Текст книги "Мировой кризис: Общая теория глобализации"

Автор книги: Михаил Делягин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 51 страниц)

В результате, развивая производительные силы и повышая разнообразие деятельности, человечество все более и более полно использовало энергию пассионариев в созидательных целях, превратив ее из опасности и ресурса скачкообразного развития, которой она была еще двести лет назад, в практически безопасный ресурс достаточно плавного, постепенного и уж во всяком случае практически безопасного прогресса.

В этих условиях Россия как социальный инструмент отвода и пережигания этой энергии оказывалась уже не просто ненужной, но и неоправданно расточительной.

По мере развития капитализма новый, связанный с ним способ утилизации мировой пассионарности не просто не разрушительным, но созидательным путем приобретал все большее значение. После разгрома же Наполеона (который воевал в прямом смысле слова до последнего солдата и экспериментально доказал пагубную неприемлемость прежнего способа гашения пассионарных волн для обретшего качественно большую мощь и, соответственно, разрушительный потенциал человечества) он стал безусловно доминирующим.

Чем больше становилась роль этого способа, тем выше поднималось значение его основного носителя – Соединенных Штатов, которые продолжали энергично впитывать пассионариев со всего мира, не позволяя им ни в одном обществе достичь опасной для него и его соседей концентрации.

Соответственно, Россия как инструмент гашения пассионарности старым, отжившим способом попросту потеряла значение, стала ненужной обновленному человечеству.

Если и не осознав, то, во всяком случае, прочувствовав собственную ненужность (произошло это, насколько можно представить, с «потерянным поколением» Серебряного века), российское общество инстинктивно попыталось ответить на нетрадиционный вызов – и, как и всякий первый ответ, этот ответ предполагалось осуществлять традиционным образом.

Для России, если и не осознававшей, то во всяком случае ощущавшей себя в роли поглотителя чужой пассионарной энергии и воспринимавший окружающий мир как хаотический прибой чуждой пассионарной энергии, традиционным и адекватным ответом на вызов со стороны этого мира было испускание аналогичной пассионарной волны.

Первая, относительно малоизвестная попытка была сделана в ходе Первой Мировой войны и заключалась не только в захвате проливов, связывавших Черное море со Средиземным, но и в предполагавшейся последующей экспансии на Ближний Восток и в Азию. Плохая подготовка обрекла предприятие на вполне заслуженную катастрофу, однако знаменательно, что непосредственное орудие осуществления этой катастрофы – партия большевиков – несмотря на значительные территориальные уступки, сделанные ради приобретения и удержания власти, действовала в рамках той же самой экспансионистской парадигмы.

Более того: мессианские устремления коммунистов, распространявшиеся не на жалкие проливы, а на весь мир, соответствовали объективно обусловленной идеологии распространения пассионарной волны значительно больше, чем приземленная геополитическая бухгалтерия царского режима.

Глубинной причиной этой тотальности экспансионизма является качественно новое понимание места России в мире, свойственное традиционно недооцениваемым нами коммунистическим вождям.

Со школьной скамьи мы знаем, что принципиальное отличие взглядов Сталина от мировоззрения Ленина и прочих классических марксистов заключалось в принципиальном неверии в возможность самостоятельного возникновения и развития мировой революции. Между прочим, как раз в этом и заключалась содержательная часть его принципиальных разногласий с Троцким, который считал, что мировая революция, начавшись в России, обязательно перекинется на Запад, который станет основной революционной силой и затем поможет России, если ее по тем или иным причинам придется отдать контрреволюции.

Поэтому Троцкий был готов пожертвовать российской революцией ради мировой.

Сталин – нет: он не верил в мировую революцию, не разжигаемую настойчиво и тщательно его собственными руками.

А что означает тогдашнее неверие в преобразующую Россию мировую революцию в переводе на современный гуманитарный язык?

Это означает неверие в то, что мир когда бы то ни было сможет привести Россию в устойчивое и благополучное состояние, соответствующее хотя бы только его (а не ее) потребностям. Сын сапожника, хотя и получивший высшее духовное образование, по-видимому, первым из российских руководителей осознал этот фундаментальный для истории нашей страны факт.

Если учесть самоочевидную невозможность гармоничного сосуществования благополучных государств с нестабильной мечущейся Россией, ей остается только один путь развития: преобразование этого чужого, неприемлемого для России и не приемлющего Россию мира в соответствии со своими собственными представлениями и потребностями.

Эта задача не решена до сих пор, хотя сохраняющаяся неспособность России решить эту задачу способна уничтожить уже не только сам российское общество, но и все человечество.

Но первым осознал, пусть даже и в весьма специфических терминах, категорическую необходимость именно такой стратегии, именно Сталин. Вся его деятельность – попытка приспособления человечества, непременно всего и непременно без остатка, – к потребностям российского общества.

Единственным способом достижения этой цели была новая пассионарная волна.

Поразительно, что, достаточно быстро осознав объективную невозможность ее стихийного возникновения в России, коммунисты взялись за совершенно фантастическое и невиданное в истории человечества предприятие – конструирование подобной волны практически «из ничего», на пустом месте!

Ни в коей мере не присоединяясь к ставшим в последнее время популярными ревизионистским восхвалениям личности и режима И.Сталина, нельзя не обратить внимания на эффективные и адекватные задаче (именно задаче, а не гуманитарным ценностям) методы управления. Именно благодаря этим методам поставленная перед страной уникальная, невиданная в истории человечества и до сих пор кажущаяся в принципе невозможной операция социальной инженерии была не просто осуществлена, но и едва не привела к успеху.

Так, например, знаменитый подбор сталинских выдвиженцев и террор, бывший одним из инструментов этого подбора и стимулирования кадров, являлся ничем иным, как кропотливым, беспощадным и в конечном счете эффективным поиском немногих квалифицированных пассионариев (в относительно неквалифицированном и совсем непассионарном обществе!) с последующим размещением их на ключевых позициях государственной системы управления и создания своего рода «вторичной», «наведенной» пассионарности за счет прямого подчинения этой системе всех без исключения сторон общественной жизни.

Эта попытка также потерпела неудачу – и обусловившие ее поражение общеизвестные роковые ошибки носят вполне закономерный характер, так как за эффективность и скорость преобразований пришлось платить избыточной централизацией управления, объективно снижающей его эффективность в стратегической перспективе.

Кроме того, если ситуацию рассматривать именно с точки зрения сохранения внутренней жизнеспособности человечества, а не в более подробном разрезе народов и конкретных исторических ситуаций, пассионарная волна из России представляла для мировой цивилизации по меньшей мере такую же (а с учетом своей архаичности – и значительно большую) угрозу, чем те волны, поглощение которых было когда-то всемирно-исторической функцией нашего общества.

Поскольку аналогов ему в начале второй трети минувшего (ХХ) века уже не было, организованную Сталиным направленную вспышку пассионарной энергии уничтожили «встречным палом», в роли которого выступила фашистская Германия и ее союзники.

Следует отметить, что настроения «встречного пала» были распространены в те времена более чем широко – достаточно вспомнить весьма популярное в СССР начала 80-х годов высказывание авторитетного деятеля профсоюза киноактеров (??) Р.Рейгана (Трумэна??), который выдал в 1941(42) году буквально следующее: «когда мы увидим, что немцы побеждают русских, надо помогать русским, когда наоборот – немцам, и пусть они убивают друг друга как можно больше».

Рузвельт, в отличие от несгибаемого эгоцентрика Черчилля и стратегического менеджера Сталина (привычка которого к полной управляемости общественного мнения однажды заставила его простодушно поинтересоваться, каким количеством дивизий располагает Папа Римский), был исключительно чуток и внимателен к общественному мнению. Поэтому он просто не мог пройти мимо подобных настроений – если и вовсе сам не был их частью.

Тем не менее именно менеджерская (не побоимся этого слова в отношении этого чудовища) гениальность И.Сталина продлила почти на весь ХХ век агонию России как страны, имевшей ключевое значение для развития всего человечества: сначала выступавшая как инструмент погашения опасных для мира пассионарных волн, затем она сама исторгла из себя одну из самых значительных пассионарных волн истории (и при этом искусственно сконструированную!), а после войны, наряду с хаотическими инерционными попытками конструирования новых волн такого рода начала возбуждать их в странах «третьего мира» и в конечном счете добилась без всякого преувеличения всемирно-исторического успеха (хотя и далеко не того, к которому стремилась), пробудив и в значительной степени вооружив Китай.

К настоящему времени оставшийся не просто без всемирно-исторической функции, но даже без всякого мифа об этой функции народ пережил первое десятилетие своей полной и самоочевидной исторической ненужности. Он протянул его по инерции на старых, накопленных еще Советским Союзом запасах не только инвестиций, но и веры в собственную полезность и в историческое предназначение, протянул его, в общем, без всякой стратегической надежды и идеи, кроме простой обиды на жизнь и начальство.

Смешно, но неграмотный и ни о чем в таких высоких терминах не думающий народ, просто по инерции, по бытовой привычке не захотевший умирать, спиваться и садиться на иглу, в историческом плане опять оказался прав.

Затянувшаяся, как полагают коллеги-американцы, сверх всякой меры агония рудимента, казалось бы, обреченного на исчезновение, сегодня на наших глазах вдруг начинает наполняться качественно новым, оптимистичным и творческим смыслом.

Чтобы понять его, надо внимательней присмотреться к тому, как современные Соединенные Штаты выполняют объективно перешедшую к ней от нашей страны роль всемирного гармонизатора.

Свойственный им образ действий, основанный на капиталистических отношениях и экономическом развитии, делал их эффективным гармонизатором только в условиях стабильного мира, потому что невоенный способ сублимации пассионарности с необходимостью предполагает не просто капиталистический, но еще и стабильный мир.

Сегодня рушатся обе составляющие этой предпосылки американской эффективности. С одной стороны, мир, переваривая и развивая информационные технологии и особенно технологии high-hume, становится все менее капиталистическим. «Деньги теряют значение!» – этот боевой клич капиталистической глобализации звучит похоронным колоколом для капиталистических же общественных отношений, все более уступающих пальму если и не первенства, то, по крайней мере, важности отношениям технологическим (см., например, параграфы ….).

С другой стороны, как многократно и с разных точек зрения показывалось в настоящей работе, мир все больше теряет стабильность (см., например, параграфы …).

В этих условиях только что (понятно, в историческом масштабе времени) восторжествовавший американский капиталистический способ нейтрализации избыточной пассионарности сам уже устарел и начинает заметно терять адекватность.

Как только деньги сами по себе перестают быть абсолютной ценностью и универсальным двигателем прогресса, мир становится неустойчивым и оказывается в зоне неопределенности. Соответственно, системы его саморегуляции возвращаются к опыту прошлого, еще недавно бывшему безнадежно архаичным, и на первый план вновь выступает средневековый – конфликтный механизм нейтрализации чрезмерной пассионарности. Непосредственным выражением этого является постепенный переход ко все более полному использованию грубой военной силы в качестве доминирующего инструмента глобального регулирования, описанный в главе …. .

Ни в коем случае нельзя забывать, что при этом в силу изменения производительных сил человеческого общества качественно меняется само понятие «конфликта». Несмотря на широкое распространение военных агрессий, исторически привычная военная форма становится лишь инструментом закрепления и формализации результатов разрешения противоречий (поэту военные конфликты все в большей степени приобретают характер полицейских операций с заранее очевидным исходом). Сами же эти противоречия разрешаются не в военных столкновениях, но в неявных, «бескровных» конфликтах, носящих характер в первую очередь информационных войн.

В результате этого изменения мир фактически остается без «встроенного гармонизатора». Ведь, хотя американцы и обладают безусловным лидерством в сфере разработки и опережающего применения оружия информационных войн, наработанные ими в прошлых исторических условиях и применяемые сегодня стратегии и принципы, не говоря уже о методах, делают принципиально невозможными использование этого оружия именно для гармонизации мирового развития и снятия избыточного пассионарного напряжения. Строго говоря, единственно доступная им в силу их исторического самоопределения стратегия «экспорта кризисов» оказывает на мировое развитие ровно противоположное, глубоко дестабилизирующее воздействие (см. параграф …).

Ситуацию усугубляет то, что выработка сегодняшних стратегий и принципов, не соответствующих ни объективно выполнявшейся американским обществом функции «глобального стабилизатора», ни их ответственности за развитие всего мира, естественным образом вытекающей из их доминирования, носила отнюдь не случайный характер, но была жестко обусловлена фундаментальными, глубинными, социообразующими чертами американского общества.

В результате оно оказалось в принципе не способно изменить наработанные стратегии и привести их в соответствие объективным потребностям начинающегося нового этапа человеческого развития. Более того: применение старых методов в новых условиях, для решения качественно новых проблем, как обычно, не только не способствует решению назревшей проблемы, но лишь усугубляет ситуацию.

Американцы остро чувствуют несоответствие возможностей своего общества встающим перед ним всемирно-историческим проблемам, но ничего не могут поделать с ним, так как его преодоление было бы равносильно для них добровольному отказу от национальной идентичности, национального характера.

Объективная функция мировой гармонизации, окончательно легшая на американское общество после его исторической победы над Советским Союзом, заключается в том, чтобы любыми средствами, в том числе военными (в новом понимании этого слова, то есть «конфликтными», включая применение информационного оружия) методами не допустить возникновения новой мощной пассионарной волны, угрожающей стабильности человечества.

Однако в отличие от российского американское общество в принципе не может вбирать мировые конфликты в себя и разрешать их внутри себя. Поэтому единственным способом выполнения ее объективной всемирно-исторической функции является для нее построение такого мира, в котором США будут последовательно и эффективно гасить всю «чужую», то есть проявляющуюся за их пределами или не соответствующую их интересам пассионарность. Таким образом, в условиях современного нестабильного человечества американское общество может существовать только как мировой жандарм.

Такое требование может звучать обидно для окружающих и даже для ее собственной интеллигенции, но оно носит объективно обусловленный характер. Принципиально важно, что, если бы современные США были бы в состоянии выполнять эту роль, человечество должно было бы чувствовать себя прекрасно: оно обладало бы вполне реальным шансом избежать хаоса, и давало бы этот шанс именно американское общество.

Однако на практике этого не происходит, ибо Соединенные Штаты, вполне логично провозгласив себя мировым жандармом, оказались в принципе не в состоянии осознать всю полноту обязанностей, накладываемых на них этой почетной функцией. В результате они роковым образом не справляются с нею и в настоящее время все ближе подходят к тому, чтобы невольно загнать в состояние хаоса не только себя, но и все человечество.

Это несоответствие текущего поведения взятым на себя обязательствам ярче всего появилась в разительном отличии поведения США от поведения России в то время, когда последняя выполняла схожие функции. В отличие от американского президента русский царь очень наивно, но, как правило, вполне искренне и с точки зрения интересов развития человечества как такового глубоко правильно осознавал себя не столько руководителем страны, сколько наместником бога на земле – и, соответственно, решал не столько национальную земную задачу (например, зарабатывания денег), сколько непременно божественную сверхзадачу обеспечения правильного миропорядка.

Именно поэтому русский царь принимал стратегические решения, как правило, отнюдь не на основании эгоистично понимаемых узконациональных и тем более династических интересов. Он бросал войска на подавление революций в глубоко безграничных ему Австро-Венгрии или Китае (в котором восстание «боксеров», строго говоря, было на руку России, так как было объективно направлено против ее конкурентов) совершенно не потому, что из Венгрии или Пекина нестабильность могла перекинуться непосредственно в Санкт-Петербург.

Главная причина была принципиально иной: возможное торжество бунтовщиков подрывало комфортную для российского монарха картину мира и оскорбляло его представления о божественном промысле, инструментом которого он мыслил себя и (как было показано выше, не вполне безосновательно) свою страну. Торжество бунтовщиков означало бы, что он, как царь, как выразитель божьей воли на земле, не справился с исполнением своей роли и оказался недостойным избравшего его бога.

Именно это очень глубокое, очень внутреннее и в конечном счете очень личностное чувство и направляло в очень большой степени всю политику Российской империи.

Именно по этой причине российские цари сплошь и рядом вполне последовательно действовали против, казалось бы, очевидных национальных интересов: они защищали отнюдь не их, а высшие интересы, интересы высшей справедливости в той форме, в которой они их понимали. В определенном смысле это были общечеловеческие, общецивилизационные интересы – отстаиваемые в эпоху, когда даже таких слов и понятий просто еще не существовало, и отстаиваемые весьма эффективно.

Именно в этом и заключается причина того самого последовательного пренебрежения узконациональными, эгоистическими, корыстными интересами, необъяснимость которого с точки зрения здравого смысла из поколения в поколение бесила революционеров, считавших, что царизм вследствие своей непроглядной глупости постоянно таскает для других каштаны из огня.

Однако такое поведение, как мы видели выше, вполне соответствовало всемирно-исторической миссии России, – хотя эта миссия и теряла свое значение по мере того, как потребности человечества менялись и у России появлялся преемник в лице США.

Удивительно, что у американцев понимания сути своей исторической миссии, несмотря на их успешность и тщательный анализ, так и не возникло, – вероятно, вследствие органически присущего им стратегического эгоизма. Пытаясь быть формальным наследником Российской империи, то есть мировым жандармом, они роковым образом упустили из виду фундаментальную особенность жандарма – его подразумеваемое бескорыстие.

Жандарм в принципе может справляться со своими обязанностями только в одном-единственном случае: когда он поддерживает порядок ради самого этого порядка. Как только он начинает наводить порядок ради создания лучших условий для своего частного бизнеса, порядок заканчивается и начинается коррупция, плавно и неизбежно переходящая во всеобщий хаос.

Генетические особенности американской цивилизации, ее «жесткое ядро», ориентированное в первую очередь на получение прибыли, привели к низведению идеи всемирного наведения и поддержания порядка до уровня формально-пропагандистского тезиса. Американское общество, как наиболее ориентированное именно на получение прибыли, вложило в этот заимствованный у монархий мира (и в первую очередь у России) тезис совершенно иное, несовместимое с ним содержание и фактически подменило идею мирового порядка совершенно иной идеей – идеей максимального повышения конкурентоспособности американской экономики за счет ее конкурентов под видом наведения порядка.

При этом соответствующим мировому порядку автоматически считается то, что соответствует интересам повышения конкурентоспособности США; всякая же конкуренция с ними, даже благотворная с точки зрения развития человечества в целом, автоматически воспринимается как посягательство на фундаментальные и неотъемлемые основы мирового порядка.

Такая подмена (объективно обусловленная, повторимся, самим характером американского общества) общечеловеческой идеи наведения порядка узкокорыстной идеей национальной конкурентоспособности не просто дискредитирует саму идею «мирового жандарма», обуславливая, в частности, систематическое применение двойных стандартов, но и в принципе лишает американское общество самой возможности выполнять свою всемирно-историческую миссию.

Это выражается в самых разнообразных формах – от фактического прекращения приема Америкой пассионариев других стран, что заставляет их искать новые объекты приложения своей энергии, начиная с конкурирующей с США Европы и кончая террористическими режимами ряда стран, – до опасностей, связанных с возможностью потери США своего места в мире и даже дестабилизации самого американского общества.

Парадоксально, но произошедший в неявной форме отказ от «сверхзадачи» наведения порядка и подмена выполнения своей миссии в мире реализацией по сути дела коммерческого предприятия делает невозможным выполнение не только самой этой «сверхзадачи», но и подменившей ее значительно более узкой задачи обеспечения национальной конкурентоспособности.

Фундаментальным изменением национальной стратегии, вызванным этой подменой, стало рассмотрение различных общественных систем, образующих человечество (и в особенности отдельных регионов мира) не как богом данных стабильных структур, а как поля для собственного исторического творчества, не сдерживаемого и не ограничиваемого ничем, кроме собственной же выгоды.

В результате в условиях возросшей по объективным причинам нестабильности мировых отношений американское общество, призванное играть роль главного стабилизатора человеческого развития, сосредоточило свои усилия на корыстном, а в конечном счете произвольном изменении этих отношений, что привело к еще большей их дестабилизации и повысило опасность возникновения самоподдерживающегося хаоса.

Ярчайшим примером порочности такого подхода, еще более убедительным, чем прошедшее незамеченным укрепление и развитие Китая, стало возникновение исламского фактора, который США, подобно Франкенштейну, заботливо и последовательно создали своими собственными руками (см. параграф …).

Сегодня экспансия исламской цивилизации представляет собой реальную угрозу американскому обществу – причем не столько извне, сколько изнутри его (см. параграфы …), и по крайней мере перед внутренней компонентой этой угрозы современное американское общество оказывается совершенно беззащитным и беспомощным. Сегодня оно напоминает белые общины ЮАР и Зимбабве, добровольно отдавшие власть тем, кого они беспощадно угнетали на протяжении почти полутора веков, и оказавшиеся в результате заложницей «черного расизма», доходящего порой до прямого террора.

В чем причина этой исторической неудачи, которая еще не произошла, но уже стала наиболее вероятным исходом?

В чем причина того, что общество, объективно призванное не допускать появления разрушительных пассионарных волн и направлять энергию пассионариев на позитивное развитие, своими руками, наоборот, способствует возникновению подобных пассионарных волн, создающих смертельную угрозу прежде всего ему самому, как за своими пределами, так и внутри себя?

Почему «встроенный стабилизатор» мирового развития, будто взбесившись, начинает выполнять свою функцию «с точностью до наоборот», настойчиво толкая мир в пропасть самоподдерживающегося хаоса?

Причина проста: завоеванная американским обществом всемирно-историческая функция погашения пассионарных всплесков и поддержания таким образом благоприятных условий развития для человечества не наложилась на глубинные, фундаментальные черты этого общества.

Идея зарабатывания денег любой ценой оказалась выше идеи выполнения выпавшей обществу исторической миссии, выше идеи поддержания справедливого порядка. Тактика сломала стратегию, методы опровергли цель, а утрата деньгами своего универсального значения, связанная с развитием технологий, привела к безнадежному устареванию этой тактики и этих методов.

Именно в этом заключается непосредственная причина потери управляемости и нарастающей глобальной нестабильности современного человеческого общества: система, призванная быть управляющей, использовала завоеванное положение не ради выполнения своей цели, не ради развития, а исключительно для оказавшихся побочными мероприятий типа получения сверхприбылей. Современные США напоминают российскую партию Жириновского (ЛДПР), растратившую свое колоссальное влияние середины 90-х, граничащее с политическим доминированием, не на реализацию тех или иных системных интересов, не на преобразование общества в соответствии со своими представлениями, а, насколько можно понять, на мелкое гешефтмахерство.

Поэтому практически все значимые процессы развития современного человечества ведут его к глобальной нестабильности.

И это вновь возрождает для России возможность занять место мирового стабилизатора. Это не просто шанс отличиться, выпавший отдельному обществу. Похоже, это единственный сегодня шанс всего человечества на продолжение относительно гармоничного и поступательного развития.

—

Глава 16. ПРАВИЛА ВЫЖИВАНИЯ СЛАБОЙ СТРАНЫ

Таким образом, развитые страны в силу вполне объективных причин не могут, даже если бы и захотели, оказать России сколь-нибудь действенной помощи. В то же самое время окончательный крах нашего общества также неприемлем для них и пугает их ничуть не меньше (а в настоящее время, когда этот исход стал более вероятным – даже больше), чем возможность российской модернизации и возрождения.

Неприемлемость уничтожения России для всего современного человечества, и в первую очередь для наиболее мощной его части – для Запада – создает нашей стране реальную возможность проведения успешной модернизации и восстановления, на первом этапе хотя бы частичного, своих позиций в мире и связанного с ними уровня благосостояния. Ведь этот путь, как показывает опыт не только нашей, но и многих других стран, является единственным возможным способом по-настоящему устойчивого выживания.

Однако, чтобы воспользоваться постепенно проявляющимися возможностями, необходимо научиться – по крайней мере, на первом этапе возрождения, когда мы еще безнадежно слабы, – не нарушать новых правил мирового общежития, складывающихся в последние годы.

Эти правила несправедливы, неприятны и унизительны, однако их нарушение недопустимо до тех пор, пока мы не окрепнем настолько, что сможем делать это безнаказанно. До того момента мы вынуждены следовать им, хотя бы внешне, и не допускать у остального мира подозрений в отношении нашего истинного отношения к этим правилам. Ведь, пока наше общество слабо, любое значительное нарушение установившихся в мире правил приведет к тому, что алчность развитых стран и их генетическая враждебность к России перевесят их страх перед последствиями нашего разрушения и толкнут их на путь последовательного стимулирования этого разрушения.

Чтобы иметь возможность победить, России надо прежде всего выжить, а для этого – понимать, в каком мире мы оказались с началом глобализации и четко следовать правилам выживания слабой страны в этом мире.

16.1. Изживание институтов права и партнерства

"Ты виноват уж тем,

Что хочется мне кушать"

(И.Крылов)

Сегодня уже не вызывает ни малейших сомнений тот факт, что «холодная война», все чаще оцениваемая современниками, беспристрастными аналитиками и даже крупными политическими деятелями как Третья Мировая, завершилась полной победой США и их союзников по НАТО.

Хотя она была относительно «мягкой» и носила в основном бескровный, информационный характер, для побежденных государств она оказалась неизмеримо более разрушительной, чем прошлые, «горячие» мировые войны. Главный противник США, – Советский Союз, – был полностью уничтожен как общество, а его обломки и население – необратимо разобщены и ослаблены. В этой связи не лишне вспомнить, что побежденная во Второй Мировой войне Германия была всего лишь разделена на две части, а Япония и Италия вообще сохранили территориальную целостность; – экономические последствия – из манифеста Серафимовского клуба – ). Придатки Советского Союза – «страны социалистического лагеря», – как и его собственные фрагменты, были в лучшем случае превращены в экономические и политические придатки победителей, а частично и вовсе отброшены в положение неразвитых стран, не имеющих каких-либо исторических перспектив.

Таким образом, несмотря на неизмеримо меньшую жестокость по отношению к отдельным людям (даже с учетом многих миллионов, погибших в «малых войнах» и этнических чистках, в массовом порядке вспыхнувших на национальных окраинах Советского Союза в ходе и особенно в результате его разрушения, а также жертв растянувшейся на десятилетие югославской катастрофы), средства ведения «холодной», то есть информационной, войны доказали свою качественно большую эффективность, то есть жестокость, по отношению к обществам.

Причина – перенос центра тяжести с физического уничтожения противника на изменение его сознания, то есть на его идейное и психологическое уничтожение, вызванный распространением информационных технологий (собственно, все их используемые в политической борьбе элементы первоначально возникли именно как оружие «холодной войны»).

Последствия качественного изменения характера войн были осознаны в развитых странах довольно быстро. Военная доктрина США стала исходить из достижения «информационного превосходства» над противником как первого этапа военных действий, лишь по достижении которого можно переходить ко второму этапу – обеспечению превосходства в воздухе, то есть к обычной войне.