Текст книги "Мировой кризис: Общая теория глобализации"

Автор книги: Михаил Делягин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 51 страниц)

15% населения Земли живет в богатых, 78% – в бедных странах и 7% – в странах с переходной экономикой.

20% населения сконцентрировали в своих руках 86% «всего богатства» мира, а почти половина населения «едва сводит концы с концами, имея менее 2 долларов на день». 22% населения – более 1,2 млрд.чел., в том числе «500 миллионов в Южной Азии и 300 миллионов в Африке – существуют меньше чем на 1 доллар в день…»

Средняя продолжительность жизни в развитых странах – 78 лет, в бедных – 64 года, в самых бедных – 52 года.

…В мире постоянно недоедает более 100 млн. детей; более 500 млн.чел. вряд ли доживет до 40 лет; около 750 млн.чел. не имеет доступа к системе здравоохранения; 22% населения Земли (в том числе более 850 млн. взрослых) неграмотно, из них две трети – женщины; 20% населения не имеет снабжения чистой питьевой водой.

…«Почти 2 млрд.га земли – район, по площади равный Канаде и США вместе взятым, – подвержены вызываемой деятельностью человека деградации, что ставит под угрозу наличие у почти 1 миллиарда человек средств к существованию… Каждый год … 20 млн.га сельхозугодий становятся непригодными для возделывания …по причине деградации почв или наступления городов. В то же время … в течение следующих 30 лет спрос на продовольствие в развивающихся странах удвоится».

…«В течение следующего поколения население городов мира возрастет вдвое – с 2,5 миллиарда до 5 миллиардов человек. Почти весь этот прирост произойдет в развивающихся странах… Треть городского населения в развивающемся мире живет в условиях крайней нищеты, большинство из них… в трущобах… Хотя население городов, …как и …стран, в среднем становится более пожилым, жители трущоб становятся все более молодыми».

…«Половина мирового населения не имеет доступа к надлежащим санитарно-гигиеническим услугам».

«Причиной 80% всех заболеваний в развивающихся странах служат отсутствие безопасной воды и плохие санитарно-гигиенические условия. Каждый год по этой причине умирает более 5 миллионов человек – в 10 раз больше среднего количества людей, ежегодно погибающего в войнах. Более половины таких жертв – дети».

…«Хотя ежегодно во всем мире на научные исследования в сфере здравоохранения расходуется более 56 млрд.долл. США, для решения … проблем, затрагивающих 90% населения мира, выделяется менее 10% от этой суммы. На борьбу с пневмонией, диареей, туберкулезом и малярией, а все эти болезни представляют большую проблему для развивающихся стран, направляется менее 1 процента глобальных ресурсов на научные исследования в сфере здравоохранения.

Результат… ужасает. Только от малярии ежедневно каждую минуту погибает 2 человека, причем в основном это дети в возрасте до пяти лет и беременные женщины».

«Четверть всех детей в мире, в большинстве своем в бедных странах, по-прежнему не защищены от шести самых распространенных болезней: полиомиелита, дифтерии, коклюша, кори, столбняка и туберкулеза. Для этих детей вероятность умереть от этих болезней в 10 раз выше, чем для детей, защищенных вакцинами».

…«Свыше 130 миллионов детей начального школьного возраста в развивающихся странах – более половины из них проживает в Индии, Бангладеш, Пакистане, Нигерии и Эфиопии – лишены возможности посещать школу». «Девочки составляют примерно 60% таких детей».

«Четверть миллиарда детей в возрасте 14 лет и младше… вынуждены работать, причем нередко в опасных или нездоровых условиях».

…«Из общей численности рабочей силы в мире примерно в 3 млрд. человек 140 млн. … не имеют работы, а от одной четверти до одной трети заняты неполный рабочий день». Среди полностью безработных – 60 млн. молодых людей, «примерно 80% которых живет в развивающихся странах и странах с переходной экономикой».

…Менее 6% жителей Земли владеют компьютером, 2.4% имеют доступ к Интернету, а более половины не только не имеют телефона, но и никогда в жизни не пользовались им.

…По данным Мирового банка, финансирование развития развивающихся стран достигло максимума в 1990-1991 годах, держалось на высоком уровне до 1994, а затем начало снижаться. Официальная помощь развитию достигла максимума в 1993 году, а затем быстро сокращалась.

Еще более сильное впечатление производит перевод бюрократического языка, на котором написаны эти документы, – языка дипломатического и предельно аккуратного, но вместе с тем и исключительно добросовестного, – на общепринятый, откровенный язык.

Возьмем, например, возвышенную декларацию: «Нет более благородной задачи и более высокой ответственности, чем предоставить мужчинам, женщинам и детям, в городах и деревнях по всему миру, возможность улучшать свою жизнь. Лишь… когда это начнет происходить, мы увидим, что глобализация действительно принимает всеохватный характер, позволяя каждому человеку воспользоваться предоставляемыми ею возможностями».

Кому-то она покажется прекраснодушной, кому-то – пустопорожней, кто-то возьмет ее за образец гуманистической и филантропической риторики, но для профессионала в самой середине этого пышного великолепия таится червь беспощадной истины. Формулировка «лишь тогда, когда это начнет происходить» с бюрократической окончательностью показывает: автору декламации прекрасно известно, что этого не происходит, и «возможность улучшать свою жизнь» для миллиардов людей в неразвитых странах так же недостижима, как и возможность поесть досыта.

В 90-е годы развитый мир начал все более пренебрегать остротой проблем остального человечества, во все возрастающей степени (как было показано выше – см. параграф о новых ресурсах развития) превращая их трудности в ресурс собственного развития.

Наиболее наглядно это проявилось в сокращении масштабов помощи бедным странам после максимума, достигнутого в 1991 году. За первое десятилетие глобализации, к началу нового тысячелетия эта помощь сократилась в 1,5 раза – до 0,25% ВНП развитых стран, превратив поставленную ООН цель довести эту помощь до 0,7% ВНП в несбыточную мечту. Существенно, что и международная помощь сельскому хозяйству голодающих стран уменьшилась за 1986-1996 годы в те же 1,5 раза.

Это следствие возникновения непреодолимого, технологически обусловленного барьера между развитыми и неразвитыми странами не могло не усугубить состояние последних. Рост богатства не только перестал смягчать нищету – он сопровождается ростом числа бедных. Так, по данным Мирового банка, численность наиболее бедного населения Земли, живущего менее чем на 1 доллар в день, за период с 1987 по 1999 год выросла на 200 млн.чел. – и это при том, что покупательная способность этого доллара за то же самое время из-за инфляции снизилась на …%!

Дело доходит до гротескного воплощения в жизнь агитационных плакатов 80-летней давности на тему «толстых и тонких». «1,2 млрд.чел., живущих на Западе, потребляют пищи значительно больше, чем требует их организм. В США… ежегодно расходуется более 100 млрд.долл. на борьбу с последствиями переедания…». 55% населения США «страдает от избыточного веса, а каждый пятый – от тучности… В Великобритании избыточный вес наблюдается у 51% населения (численность тучных людей за последние десять лет удвоилась – выделено автором. М.Д.). В Германии избыточный вес имеют 55% населения». В то же самое время «1,2 млрд.чел. страдают той или иной болезнью, потому что просто голодают, а втрое больше людей недоедают. В Индии от голода страдают 53% населения, в Бангладеш – 56%, в Эфиопии – 48%. Средний индус сегодня потребляет пищи в 5 раз меньше уровня жителя Северной Америки и Западной Европы».

С началом глобализации прогресс развитой части человечества перестал облегчать проблемы неразвитых обществ и, более того, начал даже усугублять их. Филантропия умирает в преддверии классовых битв и социальных потрясений: так как ужесточение конкуренции увеличивает не только численность, но и удельный вес отстающих, их количество может начать переходить в качество.

В результате глобализации стандартный рыночный лозунг «обогащайтесь!» перестал быть «универсальной отмычкой», ответом на все вопросы человеческого развития. Формирование глобальных монополий ограничило рыночные принципы до такой степени, что они перестали способствовать прогрессу человечества, перестали быть действенным двигателем его развития как некоей целостности. Это свидетельствует об исчерпании возможностей традиционного, основанного на простом расширении глобальных рынков и обогащении наиболее развитых, передовых обществ и групп механизма развития человечества в его современном понимании, и о необходимости смены парадигмы этого развития.

Чтобы понять наиболее вероятное и наиболее эффективное направления этой смены, надо изучить современный кризис человеческого развития, вызванный загниванием глобальных монополий и являющийся вместе с тем кризисом глобализации как таковой. Последняя, вероятно, достигла высшей точки как раз во время написания этой книги. Читателю предстоит знакомиться с ней в преддверии, а, скорее всего, уже во время стихийной и болезненной реакции разделенного человечества на свершения и прорывы 90-х годов.

—

Часть 4.

КРИЗИС ГЛОБАЛИЗАЦИИ

Последовательно рассмотрев воздействие современных информационных технологий и вызванной ими глобализации на эволюцию индивидуума и коллективов, затем на развитие общества и, наконец, на взаимодействие обществ, мы зафиксировали начало качественных изменений на каждом из этих уровней. Всеобщность и фундаментальность перемен подтверждает гипотезу об исключительности переживаемого момента, о том, что глобализация действительно является новой эпохой, а не только новым словом в псевдонаучном жаргоне.

Понятно, что качественные изменения болезненны для их участников и часто выглядят разрушительными кризисами. Мы показали, что по крайней мере на внешнем, наиболее заметном уровне развития человечества – уровне взаимоотношений между обществами – реализация основных принципов глобализации достигла наивысшего уровня, означающего их самоотрицание. Технический прогресс и интеграция лишили даже потенциальных возможностей развития более половины человечества, а конкуренция, став всеобщей, породила глобальные монополии.

Самоотрицание основных принципов глобализации свидетельствует о ее кризисе, о том, чтоглобализационные процессы достигли предела количественного расширения и начали трансформироваться, а охваченное ими человечество – исподволь готовиться к некоему новому скачку, призванному разрешить накапливающиеся противоречия и преодолеть возникающие барьеры. Чтобы понять суть и направление этого скачка, надо изучить проблемы, через нарастание которых проявляется кризис глобализации.

Десятая глава посвящена изменению характера и значения современной конкуренции, которая использует в качестве основного своего инструмента органически присущие рыночной экономике интеграционные процессы и становится все более разноуровневой и многосторонней. Анализируется нарастание неопределенности, ставшее одним из важнейших признаков кризиса глобализации. Дробление участников глобальной конкуренции подрывает эффективность глобального регулирования и способствует переориентации с его относительно тонких финансовых на все более грубые политические и даже военные методы. Понятно, что ужесточение характера регулирования провоцирует усиление сопротивления ему.

Одиннадцатая глава сопоставляет наиболее значимых участников глобальной конкуренции, некоторые из которых осуществляют широкомасштабные экспансии, взаимодействие которых и будет определять развитие человечества. Наибольшее внимание при этом уделяется наиболее динамичному и наименее известному в России участнику глобальной конкуренции – Китаю.

В двенадцатой главе рассматривается стержневой элемент кризиса глобализации – структурный кризис развитых экономик, означающий, вследствие их преобладания, мировой кризис. Выявляется его фундаментальная причина– «информационное перепроизводство» в условиях неожиданно возросшей ограниченности емкости глобальных информационных рынков. Показывается, что в рамках традиционной модели глобального регулирования не только развитые страны, но и мир в целом не имеет приемлемого выхода из сложившегося положения.

Тринадцатая глава определяет направление требуемого для продолжения прогресса «прорыва в новую реальность» и механизмы этого прорыва, устанавливая наиболее вероятный путь и изучая последствия движения по нему.

Глава 10. ГЛОБАЛЬНАЯ КОНКУРЕНЦИЯ:

БИТВА НА ОЩУПЬ

10.1. Новое лицо интеграции: орудие конкурентной борьбы

Во многих случаях интеграция в мировое хозяйство ведет не к ускорению роста, а к закреплению периферийной модели экономики и потере …ресурсов развития

(А.Р.Белоусов)

10.1.1. Экспансия: неотъемлемая черта рыночной экономики

Постоянное расширение рынков (сначала сбыта, а потом и ресурсов), неукротимая и неутолимая экспансия является не то что характерной чертой, но единственно возможной формой прогресса, – а следовательно, и долговременного существования – рыночной экономики. Это ее врожденная и неустранимая характеристика.

Мировые войны были вызваны столкновениями именно за новые рынки, – именно поэтому они стали основной формой развития человечества после того, как к концу XIX века был завершен первичный раздел мира.

Одним из самых забавных исторических анекдотов, популярных в последние годы, стал вывод о принципиальной невозможности войны между Англией и Германией, сделанный в 1909 году (!!) на основании исключительно высокой степени их хозяйственной взаимозависимости.

Но хорошо смеется тот, кто успевает думать, – и смех по поводу сногсшибательной ошибки не должен отвлекать от вопроса о ее причинах. Ведь наиболее развитые экономики начала прошлого века действительно зависели друг от друга.

Почему же теснота экономических связей не помешала глобальному конфликту, пролившему реки крови, растоптавшему мечту человечества о справедливости и счастье, породившему (в конечном итоге) целый ряд разнообразных тоталитарных режимов? Не забудем и о том, что этот конфликт, прервав мировые интеграционные процессы на долгие 30 лет – более чем на жизнь целого поколения – едва не обратил вспять всю человеческую историю.

Причина ошибки – сосредоточение внимания только на текущей взаимосвязанности двух экономик при полном небрежении к более важной перспективе: ограниченности для каждой из них возможностей развития. И Великобритания, и Германия нуждались в расширении рынков сбыта, – и для этого в том самом «переделе мира», каким и стала Первая Мировая война. И их текущая взаимозависимость не стоила почти ничего перед лицом возможности обеспечения долговременной стратегической перспективы.

Таким образом, описанный пример раскрывает фундаментальную закономерность: цели развития доминируют над целями сохранения status quo. Будущее представляется людям важнее настоящего, перспектива – текущей ситуации, недостающий ресурс – ресурса имеющегося.

Казалось бы, «что имеем – не храним», но именно в этой ненасытности и заключен двигатель развития рыночной экономики, а возможно, и всего человечества.

Вторая Мировая война также велась за захват рынков и ресурсов, но отличалась от Первой неоднородностью: каждый из ее основных участников вел собственную войну.

Так, поражение Германии, Японии и Италии во многом вызвано тем, что они вели «войну вчерашнего дня» – за передел мира ради расширения рынков сбыта при помощи завоевания колоний. Через 20 лет после катастрофической для себя Первой Мировой войны Германия пыталась зеркально скопировать ее, взяв реванш. Вторая Мировая война была для держав «оси» простым продолжением Первой. Но «в одну и ту же реку нельзя войти дважды»: в жизни общества повторение каких-либо действий – неважно даже, удачных или нет, – в принципе невозможно.

Советский Союз, бывший главной мишенью агрессора, оказался в начале войны на краю гибели, но сумел переломить ее ход и победил фактически в одиночку.

Величайшее напряжение всех сил в ходе войны сцементировало, сплавило советское общество в единый монолит, соединенный общими жертвами, общими ценностями и общей победой. Анна Ахматова, великий человек, которого нельзя заподозрить в симпатиях к советской власти, отказывалась принимать саму мысль о переименовании ее города обратно в Санкт-Петербург, ибо он пережил блокаду под именем Ленинграда. Война, как и для северной столицы, стала вторым рождением для всего советского народа.

Расширение сферы советского влияния в Восточной Европе и особенно в Азии также обеспечило СССР как приток ресурсов, так и расширение (особенно на первом этапе) рынков долгосрочного сбыта своей продукции. Советский Союз стал сверхдержавой, способной не просто эффективно противостоять всему западному миру, но и теснить его по критически значимым для того направлениям и даже навязывать ему свои приоритеты, свою «повестку дня».

Таким образом, СССР, вольно или невольно, решил в ходе Второй Мировой войны качественно новую – глобальную задачу, создав невиданную в истории политическую систему планетарного масштаба, самокритично названную «социалистическим лагерем».

Однако его негибкая система управления, еще более закостеневшая в своей правоте в результате Великой Победы, не справилась с новым, глобальным вызовом (и даже не смогла своевременно осознать его), соответствовавшим своему новому положению. Оказавшись перед необходимостью создания не только эффективного, но и гуманного, привлекательного образа, требующего глубокого изменения не только структуры, но и самой природы своей власти, она несколько раз решительно отказывалась от открывавшихся перед ней благоприятных возможностей.

Первый раз это произошло еще при жизни Сталина, похоронившего планы создания автономной группы еврейских поселений, а возможно, и еврейского государства в Крыму. Причина была тривиальна: приток высоковалифицированных иммигрантов и иностранных инвестиций сопровождался бы инфильтрацией чуждой идеологии и требовал бы перестройки системы управления, а с ней – и всей политической системы. Вскоре после этого Сталин отказался от второго шанса, репрессировав «ленинградскую группу» во главе с Вознесенским, стремившуюся к переориентации ресурсов, направлявшихся на бесплодную подготовку войны с США, на повышение уровня жизни.

В результате такой негибкости и неприспособленности к мировому лидерству советская система утратила сначала привлекательность, а затем и чувство собственной правоты, что в конечном счете привело ее к поражению в «холодной войне» и бесславной трагической гибели. Главным победителем во Второй Мировой войне, извлекшим из нее наибольшие блага и заплатившим за них наименьшую цену, оказались США.

Их-то уж точно ни каких обстоятельствах нельзя обвинить в ведении «войны вчерашнего дня»! Даже при решении вполне традиционной задачи – установления контроля за ресурсами и рынками – они действовали новаторскими методами, используя стремление народов многих колониальных стран к независимости. США под мудрым и чутким руководством Рузвельта жестко и последовательно противодействовали стремлению «старых» колониальных держав Европы – своих союзников в войне, но конкурентов после нее – к восстановлению колониальной системы.

Если Германия и ее сторонники сражались за захват новых колоний, а их европейские жертвы – за сохранение старых, то США разрушали сегментацию мировой экономики, связанную с колониализмом. Взлом неэкономических границ и экономическая интеграция выводили американские корпорации на мировую арену.

Столь революционная мотивация в полном объеме проявилась лишь во второй половине войны – в ходе переговоров о будущем мироустройстве, но осознавалась руководством США уже в ее начале – между нападениями Германии на Польшу и на СССР, когда Рузвельт и его соратники кропотливо готовили преисполненное изоляционизма американское общество к вступлению в войну.

Помимо традиционного для США стремления к поддержанию равновесия сил в Европе, они были заинтересованы еще и в поддержании определенного мирового экономического порядка. «С каждым военным успехом агрессоров в Европе и в Азии, по мнению президента и его сторонников, приближалось будущее, осуществление которого означало бы катастрофу для американской экономики: победа Гитлера и Муссолини в Европе, Японии на Дальнем Востоке принудят оба региона к системе почти независимого от импорта … хозяйства, что означало бы конец… мирового рынка и серьезную угрозу американской экономической и социальной системе».

В то самое время, когда Германия, Япония и Италия сражались за приобретение колоний, а Советский Союз – за самосохранение и освобождение мира от идеологически враждебной «коричневой чумы», лидеры США бились за сохранение и дальнейшее развитие мирового рынка! Они были единственным участником катастрофы, известной под именем Второй Мировой войны, который четко, ясно и открыто ставил перед собой не противоречивые глобальные цели, – и во многом поэтому стали главными победителями.

Рузвельт уже в конце 30-х годов ХХ века, отождествлял преодоление угрозы сегментации мирового хозяйства и сохранение устойчивой потребности в импорте ключевых регионов мира – Европы и Юго-Восточной Азии – с успешным развитием американской экономики и самого американского общества.

Конечно, это было формой традиционного стремления обеспечить своей экономике новые рынки сбыта, но весьма специфической формой: США в большинстве случаев не пытались захватить и закрепить эти рынки за собой военно-политической силой, как «старые» колониальные державы. Их усилия были направлены лишь на поддержание свободного доступа к этим рынкам, то есть на поддержание условий конкуренции между развитыми странами, на разрушение неэкономических барьеров и создание нового мирового экономического порядка.

Поистине, чтобы ввергнуть свою страну в горнило всеобщей конкуренции, надо было быть преисполненным непоколебимой верой в ее силы! Впрочем, у США не было выбора: они не могли создать собственную колониальную империю и потому должны были довольствоваться разрушением чужих.

Вера же в собственные силы не могла не быть укреплена тем, что все основные конкуренты уже попали в мясорубку войны и все более измождались ею, а американский бизнес был эффективен и агрессивен. Кроме того, решение задачи сохранения, а в идеале и расширения мирового рынка было более экономичным и требовало на порядок меньше ресурсов, чем традиционный колониальный захват и удержание рынков, – в том числе и потому, что частная инициатива всего мира содействовала США. Высвобождаемые же за счет упрощения стратегической задачи ресурсы американского общества дополнительно укрепляли его конкурентоспособность.

Таким образом, США вступали в войну с четким пониманием своих не только текущих, но и стратегических, глобальных целей – как минимум недопущения сегментации мирового рынка и как максимум – всемерного углубления мировой хозяйственной интеграции. Их главный мотив, четко осознаваемый лидерами страны, заключался в том, чтобы расчистить поле для конкуренции, сделать ее глобальной – и тогда, в равных условиях победит сильнейший, то есть американский бизнес.

Рузвельт знал, что новый миропорядок мало создать – его надо поддерживать, причем инструменты этой поддержки могут быть лишь надгосударственными. Через четверть века после «великого мечтателя» Вудро Вильсона он сумел реализовать его идею о действенном органе международного, то есть глобального регулирования, обеспечивающего поддержание наиболее выгодного для США мирового порядка от имени всего человечества.

Понимая разнородность проблем мирового развития и, соответственно, разнородность американских интересов, руководители США способствовали созданию целой сети таких органов: военно-политические вопросы решала ООН (ввязавшаяся вскоре после Второй Мировой в корейскую войну, которая формально была войной ООН против Северной Кореи), вопросы поддержания мировой финансовой системы – МВФ и Мировой банк, развития мировой торговли – Генеральное соглашение по тарифам и торговле (ГАТТ), углубление которого породило в 1993 году ВТО.

Таким образом, Рузвельт еще более 60 лет назад демонстрировал принципиально новый тогда и как никогда актуальный сейчас подход к интеграции как инструменту глобальной конкуренции.

Благодаря его усилиям после Второй Мировой войны высшей формой свойственной рынку экспансии стала именно интеграция – создание единого пространства для конкуренции по единым правилам. Интеграция с более слабым партнером есть наиболее изящная и деликатная форма его поглощения, при которой удается избежать внеэкономического насилия и иных аморальных действий.

Американское общество стало главным выгодоприобретателем во Второй Мировой войне именно потому, что сумело превратить экономическую интеграцию в новую форму экспансии и только в этом виде – в новую, преобладающую после войны форму развития рыночной экономики. Победа в «холодной войне» и превращение в лидера человечества были достигнуты США на новом этапе этого же пути, за счет качественного расширения самого понятия экономической интеграции – с преимущественно товарных на финансовые, а затем и на информационные рынки.

10.1.2. «История успеха» США:

формирование идеологии глобальной интеграции

Подобно тому, как основы современного экономического могущества США вполне оправданно выводятся исследователями из «рейганомики», эволюцию современной геофинансовой политики США при кратком обозрении разумно прослеживать, начиная с 1981 года. В этот момент Рейган, стремясь решить внутриэкономические задачи, начал «политику тяжелого доллара» – ревальвацию доллара по отношению к основным валютам мира. Она, как можно теперь понять, неожиданно для ее творцов, оказала колоссальное влияние на всю международную экономику и вывела США на новую орбиту могущества, превратив их в важнейший фактор мирового экономического регулирования.

Непосредственной целью было повышение конкурентоспособности достаточно сильной к тому времени национальной экономики за счет открытия ее для международной конкуренции на уровне товаров и подстегивания в том числе и таким образом структурной перестройки, идущей на излете глубокого структурного кризиса и в условиях нового взлета мировых цен на нефть.

В частности, именно «политика тяжелого доллара» позволила остановить галопирующую инфляцию (МВФ: статистика ее замедления) – одну из составляющих так называемой «стагфляции», поразившей в ходе структурного кризиса рубежа 70-х и 80-х годов американскую экономику. Другая составляющая стагфляции – стагнация производства – была преодолена подстегиванием конкуренции внутри национального хозяйства за счет роста рентабельности импорта при помощи «политики тяжелого доллара» и не имевшим к ней прямого отношения беспрецедентным наращиванием военных расходов, ставших «локомотивом» не только инвестиционного подъема, но и глубокой и комплексной структурной перестройки экономики.

«Политика тяжелого доллара» обеспечила приток капиталов, необходимых для углубления этой перестройки. Именно тогда сложилась модель, по которой значительная часть долларов, уходивших из страны в результате превышения импорта над экспортом, возвращалась в виде эффективных иностранных инвестиций.

С другой стороны, благодаря специальным усилиям американского государства и общего увеличения привлекательности «потяжелевшего» доллара произошло кардинальное увеличение долларовой массы, «сбрасываемой» за пределы США, которое нейтрализовало краткосрочные негативные последствия беспрецедентного роста как бюджетного, так и (частично) внешнеторгового дефицита.

После достижения ключевой цели данного этапа – преодоления структурного кризиса и обеспечения устойчивого развития американской экономики на качественно новом уровне – произошла естественная смена концепции.

Наступил долгий период девальвации доллара (см. с йеной!! – РБК) для стимулирования экспорта США, повышения их конкурентоспособности и притока финансовых средств в базирующиеся на их территории ТНК. Девальвация доллара означала также относительную защиту от обратного влияния на развитие американского общества значительных долларовых средств, выведенных за пределы США на предыдущем этапе развития.

Стимулирование американского экспорта означало вывод глобальной экспансии США на новый уровень: вслед за распространившимся по миру на предыдущем этапе американским долларом пошли американские товары и, за ними, американские производители. (Одним из важнейших достижений американской общественной культуры остается четкое осознание того, что политическая экспансия прочна лишь при поддержке ее экономической экспансией, и, главное, – организационное закрепление выводов из этого в структурах как представительной демократии, так и государственной и даже корпоративной бюрократии).

Изменение политики отражало смену ключевой стратегической задачи: после нормализации собственного экономического развития пора было обеспечить экономическое и политическое господство. А это требовало качественного повышения конкурентоспособности уже собственно американских корпораций и закрепления их положения как мировых лидеров. Важен был не подчеркивавшийся, но весьма ощутимый упор на необходимость развития корпораций не самих по себе, как неких космополитичных образований, но именно как американских корпораций, базирующихся на территории США и объективно если не служащих их интересам, то во всяком случае связанных с ними.

Это позволило укрепить эффективный симбиоз американского государства и бизнеса и превратить последний в стратегическое (но отнюдь не вульгарно-тактическое!) продолжение первого, – в одновременно и вдохновителя, и в послушного выразителя его воли.

В первую очередь к решению этой задачи необходимо было привлечь ресурсы наиболее развитых стран, все еще остававшихся военно-политическими союзниками и по мере осознания факта завершения «холодной войны» во все большей степени становящимися потенциальными экономическими конкурентами. Их ресурсы были наиболее качественными и потому внутри США – наиболее полезными, а за их пределами – наиболее опасными для них.

Последовательная реализация описанной политики позволила закрепить безоговорочное господство США в мире, в том числе и в бывшей советской «зоне влияния».

Этот успех в середине 90-х годов заставил США в третий раз решительно изменить геофинансовую политику. Непосредственной причиной стало распространение информационных технологий, на плечах которых на авансцену мирового развития ворвались глобальные финансовые рынки. Эти рынки сделали спекулятивные финансовые ресурсы более эффективным инструментом развития, чем традиционные прямые инвестиции. Их более высокая эффективность обуславливалась не только возможностью более высокой и быстрой концентрации финансовых ресурсов, но и институциональным отсутствием контроля за ними как со стороны регулирующих органов, так и, что более важно, со стороны инвесторов.