Текст книги "Военно-медицинская акаМЕДия"

Автор книги: Михаил Орловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

Лекция 56 ПРО СЛУЧАЙНОСТЬ

Клизму переносит хорошо, матерится шёпотом.

Из записи в карте больного

Разумеется, полковник Должников долго и рассеянно плевался, утром докладывая случившееся одному из замов начальника Акамедии. Последний в ответ качал головой, хватался за пустую кобуру и клялся в жестоком наказании всего состава курса, вплоть до уволенных и больных. Самом строгом наказании. Получив заверенное обещания от генерала, Должников убыл на свою кафедру, а замначак (так ещё именовался заместитель начальника Акамедии) набрал номер нашего курсового офицера (по совместительству своего давнего приятеля и протеже) и негромко сказал: «Дима, ну будьте впредь поаккуратнее». На этом инцидент и кончился.

Моя же персона оказалась вдалеке от всех этих академических распрей и ни о слюнях Должникова, ни о звонке замначака ничего конкретного не ведала. Меня поглотили иные проблемы. В то время я оказался захвачен поиском драгоценной врачебной практики, которой столь недоставало юному неокрепшему медику. Именно в тот смутный период мне и помогла наша драгоценная дача, на которую я периодически продолжал ездить. Дача, как ты помнишь, дорогой читатель, оставалось местом тихим и уединённым. И основная ценность данной местности – полное отсутствие хоть какой-нибудь близлежащей медицинской помощи.

Слава о чудесном излечении пропойцы Женьки охватила уже всю округу, и в самом ближайшем будущем с завидной периодичностью местные бабульки стали приходить ко мне как к врачу. Вместе с собой они не забывали приносить достаточное количество обычной хвори. Хворь выражалась ни в чём ином, как в виде самых разнокалиберных человеческих болячек. Спектр болячек разнился. Это могла быть и ушибленная рука, и повышенное давление, и даже многострадальное сердечко. Мало ли у пожилого человека в закромах хрони имеется? А хотелось чего-нибудь свеженького. И тут, как гром среди ясного неба, появляется Он. Один интересный неклассический случай. Именно его мне и хочется описать отдельно.

В деревне, по соседству с нашим скромным семейством, проживал некий товарищ по имени Прокопий. Прокопий человеком был деятельным, владел металлопрокатной фабрикой и частенько навещал нашу деревню. Попутно Прокопий строил себе совершенно новую халупку. Ввиду последнего события, то есть отсутствия собственного жилища, проживал он в бывшей бане, обустроенной под домик, которую и снимал у заботливого соседа за умеренную плату.

В поселении Прокопий обосновался давно. Когда-то в этой деревушке жили его родители, и он проводил там не одно лето. В общем, Швердять данный товарищ любил больше чем себя и появлялся там с завидной регулярностью. Отношения наши находились не выше уровня «привет – пока», и даже как выглядит поимённый список его родных я, положа руку на сердце, понятия не имел. Однако ситуация в корне поменялась сразу же после нашего более плотного знакомства. Тогда-то я с точностью до буквы узнал имена всего его семейства, вплоть до любимой кошки.

В один из тёплых майских дней, когда листва ещё только проклюнулась, а трава едва позеленела, наша негигантская компашка в количестве двух человек (я и жена) направилась на прогулку к речке. Пологие берега Луги пьяняще манили к себе и звали немедленно искупаться. Кустарники и ивы, склонившись к воде, нежно касались её, и, казалось, никак не могут утолить накопившуюся жажду. Вечерний туман уже стелился по песчаному берегу и уползал за горизонт. В небе вечерело. Тут же горела заря, и начинали проявляться первые межгалактические звёзды. Унылая бледнолицая луна жидко освещала дорогу, на которой отчётливо виднелись следы детишек, недавно покинувших местный пляж.

Подышав опьяняющим и ароматным речным воздухом, мы лениво развернулись по направлению к дому. В начале холма, а деревня наша располагалась именно на нём, что отлично маскировало её от незваных пришельцев (а званых пришельцев не бывает. – Авт.), мы встретили весёлую бригаду гуляющих. Двоих я узнал почти сразу. Вернее, сразу после того, как они меня окликнули. Окликнувшими оказались Людмила и её пятнадцатилетняя дочь Дарья – маленькое семейство гражданина директора фирмы.

– Добрый вечер, – поздоровалась с нами первая леди.

– Добрый, – приподняли мы в ответ свои шляпы (образно).

– Извините, – продолжала леди, – а нет ли среди вас, совершенно случайно конечно, медика?

Вопрос, разумеется, претендовал на роль целенаправленного. Мы все, как один, улыбнулись:

– Совершенно случайно есть. А что случилось?

– Да папик наш с велосипеда упал и чуть-чуть руку поранил, – вздохнула Люда и завершила: – Чуть-чуть сильно.

– Ну, давайте посмотрим, – предложил я, радуясь новым поступлениям долгожданной клиентуры.

Пришли в дом. Посмотрели. Прокопий возлежал на кровати, словно раненный в лапу гусь. Левая рука его оказалась наглухо забинтована и через повязку проступала кровь. Кровь скользила по бинту и тем самым проявляла его нехитрую структуру. Я спокойно ухватился за повязку и начался разворот. Раз, два, три. По ходу оголения руки моему взору представилась обширная рваная рана, пролегающая через всю ладонь. В её расщелине легко угадывались повреждённые сосуды и обрывки мышечных волокон. Далеко не хилое повреждение, скажу я вам.

– Надо шить, – без вариантов констатировал я.

– А ты сможешь зашить? – с надеждой в голосовых связках спросил горе-велосепидист. – Как-то шибко не хочется в город, только же майские праздники начались.

– Можно, конечно, постараться, – поскромничал я, после случая с Женькой готовый ко всему и уже заимевший на чердаке хорошую аптечку с зажимами, скальпелями, пинцетами и кучей перевязочного материала. – Только у меня иглы не хирургические, а обычные, швейные.

– Да всё равно, – простонал раненый. – Лишь бы в город не ехать.

Операцию под кодовым названием «Кисть» назначили на утро. Спирт, шёлк, иглы и новокаин я аккуратно расставил на маленьком столике. Рука пострадавшего была уложена на журнальный стол и двумя узлами жёстко зафиксирована бинтом. Сам же Прокопий был добровольно низложен на диван и тоже зафиксирован. Но уже не бинтом, а женой. После подобных манипуляций оставалось произвести последнее действие. А именно дезинфекцию, хоть немного похожую на стерилизацию. Схватив припасённую с Акамедии баночку, я обработал спиртом рану (от микробов), желудок: свой (от страха) и пациента (чтоб не дёргался) – и приступил к экзекуции.

Обколов новокаином рану, мои пальцы достали толстую иголку и заправили в неё вымоченную в спирту шёлковую нить. Затем, не торопясь, они сделали первый шов. Больной лежал молча и тихо, но правый глаз его всё-таки предательски подёргивался. После первого шва работа закипела быстрее и, несмотря на две сломанные иголки, через каких-нибудь пять минут целостность кожных покровов пациента оказалась полностью восстановлена. Установив турунды для будущего отделяемого и намазав йодом швы, ваш покорный слуга снял уже не стерильные перчатки.

– Ну, всё! – выдохнул я и кивнул на располагавшуюся рядом бутыль с самогоном. – Теперь принимайте обезболивающие, а завтра я снова приду.

– Ага, – простонал в ответ Прокопий, который вообще, похоже, с ужасом перенёс подобную экзекуцию.

На следующее утро я поспешил на перевязку. Мой пациент только что проснулся и выглядел много хуже, нежели вчера.

– Ну что, с обезболивающим переборщил? – спросил я его после осмотра.

– Ага, – признался прооперированный и тут же допил стоящий рядом рассол. – Мне так плохо, что даже рука не болит.

– С ней всё в порядке, – заверил я и, вставая, предупредил: – А вот с алкоголем лучше завязывать.

– Обязательно! – пообещал Прокопий и выпил ещё полбанки вновь принесённого женой рассола.

После, уже в городе, один из швов ему всё же распустили (для лучшего оттока), но рана срослась как нельзя лучше. И теперь, если ты, уважаемый читатель, когда-нибудь встретишь моего пациента – директора фирмы и посмотришь на его левую ладонь, то ни за что не подумаешь, что когда-то здесь прорастала огромная рваная рана. В общем, повезло тогда нашему соседу, что совершенно случайно рядом оказался хоть какой-то медик.

Лекция 57 БЕЗ БОМБ И ГРАНАТ, или МИНЕТ

Обследование прямой кишки показало

нормальный размер щитовидной железы.

Из истории болезни

Конечно, в Швердяти я чувствовал себя несколько особенно. Всё-таки, как ни крути, а единственный врач на ближайшие пятьдесят пять километров. И именно в тот момент мне открыто представлялось, что земская практика – это не что иное, как столь нужный бесценный опыт, без которого никак нельзя войти к больному в палату, после того как выдадут диплом. Однако жизнь показала обратное. Вскоре выяснилось, что пациенты спокойно лечатся и без опыта.

…и без образования.

Даже сами и не знают об этом.

В те времена у нас один за другим шли клинические циклы. Многотомный лекционный материал остался позади, и всё учебное время занимала клиническая практика. Многое интересное мы почерпнули как раз с тех самых незабываемых времён. Времён проведения практических занятий.

Практические занятия проходили на соответствующих кафедрах. Каждая кафедра пахла уникальностью. Нельзя было заменить одну другой и ничего при этом не потерять. Помнится, как на кафедре кожных болезней вывесили большой и красивый плакат. Слова Маяковского, буквы Кирилла и Мефодия:

То, что брали

             чужие рты,

в свой рот

             не бери ты.

Кстати о «Коже». Сказал и сразу вспомнил.

Начался трёхнедельный цикл по кожным и венерическим болезням. Цикл обещал слыть интересным не только из-за массовости подобной патологии среди нашего царского населения, но и потому, что преподавателем к нашей группе зачислился особенный человек – Анатолий Александрович Борщенко.

Анатолий Александрович в свои тридцать с небольшим лет проходил как майор медицинской службы, кандидат наук и заведующий отделением. Он наизусть знал не только кожные и венерические болезни, но и хирургию, и терапию, и ещё около двадцати несмежных дисциплин. Однако главным его коньком всё же оставалась именно «Кожа». Помню, как ясный день, когда на первом занятии он у нас спросил: «Вы знаете, что есть четыреста неспецифических дерматитов? Могу вам их все перечислить. Если только у вас есть терпение и вы мне их затем повторите». Терпеливых, ровно как и смельчаков, не нашлось. Посему ограничились основной, тоже не маленькой, кожной патологией. Дерматиты, экземы, трепонемы и прочие нужные (для учёбы, но не для человека. – Авт.) вещи. А на пятом уроке майор Борщенко взял и притащил на урок судебную историю болезни. Живьём.

И удивил ещё больше.

Для тех, кто не в медицине, обязательно хочу пояснить про такой предмет, как судебная история болезни. Факт: судебная история болезни однозначно появляется тогда, когда кого-то очень плохо полечили. Или совсем не полечили. Или, если есть родственники, полечили наоборот. То есть так, когда пациент уже сам не в силах никуда пожаловаться. В этот самый момент данный гражданин «пролеченный» или его родственники, если получилось наоборот, идёт с заявлением в гражданский суд. Суд, совершенно не думая (потому как не положено ему думать), истребует из провинившегося медучреждения историю болезни. Получив последнюю, он тупо смотрит на неё всеми своими глазами. Ничего, разумеется, не поняв, суд, наконец, начинает соображать. Процесс данный тоже не быстрый. Через пару дней всё же сообразив, суд определяет, что надо бы послать это дело в какое-либо авторитетное врачебное заведение. Для оценки качества медицинской помощи. А Акамедия как назло (для провинившихся) и является заведением подобного рода авторитета. И ты не успеваешь моргнуть и глазом, а истребованная судебная история болезни уже маячит на кафедре. Раз и всё. Лежит себе спокойно. Оценивается.

Итак, поступила судебная история болезни. На первом, титульном листе, окромя паспортных данных больного, реквизитов клиники и номера истории болезни, мы разглядели нехитрый диагноз: «Простатит». Ну, простатит и простатит. Что там его лечить-то? Тоже нам, невидаль.

Напоследок всё на той же обложке мы увидели красивый лейбл клиники, которая довела историю до нас. Клиникой оказался раскрученный в нашем Царстве «Центр Простатологики на Фурштатском» (какое-то проклятое место для медучреждений, смотри третью часть повести). Нам ярко врезалась в память реклама данного Центра: сложенные обнажённые девушки, которые издалека смотрелись как лицо старика. Врезался и его главный врач, пропихнутый по блату не только в медицину, но и на центральное телевидение. У него ещё фамилия оказалась такая смешная: не то доктор Князёк, не то фельдшер Царькин. И ещё один патогномоничный признак. На дверях Центра красовалась надпись: «Лечим всё». Это оказалась, пожалуй, единственной правдой. Лечили там действительно всё, но вот вылечивали. Вылечивали, дай бог, половину. Другой же, более существенной информации ни у кого из нашей группы не имелось. Как и чем лечил Центр Простатологики, мы абсолютно не знали. И даже ни одного мало-мальски пролеченного пациента, вышедшего из его стен, не видели. До первого случая. Судебного.

Ознакомившись с познавательным материалом на титульном листе, мы открыли историю болезни. На наши глаза тут же попался лист назначений, и глаза наши, прихватив с собою брови, поползли наверх. То, что мы увидели, не просто превзошло все наши ожидания. Нет. Скажем прямо, такого мы и представить не могли. И даже сниться нам никогда не снилось. И привидеться не могло. Мы потёрли глаза, но ничего существенно не изменилось. Тогда мы потёрли сам лист, полагая, что это шуточная приписка, но нет, никаких видимых изменений и на сей раз не случилось. Наконец, каждый сильно-сильно ущипнул себя, но кроме боли и мелких кровоподтёков ничего нового не испытал. Тогда мы взглядами обратились к преподавателю, но тот лишь утвердительно покачал головой и как-то печально заулыбался. Мозгу всё же пришлось принять вопиющее. На бумаге чёрным по белому оказалось написано: «Режим № 2. Диета № 5 и…

и…

и Минет № 10». Последнее как раз и привлекло меня и моих товарищей. После минета шла отметка о выполнении данного назначения. Наши лица осунулись. Вместе с лицами осунулся мозг.

– Да, коллеги, – прервал молчание преподаватель, – все мы понимаем, что при простатите половая жизнь противопоказана, а тут, мало того что делали, так ещё и в историю записали.

– Так это у них подобным образом лечение происходит? – всё ещё не могли поверить мы.

– Да, – подтвердил преподаватель. – Надо же как-то лечение в триста долларов за сутки оправдывать. Вот и развлекаются.

– А вследствие чего судебное разбирательство-то затеялось? – немного отойдя от шока, спрашиваем мы.

– А вследствие того, что они своими манипуляциями простатит благополучно перевели в аденому, – констатировал Анатолий Александрович. – Ухудшение состояния. Если не сказать больше.

Вот такое получилось наше первое знакомство с купленными дипломами. Причём если ты, дорогой читатель, думаешь, что купленные дипломы – это лишь экзамены и зачёты, как и я думал в своё время, то ты глубоко заблуждаешься. В последнее время появилось крайне много врачей, которые ни одного дня не провели в мединституте, а просто купили себе заветные корочки. А руку набивали уже в каком-нибудь Центре или стационаре, где их устроили тоже не просто так.

К слову сказать, медсестра, которая выполняла доведшие до суда назначения, спустя год умерла. Отчего? История не знает. Но факт остаётся налицо.

Или на лице?.

Или внутри лица.

Лекция 58 О СОВМЕЩЕНИИ

За двумя зайцами погонишься, получишь раздвоение личности.

Медицинский взгляд на проблему

Вот такой оказалась наша первая встреча с суровой действительностью. И вообще, ближе к интернатуре многое происходило впервые. Первый выпуск. Первые свадьбы. И первые дети. Именно так у уже знакомого тебе, милый читатель, Олега Игратова, известного в узких кругах под псевдонимом «молдаванин», родился первенец – маленький дрыганогий карапуз.

Не вдаваясь в подробности того, насколько великолепен факт рождения нового человека, хочу остановиться на Олежке. Нашему бедному товарищу, помимо повседневной учёбы, теперь приходилось активно работать, дабы прокормить, ну и одеть, развлечь, образовать своё быстро подрастающее потомство. Естественно, вся подработка происходила в вечерние и ночные часы, так как днём Олег грыз гранит медицины, сдавал отработки и стоял в нарядах. Так оно и чередовалось: учёба, наряды, работа. Именно вследствие ночных рабочих смен новоиспечённый отец и недосыпал постоянно. На его некогда гладком лице слева направо чётко отпечатался синдром хронической усталости. Выражался данный синдром в постоянно закрытом то левом, то правом глазе, осунувшихся щеках и «мешках» под обоими глазами. В то время, когда малыш нашего товарища праздновал свой первый год жизни, Олежек спокойно мог уснуть хоть на поле боя, дай ему только занять более-менее горизонтальное положение.

В ту роковую ночь юный отец в девять часов вечера как раз и занял вышеупомянутое положение. Наряды уже минули, а рабочая смена значилась только через двое суток. Олег удобно расположился на нешироком семейном ложе и в ту же секунду, даже не зевнув, отбился словно младенец. О том факте, что он глубоко спит, свидетельствовали негромкое посапывание и широко раскрытый рот. Изо рта, как у собаки, нахально свешивался язык.

Сны Олега «молдаванина» обычно проходили безмятежно, не беспокоя своего хозяина какими-либо цветными картинками или какими-либо фантастическими приключениями. Он не летал в космос и не находил миллиона долларов. Ему не приходилось щипать себя в ужасе за предплечье и просыпаться в холодном поту. Другими словами, нашему товарищу абсолютно всегда снилась одна и та же картина: «Чёрный квадрат» господина Малевича. Олежек хоть и считал это произведение совершенно бездарным и неоправданно раскрученным, но на сны никогда не жаловался и претензий к жизни, как, впрочем, и к гражданину Малевичу, по данному щекотливому вопросу никогда не имел.

В ту самую ночь в привычный «Чёрный квадрат» Олега, словно буря в оазис, ворвалась дорогая жена. Она возникла ниоткуда и больно ударила его в печень. Пара её мощных толчков под рёбра (проверенный способ) пробудили ото сна почти девяносто пять килограммов молдаванского тела. Так, по крайней мере, подумала наивная супруга товарища.

– Олег, – устало прошептала она, заметив, как муж схватился за правое подреберье. – Лялька наша плачет. А сегодня твоя очередь.

– М-м-м-м, – простонал тяжёлым голосом почти разбуженный товарищ.

– Давай, давай, шевели чреслами, – наседала любимая.

– Иду, уже, – тяжело согласился супруг и на полдюйма приоткрыл левый глаз.

– Бутылочка в холодильнике, – закончила жена и пошла отбиваться.

Исполинская гора мышц, костей, внутренностей и кожи сдвинулась с места, сказала: «Ага», схватила ребёнка и удалилась на кухню. Последним, что услышала супруга Олега, оказался звук закрывающейся двери холодильника и как-то неохотно включившуюся микроволновую печь.

Ребёнок, услышавший знакомые мелодии бытовой техники, вещающие о приближающемся кормлении, перестал плакать. Он, будто собака Павлова, реагирующая на свет, тоже успокоился и стал терпеливо ждать.

Супруге снился настоящий сон. Сон юной матери. Ясный день. Парк. Она идёт по грунтовой дорожке с коляской, в которой спит её дорогая малышка. Тишина деревьев и мягкий свет от солнца навевают спокойствие и гармонию. Колёса коляски, мягко перебирая мелкие камушки дороги, вращаются по оси плавно, словно говоря о неспешном круговороте событий в нашей суматошной жизни.

И вдруг в самый тихий момент малышка просыпается. Она открывает свои очаровательные глазки и начинает спросонья плакать. Слёз нет, но голос режет по нервам хуже бритвы. Где помощь? Где муж? Что делать? И тут, на самом пике плача, откуда ни возьмись появляется прекрасная фея. Фея, держащая в руках бутылочку с молоком. Она даёт её малышке, и та мгновенно успокаивается, жадно причмокивая волшебную соску. Мама счастлива и совершенно не замечает висящий над головой гигантский санпросвет плакат. На плакате яркими красками выведены слова Владимира Маяковского:

В общей работе

              к дисциплине привыкни.

Симулянта

              разоблачи и выкинь.

Неожиданно картина меняется наоборот. Добрая фея исчезает, и парк охватывает сильный ветер. Ветер срывает листья и щекочет провода. Небо грозится пролить дождь и уже наливается свинцом. Детёныш в коляске плачет, и в первые секунды мама не в силах понять, что именно случилось. Карапузий крик набирает децибелы, и нужно во что бы ни стало найти заветную бутылочку. Тёплую бутылочку. Но её нет! Нигде нет. А плач всё громче и громче. Он разрывается. И тут..

И тут супруга открывает глаза. Свои глаза. Она просыпается. Однако обязанный исчезнуть из сна детский крик не исчез, а, наоборот, усилился и оброс новыми октавами. Спустя секунду, окончательно проснувшись, супруга Олега вскакивает (как любая порядочная мать) с кровати и бежит на кухню. Именно там она застаёт свою плачущую малышку, которой прямо в рот ручьём льётся молоко.

Слетевшая с бутылки соска мирно катится по полу и замирает у ножки стула. А возвышается над всем этим добрая фея Олег, который, как и соска, мирно спит, будто убитый.

После такого кормления каждую божью ночь Олег продолжал смотреть свой «любимый» «Чёрный квадрат». Ребёнка, бутылку и молоко ему больше не доверяли.