Текст книги "Мировой кризис: Общая теория глобализации"

Автор книги: Михаил Делягин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 51 страниц)

10.3.3. Самостоятельность спецслужб

как фактор развития международного терроризма

Сегодня уже не секрет, что по крайней мере часть террористических структур скрупулезно создавалась спецслужбами во время «холодной войны» для дестабилизации противника без угрозы развязывания войны ядерной. Они представляли собой частично законсервированные стратегические диверсионные отряды, которым для поддержания боеспособности, обеспечения финансирования и сохранения иллюзий самостоятельности позволялось периодически проводить те или иные операции.

Прекращение блокового противостояния ускорило естественный процесс выхода элементов международного терроризма из-под контроля «материнских» спецслужб. Но и сегодня борьба против него как явления силами самих спецслужб представляется почти невозможной, так как борьба против каждой конкретной группы террористов создает угрозу разоблачения создававших их спецслужб (достаточно вспомнить, как «Талибан» вместе с героиновыми лабораториями, обеспечивающими его финансирование, совместно создавался представителями спецслужб США и Пакистана).

Ситуация усугубляется таким крайне неприятным, но распространенным феноменом, как «самофинансирование спецопераций»: чтобы обеспечить себе некоторую оперативную независимость, многие спецслужбы мира, вероятно, занимались бизнесом. Времена ГУЛага, официально занимающегося широкомасштабной и вполне бесконтрольной хозяйственной деятельностью, канули в Лету, а описанные в голливудском фильме «Люди в черном» буколические порядки, при которых спецслужба получает доходы от патентов на изобретения, так никогда и не наступили.

Пандемия наркомании, волна за волной захлестывающая сейчас практически все относительно демократические страны, не в последнюю очередь, вероятно, связана с тем, что отдельные спецслужбы, как можно предположить, использовали для своего самофинансирования в первую очередь наркобизнес (хотя скандал «Иран-контрас» засвидетельствовал наличие и иных механизмов), развивая наркомафию в качестве контролируемого источника финансирования деликатных операций.

В США ее развитие – вполне вероятно, без предварительного умысла (более подробно об этом см. параграф …) – оказалось «социально-этническим стабилизатором», довольно действенно тормозящим развитие конкурирующих с белыми этнических групп и осуществляющих «выбраковку» асоциальных элементов среди белых. Фактическое отсутствие наркомании в СССР свидетельствует, что советские спецслужбы (вероятно, в силу бюрократизации, от которой и погибла советская система управления) довольствовались преимущественно бюджетным финансированием. Однако «кубинский скандал» начала 80-х годов и многочисленные скандалы, связанные с контрабандой оружия, дают косвенные свидетельства о такой практике (нацеленной, вероятно, на наиболее емкий рынок США и Западной Европы) и в некоторой части «социалистического лагеря».

В общем случае, чем демократичней страна, тем труднее спецслужбам получать официальное финансирование спецопераций и тем реальней для них угроза общественного контроля и огласки. Это неминуемо должно было стимулировать практику «самофинансирования спецопераций» (в том числе и через наркоторговлю) в развитых демократических странах намного сильнее, чем в относительно авторитарных, где спецслужбы толкали к самофинансированию более слабые мотивы – бедность или жадность конкретных руководителей. Кроме того, спецслужбы бедных стран, как правило, не достигали необходимого уровня развития и оставались своего рода «филиалами» спецслужб развитых демократических стран.

Соответственно, связь спецслужб с наркомафией, а значит, – и их зависимость от нее – должна быть в развитых демократических странах по крайней мере не слабее, чем в относительно авторитарных. При этом спецслужбы, используя наркомафию, не могут сами не попадать под ее, хотя бы и слабое, влияние, которое неминуемо распространяется через них на всю политику развитых государств.

Пример 25.

Развитие наркобизнеса

как побочное следствие спецопераций

Классический пример влияния наркобизнеса на политику развитых стран – последовательная поддержка НАТО наркопартизан в Косово, осуществленная с полным игнорированием международного права и ООН и завершившаяся в конце концов масштабными этническими чистками сербского населения, насильственным отделением Косово от Югославии и превращением его в европейский «рай для наркомафии», охраняемый всей силой и всем авторитетом НАТО.

Весьма знаменателен и подлинный бум производства наркотических культур в освобожденном от талибов Афганистане. Талибы, особенно на последнем этапе своей деятельности, последовательно ограничивали производство наркотиков. Причины этого могут быть различными – от стремления улучшить свою международную репутацию и религиозных соображений до стремления поддержать высокие цены на рынках сбыта или не давать возможности дехканам самостоятельно зарабатывать деньги (и обеспечивать тем самым относительную независимость от режима талибов), – но сам факт не вызывает сомнений.

После того, как американцы купили поддержку абсолютного большинства племенных вождей Афганистана, что позволило им говорить о военной победе над режимом талибов и построении демократии, посевы наркотических культур в этой стране выросли в разы – и, соответственно, в разы увеличился наркотрафик в Россию и Европу.

Характерно, что и поддержка наркопартизан в Косово, и развитие наркобизнеса при помощи борьбы с международным терроризмом в Афганистане ударили прежде всего по стратегическому противнику США – Европе. Возможно, именно этим объясняется исключительно спокойное отношение американского руководства к этим проблемам.

Менее явный пример – продолжающаяся и по сей день борьба «прогрессивной мировой общественности» за независимость Чечни, делом доказавшей в 1996-1999 годах свою неспособность к самостоятельному существованию в каком-либо ином качестве, кроме как инструмента транзита наркотиков на территорию России и далее в Европу.

Однако самое опасное в практике «самофинансирования спецопераций» – даже не подпитывание мировой наркоторговли, нелегальной торговли оружием и технологиями, а возможно, и людьми. «Самофинансирование спецопераций» является сильнейшей институциональной угрозой современным обществам в первую очередь потому, что обеспечивает по крайней мере частичный выход спецслужб из-под гражданского контроля (как из-за обеспечения независимости финансирования, так и из страха разоблачения). Это видно на примере Пакистана, где, как отметила Беназир Бхутто, даже президент Мушарраф, захвативший власть в результате военного переворота, не мог поставить под реальный контроль спецслужбы, «создавшие» совместно с американцами Усаму бен Ладена.

В странах с развитой демократией полный выход спецслужб из-под общественного контроля невозможен, но частичный, как показывает изложенное, практически неизбежен.

Выход отдельных элементов спецслужб из-под гражданского контроля превращает их в самостоятельных субъектов не только внутренней, но, в условиях глобализации, и мировой политики. В этом отношении терракты 11 сентября 2001 года действительно знаменует собой новый этап развития человечества (хотя самостоятельность элементов спецслужб проявлялась и раньше – классическим примером являются гипотезы об отсутствии реакции ФБР на информацию о подготовке убийства Дж.Ф.Кеннеди).

Оторванность от объективных общественных интересов и закрытость делают освободившиеся от гражданского контроля элементы спецслужб непредсказуемыми, а пренебрежение к гуманитарным ценностям, наличие слабо ограниченных ресурсов и наработанное в бесчисленных «информационных войнах» умение манипулировать общественным мнением мира и национальных элит, не говоря уже о мнении собственного начальства, – смертельно опасными.

Таким образом, террористическая атака на США, скорее всего, проводилась с по крайней мере косвенным участием вышедших из-под общественного контроля элементов спецслужб, и энергичная реакция развитых стран на террористический акт была призвана в том числе и скрыть этот неприглядный факт.

Раскрытие мотиваций этого злодеяния сегодня практически невозможно в силу недостатка информации и трудности анализа «на стыке» силовой психиатрии, геополитики и мировой экономики, но его последствия, в целом благоприятные для США и Израиля, – признак высокой точности и адекватности оценок.

Самый трагический момент изучения международного террора, как и террора вообще, – объективная неустранимость всех порождающих его факторов. Это относится не только к закономерностям эволюции развитых и развивающихся обществ, но к такому, казалось бы, «техническому» фактору, как частичный выход спецслужб из-под гражданского контроля.

В самом деле: сама природа спецслужб, сама специфика выполняемых ими общественно необходимых функций категорически отрицает полноту подобного контроля.

Как бы ни стыдились этого правоведы и демократы, особенность специальных служб, за которую они, собственно говоря, и получили свое наименование, заключается в неявном делегировании им со стороны общества права нарушать в случае необходимости законы самого этого общества.

Необходимость этого права связана с инерционностью, а возможно – и имманентной недостаточностью демократических процедур, из-за чего общество может оказаться не в состоянии (и уж точно – не в состоянии вовремя) отреагировать демократическим путем (при помощи изменения законов) на внезапно появившуюся новую опасность. Спецслужбы призваны восполнять неизбежную инерционность демократического механизма, в том числе, при необходимости, – и путем его прямого отрицания.

В частности, они неизбежно занимаются реализацией слишком деликатных и не поддающихся огласке интересов методами, не допускающими огласки вследствие своего цинизма и аморальности (причем эти интересы в силу несовершенства общественных механизмов могут носить как национальный, так и частный характер, включая интересы корпораций и частные интересы высших лиц соответствующих государств и самих спецслужб).

Трагизм положения спецслужб (а точнее – всех, кто вольно или невольно соприкасается с их деятельностью) заключается в том, что в условиях неизбежной нехватки времени, ограниченности информации и несоответствия алгоритмов принятия решений (в том числе существующих внутри самих спецслужб) качественно новым ситуациям определение критериев данной «необходимости» оказывается в фактической компетенции самих спецслужб.

Естественно, это порождает их стремление к расширительному толкованию своих полномочий и рассмотрению любой кризисной (а также и некризисной) ситуации как «чрезвычайной», требующей если и не прямого нарушения, то как минимум игнорирования законодательства. Однако, с другой стороны, как показал опыт СССР, чрезмерное давление на спецслужбы (пусть даже со стороны не общества, а ЦК КПСС), отнимающее у них право самостоятельной оценки степени критичности ситуации, лишает их дееспособности и делает общество беззащитным.

Именно поэтому история эффективных спецслужб даже в демократическом обществе во многом является нескончаемой чередой превышения полномочий, необоснованного нарушения гражданских прав (в первую очередь их собственных сотрудников), скандалов и трагедий. По-настоящему эффективные спецслужбы всегда частично вне гражданского контроля, ибо их основная функция как раз и заключается в восполнении его недостаточности.

Именно поэтому они парадоксальным образом всегда представляют собой угрозу с точки зрения прямого или косвенного стимулирования терроризма. В самом деле: обнаружив, что та или иная опасность обществу может быть устранена только террористическими мерами или с привлечением террористических организаций, дееспособный, ответственный и эффективный сотрудник спецслужб данного общества неминуемо должен совершить действия, объективно способствующие развитию терроризма как такового.

Однако это еще полбеды.

Самое неприятное заключается в том, что управление обществом в условиях доминирования информационных технологий во многом основано не на реальных изменениях, а на формировании массового и индивидуального сознания, осуществляемого весьма широким спектром мер – от публикации статей до, может быть, даже террактов, направляющих мысли и эмоции масс в нужное русло. При этом терракт в силу высокой эффективности воздействия на эмоциональное состояние общества может оказаться «минимально необходимым воздействием» для достижения той или иной общественно необходимой цели.

Конечно, применение для формирования сознания столь интенсивных и разрушительных для не только индивидуальной, но и общественной психики мер, как терракты, возможно только в чрезвычайных обстоятельствах и, как правило, будет свидетельствовать об исправлении допущенных в этой сфере значительных ошибок.

Однако, как было показано в параграфе …., управляющие системы, сформировавшиеся в еще «доинформационном мире», проявляют все меньше адекватности при столкновении с ускорением изменений, с одной стороны, и широкомасштабным и разнонаправленным формированием общественного сознания, с другой. Поэтому количество серьезных ошибок, совершаемых ими, как минимум остается высоким (если не стремительно возрастающим), – и, соответственно, высоким остается количество «запущенных» проблем, требующих для своего разрешения экстраординарных мер.

Следует признать, что гипотеза об использовании террактов для формирования общественного в силу отсутствия информации (по крайней мере, общепризнанной) принципиально недоказуема. Однако ключевое (и наиболее распространенное) содержательное возражение против нее, заключающееся в априорной несовместимости представителей спецслужб и политтехнологов, представляется несостоятельным.

Различия между спецслужбами и политтехнологами действительно глубоки, прежде всего в силу различий в образе действия (первые склонны к максимальной закрытости, вторые – к открытости) и вытекающего из них несовпадения систем ценностей. Однако масштаб и значимость этих различий обычно преувеличиваются.

По-настоящему эффективные спецслужбы и политтехнологи сегодня, насколько можно понять, выступают (или должны выступать), как правило, единым фронтом, действуя по единому плану, дополняя и страхуя друг друга. Ведение современных «информационный войн», принципиальным элементом которых является «глубокое комплексное воздействие на чувства отдельного человека или управляющей системы с целью подчинения их поведения провоцируемым и программируемым эмоциям», попросту невозможно силами одних только спецслужб или одних только политтехнологов.

Можно предположить, что терракты не только применялись и применяются, но и будут применяться для направления в нужное русло общественных эмоций – как за пределами обществ, к которым принадлежат террористы, так и внутри самих этих обществ.

Управление такого рода, как это ни кощунственно, может оказаться эффективным, хотя в силу характера побочных эффектов и не применимым регулярным или массовым образом путем решения отдельных назревших проблем.

В качестве иллюстрации тезиса о принципиальной возможности использования экстраординарного воздействия на общество в форме террактов рассмотрим влияние терракта 11 сентября 2001 года на решение основных стратегических проблем современных США. В силу относительной свежести он представляется менее изученным и менее очевидным, чем, например, влияние на российское общество совершенных чеченскими террористами террактов сентября 1999 года, вызвавших его успешную мобилизацию и сплочение вокруг будущего президента России, а тогда и.о.премьер-министра В.Путина.

Во избежание нелепых искажений, возможных с учетом высокой значимости обоих событий, подчеркнем (хотя это и так не вызывает сомнений), что и в том, и в другом случае позитивное воздействие террактов носило побочный, случайный характер и, вероятно, было крайне неприятной неожиданностью для их организаторов.

10.3.4. Влияние террористической атаки 11 сентября 2001 года

на стратегические проблемы США

Терракты ввергнули американское общество в глубочайший шок, не идущий ни в какое сравнение с российским шоком сентября 1999 и октября 2002 года. Истерические реакции эмигрантов на Интернет-форумах и доходящая до призывов к геноциду по религиозному признаку риторика американоориентированной части российской интеллигенции способны дать о его глубине лишь самое приблизительное представление. Многочисленные наблюдатели в один голос отмечали, что в глазах национальных гвардейцев, дежуривших в оцеплении вокруг руин Всемирного торгового центра, застыло выражение остервенелого отчаяния, характерного для российских солдат и заключенных.

Потрясение было во многом усилено тем, что в зданиях Всемирного торгового центра (да и в аналитическом центре Пентагона) работали наиболее энергичные и квалифицированные специалисты со всего мира, подлинная глобальная элита «новой экономики».

Но главной причиной шока стало исключительное значение, которое американцы придают не только своему доминированию в мире, но и своей безопасности (как личной, так и коллективной). Так, мировоззренческий смысл программы ПРО как раз и заключался в отгораживании «крепости Америка» от ширящейся за ее пределами нестабильности – пусть даже и вызванной ее собственными действиями.

Наглядная угроза личной и коллективной безопасности оказала значительное мобилизующее воздействие и способствовало решению основных стратегических проблем США: экономической, этнической, технологической, гео– и внутриполитической.

Экономическая проблема заключалась в торможении развития мировой и американской экономик в том числе из-за чрезмерных аппетитов американских нефтяных корпораций. Терракт 11 сентября 2001 года дал оправдание падению котировок американского фондового рынка, позволив США «сохранить лицо». В самом деле: одно дело – пасть жертвой вызванного внутренними причинами структурного кризиса, связанного с вытеснением предприятий реального сектора более эффективными предприятиями, использующими информационные технологии (см. далее, в параграфе …), и совершенно другое – жертвой внезапного, чудовищного по своей жестокости и изощренности преступления. При этом терракт заставил руководство США активизировать разнообразные и в целом довольно эффективные программы стимулирования экономики, на которые ранее оно попросту не обращало внимания.

Подрыв же системы социального обеспечения США, «завязанной» на их фондовый рынок, – долгосрочная проблема, для решения которой еще есть время. Но даже в самом худшем случае снижение весьма высокой социальной нагрузки на американскую экономику простимулирует развитие последней, хотя и разрушит популярность президента, оказавшегося на этом посту в неподходящий момент.

Позитивным экономическим следствием терракта следует признать то, что он заставил американские нефтяные корпорации поступиться эгоистическими интересами и наконец-то осуществить меры, направленные на снижение цены на нефть, «дав вздохнуть» не только мировой, но и собственно американской экономике.

Но главное – он дал США повод не просто еще раз применить, но качественно углубить применяющуюся ими для привлечения капитала стратегию «экспорта нестабильности». Длительная война с терроризмом, о которой говорил Буш, планировалась далеко от США – в Евразии. Нанося удар по тщательно подобранным мишеням, произвольно превращенным в очередной символ «мирового зла», – Афганистану и Ираку, – США объективно провоцировали ответ, который в фактически военных условиях не может быть слишком сложным и, соответственно, не может наноситься на значительное расстояние. Это значит, что этот ответ должен был дестабилизировать в первую очередь страны, находящиеся в непосредственной близости от «исламской дуги напряженности».

Таким образом, с экономической точки зрения «американская месть» стала продолжением политики дестабилизации конкурентов при помощи одновременного укрепления и раздражения «исламского фактора». В 1999 году она была с сокрушительным успехом применена против Европы; теперь масштабы дестабилизации расширились на Азию с тем, чтобы сменить бегство капиталов из США многократно усилившимся бегством капиталов уже на их территорию. (Стоит обратить внимание, что умелая дестабилизация натовцами ситуации в Македонии во время сентябрьского кризиса 2001 года привела к бегству капитала из США в основном в страны, не входящие в еврозону. При этом в Швейцарии, которая, в отличие от другой «гавани» – Великобритании – не является ближайшим союзником США – произошел демонстративный расстрел одного из региональных парламентов сумасшедшим террористом).

За счет шоковой мобилизации и сплочения была существенно смягчена острота проблемы этноцивилизационного разделения американского общества (см. далее, в параграфе 11.1).

Внутриполитическая проблема заключалась в недостаточной легитимности Буша, вызванной как минимальным перевесом и неубедительным подсчетом голосов на выборах, так и, как это ни фантастично звучит, неконституционностью самой процедуры президентских выборов при помощи коллегии выборщиков.

Именно терракт заставил Гора, за несколько месяцев до того отозвавшего свои поздравления с победой, публично присягнуть Бушу и надолго исключил саму возможность открытой политической оппозиционной деятельности.

Управленческая проблема была вызвана недостаточной легитимностью президентской команды, что привело к непоследовательности при проведении конкретных назначений. В результате руководители ряда ключевых ведомств оказались плохо совместимы друг с другом. Критическая ситуация, связанная с террактом, провела форсированный «естественный отбор» управленцев, в результате чего наибольшее влияние приобрели наиболее эффективные члены команды, сработавшиеся друг с другом именно в дни кризиса.

Технологическая проблема заключалась в том, что крах в апреле 2000 года рынков акций высокотехнологичных компаний разрушил сложившуюся к тому времени в США модель стимулирования технологического прогресса. Единственной возможной альтернативой стало государственное финансирование, символом и одним из основных инструментов которого стала программа ПРО. Она имеет в первую очередь не военное, но экономическое значение, так как является важнейшим способом поддержания технологического лидерства и, соответственно, экономического доминирования.

О сути ПРО – из книги

Однако широкий международный протест и отсутствие единодушной внутренней поддержки тормозили программу ПРО, подрывая тем самым конкурентоспособность США.

Вызванное террактом общее помешательство на безопасности при минимальной политтехнологической корректировке в кратчайшие сроки позволило переломить скептическое отношение американского общества к ПРО и объявить о ее начале. Сопротивление же «мирового сообщества» американским оборонным инициативам оказалось невозможным, так как имело слишком много общего с пособничеством террористам.

Таким образом, 11 сентября 2001 года вместе с башнями Всемирного торгового центра и второстепенными помещениями Пентагона террористами были сметены и все помехи для широкого развертывания программ противоракетной обороны.

Наконец, была решена геополитическая проблема США, вызванная исчезновением с распадом СССР оправдания их мирового доминирования (см. параграф 11.1).

На этом драматическим фоне решение стратегических проблем Израиля выглядело просто новогодним подарком.

Безысходный конфликт с палестинцами, подогреваемый эгоистичными настроениями различных групп влияния в американском обществе и весьма сильным в израильском обществе «комплексом вины» перед арабами, а также дрейф настроений мирового сообщества в пользу арабов (с осуждением применения силы Израилем) углубили раскол в мировом сионистском движении, усилив до критического уровня позиции тех, кто считал необходимым отказаться от систематической поддержки Израиля, перестав расходовать на это средства американской общины. В перспективе это создавало угрозу самому существованию Израиля; война США с исламским терроризмом, ассоциирующемся и с палестинскими боевиками, стала для него спасением в прямом смысле этого слова.

10.4.5. Антитеррористический интернационал

Таким образом, террор является не только неизбежным элементом современного этапа развития человечества, но и, как это ни чудовищно звучит, одним из труднозаменяемых механизмов саморегулирования его развития.

Естественно, констатация этих фактов ни в коей мере не отрицает того, что террор является злом, против которого необходимо бороться. Даже если на современном этапе развития его нельзя искоренить полностью, его совершенно точно можно ограничить, накопив опыт и проработав соответствующие механизмы для того времени, когда изменение характера развития человечества позволит наконец от его ограничения перейти к его полному уничтожению.

Одним из инструментов борьбы с современным международным терроризмом является (помимо внедрения разумных стандартов деятельности СМИ, которые не должны делать ничего, что способно вызывать симпатии к террористам) сотрудничество правоохранительных и специальных служб. Принципиально важным аспектом этого сотрудничества, игнорируемым большинством участников процесса, является необходимость переноса центра тяжести антитеррористического сотрудничества со спецслужб на правоохранительные (в первую очередь полицейские) органы.

Причина проста: многие эффективные спецслужбы в той или иной форме когда-то поддерживали отношения с разного рода террористическими организациями (или подозревались в поддержании таких отношений), что ограничивает их возможности в борьбе против этих организаций. Полицейские же структуры, как правило, не вступали с террористами в институциональное сотрудничество и относятся к ним исключительно как к подлежащему скорейшему уничтожению источнику общественной опасности.

Перспектива организации по-настоящему плодотворной международной борьбы по ограничению международного терроризма видится в совмещении усилий Интерпола (при котором, возможно, придется создать специализированное бюро), национальных полиций и здоровых общественных и политических сил. Роль спецслужб в эффективной борьбе с международным терроризмом должна заключатся в первую очередь в предоставлении полиции и Интерполу всей полноты располагаемой ими информации.

—

Глава 11. РЕСУРСЫ КОНКУРЕНЦИИ:

ПРОГНОЗ ЭКСПАНСИЙ

Для понимания характера экономического и политического развития современного человечества принципиально важно сознавать, что глобальная конкуренция, несмотря на диверсификацию и, в частности, дробление своих субъектов, все в большей степени является конкуренцией человеческих цивилизаций.

Борьба между ними ведется в основном экономическими инструментами и оценивается на базе преимущественно экономических ресурсов и результатов, однако она направлена на достижение не экономических целей, а на расширение собственного влияния, на максимальное распространение. Борьба ведется, таким образом, не за деньги и капиталы, как таковые, но за людей, способных влиять на других людей, и капиталы при всей своей важности являются лишь одним из возможных инструментов этого влияния.

Основными цивилизациями, активно участвующими в глобальной конкуренции и способными сохранить наступательный характер действий в обозримом будущем, представляются США, Китай и исламский мир. Экономически значимые Европа и Япония (вместе с относительно успешными странами Юго-Восточной Азии) не видятся субъектами экспансии в силу даже не экономических сложностей (которых достаточно и у США и Китая, а исламский мир вообще не является единым экономическим организмом), но собственной пассивности и, главное, заведомого отсутствия универсальных ценностей, которые они могут предложить либо навязать.

Указанные гипотезы нуждаются в обосновании: в анализе ресурсного потенциала и перспектив значимых цивилизаций.

11.1. США: экспорт нестабильности и глобальная неустойчивость

Лидеры человечества в силу самого своего положения не только сталкиваются с концентрированной завистью своих более слабых и побеждаемых ими конкурентов, но и первыми ощущают на себе наиболее значимые проблемы человеческого развития. Важно, что указанные проблемы проявляются у них в значительных масштабах (в соответствии с масштабами лидирующих обществ) и получают широкий (по меркам того или иного времени) общественный резонанс (так как лидерство подразумевает более эффективное управление и, соответственно, более широкое обсуждение проблем).

Постоянное возникновение у лидера новых, неизвестных или малоизвестных остальным участникам мирового развития значительных трудностей, которые еще и популяризуются широким обсуждением, способствует возникновению своего рода «оптического обмана»: преувеличению значения этих проблем и возникновению разного рода скороспелых прогнозов неизбежности утраты лидером своего положения, а то и его полного краха.

Не избежали этой участи и современные США: прогнозы их предстоящего краха и поражения в глобальной конкуренции последние годы сыплются, как из ведра. Эти прогнозы, как обычно происходит в отношении лидеров, в основном верно отражают трудности, с которыми те сталкиваются, но преуменьшают, а то и вовсе игнорируют факторы, без которых ни одно общество не имеет шанса вырваться в лидеры – его коллективную волю к преодолению этих трудностей и наработанные им и в целом успешно применяемые технологии общественного управления и развития.

Действенность реакции американского общества на угрозы, с которыми оно сталкивается, разумно проиллюстрировать важнейшей для современных США стратегической проблемой нарастающей внутренней дезинтеграции американского общества.

Сегодняшние США давно уже перестали быть «плавильным котлом» наций. Не только жесткие этнические, но и невероятно четкие социальные границы придают американскому обществу кастовость, объективно делающую его прогресс односторонним и в конечном счете тормозящую все его развитие.

При этом эффективная в целом система социальной помощи и пресловутая политкорректность создают мощное экономическое стимулирование иждивенчества и маргинализации. Недаром, согласно популярным представлениям, «чтобы жить хорошо, в Америке надо быть не трудягой-миллардером, а беременной несовершеннолетней негритянкой, а если при этом она еще окажется одноглазой наркоманкой, жертвой вьетнамской войны и лесбиянкой, то ее будущее практически обеспечено». Не только численность (в силу демографических причин и иммиграции), но и, что наиболее опасно, влияние людей, живущих на разнообразные пособия, продолжает расти, а влиятельность тех, кто зарабатывает себе на жизнь и другим на эти пособия, – снижаться. Демонстративный отказ от вэлфера, наиболее стимулирующего иждивенчество, при всей своей убедительности, все же не смог кардинально изменить ситуацию.