, за что не отвечал. Он был виноват. Во всём. Потому что он – ДЭ-ВЭ-ЭС! Да ещё и первый курс.

Начкуры хоть и находились в Акамедии давно, но тоже были виновны. Крупно виновны. Именно поэтому они искали спасение. Спасение в маленькой, закрытой изнутри канцелярии. Четыре стены, пол и потолок. Как мыши крадутся к мышеловке, так и они ползли к окну и говорили о том, что пятый этаж – это совсем не высоко, и выживали после падения с шестого, восьмого и даже двадцать второго. И труба водопроводная крепкая. Ее меняли в семидесятых. Правда, уже прошлого века.

А в далёких семидесятых ее действительно меняли. Но вот новую поставить забыли.

Офицеры искали спасение. Они помнили, что выход есть всегда, и активно искали его. И даже тогда, когда их ломали, они держали дверь. Изнутри. В режиме «Полная тишина». Офицеры вели борьбу за живучесть канцелярии по всем правилам РБЖ. Они всплывали на перископную глубину и вентилировали отсек в атмосферу. Они отстреливали закуску за борт, через торпедный аппарат, только очень-очень тихо. Вставляли стержень аварийной защиты со щёткой на конце в дверную ручку. И даже молились. У них не было газоанализатора на вредные примеси. Хотя он в подобной ситуации и не сгодился бы. Даже маленький ребёнок смог бы без труда определить газовый состав воздуха. Начкуры замеряли его носами, лишь губами произнося, что все вроде в норме. Не пахнет. Но гамма-фон в повышенной концентрации углекислого газа всё же значительно превышал норму. Это оказалось жёсткое гамма-лимонное излучение, тянувшее на четыре звезды по нашей классификации или «VSOP» по ихней.

Дверь всё же взломали. Победила, как обычно, молодость. Молодость представлял несчастный дневальный-первогодка. Он раскрыл офицеров, пробив прочный корпус командирской канцелярии ломом. У него не оказалось выбора. Он тоже искал спасение от снятия с дежурства. И в отличие от курсовых и начкуров нашёл. Потом, кстати, начфак долго удивлялся, как мог такой маленький шпингалет… А начкуры, в свою очередь, удивлялись возможностям первокурсника…

Однако вскрытие дзота ничего окончательно не решало. Бой ещё не был проигран. Начальники курсов успели-таки залечь… Как один. На диван… Тоже, кстати, один. А они впятером… И, включив военноморскую смекалку, мгновенно притворились спящими…

Всех разбудил крик забытого начфака:

– Что вы здесь делаете?!

– Кто мы? – удивились спящие. – Уснули… Не слышали…

– Ч-Е-Г-О?! – начфак когда-то занимался на ЛОР-кафедре и уши мог прочистить любому.

– Ну это, не слышали, – ответили чуть тише и как-то невнятно.

Начфак совсем не мог орать. Он хрипел. Раздувался, опять надувался и снова хрипел. По телу пошли искры. Пальцы зачесались в желании написать какой-нибудь дисциплинарный приказ. Но это потом. А сейчас… Сейчас полковник заорал. Заорал одним получасовым начфаковским воплем, звонко раскатившимся по линолеуму пятого этажа.

Он их всех…

И за всё…

И навсегда…

Лекция 60 О ПОНИЖЕНИИ, или КАК СДЕЛАТЬ КАРЬЕРУ НА ФЛОТЕ

Напишу в личном деле: лжив и ленив.

И после этого ваша карьера закончится.

Демуров, начальник IV факультета

Начфак действительно орал долго и упорно. И вовсе не потому, что его подчинённые пили, если это вообще можно назвать выпивкой. Причина крылась в том, что пили они без него, и бутылка оказалась всего одна.

А их…

И все на одном диване.

А она…

Глянув на безжизненный пузырёк, он и начал орать. А как иначе. Вот пошли подчинённые. Никакой субориентации (в смысле ординации). Распустились совсем. Безобразие. На предыдущей службе подобное никому и присниться не могло. Там, если появлялся начфак, все знали – идёт Он. Субординация соблюдалась, и на свет появлялось сразу несколько заветных и столь милых сердцу стеклянных ёмкостей.

Начальник факультета переместился назад во времени. Тогда он занимал пост руководителя медицинской службы всего Орденоносного Краснознамённого (в прошлом) Северного флота. Его должность, ровно как и фамилия – полковник Давыпенко, наводила на окружающих слуг (слуг, потому как военные служат, а не работают, смотри первую часть. – Авт.) поистине панический ужас. Разумеется, ужас поселялся лишь в случае тотального отсутствия горячительных напитков. А они как раз завсегда имелись в наличии. Даже свежая матросня, отслужившая всего неделю в базе, знала: начмед очень любит это дело.

Чаще всего товарищ полковник любил наведываться на самый крупный (и единственный) в Царстве авианосец. Авианосец имел огромные размеры и носил имя легендарного моремана – старшего матроса Кузнецова. На данном судне проходило службу не менее полутора тысячи человек личного состава, которые обязательно косячили, косячили и ещё раз косячили. Именно на этом «корабле греха» и любил появляться полковник Давыпенко. Причём появлялся он, скажу прямо, почти по расписанию. Порой можно даже часы проверять. Не ошибёшься. Но тем не менее при всей подобной ожидаемости никто из военных не успевал подготовиться, и полковник всегда находил до чего докопаться.

Надо сказать, что авианосец – это вам не какой-нибудь прогулочный кораблик. И не морская яхта. Это, можно сказать, целый город. Одних только врачей там штук шесть служит. А механиков, химиков, инженеров вообще не счесть. Даже хотели как-нибудь перепись всех жителей корабля сделать. И нужные бланки заготовили. Однако по причине финансовой нецелесообразности от переписи отказались. В самом начале. Нет, конечно, по бумагам такое мероприятие провели. Зачем же от казённых денег отказываться. У командира ведь ещё гараж не достроен.

Но не в этом суть. Суть в том, что чем огромней посудина, тем больше можно найти недостатков. Поэтому Давыпенко и пёрся упорно на «Кузнецова». И вот после вставления всем и вся полковник делал классическое снисходительное лицо и говорил: «Ну ладно уже. Есть у вас что-нибудь того?» И все сразу понимали, чего хотел начмед, и отвечали: «Есть, товарищ полковник». И доставали. Того. Военнослужащие хотели как-то сразу выставлять магарычи, минуя столь показательные проверки, но начмед пресёк подобные манипуляции на корню. Ему требовалось всем и вся доказать, что свой «хлеб» он пьёт не просто так. Именно поэтому «что-нибудь того» доставали исключительно по требованию.

Полковник брал вытащенное, сразу принимал, закусывал и веселел. Затем вновь принимал и веселел ещё крепче. После чётвертой рюмки Давыпенко добрел окончательно и начинал учить жизни. В конце пятнадцатиминутной лекции о полезности службы для здоровья, быта и семьи начмед опрокидывал ещё рюмку и удалялся. Для следующей проверки.

В один прекрасный холодный день подобный фокус с неожиданной проверкой выкинул самый главный военный. Из Масквы внезапно приехал Верховный Славнокомандующий – отец Владимир. Приехал действительно неожиданно, как никогда. Почему так случилось, истории доселе неизвестно. Может, связь, где нарушилась, может, он сам забыл эту поездку в график включить, автор наверняка сказать не может. Однако когда Его личный самолёт приземлился в аэропорту Мурманска, славный город Северогорск всё ещё пребывал в благом неведении.

Первая тревожная информация в базу просочилась из КПП. КПП стояло в шести километрах от городка и тщательно следило за всеми проезжающими. Паника ударила, будто гром среди ясного неба, и все забегали, лучше чем на пожаре. Благодаря исключительной военной выправке к прибытию отца Владимира практически всё оказалось готово: столы накрыты, коечки в казармах отбиты, начальники служб собраны. Не хватало только одного офицера: начмеда Орденоносного Краснознамённого (в прошлом) Северного флота полковника Давыпенко.

– Где этот..?! – спустя пару минут после переклички орал Командующий Флотом.

– Да он… как обычно… – констатировали ему.

– В любом виде! Слышите? В любом! – продолжал орать Адмирал с лицом наивысшей грозности, подтверждающим, что действительно в любом.

Давыпенко практически принесли. На ногах он держался неуверенно, рука к голове не прикладывалась. Глаза закрывались, язык заплетался. Форма тоже предавала и своим видом изображала наяву, какой именно у неё хозяин. Кортик и портупея отсутствовали. Давыпенко надвинули фуражку на глаза и поставили во второй ряд. От греха и Командующего подальше. Отец Владимир обошёл стройные ряды северогорцев, со всеми поздоровался и практически ничего критического касательно начмеда не заметил. Откушав военно-морской похлёбки и посмотрев на главный авианосец Царства, верховный Славнокомандующий сел в служебную машину и уехал обратно в аэропорт. Поднимаясь же по трапу в личный самолёт, он узнал фамилию пьющего начмеда и всё-таки отдал распоряжение своему помощнику по военной части:

– Разжаловать нетрезвого негодяя!

– Слушаюсь, – бодро козырнул помощник и, сбежав по трапу вниз, отдал нужные указания по местам.

На Флоте остро засуетились. Несмотря на обещанное отцу Владимиру «Есть разжаловать», своего собутыльника (извините, сослуживца) Командующий Флотом всё же не хотел бросать в беде. Ведь столько вместе пройдено. Столько «солёной воды» выпито.

Над проблемой думали неделю. Затем два дня на формальности. Три на переезд. Пять на контейнер. Десять про запас. В общем, через месяц рапорт о выполнении приказа лежал на столе Верховного Славнокомандующего.

«Настоящим докладываем. Разжалован. Сослан. Назначен новый Начальник медицинской службы Орденоносного Краснознамённого (в прошлом) Северного флота».

Недоверчивый читатель может спросить: неужели такое бывает? Из-за какой-то пьянки убрать начмеда флота? Они там, на верхах, и похуже вещи творят и ничего! А я без стыда отвечу: бывает. Показательно. И ещё как. Ведь сам Славнокомандующий. Это вам не шавка в кепке. Э-ге-гей. Берегись!

Оставив в стороне юмор, я позволю себе завершить звёздную биографию полковника Давыпенко. Снятого старого начмеда действительно сослали и поставили на должность начальника факультета в славную Военно-медицинскую Акамедию. И дали квартиру. Тоже там же. На Боткинской. Но это уже оказалось за пределами рапорта.

Вот такое получилось понижение.

Всё-таки военная карьерная лестница – классная штука!

Лекция 61 О ВЫПУСКНОМ

– Доктор, что это у меня?!

– Спокойно. Раздевайтесь.

А-а-а!!! Что это у вас?

Анекдот

Нашему курсу уже было всё едино, какой у нас начальник факультета нынче правит балом. Хороший ли, плохой. Добрый или злой. Хромой или вообще никакой. Всё равно! То есть без раз-ни-цы.

Только ты не подумай, дорогой читатель, что мы не уважали старших. Нет. Фиолетовое отношение к начальству появилось как-то неожиданно. Раз – и оно здесь. Отношение это. Случилось подобное, скорее всего, из-за того, что через пару дней намечался великий праздник в истории (я не побоюсь этого слова) всей медицины. Приближался выпускной аккорд моего знаменитого курса.

Впервые после второго курса начистив бляхи на ремнях и ботинки на ногах (обувь, в отличие от ремней, чистилась постоянно. – Авт.) академики ожидали того светлого дня, когда им вручат дипломы о высшем образовании. Дополнительно к диплому ожидалось получение звания «ВРАЧ» и военно-морской кортик. Многие ребята шутили по данному поводу, говоря, что, дескать, кортик необходим в целях облегчения мук пациентов. Ведь доктор в первую очередь – это гуманизм и милосердие! В общем, праздник приближался, и все к нему готовились чем и как могли.

Наступил святой день выпускного. Посмотреть, как в медицинском мире происходит пополнение свежих голов, со всех уголков Царства съехалось бесконечное число родственников. Тут можно было встретить всех. И мам. И пап. И бабушек. И дедушек. И даже троюродных сестёр племянчатых тёток по материнской линии. Разве что ленивый не приехал. Кстати, ленивый действительно не приехал. Ведь ленивых как раз привезли.

На улице стоял наичудеснейший летний день. Парк Акамедии утопал в зелёной листве, заглушавшей шум автотранспорта, гулом лившийся с Боткинской улицы. Внутрипарковая трава блестела в лучах золотистого солнца. Академический пруд безмятежно дремал, вольготно раскинувшись в дальнем углу парка. Грунтовые дорожки, сливаясь друг с другом, вытекали на главную аллею, посредине которой возвышалась деревянная трибуна. Трибуна украшалась лозунгом «В добрый путь», государственным гербом и парочкой бархатных лент, весьма похожих на траурные. В этот день alma mater скорбела о потере своих питомцев, взращиваемых в течение долгих шести лет. На календаре цвела дата – 18 июня 2004 года.

Выстроившись в колонны как на параде, в новой униформе и накрахмаленных рубашках, мы ожидали появления нашего главного Академика, бесстрашного командира, начальника ВМедА, генерал-майора медицинской службы Юрия Леонидовича Шефченко. Он специально приехал на выпуск из столицы, где уже занимал пост Министра Здравоохренения. К сожалению, мы тогда не подозревали, что после ухода последнего из Акамедии нашу медшколу медленно, но уверенно начнут разваливать. Разбирать, так сказать, по кирпичику. В этот же день все наши мысли пахли чистотой и невинностью и о подкрадывающихся хапугах никак не ведали. Мы, будто юные птенцы, ожидали начала церемонии.

На трибуне выстроилось самое главное начальство. Рядом – просто главное. Сбоку среднее начальство. Заиграли фанфары. Замолчали родственники. Под музыку мимо строя торжественно пронесли знамя Акамедии. Знамённый с саблей, сопровождение с автоматами – всё как по Уставу. Барабанщик извергал дробь, надрываясь на славу. Под подобные раскаты вспоминались детские стихи Агнии Барто:

 
Левой-правой, левой-правой, на парад идёт отряд.
На парад идёт отряд, барабанщик очень рад,
Барабанит, барабанит полтора часа подряд.
Левой-правой, левой-правой, барабан уже дырявый.
 

По окончании процессии и утихании барабанщика Юрий Леонидович начал официальную часть:

– Здравствуйте, военные медики! – поприветствовал он.

– Здравия желаем, тащ генерал-полковник! – проревел строй.

– Поздравляю вас с окончанием обучения и присвоения звания «ВРАЧ»!

– Ура-А-А! Ура-А-А! Ура-А-А! – троекратно проревели выпускники.

Далее пошли пожелания большого счастья и не меньшего карьерного и творческого (не стоит забывать, что медицина – это творческая специальность. – Авт.) успеха. Опосля этого господин начальник скомандовал:

– Внимание! Приготовиться к принесению клятвы «Врача России»! – К слову сказать, в нашем Царстве дают именно её, а не «Клятву Гиппократа», как многим думается.

И мы приступили. К принесению клятвы. Точнее, не все мы, а только часть. Некоторые товарищи, не возлюбив хоровое пение с детства, просто молчали. Ещё одна группа молчала по причине скептического отношения к клятвам и обещаниям (смотри третью часть повести).

Зачитав клятву, генерал Акамедии распорядился приступить к вручению дипломов, после чего сам спустился вниз, дабы лично передать парочку-другую свежих аттестатов совсем уже зрелости.

Командиры подразделений развели (в прямом смысле этого слова) своих подчинённых по местам вручения дипломов. Из закромов были вызволены тумбочки, кортики и прочее. С нацеленными на любимчиков фотоаппаратами поблизости нависли счастливые мамки и бабки. Постепенно, озвучивая фамилии, раздали дипломы и кортики и пожали всем руки. После, зацелованные близкими, академики вернулись обратно в строй. У кого-то уже оторвали звезду, у кого-то порвали ремень – в общем, все были счастливы. И здесь, после обниманий, наступила заключительная часть парада.

Заключительная часть парада – это не что иное, как прохождение строем перед трибуной. Правильным строем. Ровным. С наличием строевого шага. Вот идёт «коробка», и на счёт «и раз» все вытягиваются смирно и не дёргают руками (хотя иногда, от волнения, кто-нибудь обязательно чем-нибудь помашет). Головы к трибунам. В глазницах – счастье. Почти не дышим. Руки прижаты! (Я вам повторяю.) В конце же трибуны можно расслабиться и на счёт «и два» запустить руки в пляс (если можно так сказать) и из них в воздух швырнуть заранее собранные (не на вокзале!) монеты. Красота.

Кинув монеты и не угодив ими ни в кого из начальства (вновь сработал главный принцип медицины), академики плавно расходятся для проведения торжественной части выпускного вечера.

Торжественная часть выпускного вечера у всех осуществлялась по-разному. У кого с роднёй, у кого с женой, а у кого и сиротой. Однако у большинства академиков итоговая часть выпуска оказалась заказана заранее и справлялась в каком-нибудь заведении общественного питания. Так и два наших взвода, в объёме шестьдесяти человек, поехали в ресторан на Невский проспект.

Вот часто говорят, что Невский проспект самый древний в городе и много чего на своём веку повидал. Но мне всё же думается, что подобного выпуска Акамедии, как наш, даже он не видывал.

Разумеется, отмечание выпускного, как и положено, было предварительно удобрено заказом чрезмерного количества горячительных напитков. Такого количества, что казалось, как в последний раз. Да и событие подобного масштаба случается единожды в жизни. Тогда никто и не подумал, что после интернатуры будет ещё один подобный выпускной, и в этом ещё одна прелесть Акамедии. Хотя, положа руку на Устав, надо сказать про часть сокурсников, не пошедшую в интернатуру. Эта группа специального назначения поехала сразу на флот.

Итак, ресторан. Вечер. Гулянка. Уже галстуки развязаны, звёздочки в стаканах, рубашки в салате. Но тосты не кончаются, и звон бокалов (это если красиво), а в простонародье – рюмок, продолжает заливать банкетный зал. После вливания очередной порции спиртного (а после десяти рюмок – это уже именно вливание, а не питьё) Павлику и стало плохо. Настолько плохо, что он сполз на пол, его желудок вернул всё съеденное, и академик активно заспешил потерять сознание. Первый подобное безобразие заметили Сашка и ещё двое академиков.

Сашка не растерялся:

– Пахану плохо! – громко призвал он. – Позовите врача!

Все сразу побежали к официантам, крича: «Врача! Врача!» Кто-то уже набирал «03». Вокруг находилось порядка шестидесяти докторов, но все забыли об этом и хотели, видимо, какого-то особенного медика.

Ожидание нужного специалиста дало свои результаты. Приехавшая «скорая» увезла Павлика в ближайшую лечебницу, на отделение токсикологии.