Текст книги "Поиск-87: Приключения. Фантастика"

Автор книги: Михаил Шаламов

Соавторы: Владимир Соколовский,Евгений Филенко,Евгений Тамарченко,Нина Никитина,Александр Ефремов,Вячеслав Запольских,Вячеслав Букур
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)

Кратов огляделся, успокаивая дыхание. Лес остался по левую руку, и до него было дальше, чем до серых сопок, неясным силуэтом громоздившихся у горизонта. Очертания их показались Кратову знакомыми: у подножия одной из сопок он расстался с Большой Дубиной. Спасения искать нужно было именно там. Кратов двинулся к сопкам и, в очередной раз обернувшись, нашел, что преследователи поотстали. Должно быть, не хотели нарываться на неприятности с Земляными Людьми. Однако и не уходили совсем. Просто прилегли на снежок, прикинулись, будто их и нет. Ждали.

Кратов прибавил шаг, напряженно вглядываясь в темноту. На склонах сопок то тут, то там чернели просторные провалы пещер. На лягушиные лазы это мало походило. Кто мог обитать в этих холодных, открытых всем пещерах, оставалось только догадываться. Может быть, Каменные Люди?

Нога Кратова с хлюпаньем вошла в упругое месиво. У подножия сопок стлался белесый туман, по ближайшем рассмотрении оказавшийся знакомым металлоядным тестом. Его здесь было целое море, и это море бурлило, пузырилось, выбрасывало ленивые протуберанцы, сползая на равнину из пещер. Первым побуждением Кратова было повернуть прочь. Но он припомнил, что встреча в лесу не причинила ему ни малейшего вреда – если не считать того обстоятельства, что он лишился всякой связи со своим миром. Теперь у него нечем было поживиться, и тесто отпускало его, едва задев ноги скользкими равнодушными щупальцами.

Что-то хрупнуло под ногами Кратова. Потом еще, еще. Он застыл и поглядел под ноги.

Сквозь тонкий слой причмокивающего месива проступал обглоданный добела скелет. Ничего человеческого в нем не было, да и быть не могло: плоские, почти закрученные в спираль ребра, негнущийся хребет, две короткие многосуставчатые лапы, выходившие из одного сочленения, приплюснутый череп с тремя пустыми глазницами и разверстой ковшеобразной пастью.

Шарахнувшись, Кратов едва не споткнулся о другой остов, в котором он без труда опознал лягушкочеловека. Вокруг него валялись сотни скелетов – хорошо сохранившиеся, накопившиеся здесь за многие годы. А у самого входа в пещеру Кратов увидел бурую лохматую массу. Это был полуразложившийся труп невиданного существа, сильно напоминавшего обычного земного медведя.

Что тут произошло? Отчего все они умерли? Не кисель же этот гнусный задушил их!

Черный зияющий провал, до которого не добрел бурый зверь, безлико и равнодушно смотрел на Кратова. Заманчиво было одним махом преодолеть последние метры и скрыться в этой спасительной на вид темноте от зловещих преследователей, которым почему-то не улыбалось приближаться к заботливо укрытому одеялом из живой булькающей плазмы кладбищу. А если внутри пещеры внезапно обнаружится некий грозный хозяин, нагромоздивший здесь кости своих жертв для устрашения непрошеных визитеров? Кратов напряг изрядно отупевшие от холода и усталости чувства – ничего… Пещера казалась мертвой, заброшенной, тогда как за спиной маялись в нетерпении три ночных призрака, и мысли у них насчет Кратова были весьма и весьма неприятные. Мысли?! Да, конечно. Чему уж тут особенно удивляться?

Можно было, разумеется, не искушать судьбу, так и проторчать до рассвета между загадочной, малопонятной покуда пещерой и вполне реальной осязаемой опасностью сзади. Кто знает – может быть, они, к примеру, сугубо ночные жители и потому с восходом солнца уйдут прочь, до следующей ночи. Но к утру Кратов обратился бы в сосульку, и никакие воображаемые картины июльского зноя не помогли бы ему избежать этой бесславной участи. «Иссыхать в псаммийской пустыне, гореть в огненном смерче на Магме-10, а умереть-таки от спокойного ночного заморозка на Церусе-1? Нет, я так не желаю. В пещере никого нет, может быть, там даже не так холодно, а если я найду какой ни на есть мох или валежник, забытый прежними постояльцами, то проведу ночь в относительном комфорте. Будем же думать, что все эти бедолаги передохли, не выдержав нравственных испытаний при встрече с киселем-металлоядцем. Именно так и будем думать, пока не придумаем чего-нибудь получше. А пока я хочу туда, вовнутрь, и будь что будет, только без фокусов. Ну, звездоход, смелее!»

Он осторожно перешагнул через останки лохматого неудачника и вступил-таки под своды пещеры…

…этот его шаг внезапно вытянулся, раздернулся в пространстве и во времени в бесконечность, нога вырвалась из белесой массы с гулким, размазанным в морозной пустоте и теперь лениво стекающим в ничто, угасающим чмоканьем… нога вырвалась и продолжала свое движение по микрону в минуту, и одна минута тоже распростерлась на века и никак, никак не могла смениться следующей, будто не хотела уступить ей место в этой мимолетности, именуемой миром, Галактикой, вселенной, не желалось ей безвозвратно кануть в небытие, откуда нет и не может быть возврата никому и ничему, ибо каждая пылинка, каждый атом под звездами и туманностями – неповторимы, и неповторимы именно в силу своей мимолетности, благодаря все той же минуте, набившимся в нее секундам и терциям, и нельзя, к сожалению, сказать: остановись, мгновенье, ты прекрасно, – не остановится, унесется прочь, в недосягаемость, а так порой хочется, но не выходит, и вдруг – вышло, удалось, остановилось, и тянется, тянется, и никак не оборвется, только вот понять бы, в чем же прелесть этого мгновения, и есть ли в нем хоть какая-то прелесть, может, и нет в нем ничего прекрасного, и узнать бы тогда, кто же приказал ему остановиться…

…а в мозгу вдруг лопнул, словно запущенный нарыв, забурлил, забуянил горячий вулкан, извергся на волю потоками лавы, и лава эта сплошь состояла из мыслей, мысли были ее природными элементами, ее атомами, им тесно было внутри потоков, им недоставало места даже в мозгу, и они норовили вырваться прочь, зажить собственной, вольготной, независимой жизнью, овеществиться, воплотиться, воспарить, существовать не импульсами в пятимиллиметровой оболочке серого вещества, а отстраненно, над этой тюрьмой-мозгом, пусть даже и бестелесно… и они толкались, ссорились, спорили между собой тысячеголосо и сердито, они противоречили себе и всему миру, они выпростались из ярма сознания и были сами себе хозяевами, раскололи разум на фрагментики, словно на анклавы, и каждый этот анклав решал свою проблему, и что самое-то занятное – находил миллионы решений, и все правильные, и пусть каждое последующее решение было правильнее предыдущего, это ничего не меняло, и можно было бы без особого ущерба остановиться на предыдущем, но анклавы в радостном, сверкающем, плещущем через край, упоительном бешенстве свободы и раскованности измышляли все новые и новые решения, рвались напролом к совершенству и абсолюту и находили совершенство и абсолют, чтобы в следующий блистательный миг ниспровергнуть все к чертям и лететь дальше, дальше, дальше, и потрясенный мозг никак не мог вернуться к первозданности, он застыл, оцепенел, капитулировал перед этим хаосом, он ничего не мог с ним поделать, и если бы где-то удалось запомнить, отложить про запас хотя бы миллиардную долю отброшенных идеальных решений… но не осталось ни единого незанятого бушующими анклавами клочка памяти, все сто процентов работали вовсю, и отвергнутые решения немедля стирались, уничтожались без сожаления, потому что их негде было сохранить, и эта безумная мозаика взрывалась гениальностью, упивалась ею и бешено неслась вперед, раздирая несчастный мозг своими междоусобицами и распирая изнутри не такую уж и прочную черепную коробку…

…при расщеплении кварка выделяется импульс протоэнергии мощностью в миллиард с лишним… инвариантность ксенологических транзакций предполагает, что… вероятнее всего, тут подошла бы идея рациогена… неверно, что движение по оси времени невозможно, все дело в… и Руточка Венуолите посмотрела на него через плечо, и было в ее взгляде… концепция рациогена подразумевает… релаксация гравитационных полей приводит к мгновенному экзометральному прокалыванию без каких бы то ни было… по поводу рациогена уместно предположить, что…

В лицо Кратову полыхнуло ослепительно-синим, и жуткая круговерть оборвалась. Импульсы от позабытых за глобальными проблемами зрительных нервов наконец-то пробились к изнемогшему сознанию, и оттуда поступила слабая, едва различимая команда тревоги. И отчужденное было за ненужностью тело очнулось от столбняка, зажило, шарахнулось прочь. Следующий разряд ударил в то место, где Кратов только что стоял.

Колонна синего огня преграждала вход в заклятую пещеру. Змеящиеся отростки выкидывались из нее на склоны сопки, прожигали в наледи черные сухие дорожки, били в корчившееся от неудовольствия тесто, сметали прочь вросшие в землю скелеты. Кратов увяз ногой в костище, споткнулся и упал. Тонкое жгучее щупальце прыгнуло за ним вслед и цапнуло вскользь плечо, едва прикрытое лохмотьями скафандра. Мир снова взорвался, но уже не мыслями, а болью… Оглушенный, наполовину парализованный, ничего не соображающий, Кратов покатился под уклон, ткнулся в спасительно холодный наст пылающим лицом и пополз прочь – подальше от страшного, бушующего урагана молний…

«Куда я? – внезапно проступило в его сознании. – Там же смерть! И позади – смерть… всюду смерть…»

Как в бреду, как в кошмаре, он почувствовал мягкий, но настойчивый толчок в спину. Сильные лапы перевернули его. Подсвеченное синим адским пламенем небо чужепланетной ночи на миг склонилось над ним и тут же пропало. На Кратова надвинулась поросшая седыми лохмами звериная морда. Маленькие глазки налились кровью, раззявилась розовая клыкастая пасть.

– Уэхх! – дохнула она в лицо Кратову. – Уарр уэхх!

И продолжала надвигаться и распахиваться все шире и шире…

Часть третья
РАЦИОГЕН

1. Ксенологическая миссия

– Надо признать, мне здесь не слишком нравится, – сказал Лерман. – Не планета, а пустошь. Все вымерзло до хруста.

Энграф промолчал. Он стоял по колено в снегу, нахохлившись, и кутался в роскошный меховой плащ не по росту. Во время перелета он с отвычки слегка укачался, так что на душе до сих пор было муторно.

– Кратовский биотехн нашелся только вчера, – произнес Лерман. – Он лежит – или стоит, аллах его разберет, – в трех километрах от нас, по ту сторону сопок. На попытки связи в гравидиапазоне и телепатически не откликнулся. Может быть, он неисправен? Или – как это бывает у биотехнов – подох?

– У сфазианских биотехнов так не бывает, – неохотно промолвил Энграф. – Они не ломаются и не дохнут. Ну разве что угодят в центр какого-нибудь астрального катаклизма.

– Мы не рискнули к нему приблизиться, – смущенно продолжал Лерман. – Кто знает, что он там решит о нас. Еще врежет разрядом, приняв за личных врагов своего хозяина!

– Безосновательно. Биотехны этой модификации ориентированы на доброе расположение к гуманоидам. Думаю, сейчас ему не до ваших визитов. Он находится в ожидании телепатического контакта с Кратовым и все свои ресурсы направил на достижение этой цели, прервав иные сношения с окружающей средой. Приблизительно через два дня он взлетит и самостоятельно начнет облет планеты в поисках Кратова.

– А нельзя ли уговорить его взлететь пораньше?

– Нельзя, – лязгнул Энграф. – Он так запрограммирован.

– И кто выдумал эти программируемые инстинкты, – проворчал Лерман.

– Наши старшие братья гилурги. Можете направить им претензию. Только не удивляйтесь после, если они персонально для вас выведут биотехна вообще без инстинктов. Представляю, – на мученически бледном лике Энграфа проступило отдаленное подобие усмешки, – как вы намаетесь с этим ублюдком.

– Кратов пропал позавчера утром, – сказал Лерман. – По его словам, на планете в момент его последнего выхода на связь был полдень. Это произошло сразу после того, как он открыл третью разумную расу.

– Эти самые… э-э… водоплавающие?

– Да. Наши переговоры носили весьма сумбурный характер, Кратов был под впечатлением своего краткосрочного контакта с третьей расой. По его предположениям, это были ихтиоморфы или еще один вид амфибий. К сожалению, он не удосужился сообщить координаты своего местонахождения.

– А вы, коллега, не удосужились об этом спросить, – ввернул Энграф.

– Моя вина. Но Кратов выходил на связь каждые два часа, всегда был совершенно спокоен, уверен в собственных силах, ироничен – ну, вы знаете его лучше меня. Ничто в его поведении не предвещало осложнений! По его же слетам я заключил, что он каким-то образом очутился на берегу некоего водоема. Мы сделали картограмму окрестностей. Озер здесь не так много, но накануне прошел снегопад, и не осталось никаких шансов обнаружить следы. Поскольку Кратов упомянул о своих спутниках, выручивших его в момент опасности, следует предположить, что он в сопровождении Земляных Людей отправился на своеобразную прогулку.

– Прогулка, – сердито хмыкнул Григорий Матвеевич. – Я действительно неплохо знаю Кратова и могу вас заверить, что он шел искать вторую расу. Этих самых, э-э, рептилоидов с серьгами. А попутно налетел на третью. И если мы выведаем у коллеги Великой Дубины…

– Большой Дубины, – почтительно поправил Лерман.

– …охотничий маршрут к каменным домам рептилоидов, то сможем точно установить, у какого озера побывал Костя и где именно бесследно исчез.

– Земляные Люди на контакт пока не идут, – сказал Лерман и нахмурился. – Закупорились в своих норах и носа не кажут. Мои ребята сделали рейд в поисках других поселений этих амфибий – там все обстоит еще хуже. На наших дважды нападали.

– Надеюсь, жертв нет?

– Одному расквасили нос, не считая мелких царапин и синяков.

– Меня интересуют последствия упомянутого рейда для Земляных Людей.

– Ну, эти-то как раз остались вполне удовлетворены результатом. Обратили злокозненных пришельцев в постыдное бегство, еще бы!

– Нападали, – задумчиво промолвил Энграф. – Не проявили интереса к гостям – в отличие от Большой Дубины?.

– Именно, – подтвердил Лерман слегка растерянно.

– А какое оружие они при этом употребляли?

– Никакого.

– Ни каменных ножей, ни тяжелых дубин?

– Абсолютно ничего.

– Гм… – Энграф выпростал руку из складок плаща, сунул ее под капюшон и почесал затылок. – Видел я этих амфибий. То, что они накинулись на чужаков, мне отчего-то более понятно, нежели эти дипломатические уловки вроде трухлявого дубья. А как вам?

– Признаться, никак. Не задумывался над этим. У меня сейчас одна мысль – как разыскать Костю Кратова.

– Костя Кратов, наверное, тоже думал о другом. Да и когда ему было строить ксенологические модели в этой карусели? Три разумных расы. Правда, две из них – предположительно разумные. И все наперегонки едят друг дружку.

Лерман молча пожал плечами.

– И тем не менее, коли мы не проясним ситуации, – продолжал Григорий Матвеевич, – мы ничего не добьемся. И Костю не найдем, и аборигенам не поможем. Я предлагаю следующий план действий. Если, разумеется, у вас как у руководителя миссии нет своих соображений. Установить за биотехном постоянное наблюдение и, если он пустится на поиски хозяина, неотступно за ним следовать на расстоянии. Немедленно выслать во все отдаленные районы материка группы по три-четыре человека. Если не хватит народу, можете вызвать с других стационаров, все будут рады помочь. Их задача – попытаться вступить в контакт с племенами Земляных Людей. При малейшем неудовольствии со стороны амфибий – попытки оставить, нанести местонахождение племени на карту и переходить к следующему участку. Если контакт налаживается – сделать то же самое, но с необходимыми ксенологическими реверансами. На другие расы, буде таковые встретятся, не отвлекаться – только отмечать на карте. Работать от края к центру, то есть от побережья к нам. О ходе событий постоянно информировать меня – через вас, коллега. Вы встречались с Кратовым?

– Не так часто, как хотелось бы…

– Найдите среди вашего персонала толкового ксенолога, внешне достаточно схожего с Кратовым. Напомню вам его физические характеристики: возраст тридцать пять лет, рост – один девяносто восемь, вес сто пять, телосложение более чем атлетическое, светлый шатен, лицо широкое, глаза серые, при отраженном свете кажутся зеленоватыми. Обратите особое внимание на глаза. Когда найдете, пришлите ко мне на инструктаж.

– Ну, это несложно, – загадочно сощурился Лерман и приблизил видеобраслет к лицу. – Коллега Сидящий Бык, это Лерман. Подойдите к нам.

Когда тот приблизился, Энграф от изумления утратил на некоторое время дар речи. Ему даже захотелось протереть глаза.

– Вы что, заранее такого подобрали? – наконец осведомился он у Лермана.

Ксенолог Сидящий Бык стоял перед ними, спокойно изучая Григория Матвеевича ледяными серыми глазами. Тому живо припомнилась их первая встреча с Кратовым, междоусобица по поводу милой женщины Руточки Венуолите, затюканной капризами мужского населения Парадиза. Так и чудилось, что сейчас последует холодное перечисление очередных претензий. Но Сидящий Бык молчал и глядел на потрясенного Энграфа сверху вниз.

– Я предполагал, что на первом этапе контакта с Земляными Людьми нам потребуется двойник Кратова, – сказал Лерман. – И, чтобы не тратить времени на подбор кандидатуры, обратился в Канадский институт экспериментальной антропологии.

– Так это человек-2? – прошептал ему на ухо сконфуженный Энграф. – То-то я гляжу – имя какое-то странное.

– Можете говорить вслух, – равнодушно произнес Сидящий Бык. – Как в третьем лице, так и обращаясь непосредственно ко мне. Обсуждение вопроса о моем происхождении меня не шокирует.

– Представьтесь, коллега, – попросил Лерман.

– Мое имя – Сидящий Бык. Я принял его в память об одном из вождей объединенного войска индейских племен сиу и шайенов, в ходе войны за золотоносные холмы Блэк Хиллз уничтоживших 25 июня 1876 года Седьмой кавалерийский полк под командованием генерала Кастера над рекой Литл Биг Хорн. Почему-то именно этот факт вошел в историю в связи с именем вождя Сидящего Быка, хотя несколько раньше те же войска нанесли поражение основным силам белых, в составе пятнадцати эскадронов кавалерии и пяти рот пехоты под командованием генерала Крука. По происхождению я человек-2. Прошел подготовку в области звездной навигации, экзобиологии и прикладной ксеносоциометрии для участия в ксенологических миссиях Галактического Братства, адаптирован для миссии на Церусе-1 в качестве двойника Константина Кратова.

– Изумительно, – пробормотал Григорий Матвеевич. – Тогда вы, очевидно, знаете свою роль?

– Мне неизвестно, какую программу действий вы предполагали мне предписать. Но я думаю, что мне следует появиться в окрестностях поселения Земляных Людей в скафандре, идентичном тому, что был на Кратове, и фактом своего присутствия на месте прежней встречи побудить вождя Большую Дубину к возобновлению контакта. При мне должен быть лингвар типа «Портатиф де люкс», с помощью которого я в кратчайший срок обязан буду изучить язык Земляных Людей и выяснить у них маршрут, которым Кратов ушел на поиски второй разумной расы. Я могу начать действовать?

– Да, разумеется… коллега, – промолвил Энграф и, выждав, пока тот удалится, спросил: – Как вы с ним обходитесь? Должно быть, нелегко иметь в составе миссии такого… э-э… союзника?

– А как вы срабатываетесь с коллегами по Галактическому Братству? – полюбопытствовал Лерман. – Те и вовсе не люди, ни по естеству, ни по психологии.

– Не знаю, не знаю, – Энграф с сомнением покачал головой. – Не человек. Но и не робот. А бог весть что.

– Человек, – уверенно заявил Лерман. – И даже с чувством юмора. Правда, оно у него весьма своеобразное, и в отличие от нас, так сказать – людей-1, он избегает оттачивать его на окружающих. И вообще почитает юмор за низшую компоненту своего интеллекта. Может быть, небезосновательно?

– М-да… – Григорий Матвеевич поежился. – Мы с вами здесь ведем дискуссии о человеческой природе, а Костя Кратов сгинул в безвестности.

– Это я виноват, – помрачнел Лерман. – Нужно было убедить его вернуться к своему кораблю.

– Не убивайтесь, коллега. Вы бы ничего не достигли. Он никогда и никому не уступал права на собственный поступок.

В кают-компании, куда они вернулись погреться, царило деловитое возбуждение. Энграф, давно уже не окунавшийся в суматошную атмосферу ксенологических миссий, с любопытством прислушивался к отрывистым переговорам бойких молодых ребят, еще не вылетавших высокого ценза, но работу свою знавших на совесть. Несколько раз его вежливо, но настойчиво отодвигали. «Кто этот дедушка?» – услышал он за спиной малопочтительный шепоток. «Говорят, патриарх четвертой разумной расы». – «Нет, серьезно. Я где-то видел этого Николу-угодника».

«Я работаю на Сфазисе скоро тридцать лет, а Костя Кратов два года, – грустно подумал Энграф. – Но его узнают в любом уголке Галактики. Поначалу ему нравилось, хотя он и стыдился в том сознаться. А потом ему надоело, а еще позже стало угнетать. Как надоело однажды мне. Меня тоже узнавали, а теперь забыли и толкают локтями. Хорошо, хоть извиняются при этом».

Все внимание было нацелено на квадрат местности неподалеку от поселения Земляных Людей, куда сейчас неспешной раскачивающейся походкой двигался Сидящий Бык.

– Чертовщина, – промолвил Энграф. – У него даже поступь кратовская!

– Готовили специально, – сказал Лерман. – В деталях, вплоть до старых ожогов. Там это быстро. – Не оборачиваясь, он спросил у дежурного наблюдателя: – Мониторы?

– В воздухе.

– Дайте максимум на сопки.

Черные, с подмерзшей утоптанной грязью вокруг, лазы, что вели к подземному болоту, наплывом увеличились во весь экран видеала.

– Тишина, – пробормотал Лерман сердито.

– По-моему, там что-то копошится, – с сомнением заметил Энграф.

– Просто нам очень хочется, чтобы там что-то копошилось. Пойдемте пить чай, Григорий Матвеевич. Если возникнет что-нибудь, нам сообщат.

Они успели дойти только до дверей.

– Говорит Сидящий Бык, – разнеслось по всему кораблю. – Я у цели. Земляные Люди появились из потайного хода за пределами обзора с наших мониторов и приближаются ко мне. Впереди, по всей вероятности, вождь. Он вооружен дубиной и каменным ножом, но настроен, кажется, миролюбиво. Следующий сеанс через полчаса.

– Похоже, ваш план работает, – сказал Лерман.

– Наш план, – поправил его Энграф и многозначительно кивнул на соседний видеал, демонстрировавший четкую шеренгу еще со вчерашнего вечера готовых к взлету новеньких четырехместных гравитров.

2. Стихотворец Бубб

– Здесь паршиво, – сказал Бубб, почесывая грязным когтистым пальцем между лопаток. – Жрать нечего, днем холодно, шерсть в сосульки смерзается, с подстилки не встанешь. Завшивели с ног до макушек. Ты бог, ты и сделай так, чтобы нам было хорошо. А мы на тебя молиться будем.

– Какой я бог, – устало отмахнулся Кратов. – Ты и сам прекрасно знаешь. Ты же с головой мужик.

– С головой, – согласился Бубб. – Со вшивой.

Тут он растворил жуткую пасть и заржал так, что в темном углу зашевелились полусонные самки и тоненько заскулил, запричитал детеныш.

– Цыц, – рявкнул Бубб, и шевеление испуганно улеглось. – Так и живем, – продолжал он, развернувшись к Кратову всем корпусом. Шеи у него не было, круглая голова прочно вросла в мощные плечевые мышцы. – В грязи, без радостей, без удобства. Одни страхи. Что скажешь, бог?

– Еще раз назовешь меня богом, получишь по рогам, – пообещал Кратов. – Понятно?

Бубб снова хохотнул. Он-то понял. Что-что, а силу он понимал безоговорочно. К тому же он имел повод оценить боевые качества Кратова при первом их знакомстве. Вместе с двумя следопытами он крался за ним до самого Огненного Капища, а потом оттащил подальше от растревоженных молний и, склонившись над ним, полумертвым от боли и страха, не без ехидства спросил: «Ну что, дурень? Получил, дурень, свое?» А в ответ заработал жестокий удар под ребра, и лишь подоспевшие на подмогу следопыты уберегли его от более серьезных увечий. А потом долго не могли подступиться к сопротивлявшемуся в беспамятстве Кратову, пока тот не сомлел окончательно.

– Ты сильный, – сказал Бубб уважительно. – Ты странный. Кто ты? Леший тебя разберет.

В полумраке под вонючими шкурами сердито забормотали, забубнили заговоры от дурного глаза, от злой силы, от леших и упырей. Бубб собрался с духом и презрительно плюнул на просочившийся сквозь хворостяной завал тусклый солнечный зайчик.

– Гадил я на леших! – объявил он, храбрясь. – Пусть только сунутся. Я тоже сильный!

– Сильный Бубб, сильный, – зашелестели по углам сидевшие истуканами молодые самцы. – Умный, хитрый.

– Вот, – с удовлетворением сказал Бубб. – Не бог ты, говоришь? А сам на звере спустился с неба, одет не по-людски, болотом не пахнешь, рыбой не пахнешь, змеей не пахнешь. Третьего глаза у тебя нет, это как понять? Нет, ты мне уши не заплетай, не здешний ты. То вообще ничего не говоришь, только похрюкиваешь по-чудному. А то по-нашему заладил, да так, что слушаешь – не переслушаешь. Вот ты сказал: получишь, Бубб, по рогам. А у меня никаких рогов нет. Выходит – ты мне их додумал. Это что же – ты додумывать можешь почище моего?

– Это я просто так сказал, – смутился Кратов. – В шутку.

– Нет такого слева «шшутхха», – веско заметил Бубб. – У вас там, на небе, может, и есть, а в нашей грязи нет. Слушай, а вдруг ты мне снишься? Нет, не снишься – сны так больно не дерутся. А чего ты в Огненное Капище сунулся? Тебе туда зачем?

– Низачем. Я от вас хотел укрыться.

– Уэхх, – сказал Бубб смешливо. – Дурень. Стали бы мы тебя есть такого, жди дольше. Будь ты болотник или скальник – тогда, конечно, заели бы. А того, что нам неведомо, мы не трогаем. Нас мало. Передохнем от твоего мяса – кто самок от леших оборонит? Пропадать им, что ли? Жалко. Они раньше красивые были, самки-то, гладкие, шерсть серебристая, пуховая. Это они сейчас завшивели, когда нас всякая нечисть в берлоги загнала.

– А что это такое – Огненное Капище? – в сотый раз попробовал с разбегу преодолеть барьер запретной темы Кратов.

– Опять ты за свое, – проворчал Бубб. – Да ну его, Капище это. Давай лучше слова придумывать. Здорово у тебя получается. Я иной раз гляжу перед собой и чувствую, что слов мне недостает, а додумать – ума нет. Вроде голубое – а не голубое. Зеленое – а не зеленое. На самку погляжу, захочется ей хорошее слово сказать, а на языке одна дрянь да пакость. Ну и бухнешь ей, бывало, с досады-то. Между рогов, хэхх… А ты только глянул – и сразу нужное слово говоришь. Откуда у тебя их столько? А еще врешь, будто не бог.

– Я не бог. Просто мой язык богаче твоего. Потому что старше. В моем мире было много языков, некоторые умерли, а другие слились воедино, как ручейки в реку. А реки текут в море, и все их капельки – в морских волнах. Так и мой язык.

– Это верно. У нас, Длинных Зубов, одни с Тупыми Топорами слова. А те, что за лесом живут, Грызопяты, только ругаются по-нашему. Ну а, скажем, Пескоеды, что на побережье обосновались… Я вот думаю: может, мне выучить твой язык? И тогда мне легче жить будет. Тогда я сразу придумаю, отчего нам поначалу хорошо было, а теперь стало хуже некуда.

– Ты все таишься от меня, – укоризненно промолвил Кратов. – Про Капище не говоришь. С чего ваши беды начались, молчишь. Как я тебе помогу?

– Никак, наверное. Ты один. Это ты сейчас немного в силу вошел, а еще третьего дня лежал кисель киселем. Что ты сможешь, один-то?

– Я не один буду. Уже сейчас нас должно быть много здесь. И все такие же, как я. Ищут меня, а я с тобой тут в слова играю.

– А вдруг не такие? Ты же сам говорил, что сперва хотел помочь болотникам. Потом пожалел скальников и пошел к ним, да тебя лешие остановили. А ну как твоим дружкам болотники больше поглянутся? Или, скажем, русалы? Гадили они тогда на нас.

– Нет, Бубб. Ты не понимаешь. Мы жалеем всех вас. Мы хотим, чтобы все вы жили хорошо. И не ели друг друга.

– Как так? – хмыкнул Бубб. – Кого прикажешь нам есть? Траву? Или тебя? Я тебя есть не стану, и не уговаривай, сдохну еще.

– А ты думаешь, болотникам хорошо живется? Они тоже мне жаловались. На вас, наверное. А скальникам разве приятно, когда их болотники скрадывают? Ты умный, Бубб. Но и болотники тоже умеют думать, правда – слов у них совсем мало.

– Хэхх. Я знаю. Лешие вокруг берлог ходят, между собой аукаются. Сидишь, бывало, слушаешь – и понимать начинаешь. Страшно это, Хрра-тов. Страшно, когда все умные. Идешь на охоту, а сам думаешь: ведь и за тобой кто-нибудь да охотится! Нет, не жизнь же это.

– Расскажи мне про Огненное Капище, Бубб. Мне кажется, я смогу вам помочь.

– Далось тебе это Капище! Нет, зря мы тебя вытащили. Лежал бы ты себе в киселе, морозил бы косточки. Пойдем-ка в угол, а то перепугаем всех своими разговорами.

Кратов приподнялся на локтях и пополз следом за Буббом, волоча парализованные ноги. Странно получилось: молния задела плечо, а отнялись ноги. Правда, утром ему почудилось легкое покалывание в кончиках пальцев. Но потом все прошло, и снова он вынужден карабкаться по загаженному полу огромной берлоги, будто передавленная гусеница. Бубб выждал, пока Кратов устроится на новом месте, и подоткнул под него вытертую до лоска шкуру.

– Я тогда детенышем был, – сказал он, примащиваясь рядом. – Ты не поверишь, но добыть болотника было мне проще, чем почесаться. Выйдешь на охоту, а он сидит на снегу и гляделками лупает. Ты к нему, а он сидит. Ну и подберешься вплотную, да и хватишь дубиной. Между рогов… И лег на сопки туман – густой, плывучий, шагу ступить невозможно. День лежит, ночь лежит. Мы с Ггахом, соутробником моим, на дерево вскарабкались посмотреть – а возле сопок из тумана струи бьют под самые облака. На третий день шаман плясать пустился. Наплясался, устал и говорит: туман долго лежать будет, нужно охотникам на ощупь добычу искать. Не найдут – все с голоду пропадем. Охотники встали и ушли в туман. К ночи только двое вернулись ни с чем. А наутро еще двое, тоже налегке. Встретили, говорят, болотника. Только затеялись его добыть, а он прыг-скок и удрал. Они догонять – а там болотников целая стая. И, не поверишь, все с дубинами. Как начали наших колошматить…

– Откуда же взялись эти умные болотники?

– Подожди, не перебивай, не то забуду, с чего начал. Шаман-то наврал: через два дня туман схлынул, весь в сопки ушел. Обрадовались мы, на радостях шамана заели, чтобы впредь не блажил попусту. Ну, думаем, сейчас добычи натаскаем, с болотниками поквитаемся. Пошли на охоту, да лесом. А там нас лешие и прихватили. И ножами пороть! А ножи у них – не то что когти, ты сам знаешь. И откуда они только взялись? Нет, мы всегда знали, что, мол, живут в лесу тварюшки, от всех прячутся, да так ловко, что и не углядишь, безобидные, траву да ягоды едят. Вот эти-то тварюшки и загнали нас в берлоги, так что уха не высунешь, только по ночам…