Текст книги "Дневники 1926-1927"

Автор книги: Михаил Пришвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 45 страниц)

Стрелять дупеля так просто, что и для среднего стрелка значит почти что рукой брать. Работа собаки по дупелю некрасива в сравнении с бекасиной, потому что запах крепко заседающего между кочками дупеля не относится далеко по ветру: собака причуивает в большинстве случаев по наброду и продолжает вести к нему, помещая нос низко между кочками, ловя в обманчивых сквозняках запах. Вся работа в сравнении с бекасной какая-то в полном смысле принижающая собаку. Там и стрельба, и работа собаки малоинтересны, а между тем дупелиная охота увлекает до того, что ради нее временно бросаются все виды охоты. Это происходит потому, что дупель редок, что он среди других охотничьих птиц все равно как белый гриб среди березовиков. Да, охота на дупелей во многом напоминает охоту по белым грибам: при находке дупеля ищешь настойчиво рядом другого, и тоже сегодня нашел дупеля и убил, а завтра часто на том же самом месте, на том же пеньке, у того же куста находишь другого. В особенности интересно ходить на дупелей с молодой собакой, подающей большие надежды по части розыска и развития чутья.

Бывает ужас такой большой и, даже сказать, лишний для простой гибели, как бывает жар такой сильный, что вода на добела раскаленном железе остается в виде дрожащих шариков. И мы, люди, распределяя свою мгновенную жизнь на дни, часто по-своему долго живем в виде таких безумных шариков, да притом еще успеваем выучиваться, делать личины и маски такими убедительными, что никто и не подумает о свернутой в шарик душе над раскаленным металлом. Ключ к такому бытию это – что сам тоже человек с перегретой душой, раз увидев нечто такое, никогда больше не смотрит туда, и личина, которую он показывает людям, совершенно искренняя: он ее создал сам для себя и в это по необходимости верит.

Вот жизнерадостный охотник отправляется в лес, и находит дичь, и целится, но выстрела не следует. Охотник переменяет осекнувшийся патрон ^{72} , собака его опять делает стойку, и опять улетает невредимая птица. Осекнувшись два раза, охотник вспоминает, что, переснаряжая патроны, он плохо прижал пистоны.

В этот момент случилось после многих лет ему оглянуться назад, и то большое, достаточное в одном проценте для <1 нрзб.>показалось ему не все, конечно (все невозможно), а в количестве около одного процента. И он закладывает третий патрон с плохо прижатым пистоном, скоро устраивается с ремешком, направляет ствол себе в рот и тянет. Третий патрон осекается.

Но после того охотник продолжает охоту, вылетает дупель, и четвертым патроном он его убивает, и пятым потом, и шестым. Случилось много дупелей, он возвращается радостный с полной сумкой. Он будет еще много охотиться, и в этом роде с ним больше ничего не случится на охоте: один процент своей основной беды он пережил, а там дальше годы подведут и к другому, и к третьему… Да, бывает иногда долгая интересная жизнь, проходящая как бы только для рассеивания одного основного события, бывает жизнь, как вода в сфероидальном состоянии, дрожащая каплей над раскаленным металлом.

И что особенно замечательно, причина основного испуга, если ее прямо высказать, ничтожна в сравнении с тем, например, представлением, какое вызывает рассказ об осечке, так она обычна до смешного, так банальна и так часто со всеми бывает это, что рассказать никому невозможно. Вот то и ужасно, и весь ужас, наверно, в том, что со всеми бывает – и ничего, а со мной было – и весь мир перевернулся, и, значит, я существо как бы неугодное всему миру, неспособное, полугорбатое, с килой ^{73} , и это так внутри о себе, а снаружи человек этот стройный, красивый и сильный.

30 Августа.Удачные находки дупелей так меня настроили, что родилось много планов большой охоты с Кентой. Я выбрался один и вышел при звездах. План был начать искать дупелей на лугах, начиная с Ясникова краем болотных кустов и до Константинова, в 7 утра зайти в Чистый мох на тетеревей. Но место для дупелей оказалось неподходящим, я ничего не нашел и в 5 утра свернул на тропу в Чистый мох.

Тропа повела меня далеко и вдруг там растеклась в огромных кочках, увенчанных чахлыми березками и погруженных в черную топь. Проходя по этой тропе, я заметил другую, ее пересекающую, вернулся к ней и пошел. С этой тропой вышло то же самое. Но мне не хотелось терять время и возвращаться, и начинать все сначала. Я разыскал намек на третью тропу и по ней упрямо все шел, шел и так, в конце концов, потерял все утро и совершенно истощился.

Таких болотных кустарников возле Дубны много тысяч десятин, переходящих иногда в совершенно неприступные джунгли, березняк мешается с ольшаником, обвитым хмелем, качающимся на трясине. Все-таки, в конце концов, я разыскал Чистый мох для того, чтобы издали увидать там тетерку и убить коростеля.

Последним усилием хотел наверстать на нашем болоте бекасами, но жара была уже (в десять утра) такая сильная, что я не мог следовать за собакой, она делала стойки, бекас вылетал, и я смотрел почти равнодушно. Перед этим меня извел бекас-бегунок, который долго бежал по трясучке, собака напрягалась до крайности, а он ухитрился так, что с насмешливым своим криком вылетел вне выстрела.

И еще был один трудный – бежал, бежал, а двигался по такой трясине, что впереди меня вздымалась гора. С большим трудом я, наконец, достиг собаки так близко, что моя гора подняла и ее, потом, когда я достиг ее, новая гора подняла бекаса, он вылетел, и я стрельнул зря два раза. Вот после того я и достиг того, что не мог идти за собакой и равнодушно смотрел, как вылетали бекасы.

<Запись на полях>Сами кочки качались… Докачнулось до бекаса, и он вылетел. Бекас бежал. Седая зелень.

<Запись на полях>Долгий просек.

<Запись на полях>Чистый мох с каплей росы.

Душа болит

К рассказу о шалаше Федора Ивановича на вечернем утином перелете… Когда туман закрывал внизу деревья, в моей душе, напротив, открывались таинственные зеленые тенистые леса, те же самые, как и на земле, с той же самой их географией, с мысами в поля и с еланями внутрь, но только совсем живые, свои леса. И когда над упавшим на землю небом виднелось только несколько темных точек от вершин самых высоких деревьев, вся исчезнувшая земля с ее географией стала своей собственной душой.

Чистый мох

Круглое моховое место-чистик. Под ногами до колена то вереск, то можжевельник, то березки высотой в папоротник, и между ними там и тут кочки, покрытые краснеющей клюквой. Я люблю такие чистики среди болотных лесов, ведь это место было дном озера, и теперь это дно, как руины, поросшие мохом. Вон там на чистике островок темных высоких тростников, я знаю, тростники растут на последних каплях прежнего прекрасного озера. Тетерева кормились на кочках, заслышав шум, вытягивали шеи, и так рассмотрев поверх березок мое приближение, взлетали не в меру. Солнце сверкало всей силой на безоблачном небе, но роса еще не сошла, и зелень была совершенно седая. Вдруг мне что-то сверкнуло впереди в островке тростников. Я понял, что это сверкнула на солнце большая скопленная капля росы. Она сверкнула еще и еще: огонек как будто перебегал с тростинки на тростинку. Было совершенно безветренно, и я догадался, что тростинки шевелит бегущая птица. Смекнув, я свистнул собаку, направил, она скоро причуяла и повела в тростники.

31 Августа.Проверял дупелей на своих местах с Ромкой, ни одного не нашел, убил пару бекасов, в девятом вернулся домой.

Бекасы стали выдерживать стойку, западая под носом собаки или удирая от нее. Вот когда удирает бекас между кочками, поиск собаки становится совершенно таким же, как по дупелям и тетеревам, и, следовательно, поиск и стойки надо характеризовать не птицей, «по дупелю» или «по бекасу», а по характеру местности. Бекасы теперь иногда пересаживаются так же близко, как дупеля. Один пересел всего в нескольких саженях от места взлета, Ромка видел и опять стал. Я убил этого бекаса, он был очень жирен.

Ясниковское дупелиное болото занимает всего десятин пять, небольшая «слатинка» от родников, притом на холме. Эту слатинку полукружит Вытравка, поросшая по берегам ольхой, другая половина круга заключена в громадную кочковатую поскотину. Дня через три надо снова проверить эту слатинку.

Сегодня утром за чаем вспомнился заключительный «акт» похищения «лучшего», и так больно стало, что я простонал. «Что у тебя болит, где болит», – спросила Павловна. «Да, – сказал я, – стрельнуло где-то около пятки, больно».

Конец Августа и тетрадки ^{74} .

Раннее утро

Солнце еще не вставало, в низинах туман. По седой зелени мокрого луга пишет узоры мой быстрый Ромка. Ему очень везет на дупелей…

Кто кого закопает?

Е. П. предложила мне разломить с ней косточку дупеля, чтобы узнать, кто у нас кого закопает. Я отказался и убедил Павловну в отвратительном значении этой шутки, обходящей весь мир. Когда я потом сообразил, какая сила бессмыслия скопилась в этой шутке, сотни лет повторяющей всем мирам, я почувствовал удовлетворение от себя как революционера.

Но как только я счел себя за революционера, то вдруг мне представился Каменев с брюшком, говорящий толпе с балкона против обелиска Свободы. Мало того, Каменев, всякий, говорящий с трибуны, вырастающий на вкусах масс, мне представляется самым зависимым человеком, намотавшим теории на самомнение.

И я был доволен своей революционностью, своей мгновенной находчивостью в отказе разломать с женой дупелиную косточку.

Мудрость

Санчо мудрей Кихота, но немудрый Кихот все-таки больше Санчо. Если бы у Санчо была идея, если бы у Кихота была мудрость!

Евреи мудрые, слишком мудрые люди, на них так бы и надо смотреть, как на Санчо. Откуда же неприязнь? Вероятно, потому что они, по существу низшие, имеют претензии высших. Попробовал бы Санчо унизить Дульсинею!

Но это все кругом около истории одной любви, когда он пропустил один жизненный момент и от этого стал поэтом, но ничего не могло и не может заменить упущенного мгновения: а потому «идеал недостижим». Библия такого не знает. Еврейский пессимизм, значит, тоска по тоске.

<Приписка на полях>Общий бекас. Пара журавлей. Работа по перемещению. Понимание бекаса определило ход по болоту, а не наоборот.

Вечер 31 августа

Ясно. Сильный ветер. Холодно. Березовый лист слегка погорает. Ходил с Ромкой по болоту вокруг мыса Острова и ухитрился ни разу не провалиться. Это тоже искусство ходить по болоту, тоже уверенность явилась: пусть себе качается, я не покачнусь. Убил одного бекаса. То, чем обрадовал меня Ромка утром, вечером на том же оплошал: бекас переместился у него на глазах, и он его стурил. Получил здоровую порку. Надо учить походу осторожному к перемещенной птице.

Журавли начинают свои осенние эволюции. Хорошо смотреть, когда пара летает, планируя рядом, три раза один махнет, и три раза другой, и опять планируют, и опять по два маха, и…

Когда-то я убивался, учил Ромку ходить по топкому болоту, а теперь смешно думать об этом: тихий ход сам собой определился, когда он понял, для чего это нужно. Вот, я думаю, и в лесу также определится.

<Запись на полях>Журавлиный полет.

1 Сентября.Ночью бушевал северный ветер. Утром хозяева вышли в полушубках. Так случился мгновенный переход к осени.

Собаки волнуются: кого возьмет хозяин. Кента выбежала, когда я надевал сапоги, вернулась к себе и там замерла. Она выйдет опять, когда дойдет у меня черед до ружья. У Ромки безумное волнение, его перед охотой подавил страх, что его не возьмут, и он положил свой утюг между лапами и смотрит большими глазами.

<Запись на полях>Кого возьмет? Стог обжал. «Чмок» бекас: чмок болото. Ученье собаки: кого возьмем? Ветер в лесу.

Выходим с Кентой на Остров. Тетерева не даются, взлетают не в меру. Ветер сильно шумит. Я это в лесу не люблю. Мне бывает в сильно шумящем лесу, как когда за столом, когда каждый рассказывает что-нибудь интересное, а там ложку уронили, стали поднимать, уронили стакан, кто смеется, кто ссорится, а меня совсем забыли с моим интересным рассказом, и когда, наконец, гости опомнились и сказали: «ну что такое хотели нам рассказать?», я вдруг сам забыл, о чем я хотел рассказать. Ветер в лесу шумный гость и не дает жить про себя.

Я бросил лес и стал обходить Остров болотами. Отступя от леса шагов на 200 или 300, в зыбунах кое-где были разбросаны рыжеющие ивовые кустики, и в них попрятались гулявшие по скошенному болоту черныши. Их было три, два вылетело не в меру, одного я убил бекасинником.

Только один бекас <1 нрзб.>взвился против ветра и устроил такое колено, что я и стрельнуть не посмел. Другие, не смея подняться, перемещались от собак, как дупеля, на десять шагов и потом взлетали второй раз, замирали в воздухе, так что двух я взял прямо с прицела. На опушке леса и болота подвернулся и дупель. Итак, всего я взял за короткое время на возвратном пути: петуха, дупеля и четырех бекасов. Пришел к заключению обратному, чем пишут: лучше нет стрельбы в бекасов, как по сильному ветру, и очень добычливо, и очень занятно: каждый бекас бросается на ветер, как в пучину на счастье, с дразнящим своим, вызывающим «чмок!» Схватишь его и скажешь: «вот тебе чмок!»

Я совсем перестаю проваливаться в болоте и пришел сухим. Надо опасаться стогов и подходить к ним с осторожностью, потому что стог своей тяжестью обжимает болото и вокруг него всегда грязно.

<Запись на полях>Искусство ходить по болоту, стога.

Читал речь Бухарина, и мне больно думать о жизни Троцкого, Зиновьева и Каменева. Судя по тому, что говорил о них Бухарин, эти люди окончательно разочаровались в революции и, победив, продолжают какую-то мышью свою беготню: в их положении надо или верить, как хочет верить честный Бухарин, или покончить с собой.

Но нам со стороны трудно думать иначе как в направлении к национальному реформизму. Нагулялся по всей волюшке Ленин, расходился во всю-то головушку… все испробовано, какой там социализм!.. Лезет, прет мужик во всю силу, а остальное все представление.

Очень возможно, что Бухарин ненатуристый человек и склонен интеллектуально настраиваться на роль во всемирном спектакле. Эти люди около чего-то большого и реального стоят, но не знают его и называют бессмысленно.

Вот я охотник и знаю, что такое свобода, и если бы я взялся за революцию, начал бы стоять за ощутимую свободу. Они же обладают только футляром от всяких свобод, и на футлярах золотые слова. Иных «человек <1 нрзб.>, других просто мужик привлекает мощностью своей натуры, человек натуральный, целостный, всегда привлекательней «частичного» человека, на этом правдивом чувстве и построен социализм. Но схватившись за натуру, социализм разбегается в политику… И вот, в конце концов, в чем же обвиняет Бухарин Троцкого – horribile dictu [24]24
  страшно сказать (лат.).


[Закрыть]для материалиста: обвиняет в том, что Троцкий не верит (так и написано). Милый Бухарин, это последнее, если один социалист упрекает другого в неверии.

Охота на бекасов в ветреный день

После удачной охоты долго потом переживается в подробностях каждый интересный случай, сегодня я вспоминаю, как прижала к кустарникам Кента бекаса, и ему надо было лететь непременно на ветер, он же предпочел махнуть через собаку, <1 нрзб.>затишинке кустов опушки, и как его нагнал мой выстрел.

А то был один опасливый, взлетел невысоко и стал опускаться. Я взял его при спуске возле травы, так что потом приходилось подходить с осторожностью, не взлетел бы, и он не взлетел. А то был интересный бекас, как будто не осилил ветер, замер в воздухе, и я взял его прямо на мушку, как дрожащего кролика на месте кончины. И то же самое было с другим, и как было приятно, поднимая его, узнать дупеля.

Тоже не забывается, как вдруг в трех кустах пропала Кента. Я оглянулся вокруг, везде было чистое болото, и, значит, Кента невидимая стояла сзади куста, и раз уже было так с Ромкой, вылетел петух, может быть, и сейчас… И в этот момент в заключение догадки, как он вырвался! с какой безумной быстротой ринулся в лес и раз! бекасиная мелкая дробь выбила перья, он летит, кажется, сколько он пролетел! но это всего два шага, другой выстрел поправляет первый, немного вперед, и черныш с разбитой головой валится… Сегодня пришла Вера Антоновна с Лилей.

2 Сентября.Тихое свежее солнечное утро, потом сильный ветер. Разбился термос – какое горе! Расстроился желудок. Я вышел только в 7 утра на близкое болото с Ромкой. Сделал подряд пять промахов в бекасов и вернулся домой не совсем здоровый. Друг мой, вырви язык охотнику, который говорит, что он стреляет бекасов без промаху.

Ромка тоже работает неважно, схватил бекаса очень далеко, по топкому болоту, не успеешь за ним, а он все лезет и лезет на болотную стойку, пока бекас не слетит. Но хорошо, что по взлете бекаса, если я по нем не стрелял, Ромка не только бежит за ним, а приходит ко мне виноватый и ложится…

<Запись на полях>Работа собаки в ветер.

Я пробовал пустить его против ветра, он схватывает далеко, и мне плохо приходится. Потом пробовал пускать его по ветру, так он держится ближе, потому что ему нужен ветер и приходится обертываться назад. Так выходило, будто невод закидываешь и потом собираешь его к себе: отбежав шагов на сто, Ромка делает круг в обратную сторону, выбирает ветер и вдруг, схватив желанную струю, вытягивается, наступает. Часто ему не верится, он подается назад и оттуда несется на всем карьере к тому месту, где ему пахнуло и перестало, и если опять на этом месте он остановился, значит, это уж верно: бекас где-нибудь тут. Нет, скорей всего: Ромка не плохо работает, а это я плохо стрелял по болезни и с больной головы переводил на здоровый живот.

3 Сентября.Ясная, тихая и очень холодная ночь. Перед восходом было холодно и в шерстяной куртке, потом начался сильный ветер. Охотился с Кентой на Ивановском болоте. Бекасов очень много, постоянно пересаживаются, как дупеля. Я убил, направляясь против ветра возле кустов, восемь штук, назад, на Кубже было еще больше, но и Кента их за ветром спихивала, не причуяв, а патроны мои давали осечки.

Всех бекасов подарил Вере Антоновне, которая сегодня отправилась в Шеметово. Сегодня удалось мне наконец-то узнать, почему Кента иногда не находит убитых бекасов: один из убитых мной бекасов так запрятался в кочках, что, когда Кента и причуяла и указала носом, я не мог его найти, и только уже когда велел ей подать, она запустила нос в глубину и вытащила.

<Запись на полях> Брусника.

Запасаемся брусникой. Чтобы отделить ягоду от листьев и всякого мохового мусора, который неизбежно попадает при сборе, ставит Е. П. наклонно крышку стола и катит по ней ягоду, и мусор, и листики остаются на столе.

<Запись на полях>Боговник и кочки.

В. А. задохнулась в моховом болоте от боговника, ей представилось, что ей ко рту приложили вату с хлороформом, ей страшно стало, что огромные кочки качаются и что их было много, без конца. Ужас ее охватил. И через это я понял огромное расстояние вкусов культурного человека от болот.

<Запись на полях>Царство болото.

А Берендей потому мудрый царь, что заставил себе служить все, что люди называют злом: комары, слепни, гнус, и топь, и кочки – все это охраняет Берендеево царство от вторжения недостойных людей. Потому попасть в Берендеево царство все равно что в Невидимый град: надо потрудиться, надо быть сильным и чистым сердцем. Вот и простые русские люди на болотные кочки…

<Запись на полях>Хозяева стали позднее вставать (молотьба). Лисья шуба.

4 Сентября.Хозяин говорил вчера Е. П-не, что этой зимой сына ему придется женить. «Есть, – говорит он, – у нас лисья шуба, я ее к свадьбе берег, а он теперь стал понашивать и заносит, а к свадьбе придется другую делать». Так выходило из слов хозяина, что лисья шуба главная причина скорой женитьбы Сережи. Женится и кончено: хомут на всю жизнь, да и какой хомут!

По вечеру больше заметно движение осени, чем по утру. Но все-таки замечаю и утром, что мои хозяева стали много поздней меня вставать. У меня начинается самое хорошее время, предрассветные часы, в которые лучше всего работается. Я вышел сегодня не совсем рано, в 5 у., солнце, впрочем, еще только что поднялось и в тумане было, как месяц. Я пошел с Кентой на Ивановское болото пострелять бекасов всласть и на обратном пути в кустах проверить тетеревей.

Утро было прохладное, тихое и росистое. Мелкий лес, – березки, через пятое десятое, осинки и как редкость сосна или елочка с краснеющими кочками брусники – этот лес ждал охотника.

Я очень спешил попасть на болото до скота. В 5½ солнце вышло из тумана, и я отпустил Кенту, сказав «ищи!» Но нет, на поскотине дупелей еще не было. Я перешел на ту сторону Кубжи за бекасами, и как раз в это время вошло на мое место стадо, все лошади собрались в кучу и стали смотреть на мою собаку.

Мне казалось, они это на меня смотрят, попаду я или промахнусь в бекаса поначалу. Среди них был, конечно, и не видимый мне пастух. Я всегда делаю промахи, когда на меня смотрят. Не было исключения и в этом разе: три раза подряд. Но это меня ничуть не потревожило, теперь я уже уверен в своей стрельбе и знаю даже, что промах вначале лучше, чем счастливый выстрел. Опираясь на удачу, можно отлично разохотиться и без промаха бить в этот день, но это не значит, что завтра опять будет так. А вот когда началось с промахов, и притом знаешь наверное, что впереди будет лучше и лучше, то это уже не гаданье, а стрельба.

В охоте на бекасов, прежде всего смелость, решительность выстрела, чтобы стрелять не выцеливая, не выжидая, а сразу. Это не значит, что в этой стрельбе «сразу» тоже нет расчета, есть, конечно, только там уж рассчитывает не этот утопающий в грязи человек, а какой-то другой, легкий, свободный, счастливый. Вот именно надо выйти из расчета, из страха промазать на глазах всех лошадей, от всего этого мелкого надо отрешиться и выйти на всю волю. После трех неудачных выстрелов я, наконец, вышел из расчета, забыл лошадей.

Бекас летел, казалось, чуть-чуть не в меру, и я решился, стрельнул ему поперек пути. Он продолжал лететь после выстрела, но я что-то заметил, верно, это была оставшаяся в воздухе пушинка, а может быть, особенность полета. Бекас как будто совершенно нормально выбрал себе с высоты место для спуска, снизился, раскрыл крылышки совершенно так, как они делают при опускании в траву, но последнюю четверть аршина он спускался не так, было что-то неестественное, прямое… Я взял Кенту и, когда приблизился, выслал ее. Она сделала стойку и потом поняла: бекас лежал мертвый. Вот после этого, казалось бы, дурацкого, но смелого и решительного выстрела все пошло хорошо, и я взял свою норму (за норму считаю просто больше бекасов в сумке, чем промахов).

На обратном пути в кустах нашел ранний выводок тетеревов, который разлетелся невидимо. Потом нашел тетерку с двумя петушками, начинающими чернеть. Это был поздний выводок. Я взял обоих петушков, и бекасов у меня было 7 штук.

Ветер начался только в 10 у., но и то не такой, как вчера, и сегодня значительно теплее.

<Запись па полях> Безлюдье.

Я немножечко принастрелялся бекасов, тетерева в этом году с маленькими выводками неинтересны, все что-то нет «овсяных» дупелей.

Сижу я, отдыхаю в лесу под кустом, и является мне что-то вроде упрека: «как можешь ты выносить на родине такое безлюдье?» Мне очень знаком этот «социальный» голос по старому времени. Я тогда себе так ответил: «а как же моряки, как путешественники, исследователи, колонизаторы и т. д., мало ли таких людей на свете: все они живут надеждой на свидание с родными, с друзьями. Когда-нибудь и я увижусь».

И мне мой литературный путь кажется путем к близким мне людям. Оно так и оказалось, появились искренние люди, близкие, и стало среди них почти как в семье. Но все это было не совсем то: истинный друг так и остался недоступным, где-то за морями. Вот и теперь после разрушения литературной семьи стало еще виднее, что друг этот недоступный существует непременно и что этого довольно, чтобы выносить безлюдье пустыни и часто быть счастливым и не одиноким.

Корни социализма

<Запись на полях>Ромка – пылесос.

Ромка сидел двое суток без дела и одурел от скуки. Он выдумал превратить свой нос в пылесос, так делает: к тонкой щелке между половицами прижимает ноздрю и остальную часть носа туго пришлепнет, так что тянется только из щелки, и тянет, и тянет в себя движимое содержимое подполья; отнюхав одно место, переходит к другому и оставляет на первом мокрый отпечаток своего пятачка.

Мне надоело слушать этот пылесос, пришлось под вечер пройти с ним на болото. К вечеру бекасы, вероятно, приготовлялись летать, были строгие, слетели далеко, но один большой вислокрылый, снявшись, пересел на глазах Ромки в 10 шагах за куст. Мне удалось издали, то угрожая плетью, то лаская теплым словом, не только удержать Ромку от покушения бежать к нему, но даже призвать к себе. Потом я заставил его идти сзади, это было очень трудно, но все-таки я заставил, и так мы подошли к кусту: он, вспомнив, стал на старое место, я с другой стороны.

Вероятно, взволнованный работой над отозванием Ромки и особенно возней во время подхода, я промазал. Бекас, однако, опять пересел недалеко, и снова мучительный подход. После выстрела как обыкновенно уложил Ромку и теперь уже заставил подходить к мертвому определенно сзади себя. Когда возвращался домой, несколько раз проделал это: так с ружьем наизготовке, и он крался сзади. Это может быть примером ученья прямо на охоте без предварительной дрессировки.

В это поле не думаю пускать Ромку в лес, пусть пройдет его юношеская горячность.

<Запись на полях>Учил Ромку ходить позади.

5 Сентября.Ветер переменился, стало много теплее, но, конечно, все-таки пахнет осенью, и всю охоту можно выдержать в шерстяной толстовке.

Сегодня я беру Ромку для проверки дупелей и накидываю в сумку побольше баранок. Я достигаю баранками этими две цели, первое, даю Ромке за хорошую работу и, второе, уничтожая запас их, приближаю время, когда Е. П-на возьмется за печенье.

Первый дупель взят был на тропе Берендея, второй на полосах, в третьем узнал от пастухов на Ясниковском болоте (что каждый день швыряют в него палками), этот третий дупель был не виданных мною размеров, почти вдвое против первых обыкновенных и тоже не худых. Вероятней всего эти последние из молодых, а большой – многолетний самец.

Характерно для теперешней охоты, что все время слышишь курлыканье журавлей и иногда любуешься их полетом.

Вчера ночью появился Петя и принес известие, что деньги мне за Собрание не присланы. Это считаю как угрозу «отдаленной зимы».

<Запись на полях>Дупеля.

6 Сентября.Вчера сухотье и дождя не было, сегодня вот началось утро и опять сухотье.

Еле можно писать на рассвете, но мне нужно, и неясно так вижу, что мне надо записать. Бывает, проснешься в темноте, угадывая предрассветный час, и чувствуешь, слежались, как одеяло, как туман на болоте ночью заветные чувства, сгустились они так тяжко, что вот бы только высказать их, и сразу выглянет солнце, и туманы рассеются. Но далеко до солнца в предрассветный час! попробую разобраться в этом тумане.

Я думал о любви и о черном хлебе во время голода. Бывало, как мечтаешь поесть, и когда дорвешься, потом разочарование: «неужели это все?» И вот когда очень хочется есть, то как ни мечтай об этом, так мечтой не привлечешь к себе кусок хлеба. А любовь привлекается мечтой, красивые слова возбуждают у девушек доверие, она доверяет и отдает «свое лучшее». Любовь вся совершается в кредит. И продолжается дальше, когда родится ребенок: мать свое лучшее опять доверяет.

В заботе о хлебе насущном результаты труда «пожинают» и говорят: «что посеешь, то пожнешь. Там весною и летом работают, а осенью едят и зимою лежат на печи.

В любви сначала полежат, а потом начинают заботиться. Организация счастья у крестьян такая, чтобы сразу в момент появления любви отдавать ее на растерзание заботам о добывании пищи и подчинить эту силу одному закону утоления голода… Крестьянам не приходится отрабатывать долг любви, напротив, им любовь остается в долгу…

<Запись на полях>Вечером дым от выстрела лег на траву и остался лежать на ней белым, далеко заметным пятном, будто сметану пролили.

<Запись на полях>Счастье крестьян.

И все это для того, чтобы раскрыть значение слов «я отдала свое самое лучшее» ^{75} . Значит, что отдала всю свою силу доверия к другому, она уже не может в себе найти ничего равного. Это доверие может ограничиться только духовными силами, без которых тело ничего не значит, так что «лишение невинности» не значит «лишение девственной плевы». Таких девственниц, лишенных невинности (т. е. доверия, делающего матерью), множество.

Вообще любовь с самого начала является врагом материального, «экономического фактора», и так разделяется жизнь, что личность, творчество остаются на одной стороне (с любовью), а общественность на другой стороне, на добывании средств потомству (экономическ. фактор).

<Запись на полях>Любовь.

<Приписка на полях>В стае журавлей еще не совсем прочная связь: отделяются три, и это были два старых и один молодой – журавлиная семья.

Петя был командирован на разведку в Солнцево, но Ярик от него удрал. Я прошелся с Кентой по Жарью. Убил одного бекаса, Петя трех из-под себя.

Приехал Андрюша, провалившийся на экзамене. Леве грозит опасность не сдать экзамен и быть исключенным из университета. Ворчу.

Журавлиное время. Охота на дупелей всегда сопровождалась перелетом журавлиных стай.

<Запись на полях>Дупеля и журавли.

7 Сентября.Великая сушь, но прохладно, и облака по небу ледянистые. До чего сухо, что дорога стала мягкой, как пуховик, а боковая тропа твердой, как асфальт. Вчера селезень из прудика вышел на дорогу и начал, как у них это ведется, стал на месте хлопать крыльями, – так он в одну минуту поднял вокруг себя облако пыли. Сегодня на дороге мы рассмотрели отпечатки лап русака, видно было, где он шел, где посидел, где скинулся и потом снова пошел. Мы с Псгей шли этим следом до самого Дмитрия Солунского.

Овес весь в копнах. Посевы ржи зеленеют. На нескошенных болотах осока сверху погорела, и болото стало бледно-рыжего цвета. Зеленело только там, где было скошено, и теперь пошла отава. В утренний час стаи журавлей непрерывно перемещаются с поемных лугов на поля, а то и наоборот, если спугнут на полях. Заметно, что их стаи еще непрочны: иногда вдруг отделяются от стаи три журавля, два большие и один между ними поменьше, значит, детеныши, значит, все три журавля – одна семья, и полетит эта семья стороной куда-то в другое место или, исчезнув на горизонте, появится и спустится в общую стаю. Так скопилось на И Банковских полях и лугах, я думаю, не меньше двухсот, куда ни глянешь, везде шеи и головы, как бутылки торчат.