Текст книги "Поиск-87: Приключения. Фантастика"

Автор книги: Михаил Шаламов

Соавторы: Владимир Соколовский,Евгений Филенко,Евгений Тамарченко,Нина Никитина,Александр Ефремов,Вячеслав Запольских,Вячеслав Букур
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 27 страниц)

– Необходима моя помощь? – с надеждой спросил Кратов.

– Отнюдь, юноша, – снисходительно промолвил Энграф. – С этим управлюсь я один. Вопрос лишь – когда? Миссия на Винде-Миатрикс пока не расформирована и в полной боевой выкладке мается на стационаре, ожидая моего решения. А вы отдыхайте, обживайтесь в нашем прелестном уголке. Вся наличная растительность доставлена с Земли, только вот запах у нее какой-то нетрадиционный. Атмосфера влияет, что ли? Но овощи, грибы и ягоды произрастают вполне исправно. Половина этого дома свободна, можете занимать. Имеется пруд, лужайка для спортивных игр, лес для прогулок под луной, вот только луна отсутствует…

– Извините, – ввернул Кратов. – Но я прибыл сюда не за тем.

– Никто и не намеревается позволять вам бездельничать, милейший Константин… э-э…

– Костя, – хмуро подсказал тот.

– Допустим. Не позднее завтрашнего вечера к нам поступит оперативная информация от стационара Горчакова, и вы займетесь ее анализом.

– А что там?..

– Не знаю, – отрезал Энграф. – Она еще не поступила, а я не провидец. Сразу предупреждаю: вы прибыли сюда не на день и не на два, как опрометчиво полагаете, а на постоянную работу. То, что вы всего лишь ксенолог третьего класса, дела не меняет, пахать будете не меньше моего. Коли вас направили на Сфазис – значит, вы того заслуживаете. Я, к сожалению, занят, Рошар тоже в трудах, первый секретарь Гунганг в отъезде, остальные – в инспекции на своих стационарах. Так что на избыток заботы не уповайте. Впрочем… Можете обратиться к Руточке Венуолите, она у нас свободна.

– Тоже ксенолог? – осторожно спросил Кратов.

– Аллах с вами! Женщина – и ксенолог?! Руточка у нас эколог. Следит за благополучием Парадиза и его постояльцев.

Кратов поднялся. Энграф выпростал из необъятного рукава и протянул ему изящную ладонь.

– Не серчайте, – сказал он. – Мы действительно очень заняты. В нашей работе редко выдаются перерывы. Да вы и сами в том убедитесь.

– Я не сержусь, – вздохнул Кратов и подержал его ладонь, опасаясь повредить ее излишне усердным пожатием.

– Не могу понять, – произнес Энграф задумчиво. – Как вы умудрились так проколоться на Псамме? Судя по вашим аттестациям, этого не могло произойти. Да и методика ваша…

– Тогда я еще был не ксенологом, – стиснув зубы, ответил Кратов. – Всего лишь драйвером.

– Следовательно, вы бывший звездный разведчик? Или, как принято величать друг друга в ваших кругах, звездоход? Занятно. А ведь именно вам приписывается остроумное предотвращение потенциального межрасового конфликта. Очевидно, я что-то упустил, необходимо будет обратиться к материалам миссии на Псамму…

Кратов поспешно вышел на крыльцо.

Он огляделся. Странные корявые деревья вокруг дома по пристальном рассмотрении оказались обычными вишнями, но запах от них исходил действительно непривычный. Кратов медленно стянул с плеч анорак, подумал и заодно избавился и от свитера. Здесь, в этом уголке райской зелени, ему предстояло жить и работать долгие годы. По крайней мере, до тех пор, пока он будет ощущать себя пригодным к этой деятельности. Оставалось загадкой, за какие заслуги он, в общем-то заурядный ксенолог с мизерным опытом, был внезапно направлен сюда, в самое сердце Галактического Братства. Так или иначе, это произошло, и теперь ему следовало доказать, что он попал на свое место, а не на чужое, что ошибки не случилось. Но он никак не мог понять, нравится ему здесь или нет!

3. Эколог Руточка

Рута Венуолите сидела на корточках перед кустом малины и споро обирала его. Корзинка ее была полна ягод почти доверху. Чуть поодаль, на огуречной грядке, примостился мощный мохнатый пес пегой в яблоках масти и с любовным интересом следил за быстрыми руками Руточки, вывалив розовый влажный язык чуть ли не до земли. Завидя приближавшегося Кратова, пес довольно сдержанно крутнул пышным хвостом и вопросительно поглядел на Руточку, ожидая разъяснений.

– Это Костя, – сказала ему Руточка. – Он будет у нас жить. Люби его и береги.

Пес нехотя оторвал тяжелый зад от теплой грядки и подошел, ткнувшись широкой бородатой мордой Кратову в колени. Тот погладил его по загривку, и пес удалился, полагая, что для первого знакомства достаточно.

– Его зовут, естественно, Полкан, – промолвила Руточка. – Как еще можно окрестить такого могучего зверя? Он здесь для поддержания нормального психологического климата в коллективе. У него есть подруга по имени Мавка, но сейчас она улетела с Мишей Бурцевым на стационар Гленарвана. Наш Полкан переживает разлуку, но вида не подает. Он доверху полон чувством собственного достоинства, хотя и бездельник редкостный. Но эти сумасшедшие ксенологи не обращают на него никакого внимания. Впрочем, и на меня тоже.

– И на меня, – признался Кратов.

– Какой может быть нормальный климат в коллективе, когда они по макушку в своей работе? – пожаловалась Руточка. – Коли их не принуждать, они прекратят есть, пить, спать! Спортивные занятия для них – сущая трагедия. Григорий Матвеевич вторую неделю сидит в своем проклятом кресле, в темноте, и неотрывно смотрит на видеал. А это в его возрасте вредно для глаз… Рошар носится с какими-то плазмоидами. Гунганг посреди ночи сорвался и улетел неведомо куда. Я не удивлюсь, если у них уже образовались жировые складки на животах… Ешьте малину, Костя.

Кратов молча сунул пятерню в корзину.

– Что вы намерены делать, Костя? – спросила Руточка, отбрасывая со лба золотую прядь. Ее милое лицо было перепачкано алым соком и землей.

– То же, что и все. Содействовать формированию пангалактической культуры, или, как любят восклицать дилетанты, Единого Разума Галактики.

– Я тоже люблю так восклицать, когда меня спрашивают, – сказала Руточка. – А кой вам годик, если не секрет?

– Тридцать четвертый. На Земле кто-то опрометчиво счел меня крупным специалистом по прикладной ксенологии. Иначе я не ел бы сейчас ваши ягоды.

– Как же, – усмехнулась Руточка. – Теперь понимаю. Дня три назад Рошар скрестил шпагу с Григорием Матвеевичем по теоретическим вопросам, и они раз двадцать упомянули вашу фамилию, причем оба ссылались на какую-то методику чего-то этакого, да еще на какой-то псаммийский прецедент… Сколько на вашем счету контактов?

– Три, – сдержанно сказал Кратов.

– Небогато. Следует ожидать, что в обозримом будущем вы удалитесь в заоблачные дали и станете изредка возвращаться в свой домик – усталым, задерганным, с нездоровым цветом лица, с полным отсутствием аппетита. И будете безобразно спать до полудня, не обращая внимания на нас с Полканом и Мавкой, а если обращая – то лишь затем, чтобы прогонять с глаз долой.

– Руточка! – запротестовал Кратов. – Это невозможно! На вас нельзя не обращать внимания! Тем более гонять!

– Правда? – недоверчиво спросила женщина. – Полкан, ты слышал?

Пес привстал с насиженной грядки и заворчал.

– Он понял вас превратно, – пояснила Руточка. – К тому же он вообще недолюбливает ксенологов. За меня и за Мавку.

Она подняла голову и к чему-то прислушалась.

– Ну вот, – сказала она удрученно. – Уже пора обедать. Сейчас Григорий Матвеевич будет метать в меня тяжелые предметы. Только, пожалуйста, не вмешивайтесь и не вслушивайтесь в те оскорбления, которыми он станет меня осыпать. Следует помнить, что по природе своей это добрейший, деликатнейший человек. Но он делается невыносим, когда чего-то не понимает. А правда, Костя, что вы были плоддером?

– Правда, – нехотя ответил Кратов. – Шесть лет. Все тот же «псаммийский прецедент».

– Но Гунганг утверждал, что вы были признаны невиновным в случившемся.

«На Псамме погибли трое, – подумал Кратов, нервно покусывая губу. – Инсектоид и два человека, в их числе и тот, кого впоследствии объявили виновником. Я тогда был мальчишкой и очень любил стрелять из фогратора. Любил и, к сожалению, умел. Поэтому никому не дано снять с меня ответственность за мои выстрелы».

– Плоддеры, – Руточка покачала головой. – Добровольные изгнанники. Адский труд и смертельный риск ежечасно. На протяжении шести лет! Вообразить невозможно.

– Рута, – сказал Кратов, – к чему это вы постоянно прислушиваетесь?

– Ах, да, – промолвила Руточка. – Вы у нас новичок. К сфазианской службе времени. Подумайте или произнесите вслух: «Время!» И вам сообщат…

– Двенадцать часов сорок пять минут тридцать секунд, – вклинился в их беседу знакомый кукольный голосок. – Тридцать одна… тридцать две… Второй сегмент пятого малого сфазианского интервала.

– Вот именно, – подтвердила Руточка. – Кстати, мы обедаем в саду, не опаздывайте.

Она встала, отряхнула подол сарафана, а затем неторопливой, но уверенной походкой направилась к пряничному домику, где в одиночестве страдал Энграф. Следом за ней, покачивая крутыми боками, тронулся Полкан. В зубах он нес корзинку. Кратов с сожалением проводил их взглядом. Он вынужден был признаться себе, что был бы не прочь еще поболтать с милой Руточкой. Только бы она не спрашивала про Псамму.

– Коллега Энграф! – донеслось с веранды. – Обедать!

– А поди ты! – загремело в ответ.

Все остальное покрыл раздраженный лай Полкана, не преминувшего вступиться за хозяйку.

Кратов сдернул с куста забытую Руточкой ягоду, вздохнул и побрел куда глаза глядят. Несмотря на отсутствие солнца, становилось не на шутку жарко. Он расстегнул рубашку сверху донизу и закатал рукава.

– Интересно, – пробормотал он, – как у меня с жировыми отложениями?

– Неважно, – откликнулся неутомимый «Буратино». – Они у вас практически отсутствуют.

– А это кто?

– Сфазианская служба здоровья. О вас помнят. О вас заботятся.

– Мамочка моя, – засмеялся Кратов. – Океаны заботы и любви! Даже Полкан – и тот обязан всех любить.

– А как же иначе? – спросил «Буратино» слегка озадаченно. – Разве бывает по-другому?

– Бывает. К сожалению. А может быть, и к добру?

– Где? Где? – всполошился невидимый собеседник. – Назовите координаты!

– Это… м-м… за пределами Сфазиса.

– Жаль, – огорчился «Буратино». – Мы со Сфазиса – никуда.

За фруктовыми деревьями неизвестной разновидности Кратов обнаружил обещанный прекрасный пруд в окружении камышей и карликовых плакучих ив. О большем удовольствии нельзя было и мечтать. Сбросив на ходу одежду, Кратов с разбегу бултыхнулся в прогретую воду, распугав дремавших у поверхности толстопузых тилапий, и со счастливым фырканьем вынырнул на середине. Раскинув руки, он замер в невесомости на легкой волне и закрыл глаза. Остатки раздражения и неуверенности покидали его душу, вымытые прозрачными струями. «Прелестный уголок, – вспомнил он слова Энграфа. – Мечта… Как здорово и быстро можно здесь работать! Вместо того чтобы сидеть наедине с унылыми когитрами и лингварами и медленно дуреть от их зудения – выйти под самосветящееся небо, погулять по саду, мимоходом срывая вишни, поболтать с милой женщиной Руточкой Венуолите. Побегать наперегонки с Полканом, который хотя и обязан любить всех, но, однако же, любит лишь тех, кто готов платить ему взаимностью. А затем бултыхнуться в пруд и переплыть его туда и обратно раз этак с десяток. И если после этого в голову тебе не придет решение всех проблем – значит, ты безнадежный тупица, не ксенологом тебе быть, а разве что инструктором по атлетизму».

4. Застольные беседы

Григорий Матвеевич с недовольным видом сидел за деревянным столом под вишней, уткнувшись печальным носом в чашку с кумысом.

– Ты исчадье ада, – сказал он Руточке. – Откуда ты произошла на мою голову?

– То ли еще будет, – произнесла Руточка обещающе. – Надоело с вами нянчиться. Вот свяжусь с Землей и наябедничаю на всех вас – пусть отзывают на принудительный отдых.

– Только посмей! – жалобно вскричал Энграф. – Да буду я играть в этот проклятый теннис, и в футбол буду, шут с ним, но ты молчи!

– Так-то, – сказала Руточка и победоносно поглядела на Кратова.

Тот одобрительно кивал, подметая вторую порцию овощного салата из глубокой глиняной миски.

– Как вы устроились, коллега? – спросил Энграф.

– Думаю, что прекрасно, – сказал Кратов. – У меня еще не было повода заглянуть в свои комнаты, И я где-то затерял свой анорак.

– Пустяки, – промолвил Энграф. – Полкан разыщет. Верно, Полкан?

Пес настороженно покосился на него, словно ожидая подвоха, и нехотя поплелся в глубь сада.

– В отличие от некоторых, – не без ехидства заметила Руточка, – Костя уже успел поплавать в нашем пруду. Зачем я, спрашивается, разбила здесь пруд?

– Пусть вас не шокирует скромное убранство наших жилищ, – пропуская ее реплику мимо ушей, сказал Энграф. – Мы редко принимаем гостей. Кому придет в голову фантазия отправляться в гости в скафандре? Для непосредственных переговоров существуют особые нейтральные зоны. А в повседневной практике мы пользуемся обычными многоканальными видеалами.

– Григорий Матвеевич, – обиженно перебила Руточка. – Вы отнимаете у меня хлеб. Вот вы сейчас уйдете в свою келью, а о чем я должна буду целый день говорить с Костей? Не о ксенологии же!

– А ты не встревай, когда старшие беседуют, – назидательно сказал Энграф. – В прежние времена это называлось «бесчинством», от слова «чин». Титул у тебя, голубушка, не соответствует.

– Кстати, о титулах, – обрадовалась Руточка. – Да будет вам ведомо, Костя, что Григорий Матвеевич в нашем кругу носит неофициальный титул Галактического Посла, что вполне отвечает роду его занятий.

– На ксенологических стационарах его величают точно так же, – подтвердил Кратов.

– Скорость распространения слухов в вакууме намного превышает световую, – с плохо скрытым удовлетворением проворчал Энграф.

– И вот я подумала, – продолжала Руточка, – что поскольку вы, коллега Кратов, станете работать преимущественно в удаленных миссиях, то вам вполне подойдет титул Галактического Консула.

– А что, звучит, – согласился Энграф. – Хотя и не без претенциозности.

– Зато красиво, – сказала Руточка. – И куда короче, нежели ваши официальные должности.

– Не привьется, – смущенно произнес Кратов. – Ко мне прозвища с детства не льнут. Последний раз я носил титул Великого вождя Шаровая Молния почти семнадцать лет назад…

– У меня легкая рука, – заверила его Руточка.

Едва только Энграф удалился, из-за деревьев неспешно появился Полкан, старательно задирая морду, чтобы не волочить зажатый в зубах кратовский анорак по траве.

– Спасибо, коллега, – промолвил Кратов, и Полкан небрежно мотнул хвостом.

– Вы ешьте и пейте, Костя, – сказала Руточка. – А я могу говорить и без вашего участия. В общем-то, мне известны все ваши возможные вопросы. А вам – большинство моих ответов.

– Не думаю, – усмехнулся Кратов. – Можете вы мне объяснить, почему я здесь?

– Это все ваша хитроумная методика. Редко случается, чтобы начинающий ксенолог сразу, с ходу, предложил что-то толковое. Обычно это приходит с опытом. Еще год назад Гунганг сказал Григорию Матвеевичу: «Вот тоже восходящая звезда – некто Кратов».

– Ну уж… – зарделся тот.

– Такими словами и сказал! «Хороша звезда, – возразил Григорий Матвеевич. – Так проколоться на Псамме!» «Проколоться может любой, – заметил Гунганг. – А спасти контакт в подобной пиковой ситуации?» «Озарение!» – упирался Григорий Матвеевич. «Не омраченное пагубным пристрастием к удобным черным креслам», – съязвил Гунганг. Потом они перешли на своеобычную терминологию, и я перестала их понимать.

– Я вынужден принять вашу версию. За неимением иных.

– В вас наверняка зреет следующий вопрос: почему нас так мало. Нас отнюдь не мало – здесь постоянно проживают двадцать три человека, хотя не было случая, чтобы все оказались на местах одновременно. За всеми, кроме Энграфа, меня и Полкана с Мавкой, закреплено по нескольку ксенологических стационаров. Каждый стационар, в свою очередь, располагает штатом примерно в сто квалифицированных ксенологов и без числа обслуживающего персонала: драйверы, экзобиологи, астрофизики, медики… Все это воинство рассредоточено по большим и малым исследовательским, ксенологическим и прочим миссиям, которые подготавливают, устанавливают и поддерживают непосредственные контакты с братьями по разуму и тем самым всемерно способствуют формированию Единого Разума Галактики. Ну, это вы должны знать лучше меня.

Кратов молча кивнул.

– Если я что-то смыслю в ваших делах, – продолжала Руточка, – то для начала, учитывая ваш скромный опыт в координационной деятельности, вам будет передан стационар Ивана Ивановича Горчакова, один из самых благополучных. Там покуда не предвидится никаких проблем. Затем, по всей видимости, стационар Виктора Лермана. Постепенно на вашу голову свалятся задачи посложнее… Все будут рады переложить излишек забот на ваши плечи, благо они широкие. Думаю, последнее обстоятельство сыграло свою роль при вашем приглашении в Парадиз. Вы, Костя, попали в нервный узел, простирающий свои нейроны повсюду, где человечество соприкасается с другими разумными расами – как входящими в Галактическое Братство, так и чужаками. И вам как относительно молодому, полному сил и творческой энергии, да еще восходящей звезде, уготована участь некоего блуждающего нерва в этой схеме.

– Образно, – отметил Кратов. – И многообещающе. Только согласится ли Григорий Матвеевич с вашим прогнозом?

– Вполне. И даже обрадуется всякой вашей инициативе. Григорий Матвеевич, все знают, великий теоретик, координатор и дипломат. Но дальше своего кабинета он не ступает. В космосе он беспомощен, как младенец или, что вам понятнее, как плазмоид в поле тяготения. Обобщать большие объемы информации, делать правильные выводы на основании противоречивых и часто недостоверных данных – это он может. В экстремальных же ситуациях, как точно подметил Гунганг, в цейтноте, он теряет весь свой блеск. Хотя, по легендам, в молодые годы это был звездный разведчик высокого класса. Как сейчас говорят – звездоход. Но с возрастом ему наскучило метаться по Галактике и жонглировать фогратором, и он подался в ксенологи. Как и вы, Костя.

– Руточка, – благоговейно произнес Кратов. – Откуда вы все знаете?

– Я первая всех встречаю и последняя провожаю, – улыбнулась она. – Прочим не до того. А я, как известно, эколог, и моя обязанность поддерживать…

– …нормальный психологический климат в коллективе, – с наслаждением подхватил Кратов.

– Вот именно. Как и Полкан с Мавкой. Верно, коллега Полкан?

Пес моргнул в знак согласия, улыбаясь во всю медвежью морду.

– Пойдемте, Костя, – сказала Руточка. – Мы покажем вам Парадиз.

– Да, но на столе не прибрано, – в замешательстве проговорил Кратов. – Насколько я понял, у вас принято обходиться без техники?

– Ну, не до такой же степени! Ох уж мне эти плоддерские ухватки. Существует сфазианская служба быта. Помните, как в сказке: пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что?

– Не помню, – честно сознался Кратов.

– Как-нибудь я расскажу вам эту сказку, – пообещала Руточка.

5. Фред Гунганг

Этот день мог считаться потерянным. До конца его не произошло ничего замечательного, если не принимать во внимание экскурсии по саду, в котором прятались погруженные в запустение маленькие домики, чьи хозяева появлялись только затем, чтобы выспаться, да и то не каждую ночь. Во время ужина, когда над Парадизом начали сгущаться сумерки, – в соответствии с установленным Руточкой сценарием биологического цикла, – имели место словопрения Галактического Посла и эколога. По-видимому, они стали одной из застольных традиций. Впрочем, увидев выражение лица Кратова, в котором всякий, не обязательно ксенолог высшей квалификации, мог бы прочесть уныние и тоску по настоящей работе, Энграф прекратил перепалку и деловито, с неподдельной заинтересованностью, осведомился у него о граничных среднестатистических значениях коэффициента толерантности для семигуманоидов третьего уровня. Кратов поднапряг свою память и дал ему такую справку, хотя у него возникло тяжкое подозрение, что этот коэффициент совершенно не нужен Энграфу. Вероятно, таким способом Галактический Посол попытался пробудить в новоиспеченном Галактическом Консуле ощущение собственной необходимости и причастности к большому делу. Затем Григорий Матвеевич поднялся, поцеловал Руточку в лоб и величественной походкой удалился к себе. Руточкину бдительность это не усыпило, и она послала ему вдогонку уведомление о том, что если она заметит ночью хотя бы отблеск света в его окнах, то немедленно, не сходя с места, потребует его отправки на Землю, потому что по ночам спят мышата и ежата и ксенологи тоже спят. На что Энграф небрежно, через плечо, ответствовал: «А также поросята и котята, не исключая экологов, вместо того, чтобы заглядывать в чужие окна…» Руточка не нашлась, что возразить, но на ее личике прорисовалось такое отчаяние, что Кратов исполнился сочувствия и сказал ей: «Ну что вы, Руточка, не стоит. Вы же видите – человек увлечен своей работой!» «Ступайте отдыхать, Костя, – обреченно ответила Руточка. – Это вы сейчас такой чуткий. Погляжу я на вас через месяц».

Кратову не хотелось уходить, но рассудок подсказал ему, что Руточке не до него. Вздохнув, он отправился в апартаменты. Ему достались три комнаты по соседству с Энграфом – гостиная, рабочий кабинет и спальня, совершенно пустые и, однако же, носящие следы каждодневной уборки. «Сфазианская служба быта», – произнес Кратов со значением, и старый приятель «Буратино» не заставил себя ждать. «Что бы вы хотели?» – спросил он из пустоты. Кратов смущенно хихикнул – его снова застали врасплох. «Какое-нибудь освещение для начала… – пробормотал он, и тут же вспыхнули невесть откуда возникшие светильники в виде старинных канделябров. – И что-то вроде мебели…» – «Какой стиль вы предпочитаете? Ампир, рококо, модерн? То, о чем вы сейчас подумали, трудно назвать мебелью». – «Возможно. Это была каюта космического корабля. А теперь в голову лезут какие-то гамбсовские стулья!» – «У вас на Земле в последнее время стал популярен стиль «бореаль». – «Я согласен. Все равно не знаю, что это такое». – «Могу я просить вас перейти в другую комнату?» Кратов в некоторой растерянности подчинился, оставив дверь открытой. Пол и стены гостиной зашевелились, заколыхались и с аппетитным чмоканьем принялись порождать низкие округлые кресла, приземистый многоугольный стол, пышный угловой диван цвета морской волны… «Послушайте, – сказал Кратов. – А не могли бы вы достать мне такой же лингвар, как у Григория Матвеевича Энграфа? И хороший сообразительный когитр средней мощности?» – «Лингвар, лингвар… – забормотал «Буратино». – Ах, лингвистический анализатор в гуманоидном исполнении! Есть небольшая сложность – необходимо связаться со сфазианской службой информации, изучить принципиальную схему прибора. Так что раньше утра мы, к нашему сожалению, не сможем вам помочь». «Меня это вполне устроит», – удовлетворенно сказал Кратов. «Тогда перейдите, пожалуйста, в гостиную, а мы займемся вашей спальней». Кратов плюхнулся в кресло и с удивлением обнаружил возле подлокотника свой багаж – контейнер со всякой сентиментальной ерундой, личной библиотекой и любимыми костюмами для ношения в соответствующих погодных условиях и торжественных случаях. Разбирать вещи он решил завтра, принял душ и направился в свежеустроенную спальню. Как выяснилось, стиль «бореаль» предусматривал низкое, похожее на раковину морского гребешка, лежбище такой ширины, что на нем вполне могли бы разместиться с комфортом все наличные сотрудники представительства, включая Полкана.

Кратов сбросил халат и повалился на ложе. Особой мягкостью оно не отличалось. Откуда-то сверху медленно опустилось тончайшее покрывало, язычки теплого нереального пламени в канделябрах замигали и растаяли. Кратов перевернулся на спину, раскинул руки и замер, глядя в темноту.

Итак, он провел первый свой день на Сфазисе. Нельзя было пожаловаться на обилие впечатлений. Горстка людей затерялась среди зелени деревьев и трав, а со всех сторон их окружал чужой мир. Во время прогулки Руточка подвела Кратова к самым границам сектора. Тот ожидал встретить здесь нечто вроде древних пограничных столбов, какой-нибудь силовой барьер, глухую стену, наконец. Однако дальше попросту ничего не было. Травяной ковер внезапно, без перехода, обрывался в никуда, в прозрачную бездонную пустоту. И только протянув руку, Кратов наткнулся на ожидаемую преграду, узнал привычное по исследовательским миссиям изолирующее поле. По ту сторону лежал чужой сектор, надежно скрытый от любопытства землян, точно так же, как и они были упрятаны от посторонних взглядов. Тогда-то у Кратова впервые и возникла эта странная, навязчивая ассоциация с музеем, где в больших, прекрасно оборудованных витринах помещены живые и очень занятные для посетителей экспонаты, поддерживается необходимая температура, освещение, гравитация, создана соответствующая газовая оболочка и кто-то невидимый, неощутимый, невообразимый вращает Сфазис, с любопытством разглядывая величайшую в Галактике коллекцию так называемых разумных существ…

Посреди ночи Кратов неожиданно проснулся от чужого присутствия. Поначалу было тихо, затем кто-то шумно завозился в гостиной. С грохотом опрокинулось кресло, широко распахнулась дверь в спальню. Кратов неплохо видел в темноте, и ему стало не по себе, когда в нескольких шагах от него возник белый призрак без головы и рук, неотвратимо приближающийся к ложу в стиле «бореаль».

– Свет! – приказал Кратов.

– Дьявольщина! – воскликнул призрак, шарахаясь в сторону. – Кто здесь?!

Это был здоровенный человечище в белом комбинезоне, лицо и кисти рук его по цвету напоминали хорошо обожженную глину. Он растерянно мигал маленькими черными глазками, глядя на подобравшегося в пружину Кратова.

– Меня зовут Фред Гунганг, – хрипло сказал великан. – Мне срочно понадобился видеал. Энграф к своему не подпустит, ползти к себе в коттедж не захотелось, и я сунулся сюда. Я не знал, что здесь занято. Ты кто, мальчик?

– Моя фамилия Кратов, – начал было тот, расслабляясь.

Его слова произвели на пришельца неотразимое впечатление. Воздев руки к потолку и едва не касаясь его, Гунганг заметался по спальне.

– Кратов! – рычал он. – О! Наконец-то! Транзактивное взаимодействие! Поливариантность ксенологического интерфейсинга! О! Кратов!

Утихомирившись, он рухнул на свободный участок лежбища.

– Далась вам моя методика, – пробормотал предельно смущенный Кратов. – Что особенного-то? Так и зазнаться недолго.

– Твоя методика, мальчик, открыла глаза мне, старому черномазому черту, на многие вещи, – прохрипел Гунганг. – Лежи, не вставай. Если тебе неловко, я тоже могу лечь. До твоей работы я был противником участия землян в контактах с негуманоидами. Испокон веку считалось, что человек не сможет понять, к примеру, разумную плесень, существуй такая в природе. Нет точек соприкосновения! Ну разве что – через посредников. А ты, сам того не сознавая, заявил мне: ерунда, может. Если не сидеть сложа руки и пялясь на экран лингвара… Кстати, ты когда-нибудь участвовал в контакте с числом посредников более двух?

– Не довелось.

– И не связывайся! Посредники имеют обыкновение беспардонно врать, причем собственное вранье принимают за чистую монету и убеждают в этом соседних посредников. В результате самое простое утверждение искажается до полнейшей ахинеи. А потом все удивляются, что возникают межрасовые конфликты.

– Что-нибудь серьезное? – насторожился Кратов.

– Было серьезное. Хвала небесам, удалось подавить конфликт в зародыше, хотя для этого пришлось организовать дублирующую цепь посредников. Попробуй-ка передать без искажений информацию от колонии полипов к арахноморфам! Первые всю жизнь сиднем сидят на одном месте, вторые теряют ощущение реальности, если проведут в состоянии покоя более пяти минут. А ты, мальчик, наверняка думал, играя в бирюльки с семигуманоидами и мезогуманоидами, что в Галактическом Братстве царит полное взаимопонимание, граничащее с благолепием? Что все разумные расы, рука об руку, щупальце о ложноножку, под руководством сверхмудрых тектонов неуклонно движутся к пангалактической культуре?

– Я так не думал, – сдержанно сказал Кратов.

– Все сатанински сложно, коллега. Я с умилением вспоминаю историю, когда наши отчаянно самонадеянные предки еще в конце двадцатого века пытались завязать контакты с иными цивилизациями при помощи радиосигналов. Какое счастье, что им не удалось! Если бы даже они и сподобились пробудить к себе чей-то интерес, бездна непонимания повергла бы их в депрессию. Человечество заработало бы комплекс неполноценности! Или, имея пагубную привычку рубить гордиевы узлы, впуталось бы в межрасовый конфликт.

– Помнится, вы искали видеал, – осторожно напомнил Кратов.

– А ну их всех! – отмахнулся Гунганг. – Могу я впервые за несколько дней поболтать с братом по разуму без посредничества? Или тебе неприятно мое общество, мальчик?

– Отнюдь, – поспешно возразил Кратов. – Я весь внимание.

– Уже успел пообщаться с Рошаром, – отметил Гунганг. – Знакомый лексикон. Так о чем это мы? Да! Приступая к работе в высшем звене Галактического Братства, дружок, ты всю свою жизнь посвящаешь прогулкам по лезвию остро заточенного ножа. Содружество цивилизаций мало напоминает слюнявый альянс, воспетый фантастами прошлого, когда все только и делают, что изъясняются друг другу в любви да спешат обменяться познаниями. Это клубок сложных и противоречивых взаимоотношений, строящихся на том объективном обстоятельстве, что для каждой цивилизации самое главное – это ее жизненные интересы, ее среда обитания. А поскольку средой обитания каждой цивилизации является вся Галактика, то функция Галактического Братства в первую очередь сводится к тому, чтобы согласовать взаимоисключающие устремления. Да еще и направить их в единое русло, потому что альтернативы пангалактической культуре попросту не существует. Бедные тектоны! Как только у них мозги не взрываются?! Ну, разумеется, «многовекторное мышление», то бишь способность думать одновременно во многих направлениях. Что там еще? «Чувство мира», сиречь мгновенное извлечение полной информации о любом участке матушки Галактики. «Дыхание тектона», неконтролируемые инфразвуковые импульсы как плата за все эти удовольствия. Да еще скромная помощь всех нас и нам подобных… Хвала небесам, Галактика так велика и просторна! Но ведь она пронизана разумом насквозь, скоро в ней станет тесно! Вот тогда-то всем, не исключая никого, придется жарковато.

– Неужели так плохо? – спросил Кратов недоверчиво.

– Почему плохо? – изумился Гунганг. – Разве я сказал – плохо? Я сказал – сложно. Это же естественное явление. Хорошо и просто живется лишь инфузориям: набрела на лакомый кусочек – лопай, не набрела – впадай в спячку до лучших времен. Конечно, доброжелательность органически присуща всем членам Галактического Братства. Но когда речь идет о будущем целой разумной расы, приходится наступать на горло самым благим намерениям. Тогда-то и срабатывают законы Братства, которым следует подчиняться неукоснительно, ибо они объективны. Взвешивать не только личную выгоду, но и выгоду соседей, иначе рано или поздно прижмет и тебя. Уметь уступать! Способность уступать – свойство, присущее только высокоразвитым цивилизациям.